Дункан Элис. Мой милый плут

   – Пока жители Розуэлла еще не до конца осознали свою ошибку и продолжают терпеть вас на должности шерифа, лучше будет, если вы хотя бы иногда станете делать что-то, связанное с вашей основной работой, Фермин. Непонятно? Так вот, забирайте этих поганцев и тащите в тюрьму. Если вы даже это не способны сделать, то о вашем подвиге сегодня же будет знать весь Розуэлл. Теперь понятно?
   Фермин надулся, как индюк.
   Лютер в этот миг пришел в себя, и сознание его уцепилось за последнее прозвучавшее слово. Голова его качнулась на тонкой шее, словно у цыпленка. Затем дрогнули ресницы, и на мир божий уставилась пара бесцветных, лишенных признаков мысли глаз.
   Лютер вяло поднес ко рту связанные руки, вынул зубами воткнувшуюся в ладонь колючку, сплюнул ее и сказал:
   – Ты уже кончил трахать ее? Тогда моя очередь. Фермин Смолл побагровел, что было заметно даже под толстым слоем пыли, покрывавшим его лицо. Чарли задержал дыхание и стиснул кулаки, а Одри, напротив, шумно выдохнула.
   – Что? Что ты сказал, засранец? – И она ринулась вперед.
   Только теперь Лютер начал понимать, что что-то здесь не так. Он настороженно посмотрел на приближающуюся Одри и фыркнул:
   – Вот стерва!
   – Сейчас я покажу тебе “стерву”, дерьмо ослиное! – крикнула в ответ Одри.
   Она взмахнула рукой, и бедная голова Лютера познакомилась с “кольтом” Фермина Смолла. Удар был не очень сильным, да и пришелся вскользь, однако этого за глаза хватило, чтобы вновь вырубить Лютера. Он сложился, словно карточный домик, и обмяк на земле. Чарли подбежал и забрал на всякий случай пистолет из руки Одри.
   – Ну все, хватит, мисс Адриенна. Мне кажется, с них уже довольно, – принялся он успокаивать Одри, положив руку ей на плечи. Затем вернулся вместе с нею туда, где соляным столбом продолжал торчать Фермин Смолл.
   – Тащите их в город, шериф, – посоветовал Чарли. – А я завтра обещаю привезти к вам мисс Адриенну для дачи письменных показаний.
   Он слегка прижал к себе Одри – разумеется, с единственной целью успокоить ее. Так, во всяком случае, ему хотелось бы думать.
   Одри в свою очередь никак не хотела успокаиваться. Она переключилась с бандитов на шерифа и ехидно воскликнула:
   – Я вовсе не уверена в том, что Фермин Смолл сумеет доставить пленных бандитов в город. Почти уверена, что он потеряет их где-нибудь по дороге.
   – Но, мисс Одри…
   – Что “но, мисс Одри”, что “но, мисс Одри”? – взвилась она. – Вы сегодня в третий раз стреляли в невинного человека, Фермин! И это только за одну неделю!
   – В четвертый, – негромко пробурчал себе под нос Чарли, но его услышали.
   – Э-э-э… Но… – заикнулся было Фермин.
   – В четвертый? – взвизгнула Одри. – Вы сказали – в четвертый! А когда это случилось? Я имею в виду – четвертый раз.
   – В-магазине Фиппса, в прошлую пятницу.
   Одри выскользнула из-под руки Чарли и рванулась к Фермину Смоллу, который притих, съежился и поник, словно гончая, упустившая зайца.
   – Та-ак, – протянула Одри голосом, не предвещающим ничего хорошего. – Пожалуй, с меня хватит. Забирайте этих людей и проваливайте с моей фермы, поняли? Немедленно! И не показывайтесь больше здесь, близко к моему дому не подходите, если хотите, разумеется, найти себе хоть какую-нибудь работу, когда вас выгонят из шерифов пинком под зад!
   Чарли тем временем разрядил “кольт” Фермина и сказал, возвращая его хозяину:
   – Я помогу вам усадить их на лошадь, Смолл. Фермин безнадежным взглядом посмотрел на Чарли, потом на Одри и, сообразив, что ему сегодня лучше помолчать, сердито буркнул:
   – Хорошо. Давайте.
   “Хоть бы спасибо при этом догадался сказать, идиот”, – подумал Чарли.
   Кстати говоря, усадить Лютера и Гарланда на лошадей оказалось далеко не таким простым делом. Чарли при этом взмок как мышь. Фермин оказался никудышным помощником. Он только путался под ногами и неумело пытался что-то сделать, поэтому Чарли махнул рукой и втащил преступников в седла сам, один, предоставив Фермину самую легкую часть работы – привязывать их к лошадям, чтобы не свалились по дороге. Наконец бандиты были усажены и закреплены в седлах, словно бочки на палубе корабля, пересекающего штормовое море. Были связаны под уздцы лошади бандитов и привязаны свободным концом к седлу Фермина Смолла.
   Наконец Фермин вскочил в седло и без лишних слов погнал свою лошадку прочь. Потащились за ним на веревочке и лошади незадачливых преступников, увозя на себе Лютера и Гарланда. Вскоре процессия запылила по дороге в направлении Розуэлла.
   Выезжая с фермы Хьюлеттов, Гарланд бормотал, раскачиваясь в седле:
   – Слава богу, слава богу…
   Лютер же, так окончательно и не пришедший в себя, вдруг открыл глаза, икнул и громко спросил:
   – Так ты трахнул ее или нет, Гарланд? Я что-то не понял.
   Чарли крепко прижал к себе Одри, не давая ей броситься вслед за уезжающими, – одному богу известно, чем бы это могло тогда кончиться для несчастного Лютера.
   Одри брыкалась и царапалась, пока всадники не скрылись с глаз, а потом, обретя свободу, оттолкнула Чарли и пошла прочь.
   Чарли еще раз посмотрел вслед уехавшей троице. Слава богу, на этот раз Фермин Смолл оставил его в покое.
   Чарли вздохнул, обернулся и увидел, что Одри хлопочет возле Бетси, успокаивая и гладя корову.
   “Ну, что же, вперед!» – скомандовал Чарли самому себе и направился к Королеве.
   – С вами все в порядке, мисс Адриенна? – осторожно начал он. – Ну и денек вам сегодня выпал!
   – Со мной все в порядке, – каким-то странным голосом отозвалась Одри, усердно отворачивая в сторону лицо.
   Чарли не удовлетворился ответом и спросил еще раз:.
   – Вы уверены в этом?
   Она не ответила, только кивнула головой, по-прежнему оставаясь к Чарли спиной.
   Он никак не мог понять, что бы все это могло значить.
   Потом протянул руку и повторил еще раз, поворачивая Одри лицом к себе:
   – Наверное, эти негодяи напугали вас? Вы уверены, что с вами все в порядке, мисс Адриенна?
   Одри вздохнула и подняла на Чарли свои заплаканные глаза.
   Сердце Чарли тревожно вздрогнуло и зачастило в груди. Он едва сдержался, чтобы не обнять и не расцеловать ее.
   – Я… Я действительно очень испугалась, Чарли, – призналась Одри и снова вздрогнула, вспомнив тупые лица бандитов, собиравшихся изнасиловать ее. – Очень испугалась.
   – Еще бы. Я тоже испугался – за вас. Серые глаза дрогнули и широко раскрылись.
   – З-за меня?
   – За вас.
   – Это п-правда?
   – Правда. Я боялся за вас с той самой минуты, как увидел их из окна конюшни, – они скакали прямо к лужку, на котором паслась Бетси.
   – И что потом?
   – Потом? Потом я выскочил из окна и помчался вам на подмогу. Я ужасно боялся опоздать. У меня темнело в глазах, когда я думал о том, что они могут с вами сделать.
   – Правда?
   – Богом клянусь, мисс Адриенна. Я и сам испугался до полусмерти. Не знаю, что со мной стало бы, случись с вами что-нибудь. – Чарли смутился, но было уже поздно. Слова прозвучали, и их назад не вернешь. А ведь не нужно было ему, наверное, говорить всего этого. Ведь прозвучало все это почти как признание в любви. Признание в любви женщине, которую он собирается совратить и ограбить! Просто замечательно!
   – Ах, Чарли…
   И Одри бросилась в объятия Чарли, а тот понял, что пропал.
   Теперь уж наверняка.

13

   – О, Чарли…
   Этот шепот окатил его, как морская волна, разлился по телу Чарли, и он окунулся в него с головой, понимая, что нет силы, которая способна теперь удержать его от того, что неизбежно должно будет произойти.
   – О господи, Одри…
   Но что значат слова в такую минуту!
   Чарли предполагал, что после случившегося, после этих бессвязных слов Одри просто-напросто разрыдается.
   Но она не заплакала.
   Она только теснее прижалась к нему, приподнялась на цыпочки и поцеловала. Рука ее скользнула вверх и утонула в его волосах, нетерпеливо сбросив шляпу с головы Чарли. Другая рука Одри принялась гладить его спину.
   Чарли судорожно глотнул воздух и хрипло повторил:
   – Одри…
   Она прикрыла его губы своими губами.
   Сколько лет жизнь Чарли была пустой и ненужной! В ней существовал только оркестр – его оркестр, заменивший ему семью с тех давних пор, когда он с друзьями покинул свой родной город.
   И вот теперь в его жизни появилась Одри. Она пришла и заполнила собою зияющую холодную пустоту. Ту пустоту, которая, как казалось Чарли, разверзлась перед ним навсегда.
   Эта девушка сумела вновь разжечь его сердце, согреть душу, она вновь заставила Чарли почувствовать себя молодым. Когда он впервые увидел Одри, она показалась ему глупой девчонкой, с головой, набитой романтическими бреднями. Теперь ее наивность приводила Чарли в восторг. Одри… За прошедшие недели он не раз убедился в том, что наивность сочетается в ней с мудростью, совершенно необходимой для того, чтобы выжить в этом суровом краю. А то, что она сумела каким-то образом сохранить в себе чистоту и способность радоваться жизни, делало ее в глазах Чарли еще бесценнее.
   Одри… Она сумела выжить там, где выживают лишь немногие. Сумела сохранить доброе сердце среди зла и обмана. Она осталась мечтательницей среди окружавшего ее наяву кошмара. Осталась мягкой, чистой и отзывчивой в мире жестком, злом и уродливом.
   – Чарли, – едва слышно прошептала Одри, – прошу вас, не нужно останавливаться. Обещайте, что сегодня вы дойдете до конца. Я хочу, чтобы у нас было все.
   Чарли только застонал и сильнее прижал ее к своей груди. Потом растерянно посмотрел по сторонам. Он уже знал, что сегодня не остановится и дойдет до конца – не было больше силы, которая остановила бы его. Да, все это так, вот только где?
   И он спросил хриплым голосом:
   – Но где, Одри?
   – На берегу реки. Там мягкая трава.
   Что было потом, Чарли не помнил. Он лишь смутно мог восстановить отдельные моменты: вот они идут с Одри рука об руку… кто-то спотыкается, другой поддерживает его… Нет, никаких подробностей того путешествия не сохранила ему память – очевидно, все его мысли были заняты чем-то другим, куда более важным. Все, что Чарли мог сказать наверняка, так это лишь то, что рано или поздно, но они дошли и оказались на берегу Кэлоун-Крик. Да, и при этом с молочным ведром – это он помнил совершенно четко.
   Речной берег и впрямь был покрыт густой травой – изумрудно-зеленой, похожей на гусиный пух, выкрашенный акварелью. На краю лужайки, которую они облюбовали, росла пара деревьев, бросая на траву легкую тень. Ветерок, налетавший из прерии, оказался в тот день на удивление мягким и свежим, напоенным ароматом цветов.
   Чарли остановился посреди лужайки и опустился на колени перед Одри. Он обнял ее ноги, зарылся лицом в складки ткани.
   Одри медленно опустилась на траву рядом с ним, и Чарли вдруг почувствовал смущение. Смущена была и Одри. Она закрыла лицо ладонями и только однажды оторвала их, на короткое мгновение взглянув на Чарли своими прекрасными серыми глазами. Где-то, еще, очевидно, по дороге сюда, она то ли потеряла, то ли нарочно скинула свою шляпку, и теперь ее непокрытые волосы сверкали на солнце.
   Чарли не успел полюбоваться глазами Одри – большими, зовущими, чуть влажными, – как она вновь прикрыла их и подставила ему приоткрытые губы.
   Он припал к ним и прежде всего ощутил на своих губах тонкий горьковатый привкус ветра. Руки Чарли сами собой поднялись вверх и легли на грудь Одри. Одри изогнулась всем телом и застонала, по-прежнему не открывая глаз.
   – О, Чарли!
   Это уже был не стон, это был крик – призывный, нежный, страстный. Чарли осторожно улегся на траву, уложив Одри рядом с собою. В этот момент она внезапно перевернулась, и Чарли оказался снизу. Он немало удивился, а Одри тем временем принялась страстно целовать его, приговаривая:
   – О, Чарли! Чарли! Чарли!
   – Од… – начал он, но Одри тут же закрыла его рот поцелуем.
   Не отнимая губ, она принялась расстегивать на Чарли рубашку и, когда ей удалось наконец справиться со всеми пуговицами, тесно прижалась к его обнаженной груди. Оба они тяжело, прерывисто дышали.
   – О, Чарли, как давно я мечтала об этом… – Она прерывисто вздохнула и выпрямилась.
   Она завозилась, и Чарли не сразу понял, что Одри пытается расстегнуть на себе платье. Когда же он это понял, то без раздумий решил прийти ей на помощь, невзирая на то, что говорит по этому поводу кодекс вежливости. Должен джентльмен помочь девушке раздеться, не должен – какая разница? Чарли чувствовал, что лично он просто не может не помочь Одри в подобной ситуации.
   – Я сам, Одри. Я сам.
   – О, Чарли. Скорее. Я так хочу прижаться к тебе всем телом…
   Чарли не ответил. Он просто повернул Одри спиной к себе и принялся расстегивать крючки на ее платье. Наконец грудь Одри, освобожденная от оков, сверкнула во всем своем великолепии, и Чарли не сдержал вздоха восхищения. Как давно он мечтал увидеть эту картину! Едва ли не с той самой первой ночи, когда судьба занесла его сюда.
   Может быть, счастливая судьба?
   Чарли осторожно уложил Одри на траву, ни на секунду не переставая целовать ее. Не оставались без дела и его руки. Губами он чувствовал, как бешено пульсирует жилка на шее Одри, а руки его тем временем ласкали ее грудь – то легко сжимая тугие полушария, то нежно оглаживая их. Наконец он опустил голову и припал губами к соску Одри. Она застонала так нежно и страстно, что Чарли невольно застонал в ответ. Какой чудесной музыкой звучали для его ушей эти стоны!
   А потом произошла заминка.
   Чарли попытался снять с ног Одри туфли, но вскоре понял, что лежа это сделать не удастся. Он неохотно оторвался от груди Одри и сел.
   Одри недовольно заворчала, а Чарли тихонько прошептал:
   – Позволь, я сниму с тебя туфли.
   Она пробормотала в ответ что-то неразборчивое, но Чарли уже был занят делом. Он развязал шнурки, снял туфли с ног Одри и слегка откинулся назад, чтобы полюбоваться великолепной картиной – мисс Адриенной Хью-летт, лежащей перед ним на траве во всей своей красе.
   Глаза ее были прикрыты, но не полностью, и Одри исподтишка наблюдала за своим принцем. Она лежала неподвижно, закинув руки за голову, рассыпав по траве распущенные волосы, матово блестящие на солнце.
   Одна коленка у нее была расцарапана.
   Чарли хватило ненадолго, всего на пару секунд, после чего он приступил к тому, о чем мечтал столько дней и ночей. Он наклонился и осторожно повел пальцами по бархатистой коже вверх – от щиколотки к коленям, – удивляясь при этом удивительному контрасту между матово-белой кожей Одри и загорелой кожей его собственной руки.
   Чарли медленно двинулся дальше, чувствуя, как струится под пальцами атласная кожа Одри. Наконец его рука легла на заветный треугольник, покрытый пушистыми золотистыми волосами, и Чарли молитвенно закинул голову, прикрыв глаза.
   Может быть, он и в самом деле молился в эту минуту, кто знает. Сам Чарли этого не помнил.
   – Чарли! – простонала Одри. – О, Чарли!
   Она была готова принять его – Чарли чувствовал это по обильной влаге, смочившей его пальцы. Пальцы самой Одри нервно сжимались и разжимались, словно она пыталась что-то поймать в воздухе.
   Решающий миг настал, и Чарли знал это.
   Одри перестала хватать пальцами воздух. Она протянула руки и ухватилась за брюки Чарли, судорожно расстегивая на них пуговицы. Он немного отстранился и сказал:
   – Я сам. Сейчас.
   В мгновение ока он скинул с себя все, что на нем еще оставалось, и прижался обнаженным телом к обнаженному телу Одри. Она обвила его руками и ногами, словно испугалась, что он может исчезнуть.
   Чарли очень хотелось немедленно войти в Одри, но еще больше ему хотелось, чтобы она первой достигла вершины, и он принялся ласкать ее пальцами – сначала нежно, а потом все сильнее. Вскоре спина Одри выгнулась, словно натянутый лук. Дыхание ее стало прерывистым, голова металась из стороны в сторону.
   – Чарли… О, Чарли…
   – Все хорошо, Одри… Все хорошо, сладкая моя…
   Он снова припал к ее губам. Наконец Одри вздрогнула, вскрикнула, и тело ее немного обмякло. Дрогнули пушистые ресницы.
   – Чарли! О господи! Чарли!
   – Да, Одри… Да, хорошая моя… Да… Да…
   И он вошел в нее – так, как входит усталый путник в свой родной дом после долгой разлуки. Одри вскрикнула, и ветерок разнес по всему миру весть о том, что одной девушкой на земле стало меньше. И одной женщиной – больше.
   Боже, какой же сладкой она была! Ее плоть охватила Чарли, словно горячий мед, и он зарычал, как лев, спеша отдать ей всего себя. Так хорошо ему не было еще никогда в жизни.
   … Одри лежала, медленно восстанавливая дыхание, сбившееся, словно после долгого бега, прислушиваясь к новым ощущениям, переполнявшим ее тело.
   Мысли ее бесцельно перескакивали с предмета на предмет.
   Тело Одри горело огнем, руки и ноги дрожали от слабости, а на лице застыла счастливая улыбка. Чарли все еще лежал сверху – бездыханный, словно мертвый. Одри глубоко, радостно вздохнула. “Может быть, я тоже уже умерла? – подумала она. – Может быть”.
   И впрямь, такой счастливой можно быть, пожалуй, только на небесах.
   Она с трудом подняла отяжелевшую руку и положила ее на спину Чарли. Спина была влажной, и Одри почему-то вспомнила о том, что именно так и должны говорить настоящие леди – “влажный”, а не “вспотевший”. Сердце гулко стучало в груди, и в унисон ее сердцу стучало сердце в груди Чарли.
   “Два сердца бьются как одно”. – промелькнула в голове Одри строчка из какого-то стихотворения.
   Чарли все еще был в ней – странное ощущение, но отнюдь не неприятное. Одри не раз слышала о том, что в первый раз бывает больно. Да, пожалуй, ей было немного больно, но совсем не так больно, как она думала. Скорее непривычно, чем больно.
   Ладонь Одри скользнула ниже и опустилась на упругие ягодицы Чарли. Легкая улыбка появилась на ее губах.
   До чего же она любила своего рыцаря!
   – Чарли?
   Он слышал ее, но не мог пошевельнуться. Просто не мог – не осталось сил. Шепот Одри коснулся ушей Чарли и улетел вдаль, чтобы растаять среди цветущих деревьев. В воздухе стоял тонкий аромат яблонь.
   “Какой у нее приятный голос, – подумал Чарли. – Звонкий и нежный, как журчание ручейка. Особенно, когда она говорит со мной, а не с шерифом и не со своей глухой тетушкой”.
   Ему вдруг захотелось умереть – прямо сейчас, потому что лучшей минуты в его жизни уже не будет. Никогда.
   Но мгновения полного безоблачного счастья длились недолго. В душе Чарли вновь проснулся строгий судья и принялся укорять его.
   “Изо всех сукиных сынов, наводняющих эти края, ты – самый большой сукин сын, Чарли, – говорил ему внутренний голос. – Ты – самый гнусный обманщик и мерзавец. Зачем ты сделал это? Зачем лишил девственности девушку, которую вздумал обворовать?”
   Сердце Чарли болезненно сжалось. Он чувствовал себя последней скотиной.
   Чарли поднял голову – тяжелую, словно набитую мокрым песком, и спросил:
   – Да, Одри?
   Он изо всех сил старался не опустить глаза, а в ответном взгляде Одри видел любовь, которая пришла на смену обычному восторгу.
   “Скотина. Какая же я скотина!» – безнадежно подумал Чарли.
   – Это… – Голос Одри дрогнул, но она все-таки закончила: – Это было волшебно, Чарли.
   – Д-да, – неуверенно ответил Чарли. – Да. Волшебно. Он тяжело перекатился в сторону и растянулся на траве рядом с Одри. Ведь она такая маленькая, такая хрупкая. Он, наверное, раздавил ее. Впрочем, в каком-то смысле он на самом деле раздавил ее, это уж точно. Одри огорченно вздохнула, затем протянула руку и принялась нежно гладить Чарли по плечу. Милая, милая Одри!
   – Я и не знала, что это так сладко, Чарли, – смущенно прошептала она.
   – Я тоже не знал, что это может быть так сладко, – ответил он.
   Слава богу, наконец-то ему представился редкий случай сказать правду! Чарли и в самом деле еще никогда не было так сладко и так хорошо.
   И все же, что же он натворил, господи! Эта девушка приютила его, вылечила, обогрела, накормила, помогла найти работу, устроила выступление для его оркестра – и чем же он отплатил ей за все за это? Лишил девственнос-ти, не оставляя при этом мысли о том, как бы украсть ее драгоценности.
   Это было невыносимо. Чарли никогда еще не был так противен самому себе, как в эту минуту.
   Преодолевая тяжесть во всем теле, Чарли перевернулся на бок. Посмотрел на Одри. Ох, лучше бы он этого не делал! Такой восхитительной картины ему еще не доводилось наблюдать.
   Волосы Одри растрепались и окружали ее голову светлым нимбом, сияющим на солнце, – теплым, золотистым, мягким. Щеки ее горели. Рот, и без того крупный, слегка распух от поцелуев. Кожа Одри слегка блестела от влаги. Чарли не удержался и приложил ладонь туда, где грудь Одри перетекала в плоский живот, посмотрел на ее широкие бедра и вдруг с непонятной болью подумал о том, что эта женщина самой природой создана для того, чтобы рожать детей. Рожать и выкармливать их из этой прекрасной, высокой и полной груди с твердыми крупными сосками.
   Запах горячего тела смешивался в воздухе с тонким ароматом цветущих яблонь.
   Как захотелось Чарли махнуть на все рукой и навсегда остаться здесь с этой женщиной.
   Нет. На самом деле ему хочется поскорее сбежать отсюда.
   Нет. Ему до смерти хочется остаться.
   Проклятие!
   Чарли никак не мог разобраться в себе. Одно он знал совершенно точно: сейчас, в эту минуту, он хочет только одного – гладить атласную кожу Одри и жадно пожирать глазами ее обнаженное тело.
   – Какая ты красивая, Одри, – прошептал он, скользя глазами по ее чудесным округлостям.
   Ах, если бы на его месте был сейчас не он, а другой! То есть, конечно, он, но только иной – с будущим, например. Или хотя бы с капелькой совести в душе.
   Одри нежно, счастливо улыбнулась.
   – Спасибо, Чарли, – сказала она и слегка смутилась. – И ты… Ты самый красивый мужчина на свете.
   Она положила ладонь на руку Чарли, и он вздохнул, прикрыл глаза и прошептал:
   – Спасибо, мисс Адриенна.
   Вторая рука Чарли ожила и пустилась в путешествие, пока не легла на ее нежную грудь, но тут же испуганно отпрянула, словно не могла поверить в то, что теперь ей позволено даже это.
   Чарли глубоко вздохнул и заговорил, тщательно подбирая слова:
   – Простите меня, мисс Адриенна. Я не должен был этого делать. Это ужасно то, что я натворил. – Он отвел глаза в сторону и закончил убитым тоном: – Ведь я оказался ничуть не лучше тех парней, которых арестовал сегодня шериф.
   – Не смей говорить такие вещи, Чарли, – запротестовала Одри. – Я же сама хотела, чтобы это случилось, и ты это знаешь.
   – От этого мой поступок не становится лучше, – вздохнул Чарли.
   Одри тряхнула головой, отчего ее растрепанные волосы взмыли вверх, чтобы потом мягкими волнами опуститься на атласные плечи.
   – Ну конечно, ты считаешь, что долженизвиниться, – понимающе улыбнулась она.
   Чарли нахмурился. Разговор начинал сворачивать явно не на ту тропинку.
   – Постой, Одри. Давай не будем вновь заводить эту волынку про джентльменов. Остановимся на том, что джентльмен – настоящий джентльмен – всегда должен держать в узде свои чувства.
   Одри любовно посмотрела на него.
   – Ах, Чарли. Как ты не понимаешь? Ну что такое джентльмен? Он, в конце концов, просто мужчина, а значит, есть вещи, перед которыми ему не устоять, – будь он хоть трижды джентльмен.
   – Что-что?
   – Да, глупенький. Вот взять хотя бы рыцарей, которых ты так недолюбливаешь. Ведь они всегда покорялись желанию своих дам. И никто из них никогда не заводил, как ты выражаешься, волынку насчет свадьбы и всего такого прочего. Они просто покорялись страсти, и все.
   Чарли признался после недолгого размышления:
   – Знаешь, Одри, я никогда об этом раньше не слышал.
   – Но это правда, можешь мне поверить.
   Они замолчали. Чарли продолжал обдумывать слова Одри. Он их так напряженно обдумывал, что окончательно запутался.
   – Одри, – наконец сказал он. – Я подозреваю, что все это ты сказала только для того, чтобы меня успокоить. Но я-то знаю, что не должен был этого делать. – Чарли помолчал немного и добавил: – Хотя, конечно, это было просто замечательно.
   Одри неожиданно хихикнула, и Чарли, не удержавшись, улыбнулся в ответ. Потом она обвила руками его плечи, и он от неожиданности опрокинулся на спину.
   – Ах, Чарли, если не ты самый лучший мужчина на свете, тогда я просто ничего не понимаю в жизни, – улыбнулась Одри.
   Она поцеловала его, и Чарли почувствовал, что силы начинают возвращаться в его казавшееся безжизненным тело.
   – Одри, – нежно прошептал он, чувствуя, как желание обладать ею вновь наполняет его.
   – Чарли… Я никогда в жизни не была так счастлива, как сегодня, – шепнула в ответ Одри и прижалась бедрами именно туда, куда следует.
   Чарли застонал, чувствуя, как воспрянула его плоть.
   И они еще раз любили друг друга – все на той же мягкой травке, на берегу все той же реки, слышавшей их страстные стоны и бессвязные слова любви. На этот раз Чарли удалось продержаться несколько дольше – во всяком случае, Одри опять первой вознеслась к небесам. Он был горд тем, что ему удалось сделать это.
   Потом они снова лежали – бездыханные, уставшие, отдавшие себя друг другу до последней капли, но на этот раз сверху была Одри. Чарли сильнее прижал ее к себе – словно не желая больше расставаться с нею ни на секунду. Какую неземную радость было способно дарить ее горячее тело! И как восхитительно оно пахло – солнцем, цветами яблони и розами. Да, Одри всегда пахла розами.