Страница:
Щеки Джеффри горели, глаза сверкали ярче обычного, но он не торопился отвечать, размышляя над словами Иэна. Он привык взвешивать свои слова, поскольку в прошлом из-за несдержанного языка часто попадался в западню, что, как правило, приводило к порке. Однако в данном случае Иэн так тонко представил ситуацию, что любой ответ не ранил бы его самолюбие. Если он предпочитает идти в бой, то никто не поставит под сомнение его мужество, и Иэн прикажет остаться в стороне таким образом, чтобы его ни в чем нельзя было бы впоследствии упрекнуть. Если же он не захочет сражаться, Иэн представит дело так, словно это связано даже с еще большей храбростью.
— Пожалуйста, господин, — тихо произнес Джеффри, — я буду в точности выполнять ваши приказы. Я не сделаю ни одного лишнего движения, не скажу ни одного лишнего слова без вашей команды. Пожалуйста, позвольте мне пойти с вами. Я не забуду, что моя неосторожность может повредить вам.
— Очень хорошо, Джеффри, мне это полностью подходит, — бесстрастно ответил Иэн.
По правде говоря, ему понравился выбор, сделанный Джеффри. Как ни мудро он выразил условия, чтобы помочь Джеффри сохранить лицо, в душе Иэн посчитал бы трусостью, если бы мальчик решил остаться сзади. «Храброе сердце, — мимоходом подумал Иэн. — Хорошая кровь сказывается, и, Бог даст, я избавлю парня от того, что натворила эта королевская сука. Я спасу его, и он будет прекрасным человеком». Иэн потянулся и зевнул.
— Скажи Оуэну, чтобы он, когда покормит и напоит лошадей, шел сюда и поспал немного. Ты тоже поспи. Нам придется караулить всю ночь.
Поскольку делать было больше нечего, Иэн вытащил из-за пояса меч и положил его рядом с одним из соломенных тюфяков, разложенных на полу, завернулся в свой меховой плащ и погрузился в сон. Последней мыслью было — не забыть сказать Элинор почистить его от вшей, как только он вернется в Роузлинд. Он предпочел бы спать на голом полу вместо кишевшего паразитами матраса, но по своему печальному опыту знал, эти бестии достанут его, где бы он ни лежал, так что уж лучше было воспользоваться хоть минимальным комфортом в компенсацию за предстоявшие укусы.
Вернувшись, мальчики закрыли дверь, и в хижине невозможно было уже разобрать, ночь на дворе или день. Спустя некоторое время через дымовое отверстие в хижину спустился круг солнечного света, но он не побеспокоил спящих и вскоре начал угасать. Еще через некоторое время Иэн пошевелился в полудреме и, наполовину проснувшись, вскоре услышал какие-то встревожившие его звуки. Это пастухи вели коров с поля в отремонтированные загоны для дойки. Иэн снова погрузился в пучину, не замечая, как стемнело небо в дымовом отверстии и как позднее заглянула в него одинокая звезда.
Прежде чем звезда успела переместиться, Иэн проснулся, мгновенно и полностью. Меч оказался у него в руке еще до того, как он приподнялся и осознал, что же разбудило его. Затем он услышал:
— Eaorling! Eaorling!
Что-то было не так. Северяне кричали бы «thegn», валлийцы — «pendenic», люди Элинор — «господин». Иэн энергично пнул ногой Оуэна и Джеффри, поднимая их, распахнул дверь и выскочил наружу. К нему приближались три тени. Бежавший первым все еще задыхаясь вопил «eaorling», остальные двое бормотали, перебивая друг друга, на ломаном французском что-то, из чего Иэн смог разобрать только слова «стража… предупредить» от одного и «егерь» от другого.
— Тихо! — приказал Иэн. Мужчины приблизились, и первый упал на колени. Иэн даже в полумраке мог видеть, как дрожит его тело.
Господин! Господин!
— The leuedy! The leuedy! — простонал тот. Иэна обдало холодом. В Роузлинде была только одна «леди». Что-то случилось с Элинор. Неужели Джон, известный своей непредсказуемостью, прибыл в Роузлинд?
— Возьми себя в руки, — отрывисто произнес Иэн по-английски. — Говори медленно. Расскажи мне, что случилось с госпожой.
Элинор побывала в двух рыбачьих деревушках и осталась довольна результатами своих усилий. Старосты уверили ее, что если сами не сумеют достать любого гонца, направляющегося в Роузлинд на нанятой лодке, то обязательно засекут место, где он пристанет к берегу. И тогда в зависимости от обстановки либо попытаются взять его своими силами, либо обратятся к помощи держателя постоялого двора в городе Роузлинд или к помощи охотников. В любом случае, утверждали они, никакой гонец не доберется до замка морем.
Элинор надеялась попасть в замок еще до наступления полной темноты. Поглощенная своими мыслями и потерявшая бдительность, ибо находилась в самом сердце своих земель, Элинор не заметила отряда, выскочившего из небольшого леска. Она продолжала двигаться им навстречу, пока те не перекрыли дорогу. Только тогда один из ее людей выкрикнул предостережение, и Элинор резко натянула поводья. Но еще не успев завершить это движение, она сообразила, в какой переплет попала. Двигавшиеся навстречу люди не могли быть ее людьми.
— Назад! — крикнула она.
Воины расступились, чтобы пропустить ее, и снова сомкнулись за ней, развернув лошадей. Хлестнув плетьями, они бросились галопом. Если они смогут добраться до деревни, то оставалась еще возможность сдержать атакующих, пока не подоспеет помощь. Однако надежда эта прожила лишь несколько минут. Преследователи кричали им, что они не причинят вреда, уговаривали остановиться, но сами не тратили времени на ожидание ответа. Еще не рассеялся звук команды, как один из людей Элинор вскрикнул от боли. Он несколько секунд продержался в седле, а потом упал.
Деревня была слишком далеко. Хоть их лошади и получше, чем у преследователей, от стрел им не уйти. Точность выстрела, сразившего одного из воинов, могла быть случайной, но подобная же случайность могла убить и ее. Слишком много людей гнались за ними, чтобы иметь шанс спастись. Из двенадцати-четырнадцати стрел хотя бы одна или две обязательно попадут в кого-нибудь в такой плотной группе. Элинор могла бы, конечно, приказать своим людям рассеяться в разных направлениях, но это тоже было бесполезно. Это могло спасти ее солдат, но означало бы ее пленение. Надеяться, что преследователи могли ошибиться и погнаться не за тем, не приходилось. Еще было достаточно светло, чтобы они отличили ее наряд от одежды солдат.
Элинор не опасалась, что над ней хотят надругаться, но горько упрекала себя в том, что забыла, что после смерти Саймона снова стала желанной добычей для претендентов на брак. Иэн мог совершенно искренне кричать, что ему не нужны ее земли, но таких Иэнов немного в этой стране в эти времена. Многие мужчины охотно обесчестили бы себя и ее, лишь бы взять под свой контроль ее владения — и Саймона тоже, поскольку Адам был еще ребенком. Очередная стрела пролетела между двух ее людей и, едва не коснувшись ее лошади, улетела далеко вперед.
— Стой! — крикнула Элинор.
— Госпожа… — запротестовал Седрик.
— Они не причинят мне вреда, — уверила его Элинор. — Для их целей я нужна невредимой.
Она развернула лошадь и не спеша выступила навстречу преследователям. Кто бы ни похищал ее, этого человека ждет очень горькое раскаяние, решила она. Но не стоит, однако, предупреждать его об этом. Элинор опустила горящий взгляд и впилась зубами в нижнюю губу, стараясь обуздать свой гнев. Она успела справиться с собой к тому времени, как ее маленький отряд был окружен.
— Вы совершили ошибку, — спокойно произнесла она. — Ступайте своей дорогой и позвольте мне идти своей, и я не сообщу об этом инциденте моему нареченному мужу, лорду Иэну де Випону.
Элинор сказала это не без умысла, информируя похитителей, что она бесполезна в качестве похищенной невесты. Если она уже помолвлена, церковь охотно аннулирует насильственный брак. К тому же вес этой идее могло придать имя Иэна. Любой дворянин должен знать, что Иэн де Випон близок к королю и давно служит ему. Поэтому следовало ожидать, что Джон одобряет брак между Иэном и Элинор и заставит аннулировать любой другой брачный союз. Правда, Элинор на мгновение похолодела от мелькнувшей в ее мозгу мысли, что сам похититель мог оказаться одним из прихвостней Джона.
— Норманнская сука! — выкрикнул по-английски один из нападавших.
— Тихо! — прошипела Элинор, когда ее люди напряглись от гнева.
Этот возглас поставил ее в тупик, и ее ответная реакция, когда она сдержала своих людей, была инстинктивной, просто от безысходности положения. До Элинор понемногу начало доходить, что ни один слуга английского дворянина в те времена не мог бы использовать слова «норманнский» в уничижительном смысле. Все это никак не было связано с попыткой похищения невесты.
Это были разбойники — или по крайней мере часть шайки. Чего же они хотели? Неужели они настолько безумны, чтобы желать отомстить ей за зло, причиненное другими? Элинор опустила глаза на гриву своей лошади, чтобы скрыть страх. Она надеялась, что бандиты слишком заняты разоружением охраны, чтобы заметить ее участившееся дыхание и легкую дрожь в руках. Затем напряжение исчезло в ней. Выкуп! Ну конечно, они хотели получить за нее выкуп.
— Седрик, — сказала она, — спроси, можем ли мы вернуться назад и помочь моему раненому воину, если он еще жив.
За гортанным вопросом Седрика последовал горячий спор, за которым Элинор следила с живым интересом, хоть и не поднимая глаз от седла, чтобы бандиты не догадались, что она понимает их. Банда разделилась на две стороны — более смелых, которые хотели вернуться к раненому солдату, и более умеренных, которые с самого начала противились ее похищению и сейчас хотели только одного — побыстрее отступить в безопасный лес. Более осторожные теперь возобладали. Весь отряд пришел в движение и направился в укрытие, чтобы их не мог заметить какой-нибудь случайный путник.
Вскоре они остановились. Место стоянки сохраняло очевидные свидетельства недавнего проживания людей. Первым делом Элинор пообещала себе, что открутит егерю голову за то, что он просмотрел воровское гнездо в такой близости от города и замка. Через несколько минут, однако, она поняла, что это был не лагерь, а скорее просто место, где шайка останавливалась на отдых и, вероятно, поджидала новости об очередной жертве.
Стало почти совсем темно. Элинор решила уже было, что они здесь останутся на ночь, но вскоре поняла, что это не входило в намерения разбойников. Людей Элинор бандиты заставили спешиться, сняли с них доспехи и привязали за руки и за ноги к самым жалким из своих лошадей.
Затем разгорелся очередной спор. Осторожные хотели оставить Элинор в покое и не прикасаться к ней, даже не связывать ей запястья, предупреждая, что подобное оскорбление сделает месть неотвратимой. Они снова чуть не победили, но человек, назвавший Элинор «норманнской сукой», вдруг взорвался пламенной тирадой.
Элинор не все уловила из его речей, но услышала достаточно, чтобы понять, что тот напоминал своим товарищам о причиненных им страданиях и призывал не предоставлять одному из их ненавистных угнетателей ни малейшей поблажки и не позволять ей уютно покачиваться на своей лошади. Это вызвало ропот протеста, однако достаточно тихий. Элинор стащили с седла. Ее люди тщетно пытались вырваться из пут, оскорбленные таким отношением.
— Норманнская сука! — снова выкрикнул державший ее человек.
Элинор, затаив дыхание, следила за его лицом. Его ненависть явно побеждала здравый смысл. Хотя ее мало беспокоила чистота крови, Элинор не улыбалось быть изнасилованной четырнадцатью бандитами. Но с их стороны это было бы безумием. За такие вещи за ними бы началась охота во всех уголках Англии, но, по всей видимости, с ними не было понявшего бы это предводителя. А любая мысль, подсказанная им со стороны, лишь распалила бы их. Бандит сжал Элинор сильнее.
— Если вы причините мне вред, вас убьет ваш собственный командир, — спокойно заметила она.
Прежде чем тот успел ответить, кто-то наиболее нервный из отряда засуетился.
— Что-то движется, — взволнованно прошептал он. — Кто-то есть в лесу.
Они запустили стрелы сначала в одну сторону, потом — в другую. Наступила тишина, если не считать тяжелого дыхания людей, беспокойно осматривавшихся по сторонам.
— Поехали. Ради Бога, поехали. Возможно, из города прочесывают лес. Может быть, кто-то из ее охраны удрал и привел подмогу.
— Если кто-то и удрал, — прорычал все тот же, самый злобный, — то не за помощью. Никто не захочет помогать нашим господам.
— Что ни говори, а у меня был добрый господин, пока король не разорил его, — возразил другой. — Я помог бы ему, если б мог. Я предлагаю оставить эту леди здесь и сматываться.
— Это будет еще хуже. Неужели ты думаешь, что она промедлит хоть секунду, чтобы послать по нашим следам всю свою свору из замка? Вот о чем тебе следовало бы подумать, — фыркнул третий, тщедушного сложения. — Давайте уйдем подальше в лес, убьем их всех и закопаем поглубже. Никто не узнает.
— Дурак! Какая от этого выгода? — спросил бандит, первым предложивший похищение.
— Наши жизни — выгода. Они даже не повесят нас за это — они нас четвертуют.
— Они четвертуют нас так или иначе, — рассмеялся «норманнская сука». — Давайте перед тем, как похоронить ее, хотя бы попользуемся ею. Хоть такую выгоду получим. Потешиться с норманнской сукой будет немалым удовольствием. Я полагаю, их дырочки поизящнее, чем у наших женщин.
— Свинья ты, я совсем не эту выгоду имел в виду.
— Идиоты! Стоите тут и рассуждаете, то делать или это. Поехали, говорю. Когда уберемся отсюда подальше, тогда и потолкуем, что делать.
Иэн не позволял себе ни единой мысли об Элинор, иначе он сошел бы с ума. Вместо этого он сосредоточился на каждом конкретном шаге, который следовало предпринять. Пастухам было приказано снова увести скот на пастбище и рассеяться так, чтобы стадо стало лишней приманкой для грабителей. Всех людей разбудили и призвали к оружию. Егерь выбился из сил. Он не мог больше бегать. Вулфу из Ли пришлось посадить его к себе на лошадь, чтобы он мог руководить подготовкой.
Все, казалось, выполнялось в замедленном темпе, занимая миллионы лет, но Иэн не кричал на своих людей и не угрожал им. Осознать необходимость спешки значило пробить ту пелену, которая застила его мозг. Любая трещина в этой пелене как-то связала бы его с тем, что лежало за черной стеной, огораживавшей детство. И из этой щели выползло бы нечто такое, что уничтожило бы его, изменило до такой степени, что он в ответ уничтожил бы вокруг себя все и всех.
Рука Иэна чуть дернула поводья. Серый жеребец встал на дыбы и заржал, перебирая передними ногами. У Иэна пересохло в горле, и он ухватился крепче. Ужасы, скрывавшиеся за черной стеной, подступали ближе.
Вообще же от того момента, как Иэн понял, что сказал-ему егерь, до того, как отряд пустился в погоню, прошло от силы десять-пятнадцать минут. Гораздо больше времени заняла скачка по полям и пастбищам, которые отделяли их от леса, и в то же время гораздо меньше, чем требовалось преодолеть такое расстояние по бездорожью при безопасной езде. Иэн вел отряд галопом, и воины не отставали, ругаясь и молясь про себя, чтобы лошади не стряхнули их в темноту.
Взошла луна. Для людей, которые напрягали глаза в блеклом свете звезд, это было почти солнце. Впереди, однако, вставала полная тьма. Иэн непонимающе смотрел на нее, поглощенный лишь терзавшими его мыслями.
— Медленнее, хозяин, — умолял егерь. — Лес близко. Те, кого мы ищем, должно быть, ушли далеко, пока я шел пешком. Они могли услышать нас, или мы прозевали их разведчиков.
«Близко…» Именно это слово привлекло внимание Иэна и заставило его слушать и понимать. Он натянул поводья. Конь сопротивлялся, чувствуя его учащенное дыхание и лихорадочный пыл. Жеребец снова поднялся на дыбы и брыкнул. Это было благословение. Пока Иэн боролся с лошадью, пробиравшееся в его мозг безумие немного отступило. Оседлав лошадей, отряд шагом приблизился к лесу. Внезапно почти у самого уха Иэна просвистел козодой. На некотором расстоянии к югу из тени выделилась фигура и, пригибаясь, бегом направилась к приближавшемуся отряду. Козодой свистнул еще раз.
— Стойте, — приказал егерь. Иэн стиснул зубы и попробовал молиться.
— Они здесь не проезжали, — произнес грубый голос, когда бегущая тень наконец добралась до них. — Либо они где-то дальше в лесу, либо остановились. Поезжайте немного южнее. Где-то в лесу Горн.
Остановились. Если они остановились… Иэн ухватился за эту мысль, пережевывая и переваривая ее. Он повернул голову, чтобы отдать дальнейшие распоряжения Джейми Скотту, что ему нужно будет сделать, когда они настигнут банду. Люди Элинор давили на него сзади.
— Спокойно! — скомандовал Иэн. Их сердитый ропот еще более подогревал его гнев, который он пока сдерживал.
Они снова двинулись вперед, теперь уже не спеша, поскольку кроны деревьев закрывали лунный свет и существовала постоянная опасность быть сброшенным на землю низко нависавшими ветвями. Охотник с хриплым голосом тоже пристроился к кому-то на лошадь, время от времени издавая свист козодоя. От жутких звуков Иэну было не по себе. Каждый раз что-то вздрагивало внутри. Наконец птичий свист разбудил кого-то другого — за свистом почти мгновенно последовал крик ласки.
Иэн подпрыгнул, но егерь удовлетворенно хмыкнул и снова приказал остановиться. Из-за деревьев выскользнул Горн, кивнув, когда козодой свистнул еще раз. Он ничего не сказал, но, убедившись, что его хорошо видно, махнул им рукой следовать за ним и побежал к югу. Иэн переместил щит на руку и отцепил от седла «утреннюю звезду». Оуэн недоуменно уставился на него. Он никогда не видел, чтобы господин прежде пользовался этим оружием, и не раз выслушивал от него, когда сам пробовал попользоваться им, что это смертоносное оружие можно брать в руки лишь при крайней необходимости. Оуэн надел щит себе на руку. Затем он услышал голос Иэна, тихий и монотонный.
— Вы что-то сказали, господин?
Ответа не последовало. «Утренняя звезда» зловеще покачивалась на колючей цепи, а продолжающийся поток слов был слишком неразборчив. Оуэн нервно облизал губы и плотно надел шлем поверх кольчужного капюшона. Ожидалось что-то очень плохое. Ждать оставалось недолго, что было и к лучшему, поскольку рассудок Иэна все ближе и ближе подходил к грани умопомешательства.
Горн остановился и указал рукой вперед. Оттуда доносился слабый звук голосов — их тон указывал на то, что люди кричали, хотя расстояние делало слова неразборчивыми. Оба егеря соскочили с крупов лошадей и двинулись на запад. Иэн подал знак, и часть отряда с Джейми во главе последовала за ними.
— Жди, — прошептал Иэн сам себе. — Жди… Жди… Не испорти все. Жди!
Наконец просвистел козодой.
— Вперед! — Иэн приказал негромко, но воины услышали.
Они бросились в бой с ревом, возраставшим, пока не раздался одиночный крик тревоги. Затем все стихло.
— Вперед! — прорычал Иэн, пришпоривая коня. Казалось, последние несколько ярдов жеребец преодолел одним прыжком. Иэн ворвался на небольшую поляну, в центре которой стояли три человека, окруженные гораздо большей группой сидевших. Все словно приросли к земле от неожиданности.
Следующим прыжком жеребец оказался среди бандитов. Один отлетел под ударом лошадиного плеча, другой завопил, попав под кованные железом копыта. Страшный удар «утренней звезды» выплеснул мозги из головы третьего. Этот вообще не вскрикнул, но другой взвыл, когда следующий удар снес ему половину лица, и продолжал кричать, уже упав. Сцена действия полностью переменилась. Поляна наполнилась бешеным движением всадников, размахивающих оружием, и бегущих, укорачивающихся и ползущих, кричащих от боли и ужаса.
— Бейте их! — кричал Иэн. — Бейте их! Бейте их! Он снова взмахнул «звездой», но промахнулся, когда жеребец рванулся мимо окровавленного, белого как снег существа, в мольбе протягивавшего вверх безумные руки. Выругавшись, Иэн освободил крепление щита и сбросил его с руки, затем соскочил с коня и снова, и снова, и снова бил своим чудовищным оружием. Мельком он увидел груду тел на одном краю поляны, а чуть сбоку — меньшую кучу, в которой даже при неверном свете луны виднелось платье знатной женщины.
7.
— Пожалуйста, господин, — тихо произнес Джеффри, — я буду в точности выполнять ваши приказы. Я не сделаю ни одного лишнего движения, не скажу ни одного лишнего слова без вашей команды. Пожалуйста, позвольте мне пойти с вами. Я не забуду, что моя неосторожность может повредить вам.
— Очень хорошо, Джеффри, мне это полностью подходит, — бесстрастно ответил Иэн.
По правде говоря, ему понравился выбор, сделанный Джеффри. Как ни мудро он выразил условия, чтобы помочь Джеффри сохранить лицо, в душе Иэн посчитал бы трусостью, если бы мальчик решил остаться сзади. «Храброе сердце, — мимоходом подумал Иэн. — Хорошая кровь сказывается, и, Бог даст, я избавлю парня от того, что натворила эта королевская сука. Я спасу его, и он будет прекрасным человеком». Иэн потянулся и зевнул.
— Скажи Оуэну, чтобы он, когда покормит и напоит лошадей, шел сюда и поспал немного. Ты тоже поспи. Нам придется караулить всю ночь.
Поскольку делать было больше нечего, Иэн вытащил из-за пояса меч и положил его рядом с одним из соломенных тюфяков, разложенных на полу, завернулся в свой меховой плащ и погрузился в сон. Последней мыслью было — не забыть сказать Элинор почистить его от вшей, как только он вернется в Роузлинд. Он предпочел бы спать на голом полу вместо кишевшего паразитами матраса, но по своему печальному опыту знал, эти бестии достанут его, где бы он ни лежал, так что уж лучше было воспользоваться хоть минимальным комфортом в компенсацию за предстоявшие укусы.
Вернувшись, мальчики закрыли дверь, и в хижине невозможно было уже разобрать, ночь на дворе или день. Спустя некоторое время через дымовое отверстие в хижину спустился круг солнечного света, но он не побеспокоил спящих и вскоре начал угасать. Еще через некоторое время Иэн пошевелился в полудреме и, наполовину проснувшись, вскоре услышал какие-то встревожившие его звуки. Это пастухи вели коров с поля в отремонтированные загоны для дойки. Иэн снова погрузился в пучину, не замечая, как стемнело небо в дымовом отверстии и как позднее заглянула в него одинокая звезда.
Прежде чем звезда успела переместиться, Иэн проснулся, мгновенно и полностью. Меч оказался у него в руке еще до того, как он приподнялся и осознал, что же разбудило его. Затем он услышал:
— Eaorling! Eaorling!
Что-то было не так. Северяне кричали бы «thegn», валлийцы — «pendenic», люди Элинор — «господин». Иэн энергично пнул ногой Оуэна и Джеффри, поднимая их, распахнул дверь и выскочил наружу. К нему приближались три тени. Бежавший первым все еще задыхаясь вопил «eaorling», остальные двое бормотали, перебивая друг друга, на ломаном французском что-то, из чего Иэн смог разобрать только слова «стража… предупредить» от одного и «егерь» от другого.
— Тихо! — приказал Иэн. Мужчины приблизились, и первый упал на колени. Иэн даже в полумраке мог видеть, как дрожит его тело.
Господин! Господин!
— The leuedy! The leuedy! — простонал тот. Иэна обдало холодом. В Роузлинде была только одна «леди». Что-то случилось с Элинор. Неужели Джон, известный своей непредсказуемостью, прибыл в Роузлинд?
— Возьми себя в руки, — отрывисто произнес Иэн по-английски. — Говори медленно. Расскажи мне, что случилось с госпожой.
Элинор побывала в двух рыбачьих деревушках и осталась довольна результатами своих усилий. Старосты уверили ее, что если сами не сумеют достать любого гонца, направляющегося в Роузлинд на нанятой лодке, то обязательно засекут место, где он пристанет к берегу. И тогда в зависимости от обстановки либо попытаются взять его своими силами, либо обратятся к помощи держателя постоялого двора в городе Роузлинд или к помощи охотников. В любом случае, утверждали они, никакой гонец не доберется до замка морем.
Элинор надеялась попасть в замок еще до наступления полной темноты. Поглощенная своими мыслями и потерявшая бдительность, ибо находилась в самом сердце своих земель, Элинор не заметила отряда, выскочившего из небольшого леска. Она продолжала двигаться им навстречу, пока те не перекрыли дорогу. Только тогда один из ее людей выкрикнул предостережение, и Элинор резко натянула поводья. Но еще не успев завершить это движение, она сообразила, в какой переплет попала. Двигавшиеся навстречу люди не могли быть ее людьми.
— Назад! — крикнула она.
Воины расступились, чтобы пропустить ее, и снова сомкнулись за ней, развернув лошадей. Хлестнув плетьями, они бросились галопом. Если они смогут добраться до деревни, то оставалась еще возможность сдержать атакующих, пока не подоспеет помощь. Однако надежда эта прожила лишь несколько минут. Преследователи кричали им, что они не причинят вреда, уговаривали остановиться, но сами не тратили времени на ожидание ответа. Еще не рассеялся звук команды, как один из людей Элинор вскрикнул от боли. Он несколько секунд продержался в седле, а потом упал.
Деревня была слишком далеко. Хоть их лошади и получше, чем у преследователей, от стрел им не уйти. Точность выстрела, сразившего одного из воинов, могла быть случайной, но подобная же случайность могла убить и ее. Слишком много людей гнались за ними, чтобы иметь шанс спастись. Из двенадцати-четырнадцати стрел хотя бы одна или две обязательно попадут в кого-нибудь в такой плотной группе. Элинор могла бы, конечно, приказать своим людям рассеяться в разных направлениях, но это тоже было бесполезно. Это могло спасти ее солдат, но означало бы ее пленение. Надеяться, что преследователи могли ошибиться и погнаться не за тем, не приходилось. Еще было достаточно светло, чтобы они отличили ее наряд от одежды солдат.
Элинор не опасалась, что над ней хотят надругаться, но горько упрекала себя в том, что забыла, что после смерти Саймона снова стала желанной добычей для претендентов на брак. Иэн мог совершенно искренне кричать, что ему не нужны ее земли, но таких Иэнов немного в этой стране в эти времена. Многие мужчины охотно обесчестили бы себя и ее, лишь бы взять под свой контроль ее владения — и Саймона тоже, поскольку Адам был еще ребенком. Очередная стрела пролетела между двух ее людей и, едва не коснувшись ее лошади, улетела далеко вперед.
— Стой! — крикнула Элинор.
— Госпожа… — запротестовал Седрик.
— Они не причинят мне вреда, — уверила его Элинор. — Для их целей я нужна невредимой.
Она развернула лошадь и не спеша выступила навстречу преследователям. Кто бы ни похищал ее, этого человека ждет очень горькое раскаяние, решила она. Но не стоит, однако, предупреждать его об этом. Элинор опустила горящий взгляд и впилась зубами в нижнюю губу, стараясь обуздать свой гнев. Она успела справиться с собой к тому времени, как ее маленький отряд был окружен.
— Вы совершили ошибку, — спокойно произнесла она. — Ступайте своей дорогой и позвольте мне идти своей, и я не сообщу об этом инциденте моему нареченному мужу, лорду Иэну де Випону.
Элинор сказала это не без умысла, информируя похитителей, что она бесполезна в качестве похищенной невесты. Если она уже помолвлена, церковь охотно аннулирует насильственный брак. К тому же вес этой идее могло придать имя Иэна. Любой дворянин должен знать, что Иэн де Випон близок к королю и давно служит ему. Поэтому следовало ожидать, что Джон одобряет брак между Иэном и Элинор и заставит аннулировать любой другой брачный союз. Правда, Элинор на мгновение похолодела от мелькнувшей в ее мозгу мысли, что сам похититель мог оказаться одним из прихвостней Джона.
— Норманнская сука! — выкрикнул по-английски один из нападавших.
— Тихо! — прошипела Элинор, когда ее люди напряглись от гнева.
Этот возглас поставил ее в тупик, и ее ответная реакция, когда она сдержала своих людей, была инстинктивной, просто от безысходности положения. До Элинор понемногу начало доходить, что ни один слуга английского дворянина в те времена не мог бы использовать слова «норманнский» в уничижительном смысле. Все это никак не было связано с попыткой похищения невесты.
Это были разбойники — или по крайней мере часть шайки. Чего же они хотели? Неужели они настолько безумны, чтобы желать отомстить ей за зло, причиненное другими? Элинор опустила глаза на гриву своей лошади, чтобы скрыть страх. Она надеялась, что бандиты слишком заняты разоружением охраны, чтобы заметить ее участившееся дыхание и легкую дрожь в руках. Затем напряжение исчезло в ней. Выкуп! Ну конечно, они хотели получить за нее выкуп.
— Седрик, — сказала она, — спроси, можем ли мы вернуться назад и помочь моему раненому воину, если он еще жив.
За гортанным вопросом Седрика последовал горячий спор, за которым Элинор следила с живым интересом, хоть и не поднимая глаз от седла, чтобы бандиты не догадались, что она понимает их. Банда разделилась на две стороны — более смелых, которые хотели вернуться к раненому солдату, и более умеренных, которые с самого начала противились ее похищению и сейчас хотели только одного — побыстрее отступить в безопасный лес. Более осторожные теперь возобладали. Весь отряд пришел в движение и направился в укрытие, чтобы их не мог заметить какой-нибудь случайный путник.
Вскоре они остановились. Место стоянки сохраняло очевидные свидетельства недавнего проживания людей. Первым делом Элинор пообещала себе, что открутит егерю голову за то, что он просмотрел воровское гнездо в такой близости от города и замка. Через несколько минут, однако, она поняла, что это был не лагерь, а скорее просто место, где шайка останавливалась на отдых и, вероятно, поджидала новости об очередной жертве.
Стало почти совсем темно. Элинор решила уже было, что они здесь останутся на ночь, но вскоре поняла, что это не входило в намерения разбойников. Людей Элинор бандиты заставили спешиться, сняли с них доспехи и привязали за руки и за ноги к самым жалким из своих лошадей.
Затем разгорелся очередной спор. Осторожные хотели оставить Элинор в покое и не прикасаться к ней, даже не связывать ей запястья, предупреждая, что подобное оскорбление сделает месть неотвратимой. Они снова чуть не победили, но человек, назвавший Элинор «норманнской сукой», вдруг взорвался пламенной тирадой.
Элинор не все уловила из его речей, но услышала достаточно, чтобы понять, что тот напоминал своим товарищам о причиненных им страданиях и призывал не предоставлять одному из их ненавистных угнетателей ни малейшей поблажки и не позволять ей уютно покачиваться на своей лошади. Это вызвало ропот протеста, однако достаточно тихий. Элинор стащили с седла. Ее люди тщетно пытались вырваться из пут, оскорбленные таким отношением.
— Норманнская сука! — снова выкрикнул державший ее человек.
Элинор, затаив дыхание, следила за его лицом. Его ненависть явно побеждала здравый смысл. Хотя ее мало беспокоила чистота крови, Элинор не улыбалось быть изнасилованной четырнадцатью бандитами. Но с их стороны это было бы безумием. За такие вещи за ними бы началась охота во всех уголках Англии, но, по всей видимости, с ними не было понявшего бы это предводителя. А любая мысль, подсказанная им со стороны, лишь распалила бы их. Бандит сжал Элинор сильнее.
— Если вы причините мне вред, вас убьет ваш собственный командир, — спокойно заметила она.
Прежде чем тот успел ответить, кто-то наиболее нервный из отряда засуетился.
— Что-то движется, — взволнованно прошептал он. — Кто-то есть в лесу.
Они запустили стрелы сначала в одну сторону, потом — в другую. Наступила тишина, если не считать тяжелого дыхания людей, беспокойно осматривавшихся по сторонам.
— Поехали. Ради Бога, поехали. Возможно, из города прочесывают лес. Может быть, кто-то из ее охраны удрал и привел подмогу.
— Если кто-то и удрал, — прорычал все тот же, самый злобный, — то не за помощью. Никто не захочет помогать нашим господам.
— Что ни говори, а у меня был добрый господин, пока король не разорил его, — возразил другой. — Я помог бы ему, если б мог. Я предлагаю оставить эту леди здесь и сматываться.
— Это будет еще хуже. Неужели ты думаешь, что она промедлит хоть секунду, чтобы послать по нашим следам всю свою свору из замка? Вот о чем тебе следовало бы подумать, — фыркнул третий, тщедушного сложения. — Давайте уйдем подальше в лес, убьем их всех и закопаем поглубже. Никто не узнает.
— Дурак! Какая от этого выгода? — спросил бандит, первым предложивший похищение.
— Наши жизни — выгода. Они даже не повесят нас за это — они нас четвертуют.
— Они четвертуют нас так или иначе, — рассмеялся «норманнская сука». — Давайте перед тем, как похоронить ее, хотя бы попользуемся ею. Хоть такую выгоду получим. Потешиться с норманнской сукой будет немалым удовольствием. Я полагаю, их дырочки поизящнее, чем у наших женщин.
— Свинья ты, я совсем не эту выгоду имел в виду.
— Идиоты! Стоите тут и рассуждаете, то делать или это. Поехали, говорю. Когда уберемся отсюда подальше, тогда и потолкуем, что делать.
Иэн не позволял себе ни единой мысли об Элинор, иначе он сошел бы с ума. Вместо этого он сосредоточился на каждом конкретном шаге, который следовало предпринять. Пастухам было приказано снова увести скот на пастбище и рассеяться так, чтобы стадо стало лишней приманкой для грабителей. Всех людей разбудили и призвали к оружию. Егерь выбился из сил. Он не мог больше бегать. Вулфу из Ли пришлось посадить его к себе на лошадь, чтобы он мог руководить подготовкой.
Все, казалось, выполнялось в замедленном темпе, занимая миллионы лет, но Иэн не кричал на своих людей и не угрожал им. Осознать необходимость спешки значило пробить ту пелену, которая застила его мозг. Любая трещина в этой пелене как-то связала бы его с тем, что лежало за черной стеной, огораживавшей детство. И из этой щели выползло бы нечто такое, что уничтожило бы его, изменило до такой степени, что он в ответ уничтожил бы вокруг себя все и всех.
Рука Иэна чуть дернула поводья. Серый жеребец встал на дыбы и заржал, перебирая передними ногами. У Иэна пересохло в горле, и он ухватился крепче. Ужасы, скрывавшиеся за черной стеной, подступали ближе.
Вообще же от того момента, как Иэн понял, что сказал-ему егерь, до того, как отряд пустился в погоню, прошло от силы десять-пятнадцать минут. Гораздо больше времени заняла скачка по полям и пастбищам, которые отделяли их от леса, и в то же время гораздо меньше, чем требовалось преодолеть такое расстояние по бездорожью при безопасной езде. Иэн вел отряд галопом, и воины не отставали, ругаясь и молясь про себя, чтобы лошади не стряхнули их в темноту.
Взошла луна. Для людей, которые напрягали глаза в блеклом свете звезд, это было почти солнце. Впереди, однако, вставала полная тьма. Иэн непонимающе смотрел на нее, поглощенный лишь терзавшими его мыслями.
— Медленнее, хозяин, — умолял егерь. — Лес близко. Те, кого мы ищем, должно быть, ушли далеко, пока я шел пешком. Они могли услышать нас, или мы прозевали их разведчиков.
«Близко…» Именно это слово привлекло внимание Иэна и заставило его слушать и понимать. Он натянул поводья. Конь сопротивлялся, чувствуя его учащенное дыхание и лихорадочный пыл. Жеребец снова поднялся на дыбы и брыкнул. Это было благословение. Пока Иэн боролся с лошадью, пробиравшееся в его мозг безумие немного отступило. Оседлав лошадей, отряд шагом приблизился к лесу. Внезапно почти у самого уха Иэна просвистел козодой. На некотором расстоянии к югу из тени выделилась фигура и, пригибаясь, бегом направилась к приближавшемуся отряду. Козодой свистнул еще раз.
— Стойте, — приказал егерь. Иэн стиснул зубы и попробовал молиться.
— Они здесь не проезжали, — произнес грубый голос, когда бегущая тень наконец добралась до них. — Либо они где-то дальше в лесу, либо остановились. Поезжайте немного южнее. Где-то в лесу Горн.
Остановились. Если они остановились… Иэн ухватился за эту мысль, пережевывая и переваривая ее. Он повернул голову, чтобы отдать дальнейшие распоряжения Джейми Скотту, что ему нужно будет сделать, когда они настигнут банду. Люди Элинор давили на него сзади.
— Спокойно! — скомандовал Иэн. Их сердитый ропот еще более подогревал его гнев, который он пока сдерживал.
Они снова двинулись вперед, теперь уже не спеша, поскольку кроны деревьев закрывали лунный свет и существовала постоянная опасность быть сброшенным на землю низко нависавшими ветвями. Охотник с хриплым голосом тоже пристроился к кому-то на лошадь, время от времени издавая свист козодоя. От жутких звуков Иэну было не по себе. Каждый раз что-то вздрагивало внутри. Наконец птичий свист разбудил кого-то другого — за свистом почти мгновенно последовал крик ласки.
Иэн подпрыгнул, но егерь удовлетворенно хмыкнул и снова приказал остановиться. Из-за деревьев выскользнул Горн, кивнув, когда козодой свистнул еще раз. Он ничего не сказал, но, убедившись, что его хорошо видно, махнул им рукой следовать за ним и побежал к югу. Иэн переместил щит на руку и отцепил от седла «утреннюю звезду». Оуэн недоуменно уставился на него. Он никогда не видел, чтобы господин прежде пользовался этим оружием, и не раз выслушивал от него, когда сам пробовал попользоваться им, что это смертоносное оружие можно брать в руки лишь при крайней необходимости. Оуэн надел щит себе на руку. Затем он услышал голос Иэна, тихий и монотонный.
— Вы что-то сказали, господин?
Ответа не последовало. «Утренняя звезда» зловеще покачивалась на колючей цепи, а продолжающийся поток слов был слишком неразборчив. Оуэн нервно облизал губы и плотно надел шлем поверх кольчужного капюшона. Ожидалось что-то очень плохое. Ждать оставалось недолго, что было и к лучшему, поскольку рассудок Иэна все ближе и ближе подходил к грани умопомешательства.
Горн остановился и указал рукой вперед. Оттуда доносился слабый звук голосов — их тон указывал на то, что люди кричали, хотя расстояние делало слова неразборчивыми. Оба егеря соскочили с крупов лошадей и двинулись на запад. Иэн подал знак, и часть отряда с Джейми во главе последовала за ними.
— Жди, — прошептал Иэн сам себе. — Жди… Жди… Не испорти все. Жди!
Наконец просвистел козодой.
— Вперед! — Иэн приказал негромко, но воины услышали.
Они бросились в бой с ревом, возраставшим, пока не раздался одиночный крик тревоги. Затем все стихло.
— Вперед! — прорычал Иэн, пришпоривая коня. Казалось, последние несколько ярдов жеребец преодолел одним прыжком. Иэн ворвался на небольшую поляну, в центре которой стояли три человека, окруженные гораздо большей группой сидевших. Все словно приросли к земле от неожиданности.
Следующим прыжком жеребец оказался среди бандитов. Один отлетел под ударом лошадиного плеча, другой завопил, попав под кованные железом копыта. Страшный удар «утренней звезды» выплеснул мозги из головы третьего. Этот вообще не вскрикнул, но другой взвыл, когда следующий удар снес ему половину лица, и продолжал кричать, уже упав. Сцена действия полностью переменилась. Поляна наполнилась бешеным движением всадников, размахивающих оружием, и бегущих, укорачивающихся и ползущих, кричащих от боли и ужаса.
— Бейте их! — кричал Иэн. — Бейте их! Бейте их! Он снова взмахнул «звездой», но промахнулся, когда жеребец рванулся мимо окровавленного, белого как снег существа, в мольбе протягивавшего вверх безумные руки. Выругавшись, Иэн освободил крепление щита и сбросил его с руки, затем соскочил с коня и снова, и снова, и снова бил своим чудовищным оружием. Мельком он увидел груду тел на одном краю поляны, а чуть сбоку — меньшую кучу, в которой даже при неверном свете луны виднелось платье знатной женщины.
7.
— Иэн! Иэн! Остановись! Остановись, Иэн!
Никакой мужской голос не мог достигнуть такой высоты тембра. Никто не мог бы звать его по имени. Как долго до него доходило, что он слышит ее? Иэн разжал руку, державшую «утреннюю звезду», позволив петле рукоятки смертоносного орудия соскользнуть с запястья. Он поднял взгляд с того месива, что лежало под его ногами. Он должен был бы испытать огромное облегчение, когда увидел Элинор, целую и невредимую. И он действительно почувствовал радость, но она была как-то странно приглушенной, словно чувства его были придавлены тяжелым грузом.
Элинор была вся вымазана кровью, но это не поразило его. Хоть он действительно в тот момент был не способен испытать потрясение, он просто знал, что эта кровь не ее, что это брызги от искромсанных его оружием тел, которыми была усыпана вся поляна. Элинор медленно подняла руки и закрыла лицо.
Иэн смотрел на нее, узнавая, но ничего не чувствуя. Его удивляло лишь отсутствие человеческих голосов. Только лошади топали копытами и нервно ржали, и еще был слышен тихий рыдающий звук. Иэн внимательнее посмотрел на Элинор, но нет, этот звук исходил не от нее.
— Иэн, — ласково позвала она.
Все это выглядело очень странно. Иэн чувствовал холод и усталость и как будто все были чужими ему. Очень странно. Он слегка повернул голову в одну сторону, потом — в другую. Его солдаты расступились настолько широко, насколько позволяла поляна. На поляне оставались лишь останки того, что прежде было людьми — наверное, людьми, сейчас уже трудно было сказать. Иэн снова посмотрел на Элинор.
— Я потерял самообладание, — сказал он неуверенно, а потом, не сразу, вспомнил, почему. — Я думал… С тобой все в порядке? Они…
— Я совершенно невредима. Цела и невредима. Никто не прикасался ко мне, если не считать того, что они связали мне руки и пересадили с одной лошади на другую.
Элинор произносила слова медленно и аккуратно, голос ее был избыточно ласковым, но глаза Иэна уже смотрели вполне осмысленно, лишь слегка затененные беспокойством. Элинор опустила руки со своего лица на его плечи. Он вздохнул, вспоминая царивший тут ужас, но как нечто далекое, уже почти забытое.
— Ты так лежала — я думал, ты умерла.
— Нет. Эти идиоты даже не отобрали у меня нож для еды и связали запястья спереди. Я свернулась так, чтобы они не видели, как я перерезаю веревку, пока они спорили.
— Понимаю. Что ж, слава Богу, мы прибыли вовремя. — Он снова осмотрелся кругом. Резня, конечно, казалась неоправданно жестокой, но что же здесь было не так. — Элинор, ты помнишь, сколько их было?
— Четырнадцать, — сразу же ответила она, не сводя с него глаз.
Он не мог понять выражения ее лица. Это тоже было очень странно, но он слишком устал, чтобы спрашивать.
— Ладно, — ответил он. — Ты не теряешь голову.
— А почему я должна была ее терять? Я даже не очень испугалась. — Если бы Элинор даже тряслась до самых пяток, она не призналась бы в этом. Снова расстраивать Иэна — последнее, чего ей хотелось. Она опустила одну руку с его плеча, а другой коснулась его щеки. — Тебе не следовало позволять себе так расстраиваться, — ласково произнесла она. — Если бы они были умные, то никогда не посмели бы прикоснуться ко мне. А поскольку они были столь глупы, что попытались похитить меня, тебе следовало бы знать, что я уж как-нибудь сумею не подпустить их к себе, пока ты найдешь меня.
Иэн снова вздохнул. Он удивлялся, почему Элинор сказала, что он был расстроен. Как же он устал! Рука болела, словно он сражался целый день. Однако не могло же столько времени занять покорение четырнадцати слабо вооруженных и плохо подготовленных мужиков. Он отвернулся от Элинор и пересчитал трупы. Одиннадцать. Троих не хватало. Именно это ему казалось странным. Глаза его обежали выстроившихся кругом воинов.
— Вы позволили троим бежать, — сурово произнес он.
— Nae, thegnP — ответил Джейми. Он подал знак, и вперед вывели троих дрожащих несчастных.
— Убейте их, — ровным тоном приказал Иэн.
— Иэн, — взмолилась Элинор, положив ладонь на его руку. — Они не причинили мне вреда.
Нет, господин!
Он посмотрел на нее.
— Они решились угрожать насилием знатной даме. Если бы даже они осмелились только подумать об этом, они заслуживали бы смерти. — Он резко кивнул своим солдатам и повторил властно: — Убейте их. — Элинор же он сказал: — Я просто спешу, иначе бы публично четвертовал их в городе, чтоб неповадно было другим.
Безумие совершенно прошло, поняла Элинор, наблюдая за ним. В его приказе убить не было ни ненависти, ни каких-либо других эмоций. Это был рассудочный, взвешенный поступок. Чем больше Элинор думала об этом, тем яснее понимала, что была бы способна отдать точно такой же приказ, если бы ее и так не тошнило от уже виденного. Кроме того, она уже почти не верила, что все это могло случиться. Она не могла поверить, что группа простолюдинов осмелилась похитить высокородную даму. Такие вещи никогда не случались на ее землях прежде, и ей никогда не приходилось задумываться над тем, каким должно быть наказание за подобное преступление. Теперь же, когда пришлось задуматься, она кивнула вслед Иэну.
— Вы правы, милорд.
С этими словами все люди, стоявшие на поляне, словно очнулись от сна. Раздался шум голосов, и наказание было быстро приведено в исполнение. Вперед вышел Оуэн, держа в руках брошенный Иэном щит. Он протянул его своему хозяину, который изумленно уставился на него, а затем автоматическим движением надел щит на плечо. Элинор неодобрительно цокнула языком, но ничего не сказала. Оуэн наклонился и поднял с земли «утреннюю звезду», которая была до самой рукоятки заляпана кровью и кусками человеческой плоти.
Никакой мужской голос не мог достигнуть такой высоты тембра. Никто не мог бы звать его по имени. Как долго до него доходило, что он слышит ее? Иэн разжал руку, державшую «утреннюю звезду», позволив петле рукоятки смертоносного орудия соскользнуть с запястья. Он поднял взгляд с того месива, что лежало под его ногами. Он должен был бы испытать огромное облегчение, когда увидел Элинор, целую и невредимую. И он действительно почувствовал радость, но она была как-то странно приглушенной, словно чувства его были придавлены тяжелым грузом.
Элинор была вся вымазана кровью, но это не поразило его. Хоть он действительно в тот момент был не способен испытать потрясение, он просто знал, что эта кровь не ее, что это брызги от искромсанных его оружием тел, которыми была усыпана вся поляна. Элинор медленно подняла руки и закрыла лицо.
Иэн смотрел на нее, узнавая, но ничего не чувствуя. Его удивляло лишь отсутствие человеческих голосов. Только лошади топали копытами и нервно ржали, и еще был слышен тихий рыдающий звук. Иэн внимательнее посмотрел на Элинор, но нет, этот звук исходил не от нее.
— Иэн, — ласково позвала она.
Все это выглядело очень странно. Иэн чувствовал холод и усталость и как будто все были чужими ему. Очень странно. Он слегка повернул голову в одну сторону, потом — в другую. Его солдаты расступились настолько широко, насколько позволяла поляна. На поляне оставались лишь останки того, что прежде было людьми — наверное, людьми, сейчас уже трудно было сказать. Иэн снова посмотрел на Элинор.
— Я потерял самообладание, — сказал он неуверенно, а потом, не сразу, вспомнил, почему. — Я думал… С тобой все в порядке? Они…
— Я совершенно невредима. Цела и невредима. Никто не прикасался ко мне, если не считать того, что они связали мне руки и пересадили с одной лошади на другую.
Элинор произносила слова медленно и аккуратно, голос ее был избыточно ласковым, но глаза Иэна уже смотрели вполне осмысленно, лишь слегка затененные беспокойством. Элинор опустила руки со своего лица на его плечи. Он вздохнул, вспоминая царивший тут ужас, но как нечто далекое, уже почти забытое.
— Ты так лежала — я думал, ты умерла.
— Нет. Эти идиоты даже не отобрали у меня нож для еды и связали запястья спереди. Я свернулась так, чтобы они не видели, как я перерезаю веревку, пока они спорили.
— Понимаю. Что ж, слава Богу, мы прибыли вовремя. — Он снова осмотрелся кругом. Резня, конечно, казалась неоправданно жестокой, но что же здесь было не так. — Элинор, ты помнишь, сколько их было?
— Четырнадцать, — сразу же ответила она, не сводя с него глаз.
Он не мог понять выражения ее лица. Это тоже было очень странно, но он слишком устал, чтобы спрашивать.
— Ладно, — ответил он. — Ты не теряешь голову.
— А почему я должна была ее терять? Я даже не очень испугалась. — Если бы Элинор даже тряслась до самых пяток, она не призналась бы в этом. Снова расстраивать Иэна — последнее, чего ей хотелось. Она опустила одну руку с его плеча, а другой коснулась его щеки. — Тебе не следовало позволять себе так расстраиваться, — ласково произнесла она. — Если бы они были умные, то никогда не посмели бы прикоснуться ко мне. А поскольку они были столь глупы, что попытались похитить меня, тебе следовало бы знать, что я уж как-нибудь сумею не подпустить их к себе, пока ты найдешь меня.
Иэн снова вздохнул. Он удивлялся, почему Элинор сказала, что он был расстроен. Как же он устал! Рука болела, словно он сражался целый день. Однако не могло же столько времени занять покорение четырнадцати слабо вооруженных и плохо подготовленных мужиков. Он отвернулся от Элинор и пересчитал трупы. Одиннадцать. Троих не хватало. Именно это ему казалось странным. Глаза его обежали выстроившихся кругом воинов.
— Вы позволили троим бежать, — сурово произнес он.
— Nae, thegnP — ответил Джейми. Он подал знак, и вперед вывели троих дрожащих несчастных.
— Убейте их, — ровным тоном приказал Иэн.
— Иэн, — взмолилась Элинор, положив ладонь на его руку. — Они не причинили мне вреда.
Нет, господин!
Он посмотрел на нее.
— Они решились угрожать насилием знатной даме. Если бы даже они осмелились только подумать об этом, они заслуживали бы смерти. — Он резко кивнул своим солдатам и повторил властно: — Убейте их. — Элинор же он сказал: — Я просто спешу, иначе бы публично четвертовал их в городе, чтоб неповадно было другим.
Безумие совершенно прошло, поняла Элинор, наблюдая за ним. В его приказе убить не было ни ненависти, ни каких-либо других эмоций. Это был рассудочный, взвешенный поступок. Чем больше Элинор думала об этом, тем яснее понимала, что была бы способна отдать точно такой же приказ, если бы ее и так не тошнило от уже виденного. Кроме того, она уже почти не верила, что все это могло случиться. Она не могла поверить, что группа простолюдинов осмелилась похитить высокородную даму. Такие вещи никогда не случались на ее землях прежде, и ей никогда не приходилось задумываться над тем, каким должно быть наказание за подобное преступление. Теперь же, когда пришлось задуматься, она кивнула вслед Иэну.
— Вы правы, милорд.
С этими словами все люди, стоявшие на поляне, словно очнулись от сна. Раздался шум голосов, и наказание было быстро приведено в исполнение. Вперед вышел Оуэн, держа в руках брошенный Иэном щит. Он протянул его своему хозяину, который изумленно уставился на него, а затем автоматическим движением надел щит на плечо. Элинор неодобрительно цокнула языком, но ничего не сказала. Оуэн наклонился и поднял с земли «утреннюю звезду», которая была до самой рукоятки заляпана кровью и кусками человеческой плоти.