Одри еще раз промокнула глаза носовым платком и всхлипнула. Платочек ее промок насквозь, и Чарли протянул ей свой. Она пару секунд подумала, глядя на протянутый платок, а потом все так же молча полезла в карман платья – за своим собственным.
Чарли скомкал свой бесполезный платок и сунул его в карман. Тишина начала тяготить его, и он сказал, чтобы прервать молчание, растянувшееся, казалось, на целую вечность:
– Я понимаю, что недостоин вашего снисхождения, Одри. Вообще не достоин ничего. Да я и не прошу ничего. Просто мне хотелось, чтобы вы знали…
Он умолк, не зная, что еще сказать. Слова его растая-ли под сводом церкви, и вернулась томящая, тяжелая тишина.
Чарли сказал:
– Прости меня, Одри. И еще он сказал:
– Я люблю тебя.
Больше ему нечего было сказать.
А Одри по-прежнему молчала.
И снова повисла тишина. Одри смотрела на Чарли, а тот смотрел на священника, словно ожидая теперь помощи от отца Бернардо.
О господи!
Чарли тяжело поднялся с колен, в последний раз взглянул на Одри и медленно, тяжело побрел к выходу. Он был уже возле самой двери, когда услышал за спиной негромкое:
– Ч-чарли…
Чарли остановился как вкопанный. Не было сил двинуться дальше, но не было сил и на то, чтобы обернуться. Снова послышалось, чуть громче:
– Чарли… На этот раз он обернулся и с трудом выдохнул:
– Да, Одри?
– Ты… Ты часто повторял мне, что ты не джентльмен. Что ему было ответить? Святая правда.
Чарли молча кивнул в ответ.
Одри снова всхлипнула, и Чарли увидел, как она комкает свой промокший носовой платок в крепко сжатых, побелевших от напряжения пальцах.
– Ты оказался прав.
Сердце Чарли перестало биться в груди. Ноги его приросли к каменному полу церкви и не хотели, не могли двигаться.
Он собирался сделать над собой последнее усилие и окончательно покинуть храм, когда снова прозвучал голос Одри:
– Я тоже люблю тебя, Чарли.
Эти слова поразили его как раскат грома. Неужели он не ослышался? Неужели она и в самом деле сказала, что любит его? Несмотря ни на что? Этого не может быть!
Чарли продолжал стоять неподвижно, словно каменный истукан, не зная, что и как ему делать дальше.
Одри слегка нахмурилась, вздохнула и сделала нетерпеливый жест рукой:
– Ну же?
Чарли моргнул, раскрыл рот, но у него не было слов. Только руки его взмахнули и бессильно упали вниз, словно крылья подстреленной птицы.
Одри повторила, уже нетерпеливо, настойчиво:
– Ну же?!
Чарли снова моргнул и глупо переспросил:
– Ну же? Что – ну же, Одри? Я не понимаю.
Одри вздохнула и медленно поднялась с колен. Интересно, сколько времени она простояла так на холодном каменному полу? И это после всех скачек, после драки с Гар-ландом, отнявшей у нее столько сил…
Одри еще раз вздохнула и уселась на низкую скамеечку рядом с отцом Бернардо. Взгляд ее с каждой секундой становился все живее – она на глазах становилась прежней Одри.
Голос ее тоже окреп и зазвенел, когда она заговорила:
– Ну же, подойди сюда. Или ты собрался бежать, бросив на произвол судьбы своих друзей? И это после того, как они наконец нашли здесь свою пристань?
Чарли моргнул и сказал растерянно:
– Я… Я и сам не знаю, что мне теперь делать.
Теперь в глазах Одри сверкнул огонь. Бешеный, сжигающий. Она с трудом поднялась на ноги, покачнулась и удержала равновесие, положив руку на плечо отца Бернардо. Потом выпрямилась во весь свой рост и громко переспросила:
– Так, значит, ты еще размышляешь о том, что же тебе делать дальше?
Таким тоном – резким, обличительным, Одри не говорила уже давно. Пожалуй, с тех пор, как в последний раз общалась с Фермином Смоллом. На всякий случай Чарли оглянулся по углам – не притаилась ли где-нибудь знакомая долговязая фигура с вечно обнаженным, наставленным на него пистолетом?
Нет. Церковь была по-прежнему пуста и тиха, только чуть слышно потрескивали свечи, догорая в подсвечниках.
– Раньше ты всегда знал, что тебе нужно делать, Чарли, – сказала Одри с упреком.
– Нет, Одри. Это не так. Вовсе не всегда. Я… Мы… Я это делал от отчаяния…
– Почему ты не сбежал, когда узнал о том, что рубинов в доме нет, что их заменила стеклянная подделка?
– Потому что к тому времени я уже полюбил тебя, Одри, – тихо ответил Чарли.
Эти несколько слов, собственно, все и решили. Лицо Одри просветлело, и она со вздохом сказала:
– Ах, Чарли…
И улыбнулась – впервые за долгое время.
Тогда Чарли отшвырнул в сторону свою шляпу и бросился к Одри – скорее обнять ее, скорее прижать к груди. Краем глаза он успел заметить улыбку на лице отца Бернардо, а в следующий миг уже обнимал Одри.
– Ах, Чарли. Как же я люблю тебя.
Он не улыбнулся и очень серьезно попросил:
– Не прогоняй меня, Одри. Я не могу жить без тебя. Я не хочу жить без тебя.
Одри ответила нежно:
– И ты не бросай меня, Чарли. Я тоже не могу без тебя.
– Я никогда не оставлю тебя, Одри. Клянусь, никогда.
Еще через пять минут они покинули церковь, но у самого выхода Одри придержала Чарли за рукав и без улыбки предупредила его:
– Только помни, Чарли Уайлд, если ты еще хоть раз задумаешь что-нибудь подобное, я украду у тетушки Пэнси ее пистолет и пристрелю тебя своими собственными руками. Клянусь!
Чарли счастливо рассмеялся и обнял Одри за плечи.
21
Чарли скомкал свой бесполезный платок и сунул его в карман. Тишина начала тяготить его, и он сказал, чтобы прервать молчание, растянувшееся, казалось, на целую вечность:
– Я понимаю, что недостоин вашего снисхождения, Одри. Вообще не достоин ничего. Да я и не прошу ничего. Просто мне хотелось, чтобы вы знали…
Он умолк, не зная, что еще сказать. Слова его растая-ли под сводом церкви, и вернулась томящая, тяжелая тишина.
Чарли сказал:
– Прости меня, Одри. И еще он сказал:
– Я люблю тебя.
Больше ему нечего было сказать.
А Одри по-прежнему молчала.
И снова повисла тишина. Одри смотрела на Чарли, а тот смотрел на священника, словно ожидая теперь помощи от отца Бернардо.
О господи!
Чарли тяжело поднялся с колен, в последний раз взглянул на Одри и медленно, тяжело побрел к выходу. Он был уже возле самой двери, когда услышал за спиной негромкое:
– Ч-чарли…
Чарли остановился как вкопанный. Не было сил двинуться дальше, но не было сил и на то, чтобы обернуться. Снова послышалось, чуть громче:
– Чарли… На этот раз он обернулся и с трудом выдохнул:
– Да, Одри?
– Ты… Ты часто повторял мне, что ты не джентльмен. Что ему было ответить? Святая правда.
Чарли молча кивнул в ответ.
Одри снова всхлипнула, и Чарли увидел, как она комкает свой промокший носовой платок в крепко сжатых, побелевших от напряжения пальцах.
– Ты оказался прав.
Сердце Чарли перестало биться в груди. Ноги его приросли к каменному полу церкви и не хотели, не могли двигаться.
Он собирался сделать над собой последнее усилие и окончательно покинуть храм, когда снова прозвучал голос Одри:
– Я тоже люблю тебя, Чарли.
Эти слова поразили его как раскат грома. Неужели он не ослышался? Неужели она и в самом деле сказала, что любит его? Несмотря ни на что? Этого не может быть!
Чарли продолжал стоять неподвижно, словно каменный истукан, не зная, что и как ему делать дальше.
Одри слегка нахмурилась, вздохнула и сделала нетерпеливый жест рукой:
– Ну же?
Чарли моргнул, раскрыл рот, но у него не было слов. Только руки его взмахнули и бессильно упали вниз, словно крылья подстреленной птицы.
Одри повторила, уже нетерпеливо, настойчиво:
– Ну же?!
Чарли снова моргнул и глупо переспросил:
– Ну же? Что – ну же, Одри? Я не понимаю.
Одри вздохнула и медленно поднялась с колен. Интересно, сколько времени она простояла так на холодном каменному полу? И это после всех скачек, после драки с Гар-ландом, отнявшей у нее столько сил…
Одри еще раз вздохнула и уселась на низкую скамеечку рядом с отцом Бернардо. Взгляд ее с каждой секундой становился все живее – она на глазах становилась прежней Одри.
Голос ее тоже окреп и зазвенел, когда она заговорила:
– Ну же, подойди сюда. Или ты собрался бежать, бросив на произвол судьбы своих друзей? И это после того, как они наконец нашли здесь свою пристань?
Чарли моргнул и сказал растерянно:
– Я… Я и сам не знаю, что мне теперь делать.
Теперь в глазах Одри сверкнул огонь. Бешеный, сжигающий. Она с трудом поднялась на ноги, покачнулась и удержала равновесие, положив руку на плечо отца Бернардо. Потом выпрямилась во весь свой рост и громко переспросила:
– Так, значит, ты еще размышляешь о том, что же тебе делать дальше?
Таким тоном – резким, обличительным, Одри не говорила уже давно. Пожалуй, с тех пор, как в последний раз общалась с Фермином Смоллом. На всякий случай Чарли оглянулся по углам – не притаилась ли где-нибудь знакомая долговязая фигура с вечно обнаженным, наставленным на него пистолетом?
Нет. Церковь была по-прежнему пуста и тиха, только чуть слышно потрескивали свечи, догорая в подсвечниках.
– Раньше ты всегда знал, что тебе нужно делать, Чарли, – сказала Одри с упреком.
– Нет, Одри. Это не так. Вовсе не всегда. Я… Мы… Я это делал от отчаяния…
– Почему ты не сбежал, когда узнал о том, что рубинов в доме нет, что их заменила стеклянная подделка?
– Потому что к тому времени я уже полюбил тебя, Одри, – тихо ответил Чарли.
Эти несколько слов, собственно, все и решили. Лицо Одри просветлело, и она со вздохом сказала:
– Ах, Чарли…
И улыбнулась – впервые за долгое время.
Тогда Чарли отшвырнул в сторону свою шляпу и бросился к Одри – скорее обнять ее, скорее прижать к груди. Краем глаза он успел заметить улыбку на лице отца Бернардо, а в следующий миг уже обнимал Одри.
– Ах, Чарли. Как же я люблю тебя.
Он не улыбнулся и очень серьезно попросил:
– Не прогоняй меня, Одри. Я не могу жить без тебя. Я не хочу жить без тебя.
Одри ответила нежно:
– И ты не бросай меня, Чарли. Я тоже не могу без тебя.
– Я никогда не оставлю тебя, Одри. Клянусь, никогда.
Еще через пять минут они покинули церковь, но у самого выхода Одри придержала Чарли за рукав и без улыбки предупредила его:
– Только помни, Чарли Уайлд, если ты еще хоть раз задумаешь что-нибудь подобное, я украду у тетушки Пэнси ее пистолет и пристрелю тебя своими собственными руками. Клянусь!
Чарли счастливо рассмеялся и обнял Одри за плечи.
21
Отец Бернардо проводил их до самой сцены. Здесь влюбленных принял в свои руки преподобный мистер Топпинг. Он-то и объявил всем присутствующим о предстоящей свадьбе мисс Адриенны Хьюлетт и мистера Чарлза Уайлда.
Собравшиеся – а в парке по-прежнему находились практически все жители не только Розуэлла, но и Арлет-ты – встретили это известие восторженным ревом. Первыми бросились поздравлять жениха и невесту музыканты, и Чарли начал даже бояться, как бы они не вывихнули ему руку – такими крепкими были их пожатия.
Одри еще раз всплакнула – на сей раз от радости, – когда вслед за музыкантами на сцену хлынул поток ее друзей и знакомых.
Когда Пэнси Хьюлетт выяснила из разговоров, что Чарли приходится дальним родственником Мак-Каллумам – тем самым Мак-Каллумам из Атланты, с чьей старшей дочерью она дружила еще в детстве, – у нее исчезли последние сомнения. Разумеется, этот молодой человек не мог иметь никакого отношения к тому ограблению. Здесь просто кроется какая-то ошибка. И тогда Пэнси Хьюлетт сделала то, чего от нее никто не ожидал, – она подошла к Чарли и извинилась.
Чарли охотно принял ее извинения. В конце концов, можно эти извинения принять и как попытку загладить свою вину за тот злополучный выстрел.
– Лицемерка! – не сдержалась Айви, услышав слова своей сестры.
Сказано это было негромко, но Пэнси расслышала, покраснела и поспешила скрыться за спинами, забившись в глубь сцены.
Затем и Айви Хьюлетт с Лестером Фроггом объявили о своей помолвке, и это известие вызвало новую бурю оваций.
И снова начался праздник, и длился он до поздней ночи, так что когда пришла пора возвращаться домой, Чарли зажег керосиновый фонарь на передке коляски. Пе-зади остался бурный день – наверное, самый бурный в их жизни.
И самый счастливый, конечно.
А впереди их всех ждала ночь – теплая южная ночь, полная любви.
Через некоторое время весенний праздник отошел в историю, и жизнь в Розуэлле потекла своим чередом.
Был вскоре новый праздник, и оркестр снова играл для собравшихся, но на сей раз к музыкантам было совершенно новое отношение – ведь теперь перед публикой выступал не заезжий коллектив, а духовой оркестр города Розуэлла.
И снова Одри сидела перед самой сценой, и Чарли играл “Лесной квикстеп” – разумеется, для нее одной.
Праздник у католиков прошел так же весело, как и праздник у методистов, и Одри больше в голову не приходило назвать отца Бернардо ловкачом. Отныне она испытывала особые чувства к этому священнику.
Свадьба Одри и Чарли состоялась тем же летом, а венчал их в своей церкви преподобный мистер Топпинг. Пэнси, несмотря на свое изменившееся отношение к Чарли, на свадьбу не приехала, отговорившись какой-то болезнью. Впрочем, никто и не пожалел о ее отсутствии.
После того как раскрылась история с Гарландом и Лютером, Фермину Смоллу пришлось не только оставить свою работу, но и переехать в Арлетту. Вскоре в Розуэлле появился новый шериф – им горожане единодушно выбрали Фрэнсиса Уотли.
Еще через год, в июле, на свет появилась Евангелина Айви Уайлд, едва не сведя с ума от счастья своим рождением маму и папу. Гарри Мак-Каллум Уайлд, ее братик, родился через два года, и к этому времени Эви уже научилась вместе с мамой сушить цветы. Это папа показал им, как сушить вербену и герань между страницами толстенной Библии, которую ей пожертвовали для такого случая тетя Айви и дядя Лестер.
Вслед за Гарри, буквально через год, родилась еще одна девочка, Изабелла Адриенна, и тогда Фрогги решили переехать в город, потому что ферма Хьюлеттов становилась тесновата для все новых и новых жильцов. К тому же Лестер решил открыть свое дело, и вскоре в Розуэлле появилась первая ювелирная лавка – магазин мистера Фрогга.
Чарли же с удовольствием занимался фермой. Он и лошадей начал разводить, как задумывал. Сначала это были скакуны, к которым Чарли испытывал особое чувство, но потом к ним добавились и выносливые местные лошадки, которыми он начал заниматься по совету Солнечного Глаза, и не прогадал.
Кстати сказать, первых лошадей для Чарли Солнечный Глаз выиграл у индейцев из соседнего племени. Разумеется, в покер.
Кроме своей фермы, Чарли исполнял еще приятные обязанности руководителя духового оркестра города Розуэлла, штат Нью-Мехико. Был на его попечении и молодежный оркестр, который все чаще подменял на праздниках своих старших товарищей и учителей, – ведь все музыканты того, первого, состава давно женились и стали уважаемыми гражданами города Розуэлла, занятыми своей работой и своими семьями.
Чета Уайлдов жила счастливо и спокойно, регулярно рождая на свет все новых и новых жителей штата Нью-Мехико, и это было только на благо, потому что в этих пустынных краях земли хватит всем на долгие годы.
Вскоре у них в семье было три дочери и три сына, и надо сказать, что все девочки воспитывались как истинные леди, а мальчики росли настоящими джентльменами.
Каждый год к годовщине свадьбы Чарли дарил Одри бриллианты. Только на десятый год он изменил традиции и принес ей в подарок красивый футляр, в котором лежал рубиновый браслет.
Собравшиеся – а в парке по-прежнему находились практически все жители не только Розуэлла, но и Арлет-ты – встретили это известие восторженным ревом. Первыми бросились поздравлять жениха и невесту музыканты, и Чарли начал даже бояться, как бы они не вывихнули ему руку – такими крепкими были их пожатия.
Одри еще раз всплакнула – на сей раз от радости, – когда вслед за музыкантами на сцену хлынул поток ее друзей и знакомых.
Когда Пэнси Хьюлетт выяснила из разговоров, что Чарли приходится дальним родственником Мак-Каллумам – тем самым Мак-Каллумам из Атланты, с чьей старшей дочерью она дружила еще в детстве, – у нее исчезли последние сомнения. Разумеется, этот молодой человек не мог иметь никакого отношения к тому ограблению. Здесь просто кроется какая-то ошибка. И тогда Пэнси Хьюлетт сделала то, чего от нее никто не ожидал, – она подошла к Чарли и извинилась.
Чарли охотно принял ее извинения. В конце концов, можно эти извинения принять и как попытку загладить свою вину за тот злополучный выстрел.
– Лицемерка! – не сдержалась Айви, услышав слова своей сестры.
Сказано это было негромко, но Пэнси расслышала, покраснела и поспешила скрыться за спинами, забившись в глубь сцены.
Затем и Айви Хьюлетт с Лестером Фроггом объявили о своей помолвке, и это известие вызвало новую бурю оваций.
И снова начался праздник, и длился он до поздней ночи, так что когда пришла пора возвращаться домой, Чарли зажег керосиновый фонарь на передке коляски. Пе-зади остался бурный день – наверное, самый бурный в их жизни.
И самый счастливый, конечно.
А впереди их всех ждала ночь – теплая южная ночь, полная любви.
Через некоторое время весенний праздник отошел в историю, и жизнь в Розуэлле потекла своим чередом.
Был вскоре новый праздник, и оркестр снова играл для собравшихся, но на сей раз к музыкантам было совершенно новое отношение – ведь теперь перед публикой выступал не заезжий коллектив, а духовой оркестр города Розуэлла.
И снова Одри сидела перед самой сценой, и Чарли играл “Лесной квикстеп” – разумеется, для нее одной.
Праздник у католиков прошел так же весело, как и праздник у методистов, и Одри больше в голову не приходило назвать отца Бернардо ловкачом. Отныне она испытывала особые чувства к этому священнику.
Свадьба Одри и Чарли состоялась тем же летом, а венчал их в своей церкви преподобный мистер Топпинг. Пэнси, несмотря на свое изменившееся отношение к Чарли, на свадьбу не приехала, отговорившись какой-то болезнью. Впрочем, никто и не пожалел о ее отсутствии.
После того как раскрылась история с Гарландом и Лютером, Фермину Смоллу пришлось не только оставить свою работу, но и переехать в Арлетту. Вскоре в Розуэлле появился новый шериф – им горожане единодушно выбрали Фрэнсиса Уотли.
Еще через год, в июле, на свет появилась Евангелина Айви Уайлд, едва не сведя с ума от счастья своим рождением маму и папу. Гарри Мак-Каллум Уайлд, ее братик, родился через два года, и к этому времени Эви уже научилась вместе с мамой сушить цветы. Это папа показал им, как сушить вербену и герань между страницами толстенной Библии, которую ей пожертвовали для такого случая тетя Айви и дядя Лестер.
Вслед за Гарри, буквально через год, родилась еще одна девочка, Изабелла Адриенна, и тогда Фрогги решили переехать в город, потому что ферма Хьюлеттов становилась тесновата для все новых и новых жильцов. К тому же Лестер решил открыть свое дело, и вскоре в Розуэлле появилась первая ювелирная лавка – магазин мистера Фрогга.
Чарли же с удовольствием занимался фермой. Он и лошадей начал разводить, как задумывал. Сначала это были скакуны, к которым Чарли испытывал особое чувство, но потом к ним добавились и выносливые местные лошадки, которыми он начал заниматься по совету Солнечного Глаза, и не прогадал.
Кстати сказать, первых лошадей для Чарли Солнечный Глаз выиграл у индейцев из соседнего племени. Разумеется, в покер.
Кроме своей фермы, Чарли исполнял еще приятные обязанности руководителя духового оркестра города Розуэлла, штат Нью-Мехико. Был на его попечении и молодежный оркестр, который все чаще подменял на праздниках своих старших товарищей и учителей, – ведь все музыканты того, первого, состава давно женились и стали уважаемыми гражданами города Розуэлла, занятыми своей работой и своими семьями.
Чета Уайлдов жила счастливо и спокойно, регулярно рождая на свет все новых и новых жителей штата Нью-Мехико, и это было только на благо, потому что в этих пустынных краях земли хватит всем на долгие годы.
Вскоре у них в семье было три дочери и три сына, и надо сказать, что все девочки воспитывались как истинные леди, а мальчики росли настоящими джентльменами.
Каждый год к годовщине свадьбы Чарли дарил Одри бриллианты. Только на десятый год он изменил традиции и принес ей в подарок красивый футляр, в котором лежал рубиновый браслет.