Как старший среди князей, Дмитрий занимал центральное место на передней скамье, прямо напротив трона. Согласившись усадить рядом Григория Овцына, он лишь после разговора Таши с Софьей понял, что его провели.
   За время правления Игорь так и не раздвинул границы своей империи, хотя почти постоянно вел кровопролитные войны. Куда больших успехов он добился в ущемлении прав князей и бояр. Одного за другим царь выхватывал их из колоды и перерезал им горло – иногда фигурально, иногда нет. Пребывая в благодушном настроении, Игорь просто доводил жертву до нищеты. Никто не смел выступать против него – шпионы проникали повсюду. «В каждом заговоре третий всегда царь» – гласила пословица.
   И вот уцелевшие собрались в зале, чтобы услышать, чье имя будет следующим.
   Бывалые царедворцы пытались обнаружить знаки-указатели. Борода Игоря побелела еще больше, но явных признаков нездоровья не заметно. Царевич не изменился, разве что растолстел. Перестанет ли он когда-нибудь расти? Не сидит ли Федор ближе к отцу, чем обычно? Не собирается ли царь объявить о двоецарствии? Такие случаи уже были, но Игорь не из тех, кто делится властью. Царица немного подальше от мужа, чем сын от отца, но не слишком далеко, чтобы делать какие-то выводы. Среди прочих присутствующих все знакомые лица, никаких новичков – жестокий палач Вяземский, командир стрельцов; престарелый старший боярин Скуратов; главный чародей Рязанский; царский астролог Унковский. Никто не сомневался, что в свое время батюшка сообщит о цели собрания.
   – Не опускай глаза! – в третий или четвертый раз прошептал Дмитрий.
   Таша никогда не отличалась выдержкой; вот и сейчас она нервно сжимала и разжимала пальцы, искоса поглядывала по сторонам: то на брата, то на князя Григория и его унылую жену, то на возвышавшегося горой Василия.
   Предлагая брачный союз между сыном и Ташей, Григорий признавал, что потерял милость царя и что Дмитрий в случае согласия рискует навлечь на себя гнев владыки. Но Овцыны имели огромные земельные угодья вокруг Спренска и считались крупнейшими в Скиррии помещиками. Молодой Василий не был, возможно, блестящим женихом, но пленял предсказуемостью и надежностью. Как раз то, что нужно Таше, витавшей со дня встречи с Василием в облаках. В мечтах она уже видела себя самой богатой женщиной Скиррии.
   И вот теперь Софья сказала «нет», и Дмитрий уже сожалел, что не посоветовался с ней раньше. Мужчине трудно заставить себя искать мудрости у женщины, тем более у младшей сестры.
   – Астролог! – произнес царь.
   Престарелый боярин Унковский поднялся с боковой скамьи, просеменил к трону и распростерся перед самодержцем.
   – Что сулят нам звезды на сегодня?
   Старик разразился малопонятными причитаниями, потом взвыл, встал на колени и воздел руки. Что-что, а создать впечатление он умел.
   – Наимогущественнейший повелитель, чье величие превосходит величие небес, слушай, что говорят звезды! Известия, большие известия! Зло явит себя в своем истинном обличье, и великая радость придет за ним, Любовь и милость царя коснутся всех детей его.
   Шелест голосов пронесся по залу; люди переглядывались, стараясь понять смысл предсказания. Еще три года назад Дмитрий тоже пребывал бы в недоумении, но Софья раскрыла ему некоторые тайны двора, В своих прорицаниях, сказала она, Унковский не глаза обращает к небу, а ухо прикладывает к земле. Поначалу Дмитрий не поверил сестре, но, присмотревшись, понял – предсказания всегда обещают то, что нужно Игорю.
   – Зло обнажится, великий царь! – вещал астролог. – Но и радость ждет нас всех!
   Некоторое время Игорь молчал, раздумывая, потом покачал головой и пролаял:
   – Князь Григорий! Князь, ты причинил нам большой урон, Твои люди напали на наших доблестных стрельцов возле Суздена и убили многих. Почему ты позволяешь им такое?
   – Ваше величество, наверное, мне неправильно доложили, умоляю вас открыть нам правду.
   Смелый ответ. Григорий только что не обвинил царя во лжи.
   Игорь прищурился.
   – Мои люди проезжали мимо. Твои разбойники устроили засаду и, пользуясь численным преимуществом, убили нескольких. Потом кровь ударила им в голову и они начали сжигать дома, убивать и насиловать. К счастью, мои стрельцы смогли восстановить порядок, иначе ты был бы обвинен в государственной измене.
   От слов Игоря повеяло холодом, как будто топор палача коснулся шеи Григория. Тем не менее князь не дрогнул, и его твердый голос разнесся по залу.
   – О великий царь, должно быть, мои люди приняли стрельцов за разбойников. Они познали силу твоего гнева и заплатили за ошибку. Как я могу загладить их вину? – Сколько ты хочешь получить на этот раз?
   Царь нахмурился:
   – У тебя много земель вокруг Сиренска.
   Князь дрогнул. Его жена издала протяжный стон. Василий попытался успокоить ее.
   – Ваше величество… – начал Овцын, но разум все же обуздал чувства, В любом случае бедность лучше могилы. – Я с радостью отдам их вашему величеству в знак преданности и покаяния.
   Жена князя застонала опять.
   – Старший боярин Скуратов оценит их. Овцын молча склонил голову.
   – Твоя дочь будет возвращена тебе.
   – Ваше величество очень добры.
   – Но у нас есть вопросы к твоему сыну.
   – К моему наследнику?
   – Пусть выйдет.
   Поднявшись со скамьи, Василий неспешно подошел к трону. Громадный, как подпирающие потолок колонны, он опустился на колени рядом с отцом и, выждав паузу, наклонился.
   – Встать! Встать!
   Юноша встал. Как колонна. Он выдержал взгляд царя, не опустил глаза, и собрание затаило дыхание, с замиранием ожидая, чем обернется такая намеренная дерзость.
   – Ты тоже, князь.
   Григорий неуклюже поднялся. Его голова едва доставала до плеча его сына.
   – Что же это? Как такой карлик смог породить такого великана? Или твоя жена баловалась с кем-то из слуг? А может, все дело в колдовстве?
   Вздох ужаса пронесся по залу.
   – О великодушный повелитель! – уже без прежней уверенности воскликнул Григорий. – Да, колдовство было! – И снова собравшиеся ахнули, а лучники подняли луки. – Но очень давно, ваше величество, еще в правление вашего благословенного деда. Колдовство было направлено против меня. Все мои предки высокого роста… отец… дяди… Но я, ваше величество, был больным ребенком. Ведьмы, наложившие заклятие, сгорели на костре, но успели сделать свое черное дело. К Василию это не имеет Никакого отношения.
   Царь поиграл кнутом, как бы раздумывая, послать на костер одного из Овцыных или обоих.
   – Ладно. Ты можешь идти. А вот сын нам еще пригодится.
   Пятясь и не переставая кланяться, Григорий отступил к скамье и бессильно упал между женой и Дмитрием. За несколько минут разговора с Игорем он как будто съежился. Царь перевел взгляд на его сына.
   Юноша с едва начавшей расти бородой стоял непоколебимо, как скала, демонстрируя завидную смелость. Дмитрий с удовлетворением отметил, что не ошибся в суждении о возможном женихе для своей сестры. Впрочем, теперь все это уже не имело значения.
   – Как тебя зовут, отрок?
   – Василий Овцын, ваше величество.
   – Этот род покрыл себя позором. Отныне ты просто Василий.
   Юноша, в одно мгновение лишившийся всего, сжал кулаки, но ответил спокойно:
   – Как прикажет ваше величество.
   – Мне говорили, что разбойниками командовал какой-то великан.
   Последовала пауза. Похоже, Василий оценил ситуацию и решил, что терять ему нечего.
   – Я лишь помогал отразить нападение тех, кого мы сочли грабителями и убийцами, господин.
   Глаза Игоря опасно блеснули.
   – Вот как? – недоверчиво сказал он.
   Некоторое время все молчали. Тишину нарушали лишь всхлипы княгини Овцыной. Таша сжала руку брата.
   – Воевода Вяземский?
   С боковой скамьи поднялся однорукий мужчина. Подойдя к помосту, он остановился в нескольких шагах от собаки и опустился на одно колено. Вяземский был разбойником, убийцей и насильником, но Игорь сам помиловал его и поставил во главе особого отряда с условием, что он будет повешен при первом же проявлении жалости к кому-либо.
   – Ваше величество?
   – Вот смелый человек, которому некого защищать. У тебя есть для него подходящее место, воевода?
   – Конечно, господин. Я найду для него место, если подвину кое-кого.
   Во всей Скиррии только Вяземский позволял себе шутить в присутствии царя.
   – Тогда, отрок, у тебя есть возможность послужить нам и смыть позор семьи. – Игорь кивнул в сторону ближайшей к себе скамьи. – Садись.
   Василий направился к краю помоста, следя за тем, чтобы не повернуться спиной к самодержцу, но не проявляя видимых признаков страха.
   – Ближе, – сказал царь. Василий сел ближе.
   Пес угрожающе зарычал и оскалился, готовясь к прыжку, но Игорь удержал его резкой командой.
   – Боишься? Ближе!
   Теперь Василий сел почти вплотную к собаке, и та зарычала еще громче.
   Царь удовлетворенно кивнул:
   – Ну вот. Теперь у нас два верных телохранителя, не так ли?
   Игорь снова оглядел зал. Все ждали, когда он назовет следующую жертву.
   – Князь Грязной!
   На этот раз несчастный отделался сравнительно легко: царь всего лишь назначил его дочь в услужение к Софье. Объятая ужасом девушка заняла место рядом с Василием, к счастью для нее, подальше от жуткого пса.
   – А теперь, благородные князья и бояре Скиррии! – провозгласил Игорь, внезапно меняя тему. – В последние годы немалую выгоду нашей земле принесла торговля с далекой страной Шивиаль, корабли которой получили доступ в наш торговый порт. Сегодня мы решили дать ответ на многократно повторяемую просьбу короля Ательгара дать ему руку нашей свояченицы Таши. Вам надо подумать о дарах. По случаю такого радостного события.
   До Дмитрия донесся приглушенный вздох сестры.
   – Улыбайся! – прошептал он, поворачиваясь к ней с таким видом, будто ждал этого мгновения всю жизнь. – Даже если он выдаст тебя за этого пса, улыбайся.
   Он поднялся и, взяв Ташу за руку, вышел вперед под приветственные крики знати, стараясь не смотреть на Василия.
   София двинулась им навстречу с распростертыми объятиями; обняв сестру и поцеловав брата, она подвела их к основанию трона. Игорь усмехался, поглаживая седую бороду. Обычно его улыбка предвещала чье-то страдание, но, возможно, времена менялись.
   Таша распростерлась перед владыкой. Дмитрий произнес благодарственную речь.
   – Ты, Таша, останешься в Верхнем городе и займешься вместе с царицей подготовкой к свадьбе. – Игорь перевел взгляд на Дмитрия и уже другим тоном продолжил: – Где твоя жена, князь? Ее ждали здесь.
   – Срок близится, государь. Ей скоро рожать и…
   – Самые лучшие повитухи здесь, в Кинске. Пришли ее.
   – Как пожелает ваше величество.
   Надо бы послать кого-то не слишком расторопного, подумал Дмитрий. Елене лучше остаться до родов в Фарицеве.
   – Мы позаботимся о ней, пока тебя не будет.
   – Пока меня не будет?
   – Ты встретишь шивиальского посла на границе и проводишь до Кинска.
   Дмитрий еще раз поклонился, старательно изображая радость. Ехать придется, наверное, в Трейден. Это где-то далеко на севере.
   Что ж, Таша теперь важное лицо, и Игорь, пожалуй, прав, переводя ее в столицу. А Елена и ее ребенок нужны ему как заложники на время путешествия мужа и отца к границе. Игорь не терпел, когда его подданные бежали из страны, и считал это проявлением глубокой неблагодарности и даже изменой.

2

   Два человека неторопливо ехали по каменистой равнине под невероятно огромным небом. Летний зной спал, но солнце и ветер не щадили людей; копыта коней топтали скудную травку, выжженную настолько, что кормом ее уже не считали. Над почти безжизненным ландшафтом вихрились клубы пыли, неугомонные и неуловимые, как заблудшие демоны.
   Почти три месяца экспедиция Вассайла двигалась на восток, переходя из одного пейзажа в другой, меняя обильные луга и виноградники Исилонда на острые скалы Фитайна, округлые холмы – на сказочные замки, еловые леса – на березовые, дубовые, кленовые. Сейчас вокруг расстилались унылые сухие степи Долорта. Жизнь постепенно оскудевала. После блеска и роскоши Лавилля путешественники достигли обгорелых руин деревень, жалких останков, напоминающих о том, что война в этих краях столь же обычное явление, как засуха. Но даже и в этой пустоши Дестьен не давал охране расслабиться и то и дело рассылал разведчиков во все стороны. Эти двое как раз возвращались после такой вот рекогносцировки.
   – Царь – безумец! – сказал маркиз. – Воюет со своим собственным народом. Самодержец, который может делать все что угодно, и часто так и делает. Надо быть сумасшедшим, чтобы доверить своего подопечного такому маньяку. Мало ли что взбредет ему в голову? Почему ты смеешься?
   – Просто думаю, что мы с ним отлично поладим.
   – Кто?
   – Мы. Я и царь, – сказал Оук. – Мы же оба сумасшедшие.
   – Я же серьезно! Неужели ты сомневаешься, что я пекусь о тебе, мой добрый друг?
   Оук нисколько не сомневался в своем добром друге Орсоне – его милости маркизе Ваанене. Но искренность не всегда подразумевает полную откровенность. Самое странное, что случилось с ним за последние несколько Месяцев, это дружба сына рыбака с каменистого побережья Шивиаля с одним из благороднейших и знатнейших родов Исилонда, чей род не уступал в древности роду Вассайла.
   Почему им обоим было так хорошо вместе, оставалось Загадкой. Будучи примерно одного возраста, они различать во всем, кроме любви к фехтованию и крепким женщинам. Орсон, гибкий, долговязый, порывистый, являл собой едва ли не полную противоположность Оуку. Его ежедневный доход превосходил то, что рыбак мог заработать за всю жизнь. Владелец нескольких графств, член Высшего Суда, наследственный защитник королевы Исилонда. Оук всегда считал себя не более чем младшим воином крохотной команды Бо – высочайший же ранг маркиза делал его командиром всего исилондского контингента. Впрочем, Ваанен предпочитал уступать более опытному Дестьену заниматься вопросами тактики и тылового обеспечения, а дипломатичному де Ферно вести дела с капризным лордом Вассайлом. Он также отдавал первенство в науке фехтования де Роже. Возможно, именно эта готовность уступать ветрам судьбы и объединяла его с Оуком.
   Добравшись до вершины холма, они остановились. Внизу перед ними экспедиция растянулась по равнине длинной змейкой из четырехсот человек и почти тысячи лошадей.
   Орсон продолжал клясть царя.
   – Он выезжает на охоту с какими-то чудовищными, ужасными псами, по сравнению с которыми даже волки кажутся котятами. Науськивает собак на людей, и бестии рвут бедняг в клочья.
   Оук только хмыкнул. Страшные рассказы о кровожадном царе и его жутких псах, носящихся по заснеженным просторам Скиррии, казались ему несколько преувеличенными.
   – А ты слышал, что творится в Царицыне? – не унимался Орсон. – Безобразные оргии, мерзкие пытки, леденящие кровь ритуалы!
   – Думаешь, меня пригласят?
   – Куда?
   – На эти оргии? Маркиз расхохотался.
   – Ты и впрямь сумасшедший!
   – Все эти рассказы идут от Басманова, – небрежно заметил Оук, – который вряд ли заслуживает доверия. Он же сам признает, что если вернется, то царь его повесит.
   С Басмановым Бо познакомился в одной захудалой фитанийской таверне, где тот подавал пиво, и пригласил быть их проводником и наставником. Басманов знакомил путешественников с историей и обычаями Скиррии и обучал скиррианскому языку.
   – Басманов знает, что говорит, – запротестовал Орсон. – Он же боярин.
   – По его словам.
   – Когда он сбежал, по приказу царя стрельцы замучили до смерти его жену и скормили псам детей!
   – Это он так говорит. Мы же знаем, что Басманов – беглый каторжник.
   И еще любитель побаловать слушателей баснями о своих необъятных владениях и бесчисленных любовницах.
   – Но мечом владеет, как благородный человек! – провозгласил Орсон, позабыв на мгновение, что владение мечом не чуждо и некоторым отпрыскам рыбацких семей. – Да и другие рассказывают примерно то же самое.
   – Басманов – вор. В ту ночь, когда мы останавливались во дворце маркграфа, он прихватил кое-что из гостиной.
   – Как? – вскричал Орсон, пораженный таким проявлением низости со стороны человека, кичащегося знатным происхождением. – Почему ты не сказал мне?
   – Потому что я заставил его вернуть все на место, – безмятежно ответил Оук, не упомянув о мече как средстве воздействия.
   За время путешествия Оук приобрел ценный опыт по части размещения на ночлег в домах знати, у гнилых болот, под проливным дождем и на выжженных солнцем равнинах. Охранная грамота Вассайла, рекомендательные письма маркиза, боевой опыт Дестьена и медоточивый язык Ферно помогли экспедиции без особых проблем добраться до скиррианской границы. Им повезло, что никто ни с кем не воевал. Те, кто верил в безумных царей, могли надеяться на что-то интересное. Те, кто не верил, с нетерпением ожидали пышной церемонии встречи и долгого возвращения домой с Красавицей невестой и ее прислугой.
   Именно мысли о нежных, томных красавицах беспокоили путников более всего. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как Оук в последний раз посетил один из борделей Исилонда, а страждущие крестьянки, готовые продать ребенка за корку хлеба, радости не приносили.
   Ветер бросил ему в лицо пригоршню пыли, он выругался и сплюнул. Аркелл утверждал, что в таком путешествии человек легко может растерять все шивиальское и уже никогда не найти утерянное.
   – Что-то случилось, – сказал Орсон, приподнимаясь на стременах и вглядываясь вдаль. – Дестьен стягивает колонну.
   – Может, они увидели дерево? Орсон усмехнулся:
   – Невероятно. Скорее – Звоноград. Басманов говорил, что до него уже не долго. А потом мы расстанемся, мой друг!
   – Надеюсь, еще увидимся. Маркиз ухмыльнулся:
   – На Королевском Кубке?
   Оук пожал плечами. Лучше бы нет.
   – Наш подопечный клянется, что если только доберется до дома, то уже никогда не покинет Васбург.
   Уклончивость друга не ускользнула от внимания Орсона. Покачав головой, он задал вопрос, от которого долго удерживался:
   – Что скажут ваши друзья Клинки, если мы победим?
   – Когда победите. Бо ведь пообещал.
   Уверения Бомона в том, что Сабли займут четыре высших места в следующем турнире, уже не казались такими легкомысленными. Любой из четверых мог без особого труда разделаться с Оуком или Аркеллом. Орсон и де Роже сражались на равных с самим Бо.
   – Он, конечно, идеальный наставник. Но не назовут ли его предателем?
   – Нет, – решительно ответил Оук. – Подопечный всегда на первом месте, так что любой из Клинков сделал бы то же самое.
   Если бы, конечно, у любого была такая возможность. Опыт Бо стал платой за охрану и помощь, предложенные Регентом. Как давно это было?
   – Мне говорили, что лишение головы не такое уж болезненное дело. Боль проходит через несколько минут. – Орсон прищурился, вглядываясь вниз. – Авангард вернулся. Должно быть, увидели реку или Звоноград. Пришло время прощаться, друг.
   – Жаль. Мы все вам благодарны. Без вашей помощи нам бы сюда не добраться.
   Взгляд маркиза погрустнел.
   – Но как вы вернетесь? Шести рыцарей сэра Диксона явно недостаточно. Путь назад всегда опаснее, потому что у злодеев будет время подготовиться. Да и Скиррия… гиблое место. Друг Оук, не попробовать ли тебе убедить Бо возвратиться, пока еще не поздно?
   Вот, значит, к чему все эти разговоры! Что ж, приятно, когда о тебе тревожатся, но Оук покачал головой:
   – Он Старший, ему и решать. Орсон вздохнул.
   – Шивиальцы все такие сумасшедшие?
   – Только Клинки.
   – Я пытался убедить Дестьена в том, что нам следует подождать вас здесь, но это невозможно. Дни становятся короче, погода вот-вот изменится, а кормить лошадей здесь нечем. Да и то сказать – уже Восьмая луна! Нам придется поторопиться, чтобы вернуться домой до зимы. Сколько вы пробудете в Скиррии?
   – Не знаю. Празднования могут затянуться.
   Аркелл утверждал, что до Кинска еще дней семь – десять пути, но обратный путь займет больше времени, ведь женщины всегда сдерживают мужчин. Так что Лавилль они увидят еще не скоро.
   – Похоже, вам придется остаться в Кинске до весны.
   – Может быть. – Оука это не волновало. Ну пробудет он на чужбине еще год – что из того? Его жизнь принадлежит подопечному. – Царь обеспечит нас надежной охра-Ной.
   – Но не до конца же! Если его войска дойдут до Долорта Или Нартании, это будет нарушением договоров. Не думаю, что ему так уж хочется спровоцировать войну. Вероятнее всего, он проводит вас до Звонограда.
   – Не такой уж он безумец, чтобы бросать на произвол судьбы собственную свояченицу!
   – Почему же? Итак, слушай. – Похоже, Орсон принял какое-то решение. – Помнишь Гнейзов?
   – Как же такое забудешь!
   – Ландграф вроде бы честный человек. Я оставлю в Гнейзове лошадей для вас и нескольких человек с сержантом Наренном. Если сможешь, извести его перед возвращением. Не сможешь, он будет ждать там. Если будете возвращаться морем, пожалуйста, дай знать.
   – Ты невероятно щедр! – Оук никак не ожидал такого предложения. – Уверен, Вассайл этого не забудет.
   – Дело не в нем. – Глаза Орсона блеснули. – Мы же друзья. Чего не сделаешь ради любовничка.
   Оук рассмеялся, Сейчас он уже мог смеяться, но, впервые прознав о том, как воспринимают их дружбу некоторые, пришел в ярость. Орсону, аристократу и гражданину мира, было плевать на чье-то мнение. Его друзья делали вид, что ничего не замечают; Бо и Аркелл слишком хорошо знали своего товарища, а остальные если что-то и думали, то держали свои мысли при себе, опасаясь вызвать гнев Клинка. И только лорд Вассайл, человек сдержанный и старомодный, не одобрявший вольностей в отношениях мужчин и женщин, почел за долг задать вопрос, бывший на уме у многих.
   Оук, задетый за живое, лишь бросил:
   – Если нам хорошо, кому какое дело до остального? Вассайл побагровел от такой дерзости.
   К счастью, положение спас Бо.
   – У нас в Айронхолле были люди с такой наклонностью, милорд. Некоторые особенно обхаживали меня. Уверяю вас, Оук не из их числа. И Аркелл тоже. Кстати, я всегда отказывал. Ваши Клинки, милорд, вполне ортодоксальны в страстях.
   Вассайл фыркнул и сменил тему.
   Так что теперь Оук ответил шуткой на шутку:
   – Как мило с твоей стороны, дорогой.
   К тому времени когда они догнали колонну, река Звон уже сияла вдали серебряной лентой. Грязное пятно на дальнем берегу было, вероятно, Звоноградом. Три месяца назад город представлялся путешественникам огромным и богатым, а сейчас виделся кучкой лачуг под соломенными крышами, обнесенной частоколом. Здесь начинались владения царя Игоря, запретившего въезжать на его территорию более чем десяти воинам.
   Орсон подъехал к Дестьену. Оук приблизился к Бо, Аркеллу и Вассайлу, сидевшему на носилках между двумя лошадьми. Ведший лошадей молодой Вильф открывал рот только в крайних случаях.
   Дорога измотала лорда Вассайла. Он винил во всем подагру, но подагрой трудно объяснить постоянную усталость и изможденное лицо, приобретшее цвет тушеной печенки. В седле лорд держался с трудом, норовя вот-вот завалиться, но и лежа на носилках никак не находил отдыха. Он редко возвышал голос или бушевал, как будто опасался, что невыдержанность только еще больше подорвет силы. И тем не менее Вассайл не унывал.
   Ему стало чуть лучше после лечения в захолустном городишке Радомкле, оставшемся в десяти днях пути, по ту сторону равнины, а теперь лорд надеялся на заклинателей Звонограда, хотя Басманов проклинал скиррианских лекарей, называя их невежами, ничем не отличающимися от обычных шаманов. Этот человек, похоже, не находил хороших слов для своей родины.
   – Ну что, сэр Оук? – хрипло спросил Вассайл.
   – Маркиз пообещал оставить для нас лошадей в Гнейзове. Я поблагодарил его.
   Лорд согласно покивал, но ожидаемой радости не проявил, обманув надежды Оука.
   – Там Скиррия, – сказал Бо, указывая за реку. – Наши Друзья вынуждены остаться здесь. Нас ожидает царево войско. Если останемся живы, то вступим в страну, где, насколько известно, о законе не имеют и понятия. Все слышали рассказы об Игоре. Его называют главным разбойником. Наши дары предназначены ему, поэтому солдаты, возможно, их не тронут, но кто-то другой может попытаться. Наша обязанность – уберечь подопечного от Всех бед.
   Оук пожал плечами:
   – Да, Старший.
   – Ну?
   Брови на обветренном и прожаренном лице Бо казались серебряными черточками. Глаза покраснели от вечной пыли, но стальной блеск не покинул их. Он всегда оставался самым опрятным, самым аккуратным, самым гладко выбритым и самым чистым. В основном это объяснялось стараниями слуг Вассайла – Хагфилда, Кимберли и Перси. Так уж Бо влиял на людей. Ему же достался и самый лучший конь, Триплете, великолепный жеребец, выигранный у Дестьенав продолжавшейся всю ночь игре в кости.
   – Нам всегда хочется повернуть и рвануть назад. Была бы причина. Кто может что-то предложить?