Известие о турнире будоражило город, и каждый странствующий рыцарь стремился принять участие или хотя бы присутствовать на этом грандиозном празднике.
   Элйнор повезло, что Иэн был слишком занят, чтобы уделять ей много внимания. В первый день после Рождества он вместе с Арунделем встретился с Пемброком и Солсбери, чтобы договориться о количестве участников, о том, на каком поле будет происходить состязание, и тому подобных деталях.
   Однако через несколько дней им пришлось встретиться снова, чтобы все пересмотреть. Во-первых, король внезапно потребовал, чтобы общей рукопашной схватке предшествовали парные поединки с копьями. Во-вторых, турнир вызвал больше интереса, чем кто-либо ожидал. Учитывая короткий срок для сборов, и Иэн, и Арундель предполагали, что в нем примут участие только придворные рыцари. Но кто-то, очевидно, позаботился о том, чтобы это известие распространилось как можно шире. Каждый младший сын, желавший пополнить свой тощий кошелек выкупом, осаждал Иэна и Арунделя, вымаливая место в их командах. Прежде чем они успели ответить отказом, от короля пришел приказ позволить участвовать в этом праздничном мероприятии всем желающим.
   Поначалу Иэн пытался скрывать это обстоятельство, но придворные дамы королевы оказались не столь сдержанны на язык. Не то чтобы они стремились огорчить Элинор, просто большинство из них не слишком беспокоила судьба их мужей, оказавшихся в подобных же обстоятельствах. К тому же Элинор предприняла отчаянные усилия, чтобы создать перед ними и перед королевой впечатление, что Иэн для нег просто удобная партия. Он спас ее от прихвостня короля — Элинор не скрывала своей неприязни к Фулку и Генри, но выражала недовольство так, что подобные слова наверняка должны были ласкать слух Изабеллы: Элинор презрительно отзывалась лишь о низком происхождении претендентов на ее руку. А когда она искренне посетовала, что никогда прежде не присутствовала на турнирах, это открыло шлюзы для потока женской болтовни, и Элинор извлекла для себя много такого, что Иэн предпочитал скрывать от нее.
   Когда наконец Иэн нашел возможность перевести дух и повидаться с женой, для Элинор уже никаких тайн не существовало. Иэн был шокирован внешним спокойствием жены. Слухи о безразличии Элинор к нему уже достигли его ушей благодаря множеству доброжелательных женщин, которым было больно видеть, как такой видный мужчина вынужден довольствоваться холодной женой.
   Поначалу Иэн не обращал внимания на подобные намеки. Он не хотел верить, что Элинор безразлична к нему. Она могла не любить его так, как любила Саймона, но ей наверняка не хотелось бы стать вдовой во второй раз — во всяком случае, не здесь, где она была в полной власти Джона. Значит, вывел из всего этого Иэн, если Элинор спокойна, то у нее есть какой-то свой маленький план.
   Однако он не понимал, о чем могла идти речь, и не осмеливался спросить у Элинор, все еще сохраняя слабую надежду, что она просто не понимает, что с увеличением числа участников увеличивается и опасность. Когда из Кингслера приехал сэр Генри, а из Форстала — сэр Уолтер, Иэн скорее обрадовался. Никто не откажется от двух проверенных и достойных бойцов у себя за спиной. Если план Элинор состоял в том, чтобы созвать своих посвященных в рыцари вассалов и кастелянов для поддержки, Иэн не стал бы спорить с этим. Когда же за день до закрытия списков участников конных состязаний в нем оказался Лестер с четырьмя своими вассалами, Иэн начал беспокоиться. Созывать собственных вассалов — это одно дело, а просить о помощи друзей — совсем другое.
   Он, конечно, ничего не мог сказать Лестеру. Если бы Лестер просто хотел поучаствовать, он записался бы намного раньше. Но высказать другу сомнение в цели его приезда на турнир означало в любом случае усомниться в мужестве графа. Иэн принял Лестера в свою команду с соответствующим случаю выражением удовольствия на лице, а себе поклялся разобраться с Элинор, как только увидит ее.
   Однако несколько позже в этот же день поступок Лестера совершенно вылетел из его головы из-за еще более странного события. Возвращаясь домой пообедать, Иэн встретил по дороге Юстаса де Вески, одного из вожаков мятежных баронов севера. Иэн знал его самого и двух его ближайших соратников — Роберта де Роса и Питера де Бре — достаточно хорошо. Это были храбрые мужи, и Иэн ничего против них лично не имел. Но их поведение по отношению к власти было довольно сомнительным: они просто считали, что если преследовать личные интересы, то интересы королевства уладятся сами собой. Сам же Иэн давно принял точку зрения Саймона, что интересы королевства должны стоять наравне с личными, а иногда даже и выше. К изумлению Иэна, Вески предложил себя и восьмерых других рыцарей-северян в качестве участников на стороне Иэна.
   — Я очень рад, господа, действительно очень рад, — ответил Иэн, удивленно приподняв брови.
   — Мы почли бы за честь, лорд Иэн, занять позиции непосредственно за вашим вымпелом, — продолжал Вески.
   Иэн уставился в широкое тяжелое лицо собеседника. Рыжая поросль на щеках и подбородке выдавала в нем сильную примесь скандинавской крови. Иэну на мгновение пришло в голову, что, может быть, эти люди хотят воспользоваться представившейся возможностью, чтобы убрать кое-кого из преданных, но особенно неугодных им слуг короля. Но, пристально и прямо посмотрев в честные глаза Вески, Иэн отбросил эту постыдную мысль.
   — Если вам угодно, я с удовольствием устрою это, — медленно произнося слова, согласился Иэн.
   — Мы, северяне, должны держаться вместе, — подчеркнуто произнес Вески, — иначе нас передушат поодиночке. Мы решили, что на этот раз будет лучше сыграть на стороне короля. Мы хотим продемонстрировать, как мы ценим любовь, которую король выказал одному из наших земляков.
   Это замечание было не слишком смиренным, но Вески со своими товарищами не дал Иэну возможности ответить. Они развернули лошадей и поскакали прочь, крикнув на прощание: «До вторника» — и оставив Иэна переваривать новость. Наиболее очевидным объяснением казалось то, что они хотели привлечь Иэна в свою компанию, чтобы представить его перед королем хотя бы в качестве сочувствующего, если не полноправного участника заговора.
   Иэн направился домой, мрачно мусоля эту мысль. Когда он выложил свои сомнения Элинор, она сначала испуганно взглянула на него, а затем пожала плечами.
   — Похоже, ты прав. Они полагают, что король, у которого уже и без того есть причины для гнева, станет более подозрительно относиться к тебе, начнет угрожать и в конце концов заставит тебя взять в руки оружие. — Она отвернулась и уставилась в стену. — Я оказала тебе плохую услугу, согласившись стать твоей женой.
   Проклиная себя, Иэн взял Элинор за руку.
   — Ты сделала меня счастливым человеком. Остальное не имеет значения. Учитывая природу Джона, мне рано или поздно пришлось бы столкнуться с ним. Взгляни на Пемброка, который сражался за право Джона на трон, который был верен ему во всем, и король возненавидел его просто за то, что тот дал честный совет. По крайней мере я получил в компенсацию за ненависть короля приз, стоящий сокровищ всего мира и даже больше.
   Затем, пытаясь как-то отвлечь Элинор, Иэн добавил:
   — Но я все время размышляю, что Вески имел в виду, сказав что-то насчет того, как они ценят любовь короля. Ты знаешь, Элинор, все это дело можно увидеть и в ином свете. Вески, возможно, пытается намекнуть королю, что если северянам оказывается милость, то они будут «сражаться на стороне короля»— то есть они будут лояльны.
   Элинор кивнула.
   — Я уверена, что они не стали бы возражать против такого толкования. Это не может причинить им вреда и, кроме того, не накладывает на них никаких обязательств.
   Призраком возник, однако, и еще один ответ, на который ему намекнул случайный и не очень желанный визитер. Когда стемнело, в их дом постучал и попросил разрешения войти Роберт ФицУолтер. Иэн и Элинор испуганно переглянулись, и Иэн, нахмурившись, встал со своего стула возле камина.
   — Я спущусь и скажу ему, что ты нездорова и что я не могу принять его, — проворчал он. — Я не мог помешать ему записаться в мою команду, но не обязан принимать его в своем доме.
   ФицУолтера Иэн презирал за трусость, которая явила себя в полном блеске, когда ФицУолтер и Саэр де Квинси, его закадычный друг, сдали Филиппу Французскому без боя крепость Водрей. ФицУолтер оправдал свои действия тем, что обращался к королю, но не получил ни помощи, ни вообще какого-либо ответа. Джон признал эти аргументы, заплатив за ФицУолтера и де Квинси выкуп и никак не наказав их впоследствии за сдачу крепости. Однако в глазах Иэна королевское прощение вовсе не оправдывало трусость.
   Огонь в очаге и мерцание свечей помешали Иэну увидеть, как побледнели щеки Элинор.
   — Подожди, — сказала она. — ФицУолтер не пришел бы сюда в потемках зимним вечером ради пустой болтовни.
   Было бы неразумно прогнать его, что бы ты к нему ни испытывал. Впусти его.
   Секундное размышление убедило Иэна в правоте Эли-нор, и Оуэн, который поднялся к ним известить о прибытии гостя, был отправлен назад, чтобы пригласить ФицУолтера войти. После короткого замешательства при новости, что ФицУолтер будет сражаться на стороне Иэна, Элинор пришла в себя, и лицо ее приняло обычную окраску, но она продолжала смотреть в пол, скрывая блеск возбуждения в глазах. ФицУолтер был очень вероятным кандидатом для готовившегося на Иэна покушения. Ему приходилось расплачиваться всевозможными способами, чтобы сохранить милость Джона.
   — Чем могу служить? — холодно спросил Иэн, когда Оуэн принес стул и ФицУолтер уселся.
   — Ничем, — мягко ответил ФицУолтер. — Совсем наоборот, это я пришел оказать вам услугу, лорд Иэн. Я слышал некоторые неприятные сплетни насчет предстоящего турнира.
   — Чепуха, — отрезал Иэн, сердито посмотрев на ФицУолтера. Этот человек был трусом и предателем, но не дураком. Без сомнения, целью его было побольнее уязвить Элинор. — Я абсолютно доверяю честности Солсбери и Пемброка, и Арундель слишком порядочный человек, чтобы ввязаться в какой-то подлый заговор.
   Иэн начал приподниматься, словно предлагая гостю закругляться, но Элинор примирительно произнесла:
   — Разумеется, слухи могут быть ложными. Не обязательно верить им. И все-таки полная беззаботность тоже может оказаться ошибкой.
   — Как сказала ваша супруга, — продолжал ФицУолтер, — я не настолько верю услышанному, однако… В стане «лояльного противника» есть один странствующий рыцарь, который подозрительно богат для своего молодого возраста, тем более что не имеет громкого имени. Как и многие другие, для кого богатство непривычно, он потратил слишком много денег на вино. И он намекает, что среди рыцарей его стороны есть те, кому заплатили — и обещают заплатить еще больше — компенсацию за выкуп, который они могли бы получить в случае победы, а за это должны посвятить себя тому, чтобы защитник короля не ушел с поля боя живым.
   Иэн стиснул зубы от сожаления, что ФицУолтер явился в его дом гостем и он не может кулаком захлопнуть ему рот. Хуже того, этот человек должен был сражаться на стороне Иэна, так что выместить раздражение не удастся даже на турнире. Иэн был так взбешен, что потерял дар речи, но тут раздался мягкий и недрогнувший голос Элинор:
   — Мы благодарим вас за предупреждение, милорд. Очень любезно с вашей стороны, что вы зашли к нам. Могу ли я также надеяться, что вы передадите этот тревожный слух и графу Арунделю?
   Элинор испытала огромное удовольствие, глядя на смутившееся лицо ФицУолтера, и затем грациозно поднялась, протягивая руку.
   — Я знаю, как вы торопитесь сделать это, и потому не могу более задерживать вас.
   Иэн тоже поднялся. Он был похож на лунатика. У ФицУолтера не оставалось иного выбора, как попрощаться и покинуть комнату в сопровождении молчаливого и дымящегося от злости хозяина. К счастью, оруженосцы Иэна были хорошо вышколены. Оуэн был занят, но Джеффри ждал в маленькой передней, куда выходила лестница, и Иэн сплавил ему ФицУолтера, пока гнев его не вырвался наружу. Вежливо поклонившись, он развернулся и поспешил назад к жене. Элинор сидела, прислонившись к спинке стула и закрыв глаза.
   — Это какая-то нелепица! — в ярости произнес Иэн. — И даже если это правда — я не ребенок. Я поучаствовал во множестве войн, где искали моей крови, а не выкупа. Я вполне способен постоять за себя.
   Элинор медленно открыла глаза.
   — Я не боюсь, что ты не сумеешь защититься от команды Арунделя, — вздохнув, произнесла она, — но ФицУолтер пришел сюда с определенной целью, и эта цель была не в том, чтобы предупредить тебя о предательстве.
   — Ну конечно, нет. Он прихвостень Джона и пришел запугать тебя — ну и меня тоже, наверное.
   — Нет, — сказала Элинор. — По крайней мере это не главная цель, хотя и может стоить дополнительных трудностей.
   — Элинор…
   — Послушай меня! — крикнула она, вскакивая. — Его целью было привлечь твое внимание на сторону Арунделя…
   — Что-то ты странные вещи говоришь. А куда же еще смотреть, сражаясь с противником?
   — Себе за спину! — воскликнула Элинор. — Если ты будешь искать предателя в команде Арунделя, ты просмотришь его в собственном стане. Ты сказал, что ФицУолтер — прихвостень короля. Разве он сам не способен забежать, к тебе со спины? Погода была сухая уже несколько недель. Трава пожухлая и редкая. Сколько понадобится времени, чтобы поднялась пыль сплошной стеной и зрители ничего не увидели?
   — Зато они прекрасно увидят дырку в моей спине, — небрежно прервал ее Иэн. — Не глупи, Элинор. Это последнее, чего хотелось бы королю.
   — О, ФицУолтер будет не один в этом деле. Возможно, он и другие фавориты Джона, от которых естественно ожидать, что они будут биться на стороне короля, как-нибудь устроят, чтобы дырка оказалась спереди. Ты будешь окружен людьми, ищущими твоей крови. Ты должен… Иэн!
   Яростный и отчаянный крик вырвался из нее, когда ее муж, который все больше и больше бледнел, вдруг зашелся в хохоте, хлопая себя по ляжкам и топая ногами по кругу.
   — Любовь короля, — задыхался он, когда вообще сумел заговорить. — Так вот что Вески имел в виду под оценкой любви короля. Не думал я, что Вески способен на такую проницательность. А Лестер! — Он снова рассмеялся. — Я был зол на тебя. Лестер сегодня пришел ко мне и предложил себя и еще четырех своих рыцарей, а я подумал, что это ты ходила к нему и просила его помощи. Теперь я понимаю. Лестер и Вески, должно быть, тоже прослышали о том, что рассказал нам ФицУолтер.
   Иэн вытер слезы, собравшиеся в уголках глаз, и вздохнул.
   — Тебе не нужно беспокоиться о моей спине. Там будут Вески со своими товарищами, Лестер со своими, сэр Генри, сэр Уолтер.
   — Не слишком полагайся на сэра Генри, — прошептала Элинор, борясь со слезами.
   — Ты же не хочешь сказать, что сэр Генри попытается прикончить меня? — саркастически спросил Иэн.
   — Нет, — Элинор выдавила из себя улыбку. — Не говори глупостей, но он просто слепнет от борьбы и не может держать в голове ничего, кроме боя, если уж в него ввязался. Он не сможет охранять тебя.
   Между слов она думала о том, что ей еще нужно передать сэру Генри, чтобы он понаблюдал особенно за сэром ФицУолтером и его подельниками. Потом она поняла, что больше не может сдерживать свои страхи. Она подошла к Иэну и взяла его за руки.
   — Пойдем спать, Иэн, — прошептала она. — Мне так холодно.
   Он почувствовал лед ее рук даже через бархатные рукава и не стал возражать, что еще слишком рано или что долгая ночь любовных утех — не лучший способ подготовки воина к битве. Он поднял Элинор на руки и понес в постель.

17.

   Первыи день турнира выдался ясным, как и все прежние дни. Погода стояла замечательно сухая и теплая уже практически всю осень и зиму. Долгие часы минувшей ночи, пока Элинор лежала, не шевелясь, рядом to спящим мужем, она молилась о дожде — затяжном моросящем дожде, — но не это было слабым утешением. Дождь не мог длиться вечно, и в тот момент, когда он прекратится, турнир все равно состоится.
   Столь же неуверенно Элинор молилась, чтобы колено Иэна разболелось до такой степени, чтобы он не смог участвовать в конных состязаниях или чтобы оно полностью зажило. Если бы она была уверена, что травма действительно могла избавить его от участия в состязаниях, она была бы более сердечной в своих молитвах. Но скорее всего он будет сражаться при любых обстоятельствах: хромой или нет.
   Однако Иэн все же был не новичком в искусстве боя. Если он и не достигал мощи таких турнирных бойцов, как Саймон или Пемброк в их молодые годы, поскольку в нем было гораздо меньше веса, тем не менее был очень ловок. Она видела, как он состязался с Саймоном. В те дни это было для них очень обычным развлечением. Саймон говорил, что ему нужны упражнения, а Иэну — опыт, и оба, как дети, радовались. Элинор поначалу нервничала, что один из них может быть случайно ранен, но быстро утихомиривалась, когда с удовольствием наблюдала за боем изумительной красоты.
   Поэтому ей нетрудно было утром одарить проснувшегося Иэна непринужденной улыбкой, спокойно наблюдать, как он одевается и вооружается, и беспечно болтать по дороге на поле брани о том, следует ли отослать одежду для переодевания в замок или у них будет время вернуться домой. Иэн настаивал на последнем, со смехом говоря при этом, что ему потребуется вымыться, чтобы избавить себя от грязи, которой он будет покрыт с ногдо головы. И не имеет большого значения, если он немножко опоздает на обед, поскольку, защитник он короля или нет, он не ожидает выиграть приз этих состязаний.
   Они расстались на краю поля. Иэн направился к палатке, где участники могли заменить свои поврежденные доспехи, выпить воды или получить помощь лекаря. Оуэн и Джеффри следовали за ним, ведя двух запасных жеребцов. Элинор в сопровождении Бьорна, Джейми и четырех других воинов направилась к трибунам.
   Спешившись и оглядевшись, Элинор поняла, вздрогнув от отвращения, что место рядом с королем предназначалось для нее. Ей следовало бы предвидеть это. То, что король избрал Иэна своим защитником, означало, что его супруга должна сидеть на почетном месте. Сердце ее упало, когда она увидела Изабель, сидевшую слева от королевы. Она-то надеялась, что сможет быть рядом со своей подругой, которая подбодрила бы ее, если… Нет, не может быть!
   Элинор подошла к королевской чете и присела в глубоком реверансе. Изабелла милостиво улыбнулась ей. Она знала, что ее муж недолюбливает Элинор, и она сама, как правило, не слишком почитала красивых женщин, но Элинор была очень симпатичной и приятной. Джон тоже улыбнулся. Элинор заметила, как ослепительно сверкнули его зубы под черными усами. Ей пришла в голову странная мысль, почему бы ему их не заточить? Пожалуй, этому жадному волку следовало бы иметь клыки поострее.
   — О, присаживайтесь, леди Элинор. — Высокий жалобный голосок заставил Элинор раньше, чем требовалось по этикету, отвести глаза от короля.
   Это была леди Эла, закутанная в меха, со служанкой, стоявшей за ее спиной, чтобы она могла опереться на нее, ибо если сидеть прямо, станет слишком утомительно. Другая служанка поспешно убирала пакет с остывшими камнями, чтобы подложить под ноги хозяйки свежеподогретые.
   — Присаживайтесь, — несколько нетерпеливо повторила леди Эла. — Через ваше пустующее место дует ветер, и левый бок у меня совершенно окоченел.
   Элинор инстинктивно подняла глаза и взглянула на ткань навеса, которая совершенно не шевелилась, а затем, повернувшись, чтобы сесть, обратила внимание на вымпел, поникший в абсолютно неподвижном воздухе.
   — Наверное, это безумие с моей стороны прийти сюда, — простонала Эла. — Это Вильям виноват. Он настоял, что мне доставит удовольствие понаблюдать за турниром. А какое тут удовольствие? Вот он будет рад, когда я заболею на таком холоде и умру. Я уже знаю, что застудила бок, и он будет болеть несколько недель, а Вильям еще будет говорить — о, какое он чудовище в таких делах! — что невозможно простудиться в такой теплый день.
   — Мне самой не холодно, — призналась Элинор, — но ведь я привыкла к конным прогулкам в любую погоду.
   — Непогода портит кожу и цвет лица, и вам не следовало так рисковать, — вмешалась Изабелла, перегнувшись через мужа, чтобы обсудить эту волнующую тему.
   — Дамы, дамы, — пропел Джон своим сладким, медовым голосом, — пожалуйста, позвольте леди Элинор понаблюдать за происходящим. Ведь она, должно быть, испытывает особенный интерес к этому, даже если вам не интересно. Ее муж играет здесь видную роль.
   — Но пока еще ничего не происходит, — произнесла леди Эла после секундного колебания. — И леди Элинор оказалась слишком худенькой, чтобы закрыть меня от ветра. Я чувствую, как стынет моя рука. Ах! Приступ! Я чувствую приступ в боку!
   Истерический смех подступил к горлу Элинор, но она усилием воли подавила его.
   — Может быть, если я сяду поближе к вам, леди Эла, то смогу как-то согреть вас, — предложила она.
* * *
   Достигнув исходной позиции, Иэн спешился и посмотрел в сторону трибуны, придерживая в руке поводья. Прежде чем глаза его нашли платье жены, поводья дернулись, и за его спиной раздался крик ужаса. Злобный серый жеребец яростно лягнул копытом какого-то человека, неосмотрительно проходившего мимо. Изрыгнув проклятие, Иэн схватился за удила и повис на них, не давая коню подняться на дыбы, одновременно зажимая свободным поводом жеребцу пасть, когда тот попытался цапнуть его за руку.
   — Весьма горячая лошадь, — промолвил Солсбери, подойдя к Иэну.
   — Порода лорда Рэннальфа, — буркнул Иэн, придерживая поводом нижнюю челюсть животного. — Это порождение дьявола, но он знает свое дело и силен в работе.
   — Ему придется поработать, — сухо произнес Солсбери. — Вы поразительно популярны для человека, не слишком известного успехами в конных состязаниях.
   — Что? — рассеянно переспросил Иэн, продолжая сражаться с упрямым скакуном.
   — Я сказал, что вашей лошади придется потрудиться. Список тех, кто хочет сразиться с вами, длинен, как моя рука.
   Фыркая и топая ногами, серый жеребец, который попытками убивать каждого, кто оказался поблизости, демонстрировал свое нежелание носить на спине пустое седло, наконец сдался. Продолжая на всякий случай придерживать лошадь, Иэн смог повернуться к Солсбери.
   — Я готов к этому, — сказал он безразличным голосом. — У моих оруженосцев в запасе еще двое коней, так что с лошадьми проблем не будет. А что до меня самого, — он пожал плечами, — я сделаю все, что смогу.
   — Мне очень жаль, — уклончиво произнес Солсбери. — Если бы я мог отстранить некоторых из них, я бы сделал это. Но в личных поединках это не допускается.
   Иэн понимал это очень хорошо, но он знал также и то, что Джон поощрял каждого, кто хотел поучаствовать в этом состязании, и даже, возможно, платил им. Впрочем, это очень мало значило для него. Джон мог получить у довольствие, видя, как его сбросят с седла. Это было бы дешевое и ничего не значащее зрелище. Иэн не был таким уж гордецом, чтобы считать себя непобедимым. Саймон слишком часто сбивал с него спесь, чтобы теперь он мог расстроиться из-за поражения в подобном поединке. Он пробежался глазами по трибуне и увидел Элинор, мирно беседующую с леди Элой. Солсбери проследил за его взглядом и улыбнулся.
   — Эла сказала мне, что ваша супруга никогда ранее не бывала на турнирах. Не беспокойтесь, Эла позаботится о ней.
   — Но Элинор… — начал было Иэн, но закрыл рот, не успев сообщить, что ей приходилось наблюдать гораздо более кровавые зрелища, чем турниры. Если Элинор хотела, чтобы ее считали слабой, значит, у нее были причины для этого.
   — Она не такая беспомощная, как вы думаете, — подбодрил его Солсбери. — Думайте только о своем собственном деле.
   В этот момент прозвучали трубы, удачно заглушив короткий ироничный смешок Иэна. Солсбери поспешил исполнять свои обязанности, а Иэн поправил уздечку, готовясь подняться в седло. После еще одной короткой схватки с конем он запрыгнул на него.
   Герольды вызвали его в один конец ристалища и Арун-деля — в другой. Иэн надел турнирный шлем поверх капюшона кольчуги и пришпорил своего присмиревшего скакуна, подхватив на ходу копье, которое ему протянул Оуэн. Он вставил древко в упор и сквозь прорези для глаз увидел, что Арундель сделал то же самое. Герольды очистили арену от посторонних. Иэн ослабил поводья и вонзил шпоры в бока лошади. Конь счастливо бросился вперед.
   Удар копья Арунделя о его щит оказался несильным. Арундель, как и он сам, нарочно промахнулся, лишь слегка скользнув копьем по плечу Иэна. Лошади разминулись, затем, развернувшись, неторопливо вернулись на свои места. Второе и третье столкновения произошли в том же духе. Разговоры на трибунах почти не стихали. Это было лишь формальное открытие турнира, и все знали, что ни один из соперников не собирается сбросить другого. Единственное, что могло бы изменить ситуацию, это если бы одна из лошадей споткнулась и поскользнулась на сухой траве.
   Как обычно, герольды не объявили никакого результата, предложив соперникам еще три попытки, если они хотят выявить победителя. По обычаю, Иэн и Арундель отказались, поприветствовали друг друга и покинули ристалище. Их места заняли двое неопытных рыцарей.