Джеймс Лэйна Дин. Книга камней

   — Конечно, ваше величество, — отважно сказала девушка, хотя выражение ее лица утверждало обратное.
   Джессмин отвернулась.
   — Все знают, что ты не питаешь никаких чувств к герцогу Госни, но все знают также, какие чувства герцог испытывает к тебе.
   — Ваше величество…
   — Подожди, пожалуйста, пока я закончу! — Королева опустилась на край кровати. — Колдовство — опасное развлечение, опасное и нелегкое. Дэви обладает своим Камнем совсем недавно, и никто не учил его обращению с ним. По неизвестной причине он решил учиться сам, и вот теперь он заблудился в Снах. Большая вероятность, что он умрет. Те из нас, кто любит его, уже давно пытаются позвать его домой. Но мне кажется, что ты — единственный человек, которому он захочет ответить. — Стоящая около двери Сандаал побледнела. — Можешь ты пойти к нему хотя бы ради меня, если не ради него?
   Леди Д'Лелан склонила голову:
   — Я сделаю все, о чем вы просите меня, ваше величество.
   — Я думаю, что это самое большее, на что я могу рассчитывать, — горько заметила королева.
   В соседней комнате Катина выгнала прочь не в меру усердных фрейлин и сама занялась волосами королевы. Нянька понесла Лилит в ванную — сменить пеленки, чтобы это неудобство не могло омрачить празднества королевы. Наконец все было готово. Длинный шлейф королевского платья поддерживали двенадцать нежных рук. Они последовали за королевой вниз по коридору. Все, кроме Сандаал, которая свернула в противоположную сторону.
   Тронный зал был гораздо больше самого огромного в Сторожевом замке. Вдоль стен тянулись три этажа галерей, и, хотя снаружи солнце едва село, все три были полны до отказа. В воздухе уже висел устоявшийся запах пота и крепких духов. Приглушенные голоса напоминали шум морского прибоя. Джессмин застыла на краю. Прямо у ее ног начиналась пурпурная ковровая дорожка, конец которой устилал белые мраморные ступени такого же холодного сверкающего трона.
   Между ней и троном стоял народ и множество жрецов, которые поклонялись самым разнообразным ксенарским богам. Всем, кроме Мезона, бога войны, который был повержен всего лишь смертным, королем Гэйлоном Рейссоном. Она обвела взглядом стоящих людей, в надежде увидеть лицо своего мужа, но он благоразумно держался в тени.
   По сигналу Великого посланника музыканты торжественно заиграли государственный марш. Голоса людей стихли. Глаза всех теперь были прикованы к королеве, одиноко стоящей посреди ковровой дорожки, и не все взгляды были дружелюбны. Высокие и красивые, сверкающие золотым обмундированием гвардейцы окаймляли ее путь. Кричащая роскошь била в глаза: мужчины и женщины, разряженные в пух и прах и обвешанные драгоценными камнями.
   Объятия первого из жрецов встретили ее, и Джессмин преклонила колена, принимая его благословения. В клубах ароматного ладана ее лоб и ладони умастили благовонным миром. Ту же церемонию проделали и жрецы четырех других почитаемых богов Ксенары. Королева бормотала слова благодарности жрецам, тут же забывая имена их кумиров. Со времени поражения бога Мезона ксенарское жречество потеряло львиную долю своей власти и влияния при дворе.
   Наконец Джессмин достигла помоста и снова преклонила колени — на этот раз перед Великим посланником. В огромной палате воцарилась гробовая тишина.
   — Тебе вверена судьба этой страны, — старик возвысил свой слабый голос.
   Вышитые золотом тяжелые одежды создавали иллюзию мощи, хотя было видно, как он дрожал под ее тяжестью. В узловатых пальцах Эовин держал маленькую белого золота корону, инкрустированную рубинами, бриллиантами и изумрудами.
   — Тебе вверена жизнь ее народа. — Он возложил корону на ее голову. — Правь же с миром, Джессмин, дочь Герриков, дочь Роффо и Ярадт. Пусть твое правление будет долгим и добрым.
   Посланник помог королеве подняться и возвел ее на трон по широким ступеням. Лорды и купцы смотрели, как она заняла трон своего отца, уменьшенная его огромными размерами. Они будут считать ее маленькой и слабой, но Джессмин должна доказать им, что это не так. Лорд Эовин Д'Ар поднес ей тяжелый без украшений скипетр из полированного эбонита с резной шишкой на конце. Тогда как корона символизировала богатство, скипетр символизировал власть над жизнью и смертью ее народа. Многие правители до нее убивали одним мановением руки.
   — Подходите, милорды, — обратился Эовин в толпу наблюдателей, — подходите и присягайте на верность вашей королеве.
   Главы ксенарских семейств заняли ближайшие к трону места, чтобы быть представителями своих домов. После них подходили менее знатные купцы, которые соперничали с аристократией силой своего богатства. Постоянное противоборство купцов и аристократов между собой делало политическую обстановку в Ксенаре нестабильной. Дворцовая жизнь здесь представлялась чем угодно, но только не тихой заводью.
   Джессмин наблюдала, как первая группа придворных приближается к подножию помоста. Один за другим они преклоняли колена, произнося слова верности новой королеве Ксенары, дарили подарки, в основном — книги, дорогие шелка, иногда — бумаги на породистых лошадей. Многие принесли игрушки для королевских детей. Многие дарили подарки от чистого сердца, но многие, королева это видела, произносили клятвы и подносили подарки с презрительной улыбкой на губах. Их лица и имена предстояло запомнить.
   — Ваше величество, позвольте представить Хэррена из дома Гуларов и барона Гулкрестского, — промолвил Великий посланник.
   Что-то в его голосе заставило ее более внимательно взглянуть на человека внизу. В темных волосах Д'Гулара сверкала седина. Он был высок, почти как Гэйлон, но раза в два толще. Он преклонил колено на нижней ступени трона и слегка склонил голову. Его густой голос гулко отдавался в палате:
   — Я признаю Джессмин, дочь Роффо, королевой Ксенары, до тех пор, пока она жива.
   За его спиной зрители удивленно приподняли брови, и по рядам пронесся встревоженный шепот. Джессмин удалось скрыть бешеное биение сердца в груди, и она холодно улыбнулась барону:
   — Такой человек заслуживает, чтобы его выслушали. Скажите же свое веское слово!
   Хэррен усмехнулся и поднялся на ступеньку, от этого с Великим посланником чуть не случился удар. Королева же сделала вид, что не заметила дерзкой выходки, и отослала подбежавших гвардейцев. Д'Гулар наклонился к ней с заговорщической ухмылкой, облокотившись правой рукой на мраморный подлокотник трона, и прошептал на ухо:
   — Ты — красивая баба, пожалей себя. Мой совет — собирай детей и беги отсюда, если хочешь, чтобы они остались в живых. — Он огляделся вокруг: — А где же твой муженек? Он наверняка намеревается управлять тобой и Ксенарой из постели.
   То, что произошло потом, поразило всех, включая и саму королеву. С силой, намного превосходящей ту, на которую она на самом деле была способна, она нанесла удар по руке барона резной деревянной шишкой скипетра. Он дико вскрикнул, отшатнулся и опрокинулся на ступени трона. Когда его крики превратились в хрипы агонии, Джессмин замутило. Хруст сломанной кости все еще отдавался у нее в ушах. Но нельзя было показывать и виду, что она сожалеет о случившемся. Она поднялась, высоко держа голову, и обвела взглядом своих подданных.
   — Слушайте меня! Я одна намереваюсь управлять Ксенарой. Добрый совет всегда будет выслушан с благосклонностью, ложь и наглость — пресечены немедленно. — Она оглядела молчаливые лица: — В следующий раз я буду бить до смерти. — Она снова опустилась на тяжелый холодный мрамор, держа скипетр у колена. — Кто следующий?
   Хэррена Д'Гулара унесли, и лорды продолжали подходить один за одним. Джессмин почувствовала, что отношение к ней изменилось. Она принимала подарки и клятвы в верности, пытаясь преодолеть дрожь в ногах. О, лишь бы этот день поскорее закончился, чтобы она опять могла оказаться в своих комнатах в кругу своей семьи.
 
   Роза с неохотой удалилась, и Сандаал, неразлучная со своей мандолиной, оказалась одна в комнате с герцогом Госни. Видимо, королева ошибалась, все было бесполезно. Дэви лежал как мертвый, и его тело напоминало пустую раковину. Что же она, Сандаал, могла сделать, чтобы изменить это? Она огляделась вокруг. В комнате не было ничего, кроме матраца, потрепанного дорожного сундука и ящика с инструментами, забытого малярами.
   Одно из окон выходило на резной железный балкончик, и панорама Внутреннего моря приковала на время ее внимание. Чайки стремительно ныряли за мелкой рыбой в сверкающие волны. Чуть поодаль виднелись спешащие в гавань высокомачтовые парусники. На их палубах суетились расторопные матросы, складывая паруса и развертывая канаты, рабы из последних сил налегали на весла.
   — Ты чувствуешь соленый морской воздух? — спросила Сандаал, даже не надеясь на ответ. Молчание почему-то разозлило ее. — Что в мире может сравниться с этим? Путешествия обманчивы, Дэвин Дэринсон. Только глупец может расстаться со всем этим по своей воле: с музыкой, которую можно играть, с песнями, которые можно петь… С любовью, которую можно завоевать или потерять. — Она придвинулась к кровати. — Колдовство — всего лишь иллюзия власти, не более. Просто забавный трюк. Что магия дала Гэйлону Рейссону, кроме горя и разочарований? И ручаюсь, что это еще не все его испытания…
   — Звучит достаточно верно, — раздался чей-то голос.
   Герцог лежал неподвижно с лицом безжизненным и пустым. Сандаал резко повернулась к дверям. На пороге стоял король Виннамира. Его густые волосы были встрепаны, одежда смята и кое-где разорвана, а в руке он сжимал пузатую бутылку бренди. Но больше всего ее поразила боль в глубине его карих глаз.
   — Ваше величество, — прошептала с поклоном леди Д'Лелан. Она никогда прежде не видела его таким пьяным и таким уязвимым — несчастный мужчина, ничем не напоминающий воинственного монстра. — Вы желаете остаться с ним наедине?
   Гэйлон отрицательно покачал головой:
   — Нет. Мою жену коронуют во второй раз, мой герцог заблудился в Снах, и единственное, чего я сейчас не хочу, — это быть одному. — Он нащупал кровать и съежился в ногах у Дэви. — Похоже, что ты понимаешь цену колдовству лучше, чем многие другие.
   — На самом деле нет, — осмелилась возразить Сандаал, — просто я надеялась убедить Дэви, что в этом мире стоит жить.
   — Ты так думаешь?
   Она помолчала.
   — Иногда…
   — Арлину нравилось жить… — Король отхлебнул из бутылки. — А я… Я убил его дважды.
   — Вы жестоки, — леди Д'Лелан бросила обвинение, пытаясь справиться с болью, которую приносили ей его слова.
   — Да. Завтра я буду сожалеть о сказанном, но сейчас мне наплевать.
   Можешь ненавидеть меня. Я хочу, чтобы ты меня ненавидела.
   — Вам от этого будет легче? Это сможет облегчить вашу вину?
   — Возможно.
   — А что, если я скажу вам, что вместо этого я люблю вас? — Глаза Сандаал были устремлены в морскую даль.
   — Тогда я скажу, что ты поступаешь жестоко.
   — В таком случае, мы достаточно сделали друг другу больно сегодня. Я покидаю вас, милорд. — Она потянулась за мандолиной.
   Со стоном Гэйлон встал на ноги.
   — Не надо. Я уже ничего не могу сделать для него. — Он неуверенно направился к дверям, затем остановился, чтобы оглянуться на нее. — Ты любишь меня?
   Сандаал увидела смятение в его глазах и ощутила холодное удовлетворение. Пусть помучается. Король с трудом открыл дверь и вывалился в коридор. Она прислушивалась к его удаляющимся неровным шагам.

11

   После коронации был назначен пышный прием и обед. Но Гэйлон знал, что его Джессмин оставила время для передышки и отдыха перед празднеством. Король Виннамира сидел в пустых покоях жены и ждал. Пока он ждал, он пил. Он не злоупотреблял этим со времен ксенарской войны. Но теперь злость и отвращение к себе вернулись с тысячекратной силой. Судьба опять взяла над ним власть, ведя его путем ужасным и неведомым, где даже чародей оказывался слеп.
   Его неспособность помочь Дэви еще глубже погрузила Гэйлона в мрак отчаяния. Потеря Дэрина почти разрушила короля. Мысль потерять Дэви была совершенно невыносимой. И в этом во всем виноват Сорек из Ласонии — сумасшедший старый дурак! Ну да ладно, Бог с ним! Злой и опустошенный король растянулся на кровати жены, не снимая одежды и обуви. Безучастно он следил, как лучи полуденного солнца, проникая сквозь решетку, рисовали на полу комнаты светлые и темные квадраты.
   Признание Сандаал только еще более смутило его. Именно ее любви он менее всего ожидал и хотел. Странная, необъяснимая женщина, настолько же таинственная, насколько открытым был Арлин. Дэви — вот кому действительно нужна была ее любовь. Это стало совершенно очевидным еще на их пути в Занкос. Парню удалось держать в тайне свое владение Камнем, но только не свои чувства к леди Д'Лелан.
   Осушив бутылку, Гэйлон отбросил ее в сторону. Он никогда не сомневался в способности Джессмин управлять государством, даже таким огромным и противоречивым, как Ксенара. Единственное, чего он никогда не принимал в расчет, так это ее желание этим заниматься. Здесь Гэйлон Рейссон был не более чем супругом правящей королевы. Для него это была горькая пилюля. Но единственной альтернативой оказывалась разлука с семьей в обмен на одинокое царствование в Виннамире. Сейчас король с раздражением прикидывал, сколько сил потребуется, чтобы отыскать еще одну бутылку бренди.
   — Миледи превзошла все ожидания…
   Наружная дверь отворилась, и голос Великого посланника донесся из главного зала. Джессмин отвечала ему.
   — Я покалечила человека, — горечь звучала в ее голосе, — в первый раз в жизни!
   — Да, — согласился Великий посланник. — Но если бы вы не ударили
   Д'Гулара за его оскорбления, он и его прихвостни получили бы гораздо большую поддержку среди влиятельных домов. Вы достойно приняли вызов и этим привлекли на свою сторону силы, на которые можно опереться.
   — Довольно. Оставьте меня, Эовин.
   — Я пришлю вам ваших фрейлин, ваше величество.
   — Не надо. Скажите им только, что пусть подождут. Я позову их, когда буду готова.
   — Миледи, не мучайте себя слишком долго воспоминаниями об этом неприятном происшествии. Вы держались на высоте.
   — Прошу вас, лорд Д'Ар, оставьте меня!
   — Да, миледи! Конечно, миледи! — в голосе посланника звучала насмешка.
   Гэйлон услышал звук закрывающейся двери и шелест шелка. Королева вошла в спальню скорыми шагами, ее шлейф свисал с руки, а лицо пылало от гнева — внезапно она заметила своего мужа:
   — Мой дорогой…
   — Моя любовь, — сказал Гэйлон. — Что я слышу? Моя милая женушка прибегает к насилию с первого же дня правления? — Он взглянул на черный скипетр в ее руке.
   — У меня нет настроения шутить, — она швырнула скипетр на кровать рядом с королем. — Я не хочу говорить об этом. Помнится, однажды ты убил человека, чтобы спасти мне жизнь. В тяжелой ситуации у тебя оказывается гораздо больше сил, чем ты думаешь.
   Королева опустилась на край кровати.
   — Сегодня я сломала руку Хэррену Д'Гулару. Я не хотела этого. Это было что-то вне меня, что-то холодное и безжалостное.
   — Самый мощный инстинкт — это инстинкт самосохранения, моя дорогая.
   Твой отец был суровым, но благородным правителем. В чем-то ты очень похожа на него. — Гэйлон с трудом приподнялся и неловко обнял свою жену.
   Она резко оттолкнула его.
   — От тебя пахнет бренди?!
   — На то были причины.
   Взгляд королевы упал на пустую бутылку на полу.
   — Гэйлон Рейссон, что ты делаешь? Ты не должен покидать нас в такую трудную минуту.
   — Я и не собирался никуда уезжать.
   — Ты отлично знаешь, что я не это имела в виду! — Джессмин ласково обхватила руками его голову. — Я понимаю, что ты волнуешься, но не расстраивайся так из-за Дэви. Во многом он похож на Дэрина. Хотя во многом и отличается от него. Он не боится магии. И он вернется к нам.
   Ее уверенность передалась ему. Может быть, тому виной были ее объятия. Гэйлон наклонился к ее лицу и нашел ее губы. Он желал большего, но королева решительно отстранила его:
   — Нам нужно подготовиться к банкету.
   — Нам?
   Джессмин улыбнулась:
   — Настало время приучить двор к твоему присутствию, мой дорогой.
   — Посланник не согласится.
   — А его никто и не будет спрашивать. Я — королева. — Джесс оглянулась через плечо, пытаясь расстегнуть застежку из мелких пуговичек на спинке платья. — Помоги, пожалуйста… И пойди умойся. Сегодня вечером я очень хочу, чтобы ты был рядом.
 
   Страсти бушевали в домах, поддерживающих Д'Гулара. Необычайное происшествие еще крепче привязало некоторых из них к дому Гуларов, но остальные сочли более приемлемым заключить союзы с другими семействами, чем навлечь на себя гнев королевы. Со своего высокого места Раф наблюдал за входящими с живым интересом. Там, внизу он заметил группу сердито переговаривающихся людей, выходящих в зал из библиотеки. Отца среди них не было. Врачи только сейчас оставили его одного в комнате после болезненной операции наложения повязки.
   Раф испытывал необычайную радость из-за страданий отца и вместе с тем — странную жалость к нему. Ведь Хэррен считается — считался — самым искусным фехтовальщиком и одним из лучших лучников в Ксенаре. Одним ударом королева уничтожила все его достижения навечно. С ее стороны это было непростительной ошибкой. Мстительный и жестокий Хэррен никогда не оставит Джессмин Д'Геррик в покое, пока она не будет мертва, а его пасынок не воцарится на престоле.
   — А что мы будем делать?
   Кил подкрался незаметно, и Раф посмотрел на него с легким отвращением. Его братец был наряжен в измятый черный атлас. Его лицо, несмотря на тридцатилетний возраст, все еще не утратило выражения детской свежести и непосредственности, а пухлые щеки были измазаны персиковым соком.
   — Мы пойдем на банкет, — сообщил ему Раф.
   — А папа тоже пойдет?
   — Не думаю.
   — Но мы же не можем…
   Раф взял брата под руку:
   — Не волнуйся, брат. Иди-ка лучше умойся. А потом мы пойдем знакомиться с королевой. Тебе понравится.
   — Она очень красивая, — согласился Кил, потом брови его нахмурились: —
   Но она ударила папу. Может, она захочет ударить и меня?
   — Я ей не позволю, — заверил Раф и повел его в спальню.
   Кил взял мочалку и принялся тереть свое лицо, пока Раф пытался привести в порядок его одежду. Будучи ребенком, Раф любил своего медлительного добродушного брата, который проводил целые часы, играя с ним. Но годы разлучили их — годы и зависть Рафа к королевской крови Кила и его значимости для их сводного отца. Сейчас же Кил представлял собой очень удобную возможность досадить отцу и вмешаться в его дела. Эта мысль приносила ему радость.
   — Что ты намерен предпринять? — спросил его Стэф Д'Лэйн, встречая их у подножия лестницы. Небольшая группа людей столпилась вокруг них в ожидании ответа.
   — Я намерен познакомиться с королевой, — сказал Кил со счастливой улыбкой. — И вкусно покушать.
   — Нет. Ты не сделаешь этого. — Пальцы Д'Лэйна сомкнулись вокруг запястья Кила. — Мы решили во время отсутствия твоего отца бойкотировать коронационный банкет — в качестве протеста. — Остальные выразили свое одобрение. — Пусть Джессмин Д'Геррик позлится, когда увидит, что отсутствуют самые влиятельные дома королевства.
   Раф расхохотался ему в лицо:
   — Да она даже не заметит вашего отсутствия! Идем, Кил. Нам не следует опаздывать.
   Его брат смущенно смотрел на него исподлобья. Но толстое лицо Стэфа побагровело.
   — Я запрещаю!
   — Ты? Запрещаешь? В моем доме? — Раф схватился за рукоятку кинжала, висящего в ножнах у него на боку.
   — Твой отец… — угрожающе начал Д'Лэйн.
   — Он почивает в своих комнатах. Иди и разбуди его, если ты осмелишься.
   — Раф взял Кила за другую руку. — Как бы то ни было, мы идем на банкет.
   — Проклятый щенок! Ты подвергаешь опасности нашего наследника и претендента на трон из-за твоих идиотских самолюбивых игр со властью! — в бешенстве прорычал Стэф.
   — Какой опасности? — взорвался в ответ Раф. — Мы просто идем обедать!
   — Тогда мы идем все, дьявол тебя побери!!! — Д'Лэйн махнул рукой остальным.
   — Как вам будет угодно, — Раф отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
   Он вырвал бразды правления из рук отца, и остальные подчинились ему. Это оказалось так легко. Снаружи конюхи поспешно подвели им оседланных лошадей. Подступы к дворцу были слишком переполнены, чтобы воспользоваться каретой, к тому же они опаздывали. Раф нетерпеливо поджидал, пока Килу помогут взобраться на коня, затем они вместе поскакали вдоль по узкой улочке по направлению к дворцу, оставив союзников своего отца карабкаться на их собственных лошадей.
   Занкос только что был отстроен после разрушений войны, но соленый морской воздух уже успел состарить здания. Ужасающая бедность населения внесла свою долю убожества, и скоро новый город ничем не отличался от старого. Кил смотрел на детей, играющих на каменных мостовых, в изумлении склонив свою большую голову. Его рубашка была уже мокра от пота.
   Вечерняя прохлада смягчила дневную жару, и тени заскользили по узким улицам. Раф с трудом выносил зловоние сточных городских канав. Дважды он бросал монеты нищим, толпившимся по обочинам дороги. Деньги были не очень большими, но он знал, что это разозлит его отца, если он об этом узнает. Все, на что он раньше мог осмелиться, это мелкое неповиновение за спиной старого отца. Пора было это менять.
   Миллинер Стрит вывела братьев на широкую улицу верхнего города, затем — вниз, по направлению к Внутреннему морю. Внизу можно было видеть распахнутые половинки дворцовых ворот. Площадь внизу бурлила от множества народа: тут и там виднелись группы гвардейцев, купцов в светлых одеждах, франтоватых аристократов, направляющихся ко входу во дворец.
   — Обед будет вкусный? — с сомнением спросил Кил, подпрыгивая в седле.
   — Ну конечно же, — ответил Раф, поворачивая своего мерина на широкий королевский бульвар. — Но ты должен вести себя хорошо. И не забывай пользоваться ножом и салфеткой. И не шмыгай носом за едой.
   — Хорошо, я не буду. — Брови юноши нахмурились в раздумье. — А я правда стану королем, как папа обещал?
   Вопрос заставил его вздрогнуть.
   — Не знаю. Быть королем совсем не так приятно, как говорил тебе папа.
   Думаю, что жизнь барона намного приятнее.
   — Тогда я хочу быть бароном!
   — Ты им будешь, так и скажи папе.
   Мгновенный страх промелькнул в глазах Кила и тут же исчез вместе с мыслью, его вызвавшей.
   — Я чувствую запах кунжутных кексов!
   Раф вздохнул и позволил брату обогнать его. Легко было ревновать Кила к вниманию отца, но сейчас он чувствовал, что злоба рассеивается. Ненавидеть столь простодушное и чистосердечное создание было глупо. Никто не мог о нем лучше заботиться, чем его отчим, и поэтому Раф должен будет выбрать другой путь мщения.
   Громадный Кил легко пробивал себе дорогу среди купцов и знати, и Раф следовал за ним. Теплый ветерок доносил до них аппетитные запахи жареного мяса. Спешившись, они отдали лошадей в руки конюхов. Окруженный густой толпой, Кил начинал нервничать.
   — Сюда, — тихо произнес Раф и снова взял его за руку. Поток приглашенных пронес их через площадь, внутренний дворик прямо в главный обеденный зал дворца. Десятки столов во всю длину комнаты были покрыты белым полотном и уставлены золотой утварью. Около каждого места были предусмотрительно обозначены имя и положение. Раф провел Кила к началу стола, обозначенного их фамильными цветами, и дерзко занял место своего отца. Кил сел рядом с ним, немедленно запустив обе руки в блюдо с закусками.
   — Сейчас же перестань! — прошипел Раф.
   Его брат с недовольным видом выпустил пищу из рук:
   — Но я хочу есть!
   — Ты всегда хочешь есть. — Но, увидев обиженное лицо Кила, он смягчился и наполнил его тарелку доверху. — Пока одна, — сказал он, вручая ее брату.
   — Ешь медленно и наслаждайся вкусом.
   Хэррен не заботился о том, чтобы хоть немного подготовить пасынка к королевской роли, уже давно решив, что идиот не поддается обучению. В конце концов. Кил будет всего лишь подставной фигурой.
   Последние приглашенные заняли свои места. На этой нейтральной территории беседы звучали вполне дружески, хотя купцам и аристократам почти нечего было сказать друг другу. Тишина воцарилась при звуке фанфар, возвестивших появление королевы Ксенары в сопровождении своих фрейлин. Гэйлон Рейссон выступал рядом с королевой, одетый в алое одеяние, контрастировавшее с нежно-фиолетовым платьем его жены. Держа королеву под руку, он вызывающе оглядел толпу. Кольцо на его пальце на мгновение вспыхнуло голубым светом, и Кил остолбенел.
   — Я хочу кольцо! — прошептал он с вожделением. — Я хочу такой же камень, как этот!
   — Замолчи! — шикнул на него Раф.
   Встревоженный шепот пронесся по рядам.
   Джессмин держала в руке тот самый тяжелый эбонитовый скипетр, который сломал руку Хэррену. Это сначала вызвало легкую суматоху, но она подала слугам знак внести блюда с яствами. Божественные запахи заворожили всех в зале, особенно Кила. Сначала обносили гостей, чего раньше никогда не делалось. Внесли блюда с целыми молодыми бычками, начиненными зайцем, который в свою очередь был начинен куропаткой. Раф никогда не видел таких изысканных блюд при дворе старого короля, хотя раньше он никогда не видел коронационных торжеств. Роффо правил почти пятьдесят лет.