Джастин застыл, как будто над головой его оглушительно грянул гром. Он молча уставился на Себастьяна. Потом вдруг глаза его расширились, и слезы разом высохли в них, как по мановению волшебной палочки. Едва мог дышать, он весь покрылся холодным потом. О Боже, пронеслось у него в голове, не может быть! Что же это такое? Это сосущее, болезненное чувство, грызущее изнутри его душу... Неужели это любовь? Как странно. А он мог бы поклясться, что это нож, раз за разом вонзающийся в кровоточащую рану. В его сердце... в самое его сердце.
   Но разве любовь может причинять такую боль? Нет... невозможно, думал Джастин, так не может быть. Любовь – это совсем другое. Любовь – это радость, наслаждение и... Это что-то искреннее, чистое, как...
   Как сама Арабелла.
   Неужели он любит Арабеллу? Быть такого не может. Джастина снова прошиб пот. Признаться даже самому себе, что он влюблен в собственную жену... Нет, это было не то признание, которое он сделал бы с легкой душой. В конце концов, всю свою жизнь он бежал от любви.
   Она все же настигла его.
   Но почему-то легче от этого Джастину не стало.
   Собственно говоря, ему даже стало тяжелее.

Глава 23

   – Мадам, – торжественно объявил Эймз, – к вам посетитель.
   Сидевшая на диванчике Арабелла удивленно вскинула на него глаза:
   – Ко мне?
   Ее сердце вдруг забилось торопливыми, неровными толчками. Может, это Джастин? Самые разные чувства, нахлынув на Арабеллу, раздирали ее на части. Надежда... страх... и многое другое. На пороге гостиной выросла высокая мужская фигура, и сердце Арабеллы разом ухнуло вниз.
   Но это оказался не Джастин, а Себастьян.
   Арабелла едва не расплакалась от досады. Со времени той ужасной сцены, которая разыгралась в этой самой гостиной, прошло уже целых два дня. Не успел Джастин уйти, как Арабелла, извинившись, поспешно поднялась к себе. Она вдруг словно ослепла и оглохла и не чувствовала ничего, кроме мучительной боли. И если бы кто-то сказал ей, что Джастин сейчас мучается ничуть не меньше ее самой, Арабелла не поверила бы.
   Но потом она долго лежала без сна в своей девичьей постели, в которой так сладко спала прежде. Арабелла надеялась, что сон успокоит ее, но он бежал от нее. Мысли не давали ей покоя. Все казалось каким-то... неправильным, что ли. Без Джастина постель казалась ей пустой. К утру Арабелла окончательно измучилась. Конечно, она еще злилась... и при этом чувствовала себя ужасно несчастной. Она обижалась... и при этом отчаянно тосковала.
   Но теперь... Взгляд Арабеллы метнулся к чайному столику, на котором стоял поднос с чашками.
   – Хотите чаю?
   Но Себастьян решительно отказался. Арабелла закусила губу.
   – Вы ведь виделись с Джастином? – Вопрос вырвался у нее прежде, чем она успела остановиться.
   – Да, вчера, – кивнул он.
   Руки Арабеллы бессильно упали на колени.
   – Это он попросил вас прийти сюда? – Но прежде чем Себастьян успел ответить, Арабелла уже сделала свой собственный вывод. – Нет, конечно же, нет. Джастин слишком упрям для этого. И слишком горд.
   По губам Себастьяна скользнула легкая усмешка.
   – Похоже, вы хорошо успели узнать его.
   – Как он? – вырвалось у нее.
   И Арабелла поперхнулась, будто этот вопрос обжег ей язык. Нет, ей совсем не хочется это знать. Ей это безразлично, твердила она себе, но... это было сильнее ее. Арабелла ничего не могла с собой поделать.
   Себастьян поднял брови:
   – А вы не догадываетесь?
   – О-о! – беспомощно простонала Арабелла. – Пьет, должно быть. Я угадала?
   – Ну, если хотите знать, от этого ему не легче. – Некоторое время Себастьян молча разглядывал ее. – Вообще говоря, ему неизвестно, что я здесь. И я явился вовсе не для того, чтобы умолять вас простить его. И просить вас вернуться к нему я тоже не стану.
   – Тогда для чего вы здесь?
   – Сам не знаю... – с подкупающей искренностью ответил Себастьян. – Но раз уж я все равно пришел, позвольте, я кое-что вам расскажу. Прошу вас, Арабелла, выслушайте меня, это очень важно, поверьте. – Себастьян снова замолчал. – Очень странно, – задумчиво проговорил он наконец, – но все сегодняшнее утро меня не перестает мучить воспоминание о том, что случилось много... очень много лет назад. Дело в том, что я никак не могу выкинуть это из головы и... в общем-то, если честно, именно поэтому я здесь.
   Арабелла удивленно смотрела на него:
   – О чем вы? Не понимаю...
   – Это случилось, когда мы все еще жили в Терстон-Холле, вздохнув, заговорил Себастьян. – Джастину в то время было лет восемь... может, девять, не больше, если мне не изменяет память. Как-то раз во второй половине дня Джастин исчез. Он должен был вернуться в классную, но не пришел. Поднялся страшный переполох. Очень скоро все, кто был в доме, бросив свои дела, уже искали его. Шли часы, и, по мере того как время близилось к вечеру, тренога становилась все сильнее. Джастин как будто испарился. Обнаружил его отец – просто случайно поднял голову вверх и увидел Джастина. Паршивец, спрятавшись среди ветвей старой яблони во фруктовом саду, несколько часов подряд любовался на эту безумную суету внизу, когда все носились по имению, разыскивая его и уже потеряв от страха голову. Отец, конечно, взбесился. Он крикнул Джастину, чтобы он немедленно спустился. Не знаю, что бы сделал Джастин, – не уверен, что он послушался бы. Но тут ветка, на которой он стоял, внезапно обломилась, и Джастин рухнул па землю. Но упал неудачно, на руку. Его запястье вывернулось под каким-то немыслимым углом, и я догадался, что рука у него сломана. Наверное, боль была адская... Я помчался к нему бегом... Не помню, чтобы я когда-нибудь бегал так, как в тот день. Я перепугался до смерти – ни разу в жизни я еще не видел отца в таком бешенстве, как тогда...
   Арабелла похолодела. Все внутри ее вдруг сжалось, словно разом обратившись в ледяной ком. Она внезапно вспомнила, как Джастин когда-то показал ей то самое дерево...
   – Наш отец... как бы это сказать? В общем, его вряд ли можно было назвать добрым человеком. Конечно, он видел, что Джастину больно, но если вы думаете, что это могло бы смягчить его сердце... Как бы там ни было, послали за врачом. Тот приехал, сказал, что кость сломана и что ее нужно поставить на место. Дьявольщина, готов поклясться, что Джастину было безумно больно, а ведь он был совсем еще ребенок! Но он не издал ни звука, пока врач возился с его рукой. Помню, как стоял возле него, держа его за руку. Врач сказал, что будет очень больно, что пусть он кричит, – мол, это нормально, и все поймут, если он заплачет. Но Джастин.... Джастин только бросил взгляд на стоявшего в дверях отца и поклялся, что не издаст ни звука... что не заплачет, чего бы это ему ни стоило. Поклялся, что отец никогда – никогда! – не увидит слез на его глазах! Думаю, отец продал бы душу дьяволу, чтобы услышать, как Джастин плачет! Я прочел это в его взгляде. Но Джастин так и не заплакал. Он вообще не издал ни звука – как и обещал. Он не доставил отцу такого удовольствия – видеть, как он плачет, – тихо проговорил Себастьян. – Ни тогда. Ни потом. Ни разу в жизни!
   Оба долго молчали. Наконец Себастьян поднял на Арабеллу глаза.
   – Как странно, вы не находите? Я хочу сказать – для ребенка. Чтобы мальчишка его возраста никогда не плакал. Вы понимаете?
   У Арабеллы сдавило горло. Ей вдруг представился Джастин, несчастный, одинокий ребенок, лишенный родительской любви... Она видела, как он лежит – беспомощный, терзаемый болью и ненавистью, гладя в лицо беснующемуся отцу, и кусает до крови губы, чтобы не заплакать. А она еще смеялась над ним, издеваясь над его неловкостью, когда он рассказывал, как в детстве свалился с дерева... Сейчас она бы с радостью откусила себе язык за те слова...
   Мысли лихорадочно закружились у нее в голове, словно вспугнутые летучие мыши, и Арабелла застыла, не зная, что и подумать. Но тут услужливая память подсунула ей еще одну картину. И острое чувство вины, словно ядовитая змея, ужалило Арабеллу в самое сердце. Она вся сжалась, с болью и раскаянием вспоминая, как всего какие-нибудь два дня назад Джастин стоял в этой самой комнате, с осунувшимся лицом смотрел на нее. Вспомнила загнанное выражение в его глазах, стыд, страх и отчаянную безнадежность в его лице. Вспомнила, как оно дернулось, как от удара, а потом словно застыло. Что же она тогда сказала ему? «Ничего не говори больше! И не смотри на меня так!» Да, именно это она тогда и бросила ему в лицо...
   Арабелла затрясла головой, будто пытаясь отогнать мучительное воспоминание. Потом подняла глаза на Себастьяна.
   – Но почему вы так уверены, что он никогда в жизни больше не плакал? Откуда вам знать?
   – Откуда? Просто я хорошо знаю своего брата, – ничуть не удивившись, отрезал Себастьян. По тому, как решительно он это сказал, Арабелла поняла, что в душе Себастьяна нет ни тени сомнений на этот счет. – Понимаете, Арабелла, наше с Джастином детство было отнюдь не безоблачным. И особой радости...
   – Я знаю, – поморщившись, поспешно перебила она. – Джастин мне рассказывал... – О том, что Джастин рассказал ей не только об их безрадостном детстве, но и о той ночи, когда умер их отец, она не стала говорить. И о том, что Джастин до сих пор уверен, что это он стал причиной смерти отца, как если бы убил его собственными руками... о том, что он до сих пор мучится стыдом и раскаянием, – обо всем этом Арабелла решила умолчать. В конце концов, Джастин как-никак поверил ей свою тайну, и она скорее выроет себе язык, чем предаст его доверие.
   Но Себастьян, казалось, ничего не заметил.
   – Джулианна совсем не помнит мать, – тяжело вздохнув, снова заговорил он. – Она была еще совсем крошкой, когда мать сбежала из дому. Жаль, конечно... но, думаю, мы должны возблагодарить судьбу, что это случилось тогда, а не позже. Для самой Джулианны это в какой-то степени было счастьем. А вот для Джастина... – Себастьян сокрушенно покачал головой, и лицо его потемнело. – Знаете, Арабелла, мне почему-то всегда казалось, что для Джастина это было тяжелее, чем для любого из нас. Ему отчаянно была нужна мать, а ее не было с ним. Думаю, это изменило его навсегда. Он ведь был похож на нее как две капли воды. Может, именно поэтому он всю свою жизнь верил, как верили все вокруг, что свой разнузданный характер он унаследовал именно от нее, что он, мол, дерзкий, непокорный, что его хлебом не корми, только дай сделать кому-то гадость. И вот теперь все в Лондоне считают его человеком совершенно аморальным, лишенным каких-либо принципов... иначе говоря, распутником и негодяем. Но ведь это же не так, поверьте! Мы оба, Джулианна и я, знаем, что это не так. Потому что мы знаем совсем другого Джастина! Он совсем не такой, каким хочет казаться. Впрочем, думаю, вы, Арабелла, тоже теперь знаете, что он вовсе не тот, за кого себя выдает.
   Да, Арабелла это знала. Бог свидетель, она уверена, что это так!
   – Всю свою сознательную жизнь бедняга Джастин жил как будто в своем собственном аду. Бродя ощупью в кромешной тьме, он словно искал что-то... или кого-то... Я всегда ломал себе голову, гадая, что же он все-таки ищет. Думаю, он и сам толком этого не понимал. Но я уверен, что в конце концов он нашел это в вас, Арабелла. С вами он совсем другой... не такой, как всегда... не такой, каким все привыкли его видеть. С вами... не знаю, как это объяснить... он как будто вышел из тьмы на солнечный свет...
   Себастьян, словно сам удивляясь своим словам, неуверенно покачал головой.
   – Не прогоняйте его, Арабелла. Не заставляйте его вновь вернуться назад, во мрак, где он томился всю жизнь. Прошу вас... не делайте этого... не будьте так жестоки! Нет-нет, я помню, как пообещал, что не стану вмешиваться, но... Но вы и Джастин... вы просто созданы друг для друга, Арабелла, поверьте! Девон тоже заметила это – между прочим, еще раньше меня. Она сказала мне об этом еще в первый день, когда увидела вас. Но эта пропасть, что разделила вас с Джастином...Тут я ничего не могу поделать. Я бы уничтожил ее собственными руками, если бы я смог, но... это не в моих силах.
   Себастьян надолго замолчал. Арабелла сидела, не поднимая глаз.
   – Прошу вас, – очень тихо проговорил он. – Не делайте пока ничего. Не принимайте поспешных решений. Сначала поезжайте и посмотрите на него. Прежде чем вы решите, что вам делать, прежде чем разрушить все, что связывает вас... просто поезжайте и посмотрите на него. Послушайтесь моего совета, Арабелла. Думаю, вы найдете его в Кенте. Он говорил, что у него там еще много дел, – я имею в виду в доме, который он там купил.
   Арабелла, ничего не понимая, озадаченно захлопала глазами:
   – Какой дом? В Кенте?!
   – Да, поместье и дом. Неужели вы ничего не знаете? Выходит, он вам не говорил?
   Потрясенная всем услышанным, Арабелла могла только молча смотреть на него.
   – Так вы, выходит, ничего не знали до сегодняшнего дня?!
   Арабелла со свистом втянула в себя воздух.
   – Он ни словечка мне не сказал... – И тут она осеклась. Нет... не совсем так... Джастин что-то говорил, да, конечно! Неужели это и была та самая новость, которой он обещал похвастаться? И вновь чувство вины острыми когтями впилось ей в сердце. Боже милостивый... не может быть! Да, точно! Он хотел ей рассказать, но тут приехал Гидеон, а потом... потом вспыхнула ссора.
   Сквозь пелену слез, застилавшую ей глаза, Арабелла увидела, как Себастьян, вздохнув, тяжело поднялся на ноги.
   – Мне пора. Девон ждет меня. Боюсь, она станет беспокоиться, если я задержусь.
   Как во сне, Арабелла проводила его до дверей, попрощалась, а потом снова вернулась в гостиную и опустилась на диван, едва сознавая, что делает. Чай, про который она давно забыла, остывший и даже успевший уже подернуться пленкой, так и остался стоять на столике.
   Голова у нее гудела. Сердце билось неровными, частыми толчками, и каждый из них давался ей с таким с трудом, что Арабелле не хватало воздуха. Она попыталась вдохнуть полной грудью – и тут же скорчилась от резкой боли в сердце. Разговор с Себастьяном не прошел для нее даром. Он стал для Арабеллы жестоким напоминанием о том, что пришлось перенести Джастину, когда он был еще ребенком. Но почему-то Арабелле казалось, что детство его было куда тяжелее, чем он рассказывал ей, куда ужаснее, чем думал Себастьян. B ту ночь, когда Джастин, едва придя в себя после мучившего его ночью кошмара, рассказал ей, как умер его отец, Арабелле многое стало ясно. Она догадалась, что Джастин безумно любил отца, любил так, как может любить только одинокий ребенок, любил, несмотря на все унижения и боль, которые причинял ему жестокий отец. Арабелла попыталась представить себе Джастина, каким тот был в детстве, – и это удалось ей без особого труда, – самолюбивого, гордого маленького упрямца, о котором рассказывал ей Себастьян и который скорее умер бы, чем позволил кому-то увидеть слезы у него в глазах. Именно таким он был, ее муж... ее Джастин. Человеком, который ни за что бы не позволил кому-то догадаться, как ему больно...
   Но он просил ее вернуться домой вместе с ним, спохватилась Арабелла. Умолял ее, и слезы стояли в его глазах, когда он смотрел на нее...
   Слезы... слезы на глазах у мальчика, который поклялся, что никогда не заплачет.
   А она... она повернулась к нему спиной...
   Внезапно Арабелла почувствовала, что тоже плачет. Слезы неудержимо катятся у нее по щекам, а она даже не вытирает их...
   Только тогда она наконец поняла то, чего не понимала до сих пор... чего не понимал и не видел никто из окружающих Джастина, – что стены, которыми он окружил себя, вовсе не для того, чтобы не впускать кого-то в душу, ее, например, – а просто чтобы защитить его израненное сердце... чтобы никто и никогда больше не смог причинить ему боль.
   А она отвернулась от него. Она оттолкнула его, жестоко, неумолимо!
   Но почему он все-таки женился на ней, с болью в душе снова и снова спрашивала себя Арабелла. Непонятно... Если бы он намеревался лишь хладнокровно соблазнить ее, это не составило бы ему особого труда. Вспомнив, как у нее слабели и подгибались колени, стоило ей только почувствовать на себе обжигающий взгляд Джастина, Арабелла вспыхнула. Да, будь он немного настойчивее, она бы не устояла...
   Но вместо этого он женился на ней – он, человек, всегда открыто кичившийся своим абсолютным презрением к тому, что принято считать долгом. Сердце Арабеллы затрепетало. Ей отчаянно хотелось верить в то, что чувства, связавшие их двоих в эти бесценные дни их супружеской жизни, были больше, чем обычная страсть... больше, чем просто желание...
   Погрузившись в свои невеселые мысли, Арабелла забыла обо всем. Очнулась она, только когда услышала какой-то неясный шум. Она испуганно вздрогнула и вскинула голову. И тут же обнаружила, что она уже не одна, – ее дядя и тетка вместе с родителями, войдя в гостиную, молча и встревоженно разглядывали ее. Отвернувшись, Арабелла поспешно смахнула слезы и вытерла тыльной стороной ладони мокрые щеки, чтобы они не заметили, что она снова плакала.
   Ее мать, похоже, решила не тратить попусту время и сразу приступила к делу:
   – Мы увидели в окно, как карета маркиза Терстона отъехала от дома. Надеюсь, его визит не расстроил тебя, Арабелла? Как ты? С тобой все в порядке?
   – Со мной все чудесно, мама, – поспешно проговорила Арабелла, заставив себя улыбнуться.
   – Ох, Арабелла, как же приятно видеть, что ты снова улыбаешься! – с облегчением воскликнула ее мать. – Мы тут как раз думали, как бы доставить тебе удовольствие, потом посоветовались с Грейс, и она попросила кухарку приготовить к обеду твое любимое...
   – Я не буду обедать с вами, мама, – тихо, но решительно перебила Арабелла. Она поднялась на ноги и покачнулась, поскольку голова у нее закружилась и перед глазами все поплыло. Отец, заметив это, подскочил к ней и поддержал ее, иначе она упала бы.
   Арабелла вздрогнула и заморгала.
   – О Господи, – прошептала она. – Опять эта слабость! И какие-то странные головокружения, причем вот уже второй раз за последние дни.
   Ее мать и Грейс обменялись многозначительными взглядами. Заметив это, Арабелла озадаченно нахмурилась и с подозрением взглянула сначала на свою мать, потом на тетушку Грейс.
   – Что такое? – недовольно спросила она.
   И тут до нее дошло... Она почувствовала, что вот-вот лишится чувств.
   – О-о-о... – пролепетала она, растерянно переводя взгляд с матери на тетку и обратно.
   – Вероятно, это просто обычное переутомление, – преувеличенно бодрым тоном объявила мать.
   Арабелла машинально положила ладонь на живот. Слабая искорка надежды вспыхнула где-то в самой глубине ее души, вспыхнула и стала потихоньку разгораться.
   – Очень надеюсь, что нет, – слегка смутившись, тихо проговорила она.
   Мать, побледнев, отшатнулась, как от удара.
   – Нет! Только не это! Господи, Арабелла! Только не говори мне, что ты понесла от этого... этого... субъекта...
   – Мама! – Резкий окрик Арабеллы прозвучал, как удар хлыста. Мать с теткой испуганно переглянулись и даже слегка попятились. – Мама, что ты такое говоришь?! Этот, как ты выражаешься, субъект – мой муж! Да, да, ты не ослышалась – мой муж! Кстати, на тот случай, если ты вдруг забыла, его зовут Джастин. Я была бы крайне признательна тебе, если бы с нынешнего дня ты называла его именно так.
   Мать, потрясенная такой отповедью, только открывала и закрывала рот, словно вытащенная из воды рыба.
   – Арабелла... – немного придя в себя, пролепетала она. – Боже мой, что ты говоришь?!
   Немного устыдившись своей резкости, Арабелла подошла к матери и ласково взяла ее руки в свои.
   – Мама, послушай, – тихо, но твердо проговорила она. – Я ведь уже больше не ребенок. Я давно уже взрослая. Вы с папой так долго не видели меня, что никак не можете привыкнуть и смириться с этой мыслью. Вы по-прежнему видите во мне маленькую девочку, которую когда-то оставили здесь. Но я давно уже женщина – взрослая, самостоятельная женщина, которая хорошо знает, чего она хочет. – Арабелла слабо улыбнулась. – Странно, правда? Потому что, когда вы с папой уезжали в Африку, я, если честно, еще этого не знала. В общем-то и потом тоже. Не знала даже, когда начался сезон и я стала выезжать. Я и себя-то тогда еще толком не знала. Не знала, кому можно верить, а кому нет. Но теперь я хорошо понимаю, что сделала что-то не так. Нет, вернее, я теперь знаю, что мне нужно сделать. Что я обязана сделать – просто потому, что это правильно.
   – Конечно, я согласна, что ты уже больше не ребенок, но, Арабелла...
   – Мама, – решительно перебив ее, напомнила матери Арабелла, – насколько я помню, чтобы выйти замуж за папу, ты в свое время сбежала из монастыря. Или я ошибаюсь?
   – Да, конечно, но...
   Арабелла приложила палец к губам матери, разом положив конец всем ее возражениям.
   – Нет-нет, не спорь, пожалуйста! Вы с папой всегда следовали велению сердца. И между прочим, тетя Грейс с дядей Джозефом тоже! Так что вы поймете меня, если я теперь поступлю точно так же. – Ее взгляд упал на пораженного отца. – Папа, никакого расторжения брака не будет.
   Нахмуренные брови матери понемногу разгладились, и лицо ее разом как будто посветлело. Отец Арабеллы внимательно посмотрел дочери в глаза, словно пытаясь понять, о чем она думает.
   – Арабелла, ты уверена, что это именно то, чего ты хочешь?
   – Да, папа. Это и есть то, о чем я мечтала, – с сияющим лицом объявила Арабелла. – А теперь, надеюсь, вы меня извините, – я возвращаюсь домой, к мужу. Мне не следовало оставлять его одного. Это была большая ошибка. Больше я никогда так не сделаю. Но напоследок я хочу попросить вас вот о чем. Вы весьма обяжете меня, если с радостью примете его в нашу семью.
   Дэниел, чуть заметно улыбнувшись, обнял жену за плечи и притянул ее к себе.
   – Знаешь, как больно видеть, что твой ребенок страдает? Когда-нибудь ты нас поймешь, Арабелла. И простишь. Потому что мы с твоей матерью хотели только одного – чтобы ты была счастлива.
   Кэтрин тоже улыбалась – глаза ее все еще застилали слезы, но она изо всех сил старалась улыбнуться Арабелле дрожащей улыбкой.
   – Конечно, дорогая. Твое счастье... Понимаешь, это для нас главное!
   Столько самых разных чувств нахлынуло на Арабеллу в эту минуту, что у нее перехватило дыхание. В горле у нее застрял комок, она готова была разрыдаться. Никогда она еще не любила их, как в этот момент, никогда с такой отчетливостью не понимала, как много они значат в ее жизни.
   Она расцеловала их обоих.
   Дядя Джозеф, ставший безмолвным свидетелем их разговора, незаметно вышел из комнаты и отправился распорядиться, чтобы подали карету. Тетя Грейс, тоже успевшая сообразить, к чему идет, поспешила к дверям. Очень скоро они услышали, как она распоряжается, поторапливая горничных, чтобы те поскорее собрали вещи Арабеллы.
   – Так-так, тетя Грейс! – усмехнулась Арабелла, когда та вернулась. – Вижу, вам просто невтерпеж поскорее избавиться от меня!
   Грейс засмеялась. Потом, спохватившись, прикрыла ладонью рот, чтобы Кэтрин не услышала ее.
   – Дорогая моя, – заговорщически прошептала она через плечо покосившись на сестру с зятем, – просто уму непостижимо, как это ты столько времени не могла догадаться о том, что я увидела давным-давно!
   – Вот как? Значит, давным-давно? И когда же это случилось, интересно знать? – хмыкнула Арабелла.
   – Господи, да все на том самом балу у Фартингейлов, когда ты впервые вальсировала со своим будущим мужем! Ты тогда была просто ослеплена. А он был явно сражен наповал. А я смотрела на вас обоих и думала... О, знала бы ты, какие надежды появились у меня в тот вечер! – Тетушка Грейс зажмурилась.
   – Тетя Грейс! – изумленно ахнула Арабелла.– Значит, уже тогда?.. – И засмеялась.
   – Уже тогда!
   Арабелла порывисто обняла ее.
   – Знаешь, ты всегда была самой любимой моей тетушкой! И останешься ею навсегда!
   – Глупышка! Я же твоя единственная тетушка, ты забыла? – Глаза тети Грейс сияли лукавством. При мысли о том, как все удачно устроилось, она просто лучилась радостью. Не выдержав, она захлопала в ладоши, как ребенок, закружилась по комнате.
   – О, какой счастливый день! – восторженно пропела она. – С сегодняшнего дня начинаю планировать торжественный прием по случаю крестин твоего первенца!
   Арабелла тихо засмеялась.
   – Не рановато ли? – остановила она не в меру разошедшуюся тетку. – Впрочем, – вздохнула Арабелла, – думаю, ты права. Скорее всего долго ждать тебе не придется.
 
   На следующий день, почти в то же самое время, Арабелла сидела в карете, которая, подпрыгивая на проселочной дороге, двигалась в сторону графства Кент. Когда ей наконец удалось выехать из Лондона, было уже довольно поздно, к тому же ехавшая впереди карета внезапно перевернулась, и Арабелла потеряла немало времени, нетерпеливо дожидаясь, пока ее вновь поставят на землю. Словом, час был уже поздний, а ехать ночью она опасалась. Поколебавшись немного, Арабелла решила переночевать в придорожной гостинице.
   И хотя она отъехала не так уж далеко от Лондона, городишко, через который она сейчас проезжала, казалось, попал сюда из какого-то другого мира. По обе стороны проселочной дороги, по которой, громыхая колесами, катила карета, почти до самого горизонта расстилались поля, радуя глаз проезжающих путешественников свежей, сочной зеленью. Арабелла полной грудью вдыхала ароматный воздух. Примостившись на краешке сиденья, она не отрываясь смотрела в окно, мысленно подгоняя взмыленных лошадей, которые и без того неслись во весь опор.