Страница:
– Вы сомневаетесь в благородстве почтеннейших и влиятельнейших семей Исилонда? Ваанены восходят к Варину Смелому, а предки де Роже…
Стул Аркелла грохнулся на пол. Он вскочил с побелевшим лицом и горящими глазами.
– Они будут сопровождать нас?
– Конечно.
– Предатель!
Бомон притворно удивленно вскинул брови.
– Это всего лишь особая верность, брат.
– Ты оскорбляешь меня! – воскликнула Изабель. – Я тебя ненавижу!
Она сидела на склоне Монмулина, глядя на вечерний, окутанный сумерками Лавилль – город, раскинувшийся у излучины реки. Был вечер в конце месяца Пятой луны, один Из тех прекрасных вечеров, когда воздух напоен запахом полевых цветов, когда над головой порхают бабочки, а в небе стоит одинокая звезда. Тишину нарушали лишь коровы, требовательное мычание которых доносилось откуда-то издалека, да расположившиеся где-то поблизости парочки.
Бо обхватил колени руками и, повернувшись, внимательно посмотрел на нее.
– Оскорбляю тебя, любимая? Нет-нет. Как я могу? В его глазах запрыгали веселые огоньки.
– Вот уже две недели ты говоришь, что любишь меня, что хочешь на мне жениться, а еще ни разу меня не поцеловал. Даже до руки не дотронулся!
Прийти сюда было его идеей. Должен же он знать, зачем парочки уединяются на склоне горы. А если не знал раньше, то мог бы догадаться сейчас – достаточно посмотреть на качающуюся траву и прислушаться. Она еще не совсем определилась, что будет делать, если он попытается, но он не пытался. А ей скоро на работу.
– Я пообещал, что не прикоснусь к тебе, пока ты сама не попросишь.
– Просить должна не я! Это дело мужчины.
– Дело мужчины держать слово. Скажи, что выйдешь за меня замуж.
– Нет! Ложью меня не возьмешь. Знаю, ты меня обманешь и сбежишь искать свою скиррианскую принцессу, сестру царя.
– Кто так говорит?
– Это все знают!
Он вздохнул и поднял голову, разглядывая город. Какой изумительный тонкий профиль! И вообще он весь такой подтянутый, аккуратный, собранный… невысокий, чуть выше нее. Черты лица вроде бы мелкие для мужчины, но и совсем не женственные. Даже уши маленькие, прижатые к черепу. И эти золотистые завитки!
– У царя нет никакой сестры. Есть двоюродная. Говорят, очень красивая. Может быть, мне лучше жениться на ней? Таша – приятное имя.
Изабель хотелось вырвать его глаза, хотя, конечно, он был куда быстрее и опередил бы ее. Если наброситься на него, что он сделает? Повалит на траву и поцелует?
Нет, первой она просить не станет! Упрямства ей не занимать.
– Приехал новый посол.
– Да, Хэджбери. Отличный парень! Рыцарь моего Ордена. Самый заслуженный из всех Клинков.
– Ты скоро уедешь.
– Возможно. – Он снова посмотрел на нее. – Думаешь, мне не больно, Бель? В первый раз, когда я увидел тебя, я сошел с ума и поклялся, что ты будешь моей женой. У меня на первом месте подопечный, но, обещаю, ты всегда будешь на втором. Лорд уже стар и долго не проживет. Скажи «да», и мы поженимся сегодня же в присутствии любых свидетелей, достойных людей Исилонда и Шивиаля. Вассайл не позволит, чтобы я нарушил слово. Он воплощение чести. Из-за этого его все ненавидят. Когда мы уедем, ты останешься в доме посла как моя жена, а не кухарка. На обратном пути мы заедем в Лавилль, я уверен. А потом… лорд Вассайл уже никогда не покинет свой дом – он сам в этом поклялся. У него отличный замок. Мы будем там жить, и я куплю тебе красивые платья и, может быть, немного драгоценностей.
Изабель молчала, боясь, что скажет что-то не то. Бо не хвастал, к нему приходили самые благородные господа, все искали с ним встречи. Ее мать о таком не мечтала.
Он вздохнул.
– Чего я по-настоящему хочу, так это есть не на кухне. О! Чудовище! И так всегда! Сначала оплетал ее паутиной обещаний, а потом…
Она дрожала. Тело горело. Так легко прошептать «да». Даже суровая госпожа Гонтье отвела недавно Изабель в сторонку и спросила, отчего она такая раздражительная. А потом – вот чудо! – улыбнулась и сказала: «Не проси – поцелуй его сама! Поцелуй так, чтоб у него пар из ушей повалил. Если он мужчина, то остальное сделает сам».
Она выбросила ее совет из головы.
– Ты даже не знаешь, девушка ли я! Как было легче, если бы…
– Не важно. Я не девственник. Бель хихикнула и покраснела.
– Мужчины не могут быть девственниками.
– Могут. Только от них это мало зависит.
– Тебя долго не будет?
– Несколько месяцев.
– Ха! Предпочитаю вспоминать бывшего любовника, чем беспокоиться о пропавшем муже. А если не вернешься? Если лорд Вассайл умрет?
Его глаза похолодели.
– Не умрет! Мы доставим его в Шивиаль, и король наградит нас.
Она поднялась.
– Ты снова оскорбляешь меня! Отправляйся к своей королеве, глупец. А если после того как найдешь ее, вспомнишь обо мне, то тогда и приходи.
Бель рванулась прочь.
Он легко догнал ее и побежал рядом.
– И это все? Никаких обещаний?
– Никаких! Спросишь, когда вернешься. Если вернешься.
Она закрыла уши руками и устремилась вниз по склону.
Спорт царей
1
Стул Аркелла грохнулся на пол. Он вскочил с побелевшим лицом и горящими глазами.
– Они будут сопровождать нас?
– Конечно.
– Предатель!
Бомон притворно удивленно вскинул брови.
– Это всего лишь особая верность, брат.
– Ты оскорбляешь меня! – воскликнула Изабель. – Я тебя ненавижу!
Она сидела на склоне Монмулина, глядя на вечерний, окутанный сумерками Лавилль – город, раскинувшийся у излучины реки. Был вечер в конце месяца Пятой луны, один Из тех прекрасных вечеров, когда воздух напоен запахом полевых цветов, когда над головой порхают бабочки, а в небе стоит одинокая звезда. Тишину нарушали лишь коровы, требовательное мычание которых доносилось откуда-то издалека, да расположившиеся где-то поблизости парочки.
Бо обхватил колени руками и, повернувшись, внимательно посмотрел на нее.
– Оскорбляю тебя, любимая? Нет-нет. Как я могу? В его глазах запрыгали веселые огоньки.
– Вот уже две недели ты говоришь, что любишь меня, что хочешь на мне жениться, а еще ни разу меня не поцеловал. Даже до руки не дотронулся!
Прийти сюда было его идеей. Должен же он знать, зачем парочки уединяются на склоне горы. А если не знал раньше, то мог бы догадаться сейчас – достаточно посмотреть на качающуюся траву и прислушаться. Она еще не совсем определилась, что будет делать, если он попытается, но он не пытался. А ей скоро на работу.
– Я пообещал, что не прикоснусь к тебе, пока ты сама не попросишь.
– Просить должна не я! Это дело мужчины.
– Дело мужчины держать слово. Скажи, что выйдешь за меня замуж.
– Нет! Ложью меня не возьмешь. Знаю, ты меня обманешь и сбежишь искать свою скиррианскую принцессу, сестру царя.
– Кто так говорит?
– Это все знают!
Он вздохнул и поднял голову, разглядывая город. Какой изумительный тонкий профиль! И вообще он весь такой подтянутый, аккуратный, собранный… невысокий, чуть выше нее. Черты лица вроде бы мелкие для мужчины, но и совсем не женственные. Даже уши маленькие, прижатые к черепу. И эти золотистые завитки!
– У царя нет никакой сестры. Есть двоюродная. Говорят, очень красивая. Может быть, мне лучше жениться на ней? Таша – приятное имя.
Изабель хотелось вырвать его глаза, хотя, конечно, он был куда быстрее и опередил бы ее. Если наброситься на него, что он сделает? Повалит на траву и поцелует?
Нет, первой она просить не станет! Упрямства ей не занимать.
– Приехал новый посол.
– Да, Хэджбери. Отличный парень! Рыцарь моего Ордена. Самый заслуженный из всех Клинков.
– Ты скоро уедешь.
– Возможно. – Он снова посмотрел на нее. – Думаешь, мне не больно, Бель? В первый раз, когда я увидел тебя, я сошел с ума и поклялся, что ты будешь моей женой. У меня на первом месте подопечный, но, обещаю, ты всегда будешь на втором. Лорд уже стар и долго не проживет. Скажи «да», и мы поженимся сегодня же в присутствии любых свидетелей, достойных людей Исилонда и Шивиаля. Вассайл не позволит, чтобы я нарушил слово. Он воплощение чести. Из-за этого его все ненавидят. Когда мы уедем, ты останешься в доме посла как моя жена, а не кухарка. На обратном пути мы заедем в Лавилль, я уверен. А потом… лорд Вассайл уже никогда не покинет свой дом – он сам в этом поклялся. У него отличный замок. Мы будем там жить, и я куплю тебе красивые платья и, может быть, немного драгоценностей.
Изабель молчала, боясь, что скажет что-то не то. Бо не хвастал, к нему приходили самые благородные господа, все искали с ним встречи. Ее мать о таком не мечтала.
Он вздохнул.
– Чего я по-настоящему хочу, так это есть не на кухне. О! Чудовище! И так всегда! Сначала оплетал ее паутиной обещаний, а потом…
Она дрожала. Тело горело. Так легко прошептать «да». Даже суровая госпожа Гонтье отвела недавно Изабель в сторонку и спросила, отчего она такая раздражительная. А потом – вот чудо! – улыбнулась и сказала: «Не проси – поцелуй его сама! Поцелуй так, чтоб у него пар из ушей повалил. Если он мужчина, то остальное сделает сам».
Она выбросила ее совет из головы.
– Ты даже не знаешь, девушка ли я! Как было легче, если бы…
– Не важно. Я не девственник. Бель хихикнула и покраснела.
– Мужчины не могут быть девственниками.
– Могут. Только от них это мало зависит.
– Тебя долго не будет?
– Несколько месяцев.
– Ха! Предпочитаю вспоминать бывшего любовника, чем беспокоиться о пропавшем муже. А если не вернешься? Если лорд Вассайл умрет?
Его глаза похолодели.
– Не умрет! Мы доставим его в Шивиаль, и король наградит нас.
Она поднялась.
– Ты снова оскорбляешь меня! Отправляйся к своей королеве, глупец. А если после того как найдешь ее, вспомнишь обо мне, то тогда и приходи.
Бель рванулась прочь.
Он легко догнал ее и побежал рядом.
– И это все? Никаких обещаний?
– Никаких! Спросишь, когда вернешься. Если вернешься.
Она закрыла уши руками и устремилась вниз по склону.
Спорт царей
1
Дон-н-н! Звонил огромный колокол, самый звучный из колоколов Верхнего города, тот, который носил имя «Мать Тарик». Его гул потрясал древнюю каменную кладку и отдавался дрожью в костях горожан. Не успевали объятые паникой голуби рассесться на крышах и зубцах крепостных стен, как очередной удар подбрасывал их высоко в небо. Над Базарной площадью поднялись голоса поющих. Царь вернулся!
Батюшка вернулся! Дон-н-н! Кинск ликовал.
Не радовалась лишь, вероятно, царица Софья. Ее одолевали сомнения. Прошлым вечером появившийся на закате острый как бритва полумесяц возвестил приход Шестой луны. Это означало, что ее муж был в отъезде уже девять недель, и все эти недели она томилась в Верхнем городе, обреченная на безжалостно-скучное, беспросветное существование. Когда же он находился здесь, она становилась царицей, его супругой, хозяйкой дворца. Но страх все равно не проходил. Отсюда и сомнения.
Игорь возвратился этой ночью, но не зашел к ней, ничего ей не передал, не позвал. Предупрежденная служанкой, Софья пролежала несколько часов не смыкая глаз, ожидая, когда откроется дверь. Дверь не шелохнулась.
Даже сейчас, стоя у окна, выходящего на Базарную площадь, она нет-нет да и поглядывала на угловую дверь. Дон-н-н! Колокольный звон означал, что царь собирает двор. Наверное, в эту самую минуту его наряжали в торжественные одежды за той массивной, непроницаемой дверью. Сама Софья же оделась и была готова к выходу. Служанок она отослала, дабы они не стали свидетелями воссоединения царственной четы.
О возвращении Игоря ей стало известно еще несколько дней назад, потому что все князья и бояре, живущие не далее чем в двух днях езды от Кинска, получили распоряжение явиться ко двору, а во дворце уже начались приготовления к пиру. Близость встречи с друзьями и родственниками радовала Софью.
Длинное, до полу, одеяние было таким же внушительным, как сам дворец, – несколько слоев парчи и меха куницы. Украшенная рубинами корона весила столько же, сколько весит новорожденный, Облаченная во все эти наряды, обвешанная золотом и драгоценными камнями, похожая на колокол, Софья ощущала себя чем-то вроде национального монумента. В некотором смысле она и была им, наглядно демонстрируя богатство Скиррии, львиная доля которого принадлежала самодержавному правителю, царю.
Дон-н-н! Поющая толпа заполнила площадь до краев. Там и тут щелкали кнуты и плети, кареты и всадники пробивались через людское море к воротам, как зайцы через густую траву. Гости боялись опоздать. Кинск стоял на равнине. Верхний город представлял всего лишь центральный дворовый комплекс, укрепленный, древний и запутанный. Из окна царица видела и Базарную площадь за крепостной стеной, и крыши домов, и бескрайние, уходящие вдаль и теряющиеся в дымке поля.
Ей приходилось стоять, потому что ходить в таком наряде было нелегко. Спальня царицы могла показаться просторной, хотя много места занимали разрозненные сундуки, стулья, столы и громадная кровать, на которой запросто расположилась бы семья из шести человек. На стенах висели старинные гобелены с изображением странно одетых людей и явно не скиррианских пейзажей. Софья полагала, что их привезли вместе с военной добычей после восточных походов. Пол покрывали изъеденные молью медвежьи шкуры.
Петли скрипнули…
Царица вздрогнула, но открылась не угловая дверь, а другая. Притолоки во всем дворце были низкие, так что даже женщине приходилось сгибаться чуть ли не вдвое. Защищать такую дверь мог один хороший воин, что уже не раз подтверждала долгая и кровавая история дворца.
Вошедшую звали Евдокией, и она служила Софье много лет, исполняя самые разные обязанности. Волосы под толстым платком давно сменились с золотых на серебряные, походка стала тяжелой, а ума так и не прибавилось, но зато все свои недостатки Евдокия компенсировала преданностью. Обладала она и немалой храбростью, столь необходимой в постоянных стычках со стрельцами, размещавшимися в Верхнем городе, которые с вожделением поглядывали на «ее» девушек.
– Княгиня! – сообщила старуха. Княгинь в Скиррии было много, но так Евдокия называла только одну.
– Веди ее, бабушка.
Софья сделала несколько шагов вперед, словно ступая по глубокому снегу, и встретила сестру посреди комнаты. Драгоценности звякали, ударяясь одно о другое. Дверь за вышедшей Евдокией скрипнула.
– Таша, дорогая, как ты? Все хорошо? Как все? Елена?
Все Темкины имели светлые волосы разного оттенка. Рыжеватые, золотистые, серебристые. Первые – у Дмитрия, вторые – у Софьи, третьи – у Таши. Сегодня она выбрала роскошное одеяние, в котором ярко-красный цвет сочетался с темно-синим. Сотни жемчужин переливались, сияли, поблескивали. Таша всегда отличалась вкусом и умела хорошо одеваться. В свои пятнадцать лет она прекрасно сознавала, какое производит впечатление.
– Ух! – вздохнула Таша. – Тебя и не обнимешь. Елена уже переходила неделю, а живот у нее такой, что, наверное, стоит ждать тройню. – Она взглянула на боковую дверь.
Софья утвердительно кивнула:
– Ты такая худая. Не больна?
– Худая? В этом? Я совершенно здорова. А ты? Таша положила руку сестре на живот.
– Ничего? Почему?
Обсуждать такие проблемы с незамужней девицей?
– Понимаю. Я, должно быть, кажусь тебе старухой, Но у меня впереди еще несколько лет. Мне ведь всего только восемнадцать! А что с тобой? Щеки ввалились. Дмитрий не кормит?
Слабая усмешка тронула губы Таши.
– Мы, Темкины, никогда толстыми не были, ваше величество!
Софья так и не поняла, что означала усмешка, но выяснять не стала.
– Дмитрий здоров?
– Как бык. Этот что там делает? Разъезжает всю зиму? – Она имела в виду Игоря. – Другие женщины?
– Охотится, – туманно ответила Софья. Если до Таши еще не дошли слухи о том, на кого охотится царь, то пусть остается в неведении. – Не думаю, что он хранит целомудрие, дорогая, но ничего особенного. Впрочем, я в любом случае узнала бы последней, не так ли? И раз уж мы заговорили об этом, сестра, тебе пора найти мужа. Я в твоем возрасте уже была замужем.
Слухи о будущем Таши давно уже распространились по городу, но Софья, не уверенная в их точности, избегала касаться этой темы в письмах. Слухам помогать не стоит, а сами по себе они до Фарицева доползут не раньше, чем через год.
Усмешка снова появилась на губах юной княгини. Бледные щеки Таши слегка порозовели. – У нас есть кое-кто на примете. У нас? Уж не крутит ли эта кокетка роман, пользуясь тем, что Елена озабочена своей беременностью? Княгиня, представительница правящей династии, не имеет права выйти замуж по своему усмотрению: она обязана, делая выбор, принимать во внимание интересы государства. В случае с Софьей ее дядя, царь Игорь, просто вызвал девушку к себе и сообщил, что разводится с третьей женой и что она, его племянница, будет следующей царицей. Царь овладел ею в ту же самую ночь, словно спеша утвердить право собственности, потом повторил это в брачную ночь, примерно через месяц, и… в последующие три года она делила с ним постель еще семь или восемь раз. Ее первостепенная обязанность заключалась в том, чтобы быть рядом с ним на публика вызывать зависть других мужчин. Любовным же утехам царь предавался в иных местах, но Софья не могла говорить об этом даже с Ташей.
Скрыв беспокойство за улыбкой, она подвела сестру к узкому, более напоминающему амбразуру, окну.
– Дмитрий уже разговаривал с ним?
– Он желает узнать твое мнение, но если ты согласишься, то спросит царя сегодня же! В любом случае до нашего возвращения домой.
– И кто?..
– Василий Овцын! – Таша чуть не прыгала от возбуждения. Жемчужины на платье приплясывали. – Наследник князя Григория! Ты его знаешь? Такой красавчик!
– Я знаю Василия не очень хорошо, но мужчина он достойный, несомненно.
Теперь Софья поняла значение появлявшейся на губах сестры усмешки, но вот представить вместе хрупкую Ташу и необъятного князя было трудно. Юноша не обладал какими-то достоинствами, если не считать огромных размеров, но зато был лишен бросающихся в глаза недостатков. Кроме того, семейство Овцыных считалось одним из самых богатых в Скиррии.
– Во всех отношениях. Кроме…
– В чем дело?
– Тебе известно, что его сестра Наталья служила у меня последние полгода?
Таша пожала плечами:
– Что-то слышала. Я с ней не встречалась.
– Не притворяйся такой уж невинной, – сердито сказала Софья. – Ты знаешь, кто выбирает для меня прислугу и почему, Все они заложники, все отвечают головой за хорошее поведение их семей. Значит, Овцыны впали в немилость. Может быть, даже находятся под подозрением. Кто подал тебе мысль об этом замужестве? Григорий?
Князь Григорий в отличие от своего сына был слишком умен, проницателен и богат, чтобы пользоваться доверием царя. Надеясь улучшить отношения с самодержцем а счет брака Таши и Василия, он мог предложить сказочную цену.
Что касается Дмитрия, то, будучи отличным наездником, он слыл полнейшим простаком в политике.
– В чем их можно подозревать? – раздраженно спросила Таша.
– В измене, конечно. Ты не слышала о событиях в Суздене?
– Какие-то волнения?
Таша старательно отводила глаза.
– Большие волнения!
Некоторое время назад, в месяц Пятой луны, князь Григорий примчался в Верхний город в крайне возбужденном состоянии. Царя не было, он – согласно официальной версии – отдыхал в одном из своих личных поместий, Царицыне. Плачущая Наталья поведала Софье страшную историю о том, как банда разбойников напала на имение Овцыных в Суздене. Грабежи и насилия продолжались всю ночь. По чистой случайности – так сказали Наталье, – Григорий с сыном оказались на месте с небольшой вооруженной охраной. К утру нападение было отбито, но обе стороны понесли потери. С рассветом обнаружилось, что на кафтанах убитых разбойников имеется особый знак, волчья голова, указывающий на их принадлежность к царским стрельцам. Обычно это означало, что Игорь задумал уничтожить тот или иной известный род. В надежде предотвратить худшее Григорий помчался в Кинск, чтобы просить Игоря о милосердии.
Дальше – хуже. Через неделю еще более крупное войско стерло Сузден с лица земли, а несколько уцелевших несчастных рассказали о случившемся. По их словам, нападением командовал всадник, натравливавший на людей огромных псов. Никто не сомневался, что это был Игорь.
Итак, Григорий решил спрятаться за спиной Таши?
Подавив злость, Софья еще раз обняла сестру.
– Дорогая, ты хорошо знаешь Василия?
– Мы встречались. Он подарил мне кольцо с рубином. Вот такое! Василий сказал, что я не должна его принимать, если… Ну, ты понимаешь… – Она выдавила из себя улыбку. – Знаешь, когда Василий опустился на колени, он все равно остался выше меня!
Значит, Таша просто-напросто выбрала самого большого жеребца на самой зеленой лужайке. Ах, молодость! Но все можно поправить, пока она не убедила себя, что любит по-настоящему.
– Дорогая, я не хотела говорить… ходят слухи…
– Какие слухи?
– О том, чтобы сделать тебя королевой.
Сапфировые глаза расширились.
– Я не желаю покидать Скиррию! Ты, Дмитрий, Елена… Я не поеду!
– Ты сделаешь то, что скажет царь, дорогая! Это не мелочь – быть королевой. И если он действительно имеет в виду Шивиаль…
– Кого?
– Не кого, а что.
Мало кто из скиррианцев знал что-то о мире, лежащем за пределами их страны. Лишь кое-кто из князей умел читать и писать, а кругозор женщин ограничивался садовой калиткой. Софья усвоила грамоту по настоянию матери. Она поняла, что книги помогают коротать время, языки позволяют говорить с иноземцем, и таким образом узнавала о грядущих событиях раньше других.
– Шивиаль – прекрасная, цивилизованная страна. Король Ательгар молод и никогда не был женат. Поверь мне, это удача. Предупреди Дмитрия, чтобы держал язык за зубами.
– О чем речь? – произнес низкий, хриплый голос.
Но это был не Игорь. Голосом, похожим на звук колокола, обладал царевич Федор. Выпрямившись в полный рост, он стал похож на вылезшего из берлоги медведя. Не столь крупный, как Василий Овцын, он тем не менее превосходил большинство мужчин и отличался не умом, а хитростью. По случаю торжественного события Федор облачился в богато Расшитые золотом одежды, а драгоценные камни украшали его буквально с головы до ног, начиная от остроконечной кожаной шапки и заканчивая громадными сапогами. Даже рукоять меча и ножны сияли изумрудами. Он был единственен выжившим ребенком царя и приемным сыном Софьи, хотя их разделял всего месяц. Жидкая борода не скрывала отвратительной ухмылки.
Таша грациозно опустилась на колени. Софья наградила царевича холодным взглядом – тот ответил гнусным оскалом. В присутствии посторонних он встал бы перед ней на колени, но наедине всячески демонстрировал свою независимость. Почти всю зиму Федор провел вместе с отцом, участвуя во всех его злодеяниях, включая и налет на Сузден.
– Встань! – проворчал он. – О чем шла речь? Таша поднялась.
– Ваше высочество, мой брат принял предложенную мне руку и…
Царевич подался к ней.
– Кто?
Не ответить было невозможно, но Таша смотрела на него с таким негодованием, что у Софьи сжалось сердце.
– Василий Григорьевич Овцын. Но ваш отец еще…
– Овцын? Овцын? – Звук его раскатистого смеха заглушил даже звон колокола. – Этот изменник? – Он покачал головой и бросил взгляд на Софью. – Иди. Он ждет. – Федор повернулся к Таше и осклабился: – Что ж, ты уже вполне созрела. Вон вымя какое отрастила. – И, бросив взгляд на мачеху, добавил: – Иди, матушка! Он ждет.
Царь Игорь правил Скиррией тридцать три года, пережив двух жен и четырех детей. Третья жена отправилась в ссылку, обвиненная в грехе бесплодия. Четвертую, также оказавшуюся не в состоянии продлить царский род, ждала, похоже, столь же незавидная участь.
Игорь был плотный, массивный мужчина, с толстым торчащим носом и длинной неопрятной бородой, в которой мелькали и серебряные нити, и – нередко – паутинки слюны. Неуклюжий и неповоротливый, он казался апатичным, но это впечатление рассеивалось его живыми, бегающими глазками. Царь мог часами неподвижно и молчаливо сидеть ссутулившись, на троне и пристально, как стервятник, наблюдать за присутствующими. Он редко носил оружие, прежде почитая полагаться на кнут из плетеной бычьей кожи, одного дара которым хватало, чтобы сбить противника с ног или раскроить ему лицо.
Согнувшись более обычного, Софья вошла в спальню своего царственного супруга. Игорь стоял прямо перед ней, когда рядом раздался рев и что-то прыгнуло на нее. Царица в ужасе вскрикнула и прижалась к стене.
– Лежать, Яков! Лежать! – приказал Игорь, хватая цепь и одновременно охаживая рвущегося с нее пса кнутом.
Силы человека и чудовища были примерно равны: мелькали зубы и клыки, сапоги и когтистые лапы топтали расстеленные на полу медвежьи шкуры, проклятия и рык смешивались в нечто ужасное. И лишь когда из-под темной шкуры проступила кровь, громадная псина жалобно взвыла и, перекатившись на спину, подчинилась хозяину.
Дрожа от ужаса, Софья выпрямилась и посмотрела на лежащее на полу чудовище. Игорь славился пристрастием к таким страшилищам, но ничего подобного ей видеть еще не приходилось.
– Так-то лучше! – Царь ослабил цепь и потянулся к псу левой рукой, держа, однако, наготове кнут. Жалобно скуля, собака перевернулась на брюхо и, приподняв жуткую голову, облизала пальцы своего повелителя. – Хорошо, хорошо! Молодец!
Игорь потрепал животное по холке. Довольно урча, пес ткнулся носом в хозяйские сапоги и завилял хвостом.
– Тебе нравится?
– Он великолепен, ваше величество, и вполне достоин вас. – Сердце все еще бешено колотилось в груди царицы, – Наверное, съедает волка на закуску.
Царь улыбнулся, но от его улыбок никогда не становись легче.
– А знаешь, почему я люблю своих малышей?
– Потому что они смелые и защищают вас, господин? ~~ Потому что я могу им доверять! – Глаза царя торжествующе блеснули. – У меня много врагов. Сотни и сотни. Все они плетут заговоры, злоумышляют… Я никому не могу доверять – только им, моим собачкам. Я бью их и морю голодом, но они все равно любят меня. Даже этот, Ов Видела, как ему досталось? А теперь посмотри! Лижет мне руку. Люди не могут так любить. Стоит мне сказать одно слово, и он разорвет тебя на куски. Веришь?
– Да, ваше величество.
– Он разорвет любого. – Царь вздрогнул. – Сколько изменников! Ведьмы, колдуны, отравители! Они убрали Людмилу, мою возлюбленную. А я так ее любил!
– Да, господин.
Софья вздохнула, готовясь встретить еще один приступ безумия.
– И Аврамию убили. Мою розочку. И Меланью… Где мой наследник? Алексей… – Его глаза потемнели. – Ну?
Опомнившись, царица поспешно опустилась на колени и осторожно коснулась лицом косматой шкуры. Оскалившаяся морда пса была совсем близко. Во взгляде чудовища ощущалось нечто неестественное. Собака принюхалась, но не издала ни звука.
– Добро пожаловать домой, ваше величество.
Царь хмыкнул и, наклонившись, погладил пса, зализывавшего свои раны.
– Ладно, подымись!
Софья встала. Муж даже не поцеловал ее.
– Закрой дверь.
Все еще дрожа, она повиновалась. Федор, наверное, все слышал. Вероятно, Игорь подстроил нападение собаки так, чтобы потом посмеяться над случившимся вместе с сыном.
– Ничего? – Он перевел взгляд на ее живот.
– Увы. Я так хочу родить ребенка вашему величеству. Царицы для того и нужны. Материнство – это еще и защита.
– Почему Федор смеялся?
– Моя сестра… она сказала, что вышла бы замуж за Василия Овцына, господин.
Его лицо полыхнуло гневом.
– Они еще смеют!..
– Уверена, Дмитрий не имел в виду ничего дурного! Если вам это не нравится, то еще не поздно…
– Пока не поздно. За мной!
Сняв с крюка цепь, царь шагнул к двери. Пес последовал за хозяином.
Не быть вторым. Так всегда говорила своему сыну царевна Екатерина, а она постигла эту мудрость на собственном опыте, всю жизнь будучи либо первой, либо второй. Отпрыски ее брата рождались, болели и умирали у нее на глазах. Стоящему первым приходится лишь унижаться и повиноваться, а вот следующего за ним постоянно поддерживают в злом умысле как против царя, так и против царевича. Дважды болезни детей вызывали обвинения в колдовстве, грозившие самыми серьезными последствиями. Невиновность была слабой защитой, потому что Игорю повсюду мерещились заговоры.
От матери Дмитрий унаследовал отвращение к политике, занятию кровавому, особенно в Скиррии. У него была жена, он ждал сына, а все прочее считал глупостью. Ему исполнилось шестнадцать, когда умерли родители (поговаривали, что не обошлось без колдовства), оставив на попечении юноши сестер. Немало сил уходило и на защиту семейных земель от хищных соседей и родственников, из которых самым жадным был Игорь. Последнюю дюжину лет Дмитрий стоял вторым к трону, вслед за царевичем Федором. Больше всего он хотел бы избавиться от такой незавидной чести, отказаться от тягостного родства и вести спокойную жизнь помещика, мужа и отца. И еще Дмитрий мечтал о том, чтобы его сестра, царица, начала наконец Рожать здоровых сыновей, обезопасив тем самым и себя, и его.
Определить по сидевшей на возвышении Софье, беременна она или нет, было невозможно – он видел лишь ее бледное лицо. Куда девалась веселая, жизнерадостная девушка, вышедшая замуж всего три года назад?
Взгляды всех приковывал царь, восседавший на древнем троне Кинска. Колонный зал был длинным и широким помещением, но казался небольшим из-за низкого потолка и сотни колонн, давших ему название. На широких скамьях Теснилась скиррианская знать, молча, настороженно и униженно ожидавшая, когда же самодержец объявит цель собрания. Игорь не спешил. Оглядывая зал, он неторопливо поглаживал вплетенные в кожу кнута, потемневшие от крови стальные шипы. Чудовищный пес лежал у ног хозяина, а у дверей и окон застыли одетые в черное стрельцы.
По обе стороны от трона на деревянных стульях сидели царица и хмурый царевич. Впрочем, время от времени губы Федора кривились в ухмылке. В отличие от отца, человека неуравновешенного, но умного, царевич был просто жесток. Мать Дмитрия всегда указывала, что не все мужчины из рода Тариков страдали безумием, что Игорь вел себя вполне разумно до того, как смерть забрала у него первую жену, Меланью. Твердо уверовав в то, что судьбу первой царицы решило колдовство, он затем каждое несчастье объяснял изменой и происками врагов. Из пяти детей выжил один, Федор, воплотивший все худшие черты мужчин рода Тариков.
Батюшка вернулся! Дон-н-н! Кинск ликовал.
Не радовалась лишь, вероятно, царица Софья. Ее одолевали сомнения. Прошлым вечером появившийся на закате острый как бритва полумесяц возвестил приход Шестой луны. Это означало, что ее муж был в отъезде уже девять недель, и все эти недели она томилась в Верхнем городе, обреченная на безжалостно-скучное, беспросветное существование. Когда же он находился здесь, она становилась царицей, его супругой, хозяйкой дворца. Но страх все равно не проходил. Отсюда и сомнения.
Игорь возвратился этой ночью, но не зашел к ней, ничего ей не передал, не позвал. Предупрежденная служанкой, Софья пролежала несколько часов не смыкая глаз, ожидая, когда откроется дверь. Дверь не шелохнулась.
Даже сейчас, стоя у окна, выходящего на Базарную площадь, она нет-нет да и поглядывала на угловую дверь. Дон-н-н! Колокольный звон означал, что царь собирает двор. Наверное, в эту самую минуту его наряжали в торжественные одежды за той массивной, непроницаемой дверью. Сама Софья же оделась и была готова к выходу. Служанок она отослала, дабы они не стали свидетелями воссоединения царственной четы.
О возвращении Игоря ей стало известно еще несколько дней назад, потому что все князья и бояре, живущие не далее чем в двух днях езды от Кинска, получили распоряжение явиться ко двору, а во дворце уже начались приготовления к пиру. Близость встречи с друзьями и родственниками радовала Софью.
Длинное, до полу, одеяние было таким же внушительным, как сам дворец, – несколько слоев парчи и меха куницы. Украшенная рубинами корона весила столько же, сколько весит новорожденный, Облаченная во все эти наряды, обвешанная золотом и драгоценными камнями, похожая на колокол, Софья ощущала себя чем-то вроде национального монумента. В некотором смысле она и была им, наглядно демонстрируя богатство Скиррии, львиная доля которого принадлежала самодержавному правителю, царю.
Дон-н-н! Поющая толпа заполнила площадь до краев. Там и тут щелкали кнуты и плети, кареты и всадники пробивались через людское море к воротам, как зайцы через густую траву. Гости боялись опоздать. Кинск стоял на равнине. Верхний город представлял всего лишь центральный дворовый комплекс, укрепленный, древний и запутанный. Из окна царица видела и Базарную площадь за крепостной стеной, и крыши домов, и бескрайние, уходящие вдаль и теряющиеся в дымке поля.
Ей приходилось стоять, потому что ходить в таком наряде было нелегко. Спальня царицы могла показаться просторной, хотя много места занимали разрозненные сундуки, стулья, столы и громадная кровать, на которой запросто расположилась бы семья из шести человек. На стенах висели старинные гобелены с изображением странно одетых людей и явно не скиррианских пейзажей. Софья полагала, что их привезли вместе с военной добычей после восточных походов. Пол покрывали изъеденные молью медвежьи шкуры.
Петли скрипнули…
Царица вздрогнула, но открылась не угловая дверь, а другая. Притолоки во всем дворце были низкие, так что даже женщине приходилось сгибаться чуть ли не вдвое. Защищать такую дверь мог один хороший воин, что уже не раз подтверждала долгая и кровавая история дворца.
Вошедшую звали Евдокией, и она служила Софье много лет, исполняя самые разные обязанности. Волосы под толстым платком давно сменились с золотых на серебряные, походка стала тяжелой, а ума так и не прибавилось, но зато все свои недостатки Евдокия компенсировала преданностью. Обладала она и немалой храбростью, столь необходимой в постоянных стычках со стрельцами, размещавшимися в Верхнем городе, которые с вожделением поглядывали на «ее» девушек.
– Княгиня! – сообщила старуха. Княгинь в Скиррии было много, но так Евдокия называла только одну.
– Веди ее, бабушка.
Софья сделала несколько шагов вперед, словно ступая по глубокому снегу, и встретила сестру посреди комнаты. Драгоценности звякали, ударяясь одно о другое. Дверь за вышедшей Евдокией скрипнула.
– Таша, дорогая, как ты? Все хорошо? Как все? Елена?
Все Темкины имели светлые волосы разного оттенка. Рыжеватые, золотистые, серебристые. Первые – у Дмитрия, вторые – у Софьи, третьи – у Таши. Сегодня она выбрала роскошное одеяние, в котором ярко-красный цвет сочетался с темно-синим. Сотни жемчужин переливались, сияли, поблескивали. Таша всегда отличалась вкусом и умела хорошо одеваться. В свои пятнадцать лет она прекрасно сознавала, какое производит впечатление.
– Ух! – вздохнула Таша. – Тебя и не обнимешь. Елена уже переходила неделю, а живот у нее такой, что, наверное, стоит ждать тройню. – Она взглянула на боковую дверь.
Софья утвердительно кивнула:
– Ты такая худая. Не больна?
– Худая? В этом? Я совершенно здорова. А ты? Таша положила руку сестре на живот.
– Ничего? Почему?
Обсуждать такие проблемы с незамужней девицей?
– Понимаю. Я, должно быть, кажусь тебе старухой, Но у меня впереди еще несколько лет. Мне ведь всего только восемнадцать! А что с тобой? Щеки ввалились. Дмитрий не кормит?
Слабая усмешка тронула губы Таши.
– Мы, Темкины, никогда толстыми не были, ваше величество!
Софья так и не поняла, что означала усмешка, но выяснять не стала.
– Дмитрий здоров?
– Как бык. Этот что там делает? Разъезжает всю зиму? – Она имела в виду Игоря. – Другие женщины?
– Охотится, – туманно ответила Софья. Если до Таши еще не дошли слухи о том, на кого охотится царь, то пусть остается в неведении. – Не думаю, что он хранит целомудрие, дорогая, но ничего особенного. Впрочем, я в любом случае узнала бы последней, не так ли? И раз уж мы заговорили об этом, сестра, тебе пора найти мужа. Я в твоем возрасте уже была замужем.
Слухи о будущем Таши давно уже распространились по городу, но Софья, не уверенная в их точности, избегала касаться этой темы в письмах. Слухам помогать не стоит, а сами по себе они до Фарицева доползут не раньше, чем через год.
Усмешка снова появилась на губах юной княгини. Бледные щеки Таши слегка порозовели. – У нас есть кое-кто на примете. У нас? Уж не крутит ли эта кокетка роман, пользуясь тем, что Елена озабочена своей беременностью? Княгиня, представительница правящей династии, не имеет права выйти замуж по своему усмотрению: она обязана, делая выбор, принимать во внимание интересы государства. В случае с Софьей ее дядя, царь Игорь, просто вызвал девушку к себе и сообщил, что разводится с третьей женой и что она, его племянница, будет следующей царицей. Царь овладел ею в ту же самую ночь, словно спеша утвердить право собственности, потом повторил это в брачную ночь, примерно через месяц, и… в последующие три года она делила с ним постель еще семь или восемь раз. Ее первостепенная обязанность заключалась в том, чтобы быть рядом с ним на публика вызывать зависть других мужчин. Любовным же утехам царь предавался в иных местах, но Софья не могла говорить об этом даже с Ташей.
Скрыв беспокойство за улыбкой, она подвела сестру к узкому, более напоминающему амбразуру, окну.
– Дмитрий уже разговаривал с ним?
– Он желает узнать твое мнение, но если ты согласишься, то спросит царя сегодня же! В любом случае до нашего возвращения домой.
– И кто?..
– Василий Овцын! – Таша чуть не прыгала от возбуждения. Жемчужины на платье приплясывали. – Наследник князя Григория! Ты его знаешь? Такой красавчик!
– Я знаю Василия не очень хорошо, но мужчина он достойный, несомненно.
Теперь Софья поняла значение появлявшейся на губах сестры усмешки, но вот представить вместе хрупкую Ташу и необъятного князя было трудно. Юноша не обладал какими-то достоинствами, если не считать огромных размеров, но зато был лишен бросающихся в глаза недостатков. Кроме того, семейство Овцыных считалось одним из самых богатых в Скиррии.
– Во всех отношениях. Кроме…
– В чем дело?
– Тебе известно, что его сестра Наталья служила у меня последние полгода?
Таша пожала плечами:
– Что-то слышала. Я с ней не встречалась.
– Не притворяйся такой уж невинной, – сердито сказала Софья. – Ты знаешь, кто выбирает для меня прислугу и почему, Все они заложники, все отвечают головой за хорошее поведение их семей. Значит, Овцыны впали в немилость. Может быть, даже находятся под подозрением. Кто подал тебе мысль об этом замужестве? Григорий?
Князь Григорий в отличие от своего сына был слишком умен, проницателен и богат, чтобы пользоваться доверием царя. Надеясь улучшить отношения с самодержцем а счет брака Таши и Василия, он мог предложить сказочную цену.
Что касается Дмитрия, то, будучи отличным наездником, он слыл полнейшим простаком в политике.
– В чем их можно подозревать? – раздраженно спросила Таша.
– В измене, конечно. Ты не слышала о событиях в Суздене?
– Какие-то волнения?
Таша старательно отводила глаза.
– Большие волнения!
Некоторое время назад, в месяц Пятой луны, князь Григорий примчался в Верхний город в крайне возбужденном состоянии. Царя не было, он – согласно официальной версии – отдыхал в одном из своих личных поместий, Царицыне. Плачущая Наталья поведала Софье страшную историю о том, как банда разбойников напала на имение Овцыных в Суздене. Грабежи и насилия продолжались всю ночь. По чистой случайности – так сказали Наталье, – Григорий с сыном оказались на месте с небольшой вооруженной охраной. К утру нападение было отбито, но обе стороны понесли потери. С рассветом обнаружилось, что на кафтанах убитых разбойников имеется особый знак, волчья голова, указывающий на их принадлежность к царским стрельцам. Обычно это означало, что Игорь задумал уничтожить тот или иной известный род. В надежде предотвратить худшее Григорий помчался в Кинск, чтобы просить Игоря о милосердии.
Дальше – хуже. Через неделю еще более крупное войско стерло Сузден с лица земли, а несколько уцелевших несчастных рассказали о случившемся. По их словам, нападением командовал всадник, натравливавший на людей огромных псов. Никто не сомневался, что это был Игорь.
Итак, Григорий решил спрятаться за спиной Таши?
Подавив злость, Софья еще раз обняла сестру.
– Дорогая, ты хорошо знаешь Василия?
– Мы встречались. Он подарил мне кольцо с рубином. Вот такое! Василий сказал, что я не должна его принимать, если… Ну, ты понимаешь… – Она выдавила из себя улыбку. – Знаешь, когда Василий опустился на колени, он все равно остался выше меня!
Значит, Таша просто-напросто выбрала самого большого жеребца на самой зеленой лужайке. Ах, молодость! Но все можно поправить, пока она не убедила себя, что любит по-настоящему.
– Дорогая, я не хотела говорить… ходят слухи…
– Какие слухи?
– О том, чтобы сделать тебя королевой.
Сапфировые глаза расширились.
– Я не желаю покидать Скиррию! Ты, Дмитрий, Елена… Я не поеду!
– Ты сделаешь то, что скажет царь, дорогая! Это не мелочь – быть королевой. И если он действительно имеет в виду Шивиаль…
– Кого?
– Не кого, а что.
Мало кто из скиррианцев знал что-то о мире, лежащем за пределами их страны. Лишь кое-кто из князей умел читать и писать, а кругозор женщин ограничивался садовой калиткой. Софья усвоила грамоту по настоянию матери. Она поняла, что книги помогают коротать время, языки позволяют говорить с иноземцем, и таким образом узнавала о грядущих событиях раньше других.
– Шивиаль – прекрасная, цивилизованная страна. Король Ательгар молод и никогда не был женат. Поверь мне, это удача. Предупреди Дмитрия, чтобы держал язык за зубами.
– О чем речь? – произнес низкий, хриплый голос.
Но это был не Игорь. Голосом, похожим на звук колокола, обладал царевич Федор. Выпрямившись в полный рост, он стал похож на вылезшего из берлоги медведя. Не столь крупный, как Василий Овцын, он тем не менее превосходил большинство мужчин и отличался не умом, а хитростью. По случаю торжественного события Федор облачился в богато Расшитые золотом одежды, а драгоценные камни украшали его буквально с головы до ног, начиная от остроконечной кожаной шапки и заканчивая громадными сапогами. Даже рукоять меча и ножны сияли изумрудами. Он был единственен выжившим ребенком царя и приемным сыном Софьи, хотя их разделял всего месяц. Жидкая борода не скрывала отвратительной ухмылки.
Таша грациозно опустилась на колени. Софья наградила царевича холодным взглядом – тот ответил гнусным оскалом. В присутствии посторонних он встал бы перед ней на колени, но наедине всячески демонстрировал свою независимость. Почти всю зиму Федор провел вместе с отцом, участвуя во всех его злодеяниях, включая и налет на Сузден.
– Встань! – проворчал он. – О чем шла речь? Таша поднялась.
– Ваше высочество, мой брат принял предложенную мне руку и…
Царевич подался к ней.
– Кто?
Не ответить было невозможно, но Таша смотрела на него с таким негодованием, что у Софьи сжалось сердце.
– Василий Григорьевич Овцын. Но ваш отец еще…
– Овцын? Овцын? – Звук его раскатистого смеха заглушил даже звон колокола. – Этот изменник? – Он покачал головой и бросил взгляд на Софью. – Иди. Он ждет. – Федор повернулся к Таше и осклабился: – Что ж, ты уже вполне созрела. Вон вымя какое отрастила. – И, бросив взгляд на мачеху, добавил: – Иди, матушка! Он ждет.
Царь Игорь правил Скиррией тридцать три года, пережив двух жен и четырех детей. Третья жена отправилась в ссылку, обвиненная в грехе бесплодия. Четвертую, также оказавшуюся не в состоянии продлить царский род, ждала, похоже, столь же незавидная участь.
Игорь был плотный, массивный мужчина, с толстым торчащим носом и длинной неопрятной бородой, в которой мелькали и серебряные нити, и – нередко – паутинки слюны. Неуклюжий и неповоротливый, он казался апатичным, но это впечатление рассеивалось его живыми, бегающими глазками. Царь мог часами неподвижно и молчаливо сидеть ссутулившись, на троне и пристально, как стервятник, наблюдать за присутствующими. Он редко носил оружие, прежде почитая полагаться на кнут из плетеной бычьей кожи, одного дара которым хватало, чтобы сбить противника с ног или раскроить ему лицо.
Согнувшись более обычного, Софья вошла в спальню своего царственного супруга. Игорь стоял прямо перед ней, когда рядом раздался рев и что-то прыгнуло на нее. Царица в ужасе вскрикнула и прижалась к стене.
– Лежать, Яков! Лежать! – приказал Игорь, хватая цепь и одновременно охаживая рвущегося с нее пса кнутом.
Силы человека и чудовища были примерно равны: мелькали зубы и клыки, сапоги и когтистые лапы топтали расстеленные на полу медвежьи шкуры, проклятия и рык смешивались в нечто ужасное. И лишь когда из-под темной шкуры проступила кровь, громадная псина жалобно взвыла и, перекатившись на спину, подчинилась хозяину.
Дрожа от ужаса, Софья выпрямилась и посмотрела на лежащее на полу чудовище. Игорь славился пристрастием к таким страшилищам, но ничего подобного ей видеть еще не приходилось.
– Так-то лучше! – Царь ослабил цепь и потянулся к псу левой рукой, держа, однако, наготове кнут. Жалобно скуля, собака перевернулась на брюхо и, приподняв жуткую голову, облизала пальцы своего повелителя. – Хорошо, хорошо! Молодец!
Игорь потрепал животное по холке. Довольно урча, пес ткнулся носом в хозяйские сапоги и завилял хвостом.
– Тебе нравится?
– Он великолепен, ваше величество, и вполне достоин вас. – Сердце все еще бешено колотилось в груди царицы, – Наверное, съедает волка на закуску.
Царь улыбнулся, но от его улыбок никогда не становись легче.
– А знаешь, почему я люблю своих малышей?
– Потому что они смелые и защищают вас, господин? ~~ Потому что я могу им доверять! – Глаза царя торжествующе блеснули. – У меня много врагов. Сотни и сотни. Все они плетут заговоры, злоумышляют… Я никому не могу доверять – только им, моим собачкам. Я бью их и морю голодом, но они все равно любят меня. Даже этот, Ов Видела, как ему досталось? А теперь посмотри! Лижет мне руку. Люди не могут так любить. Стоит мне сказать одно слово, и он разорвет тебя на куски. Веришь?
– Да, ваше величество.
– Он разорвет любого. – Царь вздрогнул. – Сколько изменников! Ведьмы, колдуны, отравители! Они убрали Людмилу, мою возлюбленную. А я так ее любил!
– Да, господин.
Софья вздохнула, готовясь встретить еще один приступ безумия.
– И Аврамию убили. Мою розочку. И Меланью… Где мой наследник? Алексей… – Его глаза потемнели. – Ну?
Опомнившись, царица поспешно опустилась на колени и осторожно коснулась лицом косматой шкуры. Оскалившаяся морда пса была совсем близко. Во взгляде чудовища ощущалось нечто неестественное. Собака принюхалась, но не издала ни звука.
– Добро пожаловать домой, ваше величество.
Царь хмыкнул и, наклонившись, погладил пса, зализывавшего свои раны.
– Ладно, подымись!
Софья встала. Муж даже не поцеловал ее.
– Закрой дверь.
Все еще дрожа, она повиновалась. Федор, наверное, все слышал. Вероятно, Игорь подстроил нападение собаки так, чтобы потом посмеяться над случившимся вместе с сыном.
– Ничего? – Он перевел взгляд на ее живот.
– Увы. Я так хочу родить ребенка вашему величеству. Царицы для того и нужны. Материнство – это еще и защита.
– Почему Федор смеялся?
– Моя сестра… она сказала, что вышла бы замуж за Василия Овцына, господин.
Его лицо полыхнуло гневом.
– Они еще смеют!..
– Уверена, Дмитрий не имел в виду ничего дурного! Если вам это не нравится, то еще не поздно…
– Пока не поздно. За мной!
Сняв с крюка цепь, царь шагнул к двери. Пес последовал за хозяином.
Не быть вторым. Так всегда говорила своему сыну царевна Екатерина, а она постигла эту мудрость на собственном опыте, всю жизнь будучи либо первой, либо второй. Отпрыски ее брата рождались, болели и умирали у нее на глазах. Стоящему первым приходится лишь унижаться и повиноваться, а вот следующего за ним постоянно поддерживают в злом умысле как против царя, так и против царевича. Дважды болезни детей вызывали обвинения в колдовстве, грозившие самыми серьезными последствиями. Невиновность была слабой защитой, потому что Игорю повсюду мерещились заговоры.
От матери Дмитрий унаследовал отвращение к политике, занятию кровавому, особенно в Скиррии. У него была жена, он ждал сына, а все прочее считал глупостью. Ему исполнилось шестнадцать, когда умерли родители (поговаривали, что не обошлось без колдовства), оставив на попечении юноши сестер. Немало сил уходило и на защиту семейных земель от хищных соседей и родственников, из которых самым жадным был Игорь. Последнюю дюжину лет Дмитрий стоял вторым к трону, вслед за царевичем Федором. Больше всего он хотел бы избавиться от такой незавидной чести, отказаться от тягостного родства и вести спокойную жизнь помещика, мужа и отца. И еще Дмитрий мечтал о том, чтобы его сестра, царица, начала наконец Рожать здоровых сыновей, обезопасив тем самым и себя, и его.
Определить по сидевшей на возвышении Софье, беременна она или нет, было невозможно – он видел лишь ее бледное лицо. Куда девалась веселая, жизнерадостная девушка, вышедшая замуж всего три года назад?
Взгляды всех приковывал царь, восседавший на древнем троне Кинска. Колонный зал был длинным и широким помещением, но казался небольшим из-за низкого потолка и сотни колонн, давших ему название. На широких скамьях Теснилась скиррианская знать, молча, настороженно и униженно ожидавшая, когда же самодержец объявит цель собрания. Игорь не спешил. Оглядывая зал, он неторопливо поглаживал вплетенные в кожу кнута, потемневшие от крови стальные шипы. Чудовищный пес лежал у ног хозяина, а у дверей и окон застыли одетые в черное стрельцы.
По обе стороны от трона на деревянных стульях сидели царица и хмурый царевич. Впрочем, время от времени губы Федора кривились в ухмылке. В отличие от отца, человека неуравновешенного, но умного, царевич был просто жесток. Мать Дмитрия всегда указывала, что не все мужчины из рода Тариков страдали безумием, что Игорь вел себя вполне разумно до того, как смерть забрала у него первую жену, Меланью. Твердо уверовав в то, что судьбу первой царицы решило колдовство, он затем каждое несчастье объяснял изменой и происками врагов. Из пяти детей выжил один, Федор, воплотивший все худшие черты мужчин рода Тариков.