Джонсон Сьюзен. Чистый грех

   — О-о-о! Венецианские кружева, — невольно отметил Адам вслух, плавным движением снимая пышную и очень дорогую нижнюю юбку.
   Флора зло сощурилась.
   — Объем твоих знаний кого хочешь выведет из себя! — в сердцах воскликнула девушка.
   На Флоре Бонхэм не оставалось ничего, кроме белых чулок и розового пояса. Адам отстранился, чтобы полюбоваться ее телом.
   — Ну и колючка же ты, биа! Спасу нет! — рассеянно молвил молодой человек с коротким вздохом. Впрочем, эта перепалка возбуждала его. Разве не пикантно овладеть женщиной, которая так огрызается? — Черт меня дернул ляпнуть!.. Давай я скажу, что моя матушка собирала венецианские кружева. Вот откуда мои знания.
   — Не нужны мне твои сказки!
   — Мне что — солгать?
   — Не надо.
   И что им обоим стоит держать рот на замке! Опять не туда повело. Опять разговор шел вразрез с необоримым плотским желанием.
   Флора была в растерянности. Упрямо-независимый характер требовал довести диалог до логического конца. А плоть нашептывала: да угомонись ты, глупая, и молча иди навстречу удовольствию. Так доспорить или махнуть рукой, чтобы побыстрее ощутить на себе упоительный груз тела? Все в ее душе восставало против вереницы его любовниц… но сейчас она хотела от него в точности того же, чего хотели все похотливые сучки.
   — Солги мне, — после нелепо долгой паузы сказала она.
   — Теперь я отчетливо вспоминаю, где я видел эти венецианские кружева, — с готовностью затараторил Адам. — В музее Шантийи. Так тебе больше нравится, дорогая?
   Она почти уныло кивнула.
   — А я… я тебе нравлюсь?
   Ее поразила какая-то скромная застенчивость этого неожиданного вопроса. Чем-чем, а самоуничижением этот красавец и донжуан не страдает. Значит, это коварство уверенного в себе самца.
   И Флора не без вздоха сказала то, что он и ожидал услышать:
   — Ты мне даже слишком нравишься. — Это была чистая правда.
   — Ничего не бывает «слишком».
   Сказано со страстью. И как обещание новых утех.
   — Скоро, скоро я очнусь от наваждения, — продолжила Флора с бесстыжей зовущей улыбкой, — и потребую обратно мою душу.
   Было очевидно, что она не торопится требовать обратно свою душу. И Адам, ласково поглаживая ее плечи, сказал:
   — Пусть наваждение длится. Закончим то, что начали.
   — Время поджимает?
   Ей было так приятно лежать на сене рядом с Адамом. Казалось, они знают друг друга тысячу лет — друзья с детства. И ее нагота в его присутствии безгрешна.
   — Нет, нет… Оставайся сколько захочется. Я мастер оправдываться — как-нибудь отговоримся.
   — Хорошо, я уже не спешу.
   — Вот и молодец…
   Он продолжал поглаживать ее кожу, прогуливаясь кончиками пальцев по выступающим ребрам. Время остановилось. Не спешили оба.
   Она впервые заметила, что подушечки его пальцев не такие уж нежные, как ей казалось в упоении их суетливых свиданий. У Адама были привычные к труду загрубелые и шершавые пальцы — вот так французский граф! Здесь, на ранчо, невзирая на толпу челяди, он был работником среди работников. Подобное открытие могло бы шокировать светскую вертихвостку, но Флоре было приятно чувствовать на себе такие пальцы.
   Она положила свою руку на его руку — при этом ее ладошка показалась карликовой по сравнению с загорелой мужской рукой, крупной и аристократической, даром что слегка намозоленной.
   Наблюдая за реакцией Адама, Флора медленно повела сцепленные руки вниз по своему животу. В темных омутах его глаз царило величавое спокойствие. Затем он опустил взгляд на слегка отливающие медью завитки волос между ее ногами.
   — 0-ля-ля-ля! — воскликнул Адам с серьезным видом. — Похоже, ты имела сношение с мужчиной! Ты только посмотри!
   Он провел пальцем по слипшимся завиткам ее шелковистых волос на внутренней части бедер, где виднелись прозрачные ручейки спермы.
   Это интимное прикосновение остро отозвалось во всем ее теле. Флора посмотрела на свои бедра, а затем, впившись взглядом в улыбающиеся глаза любовника, сказала:
   — Да, один тип принудил меня к близости.
   Его брови взлетели в деланном удивлении. Затем Адам вкрадчиво осведомился:
   — Надеюсь, ты хотя бы сопротивлялась?
   При этом он медленно продвигал свои пальцы к верховью ручьев спермы.
   — Я пыталась. Кусалась и царапалась! Было так приятно, что веки сами собой сомкнулись и в нижней части живота возобновилась горячая пульсация.
   — Не знаю, не знаю… Как-то слабо верится, что ты кусалась и царапалась. Я вынужден констатировать факт полового акта — сперма, кругом сперма. Это какое-то безобразие!
   Его пальцы возмущенно пробежались по краю пунцового зева.
   — Здесь, здесь и здесь! — продолжал Адам. — Как будто из шланга полито!
   — Я ничего не могла поделать, — жалобно запричитала Флора. — Он был крепкий, как бык. Припер меня к стене, задрал юбку и вогнал в меня свою штуковину по самый корень! — Тут ее голос сорвался, и она хрипло прибавила: — У него был такой о-огромный!..
   — Ну, не такой уж «о-огромный», чтобы не поместиться в этой дырочке.
   С этими словами три его пальца с ласковой осторожностью медленно-премедленно вскользнули в эту самую влажную прелестную «дырочку». Флора прогнулась ему навстречу, смакуя все этапы неспешного вторжения.
   Когда пальцы вошли в нее полностью, Адам деловито поинтересовался:
   — У него был такого размера?
   — Еще больше.
   Тогда он с деликатной нежностью еще больше приоткрыл тайный вход и не без труда протиснул внутрь четвертый палец.
   — А теперь похоже? — тихонько осведомился он, лениво поводя костяшками пальцев внутри ее.
   — Думаю, да, — сдавленным голосом произнесла Флора.
   Каждое движение его пальцев отдавалось в мозгу — она испытывала легкое и приятное прерывистое головокружение. Прелесть этого ощущения была именно в его легкости — не было той почти грубой мешанины разнообразных ощущений, что бывает во время настоящего соития.
   — Но точного размера ты не помнишь, — невозмутимым тоном продолжал Адам. Его член уже налился кровью и окаменел, поэтому бесстрастная светская интонация давалась с некоторым трудом.
   — Все произошло так… быстро… так исступленно!..
   — И тебе понравилось? — Елейно-ехидный испытующий голос святого отца, принимающего исповедь блудницы.
   — Сама не знаю, — ответила Флора. Эта игра; при всей ее чувственной прелести, начинала смущать девушку.
   — Ты была в замешательстве? — Все тот же холодный тон допроса.
   — Да… О да!
   — Ибо ведомо тебе, что плотский акт есть грех? — Она кивнула — не поднимая век.
   — Ну, если никто не видел — так это вроде как и не грех!
   — Боже! — вдруг вспомнила она и от ужаса даже открыла глаза. — Кто-то заходил! Я чуть со страху не умерла.
   — Тс-с! Расслабься! Теперь-то никто тебя не видит. А тот человек никому и словом не обмолвится, это я тебе обещаю. Ты лучше скажи, как тебе нравится — вот так?
   И он задвигал пальцами внутри ее — туда-сюда, туда-сюда. Теперь Флора была так возбуждена, что его пальцы, казалось, не по узкому туннелю скользят, а как будто утопают в колодце.
   — Чрез… вы… чайно… приятно… госпо… дин… граф. — Изнывая в блаженстве, дурашливо выговорила она за несколько приемов. Связно не получилось, и понятно почему.
   — Зачем ты опять закрыла глаза? Никто чужой на тебя не глядит. Мы здесь одни.
   — Но ты-то на меня смотришь! — произнесла она искренним тоном целомудренной девушки.
   — Я нахожу тебя восхитительной. И ни капельки не шокирован твоим поведением. Так что открой свои прелестные очи, дабы увидеть, сколько пылкой страсти в моих глазах! — Невзирая на иронический подбор слов, это было произнесено тоном приказа.
   Она покорилась.
   И увидела в его глазах ту самую пылкую страсть, о которой он говорил.
   Другим, лукаво-вкрадчивым тоном, Адам произнес, указывая пальцем на свой пах:
   — Погляди-ка на него! Хочешь, чтобы он оказался внутри тебя?
   Она сделала судорожный вдох.
   — Мне бы не надо…
   — Надо, надо — ведь ты хочешь! — бархатным голосом возразил Адам. — Я вижу и чувствую, как ты хочешь! Ну же… иди сюда, — разгоряченно шепнул он, притягивая ее к себе. — Потрогай его.
   — Не могу. — Она упиралась.
   — Я тебе помогу, — мягко предложил он, и его пальцы выскользнули из ее влагалища.
   — Нет, пожалуйста, нет! — умоляюще воскликнула Флора, безутешно огорченная этим внезапным бегством.
   — Не спорь, милая! — шепнул Адам, теми же влажными пальцами легко поглаживая кончики напряженных сосков. Затем силой положил ее ладонь на свой твердый член. — От твоей ласки он станет еще больше и войдет еще глубже!
   Почти растерянно глядя на то, что вдруг оказалось в ее руке, Флора спросила шепотом:
   — Что я должна делать?
   Он улыбнулся ее простодушной капитуляции.
   — Для начала расстегни мне штаны, — молвил Адам, откидываясь на локти.
   — Обязательно я?
   — Да, если хочешь ощутить меня в себе, — ответил он игриво — но тоном, который не допускал возражений.
   Флора села и с неожиданной решительностью занялась его штанами. Кроме пуговиц, там обнару-жились какие-то тайные крючочки, а когда она и с ними справилась, возникла новая проблема — стащить облегающие и плотные штаны оказалось совсем непросто!
   — Ба, да ты не мастерица в этом деле! — шаловливо кольнул Адам.
   — Извини, — сказала она, поднимая на него большие невинные глаза. — Никогда прежде не доводилось.
   — Немного практики — и научишься, — заверил Адам. И он уже вполне серьезно показал ей, как проще всего снять такие штаны — даже приподнялся, чтобы облегчить ей задачу.
   Что он мастак проворно сбрасывать штаны — кто ж сомневается! Недаром у Адама Серра репутация первого на всю Монтану распутника, которому быстро сдается каждая встречная красавица!.. Эта мимолетная мысль была тем более отвратительна Флоре, что и сама она попадала в категорию между делом соблазненных женщин. Вдруг вскипев гневом, Флора разом остыла и cyxo заметила, словно вслух подумала:
   — И зачем я это делаю?
   — Для моего развлечения, — проурчал Адам глухой к опасности. — К тому же это чертовски тебя возбуждает.
   Его невозмутимая тупость только подлила масла в огонь. Как часто он играл в подобные игры? Сколько раз ему случалось свысока принимать ласки распаленных и ошалелых дур вроде нее? И какого дьявола ее так тянет к этому сукиному сыну, опытному развратнику? Ведь были же в ее жизни скромные и порядочные мужчины, даже в постели скромные и порядочные… Но тянет — к этому! Что-то животное, даже скотское в подобном выборе…
   Очевидно, Флора изменилась в лице, потому что он нахмурил брови и спросил:
   — А теперь-то чем я тебе не угодил?
   — Да так… Не будем об этом.
   Как она скажет, что ее душит ревность и злоба на саму себя за необузданную похоть!
   — Ну же, дорогая, открой, что у тебя на душе, — ласково настаивал Адам. Похоже, его нисколько не смутил новый припадок дурного настроения любовницы.
   Он со мной обращается, как с несмышленым ребенком, подумала Флора. Вот-вот предложит конфетку, чтобы я не дулась!.. А может, надо подавить, отбросить все сопутствующие эмоции — и предаться любви со слепой яростью ни о чем не рассуждающей Мессалины? Или стать ледяной глыбой, которую ничей пыл растопить не может? Втайне получать удовольствие, но виду не подавать… Как раз это ей знакомо — недаром же она получила от прежних любовников не слишком почетное прозвище Хладной Венеры!
   — Да будет тебе известно, — своим салонным голосом заявила Флора, игнорируя тот факт, что нижние части их тел были совсем не по-салонному оголены, — твоя устоявшаяся репутация беспардонного развратника, которому неважно с кем и где, угнетает меня, гасит во мне страсть.
   — С чего ты взяла, что мне неважно с кем и где? — возмутился Адам. — Напротив, я весьма и весьма разборчив. Если уж на то пошло, ты тоже не ангел! Не могу сказать, что откровенность твоей похоти и объем твоего опыта меня только радуют. Поэтому если вдруг настало желание препираться на тему свободной любви — не обессудь, если услышишь много неприятного!
   Он с удивлением поймал себя на том, что говорит серьезно и гнев его — нешуточный. Читать мораль любовнице? Возмущаться тем, что она недостаточно целомудренна? Странное желание в человеке, который всю жизнь предпочитал женщин, знающих толк в плотской любви!
   Флора тоже уловила пуританскую нотку в его маленькой речи, искреннюю и внезапную. Вот вам и сибарит! Подай ему женщину искусную в любви — но чтоб при этом была невинна, как голубица! Мужчины!
   Она невольно расплылась в улыбке.
   — И часто с тобой это случается?
   — Что ты имеешь в виду? — насмешливо спросил молодой человек.
   Можно ли по-настоящему сердиться на нее, гуляя взглядом по прелестному голому лобку!
   — Мне вот что любопытно знать: спустив штаны, ваша светлость всякий раз пускается в дебаты о нравственности, или это только я возбуждаю в вас подобное неуместное желание? Конечно, я не смею ставить под сомнение вашу общеизвестную любовную неутомимость…
   Он усмехнулся. Чертовка остроумна. Ей дай волю — заткнет за пояс.
   — Виноват, — шепнул Адам, ласково поглаживая ее руку, — не вели казнить, вели миловать! Ей-же-ей, ты первая, с кем я пустился в дебаты прямо… прямо посреди. Так что будем делать: вникать в нюансы нравственной позиции или все-таки… займемся чем-нибудь более приятным?
   — Или все-таки, — сказала Флора. — Но разве ты никогда не разговариваешь с женщинами?
   — Отчего же? Всегда! — зачем-то солгал Адам. — А ты со своими любовниками?
   Она ответила не сразу. Вопрос застал ее врасплох. Если припомнить — то нет, бесед в постели она никогда не вела — ни длинных, ни коротких. Любовник для любви, а не для духовного общения, — вот как она думала с тех самых пор, как вполне сознательно и без смятенных чувств лишилась девственности.
   И вот вдруг потянуло на разговоры… Значит ли это, что Адам Серр для нее больше чем красивое тело, что он привлекает ее не только физически, но и… и еще как-то?
   — Да, конечно, мы не молчали, — закончила наконец Флора, подвигнутая на ложь тем же сложным и неопределенным чувством, что и ее любовник, знаток женских сердец.
   Адам вынул из кармана куртки золотую луковицу, взглянул на циферблат и с добродушной улыбкой сказал:
   — У нас остается примерно три четверти часа. О чем будем беседовать?
   Казалось бы, ничего особенного… Но как произнес, негодяй! Будто всю ее, взъерошенную, огладил и мигом вернул в состояние чувственного возбуждения — словно и не было этого антракта, потрачен-ного на «выяснение отношений». Сказал одно, а она услышала другое, услышала правильно, потому что он и подразумевал другое.
   — Только три четверти часа? — дрогнувшим голосом спросила Флора.
   — Если понадобится, можем и задержаться.
   Не только он понял, что разговорам конец, но и его отзывчивая плоть.
   Уверенным движением Флора взяла его восставший член — такой напряженный, как будто Адам добрую неделю ни с кем не занимался любовью. Затем наклонилась — и он ахнуть не успел, как его член, весь, оказался у нее во рту.
   Адам обхватил ее голову, словно хотел высвободить себя из плена. Однако плен был так сладостен, что он лишь взъерошил ее волосы, окончательно разрушив сложную прическу. Ее голова заходила взад и вперед, и он сразу же задышал короткими хватками, почти сомлев от наслаждения.
   Контроль над собой он утратил до такой степени, что едва не опоздал отстранить ее голову.
   — Погоди, — шепнул Адам, опасаясь прежде времени оставить без заряда свое любовное оружие.
   Он откинулся на сено и несколько секунд лежал с закрытыми глазами — приходя в себя.
   Какова! Где она научилась такой технике? Не иначе как во Франции! Здесь, в Америке, если и упросишь женщину взять твое хозяйство в рот, так она будет ворочать его как бутылку с касторкой — и с угнетающе-кислым видом! Да еще и спрашивать через каждые пять секунд: «Достаточно?»
   — А теперь моя очередь, — сказала Флора.
   Он с трудом разлепил веки и почти тупо воззрился на нее.
   — Ты любишь все делать без приглашения, да? — процедил он чуть ли не с ненавистью.
   Она стояла на корточках над его животом — растерявшие заколки волосы свисли вниз, на слюнявых рдяных губах блудливая улыбка.
   — Без приглашения — это самое лучшее, — промолвила Флора, более чем уверенная в своем могуществе. Она понимала, что после того, что и как она сделала, ему обратной дороги нет — сама его плоть неостановимо рвется к пику удовольствия. — Тогда милости просим, присаживайтесь, — холодно произнес лежащий на спине Адам и жестом радушного хозяина указал на свой почти вертикально торчащий влажно поблескивающий член. — Полагаю, процедура вам известна.
   — Нет, я не настаиваю, — отозвалась она, отвечая наглостью на наглость. — Можем отложить до следующего раза.
   — Давай, живо!
   — Понимать это как приглашение, ваше вежливое сиятельство? — с бесстыжей улыбкой спросила Флора. — Нет, нет, я никоим образом не хочу нарушать правила хорошего постельного тона, а потому…
   — Я что сказал!!!
   — Ты же упрекнул, что я норовлю все делать без приглашения. Вот и пригласи. Только как следует.
   — Да иди же сюда, иди!
   — А повежливей можно?
   — Леди Флора, буду премного благодарен вам, если вы соблаговолите поместить свое воистину роскошное тело на сей выступ моего.
   — Куда-куда?
   — Сю-да! — почти прорычал Адам, указывая подбородком и взглядом на желаемое место. — Пожалуйста!
   Она победоносно усмехнулась.
   Но только она села на торчащий исполинский член, как Адам рванулся, опрокинул ее и оказался на ней.
   Флора не сопротивлялась. И это соитие было каким-то сумасшествием: они как будто занимались взаимоистреблением, словно каждый замыслил убить другого бешеным любодейством. Они меняли позы, меняли скорость и ритм, она оказывалась то на нем, то под ним, то непонятно где, их тела извивались, сплетались, расплетались… и снова она на нем — под ним — непонятно где…
   Когда они одновременно достигли пика наслаждения, совместный оргазм был как лобовое столкновение поездов. В итоге любовников буквально разметало в разные стороны: они рухнули далеко друг от друга, обессиленные, задыхающиеся, потрясенные до глубины души.
   Оба понимали, что происшедшее связало их некими мистическими узами. И поэтому, не в силах двинуться, чтобы хотя бы руки соединить, ощущали себя соединенными, сопряженными, сплавленными… и слабо улыбались друг другу особой улыбкой заговорщиков.
   — Мне надо поспать, — сонно пробормотала Флора, не в силах поднять очугуневшие веки.
   Теперь она вдруг ощутила аромат свежескошенного сена и ласковую прелесть золотого столба света от небольшого оконца в крыше. Все это прекрасный сон!
   — Я отнесу тебя в твою комнату, — нежно сказал Адам, играя локоном на ее виске.
   — Нет, я сама… я пойду… через минуту… или две…
   — Только не сейчас, — с понимающей улыбкой весело закончил за нее Адам. Закаленный бессонными ночами любви, он мог только посмеиваться над тем, что Флору так подкосило. Сам он за минуту-две совершенно пришел в себя — и снова был «как новенький».
   Молодой человек занялся поиском в сене заколок. Тем, что нашел, он кое-как скрепил волосы девушки в некое подобие первоначальной прически. Критически оглядывая результат своих усилий, Адам сказал:
   — Придется мне вплоть до твоего отъезда из Монтаны постоянно таскать в кармане гребень. Как только я оказываюсь в пределах мили от тебя — тут же теряю голову, превращаюсь в глупого подростка и набрасываюсь на тебя. Ничего с собой поделать не могу.
   — Это замечательно. За это я тебе благодарна, — все так же сонно промолвила Флора. Ее улыбка была полна истомы — и он почувствовал, что вот-вот снова распалится. Адам быстро взглянул на часы. Нет, хватит! Пора вспомнить об осторожности.
   Молодой человек начал проворно одеваться, затем помог одеться Флоре, подхватил ее на руки и понес по лестнице вниз.
   — Это уже становится традицией, — шутливо выговаривал он по дороге из конюшни в дом. — Я тебя одеваю, я же тебе чищу перышки, чтобы ты выглядела как приличная дама. Твое счастье, что у меня девочка и я знаю все премудрости женского туалета.
   — У тебя и больших девочек хватает, — лениво поддела его Флора, но машинально и без злобы.
   — Сейчас у меня только одна большая девочка, — мягко поправил он.
   — Ах, временами ты бываешь такой душкой! — пробормотала она, еще крепче обвивая руками его шею.
   — Ты тоже временами бываешь душкой, — страстным шепотом ей в ухо отозвался Адам.
   — Послушай, зачем ты меня несешь? Я могу идти, наверное…
   Тут до девушки словно впервые дошло, что он ее несет через двор на виду у всей челяди и работников.
   — Адам! Нас все увидят! Будут судачить!
   — Велика беда! — бесшабашно сказал Адам. — Но что за чудеса: леди Мне-На-Все-Плевать изволит робеть?
   — Стыдно…
   Он с почти искренним удивлением заглянул ей в глаза.
   — Может, и стыдно. Однако не слишком.
   Она внезапно зарделась.
   — Если бы ты не был таким… ненасытным, я бы так не устала!
   — Что ж, признаю свою вину, — галантно согласился молодой человек, не желая затевать спор о том, кто из них ненасытней. — Двух часов сна тебе хватит?
   — О, два часа! Это было бы чудесно — и достаточно.
   — В таком случае я отложу пикник на после полудня.
   — Думаешь, это разумно? — встревоженно спросила Флора.
   — Ты имеешь в виду Люси?.. Придумаю какое-нибудь подходящее для трехлетних ушек объяснение — за этим дело не станет. Да и нельзя показывать тебя в таком виде Доброй Туче. Старая дева будет возмущена — нахмурится и прольется целым дождем колкостей.
   — Возмущена чем? — забавляясь, спросила Флора.
   — Тем, какой плохой я хозяин. Разве можно доводить гостей до такого состояния? Нет, честно, она меня загрызет.
   Флора рассмеялась.
   — Да ты ее никак боишься!
   Адам улыбнулся как проказник-мальчишка, пойманный на горячем.
   — Скажем так, я опасаюсь ее увесистого тумака. А если серьезно, то мисс Маклеод так много значит в жизни Люси, что я люблю и ценю ее — и ничем не хочу смущать ее спокойствия. Ну а теперь срочно изобрази обморок, потому что миссис 0'Брайен и двое слуг таращатся на нас из окна.
   — А почему я упала в обморок? — тихонько спросила Флора, краем глаза видя, как озабоченная миссис 0'Брайен быстрым шагом идет через веранду им навстречу.
   — Жара.
   — Побойся Бога, сегодня разве что пар изо рта не идет!
   — Может, что-нибудь не то съела?
   — Грех зазря позорить повара.
   — Ах ты, Господи! — в отчаянии воскликнул Адам. — С тобой я совсем рехнулся! Не в моей привычке оправдываться перед слугами.
   — Фи! Как это по-французски!
   — При чем здесь французы?
   — Все знают, что они со слугами надутые индюки.
   — Может, на то есть причины, — вяло огрызнулся хозяин ранчо и приказал: — Будь умницей, закати глазки и молчок. Я все беру на себя.
   Флора была сама покорность — она зажмурилась и очень натурально уронила руки, предоставив Адаму самому выпутываться.
   — Леди Флора подвернула ногу в конюшне и сомлела, — пояснил граф, поднимаясь по лестнице на крыльцо, где его поджидали миссис 0'Брайен и пара лакеев.
   — Ох, беда-то какая! — запричитала круглолицая экономка. — Надо за доктором послать! Бедняжка! Распухла ножка? Не было бы перелома!
   — Успокойтесь, миссис 0'Брайен. Ничего серьезного. Я думаю, потянула связки. За доктором пошлем позже — если понадобится. Ах уж эти светские кисейные барышни: чуть что — хлоп, и в обморок! А кавалер — спасай! Лишь бы повиснуть у мужчины на шее!
   Тут он странно крякнул — это Флора больно ущипнула его за плечо.
   — Ну уж вы зря, мистер Серр, — фыркнула экономка. — Леди Флора не таковская.
   — Таковская, таковская, — с усмешкой отозвался Адам. — Даже дважды таковская.
   Когда они оказались вдвоем на лестнице, Флора обрушилась на любовника с упреками: дескать, что ж это он ее позорит в глазах миссис 0'Брайен! И вовсе она не вешается на шею мужчинам!
   — Кто кого несет? Сейчас как уроню! — весело отбивался Адам.
   — Сам меня замучил, а теперь дразнишь!
   — Вот я тебе сегодня ночью вспомню! Я тебя поймаю на том, кто кого мучит!
   — Ха! А кто вам сказал, что мы сегодня ночью увидимся, господин граф? Может статься, у меня совсем другие планы на сегодняшнюю ночь!
   Тем временем он ногой открыл дверь ее залитой солнечным светом комнаты.
   Уложив Флору на кровать и снимая с девушки сапожки, Адам нравоучительно промолвил:
   — Насчет сегодняшней ночи я знаю точно. Опыт подсказывает, что наша графинюшка без этого может протянуть всего лишь несколько часов. Так что насчет того, что будет после полуночи, я не сомневаюсь.
   — А вот и могу! — возразила Флора, капризно надувая губки. — Грех быть таким самоуверенным, господин Серр!
   — Пусть я самоуверенный, зато вы у нас известная похотливица, мисс Бонхэм, — добродушно огрызнулся Адам. После доброго часа бурных утех с леди Флорой он отлично ладил со всем миром — и его было трудно чем-то задеть.
   — Похотливица или нет — не ваша забота, — ворчливо буркнула Флора. — Отлично проживу и без вас.
   Даже сонная, она продолжала воевать с ветряными мельницами.