Джеллис Роберта. Коварный заговор

   Эта речь немного утихомирила Иэна. Он не был так уж уверен, что дни, когда группа вассалов могла поднять восстание, миновали. В любом случае было достаточно ужасно представлять ее в лапах Фулка или генри, хотя Иэн знал, какая она сильная и решительная женщина. Мысль же о Джоанне, которую он когда-то качал на руках и которая все еще казалась ему хрупкой и беспомощной, как первый весенний цветок, в сочетании с подобной угрозой была совершенно невыносимой. Он прижал Элинор к себе, и она положила голову ему на грудь. Спустя мгновение, однако, она выпрямилась. Было бы весьма неразумно позволять Иэну продолжать раздумывать над их разговором, иначе его опять начнут грызть сомнения. Надо как-то отвлечь его внимание.
   — Иэн, ты не разговаривал с сэром Питером из Клиро-Хилла? Он последние дни избегал меня, как мне показалось. Хотя я не могу быть уверена, потому что… — Она нежно укусила мочку уха Иэна. — Потому что была занята другими делами и сегодня после присяги я очень хотела поговорить с ним, но леди Эла едва не вывела меня из терпения. Я никак не пойму, как это Солсбери до сих пор не прибил ее? Сначала она не могла ехать, потому что слишком устала, а после обеда уже было слишком поздно, чтобы отправляться в поездку. Потом ей вдруг приспичило ехать, потому что все уже упаковано, и ей придется перебирать слишком много вещей, чтобы вытащить одежду, которая понадобится ей, раз она задерживается. Потом она опять не едет, потому что ее вдруг начала беспокоить одышка. Потом…
   — Довольно, — рассмеялся Иэн. — Возможно, для тебя она была тяжелым испытанием, но Солсбери очень ценит ее и нежно любит. Он всегда хорошо о ней говорит, хотя и признает ее слабости.
   — Теперь я понимаю, как он может любить короля. У него мозги не в порядке. Но что все-таки с сэром Питером?
   — От меня он уклониться не смог, — неторопливо произнес Иэн, направляя поступь Элинор к кровати. — Но практически ничего нового я не узнал, кроме того, о чем мы догадались. Что-то очень и очень беспокоит сэра Питера. Возможно, это связано с тем, что какая-то каша завязывается в Уэльсе. Если Пемброк уедет в Ирландию, сильная рука перестанет сдерживать крышку этого кипящего котла. Вполне возможно, что не только злоба заставляет короля отказывать Пемброку в его желании отправиться в Ирландию. Даже несмотря на то, что у него отобрали все полномочия, само его присутствие заставляет людей дважды подумать, прежде чем устраивать беспорядки.
   — Сэр Питер слышал об этом плане?
   — Во всяком случае, не от меня, не от Солсбери и не от Пемброка. Но язык Оксфорда вполне способен развязаться, как только окунется в вино. К тому же Ллевелин мог рассказать ему, преследуя какие-то свои цели.
   — Но лорд Ллевелин очень любит нас, и ты не можешь сказать, что он несдержан на язык.
   — Разумеется, но при условии, что у него нет какой-то цели. Залезай в постель, Элинор, — холодно. Элинор тряхнула головой.
   — Иэн, я хочу дослушать до конца эту историю сэра Питера, лорда Ллевелина и Уэльса. А если мы ляжем в постель, нам будет не до разговоров.
   Он рассмеялся, силком затащил ее в кровать и лег рядом с ней.
   — Я не пытаюсь отвлечь твое внимание. Эта история — если это правда, а не плод моего воображения, — рассказывается довольно быстро. Ллевелин мог подумать, что мне не будет никакого вреда, если один из твоих кастелянов попытается немного потрясти твои владения, когда Пемброк уедет. Я не знаю, действительно ли сэр Питер такой дурак, если думает, что я не найду на него управу — с помощью Пемброка или без нее, — но нет никаких сомнений, что Ллевелин надеется, что сэр Питер обратится к лорду Гвенвинвину, предложив принести ему присягу и стать его человеком, выйдя из моего подчинения. Это даст Ллевелину повод прийти мне на помощь и тем самым бросить вызов Гвенвинвину, чего он, собственно, и добивается.
   — А лорд Ллевелин не думает, как я отнесусь к тому, что мой кастелян бросит вызов мне? — спросила Элинор, повышая голос.
   — Ладно, ладно, не кипятись. Вся прелесть этой идеи в том, что ты получишь свои земли назад и избавишься от кастеляна с очень сомнительной репутацией. А Ллевелин окажет мне честь и помощь в избавлении от этого кастеляна. И…
   — И нам с тобой придется пойти войной на Гвенвинвина по моей собственной земле, где будут гибнуть мои люди, уничтожаться урожаи и стада скота, и я потеряю большую часть доходов именно в то время, когда король планирует повысить налоги и, вероятно, наложит на меня штраф за то, что я вышла замуж за тебя. Надеюсь, ты поблагодарил Ллевелина за подобную великолепную мысль?
   Иэн был несколько ошеломлен меркантильными подсчетами Элинор в таком серьезном политическом предприятии.
   — Я сказал, что все это лишь мои догадки. Я не знаю, связан ли вообще Ллевелин со странным поведением сэра Питера. И в любом случае война будет вестись не на земле Клиро-Хилла или, по крайней мере, не дольше, чем понадобится наказать сэра Питера, которого придется изгнать так или иначе, если он предатель. Ллевелина интересует Повис, а не твои земли.
   — Совершенно верно, — ехидно ответила Элинор, — а меня интересует моя собственность, а не амбиции Ллевелина. Я предпочла бы, чтобы он поискал повод столкнуться с лордом Гвенвинвином где-нибудь подальше от моих земель. А если сэр Питер действительно не верен нам, то было бы лучше найти способ, чтобы он не вернулся в Клиро-Хилл, нежели изгонять его оттуда силой.
   — Подожди, Элинор, — запротестовал Иэн. — Он дал присягу и преподнес знак верности — все, как положено. Ты не можешь предпринять что бы то ни было против него после того, как приняла дар и поцеловала его, иначе все остальные твои люди возмутятся. И я еще раз говорю, что это все, возможно, плод моей фантазии. Мы строим мощную башню из сырого песка на одном только основании, что у него было странное выражение лица и он избегал разговора с нами. Возможно, для этого есть совершенно невинные причины, или мне вообще все привиделось.
   — Я не думаю, что тебе показалось, потому что я прочла на его лице то же самое. И я прекрасно знаю, что не могу теперь действовать против него в открытую. — Внезапно на середине этой мысли она рассмеялась и приникла губами к плечу Иэна. — Если бы я не думала о другом, я бы раньше разглядела его недовольство — если речь идет действительно о недовольстве, а не о чем-то хуже. Я бы просто не приняла его присягу — но мои мысли витали в других сферах.
   — Не я ли виновник этого?
   — Именно ты. Если бы ты был ненавистен или безразличен мне, неужели я не сумела бы выбросить тебя из головы? Ведь сэр Питер пытался заговорить со мной — дважды, но я все отмахивалась от него и потом не могла вспомнить, что он говорил.
   Вместо того чтобы винить жену в легкомыслии, Иэн страстно поцеловал ее, и предсказание Элинор сбылось. Разговор прервался. Иэн больше не думал о сэре Питере в тот вечер. Ему слишком нравилась новая для него роль мужа, чтобы покинуть Элинор ради дел другого человека. Однако зловещие слова жены, что она «не может теперь действовать в открытую», остались в его памяти, захороненные под слоем удовольствий, и всплыли на поверхность на следующее утро.
   Элинор встала с постели почти сразу после их предрассветного сеанса любовной игры. Иэн, ожидавший, что она вышла по нужде и скоро вернется, снова уснул. Некоторое время он проспал как убитый, но, когда изнеможение, вызванное усердным выполнением супружеского долга, прошло, сознание начало возвращаться к нему. Чтобы восстановить силы, ему не требовалось много времени. Он был крепким мужчиной, привыкшим к тяжелым испытаниям, и, в любом случае, он и так достаточно много отдыхал за последние недели.
   Голос Элинор, негромкий, но чистый, разбудил его окончательно. Первой реакцией было какое-то сильное беспокойство, которое чуть не вышвырнуло его из кровати. Второй женский голос погасил этот порыв. Иэн остался лежать, пытаясь разогнать остатки сна и понять, что же его так обеспокоило. Мысли его несколько прояснились, когда он услышал, как Элинор приказала служанке никого не убивать.
   Эта идея, вроде бы совершенно естественная, вновь вызвала в Иэне прежнее чувство беспокойства, но уже вполне осознанное. Иэн не знал, как долго он спал. Эта ведьма, на которой он женился, вполне уже могла за это время приказать убить и десять, и сто человек.
   — Элинор!
   В одну секунду она уже была возле кровати, задергивая занавески. Она была одета в нежно-зеленый халат, глубокий вырез которого интригующе открывал красивую белую шею. Выражение лица было таким сладким и податливым, о каком любой мужчина мог только мечтать; голос, когда она спросила, чем может служить своему господину, был таким нежным и музыкальным, словно ему никогда и не приходилось выкрикивать бранные слова и хлестать ими, как кнутом. Все, чего Иэну хотелось, — так это притянуть ее к груди и приласкать, как котенка. Однако он нашел в себе силы противостоять этому искушению.
   — Отошли служанку, — сказал он.
   Элинор приподняла брови, но не стала возражать. Она отослала Гертруду и вернулась. Лицо ее оставалось все таким же сладким, губы улыбались, но в глазах читалась настороженность.
   — А теперь я хочу, чтобы ты вспомнила, в чем поклялась мне здесь вчера вечером, — что в этой комнате никогда не будет места лжи. И потом расскажи, что ты сделала против сэра Питера.
   — Сделала? Против самого сэра Питера? Ничего.
   — Элинор…
   — Если ты не веришь моему ответу, то стоило ли спрашивать?
   Глаза Элинор стали темными, как грозовая туча, а в голосе, все еще мягком и выразительном, послышался звон стали.
   — Я готов поверить, что ты лично не набросилась на сэра Питера с мечом или ножом. Я хочу знать, какие приказы ты отдала в отношении его.
   — В отношении его? Никаких.
   Испытав некоторое облегчение, когда главные его страхи рассеялись, Иэн усмехнулся. Состязаться с Элинор было даже забавно. Он понимал, что она не захочет разозлить его, отказываясь отвечать, и был уверен, что сдержит свое слово и не опустится до пошлой лжи. В этой комнате она поклялась говорить буквальную правду. Вся штука была в том, чтобы распознать, когда правда мало чем отличается от лжи, задавать такие вопросы, которые не заставили бы ее упрямо замолчать и на которые в то же время можно было получить достаточно вразумительные ответы, чтобы их сопоставление придало всему какой-то смысл.
   — Позволено ли будет сэру Питеру оставить этот дом с миром и вернуться в Клиро-Хилл в полном здравии, в полном разуме и со всеми конечностями?
   Элинор недоуменно посмотрела на него и затем расхохоталась.
   — Тебе пошло бы на пользу, если бы я заставила тебя потратить полдня на то, чтобы вытянуть из меня по кусочкам то, что ты хочешь узнать. Почему ты не спросишь напрямик? Я сказала тебе истинную правду.
   — Я не сомневаюсь. Настолько истинную, что, если то, что случится с сэром Питером, не уклонится и на толщину волоса от того, что ты сказала, я не смогу назвать тебя лгуньей. А спрашивать напрямую… — Неожиданно лицо Иэна потускнело, и глаза уставились в пространство. — Что я могу сделать, если ты отказываешься отвечать? Не пойми меня превратно, Элинор. Я не за тебя боюсь, а за себя. Я знаю, что бывает, когда мужчины используют свою силу против женщины.
   Проникшись сочувствием, Элинор чуть было не уверила своего мужа, что ничего не утаила от него. Но здравый смысл остановил ее, и она лишь сказала:
   — Мне нечего скрывать насчет сэра Питера. Он хорошо и верно служил мне в прошлом. Его вид был несколько странным, но это может объясняться разными причинами. Кроме того, когда я задумалась над тем, что ты сказал мне, я нашла твои слова справедливыми. Помимо этого, у него жена и дети, — ее глаза снова потемнели, — которых, как ты, наверное, заметил, он не привез с собой.
   — Это ни о чем не говорит. Дорога длинная, и он мог бояться оставить замок без присмотра или опасаться плохой погоды и разбойников по пути. В наши дни самое безопасное место для женщины, если у ее мужа нет большой свиты, — это ее собственный замок.
   — Да, это правда. Поэтому, размышляя в дороге над этими вопросами, сэр Питер отправится с миром и вернется домой живым и здоровым. А если не вернется, то это будет не по моей вине и даже не по моему желанию.
   Глаза Иэна повеселели.
   — Элинор, мне так трудно поверить, что ты вообще ничего не предприняла.
   — А я не прошу, чтобы ты верил в это. Я послала гонцов — которые наверняка опередят сэра Питера — в гарнизон замка, чтобы информировать людей о моем браке и о том факте, что мой муж, лорд Иэн де Випон, обладает всеми полномочиями, и, следовательно, его приказы превалируют над приказами любого другого человека. Я напомнила им также, что мой брак ничего не меняет, что они в первую очередь должны быть преданы мне и что, если лорд Иэн захочет войти в мой замок, а его не впустят с одобрения сэра Питера или без оного, моя месть падет на них. И это будет жестокая месть. — Элинор помолчала, изучая лицо Иэна. — Ну что, не так?
   — Ты настраиваешь людей сэра Питера против него…
   — Они не его люди! — вспыхнула Элинор, вытаращив глаза и оскалив зубы. — Они мои, мои!
   — Элинор!
   Она перевела дух.
   — Они мои, — сказала она уже спокойнее. — Каждый год, за исключением того времени, когда я была на Святой Земле, и того года, когда заболел Саймон, я сама ездила туда, чтобы расплатиться с ними и выдать им одежду и обувь. Я сама следила, а вовсе не сэр Питер, чтобы их броня была крепка и еды хватало на всех. Я выслушивала жалобы каждого. Я принимала от них присягу — присягу мне!
   — Я не оспариваю твоего права, — медленно произнес Иэн, — но действовать за спиной сэра Питера…
   — Что делать? — выпалила Элинор. — Разве я приказала моим людям не подчиняться разумным приказам сэра Питера? Если он будет верен мне, они будут верны ему.
   — Правильно, — вздохнул Иэн. — Однако я хотел бы, чтобы в этом не было необходимости. Я желал бы, чтобы люди крепче держались за клятву, которую они принесли.
   — Я тоже, — едко ответила Элинор. — Это сэкономило бы мне кучу времени, сил и денег.
   Лицо ее смягчилось. Иэн не был так многоопытен, как Саймон. Он все еще видел людей такими, какими они должны быть, а не какие они есть. Будет лучше для него, если он перестанет думать о сэре Питере и его делах, но как отвлечь его? Она же не может и его отправить на охоту.
   — Иэн, — сказала Элинор, — мы вчера забыли об одном очень важном деле. Мы должны сообщить о нашем браке королю. Или ты думаешь, нам следует подождать, пока он сам услышит об этом?
   — Нет, мы должны сообщить незамедлительно. И я не забыл об этом. Просто, не переговорив с тобой насчет твоих игр с гонцом, я не знал, как именно должен действовать.
   — Ты хочешь написать ему? Или лучше я напишу, раз его послание было адресовано мне?
   — Думаю, мы напишем вместе. Элинор хихикнула.
   — Ох, как хорошо. Я уже начала писать и рада, что мой труд не пропадет даром.
   Иэн зарыл лицо в ладони и застонал. Элинор засмеялась громче и сказала, что принесет письмо, пока он сходит до ветру. Вернувшись, она обнаружила Иэна сидящим на стуле со страдальческим выражением на лице.
   — Послушай, — сказала она с нежными нотками про-сительности. — Если тебе что-то не понравится, я поменяю. Я решила разойтись с ним миром, поэтому начала со слов «От Элинор, леди Роузлинд». Я ведь могу по-прежнему называть себя так, неглядя на то, что я теперь Элинор де Випон, а не Элинор Лемань. Правильно?
   Это была действительно хорошая идея. Иэн кивнул.
   — Потом я пишу: «Дорогой мой владыка и король, я прошу прощения, что с таким опозданием отвечаю на Ваше доброе письмо, но это не связано с небрежностью ни с моей стороны, ни со стороны Вашего гонца. Как Вы предвидели и писали мне, большие проблемы пали на мою голову в связи с долгой болезнью моего ныне покойного господина и мужа. Мои земли заполонили банды преступников, грабивших моих людей и торговцев из города. Эти негодяи, потеряв последнее чувство порядочности и уважения, захватили в плен Вашего гонца и потребовали выкуп за него. Как только до меня дошло это известие, я выкупила свободу Вашего посланника, но к тому времени уже оказалось поздно принять Ваше в высшей степени тактичное и разумное предложение».
   — Да полно, Элинор, — запротестовал потрясенный Иэн, но не смог не улыбнуться. — Неужели ты думаешь, он проглотит все это?
   — Если ты так не думаешь, можешь исправить по-своему, но почему бы нет? Разве любая, даже самая грубая лесть, не по вкусу королю? А что касается слов «тактичное и разумное» — мужчина, которого он предлагал мне когда-то, был очень приличным человеком. Я ни разу не была при дворе, когда Джон стал королем. Откуда мне знать, что люди, которых он мне предлагает на этот раз, недостойны даже быть съеденными червями?
   — Гм-м. — Иэн больше не смеялся и не пугался. Элинор говорила действительно разумные вещи. — Разве я не сказал бы тебе, какие они чудовища?
   — А зачем тебе говорить? Или кому-то другому, раз я теперь в полной безопасности от них? Какую это могло бы иметь цель, кроме того, чтобы настроить меня против короля? Если ты не собираешься организовывать восстание, а присутствие Солсбери здесь должно убедить даже Джона, что у тебя нет таких мыслей, ты, наоборот, должен стремиться к тому, чтобы я относилась к королю со всей теплотой. Это письмо, надеюсь, и продемонстрирует, как ты преуспел в подобных наущениях.
   — Как мог я преуспеть, если учесть, что произошло между тобой и королем?
   — С моей стороны, почему бы нет? Он не причинил мне никакого вреда и Саймону тоже, несмотря на все свои угрозы. Так почему бы мне не думать, что он простил мой проступок? И ты знаешь, Иэн, — засмеялась Элинор, — редкая женщина ненавидит мужчину за то, что он считает ее красивой и делает ей нескромное предложение. Сопротивление не свидетельствует о ненависти.
   — Однако ты ненавидишь короля.
   — Во всяком случае, не за то, что он покушался на мою девственность. Кроме того, я не уверена, что слово «ненависть» здесь подходит. Я боюсь короля Джона — не столько за себя, но… но он сожрал бы весь мир, если б смог, и в то же время ненавидит этот мир и всех, кто живет в нем.
   — Он не такой плохой, как ты думаешь. По крайней мере в нем есть и любовь. Но продолжай со своим письмом.
   Поскольку Элинор сама не могла описать свои чувства по отношению к королю, она продолжила чтение.
   — «Не подозревая, что среди Ваших побед и той тяжелой работы, которая выпала на Вас, милорд. Вы все-таки найдете время вспомнить и о моих малозначительных трудностях, я приняла предложение о браке от одного из Ваших преданнейших слуг. Иэн, лорд де Випон, и я обручились в октябрьские иды и поженились в первый день декабря. Церемонию проводил Питер де Рош, епископ Винчестерский, в присутствии Вильяма, епископа Лондонского, и Юстаса, епископа Эли. Я надеюсь. Вы простите это нечаянное неповиновение, и, надеюсь также, что Вы не заподозрите меня в умышленном неуважении к Вашей воле. В самом деле, милорд, зная, как высоко Вы цените лорда Иэна, я полагаю, что этот союз станет для Вас приятной новостью. Позвольте мне, милорд, нижайше просить Вашего признания моих добрых намерений подписаться Вашей преданной и верной слугой и вассалом. Элинор». И так далее и тому подобное. Ну что скажешь?
   — Мне не очень нравится это твое «нижайше просить», — поморщился Иэн. — Мы ведь не сделали ничего плохого. Я даже заплатил королю за право жениться, на ком захочу.
   — Если хочешь, измени, — предложила Элинор, — но из женщины такие слова выходят легче, чем из мужчины. Я готова «нижайше просить», если это выкупит мое спокойствие.
   Иэн нахмурился и встал со стула. Элинор принялась помогать ему одеваться. Она, конечно, права, и все-таки ему казалось оскорбительным то, что ей приходится унижаться перед таким человеком, как Джон. Одевшись, он вышел из комнаты, чтобы заняться гостями, пока Элинор будет одеваться. Элинор проследила за ним. Он все еще прихрамывал, но уже гораздо меньше — к счастью, травма колена не осталась увечьем. Затем она взяла со столика свиток пергамента, который отложила, пока одевала мужа. Если бы она могла хоть чуть-чуть надеяться, что этот брак не окажется для него увечьем на всю жизнь, на сердце у нее было бы гораздо легче.

15.

   В привычке слуг Элинор было исполнять приказы своей хозяйки так быстро, насколько это вообще в человеческих силах. Хотя она не слыла столь сумасбродной, чтобы наказывать человека за плохую погоду, стало бы неосмотрительно со стороны гонца сидеть на берегу реки и ждать, пока вода спадет. Поэтому верный слуга, который вез ее и Иэна письма, застал короля Джона еще в Ла-Рошели, где тот делал последние приготовления перед возвращением в Англию.
   Гонец вздохнул с облегчением, узнав, что ему не придется догонять короля, поскольку Джон, если не погружен в свою летаргию, перемещается с места на место почти так же быстро, как это когда-то делала его мать. К тому же задача гонца на этом практически завершалась. На его счастье, в Ла-Рошели в полной мере соблюдался придворный этикет, который запрещал такому незначительному слуге приближаться к королю, кроме как в случае крайней срочности. Посланцу Элинор нужно было только увидеться с придворным, которого описал Иэн, и вручить ему письма.
   Иэн немало повеселился, решая, кому именно вручить письма. Он не любил столь многих фаворитов короля, что перед ним был богатый выбор, на кого падет честь доставить королю печальное известие. Первой мыслью было предоставить Фулку или Генри стать вестниками собственной отставки, но Иэну с неохотой пришлось отказаться от нее.
   Эти благородные господа вполне способны были вскрыть печать горячим ножом и, узнав о содержании, убить гонца и уничтожить письма, повернув дело так, что Элинор отказалась отвечать на приказ короля, и тем самым представив ее брак актом неповиновения. «Не то чтобы большинство других придворных были выше того, чтобы вскрыть письмо, — угрюмо пояснил Иэн Элинор. — Просто никто другой не захочет пойти на такой риск, раз письма не касаются лично его».
   Поразмыслив над этим делом более тщательно, Иэн весело рассмеялся и приказал слуге Элинор возложить это бремя на Хью Невилльского.
   — От кого? — переспросил этот джентльмен подозрительно, не протянув руку за предложенным пакетом, а кивком головы приказав взять письма своему слуге.
   — От Элинор, леди Роузлинд, — повторил гонец, низко поклонившись, — и от сэра Иэна, лорда де Випона.
   Его акцент был отвратителен, одежда забрызгана грязью и промокла от пота, а вонял он, хоть нос затыкай. Он знал, что его вид оскорбляет великого лорда, но данные ему инструкции были предельно ясны, и он должен подчиняться.
   Невилль нахмурился, повертев пакет в руках и взглянув на печать. Он был не из тех людей, кто оказывает услугу даже другу, если это не выгодно ему самому, и он, конечно, не согласился бы передать королю что-то такое, что могло бы вызвать его гнев. Не потому, что Джон в то время пребывал в плохом настроении. Наоборот, король казался необычно весел, словно ожидал какое-то приятное событие, а ожидать было что — королева была беременна. Невилль, однако, знал короля достаточно хорошо, чтобы не клюнуть на лжедоброту. Когда Джон входил в свою активную стадию, перемены настроения можно было ожидать в любой момент.
   Иэн де Випон был знаком Невиллю. Ему не нравился этот человек, но король вроде бы к нему благоволил. Печать, однако, произвела даже меньше впечатления, нежели имя леди. Он помнил какой-то разговор о том, что леди Элинор недавно овдовела. Лицо Невилля прояснилось. Без сомнения, леди хотелось бы выйти замуж снова. Это означало бы для короля жирный куш, если выберет мужа она сама, или он сможет вознаградить какого-нибудь верного придворного, отдав ее ему.
   Фулк? Хью Невилль на мгновение с сомнением опустил глаза на пакет. Бедная женщина. Может быть… Нет. Это не его дело. Его дело — чтобы королю было приятно. Он покосился на гонца. Даже если последует ответ, не стоит использовать этого оборванца. Указания короля должны доставляться более достойными посланцами.
   — Ответа не будет, — отрывисто произнес Невилль. — Убирайся!
   Не утруждая себя анализировать реакцию простолюдина, Невилль упустил явное выражение облегчения на его лице. Его госпожа приказала не ждать ответа, а, отдав пакет, немедленно возвращаться в Роузлинд за дальнейшими распоряжениями, и он не знал, что с ним будет, если лорд, которому он отдаст письма, прикажет ему остаться. Оказавшись между жерновами ярости лорда, если он не подчинится ему, и гневом хозяйки, если ослушается ее, он пострадал бы в любом случае. Теперь, похоже, он свободен. Он снова низко поклонился и с благодарностями попятился из комнаты. Его ждала лошадь, а в гавани стояло судно, собиравшееся отплыть в Англию с вечерним отливом. Он должен успеть на него.
   Невилль помахал рукой, словно разгоняя запах, оставшийся после гонца. «Глупая женщина, — думал он, — она вполне заслуживает Фулка. Почему она не приказала этому холопу помыться, прежде чем появляться перед приличными людьми? Вся комната провоняла». Он неспешно поднялся.
   В общем-то, сейчас, как никогда, удачное время, чтобы вручать королю письма. А когда он вернется, запах уже выветрится.