Джеймс Лэйна Дин. Книга камней

   Джессмин не в силах была понять, что заставило Гэйлона так резко изменить свое решение. Среди тех, кого он собирался выпустить, мог оказаться человек или даже несколько, которые убили его маленького сына.
   При мысли об этом Джессмин почувствовала гнев, причиной которого был и отказ Гэйлона оживить Робина. Она понимала, что король не мог поступить иначе и что это решение причиняет Гэйлону страдания еще большие, чем ей, но сердце Джессмин отказывалось с этим согласиться, и гнев, который она испытывала, помогал ей легче пережить потерю.
   В саду за стенами дворца печально протрубила труба. В покои королевы вошел герцог Госнийский; вдвоем с Нильсом они помогли Джессмин подняться с кушетки. Голова у нее слегка закружилась, и Дэви поддержал Джессмин под локоть.
   — Миледи? — спросил он. — Как вы себя чувствуете?
   Джессмин молча кивнула, боясь, что снова заплачет.
   — Вы должны помочь ей добраться до кареты, — шепнул Нильс Хэлдрик герцогу.
   — Мама? — Тейн неуклюже взял королеву за второй локоть, хотя ему приходилось тянуться вверх.
   После этого все смешалось в памяти. Джессмин смутно помнила карету, в которой она сидела в окружении фрейлин и прижимала к груди Лилит. Тейн сидел напротив нее, а в безоблачном высоком небе повисло неподвижное солнце. Убранный цветами гроб с тельцем Робина двигался впереди процессии, а Джессмин жадным взглядом обшаривала лица людей, которые в угрюмом молчании столпились по обочинам улиц Занкоса. Взгляд королевы как будто спрашивал: «Это ты убил моего сына? Или ты?»
   Джессмин, однако, была удивлена и растрогана тем, что в глазах многих ксенарцев она увидела настоящие, искренние слезы. Ей казалось странным, что кому-то в этой чужой стране окажется небезразличной смерть младшего принца, которого большинство из жителей города видели один раз мельком или не видели вообще. К тому же для них он был сыном женщины, которую большинство из ксенарцев не желали видеть своей королевой. Однако многие женщины плакали совершенно открыто, а холодок на щеках подсказал королеве, что из ее собственных глаз не переставая текут слезы.
   В какой-то момент Джессмин обернулась назад и увидела, что Гэйлон и Дэви следуют за ними верхом на лошадях, оба одетые в черное и с волосами, подвязанными черными лентами, как требовал ксенарский похоронный обряд. Те, кто узнал Рыжего Короля, разглядывали его кто с любопытством, кто со страхом, но большинство старались сохранить на лице нейтральное выражение. Похороны не были подходящим местом для проявления враждебных чувств, и ксенарцы старались уважать горе королевской четы.
   Довольно много народа последовало за процессией из города на равнину. Здесь был сложен небольшой погребальный костер, на вершину которого положили крошечный гробик Робина. Король поджег костер при помощи факела, не прибегая к своему Камню, и отступил на шаг назад, глядя на то, как языки пламени пожирают тело его сына. Сандаал стояла подле Джессмин и держала ее под руку — для того чтобы поддержать королеву и одновременно пресечь любую ее попытку броситься вперед.
   Джессмин, однако, стояла совершенно неподвижно. Теперь она вынуждена была окончательно смириться с потерей своего смешного огненно-рыжего мальчугана, который так любил хвататься за ее платье цепкими пальчиками и чьи объятия и мокрые поцелуи доставляли ей столько радости.
   — Нет, — прошептала Джессмин и рухнула как подкошенная прямо на руки леди Д'Лелан.
 
   Герцог Госнийский крепко прижал Тейна к своей груди. Он присел перед мальчиком на корточки в углу двора, где был накрыт скромный поминальный обед. Лорды и леди Ксенары проходили мимо них с сочувственным выражением лиц, которое у многих было напускным, но у многих — искренним. Принц не отпускал Дэви довольно долго, спрятав лицо на его плече. Он не плакал, просто он отчаянно нуждался в опоре, в чем-то надежном и прочном, ибо мир вокруг него вдруг оказался хрупким и подверженным самым неожиданным переменам. Герцог без труда улавливал эти настроения мальчика, как, впрочем, и всегда в последнее время. В этот момент принц пытался найти в себе силы и вести себя, как подобает мужчине и будущему королю, сражаясь со своим безутешным детским горем, растерянностью и чувством вины.
   Что бы ни сказал ему сейчас Дэви, вряд ли это могло помочь. Одно лишь время способно было притупить боль утраты, однако сознание собственной беспомощности угнетало герцога.
   Джессмин, держа в руках маленькую тарелочку с холодной закуской, подошла к ним. После того как она потеряла сознание на похоронах, королеве каким-то чудом удалось вновь овладеть собой. Безусловно в пламени погребального костра было что-то бесповоротное и окончательное, что помогло ей хотя бы отчасти вновь обрести себя, распрощавшись с тщетной надеждой. Грациозная и величественная — настоящая королева страны — она своими руками подавала блюда ксенарским аристократам. Ее походка тоже ничем не выдавала ее внутреннего состояния, разве что стала чуть более медленной.
   — Не хотите ли что-нибудь съесть, милорд? — спросила Джессмин негромким, но ясным голосом.
   — Благодарю вас, — отозвался герцог.
   Объятия Тейна немного ослабли, и Дэви потянулся за тарелкой.
   Королева положила руку на голову старшего сына.
   — Ты не голоден, Тейн?
   — Нет, мама, — ответил мальчик, наконец оторвавшись от герцога.
   — Ты должен поесть, дорогой.
   — Обязательно. Только попозже. Я обещаю, ма.
   Джессмин кивнула. Взгляд ее снова стал рассеянным, обращенным внутрь себя. Она двинулась дальше и заговорила с группой прекрасно одетых леди; ни одну из них Дэви не знал.
   — Я хочу поехать на Соджи, — внезапно сказал Тейн. — Я хочу оседлать ее и умчаться прочь, чтобы никогда не возвращаться назад.
   Герцог поставил свою тарелку на ближайший низенький столик.
   — И куда же ты поедешь?
   — Куда-нибудь. Лишь бы подальше отсюда.
   — Куда бы ты ни уехал. Тейн, ничего не изменится, — негромко сказал ему герцог. — Робина нельзя вернуть. А твои родители потеряют еще одного сына. Мне кажется, ты не хотел бы причинить им подобное горе.
   — Нет, — вздохнул принц, совершенно обессилев от горя.
   — Почему бы тебе не прилечь на одной из кушеток? Я думаю, никто не станет возражать.
   Тейн механически кивнул головой и пересек широкий двор, направляясь к стоявшим у стены мягким скамьям. Дэви проследил за ним взглядом и заметил Гэйлона, который сидел в укромном уголке двора. Рядом с ним в кресле расположилась Сандаал. Наклонившись друг к Другу, они о чем-то негромко беседовали, и леди Д'Лелан прикоснулась к руке короля своими легкими пальцами.
   Дэви внезапно почувствовал укол ревности, хотя и понимал, что фрейлина королевы просто пытается немного утешить супруга госпожи. Он знал, что ревность не приносит ничего, кроме мук и взаимного недоверия, и усилием воли подавил в себе это чувство. В конце концов, между ним и Сандаал почти ничего не было с тех пор, как они прибыли в Занкос.
   Возле стола Дэви заметил Ларго Менсена, который накладывал на свою тарелку все, до чего мог дотянуться. Даже если полнотелый купец и не был в восторге от общества, однако, судя по всему, еде он отдавал должное. Повинуясь безотчетному импульсу, Дэви снова взял в руки свою тарелку и подошел к нему.
   Ларго посмотрел на него и проворчал:
   — А-а, герцог Госнийский. Как ваши дела, милорд? Как поживаете?
   — Как будто ничего, мастер Менсен. А как вы?
   — Спасибо, хорошо. Довольно хорошо, милорд. — Ларго огляделся по сторонам и слегка понизил голос: — Хотя для всех сейчас не самые веселые времена.
   — Это так, — согласился Дэви, лениво собирая пальцами пишу с тарелки и отправляя ее в рот. — Могу я спросить вас кое о чем, мастер Менсен?
   Торговцу это явно не понравилось.
   — О чем? — спросил он настороженно. — Супруг ее величества уже расспрашивал меня об этом деле несколько раз. Я мирно спал в своей постели вместе с женой, когда бедный мальчик был убит. Я не несу никакой ответственности за то, что случилось.
   — Конечно же нет, — заверил его герцог. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы невиновны, однако мне вдруг подумалось, что вы могли бы помочь мне найти того, кто нанял убийцу.
   — Но как? Я простой торговец и почти не имею дел с аристократией.
   С аристократией? Дэви насторожился.
   — Но вы, должно быть, знаете какие-то слухи, слышали, о чем люди говорят между собой. Я имею в виду те сведения, которые известны многим, но которыми ксенарцы неохотно делятся с королем Виннамира.
   — Мне известно очень мало, — торговец пожал плечами. — Есть кое-какие подозрения, не больше.
   — Не согласились бы вы поделиться этими подозрениями со мной?
   — Для того чтобы Рыжий Король смог отомстить? Не согласился бы. Кто бы это ни был, он совершил неслыханное злодеяние, однако я не хочу, чтобы головы моих соотечественников летели с плеч под топором палача.
   Дэви стиснул зубы.
   — Гэйлон Рейссон не ищет мести, только справедливости. Никто, кроме виновника, не будет наказан.
   — Это вы так говорите, лорд Госни. Однако лично у меня нет никаких причин любить вашего Рыжего Короля или доверять ему.
   — Вы можете не сомневаться, мастер Менсен, что о вашем нежелании помочь станет известно королеве, — спокойно сказал герцог. — И я уверен, что она непременно учтет это, когда в следующий раз будет созван Совет.
   Лицо Ларго стало красным.
   — В этом нет нужды.
   Снова оглядевшись по сторонам, он пробормотал:
   — Для того чтобы найти ответы на свои вопросы, присмотритесь к тем, кто окружает их величества во дворце.
   — Но кто?
   — Этого я не знаю. А теперь, с вашего позволения… — и торговец перенес свою тяжело нагруженную тарелку на другой столик, однако его аппетит отчего-то ослаб.
   «Искать среди тех, кто окружает их величества во дворце», — мысленно повторил Дэви, чувствуя, как внутри у него все холодеет. Но кто? Можно ли доверять толстяку? Скорее всего — нет, но Дэви решил начать свои поиски именно здесь, внутри дворцовых стен.
   Когда он снова посмотрел через двор, он увидел, что Гэйлон и Сандаал все еще продолжают свою беседу в уединенном уголке. Впрочем, через мгновение Гэйлон поднялся и скрылся в одном из коридоров, которые подобно лучам уходили в глубины дворца от ведущих со двора дверей. Леди Д'Лелан посидела еще немного и последовала за королем внутрь.
 
   Гэйлон давно решил про себя, что сочувствие Сандаал было не слишком уместным и успешным, однако ее нежный голос помешал ему закончить их разговор раньше. Леди Д'Лелан оказалась довольно непростой девушкой, умной, образованной и способной, не говоря уже о ее внешней привлекательности, однако он никак не мог понять, почему она так себя ведет. Джессмин обладала теми же качествами, но и ее поступки порой озадачивали Гэйлона в не меньшей степени. На протяжении стольких лет Гэйлон опирался на ее внутренние силы и присутствие духа, и это помогло ему остаться в живых. Ее любовь и поддержка помогали ему в самых сложных ситуациях, которые только случались в его жизни.
   Однако после смерти Робина он почувствовал, что не может больше опираться на Джессмин. Даже когда Джессмин стояла на расстоянии вытянутой руки от него, Гэйлону казалось, что их разделяют десятки лиг. Никакие аргументы не в силах были изменить ни того, что маленький сын Джессмин ушел навсегда, ни того, что Гэйлон все же обладал достаточным могуществом, чтобы спасти его.
   Король быстро шагал по затемненным коридорам дворца, никуда особенно не направляясь, ему просто хотелось убежать от своего горя и своей тоски, оставив их далеко позади. Несмотря на то что всех их ждало нечто ужасное в случае, если бы Гэйлон с помощью духа Камня вырвал Робина из объятий смерти, он все равно считал себя виновным в смерти сына. Эта вина никогда не оставит его, до самых последних дней его собственной жизни.
   И Гэйлон шагал по извилистым коридорам дворца, не задумываясь, сворачивая то налево, то направо.
   Торопливые скользящие шаги за спиной заставили короля обернуться. Леди Д'Лелан, оказывается, последовала за ним. Король остановился в крайнем раздражении.
   — Милорд, простите меня, — сказала молодая леди сокрушенно.
   Гэйлон вздохнул:
   — Не нужно извиняться, но я хотел бы, чтобы меня на время оставили одного.
   — Прошу вас, ваше величество! — Сандаал посмотрела на кончики своих черных шелковых туфель. — Ваши боль и тоска так сильны, что вы не должны оставаться в одиночестве. Позвольте мне помочь вам…
   — Никто не может мне помочь, миледи. Уходите. Возвращайтесь во двор и утешайте Дэви, если у вас есть такая охота. Он любит вас.
   Безмятежное выражение на лице леди Д'Лелан омрачилось гневом, а темные глаза заблистали.
   — Больше всего на свете он любит свой Колдовской Камень, так же как и вы, Гэйлон Рейссон. Мне жаль вашу королеву, которая вместо мужчины получила в мужья колдуна. Но если мне дадут возможность, я попытаюсь помочь вам сделать выбор.
   Тон, каким она разговаривала с ним разъярил Гэйлона больше, чем оскорбительный смысл ее слов. Он схватил ее за запястья и с силой дернул на себя, однако лишь только она оказалась рядом, его намерения странным образом изменились. По-прежнему сжимая пальцами ее податливые руки, Гэйлон впился в ее губы поцелуем. Он никогда не целовал никакой другой женщины, кроме Джессмин, и сейчас чувство опасности и вины подстегивало его.
   Сандаал не сопротивлялась, хотя поцелуй короля был грубым, почти жестоким. Она лишь обняла его за шею. Ее сладкие как мед губы жадно льнули к губам Гэйлона, и король почувствовал, как все глубже и глубже проваливается в западню. Леди явно обладала способностью к колдовству, способностью привораживать окружавших ее мужчин. Гэйлон же сам поддался ее чарам, прибегнув к утешению там, где оно было доступнее всего.
   Звук тяжелых шагов по каменным плитам коридора заставил Гэйлона прервать поцелуй и отстраниться. В коридоре стоял Дэви, и лицо его было неподвижно.
   — Прошу прощения, милорд, — проговорил он и повернулся, чтобы уйти.
   — Дэви, подожди! — крикнул ему вслед Гэйлон, но герцог уже свернул за угол и исчез.
   Король беспомощно выругался и снял руки Сандаал со своей шеи. Девушка улыбалась так, как будто была очень довольна собой. Гэйлон, рассердившись, оттолкнул ее.
   — Уходите, леди Д'Лелан… и впредь держитесь от меня подальше. У меня есть жена, которую я люблю, и близкий друг, который любит вас. У всех нас на данный момент достаточно огорчений, и я не хочу причинить своей семье больше вреда, чем я уже принес.
   — Конечно, ваше величество, — Сандаал присела в реверансе, не переставая улыбаться. — Однако вы не можете запретить мне любить вас. Существуют вещи, против которых даже вы бессильны вместе с вашим колдовским могуществом.
   В ее голосе прозвучала все та же вызывающая дерзость, которая заставила Гэйлона потерять голову с самого начала. Когда же она снова потянулась к нему, король воззвал к своему Камню.
   Между ними возникла в воздухе ярко мерцающая голубая занавесь, и леди Д'Лелан испуганно попятилась. Глаза ее от удивления округлились.
   — Какие бы чувства вы ни питали ко мне, миледи, я уверен, что это не любовь, — сказал Гэйлон почти спокойно. — Я нанес вам страшный и непоправимый вред, отняв у вас все, что вы имели, и всех, кого вы любили. Я не могу заставить вас понять, какие страдания это принесло мне самому, — с тех пор я не знал покоя ни днем ни ночью. Арлина я любил как брата. У меня никогда не было друга столь близкого и внимательного, и уже никогда не будет…
   Гэйлон помолчал, и голубая стена света меж ними заколыхалась.
   — Если вы не в состоянии простить меня, Сандаал, я не смею осуждать вас за это. Я сам не нахожу себе оправданий. Но только не надо играть в эти опасные игры. Никогда больше не говорите, что любите меня…
   — Но я люблю! Люблю, клянусь всеми богами!
   Печальная безнадежность овладела Гэйлоном.
   — В этом случае я вынужден снова причинить вам боль. Я не смогу ответить на вашу любовь ни сейчас, ни потом. Самое грустное во всем этом — это та боль, которую мы причиним Дэви. Или вам все равно?
   Легкая тень, промелькнувшая в глазах Сандаал, подсказала Гэйлону, что Дэви ей не так уж безразличен, однако лицо Сандаал снова застыло. Побудительные причины, лежавшие в основе большинства поступков ксенарцев, казались ему, королю северного Виннамира, совершенно необъяснимыми и непостижимыми. Сандаал же и вовсе поставила его в тупик. Хорошо хоть он выяснил, что ей не наплевать на герцога.
   — Уходите! — снова приказал Гэйлон сердито. — Оставьте меня.
   Губы Сандаал приоткрылись и вытянулись так, как будто она хотела что-то сказать, но король не дал ей вымолвить ни слова.
   — Ну?!
   Сандаал Д'Лелан повернулась и медленно пошла по коридору в направлении залы Совета, куда должны были переместиться поминки по Робину. Голубое сияние Камня постепенно погасло, и король бросил взгляд за окно террасы, на город, который виднелся за дворцовыми стенами. Незаметно наступили сумерки, и в темноте перемигивались огни ламп и уличных фонарей, однако сегодня в Занкосе было необычайно тихо. До слуха Гэйлона не доносились ни крики подвыпивших моряков, ни дробь копыт по мостовым, ни скрип колес фургонов. Простые горожане горевали вместе со своей королевой.
   Гэйлон понял, что ему необходимо найти Дэви. Надо было попытаться объяснить герцогу неловкую сцену, свидетелем которой он невольно стал. В противном случае между ними могла образоваться трещина, которая с неизбежностью будет расти. Да, Сандаал выбрала самое подходящее время. Что может быть хуже сложной проблемы, которую неловкое вмешательство запутывает еще больше? Или это не было случайностью? Может быть, Сандаал ловко воспользовалась представившейся ей возможностью? В конце концов король решил, что, объясняясь с герцогом, он должен приложить все усилия к тому, чтобы репутация леди Д'Лелан не пострадала в глазах Дэви.
   И король с озабоченным видом пошел в зал Совета.
 
   Раф Д'Гулар очень скоро обнаружил, что горе королевы не приносит ему столько радости, как он ожидал. Может быть, это произошло потому, что трое его младших братьев погибли от болезней и несчастных случаев. Горе его собственной матери с годами вовсе не стало меньше.
   Легкая поминальная трапеза не обманула его ожиданий. Несмотря на свою изящную фигуру, Раф отличался отменным аппетитом, который мог соперничать с аппетитом его старшего брата Кила. Его отец, Хэррен Д'Гулар, который обычно тоже не прочь был основательно подкрепиться, сегодня обходил столы с едой стороной, возможно, из-за того, что он не мог больше поглощать пищу с былой грацией. Он уже несколько дней не носил сломанную руку на перевязи, однако она все еще была туго перевязана и почти ни на что не годилась.
   Раф старался держаться подальше от отца из опасения получить незаслуженную выволочку на глазах всего почтенного собрания. Кила, к его великому неудовольствию, оставили дома, но Раф пообещал ему принести целый мешок вкусных вещей и тем подсластить его горькую участь.
   Оглядывая собравшихся, Раф обратил внимание на то, что среди приглашенных аристократов и богатых купцов было немало простолюдинов, принадлежавших к среднему сословию, чего король Роффо никогда бы не допустил. Иными словами, новая королева правила так, как не правил до нее никто, и только время могло помочь разобраться, насколько она подходит для этой роли. До сих пор младший Д'Гулар высоко оценивал ее несколько непривычные, но эффективные приемы управления, хотя, если говорить честно, то, не имея ничего, он и не рисковал ничего потерять. В отличие, например, от своего отца.
   Возле одного из столиков неподалеку от Рафа появились сестры Д'Ял. Обе были в темных траурных платьях, и от этого их нежная кожа казалась особенно бледной и бескровной. К тому же глаза младшей. Розы, покраснели от слез и слегка припухли.
   Д'Гулар рассматривал обеих. Катина не плакала. Из них двоих она обладала более сильным характером, и Раф подумал, что, скорее всего, именно она шпионила за Рейссоном для Хэррена Д'Гулара. Несколько поразмыслив над этой проблемой, Раф решил, что ошибся. Ни у той, ни у другой из сестер не достало бы интеллекта для столь непростого задания.
   Оглядывая толпу в поисках Сандаал, Раф увидел королеву. За ее руку цеплялся принц Тейн, глаза которого влажно блестели. Горе оставило на прекрасном лице Джессмин свою печать, и Рафу показалось, что за прошедшие дни королева состарилась на несколько лет. Рядом с ней стоял сутулый старик — Великий посланник, которого годы и болезнь уже почти превратили в беспомощного калеку. Он как мог утешал королеву, однако Гэйлона поблизости не оказалось.
   Раф поискал глазами высокую, на полголовы выше любого из присутствующих, фигуру Гэйлона Рейссона и увидел его на противоположной стороне площадки. Рядом с ним сидела в кресле… Сандаал Д'Лелан. Девушка наклонилась к королю и положила ладонь на его руку. Раф увидел эту картину сквозь брешь, внезапно образовавшуюся между двумя группами гостей. В следующий момент король и Сандаал снова оказались закрыты от него чьими-то спинами. Когда же и эти мешавшие ему люди отошли в сторону, Раф обнаружил, что король и молодая леди исчезли. Чувствуя, как в нем оживает жгучее любопытство, молодой Д'Гулар устремился следом, не слишком вежливо расталкивая тех, кто попадался на его пути. Впрочем, уже вечерело, и собрание вот-вот должно было переместиться в зал Совета, где стоял королевский трон.
   Коридор вел его внутрь дворца. Оказавшись на развилке, Раф задумался, но потом выбрал путь, который вывел бы его к королевским покоям. Ему казалось маловероятным, что Гэйлон направился на дворцовую кухню или в помещение для слуг. Выбрав направление, он пошел быстрее. Негромкий гул собравшихся в саду гостей постепенно стихал, но зато теперь он слышал впереди уверенные шаги короля и негромкий шорох мягких туфель. Д'Гулар последовал за леди на почтительном расстоянии, стараясь не обнаружить себя и в то же время не пропустить ничего из назревающих событий.
   Сандаал так спешила нагнать короля, что следовавший за ней по пятам Раф чуть было не попался, когда за поворотом коридора, выводившим его на одну из застекленных террас дворца, чуть было не столкнулся с королем Виннамира, который остановился, чтобы поглядеть на город внизу. Здесь его и нагнала леди Д'Лелан. Раф сделал два бесшумных шага назад и прижался к стене, стараясь успокоить дыхание.
   Король и леди спорили о каких-то странных вещах. Затем наступила долгая тишина, и Раф осмелился выглянуть. Гэйлон Рейссон и Сандаал Д'Лелан целовались, и руки фрейлины были обвиты вокруг шеи короля Виннамира.
   За спиной Рафа раздались еще чьи-то шаги, и он поспешно скрылся в густую тень возле утопленной в стену двери. Мимо него прошел герцог Госнийский. Он не заметил Рафа, хотя остановился буквально напротив него. Д'Гулар заметил, что бледное лицо Госни стало еще бледнее.
   — Прошу прощения, милорд, — сказал Госни бесстрастно и, резко повернувшись, быстро пошел в обратном направлении.
   Раф услышал, как король крикнул вслед своему герцогу: «Дэви! Подожди!», но молодой лорд уже исчез.
   Раф ухмыльнулся. Каковы бы ни были отношения Дэви с леди Д'Лелан, он только что сделал пренеприятнейшее для себя открытие. И причиной тому оказался не кто иной, как Гэйлон Рейссон, обожаемый монарх, которому Госни верно служил. Как удивительно все запуталось и усложнилось!
   Тем временем голоса на террасе затихли. Раф осмелился еще раз выглянуть из своего укрытия, чтобы лучше слышать, о чем будут говорить король и леди. Они некоторое время спорили, но слишком тихо, чтобы Раф сумел уловить что-то членораздельное, а затем Сандаал неожиданно громко заявила о своей любви к Гэйлону. В первое мгновение Д'Гулар почувствовал себя уязвленным, однако в следующую секунду он уже жмурился от удовольствия. Ему не нужно было иных доказательств ее двуличия и коварства.
   За все те годы, на протяжении которых Раф Д'Гулар знал Сандаал, она никогда и ни к кому не питала никаких чувств. Сиротское детство, наполненное болью потери родных и пренебрежением прежних знакомых и друзей, ожесточило ее сердце. Все это время она оставалась холодной, расчетливой и черствой женщиной. Рафа всегда влекло к ней, одно время он просто не давал ей прохода, преследуя ее без всякого стыда, однако леди не позволяла себе роскоши иметь даже близких друзей, не говоря уже о любовниках. У нее вполне хватало сил, чтобы защитить себя самой. Таким образом, Сандаал стала его единственной неудачей на любовном поприще, и это ранило его, хотя он и не хотел себе в этом признаваться.
   Между тем король Виннамира сделал свой выбор. Его жена и семья были для него намного важнее мимолетного романтического увлечения, и он как можно доступнее изложил это молоденькой женщине. Раф, скорчившись в тени под дверью, пожалел, что не может видеть ее лица в этот момент, — наконец-то и ее отвергли. Однако Гэйлон уже шел в его сторону.