Страница:
Вечером, перед ужином, Алисон нервно мерила шагами террасу, по-прежнему мучаясь тоскливыми воспоминаниями. Чанд помогал дяде одеваться, просители разошлись, и девушка осталась одна.
Терраса, шедевр зодчества, была образована уступом скалы и защищена от дождя и ветра нависающим гранитным карнизом. Чуть выше из скалы пробивался ручей, падая вниз крохотным прелестным водопадом. Им можно было любоваться, сидя на каменных скамейках, вырезанных в скале. Под террасой расстилалась великолепная долина Бени-Абесс, племени Джафара.
Заходящее солнце освещало живописный пейзаж, и Алисон с неохотой поднялась, чтобы войти в дом. Однако, повернувшись, она увидела Джафара, стоявшего в дверях. Он молча пристально смотрел на Алисон, и девушка задохнулась от неожиданности и восторга. Он надел сегодня легкое широкое белое одеяние из тонкого шелка, подчеркивающее суровую мужественность черт, но голова была непокрыта, и пронизанная солнцем грива словно загорелась красно-золотистым светом. Алисон показалось, что Джафар чем-то встревожен, но, когда он подошел и поднял ее пальцы к губам, приветствие прозвучало вежливо-прохладно, словно в светской гостиной.
— Боюсь что я пренебрегал твоим обществом эти несколько дней, cherie, ради утомительных и скучных обязанностей. Надеюсь, ты найдешь в своем сердце силы простить меня.
Алисон действительно чувствовала себя покинутой, однако отказывалась признаться в этом.
— Махмуд составлял мне компанию, — коротко объяснила она.
— Зохра будет танцевать сегодня для тебя и твоего дяди. Надеюсь, тебе понравится. Она превосходная танцовщица.
Алисон отнюдь не ожидала услышать похвалы куртизанке.
— Насколько я припоминаю, ты говорил, что не имеешь наложниц! — сорвалось у нее с языка прежде, чем она успела сдержаться.
— Совершенно верно, — улыбнулся Джафар, глядя ей в глаза. — Ты ревнуешь к Зохре, моя непокорная тигрица? Может, отослать ее из города?
Как весело, уверенно, даже самодовольно он спрашивает!
Алисон мгновенно вышла из себя, запоздало сообразив, что Джафар слишком легко читает ее мысли! Конечно, теперь он может дразнить ее и всячески издеваться!
— Ты спишь с ней?! — требовательно спросила Алисон, не в силах удержаться от вопроса, хотя с ужасом ожидала ответа.
— Нет, Эхереш, — быстро и твердо ответил Джафар.
— Но спал раньше!
И тут Алисон оцепенела — Джафар, подняв руку, осторожно провел пальцем по щеке. В его глазах молнией сверкнула страсть.
— Разве это важно? — еле слышно выдохнул он, и сердце Алисон неудержимо забилось. Разозлившись на себя за такую несдержанность, девушка резко отстранилась.
— Нет, конечно, нет, — поспешно бросила она и вновь повернулась лицом к долине. — Мне совершенно безразлично, что бы ты ни делал с ней! Простое любопытство, вот и все.
Она лгала, лгала. О любопытстве не могло быть и речи! Алисон жаждала очутиться в объятиях Джафара, почувствовать тяжесть этого мускулистого тела, безумие ласк. И это она, та, которая превыше всего ценила свободу и независимость! Временами Алисон пугалась страсти собственного желания.
Не успела она осознать это по-настоящему, как мощные руки обвили ее талию. И, когда он нежно прижал губы к ее виску, Алисон почувствовала, что не может дышать.
— Мне не хватает твоего тепла по ночам, красавица моя, твоего стройного тела в постели.
Алисон облизнула внезапно пересохшие губы. Она тоже больше не могла жить без него и скучала больше, чем могла представить.
— Приходи ко мне сегодня ночью, Эхереш.
— Ты…
Она осеклась.
— Ты хочешь, чтобы я пришла в твои покои?
— Подумай сама, дорогая, если мы хотим соблюсти приличия, значит, я не могу явиться к тебе. Комната твоего дяди почти рядом, а индиец охраняет тебя, как свирепый сторожевой пес.
Он приглашает ее в свою спальню, в свою постель? Хочет для собственного удовольствия, как одну из своих наложниц? Как Зохру?
Охваченная новыми и мучительными сомнениями, Алисон закрыла глаза. Неужели для Джафара она всего-навсего очередная игрушка? И ничего для него не значит… еще одно теплое тело в постели?
Неотвязные мысли терзали девушку. Как может она желать человека, который держит ее здесь против воли? Как может любить дикого необузданного воина, презирающего всех иностранцев? Варвара, едва не ставшего причиной смерти Эрве?
По спине Алисон прошел ледяной холод. Что она наделала? Отдалась объятиям Джафара в тот момент, когда судьба Эрве по-прежнему так неопределенна? Да, несомненно, Джафар — чувственный мужчина и находит восторг и наслаждение в том, что беспрестанно меняет женщин. Он снова возьмет Алисон и подарит ей неземное блаженство, а потом уйдет, не оглядываясь, оставив ее с разбитым сердцем.
Нет, нужно положить конец этой близости прежде, чем она окончательно потеряет голову и поверит пустым обещаниям страсти, лишится воли настолько, что не сможет противиться ему. Прежде чем душа, как раньше тело, окажется у него в плену.
— Ты забыл, что у меня есть жених? — прошептала она скорее себе, чем ему.
Джафар отшатнулся, словно от удара. Руки его медленно опустились. Он молча отступил.
Зловещее молчание тянулось целую вечность. Алисон видела, что Джафар пытается взять себя в руки. Когда она вновь взглянула на него, лицо бербера уже превратилось в неподвижную маску. Однако она понимала, что должна вонзить кинжал еще глубже, если питает хоть какую-то надежду сохранить волю и решимость.
— Сколько еще времени, — выдавила она, — я и мой дядя будут твоими гостями? Собираешься держать нас здесь до скончания века?
Алисон могло бы всего лишь показаться, что в глазах Джафара застыла невыразимая боль, если бы мускул на щеке не дернулся. Джафар резко повернулся к ней спиной и, подойдя к парапету, стал рассматривать долину.
— Пока я не могу освободить тебя, — выговорил он наконец так тихо, что его едва было слышно за шумом водопада.
— Почему… почему нет?
Джафар устало вздохнул.
— Потому что сейчас я занят переговорами с французским правительством относительно обмена военнопленными. Ваше пребывание здесь позволяет мне действовать с позиции силы. Если я освобожу вас, это может стоить жизни многим людям.
Настала очередь Алисон сжаться от боли. Джафар использует ее сейчас и использовал раньше, когда заманил в ловушку французскую армию. И вот теперь он торгуется с врагами, пытаясь договориться на самых выгодных условиях. Вот кто она для него — возможность воздействовать на французов, получить лишнее преимущество!
Алисон продолжала вонзать ногти в ладони, пока эта боль не затмила ту, что тисками сжимала сердце. Она приняла правильное решение, отказавшись бежать к Джафару по первому зову. Пусть она умирает от любви к нему, но не зайдет так далеко, чтобы позволить этому человеку использовать еще и ее тело.
— Эрве тоже обменяют? — спросила она наконец. Последовала долгая пауза, прежде чем Джафар кивнул.
— Тогда, — добавила Алисон, пытаясь улыбнуться, — думаю, придется потерпеть и побыть гостьей в твоем доме еще немного. Ну а теперь, может, пойдем ужинать?
Как и обещал Джафар, Зохра оказалась прекрасной танцовщицей — ее искусство было неоспоримо, а представление отличалось изысканным изяществом. Оноре Ларусс, типичный француз, высоко оценил сверкающие голубые глаза, развевающиеся золотистые волосы, полные груди и соблазнительно извивающуюся фигуру. Алисон, однако, остро ощущая окружавшую Зохру атмосферу чувственности и вызывающего сладострастия, хмурилась и почти не поднимала глаз. Перед мысленным взором то и дело возникали сплетенные тела Джафара и танцовщицы, и томительная тоска не давала покоя.
Почти против воли девушка взглянула на Джафара и обнаружила, что его внимание сосредоточено не на прекрасной куртизанке, а на ней. Джафар пристально, мрачно рассматривал Алисон.
Но, как только Зохра, поклонившись, удалилась, Джафар вновь превратился в гостеприимного хозяина, и следующую неделю делал все, чтобы угодить гостям.
Однако галантность и исполнение каждого ее желания только укрепляли решимость Алисон освободиться от любовных чар. Когда она призналась, что почти не видела поселения, Джафар сам показал ей городок. Со спокойной гордостью, которую не пытался скрыть, он поведал о племени и его культуре.
Алисон узнала, что мужчины и женщины племени Бени Абесс много и тяжело работали. Мужчины возделывали землю и выращивали лошадей, а женщины занимались гончарным делом и ткали материи. У них почти не было свободного времени, особенно у женщин. Если они не готовили и не убирали, значит, носили воду из колодца или отправлялись к реке стирать. Однако их участь была далеко не так тяжела, как у их сестер из других арабских народностей. От берберок не требовали молчания в присутствии мужчин. Они могли не держать глаза опущенными. Если верить небрежным репликам Джафара, то именно жены, а не мужья были главами берберовских семей и управляли хозяйством.
Именно Джафар первым привел Алисон в конюшню. Накануне вечером, за ужином, выслушав беседу Джафара и дяди Оноре о трудностях, которые на каждом шагу испытывали французы, пытающиеся завоевать Алжир, она бросила издевательскую реплику.
— Хотела бы я знать, что делают ты и твои дикари в свободное от сражений время? — сухо осведомилась она, желая в корне уничтожить непонятное влияние Джафара на дядю.
Джафар окинул ее ледяным взглядом:
— Кроме войны, Эхереш, мы наслаждаемся погоней, любовью и скачками. Завтра, если пожелаешь, я покажу тебе конюшни.
Алисон величественно наклонила голову, притворяясь равнодушной, но на следующее утро, оказавшись в конюшне, не смогла долго сохранять безразличный вид. Никогда еще она не видела таких чудесных коней. Алисон внимательно, с всевозрастающим восхищением слушала Джафара, объяснявшего, что его племя выращивает лучших лошадей в стране.
И когда Алисон восхитилась белоснежной кобылой, Джафар немедленно подарил ей лошадку, не слушая и не принимая возражений. Алисон пришлось сдаться. Искренне поблагодарив Джафара, она начала переходить от стойла к стойлу, пока не увидела гнедого скакуна, лохматого и казавшегося совершенно диким: он фыркал, рыл копытом землю до тех пор, пока не увидел Джафара. Тут конь, мгновенно став покорным, как ягненок, повернулся и порысил к хозяину. По какой-то непонятной причине Алисон показалось, что она уже видела жеребца, хотя была при этом уверена, что Джафар не брал его с собой в пустыню.
— Интересно, есть ли имя у этого неукротимого создания? — пробормотала она, видя, что конь ластится к Джафару, толкая его мордой в грудь.
— Эту, что означает «ветер».
Алисон заметила устремленный на нее странный взгляд Джафара, но решительно не поняла, в чем дело. Однако несколько минут спустя она пришла в такой восторг, что позабыла обо всем: Джафар приказал оседлать белую кобылку и пригласил Алисон покататься верхом. Целых два замечательных часа она мчалась по бескрайним просторам, наслаждаясь давно позабытой свободой, и вернулась домой с разгоревшимися от ветра щеками и сверкающими счастьем глазами.
Однако на следующее утро радость померкла. Махмуд, принесший ей завтрак, казался куда мрачнее обычного, и Алисон спросила, что тревожит мальчика.
— Совет старейшин собирается через двенадцать дней.
— И что?
Махмуд расстроено нахмурил пересеченный шрамом лоб.
— Совет может лишить повелителя звания амгара — вождя. Его обвиняют в пренебрежении долгом, предательстве своего племени и неуважении к закону. Господину придется доказывать свою невиновность.
Алисон ощутила в желудке тяжелый ледяной ком.
Расспросив Махмуда получше, она обнаружила, что титул «amghar el-barood» означает нечто вроде «главнокомандующего». На эту должность назначался во время войны один из вождей здешних племен. Теперь этого звания был удостоен Джафар, но, по-видимому, его собирались сместить за недостойное поведение на поле брани, когда он пощадил жизнь Эрве и позволил жить кровнику.
— Хочешь сказать, что Джафар будет опозорен лишь за то, что выказал милость врагу? — поразилась Алисон.
Махмуд печально кивнул.
— Не знаю, что случится. Все в руках Аллаха.
Алисон продолжала настойчиво расспрашивать слугу о берберских законах и начала понимать, почему у Джафара оказалось так мало свободного времени. Он был не только главнокомандующим и вождем племени, но и каидом, правителем, назначенным самим султаном. Только каиды имели право носить алые бурнусы. Но больше Алисон ничего не удалось уяснить. Система правления у берберов, крайне осложненная родовыми распрями и войнами между кланами, была выше понимания европейца. Положения отнюдь не улучшал независимый и воинственный дух берберов.
Алисон считала, что сама идея низложения Джафара поистине смехотворна. За время своего правления Джафар объединил и повел за собой разрозненных, потерявших надежду людей на битву против захватчиков. Какая горькая ирония заключается в том, что теперь ему приходится бороться и против своего народа!
Алисон была уверена, что именно угроза низложения тревожит Джафара. Она хотела расспросить его об этом, однако за целый день не смогла найти возможности очутиться с ним с глазу на глаз. А завтра ее ждала новая встреча с Зохрой.
Прекрасная блондинка уже ждала Алисон во дворе, похожая на притаившегося паука, выслеживавшего добычу. Совершенно не желая оказаться мишенью ее ядовитых стрел, Алисон попыталась было пройти мимо, но Зохра перегородила ей дорогу.
— Вам следовало бы покинуть этот дом, госпожа, пока не случилось чего недоброго.
Алисон, застыв на месте, суженными глазами взглянула на женщину.
— Что-то недоброе? Ты смеешь угрожать мне, Зохра? Посмотрим, что скажет повелитель, когда узнает об этом.
На мгновение в глазах Зохры промелькнуло нечто похожее на страх, но ненависть взяла верх.
— Ты околдовала его, но он никогда не возьмет тебя в жены, как бы ты ни пыталась заманить его своим богатством! Ты чужачка, неверная! Он женится на девушке из благородного берберского рода, такой, кто принесет честь его имени и благоденствие племени! Ты же запятнала его позором! Ты для него ничто, меньше, чем ничто!
Одним духом выпалив обличительную речь, Зохра удалилась, позвякивая бесчисленными цепочками, оставив испуганную Алисон смотреть ей вслед. Взять ее в жены? Сама мысль о замужестве с Джафаром никогда не приходила Алисон в голову. Она его пленница, только и всего. И, несмотря на предостережения Зохры, иного выбора, кроме как оставаться здесь, у Алисон не было.
Алисон рвала и метала. Будь проклята эта змея! Вне себя от ярости, девушка резко повернулась и зашагала через весь двор в огромный зал, где Джафар принимал просителей. Все мужчины в зале, включая и Джафара, с изумлением уставились на девушку, но Алисон была слишком раздражена, чтобы заботиться о мнении людей его племени.
— Я бы хотела попросить аудиенции, — сухо объявила она, остановившись в дверях. — Если можешь уделить мне несколько минут, конечно.
Встревоженно взглянув на девушку, Джафар взмахом руки удалил толпу. Зал почти мгновенно опустел, но этого времени оказалось достаточно, чтобы Алисон поняла свою ошибку. Румянец смущения окрасил ее щеки. Теперь она осталась с Джафаром с глазу на глаз, но, если сейчас пожалуется на Зохру, он лишь посчитает, что Алисон ревнует.
Джафар пригласил девушку сесть, и она грациозно опустилась на ковер рядом с ним, лихорадочно придумывая причину, которой могла бы объяснить свое появление.
— Махмуд сказал, что совет племени может низложить тебя за то, что ты пощадил Эрве, — выпалила она наконец. Джафар, казалось, не понял ее, потому что его лицо мгновенно приобрело замкнутое выражение.
— Не волнуйтесь, мадемуазель, мои разногласия с советом не повлияют на освобождение полковника. Я дал слово, что Бурмону не причинят зла, и этого уже не изменить, даже если я перестану быть вождем.
— Я не об этом беспокоюсь, — запротестовала Алисон. — Просто считаю ужасной несправедливостью, если ты должен понести такое тяжелое наказание всего лишь за милость, оказанную врагу.
Джафар пристально посмотрел на девушку, словно удивляясь, что она так негодует из-за него. Алисон действительно не могла вынести мысли о том, что великодушие так дорого обойдется Джафару. Но он, медленно покачав головой, отвернулся.
— Ты меришь справедливость европейскими мерками, Эхереш. Совет видит мой поступок в ином свете… в лучшем случае это, по их мнению, слабость, в худшем — предательство. Слабый вождь недостоин править. Предатель — недостоин жить.
— Ты не предатель! — яростно воскликнула Алисон, стиснув кулаки.
— Неужели? — угрюмо усмехнулся он. — Я клялся отомстить за гибель родителей и отступил в самый последний момент. Предал священный обет.
Он поднял на нее глаза, и Алисон потрясенно затаила дыхание при виде нескрываемой боли и отчаянной просьбы о понимании в его взгляде.
И она попыталась понять его. Конечно, Алисон не знала правил, обычаев, законов гор и с Джафаром была близка лишь так, как бывают близки женщина и мужчина. Но видела, какую тоску, печаль и сожаление он носит в душе, чувствовала их, словно собственные. Неудача потрясла Джафара не только из-за возможной потери положения и власти, но оттого, что, по его мнению, он обесчестил свои убеждения и опозорил принципы.
И все это из-за Эрве. Только из-за Эрве жизнь Джафара может быть разбита. От этой несправедливости ныла душа. Как ей хотелось сделать что-то, облегчить его боль, залечить раны!
— Но ты спас жизнь человека! — гневно пробормотала она. — Это не может быть плохим поступком!
Джафар устремил свой взгляд вдаль.
— Не может! — настаивала Алисон.
Джафар снова покачал головой. Попытка выступить в его защиту застала вождя врасплох, но одновременно тронула, как ничто и никогда в жизни. Однако он не мог принять утешения, которое пыталась предложить Алисон.
Молчание продолжалось, напряженное, недоброе.
— Ну… — беспомощно пролепетала Алисон, — мне, наверное, пора. Прости, пожалуйста, за то, что помешала. — Она медленно поднялась, направилась к двери, но у самого порога оглянулась. — Джафар, — спросила она, слушая, как отдается эхом ее голос в пустом зале. — Что случится после того, как пленных обменяют?
Джафар не хотел отвечать ни на этот вопрос, ни на другие, с ним связанные. Что сделает Алисон, когда ее жениха отвезут в Алжир? Потребует отпустить и ее тоже? Дать свободу, которую не мог и не хотел вернуть ей Джафар?
Но, услышав встревоженные нотки в ее голосе, Джафар осознал необходимость дать девушке хоть какой-то ответ.
— Я уже говорил, что твоему драгоценному Эрве ничего не грозит, — проворчал он, пытаясь не глядеть на нее. Но Алисон, как ни странно, казалось, вовсе не испытывала облегчения.
— Ты все еще намереваешься мстить за то, что его отец сделал с твоим?
Неотвязный страх за судьбу ненавистного врага взбесил Джафара, однако он вынудил себя спокойно ответить:
— Нет… больше я не собираюсь мстить.
— Но никогда не прекратишь борьбу, верно?
Джафар покачал головой. Пока он дышит и живет, война для него не закончена. Даже лишенный власти, он по-прежнему будет стремиться избавить страну от иноземных угнетателей. Это краткое пребывание в горах в обществе Алисон всего лишь небольшая передышка. Скоро он снова вернется на поле боя.
— Изменник не был бы так искренне предан делу, — мягко сказала она, прежде чем уйти, оставив его в одиночестве. Эти полные убежденности слова долго еще звучали, убаюкивая угрызения совести. Он не мог согласиться с ее доводами, хотя невыразимо жалел об этом.
А в это время Алисон мучилась тем, что не в силах была убедить совет племени отказаться от абсурдных обвинений.
Джафар не способен быть предателем — он благороден и великодушен! И пойдет до конца в своей ненависти к захватчикам, ведя заведомо проигранную битву. Должны, обязательно должны найтись доказательства его невиновности!
Алисон все еще терзалась из-за явной несправедливости, когда два дня спустя сделала невероятное открытие, от которого голова пошла кругом. Джафар охотился со своими людьми и, конечно, не подумал пригласить ее, хотя Алисон втайне мечтала об этом. По-видимому, женщины в Берберии не охотятся.
Однако после недавней долгой прогулки Алисон и не подумала расстраиваться, что ее оставили дома. Она еще не полностью восстановила силы после болезни. К тому же день выдался дождливым и отвратительно холодным: темные тучи нависали над горами, совсем как в Шотландских нагорьях, — напоминание о том, что скоро пойдет снег.
Девушка провела утро, читая дяде вслух, а потом, перевернув последнюю страницу, со скуки отправилась на второй этаж, в то крыло, где находились покои Джафара, решив поискать в его библиотеке другую книгу.
Библиотека оказалась еще роскошнее, чем остальной дом. К удивлению Алисон, среди арабских и французских книг отыскался томик поэзии Байрона, мрачного романтика, британского аристократа, который лет двадцать назад сражался вместе с греческими борцами за свободу против кровожадных турок.
Алисон уселась на диван, решив пролистать тонкий томик. Однако успела лишь открыть обложку. Рука ее замерла. На первой странице крупным, размашистым почерком было написано имя: Николас Стерлинг. В глазах Алисон потемнело, сердце, казалось, перестало биться.
«Стерлинг» — фамильное имя семейства герцогов Морлендских.
Семь лет назад она приехала с визитом в поместье герцога, и там светловолосый незнакомец долго утешал плачущую девочку.
Во время ужасной болезни она грезила об атом незнакомце — дорогой образ, который каким-то чудом перепутался с видениями Джафара.
Ошеломленная и потрясенная, Алисон смотрела на подпись, пытаясь наконец сложить вместе части головоломки. Но в этот момент послышались знакомые тихие шаги. Подняв глаза, она заметила стоявшего в дверях Джафара. Золотистые глаза пристально смотрели на нее; выражение лица было одновременно настороженным и непроницаемым.
Глава 20
Терраса, шедевр зодчества, была образована уступом скалы и защищена от дождя и ветра нависающим гранитным карнизом. Чуть выше из скалы пробивался ручей, падая вниз крохотным прелестным водопадом. Им можно было любоваться, сидя на каменных скамейках, вырезанных в скале. Под террасой расстилалась великолепная долина Бени-Абесс, племени Джафара.
Заходящее солнце освещало живописный пейзаж, и Алисон с неохотой поднялась, чтобы войти в дом. Однако, повернувшись, она увидела Джафара, стоявшего в дверях. Он молча пристально смотрел на Алисон, и девушка задохнулась от неожиданности и восторга. Он надел сегодня легкое широкое белое одеяние из тонкого шелка, подчеркивающее суровую мужественность черт, но голова была непокрыта, и пронизанная солнцем грива словно загорелась красно-золотистым светом. Алисон показалось, что Джафар чем-то встревожен, но, когда он подошел и поднял ее пальцы к губам, приветствие прозвучало вежливо-прохладно, словно в светской гостиной.
— Боюсь что я пренебрегал твоим обществом эти несколько дней, cherie, ради утомительных и скучных обязанностей. Надеюсь, ты найдешь в своем сердце силы простить меня.
Алисон действительно чувствовала себя покинутой, однако отказывалась признаться в этом.
— Махмуд составлял мне компанию, — коротко объяснила она.
— Зохра будет танцевать сегодня для тебя и твоего дяди. Надеюсь, тебе понравится. Она превосходная танцовщица.
Алисон отнюдь не ожидала услышать похвалы куртизанке.
— Насколько я припоминаю, ты говорил, что не имеешь наложниц! — сорвалось у нее с языка прежде, чем она успела сдержаться.
— Совершенно верно, — улыбнулся Джафар, глядя ей в глаза. — Ты ревнуешь к Зохре, моя непокорная тигрица? Может, отослать ее из города?
Как весело, уверенно, даже самодовольно он спрашивает!
Алисон мгновенно вышла из себя, запоздало сообразив, что Джафар слишком легко читает ее мысли! Конечно, теперь он может дразнить ее и всячески издеваться!
— Ты спишь с ней?! — требовательно спросила Алисон, не в силах удержаться от вопроса, хотя с ужасом ожидала ответа.
— Нет, Эхереш, — быстро и твердо ответил Джафар.
— Но спал раньше!
И тут Алисон оцепенела — Джафар, подняв руку, осторожно провел пальцем по щеке. В его глазах молнией сверкнула страсть.
— Разве это важно? — еле слышно выдохнул он, и сердце Алисон неудержимо забилось. Разозлившись на себя за такую несдержанность, девушка резко отстранилась.
— Нет, конечно, нет, — поспешно бросила она и вновь повернулась лицом к долине. — Мне совершенно безразлично, что бы ты ни делал с ней! Простое любопытство, вот и все.
Она лгала, лгала. О любопытстве не могло быть и речи! Алисон жаждала очутиться в объятиях Джафара, почувствовать тяжесть этого мускулистого тела, безумие ласк. И это она, та, которая превыше всего ценила свободу и независимость! Временами Алисон пугалась страсти собственного желания.
Не успела она осознать это по-настоящему, как мощные руки обвили ее талию. И, когда он нежно прижал губы к ее виску, Алисон почувствовала, что не может дышать.
— Мне не хватает твоего тепла по ночам, красавица моя, твоего стройного тела в постели.
Алисон облизнула внезапно пересохшие губы. Она тоже больше не могла жить без него и скучала больше, чем могла представить.
— Приходи ко мне сегодня ночью, Эхереш.
— Ты…
Она осеклась.
— Ты хочешь, чтобы я пришла в твои покои?
— Подумай сама, дорогая, если мы хотим соблюсти приличия, значит, я не могу явиться к тебе. Комната твоего дяди почти рядом, а индиец охраняет тебя, как свирепый сторожевой пес.
Он приглашает ее в свою спальню, в свою постель? Хочет для собственного удовольствия, как одну из своих наложниц? Как Зохру?
Охваченная новыми и мучительными сомнениями, Алисон закрыла глаза. Неужели для Джафара она всего-навсего очередная игрушка? И ничего для него не значит… еще одно теплое тело в постели?
Неотвязные мысли терзали девушку. Как может она желать человека, который держит ее здесь против воли? Как может любить дикого необузданного воина, презирающего всех иностранцев? Варвара, едва не ставшего причиной смерти Эрве?
По спине Алисон прошел ледяной холод. Что она наделала? Отдалась объятиям Джафара в тот момент, когда судьба Эрве по-прежнему так неопределенна? Да, несомненно, Джафар — чувственный мужчина и находит восторг и наслаждение в том, что беспрестанно меняет женщин. Он снова возьмет Алисон и подарит ей неземное блаженство, а потом уйдет, не оглядываясь, оставив ее с разбитым сердцем.
Нет, нужно положить конец этой близости прежде, чем она окончательно потеряет голову и поверит пустым обещаниям страсти, лишится воли настолько, что не сможет противиться ему. Прежде чем душа, как раньше тело, окажется у него в плену.
— Ты забыл, что у меня есть жених? — прошептала она скорее себе, чем ему.
Джафар отшатнулся, словно от удара. Руки его медленно опустились. Он молча отступил.
Зловещее молчание тянулось целую вечность. Алисон видела, что Джафар пытается взять себя в руки. Когда она вновь взглянула на него, лицо бербера уже превратилось в неподвижную маску. Однако она понимала, что должна вонзить кинжал еще глубже, если питает хоть какую-то надежду сохранить волю и решимость.
— Сколько еще времени, — выдавила она, — я и мой дядя будут твоими гостями? Собираешься держать нас здесь до скончания века?
Алисон могло бы всего лишь показаться, что в глазах Джафара застыла невыразимая боль, если бы мускул на щеке не дернулся. Джафар резко повернулся к ней спиной и, подойдя к парапету, стал рассматривать долину.
— Пока я не могу освободить тебя, — выговорил он наконец так тихо, что его едва было слышно за шумом водопада.
— Почему… почему нет?
Джафар устало вздохнул.
— Потому что сейчас я занят переговорами с французским правительством относительно обмена военнопленными. Ваше пребывание здесь позволяет мне действовать с позиции силы. Если я освобожу вас, это может стоить жизни многим людям.
Настала очередь Алисон сжаться от боли. Джафар использует ее сейчас и использовал раньше, когда заманил в ловушку французскую армию. И вот теперь он торгуется с врагами, пытаясь договориться на самых выгодных условиях. Вот кто она для него — возможность воздействовать на французов, получить лишнее преимущество!
Алисон продолжала вонзать ногти в ладони, пока эта боль не затмила ту, что тисками сжимала сердце. Она приняла правильное решение, отказавшись бежать к Джафару по первому зову. Пусть она умирает от любви к нему, но не зайдет так далеко, чтобы позволить этому человеку использовать еще и ее тело.
— Эрве тоже обменяют? — спросила она наконец. Последовала долгая пауза, прежде чем Джафар кивнул.
— Тогда, — добавила Алисон, пытаясь улыбнуться, — думаю, придется потерпеть и побыть гостьей в твоем доме еще немного. Ну а теперь, может, пойдем ужинать?
Как и обещал Джафар, Зохра оказалась прекрасной танцовщицей — ее искусство было неоспоримо, а представление отличалось изысканным изяществом. Оноре Ларусс, типичный француз, высоко оценил сверкающие голубые глаза, развевающиеся золотистые волосы, полные груди и соблазнительно извивающуюся фигуру. Алисон, однако, остро ощущая окружавшую Зохру атмосферу чувственности и вызывающего сладострастия, хмурилась и почти не поднимала глаз. Перед мысленным взором то и дело возникали сплетенные тела Джафара и танцовщицы, и томительная тоска не давала покоя.
Почти против воли девушка взглянула на Джафара и обнаружила, что его внимание сосредоточено не на прекрасной куртизанке, а на ней. Джафар пристально, мрачно рассматривал Алисон.
Но, как только Зохра, поклонившись, удалилась, Джафар вновь превратился в гостеприимного хозяина, и следующую неделю делал все, чтобы угодить гостям.
Однако галантность и исполнение каждого ее желания только укрепляли решимость Алисон освободиться от любовных чар. Когда она призналась, что почти не видела поселения, Джафар сам показал ей городок. Со спокойной гордостью, которую не пытался скрыть, он поведал о племени и его культуре.
Алисон узнала, что мужчины и женщины племени Бени Абесс много и тяжело работали. Мужчины возделывали землю и выращивали лошадей, а женщины занимались гончарным делом и ткали материи. У них почти не было свободного времени, особенно у женщин. Если они не готовили и не убирали, значит, носили воду из колодца или отправлялись к реке стирать. Однако их участь была далеко не так тяжела, как у их сестер из других арабских народностей. От берберок не требовали молчания в присутствии мужчин. Они могли не держать глаза опущенными. Если верить небрежным репликам Джафара, то именно жены, а не мужья были главами берберовских семей и управляли хозяйством.
Именно Джафар первым привел Алисон в конюшню. Накануне вечером, за ужином, выслушав беседу Джафара и дяди Оноре о трудностях, которые на каждом шагу испытывали французы, пытающиеся завоевать Алжир, она бросила издевательскую реплику.
— Хотела бы я знать, что делают ты и твои дикари в свободное от сражений время? — сухо осведомилась она, желая в корне уничтожить непонятное влияние Джафара на дядю.
Джафар окинул ее ледяным взглядом:
— Кроме войны, Эхереш, мы наслаждаемся погоней, любовью и скачками. Завтра, если пожелаешь, я покажу тебе конюшни.
Алисон величественно наклонила голову, притворяясь равнодушной, но на следующее утро, оказавшись в конюшне, не смогла долго сохранять безразличный вид. Никогда еще она не видела таких чудесных коней. Алисон внимательно, с всевозрастающим восхищением слушала Джафара, объяснявшего, что его племя выращивает лучших лошадей в стране.
И когда Алисон восхитилась белоснежной кобылой, Джафар немедленно подарил ей лошадку, не слушая и не принимая возражений. Алисон пришлось сдаться. Искренне поблагодарив Джафара, она начала переходить от стойла к стойлу, пока не увидела гнедого скакуна, лохматого и казавшегося совершенно диким: он фыркал, рыл копытом землю до тех пор, пока не увидел Джафара. Тут конь, мгновенно став покорным, как ягненок, повернулся и порысил к хозяину. По какой-то непонятной причине Алисон показалось, что она уже видела жеребца, хотя была при этом уверена, что Джафар не брал его с собой в пустыню.
— Интересно, есть ли имя у этого неукротимого создания? — пробормотала она, видя, что конь ластится к Джафару, толкая его мордой в грудь.
— Эту, что означает «ветер».
Алисон заметила устремленный на нее странный взгляд Джафара, но решительно не поняла, в чем дело. Однако несколько минут спустя она пришла в такой восторг, что позабыла обо всем: Джафар приказал оседлать белую кобылку и пригласил Алисон покататься верхом. Целых два замечательных часа она мчалась по бескрайним просторам, наслаждаясь давно позабытой свободой, и вернулась домой с разгоревшимися от ветра щеками и сверкающими счастьем глазами.
Однако на следующее утро радость померкла. Махмуд, принесший ей завтрак, казался куда мрачнее обычного, и Алисон спросила, что тревожит мальчика.
— Совет старейшин собирается через двенадцать дней.
— И что?
Махмуд расстроено нахмурил пересеченный шрамом лоб.
— Совет может лишить повелителя звания амгара — вождя. Его обвиняют в пренебрежении долгом, предательстве своего племени и неуважении к закону. Господину придется доказывать свою невиновность.
Алисон ощутила в желудке тяжелый ледяной ком.
Расспросив Махмуда получше, она обнаружила, что титул «amghar el-barood» означает нечто вроде «главнокомандующего». На эту должность назначался во время войны один из вождей здешних племен. Теперь этого звания был удостоен Джафар, но, по-видимому, его собирались сместить за недостойное поведение на поле брани, когда он пощадил жизнь Эрве и позволил жить кровнику.
— Хочешь сказать, что Джафар будет опозорен лишь за то, что выказал милость врагу? — поразилась Алисон.
Махмуд печально кивнул.
— Не знаю, что случится. Все в руках Аллаха.
Алисон продолжала настойчиво расспрашивать слугу о берберских законах и начала понимать, почему у Джафара оказалось так мало свободного времени. Он был не только главнокомандующим и вождем племени, но и каидом, правителем, назначенным самим султаном. Только каиды имели право носить алые бурнусы. Но больше Алисон ничего не удалось уяснить. Система правления у берберов, крайне осложненная родовыми распрями и войнами между кланами, была выше понимания европейца. Положения отнюдь не улучшал независимый и воинственный дух берберов.
Алисон считала, что сама идея низложения Джафара поистине смехотворна. За время своего правления Джафар объединил и повел за собой разрозненных, потерявших надежду людей на битву против захватчиков. Какая горькая ирония заключается в том, что теперь ему приходится бороться и против своего народа!
Алисон была уверена, что именно угроза низложения тревожит Джафара. Она хотела расспросить его об этом, однако за целый день не смогла найти возможности очутиться с ним с глазу на глаз. А завтра ее ждала новая встреча с Зохрой.
Прекрасная блондинка уже ждала Алисон во дворе, похожая на притаившегося паука, выслеживавшего добычу. Совершенно не желая оказаться мишенью ее ядовитых стрел, Алисон попыталась было пройти мимо, но Зохра перегородила ей дорогу.
— Вам следовало бы покинуть этот дом, госпожа, пока не случилось чего недоброго.
Алисон, застыв на месте, суженными глазами взглянула на женщину.
— Что-то недоброе? Ты смеешь угрожать мне, Зохра? Посмотрим, что скажет повелитель, когда узнает об этом.
На мгновение в глазах Зохры промелькнуло нечто похожее на страх, но ненависть взяла верх.
— Ты околдовала его, но он никогда не возьмет тебя в жены, как бы ты ни пыталась заманить его своим богатством! Ты чужачка, неверная! Он женится на девушке из благородного берберского рода, такой, кто принесет честь его имени и благоденствие племени! Ты же запятнала его позором! Ты для него ничто, меньше, чем ничто!
Одним духом выпалив обличительную речь, Зохра удалилась, позвякивая бесчисленными цепочками, оставив испуганную Алисон смотреть ей вслед. Взять ее в жены? Сама мысль о замужестве с Джафаром никогда не приходила Алисон в голову. Она его пленница, только и всего. И, несмотря на предостережения Зохры, иного выбора, кроме как оставаться здесь, у Алисон не было.
Алисон рвала и метала. Будь проклята эта змея! Вне себя от ярости, девушка резко повернулась и зашагала через весь двор в огромный зал, где Джафар принимал просителей. Все мужчины в зале, включая и Джафара, с изумлением уставились на девушку, но Алисон была слишком раздражена, чтобы заботиться о мнении людей его племени.
— Я бы хотела попросить аудиенции, — сухо объявила она, остановившись в дверях. — Если можешь уделить мне несколько минут, конечно.
Встревоженно взглянув на девушку, Джафар взмахом руки удалил толпу. Зал почти мгновенно опустел, но этого времени оказалось достаточно, чтобы Алисон поняла свою ошибку. Румянец смущения окрасил ее щеки. Теперь она осталась с Джафаром с глазу на глаз, но, если сейчас пожалуется на Зохру, он лишь посчитает, что Алисон ревнует.
Джафар пригласил девушку сесть, и она грациозно опустилась на ковер рядом с ним, лихорадочно придумывая причину, которой могла бы объяснить свое появление.
— Махмуд сказал, что совет племени может низложить тебя за то, что ты пощадил Эрве, — выпалила она наконец. Джафар, казалось, не понял ее, потому что его лицо мгновенно приобрело замкнутое выражение.
— Не волнуйтесь, мадемуазель, мои разногласия с советом не повлияют на освобождение полковника. Я дал слово, что Бурмону не причинят зла, и этого уже не изменить, даже если я перестану быть вождем.
— Я не об этом беспокоюсь, — запротестовала Алисон. — Просто считаю ужасной несправедливостью, если ты должен понести такое тяжелое наказание всего лишь за милость, оказанную врагу.
Джафар пристально посмотрел на девушку, словно удивляясь, что она так негодует из-за него. Алисон действительно не могла вынести мысли о том, что великодушие так дорого обойдется Джафару. Но он, медленно покачав головой, отвернулся.
— Ты меришь справедливость европейскими мерками, Эхереш. Совет видит мой поступок в ином свете… в лучшем случае это, по их мнению, слабость, в худшем — предательство. Слабый вождь недостоин править. Предатель — недостоин жить.
— Ты не предатель! — яростно воскликнула Алисон, стиснув кулаки.
— Неужели? — угрюмо усмехнулся он. — Я клялся отомстить за гибель родителей и отступил в самый последний момент. Предал священный обет.
Он поднял на нее глаза, и Алисон потрясенно затаила дыхание при виде нескрываемой боли и отчаянной просьбы о понимании в его взгляде.
И она попыталась понять его. Конечно, Алисон не знала правил, обычаев, законов гор и с Джафаром была близка лишь так, как бывают близки женщина и мужчина. Но видела, какую тоску, печаль и сожаление он носит в душе, чувствовала их, словно собственные. Неудача потрясла Джафара не только из-за возможной потери положения и власти, но оттого, что, по его мнению, он обесчестил свои убеждения и опозорил принципы.
И все это из-за Эрве. Только из-за Эрве жизнь Джафара может быть разбита. От этой несправедливости ныла душа. Как ей хотелось сделать что-то, облегчить его боль, залечить раны!
— Но ты спас жизнь человека! — гневно пробормотала она. — Это не может быть плохим поступком!
Джафар устремил свой взгляд вдаль.
— Не может! — настаивала Алисон.
Джафар снова покачал головой. Попытка выступить в его защиту застала вождя врасплох, но одновременно тронула, как ничто и никогда в жизни. Однако он не мог принять утешения, которое пыталась предложить Алисон.
Молчание продолжалось, напряженное, недоброе.
— Ну… — беспомощно пролепетала Алисон, — мне, наверное, пора. Прости, пожалуйста, за то, что помешала. — Она медленно поднялась, направилась к двери, но у самого порога оглянулась. — Джафар, — спросила она, слушая, как отдается эхом ее голос в пустом зале. — Что случится после того, как пленных обменяют?
Джафар не хотел отвечать ни на этот вопрос, ни на другие, с ним связанные. Что сделает Алисон, когда ее жениха отвезут в Алжир? Потребует отпустить и ее тоже? Дать свободу, которую не мог и не хотел вернуть ей Джафар?
Но, услышав встревоженные нотки в ее голосе, Джафар осознал необходимость дать девушке хоть какой-то ответ.
— Я уже говорил, что твоему драгоценному Эрве ничего не грозит, — проворчал он, пытаясь не глядеть на нее. Но Алисон, как ни странно, казалось, вовсе не испытывала облегчения.
— Ты все еще намереваешься мстить за то, что его отец сделал с твоим?
Неотвязный страх за судьбу ненавистного врага взбесил Джафара, однако он вынудил себя спокойно ответить:
— Нет… больше я не собираюсь мстить.
— Но никогда не прекратишь борьбу, верно?
Джафар покачал головой. Пока он дышит и живет, война для него не закончена. Даже лишенный власти, он по-прежнему будет стремиться избавить страну от иноземных угнетателей. Это краткое пребывание в горах в обществе Алисон всего лишь небольшая передышка. Скоро он снова вернется на поле боя.
— Изменник не был бы так искренне предан делу, — мягко сказала она, прежде чем уйти, оставив его в одиночестве. Эти полные убежденности слова долго еще звучали, убаюкивая угрызения совести. Он не мог согласиться с ее доводами, хотя невыразимо жалел об этом.
А в это время Алисон мучилась тем, что не в силах была убедить совет племени отказаться от абсурдных обвинений.
Джафар не способен быть предателем — он благороден и великодушен! И пойдет до конца в своей ненависти к захватчикам, ведя заведомо проигранную битву. Должны, обязательно должны найтись доказательства его невиновности!
Алисон все еще терзалась из-за явной несправедливости, когда два дня спустя сделала невероятное открытие, от которого голова пошла кругом. Джафар охотился со своими людьми и, конечно, не подумал пригласить ее, хотя Алисон втайне мечтала об этом. По-видимому, женщины в Берберии не охотятся.
Однако после недавней долгой прогулки Алисон и не подумала расстраиваться, что ее оставили дома. Она еще не полностью восстановила силы после болезни. К тому же день выдался дождливым и отвратительно холодным: темные тучи нависали над горами, совсем как в Шотландских нагорьях, — напоминание о том, что скоро пойдет снег.
Девушка провела утро, читая дяде вслух, а потом, перевернув последнюю страницу, со скуки отправилась на второй этаж, в то крыло, где находились покои Джафара, решив поискать в его библиотеке другую книгу.
Библиотека оказалась еще роскошнее, чем остальной дом. К удивлению Алисон, среди арабских и французских книг отыскался томик поэзии Байрона, мрачного романтика, британского аристократа, который лет двадцать назад сражался вместе с греческими борцами за свободу против кровожадных турок.
Алисон уселась на диван, решив пролистать тонкий томик. Однако успела лишь открыть обложку. Рука ее замерла. На первой странице крупным, размашистым почерком было написано имя: Николас Стерлинг. В глазах Алисон потемнело, сердце, казалось, перестало биться.
«Стерлинг» — фамильное имя семейства герцогов Морлендских.
Семь лет назад она приехала с визитом в поместье герцога, и там светловолосый незнакомец долго утешал плачущую девочку.
Во время ужасной болезни она грезила об атом незнакомце — дорогой образ, который каким-то чудом перепутался с видениями Джафара.
Ошеломленная и потрясенная, Алисон смотрела на подпись, пытаясь наконец сложить вместе части головоломки. Но в этот момент послышались знакомые тихие шаги. Подняв глаза, она заметила стоявшего в дверях Джафара. Золотистые глаза пристально смотрели на нее; выражение лица было одновременно настороженным и непроницаемым.
Глава 20
— Это был ты в тот день! — негодующе прошептала она.
— Да, — кивнул Джафар, не мигая, встретив ее вопросительный взгляд.
— Не понимаю…
— Моя мать была англичанкой. Ее отец, мой дед — Роберт Стерлинг, герцог Морлендский.
Алисон не могла опомниться. Джафар говорил на английском. Безупречном, правильном, чистом английском языке, который нельзя выучить, пробыв в стране несколько недель.
— Но как ты попал сюда… стал вождем племени… — недоуменно бормотала она.
Джафар, вздохнув, шагнул ближе и сел рядом с Алисон.
— Это довольно необычная история. Давным-давно, когда моя мать была молода, она отказалась выйти замуж по желанию своего отца и, сбежав из дома, села на корабль, идущий в Сицилию, где намеревалась остаться, пока герцог не передумает. Судно захватили берберские пираты. Девушку привезли в Алжир, где и продали в рабство.
— Рабыня! — вздрогнув, повторила Алисон. — Как ужасно!
В голову мгновенно пришли ужасные истории о европейских женщинах, запертых в восточных гаремах.
— Говоря по правде, ее судьба оказалась счастливой. Она была молода и красива. Ее за огромные деньги купил берберский вождь и привез в свой дом в горах. Потом он полюбил ее и сделал своей женой, хотя она была христианкой. Позже англичанка родила ему сына.
— Тебя?
Джафар кивнул. Он, казалось, смотрел куда-то вдаль, словно воскрешая старые воспоминания.
— Меня назвали Джафаром в честь того пирата, что взял в плен мать.
— Тебя назвали в честь пирата ?!
Джафар еле заметно улыбнулся.
— Так называл меня отец. Мать же звала Николасом. Меня с детства растили, как берберского воина, но мать никогда не позволяла забыть мое английское происхождение.
Немного помолчав, он добавил:
— Я знаю, она была счастлива здесь, но всегда надеялась когда-нибудь вернуться домой и навестить отца. Ее любимой фразой было: «Когда мы поедем в Англию…»
Джафар снова улыбнулся, на этот раз грустно.
— Только она не желала ехать одна, а отец меня не отпускал. Наверное, боялся, что мне слишком понравится жизнь европейского аристократа, спокойная и роскошная, которой я был лишен здесь.
— Но ты все-таки оказался там?
— Да, — коротко бросил он. — После гибели родителей, когда стало известно, что я наполовину англичанин, меня отправили домой, к моему деду-аристократу. Я оставался там десять лет.
«Десять лет… целая вечность», — подумала Алисон, слыша отзвуки былой тоски маленького мальчика в угрюмом голосе мужчины.
— Но ты, возможно, сумеешь понять, — продолжал Джафар, пристально глядя на Алисон, — что деньги и титулы, которые предлагал дед, ничего для меня не значили. Я воспитывался здесь, в другом мире. И был наследником отца. Здесь я ни в чем не нуждался, стоило лишь приказать: «сделай это» — и можно было ни о чем не беспокоиться. Здесь я находился среди семьи, друзей, знакомых обычаев. Англия же была чужой страной, где все относились ко мне холодно и презрительно.
— Да, — кивнул Джафар, не мигая, встретив ее вопросительный взгляд.
— Не понимаю…
— Моя мать была англичанкой. Ее отец, мой дед — Роберт Стерлинг, герцог Морлендский.
Алисон не могла опомниться. Джафар говорил на английском. Безупречном, правильном, чистом английском языке, который нельзя выучить, пробыв в стране несколько недель.
— Но как ты попал сюда… стал вождем племени… — недоуменно бормотала она.
Джафар, вздохнув, шагнул ближе и сел рядом с Алисон.
— Это довольно необычная история. Давным-давно, когда моя мать была молода, она отказалась выйти замуж по желанию своего отца и, сбежав из дома, села на корабль, идущий в Сицилию, где намеревалась остаться, пока герцог не передумает. Судно захватили берберские пираты. Девушку привезли в Алжир, где и продали в рабство.
— Рабыня! — вздрогнув, повторила Алисон. — Как ужасно!
В голову мгновенно пришли ужасные истории о европейских женщинах, запертых в восточных гаремах.
— Говоря по правде, ее судьба оказалась счастливой. Она была молода и красива. Ее за огромные деньги купил берберский вождь и привез в свой дом в горах. Потом он полюбил ее и сделал своей женой, хотя она была христианкой. Позже англичанка родила ему сына.
— Тебя?
Джафар кивнул. Он, казалось, смотрел куда-то вдаль, словно воскрешая старые воспоминания.
— Меня назвали Джафаром в честь того пирата, что взял в плен мать.
— Тебя назвали в честь пирата ?!
Джафар еле заметно улыбнулся.
— Так называл меня отец. Мать же звала Николасом. Меня с детства растили, как берберского воина, но мать никогда не позволяла забыть мое английское происхождение.
Немного помолчав, он добавил:
— Я знаю, она была счастлива здесь, но всегда надеялась когда-нибудь вернуться домой и навестить отца. Ее любимой фразой было: «Когда мы поедем в Англию…»
Джафар снова улыбнулся, на этот раз грустно.
— Только она не желала ехать одна, а отец меня не отпускал. Наверное, боялся, что мне слишком понравится жизнь европейского аристократа, спокойная и роскошная, которой я был лишен здесь.
— Но ты все-таки оказался там?
— Да, — коротко бросил он. — После гибели родителей, когда стало известно, что я наполовину англичанин, меня отправили домой, к моему деду-аристократу. Я оставался там десять лет.
«Десять лет… целая вечность», — подумала Алисон, слыша отзвуки былой тоски маленького мальчика в угрюмом голосе мужчины.
— Но ты, возможно, сумеешь понять, — продолжал Джафар, пристально глядя на Алисон, — что деньги и титулы, которые предлагал дед, ничего для меня не значили. Я воспитывался здесь, в другом мире. И был наследником отца. Здесь я ни в чем не нуждался, стоило лишь приказать: «сделай это» — и можно было ни о чем не беспокоиться. Здесь я находился среди семьи, друзей, знакомых обычаев. Англия же была чужой страной, где все относились ко мне холодно и презрительно.