Здесь был высокий крутой обрыв. И внизу серело целое море тумана.
– Что там? – спросил Торвард, когда Элит остановилась.
– Там море.
– А, да. И чего мы теперь ждем?
– Сейчас увидишь. Смотри внимательно – не пропусти первый солнечный луч.
Торвард смотрел. Небо на востоке, к которому они стояли лицом, медленно наливалось алым светом. Алое сияние ширилось, и вот из тумана показался край солнечного колеса.
– Поймай его лучи на Каладболг, – велела Элит.
Торвард заметил, что она чрезвычайно взволнована: ее грудь вздымалась, щеки разрумянились, глаза блестели особенно ярко. Его и самого переполняло ощущение, что вот-вот произойдет нечто значительное. Это место настолько близко к богам, что ни одно слово и ни одно движение здесь не проходит бесследно. Подняв Каладболг, он поймал отблеск солнечного луча на бронзовый клинок.
И тот вдруг стал таким тяжелым, что Торвард едва удержал его в вытянутой руке.
– Позови его, – велела Элит, заметив, как изменилось его лицо и как напряглись мускулы. – Не опускай! Позови его, вели ему явиться из мрака, подняться с морского дна – и не опускай Каладболг, пока он не покажется!
– Кто – он? – с трудом выговорил Торвард. Ему казалось, что в руке его не бронзовый меч, а что-то вроде того удилища, на которое Тор однажды поймал Мирового Змея.
– Мой остров!
– Явись! – приказал Торвард и едва удержался, чтобы не сопроводить этот приказ словами, непригодными для священных обрядов.
– Я, Светлый Луг, силой Каладболга, Созидающего Земли, и мощью девяти богов приказываю тебе, – подсказывала Элит, и Торвард повторял за ней. – Выйди из мрака, поднимись из моря, как зеленый венок на голубых волнах.
Море тумана дрожало и шевелилось. И вот где-то далеко впереди белое марево разошлось, и Торвард увидел горную вершину. Она поднималась, оставляя море тумана внизу, – вот показались зеленые макушки холмов, потом долины между ними. Через долину бежала к морю блестящая река, словно пуповина, соединяющая новорожденную землю с общей матерью – Муир Мэр, Госпожой Бурное Море.
Новый остров парил в море тумана, и казалось, что он где-то очень высоко, но почему-то легко удавалось рассмотреть его весь. И Торвард забыл даже о тяжести Каладболга, зачарованный этой новорожденной красотой. Плавные, мягкие очертания холмов напоминали ему об Элит, о ее стройном теле, и золотые лучи встающего солнца струились по этим холмам, как ее светлые мягкие волосы. Эта земля жила и дышала, и Торвард знал: теперь он воочию видит то огромное, что всегда мерещилось ему за обликом Элит.
Солнце встало. Торвард опустил меч. Элит тронула его за плечо, и он обернулся к ней.
– Теперь это мой остров! – сказала она, и ему казалось, что от всего ее облика исходит сияние. – Ты и Каладболг сотворили его для меня, как ранее Каладболг создал Снатху и Голуг, Клионн, Ивленн и Банбу. Он рожден слиянием тьмы и света, мужского и женского начала, как все во вселенной. Ты дал ему свою мощь, а я вложила в него свою душу. Теперь он – мое тело, а я – его душа.
– И теперь ты – настоящая богиня? – спросил Торвард.
– Теперь Великая Богиня – во мне. Но я сохраню тот облик, к которому ты привык. Сохраню навсегда. Он не состарится и не увянет, и все это благодаря тебе. Прекрасен дар, который ты преподнес мне, и я отблагодарю тебя за него. Моя любовь и благословение навеки пребудут с тобой. На моей земле твоего проклятья отныне не существует. Останься со мной, и боль никогда не вернется в твое сердце, а тьма в душу. Я навсегда сохраню любовь к тебе, к тому, кто смог призвать силу бога и сделать меня богиней, и жизнь твоя на острове Эльтенн будет одним непрерывным счастьем. Ты хочешь этого?
Торвард молчал. На Зеленых островах он нашел поистине свою Страну Вечной Юности, Страну Блаженства, куда так стремились попасть после смерти все уладские герои. Для него это блаженство начнется еще при жизни. Прямо сейчас. Ибо просто жизнь, свободная от черной тяжести проклятья, от тяги к разрушению, от жажды смерти, от ярости, слепящей глаза, уже сама по себе казалась блаженством. И к тому же рядом будет Элит – прекраснейшая из женщин, страстная возлюбленная, которая и через двадцать, и через тридцать лет сохранит ту же гладкую кожу, стройный стан и глаза, сияющие ясным блеском юности.
Но… принять это счастье для Торварда означало почти то же самое, что умереть прямо сейчас. Любовь Элит могла защитить его от проклятья только на земле Зеленых островов. А значит, он будет навеки прикован к ним. А как же Фьялленланд? Даже чувствуя себя богом, способным творить новые миры, Торвард не мог забыть тот мир, который сотворил его. Бурые скалы, над которыми волны разбиваются в мелкую пыль, где чайки кричат, сражаясь за выброшенные рыбаками рыбьи внутренности, где стоит старинный длинный дом, жилище фьялленландских конунгов, – дом, где он родился. И дом ждет его. Ведь не для того Аскефьорд вырастил его, чтобы он ушел навсегда.
– Спасибо тебе, – сказал он и погладил Элит по щеке. – Благословлять я тебя не буду, ты сама теперь кого хочешь благословишь. – Он усмехнулся, чувствуя, что и в этой богине всегда будет видеть свою подругу, которую однажды принес в бруг Айлестар, перекинув через плечо. – Но я должен пройти свой путь до конца. Я хочу преодолеть свое проклятье, а не спрятаться от него. И быть от него свободным по всем землям, а не только здесь.
Элит смотрела ему в глаза и улыбалась.
– Ты не мог ответить иначе. Если бы ты был другим, я не избрала бы тебя.
Когда окончательно рассвело и рассеялся туман, с уступов горы Ло-Риген стало видно, что на востоке появился еще один остров. Он лежал довольно далеко, и рассмотреть его не удавалось, но его появление настолько потрясло всех, что властители Зеленых островов забыли даже о назначенном на этот день торжественном событии.
– Каладболг, Созидающий Земли, создал этот остров для меня, – объявила сияющая Элит. – Он зовется Эльтенн, ибо я – его хозяйка, королева и богиня.
Люди с трудом верили, что это не морок, что почти у них на глазах свершилось то, что происходит только в сказаниях о сотворении земли. Торварду тоже было любопытно, что же он вытащил из моря, поэтому он велел спустить на воду «Ушастого Дракона» и повез всех знатных гостей к новому острову. Возле того уж качались на волнах многочисленные куррахи: жители ближайших островов тоже заметили чудо, но приближаться к новой загадочной земле никто не решался. И «Ушастый Дракон» Торварда конунга первым коснулся своим днищем песка на его берегах.
Торвард спрыгнул в воду, и сверху ему передали Элит. Держа ее на руках, он прошел через волны прибоя и поставил дочь Клионы на землю впереди себя. Только она, богиня нового острова, могла первой ступить на него.
И новый остров словно вздохнул полной грудью, когда она, его душа, вошла в него: над берегом пролетел порыв свежего ветра, волны взметнулись хороводом возле камней, зашелестели ветви деревьев. Полетели над головами птицы. Элит шла по траве, и плавные очертания холмов вокруг будто отражали очертания ее тела, а река словно старалась струить свои воды вместе с ней, шаг в шаг.
– Иди же сюда! – Элит обернулась и поманила Торварда. – Приветствую тебя на моей земле, которая тебе обязана своим рождением!
– Дети у меня уже есть, – пробормотал Торвард. – Голов шесть или семь… Но чтобы сразу целый остров…
Получив разрешение хозяйки, короли и простые жители высадились на остров Эльтенн и провели там целый день, любуясь его нетронутой красотой. В рощах было полно зверья, и стройные лани без боязни выходили на опушки, разглядывая людей огромными удивленными глазами. Эльтенн – остров Лани – теперь будет зваться это место, в котором еще так много простора для всех, кто хочет здесь жить. А в сумерках Элит опять увела Торварда в холмы и там, на траве, полночи изливала на него истинно божественный пыл, будто хотела немедленно населить свой остров новым человеческим родом.
Но дело, для которого все собрались, еще не было закончено, и назавтра все снова перебрались на Голуг и поднялись на гору Каменного Трона. Самой довольной выглядела королева Фиал: благодаря Торварду и Элит будущий ард-риг получит во владение не пять, а шесть островов.
В полдень все собрались на вершине. Королевы, одетые в самые лучшие одежды, стояли с цветами в руках, готовые приветствовать новое воплощение Светлого Луга, – Элит, Гвендиль, Тейне-Де, Фиал, Хелиген с плотно сжатыми бледными губами, и даже пятилетняя Грайне, дочь Махдада, которую тот немедленно объявил Девой Клионна, раз уж Элит отныне выходит из Дома Клионн, чтобы основать свой собственный.
Торвард стоял поодаль, возле прочих мужчин, и наблюдал за происходящим, насмешливо сузив глаза. После всего случившегося его, наверное, ничто уже не могло удивить или потрясти, и итог этой саги казался ему весьма забавным. Мог ли он предполагать в тот зимний вечер, когда стучал в ворота какой-то усадьбы на Квартинге, чтобы найти приют для дружины до утра, что в конце концов это приведет к появлению на Зеленых островах нового ард-рига и даже новой земли?
Элит и Гвендиль подали Бьярни руки и помогли взойти на первую ступень. Дальше он пошел сам. И так же, как и Торварду ночью, – он, разумеется, не знал, что расторопный конунг фьяллей и тут успел побывать раньше всех, – при каждом шаге ему казалось, что он возносится высоко-высоко над землей и видит чуть ли не весь мир сразу.
Оказавшись наконец на вершине, он присел на край жесткого прохладного камня. Ветер дул в лицо, нес запах трав и морской влаги, но никакого особого благоговения Бьярни не ощущал. Зато вид отсюда открывался такой широкий, что захватывало дух. И Бьярни невольно повернулся на восток, словно хотел посмотреть, не видит ли его родина, как высоко забрался бывший сын рабыни.
И вдруг Бьярни понял, что видит ее. Перед его глазами из какой-то туманной дымки вставал Камбифьорд – знакомые с детства очертания берегов, Гребневая гора со стоячими камнями на вершине, где то ли потеряла, остановившись на отдых, свой гребень древняя королева Дагмара, то ли сами эти камни, похожие на зубья исполинской гребенки, дали название горе и фьорду. Увидел усадьбу Камберг – расчищенное место пожарища и уже выстроенные новые стены из вкопанных стоймя бревен. Когда он уезжал, еще ничего этого не было – велись в семье только разговоры о том, что-де надо бы вернуться на старое место. Увидел и ту новую усадьбу, где семья коротала зиму, – вот и Йора вышла из дверей и глянула на небо, словно чувствовала, что ее брат смотрит на нее откуда-то издалека. Йора… Он ведь обещал когда-то подарить ей такой же гребень, какой был у королевы Дагмары, только еще лучше…
И всем существом Бьярни ощутил, что Квартинг зовет его. Сидя на Каменном Троне, он не мог думать ни о чем другом, кроме своей покинутой родины. Своей семьи, матери, которая каждый день ждет его возвращения, отца, который томится, не зная, не остался ли вовсе без сыновей… Каменный Трон не покарал его лишением рассудка, как недостойного, но дал понять, что его место не здесь. И как раньше Зеленые острова позвали Бьярни, чтобы он мог стать истинным собой, то теперь его путь лежал назад – туда, где его истинный дом.
Бьярни встал и спустился вниз по каменным ступеням, придерживаясь за выемки в шероховатом граните, чтобы не сорваться. И его встретили молчанием: по его лицу было видно, что что-то пошло не так.
– Я не могу принять звание ард-рига, – проговорил Бьярни, с трудом обводя взглядом вытянутые лица. – Боги не предназначили меня для этого места. Я видел оттуда Квартинг. Мою родину. Боги показали мне ее, чтобы я знал… Что мне нужно вернуться.
Все молчали. На лицах женщин проступало огорчение, на лицах мужчин – оживление и надежда: ведь Каменный Трон опять оказался свободен.
– Ну, что же… – первым нарушил молчание риг Миад. – Значит, воли богов нет на то, чтобы Каменный Трон обрел нового владыку. Пусть остается пустым, пока не подрастут новые поколения героев и правителей.
– И это, пожалуй, самое правильное, – пробормотал Торвард конунг.
Глава 8
Однажды под вечер, в начале «жаркого месяца», как раз в те дни, когда Торварду сыну Торбранда исполнилось двадцать семь лет, «Ушастый Дракон» и «Единорог» входили в Аскефьорд. Торвард стоял на носу, глядя, как приближаются знакомые бурые скалы и выступающий вперед Дозорный мыс. На мысу суетились черные фигурки: со времен дедов там держали постоянную стражу, чтобы вовремя предупредить, если покажутся вражеские корабли. Приближаясь, «Ушастый» развернулся, взмахнул двумя рядами мокрых весел, как крыльями, давая понять, что на нем идет настоящий хозяин, а не кто-нибудь чужой, захвативший конунгов дреки. Над Дозорным мысом взметнулся столб белого дыма. Это был знак, понятный всей округе: корабль во фьорде.
Торвард смотрел на знакомые берега, и ему едва верилось, что он видит их не во сне. По пути сюда сердце сжималось от радости и тревоги, как каждый раз, когда он возвращался после долгого отсутствия. Что здесь произошло за то время, пока он искал подвигов и славы по чужим морям? Напали враги, занесло ветром какой-нибудь мор, или дом сгорел, или кто-то из близких умер? Те же самые чувства когда-то мучили его отца, а до того деда, а до того всех их предков в десятках поколений, которые не могли не уходить в море, чтобы найти добычу для рода и уважение для своей земли, но не могли и не бояться в душе, что за время их отсутствия великие герои чужих кровей явятся за добычей и славой сюда. Конечно, Аскефьорд оставался не пустым и за его безопасностью зорко следил своим единственным глазом ланд-хёвдинг, Эрнольв ярл, отец Халльмунда. И все же… Конунгом фьяллей был Торвард, и он отвечал за все.
Впрочем, сейчас Торвард уже знал, что ничего особенно страшного не случилось: по дороге с островов они уже выходили на фьялленландский берег возле Совиного фьорда. Обрадованные возвращением давно отсутствовавшего конунга, местные жители рассказали, что и впрямь несколько месяцев назад ланд-хёвдинг посылал ратную стрелу, собрал войско, посадил его на корабли и вывел в море перед Аскефьордом, чтобы отразить нападение, предпринятое кваргами во главе с Эдельгардом ярлом.
– А, Эдельгард ярл у меня с собой! – Торвард усмехнулся, словно речь шла о какой-то безделице, и показал местному хёльду, Асвинду Немому, на свой корабль, где сидели возле мачты наследник Рамвальда конунга и еще несколько наиболее знатных пленников. – И что у вас было?
– Боги даровали… – начал Асвинд, которого прозвали Немым за крайнюю неохоту, с которой он вступал в беседу. – Ну, в общем…
– Не мучайся, – позволил Торвард.
– Ну, вломили мы им… – с облегчением доложил Асвинд хёльд. – А ты как… того…
– И я им вломил. – Торвард улыбнулся, и Асвинд радостно растянул в ухмылке рот. Там не хватало аж трех зубов, но менее искренней это его радость не делало. Наконец-то Торвард сын Торбранда вернулся туда, где его успехам от души радуется каждый встречный!
«Ушастый» шел по Аскефьорду, но радостная весть даже его опережала – каждый, кто его замечал или слышал о нем, в свою очередь бежал, скакал или греб к соседу. Поэтому когда «Ушастый» наконец подошел к причальной площадке, там уже собралась обязательная в таких случаях толпа, возглавляемая кюной Хёрдис и Эрнольвом ярлом. Они ждали на обычном месте – под большими соснами на взлобке, с которого открывался вид на песчаную площадку Конунгова причала. Торвард подошел, и все вглядывались ему в лицо с тайной тревогой: все знали, почему он так долго не возвращался домой, и хотели знать, каковы его дела сейчас. Но конунг улыбнулся, и народ радостно закричал – по крайней мере, все было не так плохо, как можно было ожидать после проклятия самой фрии Эрхины.
В Аскегорде никогда не любили пышных речей, поэтому встреча вернувшегося конунга проходила вполне буднично.
– Приветствую тебя на земле твоих предков, Торвард конунг, сын мой! – произнесла положенные слова кюна Хёрдис, держа перед собой серебряный Кубок Кита. – Не спрашиваю, удачен ли был твой поход, – то, что ты вернулся живым и на своих ногах… а не так, как иной раз бывало, само собой доказывает, что все не так плохо, как могло бы быть. Особенно по сравнению с тем, что мы ожидали.
– Ты так добра и красноречива, о благороднейшая из королев Морского Пути. – Торвард наклонился и нежно поцеловал свою мать, а она в ответ с выразительным удивлением скривила рот. Особых нежностей между ними не водилось, Хёрдис не имела к ним склонности сама и с детства не приучила сына. Всему, что Торвард знал о любви, его научили другие женщины, но это не мешало ему делиться с матерью приобретенным на стороне. – Я привез тебе подарки. И самый драгоценный из них таков, что его нельзя ни увидеть, ни потрогать, однако же нет на свете ничего, что ты оценила бы выше.
– Ты стал говорить загадками, Торвард конунг, сын мой. Раньше за тобой такого не замечали.
– Каждый ведь может измениться. Я тоже не спрашиваю, благополучен ли наш дом. Уже то, что ты встречаешь меня здесь, в то время как я знаю человека, желавшего продать тебя в рабство…
– А, явился, – перебила его кюна Хёрдис, заметив в это время Эдельгарда ярла, которого вели с корабля. – Давно не был. Где ты его взял? – И она презрительно изогнула губы, словно увидела негодный товар, который ей однажды уже пытались всучить.
– На Зеленых островах подобрал. – Торвард усмехнулся. – Я так понял, он сюда наведывался?
– Да, он приходил с девятью кораблями, – подтвердил Эрнольв Одноглазый. – Но Лейдольв нас предупредил заранее, мы собрали людей и встретили кваргов в море. Лейдольв сам сзади подошел, короче, три его бывших корабля стоят в твоих сараях, Эдельгарда ярла то есть, я пока поставил их туда, а ты, конунг, уж сам решай, нужны они тебе или будем продавать. Братья Хродмаринги неплохо себя показали – хоть твоя мать и не склонна отдавать им должное, но я уверяю, что они…
– Ах, это вы поговорите потом, как там отличились сыновья моей сестры Ингвильды! – опять перебила его кюна Хёрдис. – Разумеется, они ведь внуки моего отца! Должны же и они быть на что-то годны, но это же прямая их обязанность, раз уж они – Стражи Причала, больше ничего. Лучше скажи мне, куда теперь вот это девать? – И она небрежно указала подбородком на Эдельгарда ярла. Тот стоял опустив голову, не имея сил взглянуть на женщину, которую грозил продать в рабство. В такие мгновения Торвард особенно любил свою мать.
– В Винденэс повезу. – Он улыбнулся. – Продавать. Он мужчина рослый, сильный, почти еще молодой, за него немало можно выручить. Марок… двадцать серебром. Меньше попросить – он обидится, что его низко ценят.
– Сам собираешься везти? – спросил Эрнольв ярл. – Я бы сказал, конунг, что это довольно неосторожно. Судя по тому, как кварги теперь относятся к нашим кораблям, они считают, что мир с нами у них разорван. Говорят, что еще зимой ты совершил набег на Винденэс.
– Надеюсь, ты взял хорошую добычу? – влезла кюна Хёрдис.
– Это был не набег. Я там просто развлекался, – ответил Торвард, который сам уже с трудом понимал, зачем сотворил на зимних праздниках в Винденэсе все то, за что ему теперь пытались мстить. – Добычу я потом взял на Зеленых островах.
– А вот эти винденэсские решили, что это был набег! Мы так поняли, что ты убил Рамвальда, а всех женщин дома обесчестил.
– Я хотел, но не успел. – Торвард ухмыльнулся.
– Я была о тебе лучшего мнения! – Кюна Хёрдис с осуждением глянула на него. – Прежде ты был более расторопен!
– Но в Винденэсе думают, что мы с ними воюем, – продолжал Эрнольв ярл. – А уже скоро начнутся осенние торги.
– До осенних торгов мы успеем с ними помириться.
– Ты думаешь, это возможно? – Кюна Хёрдис с выразительным недоверием подняла свои черные брови, точно так же, как это делал Торвард. – А я думаю, что теперь нам придется воевать с ними всю оставшуюся жизнь, пока мы не перебьем весь род их конунгов и не захватим Квартинг!
– О нет! – ужаснулся Торвард. – Зачем мне возиться с этими набегами, которые на них каждый год обрушиваются с юга и с запада?
– Но помириться и правда будет нелегко, – заметил Эрнольв ярл. – У меня сложилось такое впечатление, что кварги обижены на нас очень сильно.
– У меня есть оправдание. Я ведь не убил Эдельгарда ярла и даже не покалечил. Я его скрутил очень бережно… почти как девушку. И собираюсь в целости вернуть домой. Пусть Рамвальд конунг посчитает это моим извинением за то, что я испортил ему йоль! А оставь я Эдельгарда воевать в Западных морях, кто знает, не нарвался бы он на кого-нибудь похуже меня?
– Да где ж ему найти похуже тебя! – с законной гордостью за свое порождение проворчала кюна Хёрдис.
– Но сейчас идти в Винденэс тебе будет довольно рискованно, – предостерег Эрнольв ярл.
– А я сам и не пойду. Я знаю одного человека, который будет нашим послом. Вы с ним еще не знакомы, но стоит познакомиться. Он вам понравится.
– Он тоже у тебя с собой? – Кюна Хёрдис оглядела корабль.
– Нет. Но скоро он здесь будет. Мне только нужно будет еще раз кое-куда съездить.
– Далеко?
На этот вопрос Торвард не стал отвечать. Краем глаза он уже некоторое время назад заметил нескольких женщин, стоявших поодаль. Сэла из Дымной Горы уже поздоровалась со своим братом Аринлейвом и теперь ждала, когда Торвард ее увидит. На лице ее сохранялось совершенно независимое и невозмутимое выражение, но сердце билось так бурно и громко, что Дер Грейне, Хильделинд и Сольвейг Красотка, стоявшие рядом, наверняка должны были услышать. За прошедший год она вполне убедила себя, что их короткая бурная любовь, разразившаяся прошлым летом, с ее стороны была просто временным помешательством после всех сводящих с ума чудес острова Туаль. А для Торварда – незначительным любовным приключением, одним из множества таких же, происходивших у нее на глазах. Она с тревогой ждала его возвращения домой, как и все жители Аскефьорда, ждавшие назад своего правителя и защитника. Но когда в усадьбу Орелюнд, куда она с сестрами и невесткой приехала с подарками для недавно родившей фру Ингильборг, прибежал Фагир, средний сын Храппе рыбака, с криком, что по фьорду идут «Ушастый Дракон» с «Единорогом» и что конунг возвращается, сердце ее разом ухнуло вниз и до сих пор стучало где-то в животе. От волнения она не разбирала, что вокруг говорят, и не чуяла земли под ногами, когда вместе со всеми бежала к Конунгову причалу – успеть бы! Хорошо, что все прочие были взволнованы и возбуждены не меньше, и ее состояния никто не замечал. Она надеялась, что так.
И вот он снова был здесь – он сошел на песок под соснами, и его лицо, длинные черные волосы, ради торжественного случая заплетенные в две косы, его мощная, высокая фигура, все то, что она так хорошо знала, после долгой разлуки показалось каким-то особенно ярким и резким. Она помнила, как он уезжал, помнила его тогдашний взгляд затравленного волка – едва оправившись от раны, полученной в сражении с Бергвидом Черной Шкурой здесь, в Аскефьорде, он уже стремился прочь из дома, словно все здесь стало ему чужим, и в его темных глазах потихоньку разгорался какой-то жгучий, губительный огонь. Даже кюна Хёрдис тогда сказала, что ему лучше уйти: квиттингская ведьма, как всякая мать, боялась за своего сына, но понимала, что с проклятьем Эрхины шутить нельзя и что Торвард теперь опасен для всех, кто рядом.
Он вернулся – но каким он вернулся? Какие перемены в нем свершились за этот год, прожитый под грузом страшного проклятья? Осталось ли в нем что-нибудь от прежнего Торварда или он стал тем чудовищем, которым его хотела сделать фрия Эрхина?
И самым важным, в конце концов, оставалось одно: заметит ли он ее? Значит ли она для него хоть что-нибудь?
Он ее заметил. Замер на миг, будто вспоминал, потом медленно подошел прямо к ней, не глядя на стоявших вокруг более знатных женщин, и взял ее за плечи. Сэла пристально и тревожно смотрела ему в лицо, пытаясь понять, какой он сейчас. Да, он в чем-то изменился за этот год, но глаза его смотрели почти по-прежнему ясно. И взгляд этих темно-карих глаз, значительный, пристальный и узнающий, сказал ей, что он не просто смотрит на нее – он видит ее и помнит, чем она для него отличалась от прочих. Он сумел унести свое проклятье прочь из Аскефьорда и оставил его где-то вдали. Может быть, не все, но то, что оставалось, уже не могло причинять вреда помимо его воли.
Сэла с облегчением вздохнула и позволила себя поцеловать. Она тоже изменилась: когда он уезжал, она ждала ребенка, и теперь, несколько месяцев спустя после родов, выглядела уже иначе – повзрослевшей и немного похудевшей, отчего ее сходство с Сольвейг Старшей заметно усилилось.
– Ну, что? – шепнул Торвард ей в самое ухо, и она сразу поняла, о чем он, будто они продолжают разговор, начатый год назад.
Сэла многозначительно опустила уголки губ и качнула головой.
– На Брана похож, – таким же быстрым шепотом ответила она.
Торвард кивнул. Когда год назад только выяснилось, что Сэла беременна, она сама не могла сказать, кто отец будущего ребенка – Торвард или Бран сын Ниамора. Но поскольку за Брана она вышла замуж, может, оно и к лучшему, что ребенок похож на него.
В общем, никто вокруг не удивился, что сразу после своей матери Торвард подошел именно к Сэле. Все знали, как велики были ее заслуги в прошлогодней Туальской войне и как высоко их ценил конунг. А к тому же, после того как на Туале ее так долго считали сестрой Торварда, в умах Аскефьорда до сих пор бродило мнение, что ее отцом и впрямь был не Слагви Кузнец, а сам покойный Торбранд конунг. Дескать, вот когда все открылось. Некоторые заслуженные старые сплетницы даже будто бы припоминали, что якобы двадцать лет назад старый конунг посматривал на Хильдирид Хохотушку… Мать Сэлы только разводила руками в недоумении, не зная, как ей теперь оберегать свое доброе имя, – хорошо, что Слагви, человек умный и доброжелательный, над этими сплетнями только смеялся. Но Сэла сейчас радовалась своей славе как «вроде бы почти конунговой сестры», благодаря которой могла позволить ему поцеловать ее при всем народе и ни на кого не оглядываться.