Страница:
Джафар хорошо понимал, почему Бурмон так увлечен невестой. Молодая дама, очевидно, богата — недаром на ней наряд из переливающегося светлого шелка, с широкой юбкой и облегающим корсажем, расшитым крохотными жемчужинками. На шее поблескивало ожерелье из крупного жемчуга, а густые каштановые волосы были уложены свободным узлом — довольно необычная прическа, если учесть теперешнюю моду на локоны. Но внимание Джафара привлекли отнюдь не драгоценности, не платье из Парижа и не оригинальная прическа. Внимание невольно притягивали ее живость и едва сдерживаемая энергия, ощущавшиеся даже на расстоянии. Она стояла среди этих людей, излучая жажду жизни и юную силу, свежая, словно оазис в пустыне. Ее грациозная фигурка была так же соблазнительна и манила, как вода изнывающего от жажды в пустыне путника.
Невольное восхищение сверкнуло в глазах Джафара при виде изящных изгибов плеч и упругих грудей безупречных очертаний. Декольте по европейским стандартам было скромным и открывало лишь самый верх белоснежных шелковистых полушарий, но эффект получался невероятно волнующим.
И Джафару неожиданно захотелось ощутить, каковы на вкус эти мягкие нежные холмики… наполнят ли они его ладонь.
Слабая улыбка показалась на его губах. Возможно, совсем недолго осталось ждать, когда он это узнает.
У Алисон больше не было сомнений — дядя Оноре попросту скрывается от нее. Она заподозрила неладное в тот момент, когда Оноре исчез, предоставив ей и Эрве приветствовать гостей. Но только сейчас, немного освободившись, девушка смогла оглядеть зал в поисках дяди. Нигде ни следа престарелого француза, постоянно хватавшегося за сердце.
— Ты не сможешь избежать неизбежного, дядюшка, — пробормотала Алисон себе под нос, разрываясь между желанием хихикнуть и раздражением. Она немедленно отыщет трусливого родственничка и заставит держать ответ! Он откладывал решение до последнего момента. Завтра будет слишком поздно.
Алисон раскрыла веер из расписного шелка и начала энергично им обмахиваться, рассматривая из-под его прикрытия собравшихся гостей. Она прибыла в Алжир неделю назад, но еще не осмотрела город, бывший так долго то убежищем пиратов, то твердыней турок. Страну же она совсем не успела увидеть и сгорала от нетерпения поскорее отправиться в путь. Но, конечно, дядя Оноре вряд ли разделяет ее желания. Он вообще не имеет представления о том, какая жажда приключений снедает ее. Подобные стремления совершенно чужды добродушному обывателю. Он никогда не поймет, что это светское общество — отнюдь не то, чего племянница хочет от жизни. Но ведь именно потому она приехала в Алжир.
По существующим традициям Алисон должна бы радоваться и чувствовать себя польщенной приемом, устроенным в ее честь. Сегодня вечером ее представили члену королевской семьи — блестящий шанс для дочери простого, хотя и богатого торговца. Но какое значение это имело для Алисон?
С трудом сохраняя на лице вежливую улыбку, она рассматривала богатых европейцев. Блеск… напыщенные лица… банальные фразы… Страшно подумать, как отчаянно она стремилась когда-то стать частью всего этого. Повсюду слышался смех… неискренний, деланный: вялое веселье скучающих жен и пронырливых политиков. Оркестр играл известные в Европе мелодии, а не странные экзотические ритмы Востока. Беседа велась на французском языке, и заключалась в бессмысленной болтовне и злобных сплетнях. Даже мебель была французской и низводила огромную комнату в мавританском стиле, с высокими арками и резными, тонкими, как кружево, панелями до уровня обычной европейской бальной залы. Только бирюзовая и серая керамическая плитка, выстилавшая пол, выглядела по-настоящему восточной. Алисон умирала от желания сбросить модные туфельки и почувствовать прохладу изразцов под затянутыми в шелковые чулочки ступнями. Но она обещала дяде вести себя как подобает приличной, воспитанной девушке. И сдержала слово. Она не сотворила ничего скандального, не устроила ни одной проделки за целый месяц.
Но теперь с нее довольно. Продолжая обмахиваться веером, Алисон обошла комнату, высматривая дядю, и наконец обнаружила его за раскидистой пальмой, ведущего светскую беседу с французской супружеской четой, обосновавшейся здесь, в новой колонии. Оноре, которому было уже почти шестьдесят, отличался солидной комплекцией, но был невысок: его макушка, увенчанная пучком редеющих серебряных волос, едва достигала уха племянницы.
Завидев девушку, Оноре виновато поежился. Так, значит, ее подозрения верны! Алисон наградила престарелого джентльмена осуждающим взглядом. По правде говоря, он был ее двоюродным дедушкой, поскольку приходился братом бабушке — француженке-эмигрантке, бежавшей от ужасов Французской революции. Из всех трех дядей он был самым любимым.
— Прошу простить меня, — вежливо обратилась Алисон к супружеской паре, — если я на несколько минут украду дядюшку.
И, взяв Оноре под руку, отвела в сторону.
— Так ты в самом деле скрывался от меня?
Бормоча нечто, что должно означать отрицание, Оноре попытался сменить тему.
— А почему ты в одиночестве? — осведомился он по-французски. — Минуту назад за тобой увивалась дюжина поклонников. Только не говори, что Эрве покинул тебя.
— Я только несколько минут, как одна, — ответила Алисон по-французски. Ее школьный французский значительно улучшился с годами, поскольку девочка проводила летние каникулы во Франции, и теперь уже бегло говорила на когда-то чужом языке.
— Принц хотел кое-что обсудить с Эрве, а его офицеры последовали за ним. Но я вовсе не об этом хотела поговорить. Ты обещал дать ответ сегодня, помнишь?
— Обещал.
Он мрачно нахмурил густые седые брови, безуспешно стараясь заставить племянницу отвести глаза. Но Алисон спокойно встретила его взгляд, пытаясь не расхохотаться. Дядюшка, словно школьник, стремился избежать головомойки.
— По-моему, тебе жарко, — заметил он, по-прежнему не давая ответа, и, поспешно взяв два стакана шампанского с подноса проходившего официанта, протянул один племяннице, а второй поднес к своим губам, сделал глоток и поморщился:
— Merde![1]
Алисон ожидала подобной реакции. Винодел высочайшей репутации, Оноре мог пить только первоклассные вина и не выносил подделок. Это шампанское было чуть горьковатым и к тому же выдохшимся.
— Потерпи, дядя, — утешила Алисон. — Еще несколько лет, и сможешь наслаждаться собственными винами.
Оноре намеревался приобрести земельный участок во французской колонии, построить на нем виноградники. Здесь было много дешевой земли, и теперь, когда война с арабами была почти закончена, он надеялся построить винодельню, чтобы продолжать традиции предков.
— Если я смогу до тех пор выжить на этом пойле, — пожаловался Оноре.
— Чем скорее начнешь, тем раньше добьешься своего.
— Надеюсь, завтра еще не поздно.
— Ах, да… завтра. Ну что же, обсудим нашу экспедицию?
Завтра они должны отправиться к плодородным прибрежным равнинам, где дядя собирается разводить виноградники. Оноре, как практичный делец, решил сначала осмотреть свои будущие угодья. Алисон будет сопровождать дядю лишь потому, что отказалась оставаться в городе. Но, помимо всего, она твердо решила заставить его отправиться еще дальше, на юг, в глубь провинции. Девушка все эти годы мечтала о подобной экспедиции. Однажды она видела работы художника Делакруа, совершившего путешествие по Алжиру, и с тех пор мечтала сама исследовать эту дикую прекрасную страну. Однако дяде Оноре была абсолютно чужда любовь к приключениям. В этом отношении они совершенно не понимали друг друга.
— Неужели ты совсем не хочешь ничего знать о той стране, где собираешься поселиться? — с любопытством спросила она. Но Оноре упрямо покачал головой.
— Нет. Абсолютно нет. Не могу понять, какое значение для винограда будет иметь, увижу я пустыню или нет. Скорее всего такое путешествие будет крайне вредным для моего здоровья и для твоего тоже, дорогая. Мне совершенно неинтересно, могут ли туземцы стоять на головах или танцевать голыми на верблюдах. Какое мне дело до их варварских обычаев?!
— Дядя, они вовсе не стоят на головах… — Раздражение Алисон едва не прорвалось наружу, но, пытаясь добиться своего, она умоляюще пробормотала:
— Ну же, дядя, согласись, я вела себя, как настоящий ангел. Пора отдать мне должное! И если я позволила Эрве ухаживать за мной, как ты хотел…
— Но ты не согласилась выйти за него замуж.
Настала очередь Алисон хмуриться.
— Об этом мы не договаривались.
— Неужели? Но как ты сможешь влюбиться в мужчину, если не видишь его целыми месяцами?
— Но мы уедем всего на несколько недель! Я уже говорила: путешествие не имеет никакого отношения к моему решению стать женой Эрве.
Оноре пристально посмотрел на племянницу.
— Если я откажусь, ты, несомненно, найдешь способ отправиться без меня.
— Не хотелось бы поступать против твоего желания, но в таком случае придется попытаться совершить это путешествие одной.
— Я не могу подвергать тебя такой опасности! — Его темные глаза лукаво блеснули. — Возможно, это даже хорошо, что я успел отдать нужные распоряжения.
Алисон ошеломленно уставилась на дядюшку и лишь через несколько мгновений, осознав правду, широко улыбнулась.
— Ты, дядя, настоящий мошенник! И с самого начала собирался ехать!
Оноре, явно довольный собой, хмыкнул:
— Только умоляю, не говори Эрве. Ему совсем не понравится, что я потакаю подобному недостатку в твоем характере.
— Нет, конечно, нет. Пусть он обвиняет меня в том, что я дурно на тебя влияю.
Предпочитая не заострять внимание на этом щекотливом предмете, Алисон позволила неукротимым мыслям улететь в завтрашний день.
— Нужно отправляться с самого утра, если сумеешь вынести суматоху сборов.
— Но я ведь обещал, не так ли?
— Да, — кивнула Алисон, — но я не была уверена в серьезности твоих намерений.
— Только для тебя, дорогая, я способен подняться в такую рань, чтобы отправиться в дикую глушь.
— Это вовсе не глушь, дядя. Алжирская равнина не так уж сильно отличается от сельской местности во Франции.
— Ну да, это ты так считаешь, — пробурчал Оноре, бросая на племянницу гневный взгляд из-под кустистых бровей. — Но не жди, что я стану гоняться за тиграми, слонами и прочим зверьем, как твой дядя Оливер.
Ворчливость Оноре никогда не раздражала племянницу. Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Никаких тигров, обещаю.
— Избаловал я тебя на свою голову!
Не отрицая очевидного, Алисон заговорщически улыбнулась опекуну. В детстве родители мало ей уделяли внимания, но к услугам малышки была целая армия слуг, во всем ей потакавших. Позже, оставшись сиротой, она не страдала от недостатка любви со стороны родственников, особенно Оноре. Он заменил ей умершего от холеры отца, и девушка горячо его полюбила.
— Ты и в самом деле постоянно меня баловал, но только не говори, что тебе самому это не нравилось!
Оноре, нежно улыбнувшись, похлопал Алисон по руке.
— По-моему, его высочество был очарован тобой, — заметил он, удовлетворенно усмехаясь.
Алисон дипломатично воздержалась от ответа, хотя дядя был прав. Его королевское высочество не только пренебрег ее низким происхождением и тем обществом, в котором она до сих пор вращалась, но уделил ей внимание, удостоив беседой в течение целых десяти минут, а кроме того, соизволил узнать ее мнение об Алжире.
Алисон вполне сознавала, какой чести удостоилась. Он был сыном короля Франции, генерал-губернатором Алжира, а она всего-навсего простой английской мещаночкой, дочерью обыкновенного торговца, хотя достаточно умного и удачливого, чтобы сколотить состояние на службе у Ост-Индской компании. В этом , несомненно, и кроется секрет столь пристального внимания принца — он очень желал бы, чтобы Алисон вложила часть своего огромного богатства в алжирские земли.
Скептическая улыбка мелькнула в уголках ее губ. Поглядев на высокие двойные двери, занавешенные легким шелком, она сказала:
— Я, пожалуй, прогуляюсь во дворе, там немного прохладнее. Пойдешь со мной?
— Не сейчас, дорогая. Пожалуй, найду-ка я того месье, который рассказывал нам о своих виноградниках.
— Если Эрве спросит, скажи, что я сейчас вернусь.
Оноре позволил ей уйти, лишь прочитав наставление о том, что почетной гостье не к лицу уединяться надолго. Отдав бокал с шампанским официанту, девушка подобрала подол вечернего платья, воздушного шелкового шедевра лучшего парижского портного, и шагнула к узкой террасе.
Как почти все здания в Алжире, дом Эрве был выстроен вокруг внутреннего дворика. Длинная каменная лестница вела к зарослям пальм, олеандров и кустам гибиска, освещенным факелами, укрепленными на равном расстоянии один от другого. Внезапно в тени что-то шевельнулось. Алисон подумала, что это, должно быть, кто-то из гостей, но не уловив ни малейшего движения, решила, что ей показалось.
Вечер стоял теплый, хотя лето давно кончилось. После жары огромного зала здесь было так хорошо! Легкий ветерок овевал ее обнаженные плечи, воздух был полон ароматом цветов лимона, и жасмина, и той непередаваемой тайны, которая присутствует в африканских ночах. Алисон закрыла глаза, упиваясь ощущениями: запахами Востока, шепотом фонтанов, шелестом листьев высоких финиковых пальм. Как отличается все это… и одновременно какое сходство с Индией, где она выросла. Кроме того, разъезжать по незнакомой стране с дядей Оноре, это совсем не то, что с дядей Оливером!
Оноре был старше Оливера на двадцать лет. Степенный, уравновешенный французский мещанин, он предпочитал комфорт дома и очага скитаниям по земле в поисках новых впечатлений. Дядя Оливер в отличие от Оноре был заядлым путешественником, сжигаемым страстью к приключениям, холостяком, воображавшим себя великим исследователем. Вместе с ним Алисон за три года успела повидать почти весь свет. В семнадцать лет, окончив школу, она убедила Оливера позволить ей сопровождать его в путешествиях. Вместе с дядей она посетила царский двор в России, охотилась на тигров в Индии, побывала в безжалостных аравийских пустынях. Оливер обращался с ней скорее как с сыном. Алисон никогда не жаловалась. Они были поистине родственными душами, охотниками за приключениями. Девушка любила новые неизведанные места и экзотику так же сильно, как и Оливер.
Алжир. Волнение кипело в душе, перехлестываясь через край пузырьками шампанского в бокале. Завтра, завтра вместе с дядей Оноре она отправится на поиски новых приключений!
Алисон обернулась на звук тихих шагов и увидела Эрве де Бурмона, нахмуренно взиравшего на нее.
— Ваш дядя сказал, что я найду вас здесь, любовь моя, — произнес он по-французски.
Алисон приветливо улыбнулась:
— Мне стало слишком жарко, и я решила немного насладиться прохладой.
— Насколько я понял, вы убедили Оноре предпринять путешествие в глубь страны.
Неодобрение в голосе было безошибочным. Алисон ничего не ответила, не желая портить тихую радость минуты ненужными спорами, и задумчиво оглядела сад:
— У вас прекрасный дом, Эрве.
Но полковник не поддался на лесть.
— Этот дом будет и вашим, Алисон, когда мы поженимся, — пробормотал он, мрачно хмурясь, и резко добавил, не дав ей возможности ответить: — Я не хочу, чтобы вы отправлялись в эту поездку. Достаточно плохо уже то, что вы должны сопровождать дядю в его поездках по обширным владениям. Не стоит тащить старика по всей провинции.
— Эрве, вы говорите, как ревнивый муж!
— Думаю, что имею право подвергать сомнению ваши поступки.
— Подвергать сомнению… возможно, но не запрещать делать то, что я считаю нужным, — ответила она, пытаясь быть как можно спокойнее. Не стоит оскорбляться собственническим тоном Эрве: он просто чувствует ответственность за нее, тревожится за безопасность и стремится защитить. Он вовсе не желает держать Алисон под каблуком.
— Я не собираюсь ничего запрещать, coquine, но вы должны видеть всю опасность подобного путешествия.
Он говорил с фамильярностью давнего знакомого, ее, как всегда, «плутовкой», с тех пор, когда Алисон была еще совсем девчонкой. Они знали друг друга много лет, еще с тех первых каникул, которые она провела во Франции с дядей Оноре, хотя тогда, конечно, Эрве почти не обращал внимания на упрямого четырнадцатилетнего сорванца.
Алисон подняла на него глаза. Эрве был исключительно привлекательным мужчиной: высоким, атлетически сложенным, темноволосым, с красивыми усами. Когда он надевал синий армейский мундир, перед ним могли устоять лишь немногие женщины. Кроме того, он, несомненно, был галантным, красивым и лучшим из друзей, но слишком педантичным и основательным. Алисон надеялась, что ее чувства к нему изменятся здесь, где возможностей для рискованных приключений и мужественных подвигов было куда больше, чем во Франции. Полковник французской армии Эрве де Бурмон был недавно назначен в Алжир главой «Арабского Бюро» — французского учреждения по управлению делами туземцев.
Именно Эрве убедил Оноре расширить его владения в колониальной Африке, а Оноре, в свою очередь, настоял на приезде Алисон. Дядюшка очень хотел выдать племянницу замуж и как можно удачнее. Он совсем не одобрял ее скитаний с дядей Оливером по свету. И боялся опасности заражения, которой она подвергала себя, работая в лондонских больницах с другим дядей, который был врачом. За все эти годы Оноре так много дал девочке — дом, где можно было немного отдохнуть от удушливого одиночества пансионов, обращался с ней, как с любимой дочерью, воспитал в ней чувство собственного достоинства, стремление быть желанной и любимой, причем вовсе не за огромное состояние. С первого момента пребывания в Англии Алисон увидела, что окружающие либо преклонялись перед ее богатством, либо с высокомерием отталкивали за низкое происхождение.
Алисон обрела спасение в семье. Она послушалась совета незнакомца и попыталась заслужить любовь и внимание дядюшек. Алисон могла считать себя необыкновенной счастливицей, поскольку ей удалось и то и другое. Она заняла прочное место в сердцах троих мужчин и обрела наконец дом и семью. Алисон разделила с ними трудности и радость, мечту и надежду.
И вот теперь Оноре требовал подумать о замужестве с человеком, которым она восхищалась, которого уважала. Это была единственная просьба дяди за всю ее жизнь. Много раз она твердила Эрве, что еще не готова выйти замуж. В конце концов, ей только исполнилось двадцать. Он твердо был уверен, что Алисон еще подумает и согласится.
Правда, Алисон совсем не была в этом уверена. Она хотела испытывать к Эрве нечто большее, чем обычная дружба, потому что жестоко было бы подавать ему пустые надежды. Однако она обещала дяде не отказывать Эрве сразу и теперь радовалась, что завтра отправляется в путешествие и между ними проляжет немалое расстояние. Возможно, разлука позволит ей лучше разобраться в собственных чувствах и прийти к определенному решению относительно ее будущего с Эрве.
Эрве, очевидно, тоже думал о ее отъезде, потому что протестующе покачал головой:
— Я бы тоже поехал с вами, Алисон, если бы мог, но долг не позволяет мне покинуть город. Боюсь и думать о том, что случится, если я не смогу вас защитить.
— У вас нет причин тревожиться, Эрве. Уверена, что эскорт, который вы нам дали, сможет справиться со всеми трудностями.
— Но я лучше смогу позаботиться о вашей безопасности именно здесь!
— Мы и ваши люди будем вооружены. Вы ведь знаете, что я прекрасно стреляю.
— Однако я предпочел бы, чтобы вы остались в Алжире, — с упреком заметил полковник. — Признаюсь, не пойму, что заставляет вас так серьезно рисковать.
Алисон почувствовала прилив раздражения. По мнению Эрве, женщины просто не имеют права увлекаться путешествиями. Но она не может измениться просто потому, что у него столь отсталые представления о том, как должны вести себя женщины.
— Какой же это риск? Вы сами сказали, что война окончена.
— Не окончена, пока не сдастся Абдель Кадер. И даже после того некоторые его последователи, без сомнения, попытаются сами вести священную войну.
Ей не нужно было спрашивать, что имеет в виду Эрве. Задолго до приезда в Алжир Алисон слышала о религиозном вожде берберов Абдель Кадере. Пятнадцать лет назад он объединил берберов и арабов и призвал их на священную войну с Францией. Ослепительно красивый, обаятельный, овеянный романтичными рассказами шейх пользовался огромным успехом в парижских салонах. Но это было до того, как война превратилась в кровавую бойню.
Однако в жестокостях были повинны не только арабы. Со времени вторжения в 1830 году французы вели себя как бесчеловечные варвары, пытаясь покорить гордую нацию. Судя по тому, что узнала Алисон, даже отец Эрве мог считаться настоящим палачом. Он участвовал в интервенции пятнадцать лет назад и, по слухам, поощрял самые омерзительные действия своих подчиненных.
Но Эрве, к счастью, очень отличался от отца и многих соотечественников. Он сочувствовал арабам. Эрве прибыл в Алжир всего полгода назад, но гораздо лучше понимал, как следует вести себя французам в роли завоевателей. Именно по этой причине, как считала Алисон, он сможет с честью возглавить «Арабское Бюро».
Однако она по-прежнему считала, что Эрве чересчур обеспокоен ее путешествием. Только в прошлом году Абдель Кадера и его сторонников вытеснили в Марокко, и зверства с обеих сторон прекратились. Французских колонистов больше не убивали и не жгли в собственных домах, французская армия усмирила туземцев в северных провинциях, а Алжирская равнина под защитой армии вновь стала безопасной для европейцев. Некоторые поселенцы даже двинулись в глубь страны, чтобы покорить девственные просторы и освоить нетронутые земли.
Нет, если бы она считала, что риск слишком велик, она никогда бы не отправилась в путешествие. Алисон не боялась опасности, но ведь речь шла о благополучии дяди Оноре! Она и так чувствовала себя виноватой, только потому, что лишала дядю привычного комфорта на несколько недель, пока они будут добираться до Сахары. К счастью, жара не будет столь невыносимой, как летом, ведь сейчас октябрь.
Видя, что она не согласна с ним, Эрве раздраженно вздохнул:
— Алисон, послушайтесь же меня! На пути могут встретиться бесчисленные опасности: бандиты, работорговцы, голодные кочевники, арабы-фанатики, которые отказываются признать, что война окончена… даже дезертиры, сбежавшие из нашего Французского легиона.
— Но с нами будет Чанд.
— Это меня нисколько не утешает, — сухо объявил Эрве. — Очевидно, он предан вам, но вряд ли может считаться подходящим слугой для леди. Мне не нравится, что вы путешествуете без дуэньи и горничной.
Алисон послала жениху предостерегающий взгляд, не желая слушать ни малейшей критики в адрес верного индийца.
— Эрве, вам может быть неизвестно, но я обязана Чанду жизнью, причем не один раз.
Сообразив, что взяла слишком резкий тон, Алисон невольно смягчилась и одарила Эрве обезоруживающей улыбкой, надеясь, что логические рассуждения и обаяние помогут немного успокоить и развеселить его.
— Чанд не только слуга, но и мой друг. Думаю, ему можно доверить заботу обо мне. Кроме того, вы забываете, что я англичанка. Арабы не испытывают к ним такой ненависти, как к французам.
Но Эрве упрямо покачал головой.
— Арабы презирают всех неверных. И я не могу…
— Эрве, вы зря тревожитесь.
— Возможно, — с сожалением вздохнул он. — Но я не хочу, чтобы вы пострадали. И к тому же веду себя, как эгоист. Этот месяц без вас будет невыносимым.
Он потянулся к руке девушки и нежно прижал ее пальцы к губам.
— Неужели вы не понимаете, как я люблю вас, coquine?
— Эрве… — запротестовала было Алисон, но желание в его голосе взволновало ее, а объяснение в любви вывело из равновесия. Она почти ничего не боялась в жизни, но клятвы в любви обладали способностью лишать ее покоя, возвращая к тяжелым воспоминаниям, которые Алисон предпочла бы забыть. Горький опыт научил девушку остерегаться сладких слов авантюристов и охотников за приданым.
Конечно, Эрве не принадлежал к таким. Алисон была убеждена, что он искренне любит ее, но не могла понять, чем приглянулась ему. Алисон не была красавицей, а независимость и упрямство вряд ли принадлежали к тем чертам, которые мужчина искал в будущей невесте. По правде говоря, ее постоянно терзали сомнения в том, способна ли она стать Эрве хорошей женой.
Он по-прежнему влюбленно смотрел на нее. Влюбленно и со страстным желанием, заставлявшим девушку чувствовать себя ничтожной и недостойной такого пылкого обожания.
— Эрве… — запинаясь, начала Алисон. — Вы обещали дать мне время…
Эрве тихо вздохнул:
— Думаю, я попал в хорошую компанию. Оноре сказал, что вы отказали даже самому радже.
Обрадованная тем, что Эрве не собирается настаивать на немедленном ответе, Алисон улыбнулась:
— На самом деле все было не совсем так. Однажды раджа предложил купить меня в качестве третьей жены. Дядя Оливер хотел было поторговаться, но мне не захотелось быть на третьем месте.
Ответная улыбка Эрве согрела ее сердце:
Невольное восхищение сверкнуло в глазах Джафара при виде изящных изгибов плеч и упругих грудей безупречных очертаний. Декольте по европейским стандартам было скромным и открывало лишь самый верх белоснежных шелковистых полушарий, но эффект получался невероятно волнующим.
И Джафару неожиданно захотелось ощутить, каковы на вкус эти мягкие нежные холмики… наполнят ли они его ладонь.
Слабая улыбка показалась на его губах. Возможно, совсем недолго осталось ждать, когда он это узнает.
У Алисон больше не было сомнений — дядя Оноре попросту скрывается от нее. Она заподозрила неладное в тот момент, когда Оноре исчез, предоставив ей и Эрве приветствовать гостей. Но только сейчас, немного освободившись, девушка смогла оглядеть зал в поисках дяди. Нигде ни следа престарелого француза, постоянно хватавшегося за сердце.
— Ты не сможешь избежать неизбежного, дядюшка, — пробормотала Алисон себе под нос, разрываясь между желанием хихикнуть и раздражением. Она немедленно отыщет трусливого родственничка и заставит держать ответ! Он откладывал решение до последнего момента. Завтра будет слишком поздно.
Алисон раскрыла веер из расписного шелка и начала энергично им обмахиваться, рассматривая из-под его прикрытия собравшихся гостей. Она прибыла в Алжир неделю назад, но еще не осмотрела город, бывший так долго то убежищем пиратов, то твердыней турок. Страну же она совсем не успела увидеть и сгорала от нетерпения поскорее отправиться в путь. Но, конечно, дядя Оноре вряд ли разделяет ее желания. Он вообще не имеет представления о том, какая жажда приключений снедает ее. Подобные стремления совершенно чужды добродушному обывателю. Он никогда не поймет, что это светское общество — отнюдь не то, чего племянница хочет от жизни. Но ведь именно потому она приехала в Алжир.
По существующим традициям Алисон должна бы радоваться и чувствовать себя польщенной приемом, устроенным в ее честь. Сегодня вечером ее представили члену королевской семьи — блестящий шанс для дочери простого, хотя и богатого торговца. Но какое значение это имело для Алисон?
С трудом сохраняя на лице вежливую улыбку, она рассматривала богатых европейцев. Блеск… напыщенные лица… банальные фразы… Страшно подумать, как отчаянно она стремилась когда-то стать частью всего этого. Повсюду слышался смех… неискренний, деланный: вялое веселье скучающих жен и пронырливых политиков. Оркестр играл известные в Европе мелодии, а не странные экзотические ритмы Востока. Беседа велась на французском языке, и заключалась в бессмысленной болтовне и злобных сплетнях. Даже мебель была французской и низводила огромную комнату в мавританском стиле, с высокими арками и резными, тонкими, как кружево, панелями до уровня обычной европейской бальной залы. Только бирюзовая и серая керамическая плитка, выстилавшая пол, выглядела по-настоящему восточной. Алисон умирала от желания сбросить модные туфельки и почувствовать прохладу изразцов под затянутыми в шелковые чулочки ступнями. Но она обещала дяде вести себя как подобает приличной, воспитанной девушке. И сдержала слово. Она не сотворила ничего скандального, не устроила ни одной проделки за целый месяц.
Но теперь с нее довольно. Продолжая обмахиваться веером, Алисон обошла комнату, высматривая дядю, и наконец обнаружила его за раскидистой пальмой, ведущего светскую беседу с французской супружеской четой, обосновавшейся здесь, в новой колонии. Оноре, которому было уже почти шестьдесят, отличался солидной комплекцией, но был невысок: его макушка, увенчанная пучком редеющих серебряных волос, едва достигала уха племянницы.
Завидев девушку, Оноре виновато поежился. Так, значит, ее подозрения верны! Алисон наградила престарелого джентльмена осуждающим взглядом. По правде говоря, он был ее двоюродным дедушкой, поскольку приходился братом бабушке — француженке-эмигрантке, бежавшей от ужасов Французской революции. Из всех трех дядей он был самым любимым.
— Прошу простить меня, — вежливо обратилась Алисон к супружеской паре, — если я на несколько минут украду дядюшку.
И, взяв Оноре под руку, отвела в сторону.
— Так ты в самом деле скрывался от меня?
Бормоча нечто, что должно означать отрицание, Оноре попытался сменить тему.
— А почему ты в одиночестве? — осведомился он по-французски. — Минуту назад за тобой увивалась дюжина поклонников. Только не говори, что Эрве покинул тебя.
— Я только несколько минут, как одна, — ответила Алисон по-французски. Ее школьный французский значительно улучшился с годами, поскольку девочка проводила летние каникулы во Франции, и теперь уже бегло говорила на когда-то чужом языке.
— Принц хотел кое-что обсудить с Эрве, а его офицеры последовали за ним. Но я вовсе не об этом хотела поговорить. Ты обещал дать ответ сегодня, помнишь?
— Обещал.
Он мрачно нахмурил густые седые брови, безуспешно стараясь заставить племянницу отвести глаза. Но Алисон спокойно встретила его взгляд, пытаясь не расхохотаться. Дядюшка, словно школьник, стремился избежать головомойки.
— По-моему, тебе жарко, — заметил он, по-прежнему не давая ответа, и, поспешно взяв два стакана шампанского с подноса проходившего официанта, протянул один племяннице, а второй поднес к своим губам, сделал глоток и поморщился:
— Merde![1]
Алисон ожидала подобной реакции. Винодел высочайшей репутации, Оноре мог пить только первоклассные вина и не выносил подделок. Это шампанское было чуть горьковатым и к тому же выдохшимся.
— Потерпи, дядя, — утешила Алисон. — Еще несколько лет, и сможешь наслаждаться собственными винами.
Оноре намеревался приобрести земельный участок во французской колонии, построить на нем виноградники. Здесь было много дешевой земли, и теперь, когда война с арабами была почти закончена, он надеялся построить винодельню, чтобы продолжать традиции предков.
— Если я смогу до тех пор выжить на этом пойле, — пожаловался Оноре.
— Чем скорее начнешь, тем раньше добьешься своего.
— Надеюсь, завтра еще не поздно.
— Ах, да… завтра. Ну что же, обсудим нашу экспедицию?
Завтра они должны отправиться к плодородным прибрежным равнинам, где дядя собирается разводить виноградники. Оноре, как практичный делец, решил сначала осмотреть свои будущие угодья. Алисон будет сопровождать дядю лишь потому, что отказалась оставаться в городе. Но, помимо всего, она твердо решила заставить его отправиться еще дальше, на юг, в глубь провинции. Девушка все эти годы мечтала о подобной экспедиции. Однажды она видела работы художника Делакруа, совершившего путешествие по Алжиру, и с тех пор мечтала сама исследовать эту дикую прекрасную страну. Однако дяде Оноре была абсолютно чужда любовь к приключениям. В этом отношении они совершенно не понимали друг друга.
— Неужели ты совсем не хочешь ничего знать о той стране, где собираешься поселиться? — с любопытством спросила она. Но Оноре упрямо покачал головой.
— Нет. Абсолютно нет. Не могу понять, какое значение для винограда будет иметь, увижу я пустыню или нет. Скорее всего такое путешествие будет крайне вредным для моего здоровья и для твоего тоже, дорогая. Мне совершенно неинтересно, могут ли туземцы стоять на головах или танцевать голыми на верблюдах. Какое мне дело до их варварских обычаев?!
— Дядя, они вовсе не стоят на головах… — Раздражение Алисон едва не прорвалось наружу, но, пытаясь добиться своего, она умоляюще пробормотала:
— Ну же, дядя, согласись, я вела себя, как настоящий ангел. Пора отдать мне должное! И если я позволила Эрве ухаживать за мной, как ты хотел…
— Но ты не согласилась выйти за него замуж.
Настала очередь Алисон хмуриться.
— Об этом мы не договаривались.
— Неужели? Но как ты сможешь влюбиться в мужчину, если не видишь его целыми месяцами?
— Но мы уедем всего на несколько недель! Я уже говорила: путешествие не имеет никакого отношения к моему решению стать женой Эрве.
Оноре пристально посмотрел на племянницу.
— Если я откажусь, ты, несомненно, найдешь способ отправиться без меня.
— Не хотелось бы поступать против твоего желания, но в таком случае придется попытаться совершить это путешествие одной.
— Я не могу подвергать тебя такой опасности! — Его темные глаза лукаво блеснули. — Возможно, это даже хорошо, что я успел отдать нужные распоряжения.
Алисон ошеломленно уставилась на дядюшку и лишь через несколько мгновений, осознав правду, широко улыбнулась.
— Ты, дядя, настоящий мошенник! И с самого начала собирался ехать!
Оноре, явно довольный собой, хмыкнул:
— Только умоляю, не говори Эрве. Ему совсем не понравится, что я потакаю подобному недостатку в твоем характере.
— Нет, конечно, нет. Пусть он обвиняет меня в том, что я дурно на тебя влияю.
Предпочитая не заострять внимание на этом щекотливом предмете, Алисон позволила неукротимым мыслям улететь в завтрашний день.
— Нужно отправляться с самого утра, если сумеешь вынести суматоху сборов.
— Но я ведь обещал, не так ли?
— Да, — кивнула Алисон, — но я не была уверена в серьезности твоих намерений.
— Только для тебя, дорогая, я способен подняться в такую рань, чтобы отправиться в дикую глушь.
— Это вовсе не глушь, дядя. Алжирская равнина не так уж сильно отличается от сельской местности во Франции.
— Ну да, это ты так считаешь, — пробурчал Оноре, бросая на племянницу гневный взгляд из-под кустистых бровей. — Но не жди, что я стану гоняться за тиграми, слонами и прочим зверьем, как твой дядя Оливер.
Ворчливость Оноре никогда не раздражала племянницу. Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Никаких тигров, обещаю.
— Избаловал я тебя на свою голову!
Не отрицая очевидного, Алисон заговорщически улыбнулась опекуну. В детстве родители мало ей уделяли внимания, но к услугам малышки была целая армия слуг, во всем ей потакавших. Позже, оставшись сиротой, она не страдала от недостатка любви со стороны родственников, особенно Оноре. Он заменил ей умершего от холеры отца, и девушка горячо его полюбила.
— Ты и в самом деле постоянно меня баловал, но только не говори, что тебе самому это не нравилось!
Оноре, нежно улыбнувшись, похлопал Алисон по руке.
— По-моему, его высочество был очарован тобой, — заметил он, удовлетворенно усмехаясь.
Алисон дипломатично воздержалась от ответа, хотя дядя был прав. Его королевское высочество не только пренебрег ее низким происхождением и тем обществом, в котором она до сих пор вращалась, но уделил ей внимание, удостоив беседой в течение целых десяти минут, а кроме того, соизволил узнать ее мнение об Алжире.
Алисон вполне сознавала, какой чести удостоилась. Он был сыном короля Франции, генерал-губернатором Алжира, а она всего-навсего простой английской мещаночкой, дочерью обыкновенного торговца, хотя достаточно умного и удачливого, чтобы сколотить состояние на службе у Ост-Индской компании. В этом , несомненно, и кроется секрет столь пристального внимания принца — он очень желал бы, чтобы Алисон вложила часть своего огромного богатства в алжирские земли.
Скептическая улыбка мелькнула в уголках ее губ. Поглядев на высокие двойные двери, занавешенные легким шелком, она сказала:
— Я, пожалуй, прогуляюсь во дворе, там немного прохладнее. Пойдешь со мной?
— Не сейчас, дорогая. Пожалуй, найду-ка я того месье, который рассказывал нам о своих виноградниках.
— Если Эрве спросит, скажи, что я сейчас вернусь.
Оноре позволил ей уйти, лишь прочитав наставление о том, что почетной гостье не к лицу уединяться надолго. Отдав бокал с шампанским официанту, девушка подобрала подол вечернего платья, воздушного шелкового шедевра лучшего парижского портного, и шагнула к узкой террасе.
Как почти все здания в Алжире, дом Эрве был выстроен вокруг внутреннего дворика. Длинная каменная лестница вела к зарослям пальм, олеандров и кустам гибиска, освещенным факелами, укрепленными на равном расстоянии один от другого. Внезапно в тени что-то шевельнулось. Алисон подумала, что это, должно быть, кто-то из гостей, но не уловив ни малейшего движения, решила, что ей показалось.
Вечер стоял теплый, хотя лето давно кончилось. После жары огромного зала здесь было так хорошо! Легкий ветерок овевал ее обнаженные плечи, воздух был полон ароматом цветов лимона, и жасмина, и той непередаваемой тайны, которая присутствует в африканских ночах. Алисон закрыла глаза, упиваясь ощущениями: запахами Востока, шепотом фонтанов, шелестом листьев высоких финиковых пальм. Как отличается все это… и одновременно какое сходство с Индией, где она выросла. Кроме того, разъезжать по незнакомой стране с дядей Оноре, это совсем не то, что с дядей Оливером!
Оноре был старше Оливера на двадцать лет. Степенный, уравновешенный французский мещанин, он предпочитал комфорт дома и очага скитаниям по земле в поисках новых впечатлений. Дядя Оливер в отличие от Оноре был заядлым путешественником, сжигаемым страстью к приключениям, холостяком, воображавшим себя великим исследователем. Вместе с ним Алисон за три года успела повидать почти весь свет. В семнадцать лет, окончив школу, она убедила Оливера позволить ей сопровождать его в путешествиях. Вместе с дядей она посетила царский двор в России, охотилась на тигров в Индии, побывала в безжалостных аравийских пустынях. Оливер обращался с ней скорее как с сыном. Алисон никогда не жаловалась. Они были поистине родственными душами, охотниками за приключениями. Девушка любила новые неизведанные места и экзотику так же сильно, как и Оливер.
Алжир. Волнение кипело в душе, перехлестываясь через край пузырьками шампанского в бокале. Завтра, завтра вместе с дядей Оноре она отправится на поиски новых приключений!
Алисон обернулась на звук тихих шагов и увидела Эрве де Бурмона, нахмуренно взиравшего на нее.
— Ваш дядя сказал, что я найду вас здесь, любовь моя, — произнес он по-французски.
Алисон приветливо улыбнулась:
— Мне стало слишком жарко, и я решила немного насладиться прохладой.
— Насколько я понял, вы убедили Оноре предпринять путешествие в глубь страны.
Неодобрение в голосе было безошибочным. Алисон ничего не ответила, не желая портить тихую радость минуты ненужными спорами, и задумчиво оглядела сад:
— У вас прекрасный дом, Эрве.
Но полковник не поддался на лесть.
— Этот дом будет и вашим, Алисон, когда мы поженимся, — пробормотал он, мрачно хмурясь, и резко добавил, не дав ей возможности ответить: — Я не хочу, чтобы вы отправлялись в эту поездку. Достаточно плохо уже то, что вы должны сопровождать дядю в его поездках по обширным владениям. Не стоит тащить старика по всей провинции.
— Эрве, вы говорите, как ревнивый муж!
— Думаю, что имею право подвергать сомнению ваши поступки.
— Подвергать сомнению… возможно, но не запрещать делать то, что я считаю нужным, — ответила она, пытаясь быть как можно спокойнее. Не стоит оскорбляться собственническим тоном Эрве: он просто чувствует ответственность за нее, тревожится за безопасность и стремится защитить. Он вовсе не желает держать Алисон под каблуком.
— Я не собираюсь ничего запрещать, coquine, но вы должны видеть всю опасность подобного путешествия.
Он говорил с фамильярностью давнего знакомого, ее, как всегда, «плутовкой», с тех пор, когда Алисон была еще совсем девчонкой. Они знали друг друга много лет, еще с тех первых каникул, которые она провела во Франции с дядей Оноре, хотя тогда, конечно, Эрве почти не обращал внимания на упрямого четырнадцатилетнего сорванца.
Алисон подняла на него глаза. Эрве был исключительно привлекательным мужчиной: высоким, атлетически сложенным, темноволосым, с красивыми усами. Когда он надевал синий армейский мундир, перед ним могли устоять лишь немногие женщины. Кроме того, он, несомненно, был галантным, красивым и лучшим из друзей, но слишком педантичным и основательным. Алисон надеялась, что ее чувства к нему изменятся здесь, где возможностей для рискованных приключений и мужественных подвигов было куда больше, чем во Франции. Полковник французской армии Эрве де Бурмон был недавно назначен в Алжир главой «Арабского Бюро» — французского учреждения по управлению делами туземцев.
Именно Эрве убедил Оноре расширить его владения в колониальной Африке, а Оноре, в свою очередь, настоял на приезде Алисон. Дядюшка очень хотел выдать племянницу замуж и как можно удачнее. Он совсем не одобрял ее скитаний с дядей Оливером по свету. И боялся опасности заражения, которой она подвергала себя, работая в лондонских больницах с другим дядей, который был врачом. За все эти годы Оноре так много дал девочке — дом, где можно было немного отдохнуть от удушливого одиночества пансионов, обращался с ней, как с любимой дочерью, воспитал в ней чувство собственного достоинства, стремление быть желанной и любимой, причем вовсе не за огромное состояние. С первого момента пребывания в Англии Алисон увидела, что окружающие либо преклонялись перед ее богатством, либо с высокомерием отталкивали за низкое происхождение.
Алисон обрела спасение в семье. Она послушалась совета незнакомца и попыталась заслужить любовь и внимание дядюшек. Алисон могла считать себя необыкновенной счастливицей, поскольку ей удалось и то и другое. Она заняла прочное место в сердцах троих мужчин и обрела наконец дом и семью. Алисон разделила с ними трудности и радость, мечту и надежду.
И вот теперь Оноре требовал подумать о замужестве с человеком, которым она восхищалась, которого уважала. Это была единственная просьба дяди за всю ее жизнь. Много раз она твердила Эрве, что еще не готова выйти замуж. В конце концов, ей только исполнилось двадцать. Он твердо был уверен, что Алисон еще подумает и согласится.
Правда, Алисон совсем не была в этом уверена. Она хотела испытывать к Эрве нечто большее, чем обычная дружба, потому что жестоко было бы подавать ему пустые надежды. Однако она обещала дяде не отказывать Эрве сразу и теперь радовалась, что завтра отправляется в путешествие и между ними проляжет немалое расстояние. Возможно, разлука позволит ей лучше разобраться в собственных чувствах и прийти к определенному решению относительно ее будущего с Эрве.
Эрве, очевидно, тоже думал о ее отъезде, потому что протестующе покачал головой:
— Я бы тоже поехал с вами, Алисон, если бы мог, но долг не позволяет мне покинуть город. Боюсь и думать о том, что случится, если я не смогу вас защитить.
— У вас нет причин тревожиться, Эрве. Уверена, что эскорт, который вы нам дали, сможет справиться со всеми трудностями.
— Но я лучше смогу позаботиться о вашей безопасности именно здесь!
— Мы и ваши люди будем вооружены. Вы ведь знаете, что я прекрасно стреляю.
— Однако я предпочел бы, чтобы вы остались в Алжире, — с упреком заметил полковник. — Признаюсь, не пойму, что заставляет вас так серьезно рисковать.
Алисон почувствовала прилив раздражения. По мнению Эрве, женщины просто не имеют права увлекаться путешествиями. Но она не может измениться просто потому, что у него столь отсталые представления о том, как должны вести себя женщины.
— Какой же это риск? Вы сами сказали, что война окончена.
— Не окончена, пока не сдастся Абдель Кадер. И даже после того некоторые его последователи, без сомнения, попытаются сами вести священную войну.
Ей не нужно было спрашивать, что имеет в виду Эрве. Задолго до приезда в Алжир Алисон слышала о религиозном вожде берберов Абдель Кадере. Пятнадцать лет назад он объединил берберов и арабов и призвал их на священную войну с Францией. Ослепительно красивый, обаятельный, овеянный романтичными рассказами шейх пользовался огромным успехом в парижских салонах. Но это было до того, как война превратилась в кровавую бойню.
Однако в жестокостях были повинны не только арабы. Со времени вторжения в 1830 году французы вели себя как бесчеловечные варвары, пытаясь покорить гордую нацию. Судя по тому, что узнала Алисон, даже отец Эрве мог считаться настоящим палачом. Он участвовал в интервенции пятнадцать лет назад и, по слухам, поощрял самые омерзительные действия своих подчиненных.
Но Эрве, к счастью, очень отличался от отца и многих соотечественников. Он сочувствовал арабам. Эрве прибыл в Алжир всего полгода назад, но гораздо лучше понимал, как следует вести себя французам в роли завоевателей. Именно по этой причине, как считала Алисон, он сможет с честью возглавить «Арабское Бюро».
Однако она по-прежнему считала, что Эрве чересчур обеспокоен ее путешествием. Только в прошлом году Абдель Кадера и его сторонников вытеснили в Марокко, и зверства с обеих сторон прекратились. Французских колонистов больше не убивали и не жгли в собственных домах, французская армия усмирила туземцев в северных провинциях, а Алжирская равнина под защитой армии вновь стала безопасной для европейцев. Некоторые поселенцы даже двинулись в глубь страны, чтобы покорить девственные просторы и освоить нетронутые земли.
Нет, если бы она считала, что риск слишком велик, она никогда бы не отправилась в путешествие. Алисон не боялась опасности, но ведь речь шла о благополучии дяди Оноре! Она и так чувствовала себя виноватой, только потому, что лишала дядю привычного комфорта на несколько недель, пока они будут добираться до Сахары. К счастью, жара не будет столь невыносимой, как летом, ведь сейчас октябрь.
Видя, что она не согласна с ним, Эрве раздраженно вздохнул:
— Алисон, послушайтесь же меня! На пути могут встретиться бесчисленные опасности: бандиты, работорговцы, голодные кочевники, арабы-фанатики, которые отказываются признать, что война окончена… даже дезертиры, сбежавшие из нашего Французского легиона.
— Но с нами будет Чанд.
— Это меня нисколько не утешает, — сухо объявил Эрве. — Очевидно, он предан вам, но вряд ли может считаться подходящим слугой для леди. Мне не нравится, что вы путешествуете без дуэньи и горничной.
Алисон послала жениху предостерегающий взгляд, не желая слушать ни малейшей критики в адрес верного индийца.
— Эрве, вам может быть неизвестно, но я обязана Чанду жизнью, причем не один раз.
Сообразив, что взяла слишком резкий тон, Алисон невольно смягчилась и одарила Эрве обезоруживающей улыбкой, надеясь, что логические рассуждения и обаяние помогут немного успокоить и развеселить его.
— Чанд не только слуга, но и мой друг. Думаю, ему можно доверить заботу обо мне. Кроме того, вы забываете, что я англичанка. Арабы не испытывают к ним такой ненависти, как к французам.
Но Эрве упрямо покачал головой.
— Арабы презирают всех неверных. И я не могу…
— Эрве, вы зря тревожитесь.
— Возможно, — с сожалением вздохнул он. — Но я не хочу, чтобы вы пострадали. И к тому же веду себя, как эгоист. Этот месяц без вас будет невыносимым.
Он потянулся к руке девушки и нежно прижал ее пальцы к губам.
— Неужели вы не понимаете, как я люблю вас, coquine?
— Эрве… — запротестовала было Алисон, но желание в его голосе взволновало ее, а объяснение в любви вывело из равновесия. Она почти ничего не боялась в жизни, но клятвы в любви обладали способностью лишать ее покоя, возвращая к тяжелым воспоминаниям, которые Алисон предпочла бы забыть. Горький опыт научил девушку остерегаться сладких слов авантюристов и охотников за приданым.
Конечно, Эрве не принадлежал к таким. Алисон была убеждена, что он искренне любит ее, но не могла понять, чем приглянулась ему. Алисон не была красавицей, а независимость и упрямство вряд ли принадлежали к тем чертам, которые мужчина искал в будущей невесте. По правде говоря, ее постоянно терзали сомнения в том, способна ли она стать Эрве хорошей женой.
Он по-прежнему влюбленно смотрел на нее. Влюбленно и со страстным желанием, заставлявшим девушку чувствовать себя ничтожной и недостойной такого пылкого обожания.
— Эрве… — запинаясь, начала Алисон. — Вы обещали дать мне время…
Эрве тихо вздохнул:
— Думаю, я попал в хорошую компанию. Оноре сказал, что вы отказали даже самому радже.
Обрадованная тем, что Эрве не собирается настаивать на немедленном ответе, Алисон улыбнулась:
— На самом деле все было не совсем так. Однажды раджа предложил купить меня в качестве третьей жены. Дядя Оливер хотел было поторговаться, но мне не захотелось быть на третьем месте.
Ответная улыбка Эрве согрела ее сердце: