Нажимая дрожащим пальцем клавишу, Саманта принялась перелистывать страницы на экране. Она не успевала вникнуть в смысл прочитанного, но было ясно, что автор весьма обстоятелен. Он намеревался копать глубоко... Но почему он не признался, какой работой занят? Зачем принялся опутывать ее, Саманту, паутиной лжи?
   И она спала с ним! Занималась любовью с мерзким обманщиком!
   А если он и есть тот, кто дергает за все ниточки, как кукловод, управляя и «Джоном», и той девкой, что представлялась как Анни Сигер по телефону? В такую изощренную жестокость и подлость немыслимо было поверить. Но зачем он тогда затеял эту игру?
   Ведь разделаться с Самантой он вполне мог в любой момент. У него было несчетное число возможностей.
   Ей надо бежать отсюда сломя голову, прежде чем он поймет, что разоблачен. Забрать свои вещи и... дискету. Ту, что в компьютере. В доказательство того, что Тай маскирует свою личность, прячется за чужой личиной.
   Нажав кнопку, она извлекла дискету, взлетела по лестнице в мансарду, споткнувшись по дороге, выронила легкий пластмассовый квадратик и стала шарить ладонями по ковру, пока не нащупала его.
   Зажигать лампу Саманта не решилась и так в полутьме собирала свою одежду, разбросанную где попало в недавние минуты страсти. О боже, какое затмение на нее нашло тогда! Какой стыд! Но воздавать себе по заслугам не было времени.
   Она не знала, сколько может продлиться беседа двух мужчин на улице, но вряд ли она затянется. Надо было спешить.
   Саманта не стала тратить лишние секунды на одевание и на поиски пояса с чулками. Но сумочка с ключами... Где она может быть? Где? Сердце билось отчаянно, во рту пересохло. Она обыскивала мансарду, ползая по полу, шаря по постели. Ей под руку попался ее бюстгальтер... бумажник Тая... Но сумочки нигде не было.
   «Подумай, Саманта, припомни. Где ты оставила ее?» – лихорадочно думала она.
   Она перебрала в памяти всю цепочку событий прошедшей ночи. Она начала с момента, когда Тай появился на радиостанции, и вспомнила, с каким облегчением восприняла его появление там. Потом была дорога сюда. В его машине. Он настаивал, чтобы она провела ночь у него, она возражала, но на долгие споры у нее просто не хватило сил. Да и желание возражать быстро пропало, настолько ее тянуло к нему. К тому же Тай был убедителен в своих аргументах, что в его доме ей будет безопаснее.
   Какое издевательство! Правда, она поняла это только сейчас, а тогда легкомысленно согласилась. Ну а затем... Они занялись любовью. Идиотка, она просто упала ему в руки. Досада на себя за свое поведение не могла вытеснить воспоминаний о его прикосновениях и поцелуях. Саманта и сейчас ощущала их на своих губах и на коже по всему телу.
   Но ведь была же прелюдия к завершающему акту в мансарде? Ведь она уже поднималась сюда без сумочки? Ее руки были свободными, потому что еще внизу он поцеловал ее, а она впилась пальцами в его плечи, притягивая к себе, и буквально повисла на нем.
   Проклятие! Он уже на пути к дому. Еще не хватало столкнуться с ним в передней!
   По крутым ступенькам Саманта скатилась чуть ли не кувырком. В передней было еще темнее, чем в мансарде, и она вслепую тыкалась по углам, пока не обнаружила сумочку на столике у двери.
   Саманта схватила ее и метнулась по коридору к французскому окну, выходящему в сад. Откинув защелку, она распахнула окно, одним махом перепрыгнула через три каменные ступени крыльца и ступила босыми ногами во влажную от росы, давно не стриженную траву.
   До ограды, отделяющей соседний участок, было рукой подать, но бежать босиком по высокой траве оказалось нелегко. Она шумно дышала на бегу и судорожно соображала, как будет перелезать через ограду. Наткнувшись на нее грудью, Саманта позволила себе перевести дух. За углом дома раздалось приглушенное рычание.
   – Саманта?
   Голос Тая зазвучал совсем близко. Она замерла.
   – Что это ты делаешь?
   Поспешно спрятав в сумочку дискету и с досадой прикусив губу, Саманта обернулась.
   Тай, облаченный лишь в короткие шорты и красивый, как бог, уставился на нее. Выражение его лица в сумраке трудно было разглядеть.
   Глубоко вдохнув и резко выдохнув, чтобы успокоиться и унять дрожь в голосе, она сказала:
   – По правде сказать, я убегаю...
   – От кого?
   – Сперва ты ответь, – продолжала она, в упор глядя на него. – Что тебя выгнало из дома в такой час, и, пожалуйста, не ссылайся на собачку, которой захотелось погулять. Не думай, что я проглочу подобную чепуху.
   – Я встретился с другом.
   – Который случайно оказался рядом с твоим домом в четыре часа утра? – Сарказм помогал ей удерживать инициативу. – Пораскинь мозгами и придумай что-нибудь получше. Ты ведь не дурак, Уиллер.
   – Я сказал правду.
   – Возможно, но мне стало в твоем доме слишком неуютно.
   – И ты отправилась в путь нагишом? – с иронией осведомился Тай.
   – Я торопилась.
   – По-моему, это безумие.
   – А разве не безумие все, что творится вокруг тебя?
   – Согласен. И поэтому я во всем тебе признаюсь. Выслушай мою исповедь.
   Последние его слова почему-то пробудили эхо, будто были произнесены не в саду, а в каком-нибудь храме. Или это так сработало ее воспаленное воображение?
   – Хватит с меня рассуждений об исповеди и покаянии! – взорвалась Саманта. – Я ими сыта по горло!
   Тай со скорбным видом развел руками:
   – Тогда я просто объясню, в чем дело.
   – Неплохая идея. Жаль, что запоздалая.
   – Ты права... но так получилось. Может, мы поговорим в доме?
   – Зачем? Здесь тоже неплохо.
   – Ну, хорошо, – вынужден был согласиться Тай, почувствовав ее непреклонность. – Суть дела в том, что я узнал о смерти Анни Сигер задолго до того, как познакомился с тобой.
   – Вполне возможно, но что из этого следует? Ведь ты мог давно сказать мне об этом.
   – Я собирался.
   – Когда? – Она не верила ему. Неужели он принимает ее за полную идиотку?
   – В ближайшее время.
   – Но не раньше, чем в аду остынет смола.
   – Не язви.
   Этим замечанием он, наоборот, еще больше разозлил ее.
   – Ты тянул время. Зачем? Тебе как будто безразлично то, что вокруг меня творится. Я схожу с ума от звонков «Джона» и мертвой Анни, от посланий с угрозами и именинных тортов давно умершей девушке, а ты выжидаешь и помалкиваешь. Чего ты ждал, Тай? Чтобы этот маньяк выполнил свое обещание? А может, у тебя здесь свой интерес? И «Джон» на тебя работает?
   – Молчи! – заорал на нее Тай, и в этом крике был не только гнев, но и неожиданная боль.
   Саманту испугал этот эмоциональный взрыв. Мужчина, который притягивал ее своей уравновешенностью, вдруг стал похож на тех, кого она отвергла, – и бывшего мужа, и кандидата в мужья, которые были склонны к истерике.
   «Грош тебе цена, Саманта, как психологу, если ты не умеешь разбираться в мужчинах. Если тебе не везет на этом фронте, то какое право имеешь ты раздавать советы другим?» – с горечью подумала она.
   Одно было ясно – ею манипулировали, и осознание этого факта ввергло ее в печаль.
   – Откуда мне знать, может, ты и есть «Джон».
   – Не глупи. Ты сама в это не веришь.
   – Я не знаю, во что и кому верить, – едва слышно призналась она.
   – Прости. – Тай начал медленным шагом приближаться к ней. – Я должен был открыться раньше.
   – Конечно, но от твоих извинений мне не легче. Я ухожу.
   – В таком виде?
   – В каком угодно.
   – Но послушай...
   – Что послушать? Очередную ложь, которую ты придумал на ходу?
   Он был уже совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, и эта близость взламывала ее сопротивление, как ледокол полярные льды.
   Саманта отбросила его руку, когда он вознамерился обнять ее.
   – Ты должна выслушать меня.
   – Я тебе ничего не должна, – едва сдерживая гнев, сказала она. – А твои долги... пусть они мучают твою совесть.
   Ему пришлось применить силу, чтобы после недолгой борьбы она затихла.
   – Начнем с того, что Анни не ушла из жизни добровольно, а была убита.
   Тай точно попал в цель. Глаза Саманты расширились. Она смотрела на него с удивлением, и только после паузы смогла вновь обрести дар речи и задать вопрос:
   – Откуда ты это взял?
   – Я служил тогда в полиции и первым прибыл на место происшествия. А к тому же я ее дальний родственник. Из-за этого меня почти сразу отстранили от расследования.
   – И ты не протестовал?
   У Саманты пробудился интерес, хотя она подозревала, что это лишь наскоро состряпанная ложь.
   – Что толку протестовать, когда формально они имели на то право. Я заткнулся и свою версию держал при себе, так бы с ней меня и похоронили...
   – Если бы тебя не замучила совесть?
   – Я рад, что ты столь высокого мнения обо мне, но было совсем не так. Отец Анни обратился ко мне, как к частному детективу.
   – Ее родной отец? Не отчим? – уточнила Саманта.
   – Родной отец. Он по каким-то причинам все эти годы был уверен в том, что со смертью Анни что-то нечисто. Я тоже. Поэтому его семечко упало на благодатную почву. Получив от него аванс, я заделался писателем, что мне, кстати, пришлось по душе.
   – И флирт со мной – один из этапов твоего расследования?
   Тай понуро склонил голову.
   – Поначалу я так и считал, но потом все изменилось.
   – Стоп. Если дальше последует признание в любви, то я тебя отхлестаю по щекам.
   – Ну, хорошо, об этом я молчу, – согласился Тай. – Но я, честно, боюсь за тебя. Начав копать в темноте, я разбудил чудовищ. Я ощущаю свою вину. Возможно, если бы не я, то не возник бы «Джон».
   – Надеюсь, «Джон» – это не ты?
   – Саманта, ты вправе подозревать кого угодно, но одумайся...
   – С кем ты встречался ночью?
   – С другом. У меня есть верный друг, которого я вызываю на помощь в крайнем случае.
   – А ты считаешь, что мой случай...
   – Тебе грозит опасность, Саманта, – убежденно сказал Тай. – И самое страшное, что неизвестно откуда.
   – Спасибо, ты очень мне помог. Теперь я буду оглядываться по сторонам, переходя улицу.
   – А ты не хочешь вернуться в дом?
   – Зачем? – Она пристально посмотрела на него, и он слегка сник.
   – Хотя бы заберешь свои вещи...
   – Одежду, обувь, кое-что из нижнего белья, не так ли? – иронически перечислила она. – Лучше ты вынеси мне это все на крыльцо. Я больше в твой дом ни ногой.
   Возражать было бесполезно, наоборот, надо было уступить разъяренной женщине.

Глава 24

   Леди Годива, проехавшая верхом, голая, через весь город, чтобы выполнить каприз своего жестокого мужа и отвести его гнев от неповинных горожан, вошла в легенды и была воспета поэтом, сэром Алфредом Теннисоном.
   В отличие от Годивы Саманта очень боялась, что ее, облаченную лишь в комбинацию, прижимающую охапку одежды и сумочку к груди, узреют рано встающие ото сна соседи. На ее счастье, даже миссис Килингсворт не проснулась и не вышла на свою обычную утреннюю пробежку, зато на подъездной дорожке у крыльца ее дома торчал, как куст сорняка, знакомый ей автомобиль.
   Дэвид Росс собственной персоной расположился в качалке на крыльце и, подперев ладонями подбородок, в упор смотрел, как Саманта приближается, осторожно ступая по гравию, ранящему босые ступни. Его лицо покрывала щетина, а глаза были воспалены от бессонницы и неумеренного употребления алкоголя. Распущенный галстук висел на его шее петлей удавленника, а рубашка и брюки выглядели так, словно он ложился в кровать, не раздеваясь.
   – Где ты шаталась, черт побери? – встретил он Саманту вопросом, с трудом встав на ноги из качалки, – Что происходит?
   Он окинул недоумевающим взглядом ее более чем легкое одеяние и комок одежды, что она несла в руках вместе с сумочкой.
   – Кажется, прошедшая ночь была тревожной?
   – Можно сказать и так, – согласилась Саманта, сказав истинную правду.
   – Где ты была?
   У нее из груди вырвался тягостный вздох. Неужели ей вдобавок ко всему предстоит еще и объяснение с отвергнутым женихом? Она процедила сквозь зубы:
   – У друга.
   – И он прогнал тебя, даже не дав времени одеться? Ха-ха-ха! Хорошо же ты вела себя там, кошечка, раз тебя полуголой выкинули за дверь.
   – Оставим эту тему, – дипломатично заявила Саманта.
   – Хорош и твой дружок, – продолжал Росс, и его побелевшее из-за отхлынувшей крови лицо стало выглядеть жутко в сочетании с отросшей черной щетиной. – Почему мой ключ не сработал?
   – Потому что я сменила замки. Полиция на этом настаивала.
   – Значит, мне вход в твой дом воспрещен? И все это затеяно из-за меня?
   – Не глупи, Дэвид, – поморщилась Саманта. – Ты тут лишь шестеренка в жутком механизме, который меня размалывает. Лучше держись от меня подальше.
   – Но я хоть могу войти и поговорить?
   Ситуация требовала быстрого разрешения. Не торчать же ей на крыльце собственного дома в одной прозрачной комбинации и ждать, когда бывший любовник начнет разбивать стекла. Она извлекла из сумочки ключи и отперла дверь. Они вошли в холл.
   – Нам надо поговорить, Саманта. Не по проклятому телефону, а лицом к лицу.
   – Вот, мое лицо перед тобой. – Саманта схватила на руки соскучившегося по ней Харона и, казалось, приобрела в нем защитника. – Что скажешь?
   – Скажу, что не хочу потерять тебя. Пусть я навязчив, но разве это уж такой большой грех?
   Саманту будто ударило электрическим током. Опять это проклятое слово!
   – Что ты сказал?!
   – Я и ты – мы оба грешны, но разве нельзя простить маленький грех?
   «Что с тобой происходит, Саманта? Ты сбилась с курса? Твои рефлексы доведут тебя до сумасшествия. При слове «грех» ты начинаешь подозревать кого угодно и даже искать схожесть интонации в речи безобидного Дэвида. Опомнись! Это всего лишь Дэвид, нормальный, уравновешенный, логически мыслящий мужчина, твой бывший любовник и потенциальный жених, которому ты дала от ворот поворот. А он, естественно, обиделся».
   – Уже поздно восстанавливать то, что нами разрушено, – устало сказала она. – Никакие разговоры не помогут.
   – Разрушили не мы, а только ты одна. Ты этого хотела.
   – Правильно. Все дело во мне. Такой уж у меня вздорный характер. – Саманта была слишком измучена, чтобы вдаваться в споры, да еще в таком виде – растрепанная, полуголая, ноги саднит от беготни босиком.
   Словно бы уловив ход ее мыслей, Дэвид задал естественный вопрос:
   – А что, туфли твой друг оставил себе как сувенир?
   – В таких случаях обычно говорят: «Без комментариев», – отрезала Саманта.
   – А где твоя машина? Я заглянул в окошко гаража – ее там нет.
   – Лучше бы ты оставил меня в покое, Дэвид, и удалился.
   – И не подумаю... Ты в таком состоянии.
   – Мое состояние тебя не касается. Мы чужие люди.
   – Это ты утверждаешь, а я так не считаю.
   «Боже, какой он зануда», – только успела подумать Саманта, как ее слух уловил шум подъезжающей машины. Что-то подсказало ей, а может, она уже стала узнавать этот мягкий звук, что это «Вольво» Тая.
   «Блестяще! Этого мне не хватало! Еще один самец, уверенный в своем праве опекать меня», – отрешенно подумала Саманта.
   – Кто это? – спросил Дэвид, когда Тай выключил двигатель и наступила тишина, чреватая близкой грозой.
   – Вероятно, мой друг. Он опомнился и решил вернуть мне обувь.
   – Я думаю, что это не займет много времени. – Взгляд Дэвида, устремленный на Саманту, был стальным, и ей показалось, будто он заколачивает ей гвозди в лицо и делает это с удовольствием. – Не лучше ли поговорить с ним мне, раз ты сбежала от него в такой спешке?
   Саманта ужаснулась, представив себе сцену встречи двух своих любовников.
   – Ни в коем случае. Прошу тебя, Дэвид, не надо.
   Саманта открыла дверь и сначала выбросила наружу Харона, как черную метку, а затем встретила Тая второпях подготовленной фразой:
   – Для тебя слово «нет» не существует...
   – Не существует, если это касается тебя.
   Такой ответ ее никак не устраивал и ничего не объяснял, но при виде Тая ощущения, пережитые совсем недавно в мансарде соседнего дома, напомнили о себе.
   «Наверное, женщина моих лет, побывавшая в объятиях столь привлекательного мужчины, уже готова в благодарность ползать перед ним на коленях», – подумала про себя доктор психиатрии, советчица в личных вопросах многих и многих радиослушательниц.
   После заготовленной фразы она не знала, что сказать, но, к счастью или к несчастью, ее выручил Дэвид, с агрессивным видом вышедший на крыльцо.
   Ей пришлось их знакомить.
   – Тай Уиллер – Дэвид Росс. Я знакома с Дэвидом уже бог знает сколько лет, а Тай – тот самый друг, о котором я тебе только что рассказала. Проходите, ребята, располагайтесь.
   Пропустив мужчин в дом, Саманта нырнула в смежную с гостиной гардеробную и накинула на комбинацию плащ. Ее наряд выглядел весьма странно, но и ситуация была тоже неординарная.
   – Я собираюсь заварить кофе. Если вы оба хотите выпить по чашечке, то скоро получите, но только предупреждаю – никаких разговоров о том, как мне строить свою дальнейшую жизнь.
   Она отвернулась и прошла пару шагов, якобы направляясь в кухню, но услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Саманта вышла вслед за мужчинами. Стоя между ними, она переводила взгляд с одного на другого.
   Они молчали, но оба полыхали ненавистью. Казалось, атмосфера вокруг сгустилась. Так же молча мужчины направились к своим машинам. Отъезд любовников напоминал разъезд мафиози после провалившейся сходки.
   После таких впечатлений стоило хоть немного расслабиться в своей постели. Пара часов сна, душ и облачение в свежую одежду могли бы снять все напряжение прошедшей ночи, если бы странные звуки, доносившиеся из кухни, заново не вспугнули ее. Дом перестал быть уютным местом, ее крепостью и превратился в прибежище призраков... или кого-то поопасней. Ноги ее подгибались, когда она спускалась по лестнице из спальни, а чтобы заглянуть в приоткрытую дверь кухни, ей понадобилось собрать всю свою волю в кулак.
   Там жарил яичницу Тай Уиллер, а стол уже был накрыт для завтрака.
   – Как ты вошел?
   – Открыл дверь ключом, – и, предупреждая все вопросы, пояснил: – Не так уж трудно было залезть в твою сумочку и сделать копию.
   – О боже! – Ее пробрала дрожь. – Но зачем?
   – Чтобы иметь доступ к твоим архивам. Но сейчас, когда игра пошла в открытую, признаю, что я поступил подло. Слишком подлый способ я выбрал, чтобы расколоть тебя.
   – А я оказалась не слишком твердым орешком...
   Саманта отвернулась, чтобы он не видел, как слезы вот-вот хлынут у нее из глаз. Она была оскорблена, унижена, растоптана.
   – Ты неверно меня поняла...
   – А как еще тебя понимать? – с горечью спросила Саманта и сама пожалела, что вообще раскрыла рот. Ей надо было молча влепить ему пощечину.
   Но Тай, отведя руку с горячей сковородой, где скворчала аппетитная яичница, влепил ей в губы продолжительный поцелуй.
 
   – Почему ты считаешь, что Анни убили? – спросила Саманта после того, как яичница была скорее проглочена, чем съедена, и физический голод уступил место любопытству.
   – Ты уже успела заглянуть в мои записи? – догадался Тай.
   – Без комментариев, – с таинственным видом заявила Саманта и отправилась мыть тарелки.
   – Ты воровка. Ты забрала мою дискету.
   – А ты – лгун, – не осталась в долгу она.
   – Мы стоим друг друга.
   И они улыбнулись друг другу.
   – Я знаю, что ты смотрела мои файлы. Простительная любознательность. Но вряд ли тебе известно, почему я начал копать эту историю. Да, конечно, Анни Сигер попала в такую ситуацию, что ей нельзя было позавидовать, и руки у нее опустились. Она еще начала выпивать с горя. Есть свидетели, что она здорово набралась на паре вечеринок. У нее была жуткая ссора, дошедшая до драки, с Райаном Циммерманом, и речь шла о ее будущем ребенке.
   Опять же друзья-приятели это слышали. В ту роковую ночь Анни попросила свою приятельницу Присей подбросить ее до дома. Она еле переставляла ноги и, как утверждает Присей, с трудом повернула ключ в замке и вошла в пустой дом. Матери и отчима там не было. Был зафиксирован ее звонок тебе, Саманта, но ты тоже отсутствовала. Тогда она приняла окончательное решение.
   А дальше мы можем только гадать – сколько таблеток снотворного она взяла из материнской аптечки, как их принимала – постепенно или залпом, когда отстучала предсмертное послание на клавиатуре – до или после того, как вскрыла себе вены.
   – Зачем задаваться этими вопросами – картина и так ясна.
   – Только на первый взгляд, – возразил Тай. – Это самое очевидное, самое простое объяснение случившегося. Но есть детали, выпадающие из общего рисунка. На белом ворсистом ковре остались отпечатки ног большего размера, чем у Анни. А уборщида показала, что днем, после ухода Анни из дома, она тщательно пропылесосила ворс.
   – Но в комнату потом входило столько людей! Разве не так?
   – Да, разумеется. И врачи «Скорой помощи», и полиция – я в том числе, а до нас – отчим, обнаруживший мертвую падчерицу.
   – И?..
   – На ковре были обнаружены частички почвы из сада, а на обуви Анни их не было. А ты помнишь, чем она разрезала себе руки?
   Саманту бросило в дрожь при воспоминании о газетных репортажах.
   – Садовыми ножницами...
   – А кто их принес в комнату? Кто-то ходил за ними в сад и потом вручил Анни или...
   – Все это только предположения, – покачала головой Саманта.
   – А если вспомнить, что Анни не была левшой, но самую большую рану она нанесла себе на правой руке? Не странно ли, что она так начала свой путь к смерти? Подумай.
   Саманта опустила голову и задумалась, потом вынесла вердикт:
   – Не слишком ли это слабый повод, чтобы писать книгу о замаскированном убийстве? И кому нужна была смерть Анни? Не вижу мотива.
   – Мотив в ее неродившемся ребенке.
   Это было страшное заявление, и у Саманты, как у любой другой женщины, оно вызвало болезненную реакцию.
   – Прости, – сказал Тай, мгновенно поняв, что коснулся слишком натянутой струны. – Но я думаю, что Анни никакими посулами нельзя было заставить избавиться от ребенка, пусть ее приятель на этом и настаивал. Она была католичкой и убежденной противницей абортов. А получилось, что Анни совершила двойной грех – убила и себя, и ребенка.
   – Но ты же сам говорил, что ее загнали в тупик? – напомнила Саманта.
   – И в тупике не кончают с собой, а борются за жизнь. Анни была молода, полна энергии, добивалась у тебя совета и, наверное, могла получить помощь. Но ниточка оборвалась...
   Тай помолчал, прежде чем удивить Саманту новым сообщением:
   – Райан Циммерман не был отцом ее ребенка.
   – А кто?
   – Кто? Я этого не знаю. А вдруг твой «Джон»? И не я ли пробудил его от долгой спячки?

Глава 25

   – Определенно, это не тот малый, если, конечно, он не поменял свой почерк. Или ты что-то напутал.
   Вывод, сделанный Нормой Стоуэллом, не удивил Бентса. Он уже решил для себя, что у него на руках двое убийц со схожей психологией, но по-разному режиссирующих свою жуткую постановку. Связь с Нормом, позвонившим откуда-то из Аризоны по сотовому, была неважной, и Бентс сквозь помехи лишь с трудом разбирал то, что тот говорил.
   – Ты знаешь, эксперты, как всегда, просят больше времени, но у тебя его нет, я так понимаю. Подумай вот о чем. Возможно, убийца, узнав, что ты почти ухватил его за хвост и его пяткам уже стало горячо, сменил почерк, чтобы одурачить тебя и поиграть подольше в кошки-мышки. Но вряд ли...
   Думаю, здесь действовали два разных психа... или ты имеешь дело с раздвоением личности. Обратись к экспертам-психиатрам. Я лично считаю, что они просто пудрят нам мозги, но выслушать их мнение нелишне. Выложи им все подробности. Ведь смотри что получается: один псих демонстративно не заботится об оставленных уликах. Как будто прямо подсовывает их тебе под нос – отпечатки пальцев, волоски, сперму... А другой – полный чистюля. Две полярные личности.
   – Вот я и боюсь, что они скоро начнут размножаться, как амебы, – вздохнул Рик.
   – Никто не знает, что нас ждет, – подвел оптимистический итог разговора старый приятель Бентса. – Я тебе вышлю подборку досье на серийных убийц, находящихся в розыске. Поручи своему напарнику просмотреть их повнимательнее. Впрочем, он мог бы быть и поприветливее с нашими ребятами из Бюро. Как его зовут? Монтойя?
   – Точно. Он еще зеленый парень, но не так уж и плох. Я научу его сотрудничеству с ФБР.
   – На уроках не стесняйся применять палку, – посоветовал Норм. – Зеленой спине это полезно.
   Они обменялись понимающими смешками. Потом Норм вновь посерьезнел.
   – Подведем итоги и не будем транжирить деньги налогоплательщиков. Даю характеристику убийцы Белчампс и Жиллет. Белый мужчина около тридцати лет. Под суд не попадал, поэтому отпечатки пальцев, волосы и сперма его не заботят – их нет в банке данных ФБР. Раньше он жил тихо и спокойно, но что-то заставило его сойти с катушек и начать убивать. Какая-то эмоциональная травма.
   У него есть работа, но она не соответствует его амбициям, а окружающие недооценивают его способности, и он чувствует их жалость и даже презрение. Возможно, одна из женщин в семье его чем-то унижала, скорее всего, бессознательно. В детстве и юности он проявлял тягу к сексуальному насилию, эти случаи семьей замалчивались, но постыдному наказанию он втайне все же подвергался.
   Наверное, в детстве он устраивал пожары и проявлял жестокость в отношении младших по возрасту детей и животных. Вероятно, мочился в постель и подвергался из-за этого насмешкам. И вот он вырос, дожил до тридцати. И тут произошло нечто...