Страница:
– Что-то заставило его сорваться?
– Именно. Напряжение достигло предела, и сдерживающая струна лопнула. Может, его уволили с работы, или его девчонка порвала с ним, а скорее всего, родственники отказались пичкать паршивую овцу деньгами, а это было основным источником его доходов.
– Портрет образцового гражданина, – невесело пошутил Бентс.
– С которым лучше не встречаться в темном подъезде, – добавил агент ФБР. – Но такие типы появляются сплошь и рядом, как грибы после дождя, только мы давно научились распознавать грибы, хотя нередко и ошибаемся, а вот каталога опасных людей не существует.
Этот парень может быть холост, может быть женат и пестовать своих детишек или ласкать в постели милую, преданную ему подружку, но все, кто его окружает, каждую минуту рискуют жизнью. И стоит лишь задеть его детонатор, как он взорвется. А самое страшное, Рик, если он сменит почерк. Это будет значить, что он не ищет личной популярности, а решил продолжать свою игру до бесконечности. Это второй вариант. Тогда нас ждет цепочка взрывов.
– Спасибо, Норм, ты меня очень обнадежил, – поспешил вставить реплику Бентс, почувствовав, что его собеседник увлекся, расписывая столь мрачные перспективы.
– Желаю удачи, Рик.
Голос Норма исчез за помехами, а затем последовало отключение и мертвая тишина.
Двое убийц или один, меняющий маску, а Бентсу надо делать свою работу. Он еще раз совершил странствие по компьютерным файлам, возвращаясь к странным преступлениям, которые так и оставались пока нераскрытыми. Новый Орлеан мог претендовать на рекорд в масштабах Соединенных Штатов по их количеству, и в каждом случае ощущалась религиозная подоплека и умелая, хоть и жестокая режиссура. Например, сожженный дотла труп женщины у подножия статуи Жанны Д'Арк, как напоминание, что Святая Иоанна тоже когда-то подверглась подобной участи.
Миссия, которую возложил на себя Бентс, – а именно, избавить чужой для него город от дьявольской нечисти, все больше начинала тяготить его.
Он встал из-за стола, подошел к окну и долго смотрел на сумеречную улицу, заполненную нескончаемым потоком машин с включенными фарами. Кто знает, что за люди управляют этими металлическими гробами? Какие болезненные страсти разъедают их мозг? Почему ему все время кажется, что в этих машинах нет мира и согласия между пассажирами? Так сложилась жизнь, и такую он избрал профессию, что ему приходится работать на обратной стороне Луны, скрытой от глаз, а там-то и гнездится зло. Оно – это зло – выбрало очередной жертвой Саманту Лидс.
У него не было конкретных улик, но он чувствовал это нутром. Рик уже неоднократно рисовал на бумаге кружки и чертил стрелочки, из которых создавался жуткий узор.
Проколотые глаза на портрете Саманты перекликались с ослепленным Бенджамином Франклином на стодолларовых банкнотах. Девушки, убитые во Французском квартале, торговали своим телом, а таинственный «Джон» обвинял Саманту в проституции. В комнатах, где совершались ритуальные убийства, радио было включено на волну, на которой передавалась программа Саманты. И свечи, и праздничный пирог в честь дня рождения покойной Анни... Столько ниточек тянется в один центр.... в прошлое Саманты Лидс. И в ее настоящее. Но где связь между помешанным на религиозной почве убийцей несчастных проституток и маньяком, преследующим радиопсихиатра?
Тут был один эпизод, требовавший самого тщательного расследования. Бентс уже, наверное, сотню раз прослушивал запись голоса Анни Сигер, якобы говорящей с того света, но вновь достал эту пленку. В лаборатории ему подкинули идею, да и он сам пришел к такому же заключению, что разговор был инсценировкой. Девушка не разговаривала с Самантой в прямом эфире. Ее реплики были заранее записаны на магнитофон, и между ними были оставлены промежутки для возможных слов Саманты. Об этом говорило и то, что она не отвечала на непосредственные вопросы Саманты, и крохотные паузы между ее фразами.
Кто же мог так тщательно просчитать ритм радиобеседы, знать, как будет реагировать ведущая? Не женщина ли играет в этом страшном спектакле главную роль? Но кто?
Та, которая в достаточной степени ненавидит Саманту?
Которая знает про Анни Сигер?
Которая работает в одной связке с «Джоном»?
Рик вытер платком пот с липа и мысленно позавидовал Монтойе. Этому молодому парню нипочем носить черный кожаный пиджак при новоорлеанской жаре и повышенной влажности.
День начался, но не принес желанной прохлады. Бентс ощутил жажду. После кофе требовалась баночка ледяного пива, и не одна... И еще пачка «Кэмел». Ушедшая в прошлое страсть к курению и подогреванию себя спиртным не улетучилась, а, наоборот, все чаще напоминала о себе. Работа, и только работа спасала его от падения в пропасть.
Бентс проверил сообщения на автоответчике. Саманта пока не просила о помощи. Потом он принялся за доставленную ему распечатку счетов за телефонные переговоры. Дэвид Росс из Хьюстона фигурировал там многократно. Он звонил Саманте из Хьюстона и домой, и на работу. Мог ли он быть «Джоном»? Вряд ли бы он оставил за собой такой явный след. Но после зарегистрированных звонков со своего сотового он имел возможность позвонить из любого уличного автомата. В его настойчивости ощущалась и злость на бросившую его подружку, и уязвленное самолюбие.
Вот еще один кандидат в маньяки.
Телефон зазвонил как раз вовремя, то есть тогда, когда Бентс собрался немного расслабиться. Голос напарника на этот раз был серьезен:
– Кажется, на этот раз мы вляпались по самые уши. Сериал продолжился. Я на пути в гостиницу «Ройял», площадь Сент-Пьер. Найдена неизвестная. Задушена. С цепочкой глубоких ран на шее. Горничная решила убрать номер, проигнорировав табличку «Не беспокоить», так как оплаченное время истекло. Малый, тот, кто оплачивал комнату, конечно, смылся, но, на наше счастье, ночной портье запомнил его приметы. Буду там минут через десять.
– Там и встретимся. – Бентс положил трубку на рычаг, не рассчитав силу, и чуть не расколол хрупкий аппарат. До недавнего времени телефоны в полиции устанавливали по-массивнее и покрепче.
Дай-то бог, если в тучах наметился просвет, если мерзавец наконец-то засветился.
Усаживаясь вновь за компьютер в своем кабинете, Саманта ощутила нервную дрожь. Что, если «Джон» передаст ей, каким способом он намерен осуществить свои угрозы? Не столько сама опасность, сколько ее ожидание было страшнее всего. И в голове вертелись проклятые фразы, произносимые бархатным голосом: «Тебе надо знать, что вина за все происходящее лежит на тебе. Кайся в своих грехах и умоляй о прошении».
Слава богу, Тай был сейчас рядом, в ее гостиной. Он сидел на диване, водрузив ноутбук на колени, и просматривал ее старые, еще хьюстонские файлы, а его огромная старая овчарка распласталась уютно на полу, изредка, но добродушно рыча на Харона.
Часть утра они потратили на то, чтобы съездить в город и перегнать из студийного гаража ее машину. На выходных Саманта могла расслабиться, но желанного покоя она не ощущала. Сперва она думала, что появление именного торта со свечами и есть удар, который «Джон» грозился нанести по ее психике, но сейчас интуиция подсказывала ей, что этим он не ограничится. Торт в студийном буфете – только вершина айсберга, а невидимая его масса еще прячется в глубине.
Такое количество тайн окружало ее, что у Саманты опускались руки. И некому было переложить на плечи их разгадку.
Тай вторгся в ее жизнь метеором и привнес в давнюю историю много неясного. Он убежден, что Анни Сигер убита, а ее убийца сумел ловко замести следы. И бывший полицейский детектив, как странствующий рыцарь, направился искать и разоблачать убийцу почему-то туда, куда переехала Саманта Лидс.
Она не очень-то верила в версию убийства Анни и в его благородную миссию. Однако Саманта, по женской слабости, отдалась ему дважды и терпит его присутствие в доме наряду с его собакой, словно официально признанного жениха. Не слишком ли она поторопилась, не слишком ли быстро привязалась к человеку, о котором ничего не знала, кроме того, что он сам о себе говорит?
Это относится не только к личной жизни. У любого из ее коллег и знакомых может быть двойное дно. И у любого человека из ее прошлого. Даже ее брат Питер, которого Саманта уже почти вычеркнула из списка живых, оказывается, обитает где-то не так уж далеко, и неизвестно, какие идеи способны родиться в его отравленном наркотиками мозгу. Пусть подруга и сказала, что он выглядел вполне благополучным и трезвым. Она могла поддаться иллюзии, а родственная ненависть подчас страшнее, чем ненависть постороннего человека. Сколько таких примеров в книгах по психологии!
Саманта с трепетом открыла свой электронный почтовый ящик, надеясь, что сюрпризов, связанных с днем рождения Анни Сигер, больше не будет. Ничего. Саманта включила автоответчик. Странно. На пленке не было никаких, даже самых ординарных сообщений, лишь изредка слышалось включение и после короткой паузы отключение автоответчика.
Она была уверена, что это «Джон» продолжает свои шутки. Мурашки пробежали у нее по спине.
Опять включение. Она уже ждала, что последует молчание, но раздался знакомый голос Лианн из Боучеровского центра. Девушка уже не в первый раз просила, чтобы Саманта перезвонила ей.
Саманта ощутила некоторый стыд от того, что из-за своих проблем забыла о настоятельных просьбах Лианн. В памяти мгновенно всплыло, как настоятельно требовала разговора с нею Анни перед смертью. Господи, не дай этому повториться!
Она быстро отыскала номер Лианн. «Дай бог, чтобы я застала ее дома!»
Трубка ожила после четвертого гудка.
– Алло? – К телефону подошла мать Лианн. Саманта узнала ее голос. В ее тоне слышалось раздражение.
– Здравствуйте. – Саманта постаралась говорить спокойно. – Я доктор Лидс из Боучеровского центра, консультант вашей дочери. Лианн дома? Если да, то могу я поговорить с ней?
– Нет, не можете. Потому что она отсутствует. Маленькая стерва не явилась домой ночевать. Я как раз собралась звонить копам и заявить, что моя дочь пропала. Впрочем, может, обождать, пока она не приползет под утро домой на бровях? Такое уже бывало. На двое суток отключки ее обычно не хватает.
Карандаш, который Саманта вертела в пальцах, сломался, так крепко она его сжала.
– Сколько времени она отсутствует?
– Свой обычный срок загула.
– Лианн оставила мне на автоответчике несколько посланий в течение прошедших суток с просьбой позвонить ей домой, причем срочно. Вам не кажется, что тут есть причина для беспокойства? Лианн не собиралась, как вы выразились, уйти в загул.
– Вы у меня спрашиваете совета? – возмутилась мать девушки. – Вы консультант, вам за это платят, и, наверное, немало, а я за девчонку давно не получаю ни гроша, кормлю и одеваю ее даром, и у меня есть еще дети и муженек на руках. Мне надо идти на работу, а кто присмотрит за маленьким Билли? Я вчера заявила ей в последний раз: с меня хватит ее выкрутасов. Я и так всю ночь не спала из-за этой сучки, и в каком виде я покажусь перед боссом? Вы там нежитесь в пенной ванне и шлепаете на лицо кремы в сотню за тюбик...
Саманта почувствовала, что у ее собеседницы начинается истерика.
– Давайте обсудим эти проблемы позже.
– Обсуждайте их на своих дурацких занятиях сколько угодно, но толку не будет! Раз Лианн снова влипла, она уже не выберется!
Саманта похолодела:
– А вы считаете, что она опять?..
– Перешла грань? С той стороны не так-то просто вернуться. Дороже обойдется, чем оставаться там. Будь оно все проклято!
– То, о чем мы говорим, обязательно останется между нами. – Саманта постаралась говорить как можно спокойнее. – Вы заметили признаки?
– Мне да и не заметить...
– Как часто?
– Да как только появляются деньжата, – хмыкнула мать Лианн.
– Надо было сообщить в полицию.
– Зачем? Чтобы получить совет получше присматривать за девчонкой? А я устала. У меня своих дел полно. Мне некогда ловить ее за подол.
– И все же...
– Отвяжитесь от меня!
– Но вы все-таки ей передайте, что я звонила.
– С удовольствием передам... вместе с подзатыльником.
– Спасибо, буду вам признательна.
Саманта освободилась от почти невесомой телефонной трубки, но свинцовая тяжесть повисла у нее на сердце.
Не позволяя себе снова поддаться страху, она поспешно набрала отцовский номер, чтобы тепло родного голоса помогло ей прийти в себя.
Отец был дома и, судя по тону, в добром здравии. Она как можно тактичнее известила его о встрече своей подруги с Питером в Атланте и осмелилась передать от него выдуманный «привет».
Вдруг отец прервал ее:
– Твой коп в телевизоре! Скорее, Саманта!
И тут же Тай позвал ее из гостиной. Саманта метнулась туда, прервав разговор с отцом.
Рик Бентс заполнял собой весь экран. На какой-то вопрос корреспондента, скрытого за кадром, он ответил, еле шевеля губами:
– Без комментариев.
– Никто не желает связывать угрозы в адрес психолога и радиоведущей Саманты Лидс с новым преступлением, – заявил сменивший на экране Бентса тележурналист. – И все же убита еще одна женщина... И опять, по-видимому, проститутка. Неужели серийный убийца собрался очистить не только радиоэфир, но и улицы Нового Орлеана от грехов, на которые мы так падки? Не пора ли нам задать новые вопросы популярной радиоведущей доктору Саманте Лидс?
Глава 26
– Именно. Напряжение достигло предела, и сдерживающая струна лопнула. Может, его уволили с работы, или его девчонка порвала с ним, а скорее всего, родственники отказались пичкать паршивую овцу деньгами, а это было основным источником его доходов.
– Портрет образцового гражданина, – невесело пошутил Бентс.
– С которым лучше не встречаться в темном подъезде, – добавил агент ФБР. – Но такие типы появляются сплошь и рядом, как грибы после дождя, только мы давно научились распознавать грибы, хотя нередко и ошибаемся, а вот каталога опасных людей не существует.
Этот парень может быть холост, может быть женат и пестовать своих детишек или ласкать в постели милую, преданную ему подружку, но все, кто его окружает, каждую минуту рискуют жизнью. И стоит лишь задеть его детонатор, как он взорвется. А самое страшное, Рик, если он сменит почерк. Это будет значить, что он не ищет личной популярности, а решил продолжать свою игру до бесконечности. Это второй вариант. Тогда нас ждет цепочка взрывов.
– Спасибо, Норм, ты меня очень обнадежил, – поспешил вставить реплику Бентс, почувствовав, что его собеседник увлекся, расписывая столь мрачные перспективы.
– Желаю удачи, Рик.
Голос Норма исчез за помехами, а затем последовало отключение и мертвая тишина.
Двое убийц или один, меняющий маску, а Бентсу надо делать свою работу. Он еще раз совершил странствие по компьютерным файлам, возвращаясь к странным преступлениям, которые так и оставались пока нераскрытыми. Новый Орлеан мог претендовать на рекорд в масштабах Соединенных Штатов по их количеству, и в каждом случае ощущалась религиозная подоплека и умелая, хоть и жестокая режиссура. Например, сожженный дотла труп женщины у подножия статуи Жанны Д'Арк, как напоминание, что Святая Иоанна тоже когда-то подверглась подобной участи.
Миссия, которую возложил на себя Бентс, – а именно, избавить чужой для него город от дьявольской нечисти, все больше начинала тяготить его.
Он встал из-за стола, подошел к окну и долго смотрел на сумеречную улицу, заполненную нескончаемым потоком машин с включенными фарами. Кто знает, что за люди управляют этими металлическими гробами? Какие болезненные страсти разъедают их мозг? Почему ему все время кажется, что в этих машинах нет мира и согласия между пассажирами? Так сложилась жизнь, и такую он избрал профессию, что ему приходится работать на обратной стороне Луны, скрытой от глаз, а там-то и гнездится зло. Оно – это зло – выбрало очередной жертвой Саманту Лидс.
У него не было конкретных улик, но он чувствовал это нутром. Рик уже неоднократно рисовал на бумаге кружки и чертил стрелочки, из которых создавался жуткий узор.
Проколотые глаза на портрете Саманты перекликались с ослепленным Бенджамином Франклином на стодолларовых банкнотах. Девушки, убитые во Французском квартале, торговали своим телом, а таинственный «Джон» обвинял Саманту в проституции. В комнатах, где совершались ритуальные убийства, радио было включено на волну, на которой передавалась программа Саманты. И свечи, и праздничный пирог в честь дня рождения покойной Анни... Столько ниточек тянется в один центр.... в прошлое Саманты Лидс. И в ее настоящее. Но где связь между помешанным на религиозной почве убийцей несчастных проституток и маньяком, преследующим радиопсихиатра?
Тут был один эпизод, требовавший самого тщательного расследования. Бентс уже, наверное, сотню раз прослушивал запись голоса Анни Сигер, якобы говорящей с того света, но вновь достал эту пленку. В лаборатории ему подкинули идею, да и он сам пришел к такому же заключению, что разговор был инсценировкой. Девушка не разговаривала с Самантой в прямом эфире. Ее реплики были заранее записаны на магнитофон, и между ними были оставлены промежутки для возможных слов Саманты. Об этом говорило и то, что она не отвечала на непосредственные вопросы Саманты, и крохотные паузы между ее фразами.
Кто же мог так тщательно просчитать ритм радиобеседы, знать, как будет реагировать ведущая? Не женщина ли играет в этом страшном спектакле главную роль? Но кто?
Та, которая в достаточной степени ненавидит Саманту?
Которая знает про Анни Сигер?
Которая работает в одной связке с «Джоном»?
Рик вытер платком пот с липа и мысленно позавидовал Монтойе. Этому молодому парню нипочем носить черный кожаный пиджак при новоорлеанской жаре и повышенной влажности.
День начался, но не принес желанной прохлады. Бентс ощутил жажду. После кофе требовалась баночка ледяного пива, и не одна... И еще пачка «Кэмел». Ушедшая в прошлое страсть к курению и подогреванию себя спиртным не улетучилась, а, наоборот, все чаще напоминала о себе. Работа, и только работа спасала его от падения в пропасть.
Бентс проверил сообщения на автоответчике. Саманта пока не просила о помощи. Потом он принялся за доставленную ему распечатку счетов за телефонные переговоры. Дэвид Росс из Хьюстона фигурировал там многократно. Он звонил Саманте из Хьюстона и домой, и на работу. Мог ли он быть «Джоном»? Вряд ли бы он оставил за собой такой явный след. Но после зарегистрированных звонков со своего сотового он имел возможность позвонить из любого уличного автомата. В его настойчивости ощущалась и злость на бросившую его подружку, и уязвленное самолюбие.
Вот еще один кандидат в маньяки.
Телефон зазвонил как раз вовремя, то есть тогда, когда Бентс собрался немного расслабиться. Голос напарника на этот раз был серьезен:
– Кажется, на этот раз мы вляпались по самые уши. Сериал продолжился. Я на пути в гостиницу «Ройял», площадь Сент-Пьер. Найдена неизвестная. Задушена. С цепочкой глубоких ран на шее. Горничная решила убрать номер, проигнорировав табличку «Не беспокоить», так как оплаченное время истекло. Малый, тот, кто оплачивал комнату, конечно, смылся, но, на наше счастье, ночной портье запомнил его приметы. Буду там минут через десять.
– Там и встретимся. – Бентс положил трубку на рычаг, не рассчитав силу, и чуть не расколол хрупкий аппарат. До недавнего времени телефоны в полиции устанавливали по-массивнее и покрепче.
Дай-то бог, если в тучах наметился просвет, если мерзавец наконец-то засветился.
Усаживаясь вновь за компьютер в своем кабинете, Саманта ощутила нервную дрожь. Что, если «Джон» передаст ей, каким способом он намерен осуществить свои угрозы? Не столько сама опасность, сколько ее ожидание было страшнее всего. И в голове вертелись проклятые фразы, произносимые бархатным голосом: «Тебе надо знать, что вина за все происходящее лежит на тебе. Кайся в своих грехах и умоляй о прошении».
Слава богу, Тай был сейчас рядом, в ее гостиной. Он сидел на диване, водрузив ноутбук на колени, и просматривал ее старые, еще хьюстонские файлы, а его огромная старая овчарка распласталась уютно на полу, изредка, но добродушно рыча на Харона.
Часть утра они потратили на то, чтобы съездить в город и перегнать из студийного гаража ее машину. На выходных Саманта могла расслабиться, но желанного покоя она не ощущала. Сперва она думала, что появление именного торта со свечами и есть удар, который «Джон» грозился нанести по ее психике, но сейчас интуиция подсказывала ей, что этим он не ограничится. Торт в студийном буфете – только вершина айсберга, а невидимая его масса еще прячется в глубине.
Такое количество тайн окружало ее, что у Саманты опускались руки. И некому было переложить на плечи их разгадку.
Тай вторгся в ее жизнь метеором и привнес в давнюю историю много неясного. Он убежден, что Анни Сигер убита, а ее убийца сумел ловко замести следы. И бывший полицейский детектив, как странствующий рыцарь, направился искать и разоблачать убийцу почему-то туда, куда переехала Саманта Лидс.
Она не очень-то верила в версию убийства Анни и в его благородную миссию. Однако Саманта, по женской слабости, отдалась ему дважды и терпит его присутствие в доме наряду с его собакой, словно официально признанного жениха. Не слишком ли она поторопилась, не слишком ли быстро привязалась к человеку, о котором ничего не знала, кроме того, что он сам о себе говорит?
Это относится не только к личной жизни. У любого из ее коллег и знакомых может быть двойное дно. И у любого человека из ее прошлого. Даже ее брат Питер, которого Саманта уже почти вычеркнула из списка живых, оказывается, обитает где-то не так уж далеко, и неизвестно, какие идеи способны родиться в его отравленном наркотиками мозгу. Пусть подруга и сказала, что он выглядел вполне благополучным и трезвым. Она могла поддаться иллюзии, а родственная ненависть подчас страшнее, чем ненависть постороннего человека. Сколько таких примеров в книгах по психологии!
Саманта с трепетом открыла свой электронный почтовый ящик, надеясь, что сюрпризов, связанных с днем рождения Анни Сигер, больше не будет. Ничего. Саманта включила автоответчик. Странно. На пленке не было никаких, даже самых ординарных сообщений, лишь изредка слышалось включение и после короткой паузы отключение автоответчика.
Она была уверена, что это «Джон» продолжает свои шутки. Мурашки пробежали у нее по спине.
Опять включение. Она уже ждала, что последует молчание, но раздался знакомый голос Лианн из Боучеровского центра. Девушка уже не в первый раз просила, чтобы Саманта перезвонила ей.
Саманта ощутила некоторый стыд от того, что из-за своих проблем забыла о настоятельных просьбах Лианн. В памяти мгновенно всплыло, как настоятельно требовала разговора с нею Анни перед смертью. Господи, не дай этому повториться!
Она быстро отыскала номер Лианн. «Дай бог, чтобы я застала ее дома!»
Трубка ожила после четвертого гудка.
– Алло? – К телефону подошла мать Лианн. Саманта узнала ее голос. В ее тоне слышалось раздражение.
– Здравствуйте. – Саманта постаралась говорить спокойно. – Я доктор Лидс из Боучеровского центра, консультант вашей дочери. Лианн дома? Если да, то могу я поговорить с ней?
– Нет, не можете. Потому что она отсутствует. Маленькая стерва не явилась домой ночевать. Я как раз собралась звонить копам и заявить, что моя дочь пропала. Впрочем, может, обождать, пока она не приползет под утро домой на бровях? Такое уже бывало. На двое суток отключки ее обычно не хватает.
Карандаш, который Саманта вертела в пальцах, сломался, так крепко она его сжала.
– Сколько времени она отсутствует?
– Свой обычный срок загула.
– Лианн оставила мне на автоответчике несколько посланий в течение прошедших суток с просьбой позвонить ей домой, причем срочно. Вам не кажется, что тут есть причина для беспокойства? Лианн не собиралась, как вы выразились, уйти в загул.
– Вы у меня спрашиваете совета? – возмутилась мать девушки. – Вы консультант, вам за это платят, и, наверное, немало, а я за девчонку давно не получаю ни гроша, кормлю и одеваю ее даром, и у меня есть еще дети и муженек на руках. Мне надо идти на работу, а кто присмотрит за маленьким Билли? Я вчера заявила ей в последний раз: с меня хватит ее выкрутасов. Я и так всю ночь не спала из-за этой сучки, и в каком виде я покажусь перед боссом? Вы там нежитесь в пенной ванне и шлепаете на лицо кремы в сотню за тюбик...
Саманта почувствовала, что у ее собеседницы начинается истерика.
– Давайте обсудим эти проблемы позже.
– Обсуждайте их на своих дурацких занятиях сколько угодно, но толку не будет! Раз Лианн снова влипла, она уже не выберется!
Саманта похолодела:
– А вы считаете, что она опять?..
– Перешла грань? С той стороны не так-то просто вернуться. Дороже обойдется, чем оставаться там. Будь оно все проклято!
– То, о чем мы говорим, обязательно останется между нами. – Саманта постаралась говорить как можно спокойнее. – Вы заметили признаки?
– Мне да и не заметить...
– Как часто?
– Да как только появляются деньжата, – хмыкнула мать Лианн.
– Надо было сообщить в полицию.
– Зачем? Чтобы получить совет получше присматривать за девчонкой? А я устала. У меня своих дел полно. Мне некогда ловить ее за подол.
– И все же...
– Отвяжитесь от меня!
– Но вы все-таки ей передайте, что я звонила.
– С удовольствием передам... вместе с подзатыльником.
– Спасибо, буду вам признательна.
Саманта освободилась от почти невесомой телефонной трубки, но свинцовая тяжесть повисла у нее на сердце.
Не позволяя себе снова поддаться страху, она поспешно набрала отцовский номер, чтобы тепло родного голоса помогло ей прийти в себя.
Отец был дома и, судя по тону, в добром здравии. Она как можно тактичнее известила его о встрече своей подруги с Питером в Атланте и осмелилась передать от него выдуманный «привет».
Вдруг отец прервал ее:
– Твой коп в телевизоре! Скорее, Саманта!
И тут же Тай позвал ее из гостиной. Саманта метнулась туда, прервав разговор с отцом.
Рик Бентс заполнял собой весь экран. На какой-то вопрос корреспондента, скрытого за кадром, он ответил, еле шевеля губами:
– Без комментариев.
– Никто не желает связывать угрозы в адрес психолога и радиоведущей Саманты Лидс с новым преступлением, – заявил сменивший на экране Бентса тележурналист. – И все же убита еще одна женщина... И опять, по-видимому, проститутка. Неужели серийный убийца собрался очистить не только радиоэфир, но и улицы Нового Орлеана от грехов, на которые мы так падки? Не пора ли нам задать новые вопросы популярной радиоведущей доктору Саманте Лидс?
Глава 26
– У Бентса опять хлопот полон рот, – сочувственно, но не без иронии произнес Тай, выключив телевизор.
Экран померк, но мрачное лицо копа еще почему то оставалось пару секунд перед глазами Саманты.
– Для преступников не существует выходных. – Известная поговорка вызвала у нее кривую усмешку.
Появление в городе серийного убийцы лишь усугубляло ее проблемы. Все завязывалось в тугой узел. Чтобы развязать его, надо было предпринимать усилия, но в каком направлении?
– Что ты откопал? – спросила она, взглянув на ворох распечаток, заполнивших журнальный столик и пол под ногами у Тая.
– Не так много для меня нового.
– Жаль, что мои сокровища не оправдали твоих надежд, – с сарказмом заметила Саманта. – А ведь ты за ними охотился, и ради этого...
Тай поднялся, уронив с колен бумаги, обнял ее, прижал к себе и зажал рот поцелуем.
Оторвавшись от ее губ, он предложил:
– Не будем выяснять отношения.
– Согласна, – сказала она, отдышавшись. – Лучше устроим военный совет. Твоя очередь докладывать.
– Я прошелся по списку тех, кто был знаком с Анни, и попытался узнать, чем они занимались последние девять лет и где они сейчас.
– Для старта неплохо, – одобрила Саманта. – Кто они?
– Начну по порядку.
Он вернулся к компьютеру и принялся орудовать «мышью».
– Освальд, в обиходе Уолли, отец Анни, проживает в Келсо, штат Вашингтон. Черт знает, какая отдаленная окраина.
– Но он тебя нанял?
– Не совсем нанял, а скорее попросил... И предоставил аванс в счет будущего гонорара за книгу.
– Добрый дядюшка Уолли, никак не сочетающийся со своей бывшей женушкой. Они были совсем не пара, не так ли? Эстелла – белая косточка, а Уолли – белый воротничок.
– Все верно. Я никак не представлял, что они могут быть счастливы в супружестве. Но они поженились в ранней молодости. Как он ее подцепил – неизвестно, но она забеременела. В результате скоропалительного брака родился Кент, а двумя годами позже – Анни.
Дети вряд ли успели хорошо узнать своего отца. Они были еще маленькими, когда супруги разъехались, а потом официально оформили развод. Скоро отчимом детей стал доктор Фарадей. Уолли больше не женился. Он живет, как медведь в берлоге, и работает на лесозаготовительную компанию, руководит бригадой лесорубов. – Тай вопросительно взглянул на Саманту. – Предлагаешь и его включить в список подозреваемых? Или физический труд на свежем воздухе спасает от психических отклонений? Тем более что, если бы не его инициатива и деньги, я бы не стал взбаламучивать тихое болото и... – тут он обворожительно улыбнулся, – ...не повесил бы на свою шею столь дотошного доктора психиатрии в качестве консультанта.
– И временной подруги, – сурово закончила за него фразу Саманта. – Продолжим.
– Эстелла по-прежнему проживает в Хьюстоне, в том же доме, где умерла Анни. Никуда не ездит, не имеет любовников, живет как под стеклянным колпаком и тратит большую часть средств, получаемых от бывших мужей, на церковную благотворительность. Идеальная картина – «леди в трауре». В деньгах не нуждается. Я разговаривал с ней по телефону, и она не возражала против нашей личной встречи по поводу моей книги. Вряд ли я желанная персона, но отказа я не получил. Ей не хочется, чтобы история Анни вновь муссировалась на публике, но уж если препятствовать этому невозможно, то пусть правдивую версию того, что случилось, писатель услышит из ее уст. Эта женщина вполне владеет собой, никакой истерики и болезненной реакции на мой запрос не было, а я почувствовал только ее желание взять ситуацию под свой контроль. Пусть то, что она скажет, будет так же незыблемо верно, как заповеди господни.
– А ты подозреваешь, что у нее есть причины утаивать правду?
– Какую-то часть правды – да. Но эта маленькая часть может изменить всю историю. И раз я попался на крючок этой идеи, то буду биться до конца.
– Странная перспектива – быть пойманным на крючок. Ради чего? – удивилась Саманта.
– Может, я сумасшедший. – Тай в ярости сжал кулаки и стукнул себя по коленям.
Саманта в испуге отстранилась.
– «Джон» тоже сумасшедший...
– Я не «Джон»! Поверь мне!
Словно холодный сквозняк пронесся по уютной комнате.
Саманте первой – как хозяйке дома и как женщине – пришлось взять себя в руки и восстановить мир.
– Мне неприятно вспоминать о моей встрече с Эстеллой, – призналась она. – Больше всего меня поразили не обвинения в мой адрес, что я, как психолог, допустила ошибку, а ее сухие, без следов слез глаза. Все остальное было в порядке вещей. Ее губы дрожали, как положено у матери, переживавшей утрату дочери, а пальцы нервно теребили траурное платье, но глаза...
В них было слишком много собранности, . как у дирижера, готового управлять оркестром. Я сочла своим долгом приехать на кладбище, где хоронили Анни, подошла к ней, представилась, хотела высказать свои соболезнования, но в ответ получила указание удалиться – не жестом, а только взглядом, но взгляд ее голубых глаз был достаточно красноречив.
Но все-таки она кое-что произнесла совсем тихо, чтобы не услышали окружающие: «Не кажется ли вам, что вы уже нанесли достаточно вреда? Наша семья никогда не простит вас... Пожалуйста, уйдите». Мне стало так страшно тогда. Я уже не помнила, как ушла с кладбища. Ее лицо часто являлось мне во сне.
Тай положил руку на дрожащие плечи Саманты.
– Успокойся, дорогая.
– Желаю тебе удачи в беседе с Эстеллой Фарадей. Тогда она показалась мне не впавшей в отчаяние матерью, а чудовищем – мстительным и злобным. Но годы сглаживают любую ненависть...
– Как масло – штормовые волны, – подхватил ее мысль Тай.
– Я не думаю, что мать причастна к смерти дочери в прямом смысле. Но и в убийство Анни я не верю. Все доказательства сходятся на версии самоубийства.
– Да, и потому единственного сомневающегося сразу отстранили от дела под хлипким предлогом, что я хоть и дальний, но все-таки родственник жертвы. Но не будем вдаваться в дискуссию. Есть еще некоторые интересные детали. Эстелла и Язон развелись меньше чем через год после кончины Анни. И сразу же, как только развод был законно оформлен, Язон снова женился на молоденькой медсестре, продал свою практику и отчалил в Кливленд.
И вроде бы он там вполне счастливо устроился, но в последние несколько месяцев Язон почему-то зачастил с визитами в Новый Орлеан. Можно найти объяснение – сестра его новой супруги живет в Мондевилле, на том берегу озера, напротив твоего дома, и это, вероятно, лишь совпадение...
– Подожди делать выводы, – остановила Тая Саманта. – Какой в этом смысл? Я лично не вижу никакого. Ты считаешь, что убийца, девять лет благополучно скрывавшийся от разоблачения, вдруг пошел на риск, затеяв всю эту возню вокруг меня, стал бросать камни в застоявшееся болото? Зачем? Если «Джон», предположим, убил Анни, то почему через девять лет он начал возлагать на меня вину за ее гибель, заставлять меня каяться, угрожать мне местью? Не опоздал ли он со своим мщением? Даже в сумасшествии есть своя логика, а здесь я ее не усматриваю.
– За тебя говорит доктор психологии, учившийся по книгам и по примерам из практики. А если практика даст новый пример? То, что зрело так долго, вдруг проросло. Ему понадобилось возобновить старую пьесу и вытащить на сцену актеров, а сам он на этот раз решил стать продюсером.
– И твой подозреваемый – отчим, доктор Язон Фарадей? – уточнила Саманта. – И тут замешан инцест?
– Вполне возможно. Уж слишком скоропалительно распался их брак с Эстеллой. А его щедрые выплаты по бракоразводному договору похожи на отступные при шантаже. Он оставил ей практически все и начал жизнь на пустом месте.
– Кто еще попадает в список подозреваемых?
– Кент, братец Анни. Они были очень близки. На них обоих тяжко подействовал развод матери и ее новый брак. Вместе они как-то поддерживали друг друга, насколько я знаю, а после похорон Анни Кент покатился вниз. Бросил работу, не захотел учиться дальше, впал в депрессию. До этого он был вполне домашним парнем и вдруг сорвался с катушек. Его пришлось поместить в частный госпиталь для душевнобольных в Южной Калифорнии. Больница Святой Девы.
– Католическое заведение! Я его знаю. Предназначено для отпрысков богатых семейств. «Грех, покаяние, искупление» – этим там пичкают с каждым приемом лекарств. Мне становится жутко. Не слишком ли много совпадений?
– Вот ты и возьми на себя эту часть работы.
– О чем ты говоришь? – не поняла Саманта.
– Есть области, куда никто проникнуть не может, даже с пулеметом. Но ты доктор, дипломированный психиатр и известная личность. Пробейся сквозь препоны в больницу Святой Девы и узнай, от чего там лечили Кента.
– Это немыслимо. Во-первых, я по специальности психолог, а не психиатр. Между нами в медицинском мире существует стена вроде крепостной. Меня не пустят в ворота. Так же, как тебя в ФБР, покажи ты им свой полицейский значок.
– Но это клиника для душевнобольных. Они обязаны отнестись к твоему запросу серьезно.
– Ты живешь в сказочном мире, а реальный – он разгорожен на ячейки, как камера хранения на вокзале.
– Я в это не верил, поэтому все время шлепался в грязь.
– По твоему лицу это незаметно, – с иронией заметила Саманта.
– Спасибо за комплимент.
– Не за что. Если даже мне ответят, то только отрицательно, сославшись на врачебную тайну.
– Я не собираюсь просить тебя сделать что-то незаконное. Но, может быть, один из твоих коллег случайно окажется разговорчив и обронит пару лишних слов?
– Мои коллеги по гильдии не словоохотливы на профессиональные темы. За это им и платят. Больше, чем за что-либо другое.
– Больше, чем за излечение пациентов?
Саманта неопределенно пожала плечами.
– Но все-таки стоит попробовать.
– Чтобы ты опубликовал сведения о Кенте в своей книге и разразился бы скандал с судебным иском в довершение?
– Я не буду использовать эти сведения в книге. Клянусь.
– Хорошо, – сдалась Саманта. – Я попытаюсь связаться с моим давним знакомым врачом и послушаю, что он скажет. Но это останется между нами и никак не попадет в печать.
– Я уже один раз поклялся, – напомнил Тай. – Но пойми, Саманта, Кент для нас обоих представляет большой интерес.
– Чем он так важен? Для твоего расследования, возможно, но для меня...
– Хотя бы тем, что он сейчас здесь, под боком, в Новом Орлеане.
– Что?!
– Совсем близко, в Батон-Руж. В конце концов Кент как-то вошел в колею и закончил колледж Всех Святых. Некоторое время он даже проработал там младшим преподавателем. Мать старательно тащила его наверх и постоянно подпитывала его деньгами.
– Он женат?
– Кенту, по-моему, брак не светит. Ему сменить подружку – все равно что почистить зубы. Девчонки сами вешаются на него, а он, получив свое, отфутболивает их пинком.
Саманта ощутила болезненный укол в сердце по поводу своего поведения, мысленно проведя параллель между Кентом и Таем, столь процветающими на почве секса в южном темпераментном городе.
– А как насчет работы? – увела она разговор на нейтральную почву.
– Переходит с одного место на другое. Нигде не задерживается надолго. Думаю, Эстелла по-прежнему оплачивает его расходы.
– Что ж, ты прилежно поработал над домашним заданием.
Саманта улыбнулась, но улыбка далась ей нелегко. Вместо ожидаемого просвета тучи, наоборот, сгущались.
Прав ли был в чем-то Тай? До сих пор Саманта не сомневалась, что Анни Сигер покончила с собой, но если теория Тая имеет основания, то весь ужас прошлого может обрушиться на нее заново. Или это уже происходит? Явление «святоши Джона» разве тому не доказательство?
– Ты и в самом деле веришь, что кто-то из их семьи виновен в смерти Анни? Отец, отчим или брат?
– Я не ограничиваюсь семейным кругом, но убежден, что преступник – это тот, кого она знала. Им мог быть ее любовник, Райан Циммерман. Кстати, после гибели Анни он испытал кризис, подобный тому, что был у Кента. Он также забросил учебу и ударился в наркотический загул. Потом прошел курс лечения, вернулся в школу и даже закончил курс в колледже Лойолы. Вроде бы парень выправился.
Экран померк, но мрачное лицо копа еще почему то оставалось пару секунд перед глазами Саманты.
– Для преступников не существует выходных. – Известная поговорка вызвала у нее кривую усмешку.
Появление в городе серийного убийцы лишь усугубляло ее проблемы. Все завязывалось в тугой узел. Чтобы развязать его, надо было предпринимать усилия, но в каком направлении?
– Что ты откопал? – спросила она, взглянув на ворох распечаток, заполнивших журнальный столик и пол под ногами у Тая.
– Не так много для меня нового.
– Жаль, что мои сокровища не оправдали твоих надежд, – с сарказмом заметила Саманта. – А ведь ты за ними охотился, и ради этого...
Тай поднялся, уронив с колен бумаги, обнял ее, прижал к себе и зажал рот поцелуем.
Оторвавшись от ее губ, он предложил:
– Не будем выяснять отношения.
– Согласна, – сказала она, отдышавшись. – Лучше устроим военный совет. Твоя очередь докладывать.
– Я прошелся по списку тех, кто был знаком с Анни, и попытался узнать, чем они занимались последние девять лет и где они сейчас.
– Для старта неплохо, – одобрила Саманта. – Кто они?
– Начну по порядку.
Он вернулся к компьютеру и принялся орудовать «мышью».
– Освальд, в обиходе Уолли, отец Анни, проживает в Келсо, штат Вашингтон. Черт знает, какая отдаленная окраина.
– Но он тебя нанял?
– Не совсем нанял, а скорее попросил... И предоставил аванс в счет будущего гонорара за книгу.
– Добрый дядюшка Уолли, никак не сочетающийся со своей бывшей женушкой. Они были совсем не пара, не так ли? Эстелла – белая косточка, а Уолли – белый воротничок.
– Все верно. Я никак не представлял, что они могут быть счастливы в супружестве. Но они поженились в ранней молодости. Как он ее подцепил – неизвестно, но она забеременела. В результате скоропалительного брака родился Кент, а двумя годами позже – Анни.
Дети вряд ли успели хорошо узнать своего отца. Они были еще маленькими, когда супруги разъехались, а потом официально оформили развод. Скоро отчимом детей стал доктор Фарадей. Уолли больше не женился. Он живет, как медведь в берлоге, и работает на лесозаготовительную компанию, руководит бригадой лесорубов. – Тай вопросительно взглянул на Саманту. – Предлагаешь и его включить в список подозреваемых? Или физический труд на свежем воздухе спасает от психических отклонений? Тем более что, если бы не его инициатива и деньги, я бы не стал взбаламучивать тихое болото и... – тут он обворожительно улыбнулся, – ...не повесил бы на свою шею столь дотошного доктора психиатрии в качестве консультанта.
– И временной подруги, – сурово закончила за него фразу Саманта. – Продолжим.
– Эстелла по-прежнему проживает в Хьюстоне, в том же доме, где умерла Анни. Никуда не ездит, не имеет любовников, живет как под стеклянным колпаком и тратит большую часть средств, получаемых от бывших мужей, на церковную благотворительность. Идеальная картина – «леди в трауре». В деньгах не нуждается. Я разговаривал с ней по телефону, и она не возражала против нашей личной встречи по поводу моей книги. Вряд ли я желанная персона, но отказа я не получил. Ей не хочется, чтобы история Анни вновь муссировалась на публике, но уж если препятствовать этому невозможно, то пусть правдивую версию того, что случилось, писатель услышит из ее уст. Эта женщина вполне владеет собой, никакой истерики и болезненной реакции на мой запрос не было, а я почувствовал только ее желание взять ситуацию под свой контроль. Пусть то, что она скажет, будет так же незыблемо верно, как заповеди господни.
– А ты подозреваешь, что у нее есть причины утаивать правду?
– Какую-то часть правды – да. Но эта маленькая часть может изменить всю историю. И раз я попался на крючок этой идеи, то буду биться до конца.
– Странная перспектива – быть пойманным на крючок. Ради чего? – удивилась Саманта.
– Может, я сумасшедший. – Тай в ярости сжал кулаки и стукнул себя по коленям.
Саманта в испуге отстранилась.
– «Джон» тоже сумасшедший...
– Я не «Джон»! Поверь мне!
Словно холодный сквозняк пронесся по уютной комнате.
Саманте первой – как хозяйке дома и как женщине – пришлось взять себя в руки и восстановить мир.
– Мне неприятно вспоминать о моей встрече с Эстеллой, – призналась она. – Больше всего меня поразили не обвинения в мой адрес, что я, как психолог, допустила ошибку, а ее сухие, без следов слез глаза. Все остальное было в порядке вещей. Ее губы дрожали, как положено у матери, переживавшей утрату дочери, а пальцы нервно теребили траурное платье, но глаза...
В них было слишком много собранности, . как у дирижера, готового управлять оркестром. Я сочла своим долгом приехать на кладбище, где хоронили Анни, подошла к ней, представилась, хотела высказать свои соболезнования, но в ответ получила указание удалиться – не жестом, а только взглядом, но взгляд ее голубых глаз был достаточно красноречив.
Но все-таки она кое-что произнесла совсем тихо, чтобы не услышали окружающие: «Не кажется ли вам, что вы уже нанесли достаточно вреда? Наша семья никогда не простит вас... Пожалуйста, уйдите». Мне стало так страшно тогда. Я уже не помнила, как ушла с кладбища. Ее лицо часто являлось мне во сне.
Тай положил руку на дрожащие плечи Саманты.
– Успокойся, дорогая.
– Желаю тебе удачи в беседе с Эстеллой Фарадей. Тогда она показалась мне не впавшей в отчаяние матерью, а чудовищем – мстительным и злобным. Но годы сглаживают любую ненависть...
– Как масло – штормовые волны, – подхватил ее мысль Тай.
– Я не думаю, что мать причастна к смерти дочери в прямом смысле. Но и в убийство Анни я не верю. Все доказательства сходятся на версии самоубийства.
– Да, и потому единственного сомневающегося сразу отстранили от дела под хлипким предлогом, что я хоть и дальний, но все-таки родственник жертвы. Но не будем вдаваться в дискуссию. Есть еще некоторые интересные детали. Эстелла и Язон развелись меньше чем через год после кончины Анни. И сразу же, как только развод был законно оформлен, Язон снова женился на молоденькой медсестре, продал свою практику и отчалил в Кливленд.
И вроде бы он там вполне счастливо устроился, но в последние несколько месяцев Язон почему-то зачастил с визитами в Новый Орлеан. Можно найти объяснение – сестра его новой супруги живет в Мондевилле, на том берегу озера, напротив твоего дома, и это, вероятно, лишь совпадение...
– Подожди делать выводы, – остановила Тая Саманта. – Какой в этом смысл? Я лично не вижу никакого. Ты считаешь, что убийца, девять лет благополучно скрывавшийся от разоблачения, вдруг пошел на риск, затеяв всю эту возню вокруг меня, стал бросать камни в застоявшееся болото? Зачем? Если «Джон», предположим, убил Анни, то почему через девять лет он начал возлагать на меня вину за ее гибель, заставлять меня каяться, угрожать мне местью? Не опоздал ли он со своим мщением? Даже в сумасшествии есть своя логика, а здесь я ее не усматриваю.
– За тебя говорит доктор психологии, учившийся по книгам и по примерам из практики. А если практика даст новый пример? То, что зрело так долго, вдруг проросло. Ему понадобилось возобновить старую пьесу и вытащить на сцену актеров, а сам он на этот раз решил стать продюсером.
– И твой подозреваемый – отчим, доктор Язон Фарадей? – уточнила Саманта. – И тут замешан инцест?
– Вполне возможно. Уж слишком скоропалительно распался их брак с Эстеллой. А его щедрые выплаты по бракоразводному договору похожи на отступные при шантаже. Он оставил ей практически все и начал жизнь на пустом месте.
– Кто еще попадает в список подозреваемых?
– Кент, братец Анни. Они были очень близки. На них обоих тяжко подействовал развод матери и ее новый брак. Вместе они как-то поддерживали друг друга, насколько я знаю, а после похорон Анни Кент покатился вниз. Бросил работу, не захотел учиться дальше, впал в депрессию. До этого он был вполне домашним парнем и вдруг сорвался с катушек. Его пришлось поместить в частный госпиталь для душевнобольных в Южной Калифорнии. Больница Святой Девы.
– Католическое заведение! Я его знаю. Предназначено для отпрысков богатых семейств. «Грех, покаяние, искупление» – этим там пичкают с каждым приемом лекарств. Мне становится жутко. Не слишком ли много совпадений?
– Вот ты и возьми на себя эту часть работы.
– О чем ты говоришь? – не поняла Саманта.
– Есть области, куда никто проникнуть не может, даже с пулеметом. Но ты доктор, дипломированный психиатр и известная личность. Пробейся сквозь препоны в больницу Святой Девы и узнай, от чего там лечили Кента.
– Это немыслимо. Во-первых, я по специальности психолог, а не психиатр. Между нами в медицинском мире существует стена вроде крепостной. Меня не пустят в ворота. Так же, как тебя в ФБР, покажи ты им свой полицейский значок.
– Но это клиника для душевнобольных. Они обязаны отнестись к твоему запросу серьезно.
– Ты живешь в сказочном мире, а реальный – он разгорожен на ячейки, как камера хранения на вокзале.
– Я в это не верил, поэтому все время шлепался в грязь.
– По твоему лицу это незаметно, – с иронией заметила Саманта.
– Спасибо за комплимент.
– Не за что. Если даже мне ответят, то только отрицательно, сославшись на врачебную тайну.
– Я не собираюсь просить тебя сделать что-то незаконное. Но, может быть, один из твоих коллег случайно окажется разговорчив и обронит пару лишних слов?
– Мои коллеги по гильдии не словоохотливы на профессиональные темы. За это им и платят. Больше, чем за что-либо другое.
– Больше, чем за излечение пациентов?
Саманта неопределенно пожала плечами.
– Но все-таки стоит попробовать.
– Чтобы ты опубликовал сведения о Кенте в своей книге и разразился бы скандал с судебным иском в довершение?
– Я не буду использовать эти сведения в книге. Клянусь.
– Хорошо, – сдалась Саманта. – Я попытаюсь связаться с моим давним знакомым врачом и послушаю, что он скажет. Но это останется между нами и никак не попадет в печать.
– Я уже один раз поклялся, – напомнил Тай. – Но пойми, Саманта, Кент для нас обоих представляет большой интерес.
– Чем он так важен? Для твоего расследования, возможно, но для меня...
– Хотя бы тем, что он сейчас здесь, под боком, в Новом Орлеане.
– Что?!
– Совсем близко, в Батон-Руж. В конце концов Кент как-то вошел в колею и закончил колледж Всех Святых. Некоторое время он даже проработал там младшим преподавателем. Мать старательно тащила его наверх и постоянно подпитывала его деньгами.
– Он женат?
– Кенту, по-моему, брак не светит. Ему сменить подружку – все равно что почистить зубы. Девчонки сами вешаются на него, а он, получив свое, отфутболивает их пинком.
Саманта ощутила болезненный укол в сердце по поводу своего поведения, мысленно проведя параллель между Кентом и Таем, столь процветающими на почве секса в южном темпераментном городе.
– А как насчет работы? – увела она разговор на нейтральную почву.
– Переходит с одного место на другое. Нигде не задерживается надолго. Думаю, Эстелла по-прежнему оплачивает его расходы.
– Что ж, ты прилежно поработал над домашним заданием.
Саманта улыбнулась, но улыбка далась ей нелегко. Вместо ожидаемого просвета тучи, наоборот, сгущались.
Прав ли был в чем-то Тай? До сих пор Саманта не сомневалась, что Анни Сигер покончила с собой, но если теория Тая имеет основания, то весь ужас прошлого может обрушиться на нее заново. Или это уже происходит? Явление «святоши Джона» разве тому не доказательство?
– Ты и в самом деле веришь, что кто-то из их семьи виновен в смерти Анни? Отец, отчим или брат?
– Я не ограничиваюсь семейным кругом, но убежден, что преступник – это тот, кого она знала. Им мог быть ее любовник, Райан Циммерман. Кстати, после гибели Анни он испытал кризис, подобный тому, что был у Кента. Он также забросил учебу и ударился в наркотический загул. Потом прошел курс лечения, вернулся в школу и даже закончил курс в колледже Лойолы. Вроде бы парень выправился.