Страница:
— Сын человеческий, — глухо и мрачно проговорил возникший из тьмы, — ты знаешь меня?
— Да, — отвечал Иисус со столь спокойной меланхоличностью, что сам звук его речи, как бы оспаривал страстность нежданного собеседника. — Да, я знаю, кто ты… Некогда ты был возлюбленным чадом Отца нашего, самым прекрасным из архангелов, сотворенных им. Ты нес свет перед его лицом, когда он обращался по утрам навстречу восходу, и походил на огненный василек, взращенный на лугах эмпиреев среди других небесных цветов. Гордыня погубила тебя: ты счел себя равным Господу, восстал против Небесного Отца, и по его повелению огненный смерч низринул тебя с райских высот в пропасти земные.
— И здесь я царь! — сказал архангел, вскинув голову и тряхнув пламенеющими волосами.
— Да, знаю, — подтвердил Иисус. — Царь мира и отец нечестивых!
— Да, отец нечестивых! — высокомерно подхватил архангел. — По праву это мой самый достойный титул! Все в природе смиренно признавало власть Иеговы. Звезды молчаливо повиновались его предначертаниям. Даже море усмиряло свое бунтарство, не выходя из указанных им границ. Высочайшие горы трепетали, когда он, меча громы и молнии, проносился над ними. Укрощенные стихии рабски следовали его воле. Все живое — от клеща до Левиафана, все невидимые силы ангельские — от престолов до властей — склонялись перед его ликом. Все уничижалось, никло, умолкало перед ним… Лишь я среди всеобщего унижения и полного безмолвия восстал с колен и сказал голосом, вознёсшимся к вершинам прошлых веков и спустившимся до бездн веков грядущих: «Я не буду служить!» — «Ego dixi: „Non serviam!“
— Да, — с грустью заметил Христос, — ты сказал именно так, потому-то Отец мой и послал меня против тебя.
— Измерил ли ты мое могущество, — продолжал архангел, — прежде чем согласиться на противоборство? Известно ли тебе, что говорят обо мне поклоняющиеся имени моему? Они говорят: «Ничто не устоит при виде его, и все, что есть под небом, принадлежит ему! Его не смутит сила слов, не поколеблют трогающие душу моления. Тело его похоже на литые из меди щиты и покрыто так плотно прилегающей чешуей, что ни одно дуновение не просочится сквозь нее. Выя его сильна, глад и мор предшествуют ему. А молнии бьют в его тело, не вызывая даже дрожи в членах. Когда он поднимается к горным высям, ангелы испытывают ужас и потом очищаются от скверны… Солнечные лучи ложатся к его ногам, и он ступает по золоту как по грязи. Он может вскипятить океан, как воду в котле, и вызывать волны, словно пену в кипящем чане. Свет брызжет от следов его, и бездна за его спиной дымится и пенится. Нет силы, сравнимой с его мощью, поскольку он создан не ведающим страха и стал царем всех детей гордыни!»
— А знаешь ли ты, — очень просто спросил Иисус, — о чем молят моего Отца те, кто боится тебя? — «Господи, избави нас от лукавого!» И голос одного только человека, взывающего о милости Всевышнего, разносится дальше и, что важнее, возносится выше, чем хор святотатцев, преисполняющий тебя тщеславием.
— Если Господь, о котором ты толкуешь, столь могуществен, — отвечал архангел, — почему же он удовлетворился небесами и позволил мне царить на земле?
— Потому что дух зла проник в рай вместе со змием, а Ева рукоположила его на царство.
— Как же дозволил он змию пробраться в рай? Как не воспретил Еве согрешить?
— Это случилось потому, что, выпустив мир из творящих рук, верховный строитель, всемогущий ваятель попустил оставить змия-искусителя на земле, чтобы тот стал оселком для испытания рода человеческого. Но Отец мой решил, что зло уже довольно властвовало на земле из-за прегрешения Евы и злодейств змия. Я призван искупить ее провинность, а ты — тот гад, кого я должен поразить и чью голову раздавить.
— Так значит, — произнес архангел, — ты пришел во всеоружии гнева и ненависти?.. Тем лучше, мы сразимся одним оружием!
— Я пришел сюда вооруженный лишь жалостью и любовью, — тихо сказал Иисус. — Я ни к чему и ни к кому не питаю ненависти… даже к тебе.
— У тебя нет ненависти ко мне? — воскликнул изумленный Сатана.
— Отнюдь. Мне тебя жаль!
— Почему же ты меня жалеешь?
С невыразимой нежностью и грустью поглядел Христос на мрачного властителя тьмы.
— Потому что ты не способен любить!
При этих словах литое бронзовое тело содрогнулось, словно мимоза, задетая младенческой рукой.
— Что ж, пусть будет так! Знай, сын человеческий или Божий, я принимаю бой. А ведь ты более других наслышан о том, какая мне дана власть!
— Да, власть искусителя людей… Но опыт должен подсказать тебе, что против праведного ты бессилен.
— Вспомни об Адаме!
— Вспомни об Иове!
Воздух со свистом вырывался из уст Сатаны.
— И почему же я не одолел Иова? — с издевкой вопросил он.
— Потому, что Дух Божий был с ним.
— Значит, и с тобой тоже?
— Дух Божий со мною. Я — сын Господень!
— Если ты сын Господа, почему же ты подвержен человеческим нуждам? Почему ты постишься сорок дней и ночей, иссушаешь себя голодом и жаждой?
— Я страдал от голода и жажды, но я сам хотел этого. Ведь я знаю, сколько страданий мне придется претерпеть, прежде чем окончится моя земная стезя, и я захотел здесь, в пустыне, вдали от людей узнать меру моей решимости.
— И теперь знаешь?
— Да, ведь я мог бы сказать этим камням: «Станьте хлебом!», а песку: «Стань водой!» — и не сделал этого.
— Неужели камни и песок послушны твоему слову?
— Вне всякого сомнения.
— Так прикажи им! Ведь сорокадневный пост пришел к концу. Утоли же голод и жажду!
Иисус лишь улыбнулся.
— В Священной книге, — отвечал он, — написано: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».
Архангел стиснул руки на груди.
— Что ж, — промолвил он. — Если ты прибегаешь к священным текстам, то и я не премину ими воспользоваться. Но, как ты сказал, твоя власть сильнее моей. Будешь ли ты противиться, если я сначала перенесу тебя туда, куда мне угодно?
— Я пойду туда, куда ты пожелаешь, — ответил Иисус. — Хочу, чтобы сила Господня во всей безоружности своей посрамила твою слабость во всеоружии ее.
Несколько мгновений архангел вглядывался в Иисуса с выражением несказанной ненависти, затем, возвратившись к первоначальному замыслу, бросил свой плащ на землю, и, встав обеими ногами на один его конец, приказал:
— Поступай как я!
— Да будет так! — произнес Иисус и ступил на другой край плаща.
В то же мгновение их подхватил вихрь, и оба, рассекая пространство, с быстротой молнии, разрывающей небо, перенеслись в Иерусалим и оказались на фронтоне храма.
Тогда с вечной усмешкой, желающей выказать презрение, но выдававшей лишь обреченность, Сатана возгласил:
— Если ты действительно сын Божий, бросься вниз! Ибо написано в Псалме девяностом: «Ангелам своим заповедает о тебе, и на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею».
— Все так, — отвечал Иисус, но написано также в шестой главе Второзакония: «Не искушай Господа Бога твоего».
— Хорошо же… Попробуем другое, — содрогаясь от ярости, процедил архангел. — Ты еще не раздумал сопутствовать мне?
— Я принадлежу тебе на эту ночь, — ответил Иисус. — Делай со мной что тебе угодно.
И оба они вновь устремились, рассекая пространство с быстротой, против которой полет орла — самой стремительной из птиц — показался бы неподвижностью сокола, застывшего над своей добычей. Под ними проносились города, пустыни, реки, океаны… Через несколько мгновений они очутились в сердце Тибета, на вершине Джавахира.
— Известно ли тебе, где мы сейчас? — спросил архангел.
— На самой высокой из земных гор, — ответил Иисус.
— Это так. Сейчас я покажу тебе все царства мира.
И с этого мига стало видимым вращение Земли, поскольку оба, стоя на адском плаще, застыли в полной недвижности, в то время как планета и увлекаемая ею атмосфера продолжали вращаться.
— Посмотри! — воскликнул Сатана. Иисус знаком дал понять, что смотрит.
— Сначала брось взгляд на Индию, — приказал архангел. — Приглядись к этой колыбели рас и племен, месту, откуда отправлялись в мир все религии. Посмотри на ее роскошную природу, делающую человека слабой и зависимой частью творения, несчастным младенцем, затерявшимся на бескрайнем лоне своей матери, малым атомом, растворившимся в огромном мире. Индия с пренебрежением позволила человеку распространяться и плодиться вне всяких пределов, а он не стал ни сильнее, ни многочисленнее, чем где-либо в иных местах: могущество смерти осталось равным жизненным силам. Здесь все природные стихии настолько чудовищны и так придавили человека, что он даже и не пытается сопротивляться. Он отдается на их волю, признавая, что вокруг него все, кроме него самого, — это Бог, а он сам лишь случайный плод, безвестная частица единой, всеобщей и неуничтожимой субстанции! Эта земля дает три урожая в год, в грозу дождь превращает равнину в море, а пустыню в цветущий луг. Тут тростник — дерево в сто ступней вышиной, шелковица — гигант, из каждого пня которого вырастает лес ветвей, покрывающих влажной тенью ползучих гадин в двадцать локтей длиной; здесь множество тигров и львов, а воды рек утоляют жажду самых чудовищных созданий природы: кайманов, гиппопотамов, слонов. Наконец, именно в Индии чума уносит миллионы смертных — столько же, сколько создает их здесь природа. А значит, стоит холере или тифу два года подряд не косить людей — человеческий водопад обрушится на Европу и затопит ее целиком!
Пока архангел говорил, под ними проплывала страна с пронзающими небеса Гималаями, бесконечными мрачными лесами, Камбоджей, Гангом, Индом и ста пятьюдесятью миллионами человек, рассеянных от Китайского моря до Персидского залива.
— Смотри же! — сказал Сатана.
Иисус кивнул и обратил взгляд вниз.
— А вот Персия, — продолжал архангел. — Великая солнечная дорога рода человеческого. Слева от нее — скифы, справа — арабы. Это караван-сарай всего света: тут в свой черед перебывали все народы. Некогда, еще до того как она осознала, что сделалась всего лишь постоялым двором, в ней, не без моего внушения, выстроили ту самую Вавилонскую башню, руины которой еще сегодня выше любой из пирамид. Но теперь, после того как на ее глазах пали храмы и династии, здесь строят только временные жилища на одно-два поколения: палатки, но только из кирпичей. Пятьдесят миллионов человек, поклонявшихся свету и огню, живя среди не отличимых друг от друга лета и зимы, ищут лишь забвения прошлого в своего рода душевном пьянстве, медленно, но непреложно ведущем к смерти.
Под указующим ногтем архангела из-под их ног уходила Персия — от истоков Окса до Красного моря, медленно плыли озеро Дурра, Арал и Каспий, как три зеркала разной величины, Евфрат и Тигр, похожие на гигантских змей, скорчившихся под палящим солнцем, Персеполь, Вавилон и Пальмиру, ныне — лишь руины, а тогда города-цари в пурпурных мантиях и золотых коронах!
— Смотри же! — мрачно сказал Сатана. Иисус кивнул.
— Вот Египет — это дар, врученный мне Нилом. Если однажды мне взбредет в голову позабавиться или тридцать тысяч его городов и шестьдесят миллионов здешних обитателей — все эти греки, египтяне, абиссинцы, эфиопы — откажутся поклоняться мне, я отверну реку в Красное море и Египет задохнется, затопленный песком вместо воды. Пока же посмотри туда: от Элефантины до Александрии раскинулась равнина изумрудов, это фруктовая кладовая, сад, полный цветов. Здесь кормятся Рим, Греция, Италия. Правда, сам здешний народ вымирает с голоду, напрасно ожидая, что рука, накормившая евреев в пустыне, просыплет и на них манну небесную!
И Египет уходил вдаль, окаймленный пустынями, со своими обрушенными городами, пенными нильскими перекатами, высокими пирамидами, сфинксами, которые, полузарывшись в песок, вперяют неподвижный взгляд в белеющие вот уже пять сотен лет скелеты воинов Камбиза.
— Смотри же! — упорствовал падший ангел. Иисус кивнул.
— А вот Европа, — продолжал Сатана. — Сравни-ка ее с нашей неповоротливой Азией и увидишь, насколько она лучше выкроена, насколько она удобнее для продвижения племен. Она построена по более искусному плану и гораздо удачнее, нежели прочие места. Погляди, как она, богатая памятниками и бедная людьми, раскинула руки для плодоносных объятий навстречу Африке, кишащей людьми и почти не имеющей никаких построек. Вот Сардиния приближается к раскаленному побережью, вытянув к нему скалу Плумбарий; рядом с ней Сицилия с Лилибеем, Италия выставила мыс Регий, Греция — целый трезубец мысов: Акритас, Тенарон и Малею… Погляди, как острова, рассыпанные по Эгейскому морю, похожи на гигантский флот, под прикрытием обширной гавани готовящийся поставить паруса и пуститься в торговое плавание по всему свету. А на севере Европа облокотилась плечом Скандинавии на полярные ледники. О, как она крепка! Лежит, упершись ногами в плодородную Азию и омочив голову в водах неизведанных морей. Имена ее городов ласкают слух: Афины, Коринф, Родос, Сибарис, Сиракузы, Кадис, Массилия, Рим! Посмотри, как она притягивает к единому центру у несокрушимой скалы Капитолия и западное варварство, то есть. Испанию, Британию, Галлию, и цивилизации востока: Грецию, Египет, Сирию. Присмотрись к Европе! Ведь это жемчужина наций, бриллиант, который засияет в будущем…
И пока Сатана говорил, Европа в свою очередь уплывала от них. Сначала — Греция, потом — Италия с Сицилией справа, Германией и Скандинавией слева, а за ними — Англия, страны галлов, Испания…
Затем некоторое время не видно было ничего, кроме воды, — от Северного полюса до Южного, от Арктики до Антарктики.
— Смотри же! — повторил Сатана. Иисус сделал знак, что смотрит.
— После дряхлеющего мира — мир постаревший. После цивилизации — варварство, а за варварским миром — неизведанные земли! Гляди! Вот целый материк, о котором еще никто не знает. Конечно, он протянулся в длину лишь на три тысячи льё, да на полторы — в ширину. Конечно, он последним всплыл из морской глуби и его большие, как Средиземное море, озера еще не просохли, а реки в полторы тысячи льё длиной не обмелели. Горы здесь поднимаются на восемнадцать тысяч ступней в высоту, пустыни не имеют границ и леса бесконечны. Никто еще не знает, что золота и серебра здесь таится столько же, сколько меди и свинца в остальном мире. Он тянется с севера на юг, прикованный к полюсам, будто железо к магниту, и рассекает мир пополам, оставив лишь узкий пролив, достаточный для прохода корабля. Гляди же: это земля, предвосхищенная одним греческим мудрецом или сумасшедшим, смотря как пожелаешь. Звали его Платон, а материк он нарек Атлантидой.
И Америка ускользнула от них со своими девственными лесами, Ниагарским водопадом, шум которого слышен за десять льё, гигантскими реками Амазонкой и Миссисипи, с Кордильерами и Андами, с вулканом Чимборасо и пиком Мисти…
И снова внизу простирался океан.
— Смотри же! — твердил Сатана. Иисус кивнул.
— Видишь это необъятное пространство, похожее на зеркало из полированной закаленной стали с разбросанными повсюду темными оспинками?.. Это Тихий океан и его острова. Чем дальше, тем чаще мелькают темные пятна: мы приближаемся к Океании, где острова пасутся на поверхности моря, как стадо гигантских баранов! А вот теперь, гляди, они так сгрудились, что между ними едва различаешь море, как шевелящуюся сеть. Еще ничто здесь не имеет имени, но разве это так важно? Тут живут люди, снует живность, мерцают озера, шумят леса. Перед тобой пятая часть света, вторая Атлантида, раскрошенная в океане. По этим островам можно добраться от Кордильер до Голубой реки — ее устье в полутора тысячах льё от нас, а исток здесь, под нами.
Великий океан мерцал внизу: с большими и малыми кучками островов, с Новой Гвинеей, Новой Голландией, Борнео, Суматрой, Филиппинами и Формозой…
А издалека уже приближалась снежная вершина Джавахира: Земля обернулась вокруг своей оси; весь мир со всеми царствами его был воочию явлен Иисусу.
Сатана же ему сказал:
— Дарую тебе всю эту мощь и славу, все эти скопища людей и богатств, если ты поклонишься мне. Они были отданы мне во власть, и я волен распоряжаться ими по своему соизволению.
Но Иисус отвечал:
— Сказано: «Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи».
Тут страшный крик потряс пространство; в нем звучали проклятие, ненависть, отчаяние. Так Сатана прощался с Иисусом, ибо был вынужден признать в нем сына Божьего.
Когда же громоподобный рык замолк, послышался мягкий грустный шепот:
— О, прекрасный архангел, блистающая утренняя звезда!.. Зачем она пала с небес, ведь она была так великолепна на утреннем небе!..
Это Иисус оплакивал падение Сатаны.
IV. БЛУДНИЦА
— Да, — отвечал Иисус со столь спокойной меланхоличностью, что сам звук его речи, как бы оспаривал страстность нежданного собеседника. — Да, я знаю, кто ты… Некогда ты был возлюбленным чадом Отца нашего, самым прекрасным из архангелов, сотворенных им. Ты нес свет перед его лицом, когда он обращался по утрам навстречу восходу, и походил на огненный василек, взращенный на лугах эмпиреев среди других небесных цветов. Гордыня погубила тебя: ты счел себя равным Господу, восстал против Небесного Отца, и по его повелению огненный смерч низринул тебя с райских высот в пропасти земные.
— И здесь я царь! — сказал архангел, вскинув голову и тряхнув пламенеющими волосами.
— Да, знаю, — подтвердил Иисус. — Царь мира и отец нечестивых!
— Да, отец нечестивых! — высокомерно подхватил архангел. — По праву это мой самый достойный титул! Все в природе смиренно признавало власть Иеговы. Звезды молчаливо повиновались его предначертаниям. Даже море усмиряло свое бунтарство, не выходя из указанных им границ. Высочайшие горы трепетали, когда он, меча громы и молнии, проносился над ними. Укрощенные стихии рабски следовали его воле. Все живое — от клеща до Левиафана, все невидимые силы ангельские — от престолов до властей — склонялись перед его ликом. Все уничижалось, никло, умолкало перед ним… Лишь я среди всеобщего унижения и полного безмолвия восстал с колен и сказал голосом, вознёсшимся к вершинам прошлых веков и спустившимся до бездн веков грядущих: «Я не буду служить!» — «Ego dixi: „Non serviam!“
— Да, — с грустью заметил Христос, — ты сказал именно так, потому-то Отец мой и послал меня против тебя.
— Измерил ли ты мое могущество, — продолжал архангел, — прежде чем согласиться на противоборство? Известно ли тебе, что говорят обо мне поклоняющиеся имени моему? Они говорят: «Ничто не устоит при виде его, и все, что есть под небом, принадлежит ему! Его не смутит сила слов, не поколеблют трогающие душу моления. Тело его похоже на литые из меди щиты и покрыто так плотно прилегающей чешуей, что ни одно дуновение не просочится сквозь нее. Выя его сильна, глад и мор предшествуют ему. А молнии бьют в его тело, не вызывая даже дрожи в членах. Когда он поднимается к горным высям, ангелы испытывают ужас и потом очищаются от скверны… Солнечные лучи ложатся к его ногам, и он ступает по золоту как по грязи. Он может вскипятить океан, как воду в котле, и вызывать волны, словно пену в кипящем чане. Свет брызжет от следов его, и бездна за его спиной дымится и пенится. Нет силы, сравнимой с его мощью, поскольку он создан не ведающим страха и стал царем всех детей гордыни!»
— А знаешь ли ты, — очень просто спросил Иисус, — о чем молят моего Отца те, кто боится тебя? — «Господи, избави нас от лукавого!» И голос одного только человека, взывающего о милости Всевышнего, разносится дальше и, что важнее, возносится выше, чем хор святотатцев, преисполняющий тебя тщеславием.
— Если Господь, о котором ты толкуешь, столь могуществен, — отвечал архангел, — почему же он удовлетворился небесами и позволил мне царить на земле?
— Потому что дух зла проник в рай вместе со змием, а Ева рукоположила его на царство.
— Как же дозволил он змию пробраться в рай? Как не воспретил Еве согрешить?
— Это случилось потому, что, выпустив мир из творящих рук, верховный строитель, всемогущий ваятель попустил оставить змия-искусителя на земле, чтобы тот стал оселком для испытания рода человеческого. Но Отец мой решил, что зло уже довольно властвовало на земле из-за прегрешения Евы и злодейств змия. Я призван искупить ее провинность, а ты — тот гад, кого я должен поразить и чью голову раздавить.
— Так значит, — произнес архангел, — ты пришел во всеоружии гнева и ненависти?.. Тем лучше, мы сразимся одним оружием!
— Я пришел сюда вооруженный лишь жалостью и любовью, — тихо сказал Иисус. — Я ни к чему и ни к кому не питаю ненависти… даже к тебе.
— У тебя нет ненависти ко мне? — воскликнул изумленный Сатана.
— Отнюдь. Мне тебя жаль!
— Почему же ты меня жалеешь?
С невыразимой нежностью и грустью поглядел Христос на мрачного властителя тьмы.
— Потому что ты не способен любить!
При этих словах литое бронзовое тело содрогнулось, словно мимоза, задетая младенческой рукой.
— Что ж, пусть будет так! Знай, сын человеческий или Божий, я принимаю бой. А ведь ты более других наслышан о том, какая мне дана власть!
— Да, власть искусителя людей… Но опыт должен подсказать тебе, что против праведного ты бессилен.
— Вспомни об Адаме!
— Вспомни об Иове!
Воздух со свистом вырывался из уст Сатаны.
— И почему же я не одолел Иова? — с издевкой вопросил он.
— Потому, что Дух Божий был с ним.
— Значит, и с тобой тоже?
— Дух Божий со мною. Я — сын Господень!
— Если ты сын Господа, почему же ты подвержен человеческим нуждам? Почему ты постишься сорок дней и ночей, иссушаешь себя голодом и жаждой?
— Я страдал от голода и жажды, но я сам хотел этого. Ведь я знаю, сколько страданий мне придется претерпеть, прежде чем окончится моя земная стезя, и я захотел здесь, в пустыне, вдали от людей узнать меру моей решимости.
— И теперь знаешь?
— Да, ведь я мог бы сказать этим камням: «Станьте хлебом!», а песку: «Стань водой!» — и не сделал этого.
— Неужели камни и песок послушны твоему слову?
— Вне всякого сомнения.
— Так прикажи им! Ведь сорокадневный пост пришел к концу. Утоли же голод и жажду!
Иисус лишь улыбнулся.
— В Священной книге, — отвечал он, — написано: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».
Архангел стиснул руки на груди.
— Что ж, — промолвил он. — Если ты прибегаешь к священным текстам, то и я не премину ими воспользоваться. Но, как ты сказал, твоя власть сильнее моей. Будешь ли ты противиться, если я сначала перенесу тебя туда, куда мне угодно?
— Я пойду туда, куда ты пожелаешь, — ответил Иисус. — Хочу, чтобы сила Господня во всей безоружности своей посрамила твою слабость во всеоружии ее.
Несколько мгновений архангел вглядывался в Иисуса с выражением несказанной ненависти, затем, возвратившись к первоначальному замыслу, бросил свой плащ на землю, и, встав обеими ногами на один его конец, приказал:
— Поступай как я!
— Да будет так! — произнес Иисус и ступил на другой край плаща.
В то же мгновение их подхватил вихрь, и оба, рассекая пространство, с быстротой молнии, разрывающей небо, перенеслись в Иерусалим и оказались на фронтоне храма.
Тогда с вечной усмешкой, желающей выказать презрение, но выдававшей лишь обреченность, Сатана возгласил:
— Если ты действительно сын Божий, бросься вниз! Ибо написано в Псалме девяностом: «Ангелам своим заповедает о тебе, и на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею».
— Все так, — отвечал Иисус, но написано также в шестой главе Второзакония: «Не искушай Господа Бога твоего».
— Хорошо же… Попробуем другое, — содрогаясь от ярости, процедил архангел. — Ты еще не раздумал сопутствовать мне?
— Я принадлежу тебе на эту ночь, — ответил Иисус. — Делай со мной что тебе угодно.
И оба они вновь устремились, рассекая пространство с быстротой, против которой полет орла — самой стремительной из птиц — показался бы неподвижностью сокола, застывшего над своей добычей. Под ними проносились города, пустыни, реки, океаны… Через несколько мгновений они очутились в сердце Тибета, на вершине Джавахира.
— Известно ли тебе, где мы сейчас? — спросил архангел.
— На самой высокой из земных гор, — ответил Иисус.
— Это так. Сейчас я покажу тебе все царства мира.
И с этого мига стало видимым вращение Земли, поскольку оба, стоя на адском плаще, застыли в полной недвижности, в то время как планета и увлекаемая ею атмосфера продолжали вращаться.
— Посмотри! — воскликнул Сатана. Иисус знаком дал понять, что смотрит.
— Сначала брось взгляд на Индию, — приказал архангел. — Приглядись к этой колыбели рас и племен, месту, откуда отправлялись в мир все религии. Посмотри на ее роскошную природу, делающую человека слабой и зависимой частью творения, несчастным младенцем, затерявшимся на бескрайнем лоне своей матери, малым атомом, растворившимся в огромном мире. Индия с пренебрежением позволила человеку распространяться и плодиться вне всяких пределов, а он не стал ни сильнее, ни многочисленнее, чем где-либо в иных местах: могущество смерти осталось равным жизненным силам. Здесь все природные стихии настолько чудовищны и так придавили человека, что он даже и не пытается сопротивляться. Он отдается на их волю, признавая, что вокруг него все, кроме него самого, — это Бог, а он сам лишь случайный плод, безвестная частица единой, всеобщей и неуничтожимой субстанции! Эта земля дает три урожая в год, в грозу дождь превращает равнину в море, а пустыню в цветущий луг. Тут тростник — дерево в сто ступней вышиной, шелковица — гигант, из каждого пня которого вырастает лес ветвей, покрывающих влажной тенью ползучих гадин в двадцать локтей длиной; здесь множество тигров и львов, а воды рек утоляют жажду самых чудовищных созданий природы: кайманов, гиппопотамов, слонов. Наконец, именно в Индии чума уносит миллионы смертных — столько же, сколько создает их здесь природа. А значит, стоит холере или тифу два года подряд не косить людей — человеческий водопад обрушится на Европу и затопит ее целиком!
Пока архангел говорил, под ними проплывала страна с пронзающими небеса Гималаями, бесконечными мрачными лесами, Камбоджей, Гангом, Индом и ста пятьюдесятью миллионами человек, рассеянных от Китайского моря до Персидского залива.
— Смотри же! — сказал Сатана.
Иисус кивнул и обратил взгляд вниз.
— А вот Персия, — продолжал архангел. — Великая солнечная дорога рода человеческого. Слева от нее — скифы, справа — арабы. Это караван-сарай всего света: тут в свой черед перебывали все народы. Некогда, еще до того как она осознала, что сделалась всего лишь постоялым двором, в ней, не без моего внушения, выстроили ту самую Вавилонскую башню, руины которой еще сегодня выше любой из пирамид. Но теперь, после того как на ее глазах пали храмы и династии, здесь строят только временные жилища на одно-два поколения: палатки, но только из кирпичей. Пятьдесят миллионов человек, поклонявшихся свету и огню, живя среди не отличимых друг от друга лета и зимы, ищут лишь забвения прошлого в своего рода душевном пьянстве, медленно, но непреложно ведущем к смерти.
Под указующим ногтем архангела из-под их ног уходила Персия — от истоков Окса до Красного моря, медленно плыли озеро Дурра, Арал и Каспий, как три зеркала разной величины, Евфрат и Тигр, похожие на гигантских змей, скорчившихся под палящим солнцем, Персеполь, Вавилон и Пальмиру, ныне — лишь руины, а тогда города-цари в пурпурных мантиях и золотых коронах!
— Смотри же! — мрачно сказал Сатана. Иисус кивнул.
— Вот Египет — это дар, врученный мне Нилом. Если однажды мне взбредет в голову позабавиться или тридцать тысяч его городов и шестьдесят миллионов здешних обитателей — все эти греки, египтяне, абиссинцы, эфиопы — откажутся поклоняться мне, я отверну реку в Красное море и Египет задохнется, затопленный песком вместо воды. Пока же посмотри туда: от Элефантины до Александрии раскинулась равнина изумрудов, это фруктовая кладовая, сад, полный цветов. Здесь кормятся Рим, Греция, Италия. Правда, сам здешний народ вымирает с голоду, напрасно ожидая, что рука, накормившая евреев в пустыне, просыплет и на них манну небесную!
И Египет уходил вдаль, окаймленный пустынями, со своими обрушенными городами, пенными нильскими перекатами, высокими пирамидами, сфинксами, которые, полузарывшись в песок, вперяют неподвижный взгляд в белеющие вот уже пять сотен лет скелеты воинов Камбиза.
— Смотри же! — упорствовал падший ангел. Иисус кивнул.
— А вот Европа, — продолжал Сатана. — Сравни-ка ее с нашей неповоротливой Азией и увидишь, насколько она лучше выкроена, насколько она удобнее для продвижения племен. Она построена по более искусному плану и гораздо удачнее, нежели прочие места. Погляди, как она, богатая памятниками и бедная людьми, раскинула руки для плодоносных объятий навстречу Африке, кишащей людьми и почти не имеющей никаких построек. Вот Сардиния приближается к раскаленному побережью, вытянув к нему скалу Плумбарий; рядом с ней Сицилия с Лилибеем, Италия выставила мыс Регий, Греция — целый трезубец мысов: Акритас, Тенарон и Малею… Погляди, как острова, рассыпанные по Эгейскому морю, похожи на гигантский флот, под прикрытием обширной гавани готовящийся поставить паруса и пуститься в торговое плавание по всему свету. А на севере Европа облокотилась плечом Скандинавии на полярные ледники. О, как она крепка! Лежит, упершись ногами в плодородную Азию и омочив голову в водах неизведанных морей. Имена ее городов ласкают слух: Афины, Коринф, Родос, Сибарис, Сиракузы, Кадис, Массилия, Рим! Посмотри, как она притягивает к единому центру у несокрушимой скалы Капитолия и западное варварство, то есть. Испанию, Британию, Галлию, и цивилизации востока: Грецию, Египет, Сирию. Присмотрись к Европе! Ведь это жемчужина наций, бриллиант, который засияет в будущем…
И пока Сатана говорил, Европа в свою очередь уплывала от них. Сначала — Греция, потом — Италия с Сицилией справа, Германией и Скандинавией слева, а за ними — Англия, страны галлов, Испания…
Затем некоторое время не видно было ничего, кроме воды, — от Северного полюса до Южного, от Арктики до Антарктики.
— Смотри же! — повторил Сатана. Иисус сделал знак, что смотрит.
— После дряхлеющего мира — мир постаревший. После цивилизации — варварство, а за варварским миром — неизведанные земли! Гляди! Вот целый материк, о котором еще никто не знает. Конечно, он протянулся в длину лишь на три тысячи льё, да на полторы — в ширину. Конечно, он последним всплыл из морской глуби и его большие, как Средиземное море, озера еще не просохли, а реки в полторы тысячи льё длиной не обмелели. Горы здесь поднимаются на восемнадцать тысяч ступней в высоту, пустыни не имеют границ и леса бесконечны. Никто еще не знает, что золота и серебра здесь таится столько же, сколько меди и свинца в остальном мире. Он тянется с севера на юг, прикованный к полюсам, будто железо к магниту, и рассекает мир пополам, оставив лишь узкий пролив, достаточный для прохода корабля. Гляди же: это земля, предвосхищенная одним греческим мудрецом или сумасшедшим, смотря как пожелаешь. Звали его Платон, а материк он нарек Атлантидой.
И Америка ускользнула от них со своими девственными лесами, Ниагарским водопадом, шум которого слышен за десять льё, гигантскими реками Амазонкой и Миссисипи, с Кордильерами и Андами, с вулканом Чимборасо и пиком Мисти…
И снова внизу простирался океан.
— Смотри же! — твердил Сатана. Иисус кивнул.
— Видишь это необъятное пространство, похожее на зеркало из полированной закаленной стали с разбросанными повсюду темными оспинками?.. Это Тихий океан и его острова. Чем дальше, тем чаще мелькают темные пятна: мы приближаемся к Океании, где острова пасутся на поверхности моря, как стадо гигантских баранов! А вот теперь, гляди, они так сгрудились, что между ними едва различаешь море, как шевелящуюся сеть. Еще ничто здесь не имеет имени, но разве это так важно? Тут живут люди, снует живность, мерцают озера, шумят леса. Перед тобой пятая часть света, вторая Атлантида, раскрошенная в океане. По этим островам можно добраться от Кордильер до Голубой реки — ее устье в полутора тысячах льё от нас, а исток здесь, под нами.
Великий океан мерцал внизу: с большими и малыми кучками островов, с Новой Гвинеей, Новой Голландией, Борнео, Суматрой, Филиппинами и Формозой…
А издалека уже приближалась снежная вершина Джавахира: Земля обернулась вокруг своей оси; весь мир со всеми царствами его был воочию явлен Иисусу.
Сатана же ему сказал:
— Дарую тебе всю эту мощь и славу, все эти скопища людей и богатств, если ты поклонишься мне. Они были отданы мне во власть, и я волен распоряжаться ими по своему соизволению.
Но Иисус отвечал:
— Сказано: «Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи».
Тут страшный крик потряс пространство; в нем звучали проклятие, ненависть, отчаяние. Так Сатана прощался с Иисусом, ибо был вынужден признать в нем сына Божьего.
Когда же громоподобный рык замолк, послышался мягкий грустный шепот:
— О, прекрасный архангел, блистающая утренняя звезда!.. Зачем она пала с небес, ведь она была так великолепна на утреннем небе!..
Это Иисус оплакивал падение Сатаны.
IV. БЛУДНИЦА
Несколькими днями спустя в городке Капернаум, что значит «Селение утешения», на северной оконечности Генисаретского озера, объявился Иисус в сопровождении своих первых четырех учеников. То были Андрей, Петр, Филипп и Нафанаил.
До того Андрей был учеником Иоанна Предтечи. Однажды Креститель сказал ему, указав на Христа, возвращавшегося из пустыни после сорока дней искушения:
— Посмотри на того, кто идет мимо нас: это агнец Божий, который берет на себя грех мира!
— А как ты узнал об этом? — спросил Андрей.
— Пославший меня крестить в воде сказал мне: «На кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на нем, тот есть крестящий Духом Святым». Я же видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на нем.
И Андрей последовал за Иисусом. По дороге он встретил своего брата Симона и сказал ему:
— Иди со мной, брат, мы нашли Мессию. И привел его к Иисусу.
Поскольку же Симон разглядывал его с немалым удивлением и был охвачен сомнением, Иисус спросил:
— Ты меня не узнаешь?
— Нет, учитель, — ответил Симон.
— Это я ребенком спас тебе жизнь, когда тебя укусила гадюка. Я еще тебе сказал: «Ты сын Ионин, по имени Симон; потом ты будешь зваться Петром, станешь моим учеником и отречешься от меня».
При этих словах Симон бросился к ногам Христа и поцеловал край его платья.
— Учитель, я обязан тебе жизнью, и теперь она принадлежит тебе. Меня более не зовут Симоном, с этого дня я Петр и твой верный ученик. Но все же надеюсь, что в Господней воле позволить мне никогда от тебя не отрекаться.
Иисус улыбнулся и промолвил:
— Идем!
И Петр последовал за ним.
На следующий день Иисус встретил на дороге Филиппа, который, как Андрей и Петр, был из Вифсаиды, и позвал его:
— Следуй за мной, Филипп.
Филипп пошел за ним, а потом, услышав рассказ Петра и Андрея, он, в свою очередь встретив Нафанаила, сказал ему:
— Иди с нами, ибо мы нашли того, о ком говорят Моисей и пророки. Удивленный, Нафанаил спросил, кто же этот человек, на что Филипп отвечал:
— Это Иисус из Назарета.
На что Нафанаил лишь пожал плечами.
— Из Назарета! — повторил он. — Из Назарета может ли быть что доброе?..
Но тут вступился Иисус:
— Вот истинный израильтянин, — сказал он. — В нем нет никакого лукавства.
— Откуда же ты меня знаешь? — растерянно вопросил Нафанаил.
— Прежде чем Филипп призвал тебя, — пояснил Иисус, улыбнувшись, — я уже видел тебя под фиговым деревом.
И Нафанаил, действительно до того обедавший под фиговым деревом, с поклоном проговорил:
— Учитель, истинно ты царь Израиля!
— Ты поверил, потому что я тебя видел под деревом, — вновь обратился к нему Иисус, — но ты получишь и другое подтверждение: увидишь, как над головой у меня раскроются небеса и ангелы будут спускаться и подниматься!
Затем в сопровождении четырех учеников он пришел в Кану, где была Богоматерь. Именно там, будучи приглашен на свадьбу, он по просьбе Марии, к великому изумлению сотрапезников, совершил чудо претворения воды в вино, а затем отправился в Капернаум.
В первый раз молодой учитель оказался в этом городе, однако его приход произвел там большое впечатление. Его лицо поражало еще не изгладившейся красотой ребенка и серьезностью зрелого мужа, а поединок в пустыне с врагом рода человеческого придал ему выражение печальной искушенности.
Как никакое другое место, Капернаум подходил для того, чтобы Христос явил здесь знаки своей божественной природы. Город далеко отстоял от Иудеи и, мало того, был отделен от нее Самарией. Его принято было считать гнездилищем тьмы и непросвещения, а потому божественный свет, излитый в столь сумрачном месте, являл бы собой особенно поучительное зрелище.
К тому же жизнь Иисуса предначертана видениями пророков, а у Исайи сказано: «Земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет».
Вот почему Капернаум с его окрестностями был избран Иисусом для первых предсказаний и чудес. Именно там он произнес: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие».
От Капернаума недалеко до Генисаретского озера; ученики Христа, бывшие рыбаками, часто отправлялись к озеру закидывать сети. Иногда он шел с ними; именно там он им сказал: «Идите за мною, и я сделаю вас ловцами человеков!»
А увидев чуть подалее Иакова, Зеведеева сына, и его брата Иоанна, что сидели в лодке и чинили сети, учитель позвал их за собой. Рыбари бросили лодку и сети, покинули своего отца, старого Зеведея, и пошли за Христом: так трудно было воспротивиться его мягкому завораживающему голосу, превращавшему приказ в молитву, когда он говорил: «Идите за мною!»
Уже в то время Христом овладел великий замысел: справить Пасху в Иерусалиме и там испытать свои силы. Они пробудились в нем недавно, но это не умаляло их власти над людьми и вещами, хотя пока что его уверенность в себе питали лишь слова самоотречения, повторяемые Иоанном Крестителем, который вещал всем пожелавшим слушать его: «Я лишь Предтеча, Мессия же — Иисус».
И вот в сопровождении шести первых учеников Иисус отправился в Иерусалим.
Мы уже рассказывали, что представлял собой Иерусалим в дни религиозных торжеств, упоминали о переполненных постоялых дворах, палатках на больших площадях, о паломниках, заполнивших театральные перистили и даже портики храма.
В храмовом притворе, да и в самом храме возникала своего рода ярмарка. Продавцы с громкими криками переманивали покупателей, чуть не силой вырывали их друг у друга, предлагая голубей, барашков и даже жертвенных быков. Священники терпели торговцев, ибо имели прибыль. И поскольку оживленный торг шел круглый год, а перед праздниками народу еще прибавлялось, то это место облюбовали также меновщики со столиками, на которых громоздились мешочки с серебром и кучки золота.
Среди гомона торгующих и покупающих, зазываний меновщиков, перезвона золотых и серебряных монет, блеянья и мычания по ступеням поднялся человек с бичом. Он вступил в притвор, огляделся и воскликнул:
— Возьмите это отсюда, и дома Отца моего не делайте домом торговли! Поскольку те, к кому он обращался, не спешили повиноваться, он поднял бич, и хотя тот был сплетен из тонких веревок, на челе назвавшего храм Господень домом своего Отца запечатлелось такое величие и столько властности зазвенело в его голосе, что меновщики, продавцы, покупатели и перекупщики, толкая друг друга и опрокидывая столы и лавки, в беспорядке ринулись вон и, воздевая руки, скатились вниз по ступеням. Таким грозным показался им Христос, похожий на одного из ангелов, что хлыстами изгнали Гелиодора. Ибо перед ними стоял не кто иной, как Иисус, чей голос обретал необычайную силу, когда ему было угодно переходить от мягкости к повелению:
— Написано: «Дом мой домом молитвы наречется для всех народов», а вы сделали его вертепом разбойников!
Появление Мессии навело на всех такой страх, что, хотя учитель и нарушил законы, прибегнув к насилию в храме, никто не осмелился спросить с него за это. Сам же Иисус, узнав, что незадолго до того Ирод Антипа повелел схватить Иоанна Крестителя, поставившего в вину тетрарху Галилеи женитьбу на племяннице, отправился назад в Капернаум.
Ему предстояло пересечь Самарию. Некогда завоеванная Салманасаром, переместившим ее обитателей за Евфрат, затем вновь заселенная Ассархаддоном, снова разоренная Антиохом Великим, а вслед за ним — Иоанном Гирканом, Самария после ассирийского нашествия сделалась местом, где обитали пришлые люди и идолопоклонники, вечно воевавшие с Иудеей. Оба царства питали друг к другу враждебность и презрение. А потому, чтобы не приходить в Иерусалим, самаряне построили свое особое святилище на горе Гаризим.
Иисус шел по этим землям, но к полудню, утомившись и пройденной дорогой, и жарой, сел под сикоморой у колодезя Иакова. Ученики же отправились в город за провизией. Едва он успел перевести дух, как увидел женщину, пришедшую к источнику за водой, и попросил у нее напиться.
Самарянка с удивлением посмотрела на него.
— Что же это? — спросила она. — Ты иудей и у меня, у самарянки, просишь пить?
— Если бы ты знала того, кто говорит тебе: «Дай мне пить», то ты сама просила бы у него, и он дал бы тебе воду живую, — произнес Иисус.
Самарянка, ранее не рассмотревшая его хорошенько, теперь вгляделась в отмеченные мягким благородством черты его лица и воскликнула:
— Господин! Тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок: откуда же у тебя вода живая?.. Неужто ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его?
До того Андрей был учеником Иоанна Предтечи. Однажды Креститель сказал ему, указав на Христа, возвращавшегося из пустыни после сорока дней искушения:
— Посмотри на того, кто идет мимо нас: это агнец Божий, который берет на себя грех мира!
— А как ты узнал об этом? — спросил Андрей.
— Пославший меня крестить в воде сказал мне: «На кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на нем, тот есть крестящий Духом Святым». Я же видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на нем.
И Андрей последовал за Иисусом. По дороге он встретил своего брата Симона и сказал ему:
— Иди со мной, брат, мы нашли Мессию. И привел его к Иисусу.
Поскольку же Симон разглядывал его с немалым удивлением и был охвачен сомнением, Иисус спросил:
— Ты меня не узнаешь?
— Нет, учитель, — ответил Симон.
— Это я ребенком спас тебе жизнь, когда тебя укусила гадюка. Я еще тебе сказал: «Ты сын Ионин, по имени Симон; потом ты будешь зваться Петром, станешь моим учеником и отречешься от меня».
При этих словах Симон бросился к ногам Христа и поцеловал край его платья.
— Учитель, я обязан тебе жизнью, и теперь она принадлежит тебе. Меня более не зовут Симоном, с этого дня я Петр и твой верный ученик. Но все же надеюсь, что в Господней воле позволить мне никогда от тебя не отрекаться.
Иисус улыбнулся и промолвил:
— Идем!
И Петр последовал за ним.
На следующий день Иисус встретил на дороге Филиппа, который, как Андрей и Петр, был из Вифсаиды, и позвал его:
— Следуй за мной, Филипп.
Филипп пошел за ним, а потом, услышав рассказ Петра и Андрея, он, в свою очередь встретив Нафанаила, сказал ему:
— Иди с нами, ибо мы нашли того, о ком говорят Моисей и пророки. Удивленный, Нафанаил спросил, кто же этот человек, на что Филипп отвечал:
— Это Иисус из Назарета.
На что Нафанаил лишь пожал плечами.
— Из Назарета! — повторил он. — Из Назарета может ли быть что доброе?..
Но тут вступился Иисус:
— Вот истинный израильтянин, — сказал он. — В нем нет никакого лукавства.
— Откуда же ты меня знаешь? — растерянно вопросил Нафанаил.
— Прежде чем Филипп призвал тебя, — пояснил Иисус, улыбнувшись, — я уже видел тебя под фиговым деревом.
И Нафанаил, действительно до того обедавший под фиговым деревом, с поклоном проговорил:
— Учитель, истинно ты царь Израиля!
— Ты поверил, потому что я тебя видел под деревом, — вновь обратился к нему Иисус, — но ты получишь и другое подтверждение: увидишь, как над головой у меня раскроются небеса и ангелы будут спускаться и подниматься!
Затем в сопровождении четырех учеников он пришел в Кану, где была Богоматерь. Именно там, будучи приглашен на свадьбу, он по просьбе Марии, к великому изумлению сотрапезников, совершил чудо претворения воды в вино, а затем отправился в Капернаум.
В первый раз молодой учитель оказался в этом городе, однако его приход произвел там большое впечатление. Его лицо поражало еще не изгладившейся красотой ребенка и серьезностью зрелого мужа, а поединок в пустыне с врагом рода человеческого придал ему выражение печальной искушенности.
Как никакое другое место, Капернаум подходил для того, чтобы Христос явил здесь знаки своей божественной природы. Город далеко отстоял от Иудеи и, мало того, был отделен от нее Самарией. Его принято было считать гнездилищем тьмы и непросвещения, а потому божественный свет, излитый в столь сумрачном месте, являл бы собой особенно поучительное зрелище.
К тому же жизнь Иисуса предначертана видениями пророков, а у Исайи сказано: «Земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет».
Вот почему Капернаум с его окрестностями был избран Иисусом для первых предсказаний и чудес. Именно там он произнес: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие».
От Капернаума недалеко до Генисаретского озера; ученики Христа, бывшие рыбаками, часто отправлялись к озеру закидывать сети. Иногда он шел с ними; именно там он им сказал: «Идите за мною, и я сделаю вас ловцами человеков!»
А увидев чуть подалее Иакова, Зеведеева сына, и его брата Иоанна, что сидели в лодке и чинили сети, учитель позвал их за собой. Рыбари бросили лодку и сети, покинули своего отца, старого Зеведея, и пошли за Христом: так трудно было воспротивиться его мягкому завораживающему голосу, превращавшему приказ в молитву, когда он говорил: «Идите за мною!»
Уже в то время Христом овладел великий замысел: справить Пасху в Иерусалиме и там испытать свои силы. Они пробудились в нем недавно, но это не умаляло их власти над людьми и вещами, хотя пока что его уверенность в себе питали лишь слова самоотречения, повторяемые Иоанном Крестителем, который вещал всем пожелавшим слушать его: «Я лишь Предтеча, Мессия же — Иисус».
И вот в сопровождении шести первых учеников Иисус отправился в Иерусалим.
Мы уже рассказывали, что представлял собой Иерусалим в дни религиозных торжеств, упоминали о переполненных постоялых дворах, палатках на больших площадях, о паломниках, заполнивших театральные перистили и даже портики храма.
В храмовом притворе, да и в самом храме возникала своего рода ярмарка. Продавцы с громкими криками переманивали покупателей, чуть не силой вырывали их друг у друга, предлагая голубей, барашков и даже жертвенных быков. Священники терпели торговцев, ибо имели прибыль. И поскольку оживленный торг шел круглый год, а перед праздниками народу еще прибавлялось, то это место облюбовали также меновщики со столиками, на которых громоздились мешочки с серебром и кучки золота.
Среди гомона торгующих и покупающих, зазываний меновщиков, перезвона золотых и серебряных монет, блеянья и мычания по ступеням поднялся человек с бичом. Он вступил в притвор, огляделся и воскликнул:
— Возьмите это отсюда, и дома Отца моего не делайте домом торговли! Поскольку те, к кому он обращался, не спешили повиноваться, он поднял бич, и хотя тот был сплетен из тонких веревок, на челе назвавшего храм Господень домом своего Отца запечатлелось такое величие и столько властности зазвенело в его голосе, что меновщики, продавцы, покупатели и перекупщики, толкая друг друга и опрокидывая столы и лавки, в беспорядке ринулись вон и, воздевая руки, скатились вниз по ступеням. Таким грозным показался им Христос, похожий на одного из ангелов, что хлыстами изгнали Гелиодора. Ибо перед ними стоял не кто иной, как Иисус, чей голос обретал необычайную силу, когда ему было угодно переходить от мягкости к повелению:
— Написано: «Дом мой домом молитвы наречется для всех народов», а вы сделали его вертепом разбойников!
Появление Мессии навело на всех такой страх, что, хотя учитель и нарушил законы, прибегнув к насилию в храме, никто не осмелился спросить с него за это. Сам же Иисус, узнав, что незадолго до того Ирод Антипа повелел схватить Иоанна Крестителя, поставившего в вину тетрарху Галилеи женитьбу на племяннице, отправился назад в Капернаум.
Ему предстояло пересечь Самарию. Некогда завоеванная Салманасаром, переместившим ее обитателей за Евфрат, затем вновь заселенная Ассархаддоном, снова разоренная Антиохом Великим, а вслед за ним — Иоанном Гирканом, Самария после ассирийского нашествия сделалась местом, где обитали пришлые люди и идолопоклонники, вечно воевавшие с Иудеей. Оба царства питали друг к другу враждебность и презрение. А потому, чтобы не приходить в Иерусалим, самаряне построили свое особое святилище на горе Гаризим.
Иисус шел по этим землям, но к полудню, утомившись и пройденной дорогой, и жарой, сел под сикоморой у колодезя Иакова. Ученики же отправились в город за провизией. Едва он успел перевести дух, как увидел женщину, пришедшую к источнику за водой, и попросил у нее напиться.
Самарянка с удивлением посмотрела на него.
— Что же это? — спросила она. — Ты иудей и у меня, у самарянки, просишь пить?
— Если бы ты знала того, кто говорит тебе: «Дай мне пить», то ты сама просила бы у него, и он дал бы тебе воду живую, — произнес Иисус.
Самарянка, ранее не рассмотревшая его хорошенько, теперь вгляделась в отмеченные мягким благородством черты его лица и воскликнула:
— Господин! Тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок: откуда же у тебя вода живая?.. Неужто ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его?