Джонсон Сьюзен. Чистый грех

   Наградив хозяина теплой улыбкой и ласково мазнув его кончиком веера по массивному подбородку, Флора насмешливо стрельнула глазами в сторону Эллиса. Затем села на подставленный стул и тщательно расправила свое белое, расшитое алыми тюльпанами атласное платье.
   — Спасибо, мистер Фиск, — сказала она, с видом простушки хлопая глазами. — . Будет истинным удовольствием сыграть с вами. По слухам, вы несравненный игрок.
   «Мастерская работа», — сухо констатировал про себя Адам. Раньше, чем девушка закончила говорить, Гарольд Фиск начисто позабыл, что он женат, и женат счастливо. Когда предыдущая партия была закончена, все взгляды снова обратились на Флору.
   Сама невинность, она окинула пятерых мужчин голубиным взглядом и спросила сладчайшим голоском:
   — Итак, во что играем, господа?
   При этом она плавным движением сняла с кисти костяной веер, положила его на стол и томительно медленным жестом поправила кружева на буфах низко декольтированного платья с голыми плечами. Этот продуманный, давно сочиненный и неповторимый Флорин жест заканчивался легким и величавым передегиванием плеч, которое давало слабый качок атласным холмам высоко поднятых корсетом грудей. Подобный маневр всякий раз гипнотически приковывал взгляды мужчин к ее декольте. То же случилось и сейчас. В свете многочисленных ламп атласные полушария тускло поблескивали в упоительном контрасте с белоснежным платьем и ниткой кораллов у шеи.
   Гарольд Фиск и оба купца разве что не облизались, таращась на грудь Флоры.
   Адам желчно подумал: «Мы еще не решили, какой вид покера избрать, но во что играешь ты, мне уже понятно».
   — Выбор за вами, миледи, — как-то сдавленно воскликнул Гарольд, силой отводя взгляд от обнаженных прелестей гостьи.
   — Хммм… — словно растерялась Флора и оглянулась на Эллиса, безучастно сидевшего за ее спиной. — Быть может, вы подскажете?
   — Думаю, лучше по пяти и три из прикупа. Проще всего.
   — Как, господа? Это всех устроит?
   Вопрос был задан тоном маленькой девочки, которая села играть со взрослыми во взрослую игру: она вся дрожит от радости, гордится событием — и при этом не хочет выдать своего счастья и страшно боится, что они заметят, как ей страшно. Это было так прелестно, что Гарольд Фиск весь подался ей навстречу, зачарованно глядя девушке в глаза и приоткрыв рот. Даже лорд Халдейн, привычный к ее штучкам и к ее всегдашнему очарованию, смотрел на дочь с умилением.
   Лишь Адам тяжело привалился к спинке своего стула и сверлил Флору холодным взглядом.
   Лорд Халдейн тем временем тряхнул головой и мысленно крякнул: он знал, что последует за этим маленьким спектаклем. Теперь за столом сидел партнер, силы которого ему были отлично известны. Еще школьницей с косичками Флора играла в покер много лучше отца, искусного и бывалого игрока.
   При первых трех сдачах Флора только осторожно приглядывалась к партнерам, изучала их стиль игры, была воздержанна, ставки не повышала и раз за разом проигрывала — впрочем, суммы некрупные. Эллис через плечо заглядывал к ней в карты и время от времени давал советы. Она им исправно следовала и громко благодарила его. К концу третьей партии она изъявила желание выпить шампанского — и трое мужчин одновременно вскочили, чтобы обслужить ее.
   Флора осушила два бокала шампанского и, видимо опьянев, шаловливо рассмеялась и заявила:
   — Ах, у меня такое чувство, что мне сегодня повезет. Была не была! Рискну-ка я повысить ставку.
   При этом она как бы случайно положила карты на стол рубашкой вверх — и больше не поднимала их, так что Эллис потерял нить игры и больше не совался с советами.
   Подняв и без того существенную ставку втрое, Флора обвела партнеров все тем же невинно-голубиным взглядом, как бы спрашивая мужчин: не слишком ли? Дескать, простите меня, глупенькую, если я сделала что-то не то…
   — Все правильно, моя дорогая, это ваше право, — проворно сказал Гарольд Фиск. — Просто нам будет больно, если вы вдруг проиграете столь значительную сумму.
   — А я все-таки рискну! — бесшабашно улыбнулась Флора. — Отец не имеет привычки сердиться, когда я теряю деньги. Правда, папа?
   — Да, шалунья, — подтвердил лорд Халдейн. — Если тебе нравится ходить по лезвию — изволь. Ну а я пас, у меня не та карта, чтобы хорохориться.
   Оба купца повздыхали, помялись — тоже вышли из игры: им претила сама мысль о возможности проиграть такой куш кокетливой красавице.
   Банкир Гарольд Фиск был не таков.
   — Я играю, — азартно заявил он. — И прибавляю пять тысяч к тому, что уже есть.
   Себя он считал гением покера, да и перед такой роскошной женщиной не хотелось ударить в грязь лицом.
   Адам вроде бы и бровью не повел на молодечество Гарольда Фиска.
   Выдержав паузу, он сказал, толкая кучку своих фишек на середину стола:
   — Прибавляю еще десять тысяч.
   — Боюсь, что фишек у меня не хватит, — сказала Флора. — А можно листок бумаги? Будьте добры.
   Эллис наклонился к ее плечу и что-то быстро зашептал. Она выслушала его и в свою очередь что-то шепну ла ему на ухо. Молодой кентуккиец недовольно поджал губы и отодвинулся от девушки.
   Через несколько секунд перед Флорой был поставлен серебряный поднос с бумагой, пером и склянкой чернил. Черкнув несколько слов и складывая бумагу вдвое, она сказала:
   — Принимаю вызов и добавляю еще двадцать тысяч.
   За столом все так и ахнули.
   Но Флора знала, что делает. У нее были четыре старшие карты, все козыри. Проиграть она могла только в одном случае: если у Адама или у Фиска был на руках королевский флэш.
   — Я пас, — проворно сказал Гарольд Фиск. Он понимал: когда на кону этакая сумма, здравомыс-лящий человек вряд ли станет блефовать… даже если это женщина.
   — Двадцать тысяч, — промолвил Адам, взглядом оценивая стоимость своих фишек. Не хватит. Он придвинул к себе бумагу и быстро написал расписку. — Принимаю вызов. И пять тысяч сверху.
   Купцы зашушукались: по их мнению, леди явно зарывалась.
   Джордж Бонхэм слегка побледнел, но молчал.
   Эллис весь подался вперед, однако поджатые губы так и не разжал. Он понимал, что лезть с увещеваниями — пустое дело.
   Но, как только Адам бросил расписку в центр стола, Эллис не удержался и что-то быстро-быстро зашептал Флоре на ухо. Она, насмешливо поводя бровями и не спуская глаз с партнеров, отвечала вспотевшему кентуккийцу таким же шепотом.
   Дослушав ее, Эллис вдруг вскочил со стула и молча протолкался сквозь толпу зрителей, которые неведомо когда успели собраться вокруг стола, прослышав, что игра приняла напряженный оборот и на кону десятки тысяч.
   Проводив его ироническим взглядом, Адам вкрадчиво осведомился:
   — Милые ссорятся?..
   — Только тешатся, — с приятнейшей улыбкой отозвалась Флора, игнорируя насмешку в его тоне. — Принимаю. И еще десять тысяч сверху.
   Она написала расписку и положила ее на кучу в центре стола.
   — Согласен на еще десять, — спокойно ответил Адам и взялся за ручку. — Открывайте ваши карты. Флора изящной ручкой разложила на зеленом сукне четыре ярко-цветных туза.
   — М-да, тут ничего не попишешь, — проронил Адам и, не открывая своих карт, швырнул их рубашками вверх к другим.
   Флора улыбнулась с раздражающе-откровенным торжеством.
   — Спасибо, мистер Серр. Благодаря вам я провела этот вечер с большой пользой для себя.
   — Это вам спасибо за доставленное удовольствие, — ответил Адам со светской улыбкой. «Она прекрасна. Она изящна. Она аристократка до кончиков ногтей. И при этом какая чувственность в глазах! Какой азарт!»
   — Вы очень любезны, — сказала Флора, подгребая к себе выигранные фишки. — Порой карты — хорошее развлечение.
   — Да, и это тоже, — негромко заметил Адам. Она подняла на него подозрительный взгляд.
   — Вам не трудно пояснить, мистер Серр, что значит ваше замечание?
   — Позвольте отложить объяснение, — спокойно ответил Адам и обвел глазами затаившую дыхание толпу зрителей. — Я вот о чем думаю, леди Флора… Не сыграть ли нам еще одну партию? Если угодно, начнем с пятидесяти тысяч.
   Она откинулась на спинку стула и вперила в него пытливый взгляд.
   — Сумма изрядная. Вы полагаете, что ваше счастье переменилось, и теперь удача будет на вашей стороне?
   Он пожал плечами и улыбнулся.
   — Поручиться не могу. Конечно, выиграть можете и вы… Но не век же вам одерживать верх!
   — Не знаю, не знаю… выигрывать как-то вошло в мою привычку.
   Пустым хвастовством он это не считал. Наблюдая за Флорой во время игры, Адам понял, с каким мастером имеет дело.
   — Ну так что? — спросил он, не отводя глаз и с наглым вызовом улыбаясь.
   Девушка потупила глаза и секунду задумчиво помолчала. Не взглянув на отца, ни к чьей подсказке не прибегая и полагаясь только на саму себя, она приняла решение и сказала:
   — А почему бы и нет?
   Адам прошелся взглядом по лицам остальных игроков.
   — Кто-нибудь составит нам компанию?
   Однако все молчали с замкнутыми лицами.
   — Похоже, мы остались одни.
   В голосе Адама проскользнула интимная нотка, как будто они и впрямь были одни, а не в окружении двух десятков гостей.
   — Похоже, мы остались одни, — эхом отозвалась Флора. Беглым взглядом обведя зрителей, она ехидно прибавила: — Фигурально говоря.
   Эх, подхватить бы ее на руки да унести отсюда прочь!
   Ноздри Адама дрогнули и вместо ласковых слов с его губ машинально слетела колкость:
   — Как видно, вы хорошенько практиковались — с Эллисом.
   Он сказал это тихо, во всем этом скоплении людей сохраняя тон беседы наедине.
   — Я и без того напрактикованная, мистер Серр, — холодно парировала Флора его дерзкий намек. — Так играть будете или станем обсуждать ваше отношение к женщинам?
   — Отчего бы нам и не поиграть друг с другом, — сказал Адам, придавая слову «поиграть» какой-то совсем не карточный смысл.
   Флора усмехнулась, отзываясь на этот некарточный смысл.
   — Вы приглашаете, мистер Серр?
   — А вы нуждаетесь в приглашении?
   — Все зависит от того, выдастся ли у меня свободное время.
   — Вы так плотно заняты? — Загадочный прищур.
   И нотка страсти в голосе.
   — Надо подумать, — бросила Флора. На самом деле она решила не поддаваться соблазну. — В данный момент я намерена выиграть у вас некоторую сумму денег, — сказала она громко, на публику. — Будьте добры, новую колоду карт.
   — Так вы уж как-нибудь втисните меня в свое расписание, — тихонько шепнул Адам. — Не забудьте!
   — Память у меня хорошая, — ответила Флора. — А уж получится ли — один Бог ведает. Так сколько же будем оттягивать игру?
   — Ваш покорный слуга. Мистер Фиск, леди желает новую колоду.
   В ожидании слуги с картами Флора сняла перчатки. Движения девушки отличались выдержкой и спокойствием. Было впечатление, что у нее железные нервы. Никто из зрителей не заметил, чтобы у нее дрожали руки или сошла краска с лица.
   Казалось, роскошная красавица спокойно ждет, когда принесут новый бокал шампанского.
   Адам молча одобрительно наблюдал за ней. Процесс снимания перчаток был целым представлением, хорошо отрежиссированным. Любопытно, как часто она этак вот снимала перчатки за игорным столом? И концентрация скольких игроков-мужчин была безнадежно погублена этим маленьким спектаклем?
   — А ваши прелестные ручки не озябнут без перчаток? — как бы участливо осведомился молодой человек с лукавой ухмылочкой.
   В его голосе была не только насмешка, но Флора и не думала смягчаться.
   — Без перчаток играется верней, — сказала она.
   При игре вдвоем сдавать должен один из двух.
   Гарольд Фиск распечатал принесенную лакеем колоду, перетасовал ее и бросил каждому по карте лицом вверх.
   Адаму достался валет.
   Флоре — двойка.
   Сдает тот, у кого карта меньше.
   Флора взяла колоду и стала тасовать ее с проворством фокусника. Стеснившиеся вокруг стола зеваки — а теперь их было вдвое больше — только заахали: всякий понимал, что этакая ловкость приобретается лишь годами тренировки.
   Наконец Флора протянула колоду Адаму. Любому игроку разрешено повторно стасовать карты. Когда игра начинается с пятидесяти тысяч долларов, это право становится едва ли не обязанностью. И Флора не сомневалась, что Адам не преминет воспользоваться этим правом.
   На какое-то мгновение колода как бы полностью исчезла в сильной руке мужчины. Затем карты стремительным веером заходили в его пальцах: что-то щелкало, сшибалось, отлетало, возвращалось, перекиды-валось, перелетало — и оп! колода вдруг снова оказалась аккуратно собранной. Все это и пяти секунд не заняло Зрители опять восхищенно заахали.
   Сдающий вправе тасовать последним. Флора выровняла края колоды, опять проделала знакомый умопомрачительный фокус с мельканием рубашек — и, наконец, протянула окончательно стасованную колоду партнеру, чтобы он снял. После этого она раздала по пять карт.
   Адам быстро взглянул на свои карты и положил их на сукно рубашкой вверх.
   — Не надо, — сказал он с каменным лицом и положил на стол фишки на пятьдесят тысяч долларов.
   — И мне не надо, — сказала Флора. Зрители недоуменно загалдели. Это что же получается? Блефуют оба? Не лучшее время блефовать — когда ставка такой величины! Или произошло чудо, и оба с первого раза получили карты, которые тянут на пятьдесят тысяч долларов?!
   — Вызов принимаю, — спокойно заявила Флора, не обращая внимания на шушуканье за спиной.
   На руках у нее были три короля и два туза. С такими картами можно поднимать ставку, чтобы вытрясти из Адама побольше денег. И вдруг шальная мысль мелькнула в ее голове.
   — Вы не против маленькой дополнительной ставки? — внезапно спросила она, поднимая на Адама смеющиеся фиалковые глаза.
   — Разумеется, — без задержки ответил Адам. «Настоящий игрок! И настоящий авантюрист!»
   Флора взяла листок бумаги с серебряного подноса, окунула перо в хрустальную чернильницу и написала несколько слов. Сложив бумажку, она протянула ее Адаму. И тот прочел: «В моей комнате двадцать четыре часа. По правилам победителя».
   При такой ставке он готов был сразу сдаться. Запереться на сутки в номере с этой роскошной женщиной — разве не замечательно? Да вот только на кону были сто тысяч долларов — немножко великоватая плата за двадцать четыре часа любви.
   — Вызов принят. Поднимаю.
   Адам взял лист бумаги и быстро написал: «В моей комнате сорок восемь часов. Без всяких правил». Свернул записку и положил в центр стола. Флора дотянулась до нее и, почти не поднимая от стола, чтобы никто не мог узнать содержание записки, прочитала условие Адама. Все внутри нее заходило ходуном. Без правил. Двое суток. Фантазия взыграла, кровь бросилась к голове.
   — Вы имеете привычку всегда поднимать ставку? — сохранив внешнее спокойствие, спросила Флора.
   — Когда дело того стоит, — с мягкой улыбкой произнес Адам.
   Она выложила свои карты на сукно — одну за другой.
   — Моя взяла, — промолвила девушка с самодовольной улыбкой.
   — У меня две пары.
   — Увы, мистер Серр, этого недостаточно, — проговорила она, торжествуя победу.
   И потянулась за фишками, не глядя на карты, которые он раскладывал на сукне.
   Внезапно раздался общий выдох удивлений. Флора быстро подняла глаза. Перед ней в одну линию лежали «две пары» — четыре двойки.
   — Вы проиграли, — сказал Адам, спокойно кладя свои руки на ее руки, уже взявшиеся за фишки, — у меня двадцать восьмой номер, — тихонько добавил он. — В любое время сегодня вечером.
   — Не могу, — шепнула она растерянно. Шок от проигрыша был огромен.
   Его брови негодующе взлетели, и он сжал ее кисти.
   — Я имею в виду сегодня вечером, — едва слышно пролепетала Флора. — Я не знаю…
   — Что-нибудь придумайте! — с улыбкой сказал Адам, отпуская ее руки. И уже вслух, громко и обычным тоном произнес: — Было большой честью и удовольствием сыграть с вами, леди Флора. Спасибо.
   — Взаимно, — отозвалась Флора.
   — Я надеюсь, что реванш состоится очень скоро, — сказал Адам. Его намек был ясен.
   — Как только это будет возможно, господин граф, — ответила Флора. Ей и самой хотелось, чтобы реванш состоялся как можно скорее.
   — Не заставляйте меня ждать слишком долго, — произнес Адам, сгреб со стола четыре двойки и сунул их себе в карман.
   — Постараюсь устроить все побыстрее.
   Он встал и грациозно поклонился своей партнерше по картам.
   — До встречи, миледи.
   Адам был чуть ли не на голову выше остальных присутствующих мужчин. И конечно, в десять раз красивее любого из них.
   Кивнув остальным игрокам, молодой человек бросил:
   — Выигрыш заберу позже, — и вышел из карточного зала, пройдя между расступившимися зрителями.
   Все проводили его долгим взглядом: человек как-никак выиграл изряднейший капитал!
   Впрочем, и Флора в итоге не осталась внакладе. За вечер она выиграла сто двадцать тысяч долларов.
   А просадила сто. Ну а если ей удастся устроить так, что будет возможность уединиться с Адамом Серром на сорок восемь часов, тогда все и вовсе прекрасно!
   Сорок восемь часов вместе! Боже, она не смеет упустить такую возможность! И она ее не упустит!..
 
   Адам был не в меньшей степени разгорячен мыслью о вероятной встрече.
   Он не стал задерживаться в доме Фисков. Нашел хозяйку и вежливо попрощался с ней, сославшись на то, что у него рано утром важные дела.
   — Какая досада! — огорченно воскликнула Молли Фиск. — Вы же обещали потанцевать с Генриеттой. Если вы ее обманете, она будет безутешна!
   Поскольку хорошенькая племянница стояла рядом с тетушкой, отказать было бы неприличной грубостью.
   — Простите меня, мисс Генриетта, — вежливо произнес Адам с машинальной улыбкой бывалого ловеласа. — За карточным столом ставки поднялись так высоко, что танцы поневоле вылетели у меня головы. Вы не против, если я выполню свое обещание сейчас? Позвольте пригласить вас на танец.
   — Лучше поздно, чем никогда, мистер Серр, — сказала Генриетта. Ее надутые губки избалованной девицы распустились в счастливую улыбку. — С удовольствием принимаю ваше приглашение.
   Адам подставил ей свой локоть — как он подставлял его тысяче женщин на сотнях балов — и направился в бальную залу.
   — Я скучала весь вечер, — защебетала Генриетта. — Это просто беда какая-то: дядя Гарольд вечно увлекает самых красивых кавалеров за карточный стол. Одни играют, другие смотрят, а танцевать совсем некому! Тетушка сердится, что он расстраивает бал, но ничего с ним поделать не может. Ах уж этот картеж!.. впрочем, я рада, что вы воротились и что вы наконец со мной!
   В ее тоне звучали хозяйские нотки, и Адам насторожился: с этой юной прелестницей надобно быть начеку!
   — Да, высокие ставки имеют свойство привлекать зрителей, — сказал он, ограничиваясь общим замечанием и никак не отзываясь на ее восторги по поводу их «воссоединения».
   В прошлом месяце Моллина племянница сделала ему, что называется, открытую декларацию любви. Адаму это было некстати и не нужно, поэтому приходилось соблюдать предельную дипломатичность. С одной стороны, от молоденьких девственниц следовало держаться подальше, да и в постели от них чаще всего мало толку. С другой стороны, у данной молоденькой девственницы были такие прелестные влажные и задорные глазки, что впору нарушить старинный принцип и… Ну а в-третьих, нежелательно резко отвергнуть ее притязания, потому что дядя Генриетты был не только его приятелем, но и крайне влиятельным человеком в этой части штата. Вот и приходилось лавировать между противоречивыми влечениями.
   Одна надежда — что все ограничится туром вальса и он сможет сразу же удрать к себе в гостиницу.
   Через несколько мгновений они уже кружились по паркету бальной залы. Генриеттины голубые глазищи томно сверкали на него; время от времени она тяжко вздыхала — как оперная прима, томимая любовью.
   — Вы замечательно танцуете, Адам. Вот так бы всю жизнь с вами и танцевала!
   Кружась в вальсе, он прикидывал в голове, случайно ли то, что Фиски так настоятельно сводят его со своей романтически настроенной племянницей. Конечно, он женат. Но все вокруг знают, что брак неудачный. А теперь жена и вовсе бросила его. При том, что в Монтане развод — дело быстрое и относительно бесхлопотное, у Фисков могут быть весьма далеко идущие планы касательно своей племянницы и графа де Шастеллюкса… А стало быть, осторожность, и еще раз осторожность!
   — Вы тоже прекрасно танцуете! — откликнулся он тоном старого дядюшки — любезно и вместе с тем без пыла. — Помнится, вы учились вальсировать в Чикаго?
   — О да, дома в Чикаго, в школе, где я училась, был милейший учитель танцев. Он знал все наиновейшие фигуры. А где вы научились так божественно танцевать?
   В парижском борделе пятнадцатилетним мальчишкой. И это было замечательное время. Да и учителя — точнее, учительницы — были милейшие. Главная преподавательница — Тереза, пухлявая крестьянская дочка из Прованса, — была на год старше него. Неделю они не расставались, исступленно изучая возможности своих юных тел. А в промежутках при каждой возможности плясали, плясали… Мадам за скромную плату отпускала Терезу в город, и молодые люди бегали в публичные танцевальные залы, открытые чуть ли не до утра. В тот год Париж был помешан на фламенко — и они снова и снова танцевали этот зажигательный танец под гром испанских гитар.
   Но разве подобные воспоминания для Генриеттиных целомудренных ушек?
   — Меня обучил старый венецианец, нанятый отцом во время нашего путешествия по Италии, — ответствовал Адам и почти не солгал. В конце концов, у него действительно когда-то был преподаватель-венецианец. — Старик занудливо строгий и требовательный.
   — Ах, как это хорошо — путешествовать! — щебетала Генриетта. — Я только однажды была за границей, но теперь, когда я взрослая, мама возьмет меня с собой в Европу, чтобы представить при всех королевских дворах. Миссис Найт обещала познакомить меня с баронессой, которая поможет мне выйти в большой европейский свет.
   Адам поглядывал на увитые живыми белыми розами большие часы над дверью. Половина второго. Господи, когда же закончится этот чертов вальс?
   — О, вам непременно понравится двор императора Наполеона. Атмосфера там куда живее, чем при дворе королевы Виктории. К тому же в Париже немало американцев.
   Что он утаил — так это то, что император Наполеон III не по доброй воле привечает богатых и вульгарных американских нуворишей типа родителей Генриетты. Старорежимные французские аристократы в большинстве своем игнорируют придворные балы — фыркают по поводу императора, которого они почитают выскочкой, смеются над потугами его супруги воссоздать блистательную придворную жизнь былых времен и называют нынешний двор дешевым театром.
   — Ах, вы душка! Вы знаете буквально все! — воскликнула Генриетта, глядя на молодого человека с нескрываемым обожанием и в упоении тряся рыжеватыми кудряшками.
   «Да, в глазах чикагской девицы я — ходячая энциклопедия!» — саркастически подумал Адам. Вслух он держался прежней умеренной любезности:
   — Куда мне! Просто я немножко старше вас. И кое-что действительно повидал.
   — Не огорчайтесь, что вы старше, — шепнула ему Генриетта. — Все девушки обожают джентльменов старше себя! Особенно, если джентльмен безумно красивый и опытный. — Тут она тихо хихикнула.
   «О Господи! Убереги меня от глупых девственниц! Быть их учителем — скука смертная!»
   Адам поспешил пресечь ее сползание к интимному шепоту.
   — Не думаю, что ваша матушка, будь она здесь, одобрила бы ваши слова!
   — Зато тетушка Молли полагает, что вы бесподобны!
   Адам на этот счет был более циничен. Тетушка Молли, женщина практическая, бесподобным считает скорее его капитал, большая часть коего находится в банке ее мужа.
   — Мы с вашей тетей добрые друзья, — сказал Адам, по мере сил незаметно отстраняясь от Генриеттиной полной груди, которая уже внаглую упиралась в его крахмальную манишку.
   — А мы можем стать добрыми друзьями? — спросила девица, томно закатывая голубые глаза.
   — К сожалению, завтра утром я уезжаю из Хелены, — сказал Адам, уклоняясь от прямого ответа. — Это был короткий деловой визит.
   — Вы обратно на свое ранчо? Дядя Гарольд говорил, что как-нибудь этим летом непременно свозит меня в ваше имение. Я просто умираю от желания побывать у вас. По словам тетушки, ваш дом так хорош, что, будь он поближе к цивилизованному миру, в нем впору и королю жить! К тому же вы, по общему мнению, такой хозяин!.. Умоляю, дайте знать дяде Гарольду, когда вы будете дома, и мы непременно — о, непременно! — навестим вас. Будет так весело.
   «Может, тебе и будет весело, — подумал Адам, — а уж мне точно нет!»
   Из карточного зала он ушел так быстро потому, что хотел быть в номере — в надежде, что Флора придет сразу. Что она придет — в этом он не сомневался. Вопрос лишь когда. А вдруг прямо сейчас?
   Адам, сжав зубы, ждал, когда же оркестр доиграет этот чертов нескончаемый вальс. Тогда он сможет вежливо откланяться и лететь к себе в номер.
   Как только мои планы прояснятся, я тут же дам знать вашему дядюшке, — обещал молодой человек, с облегчением слыша, что мелодия подходит к концу. И действительно, скрипки вскоре замолкли. Адам поклонился и поцеловал руку Генриетты.
   — Ах, неужели вам уже пора? — воскликнула девица, чуть ли не ломая руки. — Ради Бога, еще один танец!