Малькарисс, Владыка бездонных пустот, Властитель провалов черных, Я Надаз, Хозяина Голос, я тот, Кому твои слуги покорны. Услышь меня, мрака ночного Король, Что нашею правит судьбой, Властитель пещер под земною корой, К тебе мы приходим с мольбой.
   — Говори, Надаз. Скажи, что мое царство готово. — Голос Малькарисса более походил на сдавленное шипение, прорывавшееся сквозь ряд неподвижных кристаллических зубов статуи и отдававшееся эхом в каменных сводах.
   Крыса в пурпурном облачении молитвенно простерла к нему лапы:
   — Владыка Малькарисс, камни не сдвинутся сами с места и не обтешут сами свои бока, чтобы блоками лечь один на другой. Недавно умерло еще четыре раба. Нам нужно больше работников, крепких лесных жителей, которые могли бы трудиться много сезонов.
   Надаз замер в ожидании ответа хозяина, не смея взглянуть в его ужасные турмалиновые очи.
   — Разве в моих подвалах нет больше пленников?
   — Господин, подвалы давно опустели.
   — А что у длиннохвостых на реке? Никто больше не пользуется этим путем?
   — Нет, господин, никто не решается взобраться на высокое плато и зайти в сосновый лес.
   — Значит, вы должны обходиться теми, кто у вас есть, и заставлять их работать больше. Переговори с Камнекрапом. Пусть поищет лиса в маске. Он ушел уже два сезона назад.
   Наступило продолжительное молчание. Лишь стены пещеры, усеянные крупицами слюды, искрились и мерцали в свете факелов, да одетые в черное крысы неподвижно застыли на верхней ступени лестницы, ожидая, пока вернется Голос Хозяина. Наконец Надаз склонился перед статуей:
   — Малькарисс, слушаю и повинуюсь!
   Он повернулся и, стремительно пройдя сквозь строй одетых в черное, повел свой отряд обратно, вниз по мощеным ступеням. Вскоре они скрылись из виду в зеленом тумане, поднимавшемся из глубин. Оттуда, с самого низу, донесся бой молота и скрежет тесаков, грохот перетаскиваемых глыб и удары хлыста, смешанные со слабыми, мучительными стонами рабов, молодых лесных жителей, заточенных в подземелья для непосильного труда.
   Статуя огромного белого хоря осталась одна, освещаемая пламенем факелов. Глубокий вздох вырвался из ее пасти:
   — А-а-ах-х, мое царство!

9

   В Рэдволле мерно ударили колокола, и над лужайками полились звуки песни, исполняемой хором мышей:
   Все братья и сестры, сходитесь для пира, Столы угощеньем полны, Отпразднуем ныне восьмой сезон мира В Рэдволле, где мы рождены. Под звон колокольный в ночи Окрест наша песня звучи. Споем песню эту мы звонче к рассвету, Лишь солнце расправит лучи.
   Нежные звуки разносились и таяли в теплом вечернем воздухе, и вся лесная братия вместе с обитателями Рэдволла поспешила занять свои места у стола на своем долгожданном празднике.
   Такого торжества еще не бывало в Рэдволле!
   Восемь длинных, положенных на козлы столов были расставлены широким восьмиугольником и покрыты тончайшим белым полотном, застланным сверху желтоватыми плетеными ковриками из тростника. Искусно составленные цветочные композиции наполняли воздух вечерними ароматами левкоя и ро^, лютиков и анютиных глазок, жасмина, люпинов и папоротника. Все приборы были разложены и помечены ленточками с аккуратно выписанными именами. Кувшины с нагретыми цветочными водицами испускали ароматный пар в ожидании, когда к ним протянутся разгоряченные лапы. Здесь не было главного стола или особо почетных мест, и самый скромный лесной житель мог оказаться рядом с самым прославленным: белки сидели локоть к локтю с мышами, выдры — хвост к хвосту с полевками, а кроты старались избежать тесного соприкосновения боком о бок с ежами. Все казалось замечательным, чего нельзя было сказать об угощении…
   Оно было выше всяких похвал!
   Правило было одно — начинать с любого кушанья, какое душе угодно, и заканчивать когда пожелаешь. Ни в чем здесь не было стеснения, и каждый должен был заботиться только о том, чтобы его соседи с обеих сторон отведали всякого блюда.
   — Тэсс, попробуй сладких каштанов.
   — Спасибо, Матти. А вот, положи себе этих миндальных вафель с розовым кремом на концах. Я их сама только сегодня сочинила, и они превкусные.
   — Урр, передайте мне этот бисквит, я очень люблю бисквит. Что же вы, господин аббат, вы и кусочка не попробовали. Дайте я положу вам этот салат, и бутерброд с сыром, и немного пудинга.
   — О, сразу все вместе? Спасибо, Кротоначальник, это очень любезно. А ты отведал моего красносмородинового пирога?
   — Бэзил, ты нынче что-то немногословен.
   — М-м-м-м, действовать, приятель, вот что сейчас нужно.
   — Попробуй моего лесного пирога, Матиас. Клянусь мехом, не Бэзил ли это там, за огромным блюдом с едой?
   — Благодарю тебя, брат Руфус. Подлить еще орехового пива? Ха-ха, так и есть. Всякий раз, как его уши показываются над этой горой кушаний, он наваливает на нее сверху еще. О, друг мой, не сомневаюсь, что он выдохнется еще до конца вечера. Эй, Бэзил, не отступай, старина!
   Аббат поднялся и постучал по столу деревянным половником:
   — Пожалуйста, тише. Милости просим, и дайте дорогу монаху Гуго с рыбой.
   Карп был доставлен на низкой широкой тележке. Гуго никому бы не позволил помочь себе. Обмахиваясь зажатым в хвосте щавелевым листом, он наконец перевел дух:
   — Аббат, прошу молитву о рыбе.
   Все отложили еду. В наступившем благоговейном молчании Мордальфус простер лапы над карпом и произнес нараспев:
   Кто имеет зуб и коготь, у кого усы и мех, Все, кто входит в наши двери, — угостим сегодня всех, Фрукты, листья и орехи, все растения и травы, Клубни, ягоды, и корни, и душистые приправы, Жизнь у рыбы серебристой мы отнять решились, право, Лишь затем, чтоб угощенье было всем гостям по нраву.
   В ответ прозвучало дружное «Аминь!». Затем начались тосты, первый из которых поднял Амброзии Пика:
   — Я хотел бы предложить тост за все то прошлое, которое пережило аббатство Рэдволл, и, в частности, за дорогого старину Мордальфуса, нашего нынешнего аббата.
   — Урр, добрый старина Мордальфус.
   — Я хочу выпить в честь Воина Матиаса, нашего защитника, — провозгласил брат Руфус.
   — Добрый малый! Я поддерживаю тост, старина!
   — Я предлагаю тост за нашу молодежь, надежду наших грядущих сезонов.
   — Слышим, слышим, Василика. Прекрасно сказано!
   — Как отставной полковой рубака, хочу выпить тост за все, в честь чего стоит выпить: сыры, грибы, что там еще у вас…
   — Отлично, Бэзил!
   — А сейчас за здоровье выдр и белок!
   — Браво, выпьем за воробьев и кротов!
   — За аббатство Рэдволл!
   — За Лес Цветущих Мхов!
   Тосты посыпались один за другим. Смех и пение, прекрасные блюда, вдоволь питья и дружеская компания на этом празднике обещали надолго запомниться гостям.
   В это самое время Слэгар Беспощадный постучал в двери аббатства Рэдволл.

10

   Слэгар обернулся к своей труппе, стоявшей у повозки и наблюдавшей за тем, как он безуспешно пытается достучаться в главные ворота аббатства.
   — Так они никогда не услышат, — рискнул подать голос Прыщелап. — Нам придется придумать что-нибудь другое, чтобы привлечь к себе их внимание.
   Слэгар уже отбил себе лапу, колотя в деревянную дверь.
   — Нам? Ты хочешь сказать — мне, не так ли? Эй, Лысолап, спой-ка ту песенку. Полухвост, возьми из повозки барабан и бей в него. Морщатый, там в повозке есть еще флейта. Попробуй сыграть на ней.
   Лысолап единственный из всей банды выступал когда-то в странствующей труппе. Набрав воздуху в легкие, он надтреснутым голосом запел песню бродячих актеров:
   Ла-ла-ла, издалека мы держим путь, Дилл деридон, через долины и холмы, Под звездным небом где-нибудь Приют себе находим мы. Ла-ла-ла, удачи, сэр, и в добрый час, — Чудес со всех краев земли Актеры-странники для вас С собой в кибитке привезли…
   Лысолап пожал плечами, покосившись на Слэгара:
   — Это все, что я знаю, хозяин. Я забыл, как дальше. Хитрейший в нетерпении взмахнул плащом:
   — Тогда пой еще и еще раз то же самое. А вы двое постарайтесь подхватить мелодию на флейте и барабане. Все остальные — выделывайте трюки на дороге и подпевайте Лысолапу на «ла-ла-ла».
   Слэгар приложил глаз к узкой щели в просвете между массивными дверными досками.
   Вся труппа несколько раз проделала свое представление. Слэгар подбадривал их взмахами лапы:
   — Продолжайте, громче, громче! Похоже, они нас услышали. Они идут сюда через цветник. Давайте еще, не останавливайтесь!
   Лис в маске вскочил в повозку и, пригнувшись, укрылся под старым цветным тентом.
   Заскрипели болты и петли, дверь приоткрылась, и Матиас в сопровождении барсучихи Констанции и Амброзия Пики вышел на дорогу. С минуту они постояли, разглядывая артистов, затем Матиас окликнул их:
   — Эй, вы! Что мы можем для вас сделать?
   — Отправить их восвояси, это пыльное отребье! — фыркнул Амброзии Пика.
   — Амброзии, нельзя быть таким нелюбезным! — Констанция строго подтолкнула его локтем. — Предоставь мне и Матиасу поговорить с ними.
   Слэгар, весь в вихре разноцветной ткани, выпрямился в повозке. Кружа и развевая свой плащ, он спрыгнул через борт на дорогу.
   — Доброй Летней Зари вам, господа, — произнес он, прилагая все усилия, чтобы его скрипучий голос звучал радостно и чисто. — Вы видите перед собой труппу бродячих актеров, весельчаков и добродушных шутов. Мы странствуем по дорогам с одной лишь целью — позабавить вас и ваши семьи своими сказками и песнями, акробатическими трюками и прочими комическими штуками. Откуда мы пришли? Об этом не знает никто, кроме меня — Звездного Лунариса, повелителя луны и звезд.
   Лис закружился на месте, развевая плащ. Шелковая подкладка сверкала и поблескивала в летнем сумеречном свете на пыльной дороге.
   Констанция немного смягчилась. Это всего лишь труппа бродячих артистов. Зорким, опытным взглядом она осмотрела ров, тянувшийся к западу от дороги, проверяя, не скрывается ли кто-нибудь в нем. Тут все было чисто.
   — Ну, что ты думаешь, Воин? — вполголоса спросила Констанция. — На мой взгляд, они не опасны, даже несмотря на то, что во главе их — лис.
   Матиас поджал губы:
   — Похоже, позади них нет никакого войска, готового выскочить из засады. Вид у них потрепанный, но, похоже, вполне безобидный.
   Толпившаяся сзади молодежь радостно загомонила, нетерпеливо вытягивая шеи:
   — Ур-р-ра! Клоуны и акробаты! Ой, Констанция, можно нам посмотреть на них?
   Витч подбил малышей скандировать хором:
   — Мы хотим посмотреть, мы хотим представление!
   Констанция с сомнением покачала своей большой полосатой головой. Возгласы молодежи стали громче. В конце концов, подмигнув Матиасу, она кивнула лису в маске:
   — Ох, так и быть! Заходите. А вы, детвора, расступитесь и позвольте мне открыть ворота, иначе акробаты не смогут войти.
   Молодежь разразилась в ответ радостными воплями.
   Длинная, как туннель, входная арка из песчаника произвела впечатление на Слэгара — она говорила об изрядной толщине массивных стен. Странствующая труппа остановилась посреди лужайки, оглядывая просторное аббатство и чудесный пир на природе, освещенный бликами огня, вырывавшегося из печной ямы.
   Обитатели аббатства ощупали актеров в поисках оружия. Слэгар печально покачал головой:
   — Увы, мы живем во времена всеобщего недоверия.
   — Всего лишь мера предосторожности, мой друг. — Аббат Мордальфус галантно поклонился. — Праздник в самом разгаре. Милости просим, садитесь с нами к столу. Угощения хватит для всех.
   Колпак на голове лиса затрепетал, когда Слэгар смахнул фальшивую слезу.
   — Такая любезность и гостеприимство! Благодарю вас, господин аббат. Мои друзья и я не останемся в долгу, мы покажем вам самое прекрасное наше представление, специально для вас и ваших гостей.
   Когда все двинулись к столу, Витч незаметно сунул в лапу Слэгару маленькую записку. Хитрый лис скрыл ее под своим широким плащом.
   Слэгар кружил у самых столов, раздавая детворе бумажных бабочек, которые порхали, как настоящие. При этом, передавая кувшин, флягу или чашу, он всякий раз незаметно сыпал в питье щепотку порошка.
   Затем, обойдя кругом пирующих, лис остановился позади печной ямы и бросил целую пригоршню порошка в огонь Зеленый столб пламени взметнулся вверх. Перепрыгнув через яму, лис, казалось, возник перед публикой прямо из изумрудной огненной стихии
   — Звездный Лунарис, Лунный Звездарис! Я Предводитель Шутов! Кто из вас зовется Амброзием Пикой?
   — Эй, вот я здесь. Но откуда ты узнал мое имя?
   — Властелину луны и звезд ведомо все, Амброзии Пика Ты — хранитель подвалов, и твой октябрьский эль в следующем сезоне будет лучше, чем когда-либо раньше.
   — Нет, чтоб мне лопнуть! Этот выскочивший из пламени парень все о тебе знает, дружище! Слэгар круто повернулся:
   — Кажется, я слышу голос зайца Бэзила, отставного пехотинца и прославленного следопыта?
   — Ага, и знаменитого обжоры, и исполнителя ужасных песенок.
   Хитрейший навострил ухо.
   — Чу! А это не голосок ли миссис Летти Полевкинс, мамаши малыша Ролло?
   Миссис Полевкинс была поражена:
   — Да, это я. Но откуда ты меня знаешь, господин Звездарис?
   — Собирайтесь, собирайтесь сюда, добрые обитатели аббатства Рэдволл. Я открою вам тайны, известные одному лишь Предводителю Шутов. Но сперва вы должны выпить за здоровье тех двоих, кто поймал этого гигантского карпа, за вашего аббата и вашего Воина, за самых храбрых и достойных героев на свете!
   Спиноблох, Лысолап, Прыщелап, Морщатый и все прочие с веселым радушием подбежали к столам, щекоча малышей за ухом и наполняя напитками бокалы.
   Кротоначальник взобрался на скамью:
   — Урр, за Матиаса Воина и за аббата Мордальфуса! Добр-рого здр-равия, уважаемые!
   Слэгар бросил в огонь новую щепоть порошка. На этот раз из ямы вырвалось золотистое пламя с клубами дыма, и лис жутким голосом произнес:
   — Звездный Лунарис Фортуна Мандала, слушайте все меня!
   Маттимео смотрел на кудесника-лиса как зачарованный. Он поставил свой бокал с сидром и весь замер в восхищенном внимании.
   Сбросив развевающийся шелковый плащ, лис подхватил его и принялся вращать им перед собой, сперва медленно, затем все быстрее и быстрее, подпевая в такт:
   Смотрите на месяц, на звезды взгляните, Что ночи усеяли черный покров, На пурпурный отблеск бриллиантов в зените, На шелк и на пламя, на свет и на кровь. Как мандалы круг неизменно над нами,
   Великий поток мирозданья кружит,
   Пока не угаснет небесное пламя.
   Что истинно здесь и что мнимо, скажи…
   Откуда-то сбоку до Маттимео донесся тихий храп миссис Черчмаус. Мышонок попытался остановить свой взгляд на летящем вихрем плаще, но драгоценные блестки на нем превратились вдруг в усыпанное звездами ночное небо. Голос лиса гудел и гудел в его ушах, пока наконец Маттимео был уже не в силах поднять слипающиеся веки.
   Он уснул, уронив голову на стол, посреди прекрасных блюд, полный впечатлений и совершенно счастливый.

11

   День занимался сырой и пасмурный. Огромные темные тучи внезапно сгустились, придя с запада, и яркие ветвистые молнии прорезали тяжелеющий небосклон. Из-за далекого горизонта Золотой Равнины прикатились глухие раскаты грома, и первые крупные, как буковый орех, капли дождя упали на землю. Холодная влага и страдальческий вопль малыша Ролло, звавшего маму, разбудили наконец барсучиху Констанцию. Повсюду рядом с ней просыпались остальные обитатели Рэдволла и вставали, шатаясь и охая, под тяжелыми струями дождя.
   Матиас, приложив к гудящей голове лапу, другою теребил Констанцию:
   — Скорей поднимайся, нужно увести всех с дождя под крышу. Кажется, минуту назад тут кто-то плакал?
   — Мама, мама, вставай!
   Констанция проснулась окончательно, когда над головой ударил раскат грома и молния зигзагом осветила окружающую картину.
   — Это малыш Ролло, он там, у северных ворот!
   Подгоняемые новой чередой бушующих раскатов, Констанция и Матиас бегом устремились к тому месту, где у маленькой низкой дверцы, прорубленной в каменной стене, плакал Ролло. Он сидел на земле рядом с неподвижной фигуркой миссис Летти Полевкинс, пытаясь растормошить ее:
   — Мама, ну мама, пожалуйста, проснись, я сейчас совсем промокну!
   Голова Воина начала проясняться под дождем.
   — Василика, сюда! Отведи малыша в дом. Мы должны выяснить, что здесь произошло.
   Василика выскочила наружу и подхватила малыша Ролло, закрывая его своим телом от дождя.
   — Вот так, вот так, Ролло, пойдем со мной. Матиас и Констанция позаботятся о твоей маме.
   Долговязая, испачканная грязью фигура замаячила в потоках дождя — Бэзил спешил к ним на помощь.
   — Ох, бедная моя старая головушка. Привет, что тут у вас стряслось?
   Констанция опустилась на траву рядом с несчастной полевкой:
   — Она мертва! Матиас, кто мог это сделать? Матиас прижался лбом к стене. Слезы застилали ему глаза и стекали, смешиваясь с дождевыми струями.
   — Кто же еще, кроме этого гадкого лиса с его разбойничьей шайкой. И я попался на их обман, они провели меня! Подлые трусы!
   Слабый стон донесся из-за распахнутой стенной двери. Матиас тотчас выпрямился и подбежал к ней, но створка вдруг качнулась назад. Из-за двери, шатаясь, вышел Джон Черчмаус, по виску его струилась кровь. Матиас поддержал его и прислонил к мокрой стене.
   — Джон, как ты? Что произошло? Черчмаус бормотал нечто невнятное:
   — Остановите… остановите их… Назад, миссис Полевкинс… Держись, Гуго… ты их задержал… Кровь… ничего не вижу… Где Гуго, где Гуго?..
   Он рухнул без чувств прямо на Матиаса.
   Констанция пришла им на подмогу и одной лапой подхватила бессильное тело Черчмауса.
   — Я отнесу Джона в дом. Матиас, Бэзил, поищите монаха Гуго!
   И огромная барсучиха торопливо пошла прочь сквозь завесу дождя.
   Воин вместе с зайцем обошли в отчаянных поисках весь цветник.
   Выдра Винифред, выбежав из-за колокольни, столкнулась с Матиасом.
   — Никаких следов Гуго? — спросила она.
   — Совсем никаких, Винифред. Должно быть, он преследовал их дальше. Эй, Бэзил! Пойдем поищем в лесу за воротами.
   Капли дождя гулко шлепали, разбиваясь о лиственный полог леса. Видимость была плохой из-за поднявшегося среди деревьев тумана.
   Матиас ползал по глинистой земле, обшаривая кусты и заросли папоротника.
   Внезапно он застыл на месте:
   — Ты что-нибудь слышишь, Винифред? Какой-то приглушенный звук долетел до них сквозь шум дождя.
   — Туда. Скорей! — Выдра указала направление.
   Продираясь через подлесок, они кинулись к тому месту, откуда доносился звук.
   Это был Бэзил. Он скорчился на сырой земле, прижимая что-то к своей груди и судорожно всхлипывая.
   Словно свинцовый комок подступил к горлу Матиаса, когда он опустился на колени рядом с зайцем. Винифред отвернулась, не в силах смотреть. Маленький толстый повар Рэдволла, мертвый, безвольно распластался по земле, не чувствуя капель дождя, стучавших по его любимому щавелевому листу, все еще зажатому в колечке хвоста. Бэзил прижимал к себе его неподвижное тело, не скрывая струящихся по щекам слез.
   — Гуго, дружище, что они с тобой сделали?
   Винифред опустилась на колени рядом. Она молча стала счищать глину и комочки земли с промокшей рясы и когда-то незапятнанно-белого фартука монаха, потом вдруг не выдержала и расплакалась.
   Бэзил медленно встал и поднял Гуго, едва устояв на подкосившихся лапах.
   — Вы дадите мне право отнести старого друга назад, в аббатство?
   Матиас все еще стоял на коленях на голой земле.
   — Это твое право, Бэзил. Винифред, скажи всем, что я скоро буду в Большом Зале.
   Проводив взглядом удалявшихся друзей, Матиас поднял с земли лист щавеля, который выпал из бессильно повисшего хвоста монаха Гуго, и прижал его к губам, молча поминая своего товарища.
   В Большом Зале аббатства был разожжен очаг. Все сушились, растирая полотенцами свои шкуры, от которых поднимался густой влажный пар. Сестра Мей из местного лазарета переходила от одного к другому, раздавая снадобья из трав. Многие сидели на каменном полу, сжав лапами виски, чтобы облегчить мучительную головную боль. Матиас в сопровождении Бэзила вошел в зал и постучал клинком меча по каменной колонне, призывая всех к вниманию:
   — Аббат, Констанция, Винифред, Джесс, королева Клюва, Кротоначальник и ты, Бэзил, пойдемте со мною вниз, в Пещерный Зал. Все остальные оставайтесь здесь, согревайтесь и позаботьтесь о тех, кто нездоров.
   Войдя в Пещерный Зал, Матиас и все остальные расселись вокруг большого стола. Воин оглядел собравшихся:
   — Итак, видел ли кто-нибудь из вас, что происходило прошлой ночью? Может ли кто-нибудь пролить свет на это ужасное дело? Я прошу от вас точных ответов, и, пожалуйста, не нужно никаких догадок.
   Наступило молчание, затем заговорил аббат:
   — Мы вынуждены подождать, пока Джон Черчмаус придет в себя настолько, чтобы он смог разговаривать. Других двоих свидетелей всего происшедшего больше нет с нами.
   Белка Джесс тихо поднялась с места:
   — Я схожу в лазарет, посмотрю, как поживает мистер Черчмаус.
   — Это самое верное, Джесс, — оживился Бэзил. — Действовать — вот что сейчас нужно. Так, с чего мы начнем? Аббат сложил лапы под широкими рукавами своей рясы:
   — Для начала вот что, Бэзил. Полагаю, все мы знаем, кто учинил здесь это страшное дело.
   — Хр-р, я хор-рошо знаю! — взревел Кротоначальник. — Те обтрепанные мошенники, лисы и прочий сброд, они наколдовали, чтоб нам уснуть.
   — Что они там, теткин хвост, наколдовали! — фыркнула выдра Винифред. — Это было сильное снотворное снадобье. Нам следовало помнить, что лисам опасно доверять, нельзя было впускать их сюда.
   Матиас тяжело хлопнул лапой по столу:
   — Довольно! Прошу вас, не нужно никаких упреков и обвинений. Итак, вы считаете, что нам подсыпали снотворного. Ладно, это проясняет дело. Я вспоминаю, что лис предложил всем выпить тост. Он мог подбросить нам в питье травы или порошка в любой момент, пока мы смотрели представление.
   — А-а, вот что он сделал, мерзкая гадина! — воскликнул Амброзии Пика. — И потом начал вертеть своим плащом все быстрей и быстрей. Мои старые глаза закрылись сами собой.
   Собравшиеся разом загомонили.
   — У меня тоже. Это последнее, что я помню.
   — Ну да, говорю же вам, нас загипнотизировали.
   — Лунный Звездарис, как бы не так! Это больше похоже на колоссальное свинство, каково?!
   Наконец обстоятельность Кротоначальника взяла верх.
   — Ур-р, так что же он натворил потом?
   — В этом весь вопрос. — Матиас тяжело вздохнул. — Мы не храним сокровищ и ценных вещей, которые можно было бы украсть. Только вот этот меч и наш большой гобелен. Меч — при мне, и гобелен, насколько мне известно, тоже висит на месте в Большом Зале, я видел его собственными глазами сегодня утром. Что же лис сделал потом?
   Воробьиная королева Клюва встряхнула крылом:
   — Эти гадкие червяки, наверное, приходят с северных равнин. Все гадкие — с северных равнин. Они туда удирают, открывают маленький червячный ход в северной стене.
   — Знаете, похоже, вы правы, — поддержал ее Бэзил. — Когда перестанет барабанить проклятый дождь, я попытаюсь пройти по их следу. Однако боюсь, не так уж много следов останется после этого ливня.
   — Думаю, братьям и сестрам следует проверить всю утварь на случай, если что-нибудь пропало, — предложил аббат. — Кротоначальник, не соберешь ли ты из своих кротов похоронную команду, чтобы выкопать рядом две могилы? Бэзил, может быть, ты найдешь какие-нибудь следы у северных ворот? Остальные, когда стихнет дождь, помогите внести со двора столы и прочее имущество в дом. Лучшее, что мы сейчас можем сделать, — это поскорее восстановить в аббатстве нормальный порядок. Матиас решительно поднялся:
   — Прекрасно, пусть так и будет. Пожалуй, я схожу в лазарет, взгляну, как там Джон.
   Сестра Мей и миссис Черчмаус позволили Матиасу войти в палату для больных при условии, что тот будет вести себя тихо. Джон Черчмаус лежал бледный и неподвижный, но дыхание его было ровным.
   — Как он? — шепотом спросил Матиас. Миссис Черчмаус улыбнулась:
   — Спасибо, Матиас, он жив и постепенно приходит в себя.
   Джон медленно открыл глаза и огляделся. Он попытался приподнять голову, но Матиас уложил его обратно на подушку.
   — Не волнуйся, дружище, полежи пока здесь. Но если хочешь поговорить, то, может быть, расскажешь нам, что ты помнишь о прошлой ночи.
   В глазах Джона бисером блеснули слезы.
   — У меня и у монаха Гуго кубки были уже полны, поэтому мы не дали им долить в них эля. Бедняжка миссис Полевкинс была слишком поглощена заботами о своем сынишке и не успела присоединиться к тосту. Да, Матиас, нет никакого сомнения, вас всех чем-то опоили, но даже мы с Гуго отчасти попали под чары этого лиса с плащом. Когда мы увидели, что происходит, то бросились за ними и попытались их остановить. Нас было всего трое — Гуго, миссис Полевкинс и я.
   — Но что же все-таки происходило, что они делали, Джон? — Все внутри Матиаса похолодело от ужасных предчувствий, когда он задал этот вопрос.
   Джон разразился рыданиями:
   — Наши дети, Матиас. Они похитили моих Тима и Тэсс, бельчонка Сэма, Синтию Полевкинс и твоего Маттимео!
   Матиас положил лапу на сотрясавшиеся плечи Василики. Он словно онемел от горя. Мысли о сыне теснились у него в голове — строгий выговор, который он сделал ему, и двойное наказание за провинность. Теперь его увели. У Матиаса было такое чувство, будто вместе с сыном вырвали половину его сердца. Он любил Маттимео. Ему так радостно было узнавать самого себя и Василику в поступках и даже в маленьких проказах сынишки. Бедная Василика. Даже теперь она старается быть мужественной и утешает миссис Черчмаус.