Однако не все в путешествии шло гладко. Зима в Долорте была суровой, да и пробираться теперь по этой местности было труднее. Они останавливались чаще всего в крестьянских домишках, а иногда в придорожных трактирах. Если таковые находились, исилондцы выставляли часовых на всю ночь. Трижды Бомону приходилось заталкивать Ташу под стол и выхватывать меч. Но драки случались не из-за нее. Это были просто пьяные скандалы из-за того, что чужаки пытались обаять местных красавиц. Однажды все-таки кровь пролилась и погиб один молодой человек.
   Несколько раз по дороге к ним подходили волки, но напасть не посмели. Ползимы миновало, дни стали длиннее. Все чаще им попадались многолюдные деревни.
   Как и всем путешественникам, им досаждали паразиты и несварение желудка. Таша от этого страдала не более, чем самый сильный мужчина из них, но когда ей стало совсем плохо, Бомон приостановил поход и терпеливо ухаживал за юной королевой, пока ее состояние не улучшилось.
   Наступил момент, когда стало невозможно продвигаться дальше на санях, и они пересели в седла. Это сильно замедлило движение, так как Аркелла приходилось везти в повозке, потому что он сваливался с лошади при каждом толчке и начинал истерично рыдать всякий раз, когда Бо пытался снова посадить его верхом на лошадь.
   Весна пришла по скиррианским меркам рано; реки разлились, дороги превратились в грязное месиво, одолели насекомые. Но в один прекрасный день Бо наконец доставил Ташу в Исилонд. Они ехали рядом, когда Бо сказал:
   – Здесь можно начать ваше превращение. Король дал моему подопечному лорду Вассайлу строгие указания: только шивиальские волшебники способны сделать так, чтобы вы заговорили на шивиальском языке, но, думаю, исилондский вам не повредит. Ведь тогда вы сможете говорить не только со мной.
   На горизонте показался какой-то небольшой город.
   – Какие необычные дома! – воскликнула Таша.
   – Ваше величество?
   – Вы должны называть меня Тимофей, сэр. Она усмехнулась и показала язык.
   Бо помрачнел. Они продолжали путь. Копыта стучали по городской мостовой.
   – Сейчас нас никто не услышит, ваше величество. Если позволите, дам вам один совет. Через день-два мы прибудем в Ваанен. Даже если Орсона не будет на месте, его мать непременно будет дома. Так говорит Нарен. Это очень знатная и благородная семья, настоящая голубая кровь. Я уверен, что будет безопаснее забыть о Тимофее и снова стать королевой Ташей.
   – Нет! – почти крикнула она.
   Таше так не хотелось этого. До сих пор она не смела признаться даже самой себе в том, что шивиальский трон и необходимость делить ложе с незнакомцем, который теперь будет ее мужем, повергали ее в ужас.
   – Но почему нет?
   – Ехать в дамском седле или в карете с Аркеллом? Я никогда раньше не подозревала, сколько свобод у мужчин на самом деле. Им не нужно все время беспокоиться о присутствии… гм, других мужчин рядом. Я буду чувствовать себя безопаснее, если продолжу путь в этом же виде.
   Она останется в мужском костюме. Она будет и дальше путешествовать инкогнито. Ведь когда она станет королевой Шивиаля, ей уже не доведется ночевать рядом с Бо.

4

   Было что-то магическое в Лавилле весной. К несчастью, волшебным образом туда влекло тунеядцев и паразитов, шивиальских в особенности. На изломе Третьей луны богатые и праздные шивиальцы устремлялись на юг, и, похоже. У наихудших из них были рекомендательные письма к шивиальскому послу. Вот почему лорд и леди Хэджбери теперь развлекали барона и баронессу Голмут.
   Их фамилия на самом деле звучала как «Гелмут», но должна же была чета Хэджбери о чем-то размышлять во время разговора. Если бы барон вдруг случайно забыл про это «о» в «Голмут», Агнесс сделалась бы пунцовой от злости и никогда бы ему этого не простила.
   Голмуты говорили попеременно, барон подробно описал свои новые клетки для птиц, а затем пустился в пространные рассуждения о тонкостях петушиных боев. Во время обеда он был слишком занят процессом заполнения желудка дармовым угощением, чтобы вымолвить хоть слово. Но его тощая жена подхватила эстафету и стала расписывать подвиги их крайне сообразительных внуков с убийственным занудством. Агнесс, не видевшая своих собственных сообразительных внуков почти год, слушала с натянутой улыбкой. Ко второму блюду баронесса, говорившая все громче, добралась и до дворцовых сплетен, поливая людей, которых Хэджбери не знали, да и не желали знать.
   Отбросив мысли о звуковых хитросплетениях фамилии своих гостей, лорд ел и пил небольшими глоточками и размышлял обо всех тех гораздо более интересных вещах, которыми мог бы заняться. Он мог бы покататься верхом на недавно купленном скакуне. Мог бы побренчать на той чудной античной лютне, купленной на прошлой неделе, или просто побродить по аллеям Лавилля, любуясь цветущими растениями и похорошевшими весной людьми.
   Слуга снова наполнил кубок баронессы. (Голмуты пьют как лошади.) С каждой минутой она делалась все краснее. Голос ее напоминал звучание ржавой пилы, да и внешне из-за худобы она походила на пилу.
   – Конечно же, – проскрипела баронесса, – вы слышали о дружбе его величества и леди Гвендолен?
   При этом она как бы наивно захлопала ресницами.
   – Мы предпочитаем не следить за скандалами, – с улыбкой произнесла Агнесс. Всякий, кто знал ее, в ужасе сбежал бы от ее улыбки.
   – О! Но это и не скандал вовсе! Я имею в виду, что это просто новости, не так ли? – Смех гарпии, пожалуй, был бы приятнее ее смешка. – Человек околдован, он следует за нею как. собачка на поводке. А она… Позвольте рассказать вам о том вечере…
   – Вы пробовали угрей в имбирном соусе? – спросила Агнесс, пытаясь сохранять любезность.
   Баронесса, конечно, подводила разговор к вопросу о помолвке короля. Об этом было всем известно. Без помолвки вся эта не. очень приличная история о безрассудной страсти короля не стоила бы внимания – у монархов больше возможностей для флирта, чем у других мужчин, но гораздо меньше личной жизни.
   Ателыар был куда более сдержанным на этот счет, чем другие, по крайней мере со времен Тенкастерского заговора. А заморская невеста придавала пикантности всей ситуации. Хэджбери были не склонны обсуждать государственные дела с поднабравшейся баронессой-сплетницей.
   Чувствуя себя смертником, получившим отсрочку приговора, Линдсей появился в дверном проеме и со значением посмотрел на своего хозяина. Сэр Линдсей, первый секретарь, отличный парень лет тридцати шести, должно быть, родился во времена, когда Уатт Хэджбери был принят в Айронхолл. Получив кивок в ответ, он проскользнул к послу и стал шептать ему на ухо:
   – Простите за вторжение, ваше превосходительство. Магистр Старкмур здесь и хочет поговорить с вами. Уверен, У него неотложное дело.
   На самом деле не было никакого Магистра Старкмура. Но если это была просто неуклюжая попытка пошутить, то весьма кстати. Избегая взгляда Агнесс, Хэджбери пробормотал извинения и направился к двери.
   – Кто? – спросил он, проходя через холл и направляясь в библиотеку.
   Он знал добрую сотню Клинков, но, конечно, не всех.
   – Бомон, мой господин.
   – Он вернулся без подопечного? Плохо! Очень плохо!
   Линдсей постучал, прежде чем открыть дверь в темную, пахнущую кожей комнату. Хэджбери обставил библиотеку массивной мебелью и использовал ее для приема посетителей. Почувствовав спазм в горле, он понял, что один из стульев превратился в трон. Юноша с соломенного цвета волосами сидел на одном из них, а рядом с ним стояли такой же светловолосый Бомон и бородач Аркелл. Все трое были в дорожных костюмах, истрепанных, но приличных.
   – Позовите мою жену! И избавьтесь от этих бездельников Голмутов! Придумайте какое-нибудь извинение.
   Повернувшись к молодому человеку, Бомон заговорил каким-то странным незнакомым гортанным голосом. Даже если бы Хэджбери не расслышал имени, он бы все равно знал, кто перед ним. Он низко поклонился, как принято при дворе, и преклонил колени перед своей королевой.
   – Очень рада видеть вас, лорд Хэджбери. Я должна была увидеть шивиальца, который мне так понравился.
   Она говорила на исилондском языке с особенным акцентом, который уловил бы каждый лавиллец.
   – Но вы никогда не встретите ни одного человека, которого не очаровали бы с первого взгляда, ваше величество. Ваше присутствие украсило мой дом. Практически это посольство – часть Шивиаля, так что для меня великая честь приветствовать вас на вашей новой родине.
   Ее величество была еще настоящим ребенком, но, возможно, сочетание мужского костюма и нежного личика делали ее еще более юной. Король обожал нимф.
   Хэджбери встал, отошел назад, снова посмотрел на Бомона и выпалил:
   – Что происходит?
   Менее чем за год Бомон постарел на десять лет. Да и Аркелл… Его рассеянная улыбка усугубляла дело. И тут Аркелл вдруг сказал:
   – При любом законе все, что не исключено законодательными актами, остается в силе.
   Смерть и погибель! Понятно, олух остался без меча. Хэджбери содрогнулся, снова взглянул на Бомона и снова увидел больше, чем хотел. Очевидно, Вассайл мертв. Но существует третий Клинок. Оук. А как насчет сэра Диксона и всех остальных? А леди Гвендолен, которая ведет себя слишком по-хозяйски во дворце? Он старался отогнать эти мысли.
   Как бы он хотел, чтобы Агнесс поспешила! Присутствие еще одной дамы было бы весьма уместно. Позднее он понял важность мужского костюма. Кто сопровождал супругу короля в путешествии через всю Эйранию? Почему бы сразу не послать за баронессой Голмут, чтобы скандал разнесся сию минуту?
   – Думаю, вы предприняли трудное путешествие, ваше величество.
   – Я бы никогда не совершила его без сэра Бомона, – с улыбкой ответила она.
   Даже посол может почувствовать себя растерянным. Хэджбери хотелось прокричать: «Да не смотри так!» Юные королевы с глазами, сияющими как звезды, путешествующие инкогнито, не упоминались в руководстве по дипломатическому протоколу, которое посол изучил, прежде чем занять эту должность. Девушка была хрупкой, как стекло, она дрожала от волнения.
   Бомон чувствовал себя непринужденно.
   – Ее величество согласна отдохнуть в Лавилле несколько дней.
   В глазах у него вспыхнуло мальчишеское озорство. Этот огонек был знаком Хэджбери с момента их краткого знакомства в прошлом году. Тогда Бомон произвел на него большое впечатление, и посол даже начал думать, что слухи о его репутации были преувеличены. Но даже горячные предсказания Великого Магистра не значили ничего перед лицом такой опасности.
   – Моя жена и я будем крайне польщены, если ее величество согласится почесть наш дом своим, пока мы будем ждать ответа из Грандона. Его величество пожелает… закончить приготовления к приему ее величества.
   Удалит леди Гвендолен, например. О духи! Ну почему Ательгар поддался этому глупому увлечению именно сейчас? А еще услал бы прочь с глаз Бомона, чтобы будущая королева не улыбалась Клинку с таким обожанием. Брам, что ты сделал?
   – Ваша доброта безгранична, ваше превосходительство. Детская радость, с которой королева принимала все королевские почести, вызывала симпатию. Двор будет у ее ног. Ее будут разрывать на части, так она будет популярна.
   В комнату вплыла Агнесс. Она оценила ситуацию с первого взгляда и исполнила весь придворный этикет без единого колебания. Затем отбросила дворцовые формальности:
   – Да это просто ужасно! Ваше величество, должно быть, ужасно страдает от отсутствия возможности поправить свой туалет… ваши бедные ручки… костюм… прическа… моя дочь и я будем счастливы помочь вам.
   Агнесс могла быть свирепой, как тигрица, или нежной, как горлица. Сейчас она ворковала. Растроганная маленькая королева растаяла. Ее губы задрожали, слезы полились из синих глаз. Через несколько секунд она оказалась под нежной женской опекой.
   Два Клинка поклонились уходящим женщинам, а третий продолжал бормотать какую-то чепуху. Дверь затворилась. В наступившей зловещей тишине Хэджбери тяжело И вздохнул.
   На губах Бомона блуждала недобрая улыбка.
   – Вы предчувствуете препятствие, которое нужно устрашить?
   – Я предчувствую много трудов и горя, брат. Прошу, садитесь, оба.
   Бо сел и указал на ближайший стул:
   – Садись, придурок.
   – Они, которые указывают путь с опаской и осторожностью… – произнес Аркелл, глядя на книжный шкаф.
   – О духи! – воскликнул Хэджбери. – Твой подопечный погиб?
   – Именно так. Эй! Недоумок! Садись, Полоумный плюхнулся на пол.
   – Как ты можешь называть его так? – резче, чем намеревался, спросил Хэджбери.
   – Но я должен как-то называть его. Он ведь сейчас не Аркелл.
   Хэджбери доводилось видеть прежде Клинков, лишившихся меча. Большинство из них либо выздоравливали через час, либо этого не происходило никогда, хотя всегда бывали исключения. Некоторые проводили свои дни в цепях, другие превращались в овощи.
   – Бывают у него проблески разума?
   – Редко, – ответил Бомон. – Но у него есть один трюк, несколько раз спасший наши головы. – Аркелл, как попасть в Триенн?
   Полоумный указал на камин, но глаза его оставались пустыми. Он продолжал нести чепуху.
   – Иногда он спрашивает про свой меч. Он называл его «Причиной». – Аркелл не реагировал. – Он потерял меч в приступе безумия. У него был другой, когда он пришел ко мне. Я принес меч Оука.
   – Когда этот меч отправится в Айронхолл, – сказал Хэджбери, – проследи, чтобы и Аркелл поехал вместе с ним. Магистр Ритуалов может найти выход из этой беды. Копия «Причины», например. – На миг показалось, что в глазах Аркелла промелькнул разум. – Могу я предложить тебе что-нибудь освежающее, брат?
   – Мило с твоей стороны. Но, может, сперва займемся делом?
   – С радостью. Так что мне передать королю? Бомон достал бумаги.
   – Вот список людей, которых мы оставили, вот список свадебных подарков, хотя я сомневаюсь в том, что они появятся. А вот мой отчет. Почтительно рекомендую вам запечатать отчет сразу после прочтения. Он взрывоопасен.
   – Нет необходимости читать его вообще – гораздо спокойнее ничего не знать.
   – Но вы член тайного совета, насколько я помню, – мягко произнес Бомон. – Я бы желал, чтобы вы прочитали отчет.
   – Скверные новости?
   – Ужасные.
   – Ну, если ты полагаешь, что это поможет… Хэджбери казалось, что он попал в болото и тонет.
   – Вы слышали последние новости из Скиррии?
   – Нет. – Хэджбери хотелось добавить: «А разве я должен был?» – Регент знает о присутствии королевы?
   Это, несомненно, проблема посла.
   Бо слегка улыбнулся:
   – Насколько мне известно, он ничего не знает. Знают только двое: я и она. Аркелл не говорит. Даже царь Игорь не знает точно, жива ли она.
   – Но почему ты не подождал в Кинске до весны? Насколько мне известно, это входило в намерения твоего подопечного.
   – Были проблемы. – По глазам Бомона было ясно, что подразумевал он больше, чем говорил. – Сразу после брачной церемонии мы отправились к границе, нас было восемь. Но возникли осложнения. Произошла бойня, уж если быть точным. Спаслись только мы втроем.
   – Для резни нужны две стороны. Кто была вторая?
   – Как я указал в своем отчете, освещение было тусклым, но один из них сильно походил на царевича Федора. Я полагаю, царь пришлет нам письменные разъяснения.
   – О духи!
   Посол удивлялся, как этот отчет не загорелся ясным пламенем прямо в его руках. Если царь пришлет декларацию об объявлении войны, наступит крах всех тех хрупких дипломатических отношений, которые Хэджбери и регент выстраивали всю зиму. Эйранию охватит война.
   – Эта резня была идеей твоей или твоего подопечного? Бо неопределенно пожал плечами:
   – Теперь не важно.
   Все теперь имело значение: и барабаны, призывающие к войне, и этот гнуснейший скандал. Очевидно, что будущая королева Шивиаля путешествовала не с подобающим ей сопровождением, а в компании двух Клинков, мужчин с самой ужасной репутацией, что касается женщин.
   – А что за человек будущая королева? – спросил Хэджбери. – Я имею в виду, как она воспримет…
   – Она совсем дитя. Скиррианцы обряжают своих женщин в овечьи шкуры и хранят как драгоценности в ларце, особенно принцесс. Но ее брат позволял ей кататься верхом. На лошадях, в санях, что большинство мужчин посчитали бы скандалом в отношении женщин. Конечно, последние события значительно расширили ее познания о жизни. Она сильная, но еще такая невзрослая.
   Стараясь сдерживать свой гнев, его превосходительство встал и потянулся к шнурку звонка. Вероятность неприятностей нарастала. Примет ли Ательгар невесту, репутация которой так подпорчена? Он может стать объектом для недвусмысленных шуточек.
   Линдсей явился на призыв. Войдя, он удивился, увидев на полу Аркелла.
   – Сэр Бомон, не хотите ли съесть чего-нибудь?
   – Куры еще несутся?
   – Не имею представления. Есть у нас яйца, Линдсей?
   – Думаю, да, – с улыбкой ответил Линдсей.
   – Тогда я с удовольствием съел бы омлет, а Аркелл вообще ест все, что угодно. Но сначала… Мой господин, Изабель все еще здесь?
   Он посмотрел на посла с мальчишеским озорным любопытством.
   Хэджбери усмехнулся:
   – Прекрасная Изабель? Мы отправили ее к кондитеру вскоре после твоего отъезда, не сразу, конечно, через некоторое время. Ах, эти пироги!
   – И торты! – вздохнул Линдсей.
   – Затем моя жена сделала ее камеристкой!
   – Это преступно! Непростительно!
   – Но очевидно, что она творит чудеса и с иголкой, кружевами, утюгом. Она, возможно, наверху сейчас, помогает ее величеству. Насколько мне известно, она еще не выбросила тебя из своей хорошенькой головки.
   Линдсей дипломатично кашлянул, напомнив о своем присутствии. Он открыл для себя прекрасную Изабель через несколько дней после своего прибытия прошлой весной и был весьма неприятно поражен, когда Хэджбери объяснил ему, при чем здесь Бомон.
   – Сегодня у нее выходной, мой господин. Она обычно навещает мать. Это где-то к востоку отсюда.
   – Дюфламм! – Бомон повторял это название как клятву. – Так, значит, декорации сменились утром! Эх, если бы я знал! Оставьте омлет для меня и одолжите лошадь.
   – Она вернется сюда завтра утром.
   – Слишком поздно. Две лошади?
   – Мы присмотрим за Аркеллом, – неохотно предложил Линдсей.
   – Правда, брат? Это было бы великое одолжение. Улыбка на лице Бо говорила о том, что он понимает, о чем все сейчас подумали.
   – Вы не должны забывать сопроводить его в уборную и напомнить, что там нужно делать. А еще кормите его с ложки. А я вернусь до наступления темноты, обещаю.
   – Будем обращаться с ним как родная мать, – пообещал Хэджбери. – Иди, выбирай лошадь.
   – Вы – сама доброта, братья. Прощайте, мой господин, Мне нужно спешить в Дюфламм.
   Бомон быстро пошел прочь из комнаты.
   Вслед за хлопаньем закрываемой двери повисла гробовая тишина.
   Линдсей с отвращением воззрился на полоумного, расположившегося на ковре.
   – Полагаю, мы еще увидим его?
   – Нет, если у него есть хоть капля здравого смысла, – со вздохом ответил посол. – Бомон выполнил свои обязательства по отношению к своему подопечному и даже Аркеллу. Он, возможно, получил часть из золота Вассайла. И теперь не важно, хотел ли он на самом деле встретиться с девушкой. Так или иначе, она была прекрасным поводом получить хорошую лошадь и убраться подальше.
   – Он будет великим глупцом, если останется в зоне досягаемости короля. Отправьте Аркелла к Жаку и устройте его там хорошо.
   Хэджбери принялся читать этот страшный отчет.

5

   Дюфламм был не так славен своей дорогой, как мелководьем на реке – бродом с галечным дном для повозок и большими камнями, по которым было удобно шагать людям. Дорога и река разделяли деревню на четыре части. Выбеленные домики с крышами, крытыми красной черепицей, утопали в зелени и виноградниках, служивших и живой изгородью. В винной лавке продавали хлеб и другие необходимые продукты – соль, масло, специи, – еще кое-какие предметы роскоши, например, свечи. Повозки и кареты проезжали через Дюфламм по нескольку раз в день. Прибавьте ко всему этому еще собак, кошек, детей, кур, и вы получите полную картину славного местечка, откуда хочется сбежать, Дюфламм может показаться подходящим местом для проживания, если бега улиток приводят вас в раж. Изабель приезжала, только чтобы навестить мать, а иногда и сестру или брата. Все ее друзья детства перебрались в Лавилль, либо переженились, либо и то, и другое.
   Но их родители все еще, к сожалению, находились здесь. По дороге в винную лавку, куда Изабель отправилась за бутылкой простого вина, она повстречала мадам Дюпре и мадам Дюшатль. Мадам Дюпре была не такой толстой, как мадам Дюшатль, но зато усы у нее были более заметными, Они очень мило поздоровались с Изабель и принялись подробно рассказывать обо всех мужьях и женах, которых заполучили все эти Эллис, Мод, Бланш, Лулу – каждая по одному и противоположного пола в каждом отдельном случае. Мэтр такой-то, ученик портного и мэтр сякой, старший помощник по спортивным играм самого министра рыбного хозяйства.
   Милые дамы напыщенно восторгались своими многочисленными внуками. Они желали знать, почему Изабель не замужем, была ли она у кого-либо в услужении в этом зловредном городе, и ничто, похоже, не могло отвлечь их от расспросов. Тщетно девушка пыталась вставить хотя бы реплику:
   – Госпожа графиня вчера говорила…
   И вдруг они увидели всадника на белом коне, направляющегося к броду. Он пронесся на белом коне, а затем так внезапно остановился, что конь встал на дыбы, а дамы уставились на него в полном изумлении.
   Откуда-то сверху прямо над головой Изабель прозвучал зычный голос:
   – Бель, ты замужем? Конь громко фыркал.
   – Нет. О Бо! Наконец-то вернулся Бо!
   – Ты обручена?
   Старые ведьмы наблюдали за происходящим с открытыми ртами. Джентльмен! На белом жеребце! С мечом!!!
   – Нет.
   – А теперь – да!
   Бо обнял ее и поцеловал, А затем поцеловал еще раз. И еще, еще, еще, он целовал ее крепко и страстно, сильно и нежно, пылко и с жаром, да так, что у нее перехватило дыхание, а он все целовал и целовал. Конечно, это было вызывающе и далее стыдно – целоваться прилюдно на дороге, посреди бела дня, но сопротивляться Изабель была не в силах далее из-за присутствия мадам Дюпре и мадам Дюшатль. И кроме того, после первого ошеломляющего потрясения у нее вообще не было желания противиться, хотелось одного – вернуть все поцелуи с такой же страстностью.
   – О, – только и сказала она, когда Бомон оторвался от ее губ. – Я победила. Мне не пришлось ни о чем спрашивать.
   Если он ее отпустит, она упадет как подкошенная.
   – Спрашивай сейчас. – Его глаза сияли как звезды, глядя прямо ей в глаза. – Минутку. – Он убрал руку. – Я обещал тебе украшения, не так ли? Я оставил кольцо в Лавилле. Оно золотое, правда, золото не самое лучшее, но оно с камнем, с таким большим жадеитом. Но я привез вот это. – Он вытащил из кармана нитку розовых бусин, похожую на длинного блестящего земляного червяка. – Я купил это для тебя в Кинске, но и туда оно попало издалека, с самого дальнего края мира. Это кораллы.
   Ему пришлось убрать и другую руку, чтобы застегнуть ожерелье на ее шее. Изабель не упала, но и не чувствовала себя такой счастливой, как когда он обнимал ее обеими руками.
   – Оно великолепно, – сказала она, хотя едва могла видеть ожерелье. – Ты снился мне каждую ночь. Поцелуй меня еще.
   Это было еще стыднее. Они практически занимались любовью посреди дороги прямо перед лицом разгневанных дам, а ее это совершенно не заботило.
   – Мы поженимся завтра, – сказал он.
   – А свидетели?
   – Граф и графиня Хэджбери, мсье Линдсей и Аркелл. И одна королевская особа, но она предпочитает оставаться неизвестной.
   Он знал, почему она спрашивала. И он знал, что сейчас она приняла бы в качестве свидетеля и фаршированную утку.
   Изабель хотела было спросить о лорде Вассайле, но вовремя остановилась. Где-то в самой глубине этих глаз залегла тень, и она чувствовала, что перед ней не тот Бо, которого она знала прежде. У этого было более острое лезвие. Этот не ждал разрешения поцеловать ее, этот затащит ее в постель в первую же ночь.
   – Ты обещаешь, что я выйду замуж в присутствии королевской особы?
   – Клянусь! Завтра!
   – О Бо! Да о чем я только думаю? Я должна представить этих дам. Мадам Дюпре… Мсье Бомон, Клинок короля Шивиаля.
   Бомон низко поклонился обеим дамам. Обе грымзы были полностью уничтожены. Как мило! Не выразить, как мило!
   – Если милые дамы простят нас, мы пойдем. Нам нужно обсудить с твоей матерью свадебные приготовления.
   – Да, – выдохнула она. – Это было бы разумно. Половина населения Дюфламма вышла на улицу, чтобы наблюдать, как они идут к дому матери Изабель и ведут на поводу белого коня. А кроме того, она ведь никогда ничего не рассказывала о нем матери.
   – Не дурачь меня, – сказала мамаша, сопя и пытаясь дотянуться до трости. – Я знала, что кто-то есть. Завтра в Лавилле! Вижу, длительная помолвка не для вас, мсье Бомон. Пойду узнаю, сможет ли Луи отвезти меня.
   Бо открыл рот, но Изабель легонько пнула его по ноге. Он больше не сказал ни слова, пока не закрылась дверь.
   – Как долго ее не будет? – проворковал Бомон, развязывая шарф Изабель.
   – Целый день. Она ведь должна рассказать всем. – Изабель неумело пыталась расстегнуть его плащ. – У меня нет опыта.