Страница:
— Нет, конечно. Вы, моя бессовестная плутовка, настаивали бы на первом. И, как обычно, добились бы своего. Без сомнения, как только мы поженимся, вы легко сумеете обвести меня вокруг пальца, совсем как ваших дядюшек. Алисон…
Понизив голос до нежного шепота, Эрве медленно привлек ее к себе.
— Поцелуете меня так, чтобы я смог вынести все эти ужасные недели в разлуке с вами?
Алисон не отважилась отказать такой отчаянной мольбе и молча кивнула, желая всем сердцем испытать к Эрве столь же ответную страсть. Видя, что девушка не сопротивляется, Эрве сжал ее в объятиях и наклонил голову, целуя нежно, но сдержанно, боясь оскорбить, как это и подобало истинному джентльмену, заботившемуся о чувствах невесты. Однако такая галантность, вместо того, чтобы польстить, неожиданно вызвала в Алисон смутное чувство раздражения. Ей почему-то захотелось, чтобы Эрве сжал ее в объятиях, подхватил на руки, зажег в ней ту страсть и желание, о которых бредят по ночам поэты. Но ничего подобного не случилось. Эрве был настоящим мужчиной, умел целоваться и наверняка знал, как увлечь женщину, но она с ним не чувствовала сердечного трепета, парения души, огня сладостного безумия. Вместо этого его ласки каким-то странным образом всегда заставляли чувствовать себя… немного разочарованной.
Совсем как сейчас. В его поцелуях, казалось, не хватало чего-то жизненно важного. Ее губы раскрылись в ожидании, и Алисон ощутила, как его язык проник в ее рот, но нежные ласки Эрве возбудили в ней лишь безымянную неудовлетворенную жажду, странную грусть, сожаление о том, что он не тот человек, которого она хотела бы видеть в этой роли. И о том, что она не та женщина, в которой он нуждался. Которую заслуживал.
Однако Эрве, по-видимому, удовлетворился ее откликом, потому что поднял голову, с мучительной мольбой глядя на нее.
— Возвращайся быстрее, любовь моя, — страстно прошептал он. — Не задерживайся слишком долго, чтобы мы могли пожениться, как только ты приедешь.
Алисон попыталась запротестовать, но Эрве, прижав палец к ее губам, заставил ее замолчать.
Наконец он разжал руки и отступил.
— Хотите остаться здесь? Мои гости скоро начнут о вас спрашивать.
— Еще минута, и я приду.
— Прекрасно, только не дольше, иначе можете простудиться.
Алисон не стала объяснять, что ей это не грозит, и вместо этого молча смотрела вслед Эрве. Повернувшись, она стала всматриваться в окутанный темнотой сад. Разговор с Эрве и его поцелуй лишь усилили ощущение нетерпеливого беспокойства. Снова занятая мыслями об утреннем путешествии, Алисон спустилась в сад и побрела по освещенной факелами аллее.
Однако, не успев сделать несколько шагов, она испуганно замерла: в тени большой пальмы стоял джентльмен в вечернем костюме, небрежно прислонясь плечом к стволу. Алисон схватилась за горло, едва успев подавить испуганный вскрик. Но незнакомец, не шевелясь, тихо сказал на прекрасном французском языке:
— Простите, мадемуазель, я, кажется, напугал вас.
Алисон, пытаясь успокоиться, старалась одновременно рассмотреть незваного гостя в полумраке. Его лицо было полускрыто пляшущими тенями, но мужчина не казался опасным: высокий, стройный, в превосходно сидевшем черном фраке.
— Неужели никто не удосужился объяснить вам, мадемуазель, — продолжал он небрежно, — что репутация юной дамы может быть навеки погублена, если кто-то увидит ее целующейся с офицером, да к тому же в укромном уголке?
Тон был достаточно шутливым, но в голосе звучали резкие, почти осуждающие нотки. Захваченная врасплох, Алисон ошеломленно захлопала глазами. Жгучий стыд охватил девушку при мысли о том, что кто-то видел сцену прощания с Эрве. Алисон покраснела до корней волос. Подумать только, какой-то неизвестный следил за ними…
— Неужели никто не позаботился объяснить вам, месье, — раздраженно отпарировала она, — что подслушивать чужие разговоры по меньшей мере невежливо? Вы должны были немедленно дать знать о своем присутствии.
— Но мне просто не дали такой возможности.
Ложь была настолько очевидной, что Алисон даже не позаботилась ответить. Стиснув висевший на запястье веер, она с треском развернула его и принялась раздраженно обмахиваться, давая понять незнакомцу, что подобное поведение, по ее мнению, просто неприлично.
— Насколько я поняла, это доставило вам большое удовольствие, — произнесла она, не давая себе труда скрыть издевку.
— О, несомненно! Все это было весьма занимательно.
Алисон мысленно возблагодарила темноту, скрывшую ее пылающие щеки. Донельзя раздраженная и выведенная из себя, но не желавшая позволить надоедливому наглецу и дальше дразнить ее, Алисон намеренно-вызывающе повернулась к нему спиной и направилась по другой дорожке.
— Не бойтесь, мадемуазель, — пробормотал он, — ваша репутация в совершенной безопасности. Я буду нем как рыба.
Тихая насмешка в его голосе окончательно вывела Алисон из себя. Она резко повернулась, оказавшись лицом к лицу с незнакомцем. Спрашивается, какое ему может быть дело до ее репутации или поведения! Говоря по чести, ей почти нечего терять! Какая там репутация!
Алисон слыла эксцентричной, необузданной особой, способной на все, а некоторые особо строгие законодательницы высшего общества считали ее легкомысленной девчонкой. Алисон следовало бы уже привыкнуть к подобным суждениям, однако на этот раз она была настолько взбешена, что решила защищаться.
— В определенных обстоятельствах, — начала она с преувеличенной вежливостью, — вероятно, можно извинить девушку. Например, когда она помолвлена. Если джентльмен, которого она целует, ее жених, не вижу ничего страшного в подобном проявлении взаимных чувств.
— Значит, полковник действительно ваш жених?
Алисон подумала, что это утверждение звучит немного странно в устах совершенно чужого человека. Еще более странным был слишком спокойный тон — в нем звучали одновременно удовлетворение и непонятная жестокость, заставившие Алисон невольно вздрогнуть.
Не в силах понять, почему этот элегантный незнакомец неожиданно показался ей таким опасным, девушка пристально поглядела на него.
— Никак не могу понять, почему наша помолвка должна каким-то образом касаться вас.
— Отец полковника — мой старый знакомый, поэтому я с давних пор знаю эту семью.
— Вы говорите неправду, иначе Эрве представил бы вас мне, когда съезжались гости.
— Я приехал слишком поздно.
— И сразу же спрятались в саду? — скептически осведомилась Алисон.
Незнакомец пожал плечами, небрежно, весьма красноречивым жестом, таким же надменным, как и низкий голос.
— Просто, как и вы, хотел ненадолго избавиться от жары. — Оттолкнувшись от дерева, он шагнул к Алисон. — Но, если говорить правду, мне не терпелось увидеть вас с той минуты, как стало известно, что полковник попросил руки прелестной наследницы огромного состояния.
Прелестной? Интересно, кто распускает подобные слухи? Скорее всего просто слуги сплетничают. Или офицеры. Богатство часто придает ореол красоты тем, кто им владеет. Но эти тревожные мысли тут же улетучились, как только незнакомец решительно шагнул ближе, словно намереваясь рассмотреть Алисон, убедиться в ее прославленной красоте или отсутствии таковой.
Алисон впервые стало не по себе. Не слишком умно с ее стороны оставаться в саду наедине с человеком, которого она видит впервые в жизни. Девушка в страхе оглянулась на дом, казавшийся теперь дальше, чем она предполагала, но все-таки не желая бежать, полная решимости не дать запугать себя этому высокомерному наглецу. Он, наконец, вышел на освещенное место, и Алисон заметила, что волосы под цилиндром отливают темным золотом. И тут отблеск пламени упал на загорелое лицо со скульптурно вылепленными чертами: угловатыми, чуть резкими. Какой гордый вид! Даже благородный. И… и беспощадный.
Алисон охватило смутное чувство тревоги — слишком редко приходилось ей встречаться со столь пронизывающим, почти ястребиным взором.
Он остановился прямо перед Алисон, критически ее рассматривая. Девушке пришлось запрокинуть голову, чтобы встретить его взгляд. Глаза… Никогда еще она не видела таких глаз, с тяжелыми веками, длинными ресницами… настоящие глаза хищника. Темные и одновременно тревожащие, золотистые, цвета бренди в свете пламени камина.
И тут неожиданно эти глаза сузились. Он смотрел на нее удивленно, чуточку настороженно, словно ожидал совсем не этого. Окончательно растерявшаяся Алисон нашла, однако, в себе силы спросить:
— Что-то не так?
Незнакомец, казалось, успел опомниться.
— Нет. Просто вы напоминаете мне девушку, которую я знал когда-то.
Он, как ни странно, тоже показался ей почему-то знакомым, правда, Алисон никак не могла вспомнить, где видела его. Не в Алжире, в этом она была уверена, — Алисон, конечно, не смогла бы забыть такого неотразимого мужчину. Он совсем не походил на ее знакомых французов — особенно с таким ростом и худым, почти аскетическим лицом. Собственно говоря, он производил впечатление дикаря: впалые щеки, узкий орлиный, истинно патрицианский нос, жесткие чувственные губы. Это все вместе с ястребиным взором придавало ему видимость жестокости, бесстрашной решимости. Алисон не могла отвести взгляда.
— Вам следовало бы прислушаться к советам полковника, — тихо сказал он.
— Что? — недоуменно переспросила Алисон, сбитая с толку быстрой сменой темы.
— Я говорю о вашем завтрашнем путешествии. Не мешало бы иметь хоть немного страха, если не благоразумия. Бурмон прав. Иностранцы не могут быть в безопасности в Алжире, пока существуют арабы, отказывающиеся забыть о священной войне.
Алисон, окончательно выйдя из себя не только при напоминании о том, что кто-то подслушал ее разговор с Эрве, но и от наглости совершенно чужого человека, посмевшего сомневаться в мудрости ее суждений, сумела, однако, холодно процедить:
— Если вы подслушали доводы Эрве, значит, знаете и мой ответ. Наш эскорт хорошо вооружен, а вождь арабов скрывается в Марокко.
— Да, но сторонники не предали его. Конечно, у эмира Абдель Кадера может не быть регулярной армии, но его последователи готовы в любую минуту и при малейшей возможности затеять беспорядки и поднять восстание.
Девушка невольно нахмурилась. Раньше она предполагала, что незнакомец — француз, поскольку говорил бегло и куда лучше ее самой, но после такого заявления оставалось гадать, уж не принадлежат ли его симпатии другой стороне. И снова что-то в его тоне поразило ее. Он говорил так, словно предостерегал. Или угрожал?
Подавив желание нервно облизать пересохшие губы, Алисон вызывающе подняла подбородок. Взгляды их встретились. Никто не хотел отвести глаза первым. Воздух неожиданно оказался заряжен поистине грозовым напряжением, причину которого Алисон не могла понять, как ни силилась. Почему при виде этого человека ей становится трудно дышать?
— Я не боюсь, — наконец выдавила она, злясь на себя за то, что так много позволяет этому человеку.
— Тогда вы либо очень храбры… либо очень глупы.
Алисон сцепила зубы, чтобы не ответить совершенно не подобающим леди эпитетом, но ее негодующее молчание и пылающие гневом глаза говорили сами за себя. Однако на незнакомца ее ярость не произвела ни малейшего впечатления.
— Похоже, — все так же небрежно заметил он, — что полковник слишком вам потакает.
Нет, это просто невыносимо! Что за наглец!
— Повторяю, — процедила Алисон, — не могу понять, каким образом это может касаться вас.
Но он молча продолжал рассматривать ее, задумчиво, почти оценивающе.
— Должен заметить, это был довольно холодный поцелуй! И, кажется, вы совсем не трепетали от страсти!
Девушка возмущенно охнула:
— Только не говорите, что считаете себя достаточно опытным и именно поэтому имеете право давать мне наставления в искусстве целоваться! Кажется, вы чересчур высокого мнения о себе!
— О нет, ma belle[2]! Мне ни за что не хватило бы терпения!
Уголки его рта чуть приподнялись в слабой издевательской усмешке.
— Поверьте, если бы мне выпало счастье стать вашим наставником, я бы не удовлетворился столь пресным откликом!
Алисон действительно не могла поверить тому, что слышит, и внезапно ее захлестнуло непреодолимое, почти извращенное желание сбить с него эту надменную самоуверенность. Едва сдерживая ярость, она презрительно расхохоталась.
— Ну что же, в таком случае, если считаете, что можете превзойти полковника, готова дать вам возможность попытаться.
Ну вот, это должно поставить его на место. Ни один мужчина, у которого сохранилась хотя бы капля здравого смысла, не захочет навлечь на себя гнев Эрве, украв поцелуй у его невесты, пусть даже она и позволила подобную вольность. И осмелься незнакомец на такое, вряд ли он способен разжечь в ней ответный огонь. Хвастун несчастный!
По выражению лица было заметно, что вызов Алисон застал его врасплох.
— Похоже, месье, из нас двоих трус именно вы, — мило заметила она, всем своим видом выражая злорадство. — Но не бойтесь, со мной ваша репутация в полной безопасности!
Он снова посмотрел на нее, словно не доверял собственным ушам. Алисон рассмеялась, на этот раз с неподдельной радостью. Наконец-то ей удалось лишить его дара речи! Однако ее торжество оказалось недолговечным: губы незнакомца дрогнули в странной, загадочной улыбке.
— Должен признаться, я готов поддаться соблазну.
Голос его понизился до еле слышного шепота, и от этого низкого, бархатистого, чуть хрипловатого звука у Алисон снова перехватило дыхание и сильно забилось сердце. Одним прыжком он перекрыл расстояние между ними.
— Если бы я был вашим наставником, то сначала бы обнял вас… вот так.
И, верный своим словам, обвил рукой ее талию, привлек Алисон к себе. Водопад эмоций, нахлынувший на Алисон, перепугал ее почти так же сильно, как молниеносная скорость движений. Он оказался прав: этот поцелуй ничуть не походил на ласки Эрве, впрочем, как и ее отклик. Алисон была потрясена его дерзостью, раздражена наглостью, выведена из себя нежным нападением, возбуждена неожиданной упругостью мужского тела, казалось, состоявшего из одних мышц. Однако, к ее огорчению, часть души трепетала в восторге. Она всегда восхищалась людьми действия и смутно хотела, чтобы эти волнующие объятия не ослабевали. Интересно знать, что будет дальше! Какой-то упрямый внутренний голос назойливо вопрошал: каково это, почувствовать его жесткие губы на своих?
Но, к счастью, победил здравый смысл. Усилием воли Алисон подняла руки и яростно уперлась кулачками в его грудь. Но он и не думал отпускать ее. С необыкновенной легкостью незнакомец удерживал ее на месте, обняв одной рукой за талию, а другой едва прикасался к белоснежной, открытой его взору шее. Сердце Алисон колотилось так сильно, что стук, казалось, разносится по всему саду. И против воли, непонятно почему она поняла, что ждет, хочет и боится его поцелуя.
И тут его теплые сильные пальцы сомкнулись на хрупкой пульсирующей впадинке ее горла. Алисон окаменела. Неужели он собирается удушить ее? Она судорожно сжала веер, вздрогнув от страха.
— Вы сделаете ошибку, — пробормотал он почти неслышно, — если выйдете замуж за полковника, человека, в жилах которого течет отравленная кровь убийцы.
Изящный веер треснул под нажимом ее пальцев. Сама мягкость тона пугала ее. Убийца? О чем он говорит? Может, Алисон оказалась в лапах безумца?
Она лихорадочно пыталась оттолкнуть его. И, когда незнакомец внезапно разжал руки, пошатнулась и едва не упала. Однако девушке удалось удержаться на ногах, и она молча, тяжело дыша, уставилась на мужчину. Тот не двигался, не сводя с нее глаз: в полумраке его лицо казалось свирепой маской дикаря.
Медленно, сверхчеловеческим усилием Алисон заставила себя отступить. Всего три шага — и ей удалось избавиться от магнетического притяжения этого яростного взгляда.
Подхватив юбки, Алисон повернулась и бросилась бежать по дорожке к дому, пытаясь поскорее оказаться в безопасности и уюте. Оказавшись у двери, она украдкой оглянулась, желая узнать, успел ли незнакомец скрыться. Но он по-прежнему стоял на месте, наблюдая за ней, словно призрачная тень в душистой полутьме ночи.
Алисон, дрожа, проскользнула в зал. Подумать только, это она, которая ничего не боится, удрала, словно столкнулась с настоящим преступником!
Незнакомец, оставшись в саду, долго смотрел ей вслед, пытаясь разобраться в хаосе обуревавших его эмоций. Во-первых, неожиданное, но тем не менее сильное влечение к девушке. Он считал, что избавился от тяги ко всему европейскому: одежде, лошадям, женщинам. Вернувшись домой, в Берберию, и вновь приняв имя Джафар эль-Салех, он сбросил оковы европейской культуры, безжалостно уничтожая все следы старой жизни, расправляясь даже с желаниями, которые преследовали его во время ссылки в Англию, попытался очистить мысли, деяния и поступки и стать достойным звания вождя племени. Но эта решимость была поколеблена всего полчаса назад, пока он рассматривал Алисон Викери сквозь прозрачные занавески. И позже, когда она направилась к нему, сказочное зрелище заставило его затаить дыхание. Светлый шелк платья переливался с каждым ее шагом, а обнаженные плечи и шея поблескивали в лунном свете. Она была прирожденной соблазнительницей, неотразимой и ослепительной. Джафар ощутил, как в крови забушевало пламя.
Вторым неожиданным ощущением было удивление. Он был потрясен, узнав в этой уверенной в себе красавице ту девчонку-сорванца, которая когда-то швырялась в него желудями. Это была она. Несомненно, она. Он никогда бы не смог забыть эти огромные серые мятежные глаза. Сейчас в них не было боли, они излучали горделивый взгляд. А ее острый ум! Весьма необычное для женщины свойство. Как она со спокойной смелостью встречала его взгляд! Он сильно отличался от нерассуждающей покорности восточных женщин. Однако она по-прежнему сохранила и непокорство духа. Непокорство, такое интригующее и одновременно выводившее из себя. Одним ударом она ухитрилась пробудить в нем страсть и мужское самолюбие. Никогда еще женщины не обращались с ним так категорично и пренебрежительно, но сегодня она не только бросила вызов, свысока разрешив поцеловать себя, но еще и посмеялась над ним. Как он хотел поднять брошенную перчатку! Джафар должен был признаться себе, что с трудом поборол безумный порыв наклонить голову и медленно, бесконечно целовать эти мягкие зовущие губы, пока она не рассмеется.
Следующим в ряду нежелательных эмоций была неловкость. Его мучила мысль о том, что именно эта девушка оказалась невестой человека, которого Джафар намеревался убить. Еще больше его беспокоило то, что она станет орудием его мести. Джафар сделал все возможное, чтобы предупредить ее, но она и представить не желала, как велика ожидавшая ее опасность. Алисон намеревалась, несмотря на риск, отправиться в глубь страны.
Джафар потрясенно покачал головой. Да, юная леди не только мужественна, но и обладает сильной волей — это заметно в каждой линии ее упругого тела, в высоко поднятом надменном, хотя и поразительно изящном подбородке.
И, наконец, сожаление. Джафар сожалел о том, что приходится делать эту девушку участницей кровавой распри. Но всего этого недостаточно, чтобы отказаться от цели.
Джафар решительно стиснул челюсти. Нет, он не откажется от своих планов из-за Алисон. Слишком долго он ждал этой минуты.
Безжалостно подавив угрызения совести и сомнения, Джафар повернулся и исчез в ночном мраке.
Глава 2
Понизив голос до нежного шепота, Эрве медленно привлек ее к себе.
— Поцелуете меня так, чтобы я смог вынести все эти ужасные недели в разлуке с вами?
Алисон не отважилась отказать такой отчаянной мольбе и молча кивнула, желая всем сердцем испытать к Эрве столь же ответную страсть. Видя, что девушка не сопротивляется, Эрве сжал ее в объятиях и наклонил голову, целуя нежно, но сдержанно, боясь оскорбить, как это и подобало истинному джентльмену, заботившемуся о чувствах невесты. Однако такая галантность, вместо того, чтобы польстить, неожиданно вызвала в Алисон смутное чувство раздражения. Ей почему-то захотелось, чтобы Эрве сжал ее в объятиях, подхватил на руки, зажег в ней ту страсть и желание, о которых бредят по ночам поэты. Но ничего подобного не случилось. Эрве был настоящим мужчиной, умел целоваться и наверняка знал, как увлечь женщину, но она с ним не чувствовала сердечного трепета, парения души, огня сладостного безумия. Вместо этого его ласки каким-то странным образом всегда заставляли чувствовать себя… немного разочарованной.
Совсем как сейчас. В его поцелуях, казалось, не хватало чего-то жизненно важного. Ее губы раскрылись в ожидании, и Алисон ощутила, как его язык проник в ее рот, но нежные ласки Эрве возбудили в ней лишь безымянную неудовлетворенную жажду, странную грусть, сожаление о том, что он не тот человек, которого она хотела бы видеть в этой роли. И о том, что она не та женщина, в которой он нуждался. Которую заслуживал.
Однако Эрве, по-видимому, удовлетворился ее откликом, потому что поднял голову, с мучительной мольбой глядя на нее.
— Возвращайся быстрее, любовь моя, — страстно прошептал он. — Не задерживайся слишком долго, чтобы мы могли пожениться, как только ты приедешь.
Алисон попыталась запротестовать, но Эрве, прижав палец к ее губам, заставил ее замолчать.
Наконец он разжал руки и отступил.
— Хотите остаться здесь? Мои гости скоро начнут о вас спрашивать.
— Еще минута, и я приду.
— Прекрасно, только не дольше, иначе можете простудиться.
Алисон не стала объяснять, что ей это не грозит, и вместо этого молча смотрела вслед Эрве. Повернувшись, она стала всматриваться в окутанный темнотой сад. Разговор с Эрве и его поцелуй лишь усилили ощущение нетерпеливого беспокойства. Снова занятая мыслями об утреннем путешествии, Алисон спустилась в сад и побрела по освещенной факелами аллее.
Однако, не успев сделать несколько шагов, она испуганно замерла: в тени большой пальмы стоял джентльмен в вечернем костюме, небрежно прислонясь плечом к стволу. Алисон схватилась за горло, едва успев подавить испуганный вскрик. Но незнакомец, не шевелясь, тихо сказал на прекрасном французском языке:
— Простите, мадемуазель, я, кажется, напугал вас.
Алисон, пытаясь успокоиться, старалась одновременно рассмотреть незваного гостя в полумраке. Его лицо было полускрыто пляшущими тенями, но мужчина не казался опасным: высокий, стройный, в превосходно сидевшем черном фраке.
— Неужели никто не удосужился объяснить вам, мадемуазель, — продолжал он небрежно, — что репутация юной дамы может быть навеки погублена, если кто-то увидит ее целующейся с офицером, да к тому же в укромном уголке?
Тон был достаточно шутливым, но в голосе звучали резкие, почти осуждающие нотки. Захваченная врасплох, Алисон ошеломленно захлопала глазами. Жгучий стыд охватил девушку при мысли о том, что кто-то видел сцену прощания с Эрве. Алисон покраснела до корней волос. Подумать только, какой-то неизвестный следил за ними…
— Неужели никто не позаботился объяснить вам, месье, — раздраженно отпарировала она, — что подслушивать чужие разговоры по меньшей мере невежливо? Вы должны были немедленно дать знать о своем присутствии.
— Но мне просто не дали такой возможности.
Ложь была настолько очевидной, что Алисон даже не позаботилась ответить. Стиснув висевший на запястье веер, она с треском развернула его и принялась раздраженно обмахиваться, давая понять незнакомцу, что подобное поведение, по ее мнению, просто неприлично.
— Насколько я поняла, это доставило вам большое удовольствие, — произнесла она, не давая себе труда скрыть издевку.
— О, несомненно! Все это было весьма занимательно.
Алисон мысленно возблагодарила темноту, скрывшую ее пылающие щеки. Донельзя раздраженная и выведенная из себя, но не желавшая позволить надоедливому наглецу и дальше дразнить ее, Алисон намеренно-вызывающе повернулась к нему спиной и направилась по другой дорожке.
— Не бойтесь, мадемуазель, — пробормотал он, — ваша репутация в совершенной безопасности. Я буду нем как рыба.
Тихая насмешка в его голосе окончательно вывела Алисон из себя. Она резко повернулась, оказавшись лицом к лицу с незнакомцем. Спрашивается, какое ему может быть дело до ее репутации или поведения! Говоря по чести, ей почти нечего терять! Какая там репутация!
Алисон слыла эксцентричной, необузданной особой, способной на все, а некоторые особо строгие законодательницы высшего общества считали ее легкомысленной девчонкой. Алисон следовало бы уже привыкнуть к подобным суждениям, однако на этот раз она была настолько взбешена, что решила защищаться.
— В определенных обстоятельствах, — начала она с преувеличенной вежливостью, — вероятно, можно извинить девушку. Например, когда она помолвлена. Если джентльмен, которого она целует, ее жених, не вижу ничего страшного в подобном проявлении взаимных чувств.
— Значит, полковник действительно ваш жених?
Алисон подумала, что это утверждение звучит немного странно в устах совершенно чужого человека. Еще более странным был слишком спокойный тон — в нем звучали одновременно удовлетворение и непонятная жестокость, заставившие Алисон невольно вздрогнуть.
Не в силах понять, почему этот элегантный незнакомец неожиданно показался ей таким опасным, девушка пристально поглядела на него.
— Никак не могу понять, почему наша помолвка должна каким-то образом касаться вас.
— Отец полковника — мой старый знакомый, поэтому я с давних пор знаю эту семью.
— Вы говорите неправду, иначе Эрве представил бы вас мне, когда съезжались гости.
— Я приехал слишком поздно.
— И сразу же спрятались в саду? — скептически осведомилась Алисон.
Незнакомец пожал плечами, небрежно, весьма красноречивым жестом, таким же надменным, как и низкий голос.
— Просто, как и вы, хотел ненадолго избавиться от жары. — Оттолкнувшись от дерева, он шагнул к Алисон. — Но, если говорить правду, мне не терпелось увидеть вас с той минуты, как стало известно, что полковник попросил руки прелестной наследницы огромного состояния.
Прелестной? Интересно, кто распускает подобные слухи? Скорее всего просто слуги сплетничают. Или офицеры. Богатство часто придает ореол красоты тем, кто им владеет. Но эти тревожные мысли тут же улетучились, как только незнакомец решительно шагнул ближе, словно намереваясь рассмотреть Алисон, убедиться в ее прославленной красоте или отсутствии таковой.
Алисон впервые стало не по себе. Не слишком умно с ее стороны оставаться в саду наедине с человеком, которого она видит впервые в жизни. Девушка в страхе оглянулась на дом, казавшийся теперь дальше, чем она предполагала, но все-таки не желая бежать, полная решимости не дать запугать себя этому высокомерному наглецу. Он, наконец, вышел на освещенное место, и Алисон заметила, что волосы под цилиндром отливают темным золотом. И тут отблеск пламени упал на загорелое лицо со скульптурно вылепленными чертами: угловатыми, чуть резкими. Какой гордый вид! Даже благородный. И… и беспощадный.
Алисон охватило смутное чувство тревоги — слишком редко приходилось ей встречаться со столь пронизывающим, почти ястребиным взором.
Он остановился прямо перед Алисон, критически ее рассматривая. Девушке пришлось запрокинуть голову, чтобы встретить его взгляд. Глаза… Никогда еще она не видела таких глаз, с тяжелыми веками, длинными ресницами… настоящие глаза хищника. Темные и одновременно тревожащие, золотистые, цвета бренди в свете пламени камина.
И тут неожиданно эти глаза сузились. Он смотрел на нее удивленно, чуточку настороженно, словно ожидал совсем не этого. Окончательно растерявшаяся Алисон нашла, однако, в себе силы спросить:
— Что-то не так?
Незнакомец, казалось, успел опомниться.
— Нет. Просто вы напоминаете мне девушку, которую я знал когда-то.
Он, как ни странно, тоже показался ей почему-то знакомым, правда, Алисон никак не могла вспомнить, где видела его. Не в Алжире, в этом она была уверена, — Алисон, конечно, не смогла бы забыть такого неотразимого мужчину. Он совсем не походил на ее знакомых французов — особенно с таким ростом и худым, почти аскетическим лицом. Собственно говоря, он производил впечатление дикаря: впалые щеки, узкий орлиный, истинно патрицианский нос, жесткие чувственные губы. Это все вместе с ястребиным взором придавало ему видимость жестокости, бесстрашной решимости. Алисон не могла отвести взгляда.
— Вам следовало бы прислушаться к советам полковника, — тихо сказал он.
— Что? — недоуменно переспросила Алисон, сбитая с толку быстрой сменой темы.
— Я говорю о вашем завтрашнем путешествии. Не мешало бы иметь хоть немного страха, если не благоразумия. Бурмон прав. Иностранцы не могут быть в безопасности в Алжире, пока существуют арабы, отказывающиеся забыть о священной войне.
Алисон, окончательно выйдя из себя не только при напоминании о том, что кто-то подслушал ее разговор с Эрве, но и от наглости совершенно чужого человека, посмевшего сомневаться в мудрости ее суждений, сумела, однако, холодно процедить:
— Если вы подслушали доводы Эрве, значит, знаете и мой ответ. Наш эскорт хорошо вооружен, а вождь арабов скрывается в Марокко.
— Да, но сторонники не предали его. Конечно, у эмира Абдель Кадера может не быть регулярной армии, но его последователи готовы в любую минуту и при малейшей возможности затеять беспорядки и поднять восстание.
Девушка невольно нахмурилась. Раньше она предполагала, что незнакомец — француз, поскольку говорил бегло и куда лучше ее самой, но после такого заявления оставалось гадать, уж не принадлежат ли его симпатии другой стороне. И снова что-то в его тоне поразило ее. Он говорил так, словно предостерегал. Или угрожал?
Подавив желание нервно облизать пересохшие губы, Алисон вызывающе подняла подбородок. Взгляды их встретились. Никто не хотел отвести глаза первым. Воздух неожиданно оказался заряжен поистине грозовым напряжением, причину которого Алисон не могла понять, как ни силилась. Почему при виде этого человека ей становится трудно дышать?
— Я не боюсь, — наконец выдавила она, злясь на себя за то, что так много позволяет этому человеку.
— Тогда вы либо очень храбры… либо очень глупы.
Алисон сцепила зубы, чтобы не ответить совершенно не подобающим леди эпитетом, но ее негодующее молчание и пылающие гневом глаза говорили сами за себя. Однако на незнакомца ее ярость не произвела ни малейшего впечатления.
— Похоже, — все так же небрежно заметил он, — что полковник слишком вам потакает.
Нет, это просто невыносимо! Что за наглец!
— Повторяю, — процедила Алисон, — не могу понять, каким образом это может касаться вас.
Но он молча продолжал рассматривать ее, задумчиво, почти оценивающе.
— Должен заметить, это был довольно холодный поцелуй! И, кажется, вы совсем не трепетали от страсти!
Девушка возмущенно охнула:
— Только не говорите, что считаете себя достаточно опытным и именно поэтому имеете право давать мне наставления в искусстве целоваться! Кажется, вы чересчур высокого мнения о себе!
— О нет, ma belle[2]! Мне ни за что не хватило бы терпения!
Уголки его рта чуть приподнялись в слабой издевательской усмешке.
— Поверьте, если бы мне выпало счастье стать вашим наставником, я бы не удовлетворился столь пресным откликом!
Алисон действительно не могла поверить тому, что слышит, и внезапно ее захлестнуло непреодолимое, почти извращенное желание сбить с него эту надменную самоуверенность. Едва сдерживая ярость, она презрительно расхохоталась.
— Ну что же, в таком случае, если считаете, что можете превзойти полковника, готова дать вам возможность попытаться.
Ну вот, это должно поставить его на место. Ни один мужчина, у которого сохранилась хотя бы капля здравого смысла, не захочет навлечь на себя гнев Эрве, украв поцелуй у его невесты, пусть даже она и позволила подобную вольность. И осмелься незнакомец на такое, вряд ли он способен разжечь в ней ответный огонь. Хвастун несчастный!
По выражению лица было заметно, что вызов Алисон застал его врасплох.
— Похоже, месье, из нас двоих трус именно вы, — мило заметила она, всем своим видом выражая злорадство. — Но не бойтесь, со мной ваша репутация в полной безопасности!
Он снова посмотрел на нее, словно не доверял собственным ушам. Алисон рассмеялась, на этот раз с неподдельной радостью. Наконец-то ей удалось лишить его дара речи! Однако ее торжество оказалось недолговечным: губы незнакомца дрогнули в странной, загадочной улыбке.
— Должен признаться, я готов поддаться соблазну.
Голос его понизился до еле слышного шепота, и от этого низкого, бархатистого, чуть хрипловатого звука у Алисон снова перехватило дыхание и сильно забилось сердце. Одним прыжком он перекрыл расстояние между ними.
— Если бы я был вашим наставником, то сначала бы обнял вас… вот так.
И, верный своим словам, обвил рукой ее талию, привлек Алисон к себе. Водопад эмоций, нахлынувший на Алисон, перепугал ее почти так же сильно, как молниеносная скорость движений. Он оказался прав: этот поцелуй ничуть не походил на ласки Эрве, впрочем, как и ее отклик. Алисон была потрясена его дерзостью, раздражена наглостью, выведена из себя нежным нападением, возбуждена неожиданной упругостью мужского тела, казалось, состоявшего из одних мышц. Однако, к ее огорчению, часть души трепетала в восторге. Она всегда восхищалась людьми действия и смутно хотела, чтобы эти волнующие объятия не ослабевали. Интересно знать, что будет дальше! Какой-то упрямый внутренний голос назойливо вопрошал: каково это, почувствовать его жесткие губы на своих?
Но, к счастью, победил здравый смысл. Усилием воли Алисон подняла руки и яростно уперлась кулачками в его грудь. Но он и не думал отпускать ее. С необыкновенной легкостью незнакомец удерживал ее на месте, обняв одной рукой за талию, а другой едва прикасался к белоснежной, открытой его взору шее. Сердце Алисон колотилось так сильно, что стук, казалось, разносится по всему саду. И против воли, непонятно почему она поняла, что ждет, хочет и боится его поцелуя.
И тут его теплые сильные пальцы сомкнулись на хрупкой пульсирующей впадинке ее горла. Алисон окаменела. Неужели он собирается удушить ее? Она судорожно сжала веер, вздрогнув от страха.
— Вы сделаете ошибку, — пробормотал он почти неслышно, — если выйдете замуж за полковника, человека, в жилах которого течет отравленная кровь убийцы.
Изящный веер треснул под нажимом ее пальцев. Сама мягкость тона пугала ее. Убийца? О чем он говорит? Может, Алисон оказалась в лапах безумца?
Она лихорадочно пыталась оттолкнуть его. И, когда незнакомец внезапно разжал руки, пошатнулась и едва не упала. Однако девушке удалось удержаться на ногах, и она молча, тяжело дыша, уставилась на мужчину. Тот не двигался, не сводя с нее глаз: в полумраке его лицо казалось свирепой маской дикаря.
Медленно, сверхчеловеческим усилием Алисон заставила себя отступить. Всего три шага — и ей удалось избавиться от магнетического притяжения этого яростного взгляда.
Подхватив юбки, Алисон повернулась и бросилась бежать по дорожке к дому, пытаясь поскорее оказаться в безопасности и уюте. Оказавшись у двери, она украдкой оглянулась, желая узнать, успел ли незнакомец скрыться. Но он по-прежнему стоял на месте, наблюдая за ней, словно призрачная тень в душистой полутьме ночи.
Алисон, дрожа, проскользнула в зал. Подумать только, это она, которая ничего не боится, удрала, словно столкнулась с настоящим преступником!
Незнакомец, оставшись в саду, долго смотрел ей вслед, пытаясь разобраться в хаосе обуревавших его эмоций. Во-первых, неожиданное, но тем не менее сильное влечение к девушке. Он считал, что избавился от тяги ко всему европейскому: одежде, лошадям, женщинам. Вернувшись домой, в Берберию, и вновь приняв имя Джафар эль-Салех, он сбросил оковы европейской культуры, безжалостно уничтожая все следы старой жизни, расправляясь даже с желаниями, которые преследовали его во время ссылки в Англию, попытался очистить мысли, деяния и поступки и стать достойным звания вождя племени. Но эта решимость была поколеблена всего полчаса назад, пока он рассматривал Алисон Викери сквозь прозрачные занавески. И позже, когда она направилась к нему, сказочное зрелище заставило его затаить дыхание. Светлый шелк платья переливался с каждым ее шагом, а обнаженные плечи и шея поблескивали в лунном свете. Она была прирожденной соблазнительницей, неотразимой и ослепительной. Джафар ощутил, как в крови забушевало пламя.
Вторым неожиданным ощущением было удивление. Он был потрясен, узнав в этой уверенной в себе красавице ту девчонку-сорванца, которая когда-то швырялась в него желудями. Это была она. Несомненно, она. Он никогда бы не смог забыть эти огромные серые мятежные глаза. Сейчас в них не было боли, они излучали горделивый взгляд. А ее острый ум! Весьма необычное для женщины свойство. Как она со спокойной смелостью встречала его взгляд! Он сильно отличался от нерассуждающей покорности восточных женщин. Однако она по-прежнему сохранила и непокорство духа. Непокорство, такое интригующее и одновременно выводившее из себя. Одним ударом она ухитрилась пробудить в нем страсть и мужское самолюбие. Никогда еще женщины не обращались с ним так категорично и пренебрежительно, но сегодня она не только бросила вызов, свысока разрешив поцеловать себя, но еще и посмеялась над ним. Как он хотел поднять брошенную перчатку! Джафар должен был признаться себе, что с трудом поборол безумный порыв наклонить голову и медленно, бесконечно целовать эти мягкие зовущие губы, пока она не рассмеется.
Следующим в ряду нежелательных эмоций была неловкость. Его мучила мысль о том, что именно эта девушка оказалась невестой человека, которого Джафар намеревался убить. Еще больше его беспокоило то, что она станет орудием его мести. Джафар сделал все возможное, чтобы предупредить ее, но она и представить не желала, как велика ожидавшая ее опасность. Алисон намеревалась, несмотря на риск, отправиться в глубь страны.
Джафар потрясенно покачал головой. Да, юная леди не только мужественна, но и обладает сильной волей — это заметно в каждой линии ее упругого тела, в высоко поднятом надменном, хотя и поразительно изящном подбородке.
И, наконец, сожаление. Джафар сожалел о том, что приходится делать эту девушку участницей кровавой распри. Но всего этого недостаточно, чтобы отказаться от цели.
Джафар решительно стиснул челюсти. Нет, он не откажется от своих планов из-за Алисон. Слишком долго он ждал этой минуты.
Безжалостно подавив угрызения совести и сомнения, Джафар повернулся и исчез в ночном мраке.
Глава 2
Чанд заболел. На второе утро путешествия слугу Алисон Викери поразила таинственная болезнь, выражавшаяся в расстройстве желудка и небольшой лихорадке. Лейтенант, командовавший их эскортом, свалился от того же недуга. Причин никто не знал. Правда, можно было предположить, что они съели что-то несвежее, хотя никто больше не заболел: ни Алисон, ни Оноре, ни арабы-проводники, ни французские солдаты, сопровождающие их в пути.
Алисон хотела было немедленно вернуться, зная, что не получит никакого удовольствия от путешествия, пока Чанду нездоровится. Но на этот раз запротестовал дядя Оноре. Коль скоро они успели забраться так далеко, нужно осмотреть его будущие владения.
Было решено, что Чанд с лейтенантом останутся в лагере на попечении слуги-араба. Если они поправятся быстро, смогут догнать остальных, если же нет, вся компания повернет назад, и Алисон откажется от утомительного перехода через пустыню.
Девушке пришлось согласиться с новым планом, хотя она по-прежнему тревожилась за Чанда, который раньше никогда в жизни не болел. Его неожиданное недомогание наполнило ее каким-то смутным предчувствием, заставило вспомнить предостережение встреченного в саду Эрве дикаря. Девушке удалось подавить озноб, пробежавший по спине при одном воспоминании о неприятной сцене, но, прощаясь с верным слугой, она невольно задавалась вопросом: что еще может случиться неприятного во время путешествия?
Чанд, по всей вероятности, разделял ее беспокойство, потому что пожелтевшее от лихорадки лицо кривилось не столько от боли, сколько от горя.
— Аллах да простит меня, — выдохнул он. — Я подвел вас, мемсаиб.
— Господи, Чанд, не можешь же ты винить себя за то, что заболел!
— Вы побережете себя?
— Конечно, если обещаешь сделать то же самое.
Был уже почти полдень, когда они наконец отправились в путь. Алисон ехала рядом с дядей. С каждой минутой становилось все жарче, хотя всего лишь вчера утром, когда они спускались по крутым холмам, окружающим Алжир, было довольно холодно. Тогда они прошли удивительно большое расстояние, если учесть количество вьючных животных и коней, и успели спуститься с холмистого прибрежного района, где росли почти лишь одни вечнозеленые деревья, к широкой плодородной долине, заселенной французскими колонистами.
Алжирская равнина оказалась именно такой, как и ожидала Алисон, — миля за милей ухоженной земли, окаймленной горами. Здесь буйно росли дикий инжир и маслины, акр за акром тянулись посадки апельсиновых деревьев, поля ячменя, пшеницы и проса. При виде урожая, зреющего под африканским солнцем, Алисон немного приободрилась. Здесь виноградники дяди Оноре станут давать по два урожая в год!
Но сама она никогда не будет довольна жизнью в таком скучном месте. Ее взгляд невольно устремился на юг, где виднелись отроги горного хребта, известного под названием Телл-Атлас. Именно там она мечтала побывать, увидеть дикую красоту этой страны, пересечь безжизненную пустыню.
Сегодня на ней был подходящий для такой поездки наряд: строгий жакет из синей саржи, короткие синие панталоны и высокие ботинки на толстой подошве. Широкополая фетровая шляпа защищала лицо и глаза от палящих солнечных лучей. Ее мужской костюм был скорее данью необходимости, чем уступкой приличиям. В густых лесах и суровых горах длинные юбки амазонки станут досадной помехой.
Как и остальные, она ехала по-мужски, пожертвовав дамским седлом ради безопасности и удобства. Ее лошадь, серая арабская кобылка, была хотя и резвой, но восхитительно послушной.
Они проехали совсем немного, когда Алисон заметила на некотором расстоянии от дороги всадника, полускрытого ветвями тамаринда. Он был одет как араб, в черный бурнус и с тюрбаном на голове. Он неподвижно сидел на могучем черном жеребце, наблюдая за ними. Алисон невольно оглянулась несколько раз, проезжая мимо. Час спустя ее внимание снова привлек всадник. На этот раз он находился на вершине холма, четко выделяясь на фоне лазурного неба. И конь и человек были неподвижны и безмолвны, как сама пустыня.
При виде длинноствольного ружья, свисавшего с плеча незнакомца, в Алисон шевельнулась тревога. Но, конечно, это просто абсурдно — все арабы вооружены. Однако рука сама потянулась к двухзарядному пистолету в седельной сумке. И в следующее мгновение оказалось, что ее опасения были вполне обоснованны, поскольку всадник неожиданно снял с плеча ружье. Пальцы Алисон инстинктивно сжали перламутровую рукоятку оружия. Однако возможности применить его не представилось. Темный всадник, повернувшись, пустил коня в галоп и исчез за гребнем холма в вихре пыли и развевающихся черных одежд. Через секунду раздался выстрел.
Французские солдаты решительно потянулись к винтовкам, но араб проводник поспешил их успокоить:
— Он охотится на кабанов.
Французы понимающе закивали. Алисон тоже облегченно вздохнула, а престарелый дядюшка пробормотал проклятие в адрес глупых дикарей, которым больше нечего делать, кроме как пугать мирных граждан.
Уже во второй половине дня они оказались между двумя высокими холмами, покрытыми буйными зарослями дикого инжира. Алисон настолько погрузилась в мысли о Чандре и его странной внезапной болезни, что не сразу встрепенулась от громового раската выстрелов. В следующий момент орда арабов в черных бурнусах выскочила из-за укрытия деревьев и на полном скаку окружила их, размахивая саблями и мушкетами. Разразился неописуемый хаос. Нападение было столь внезапным, что у французских солдат хватило времени лишь взять Алисон и Оноре в защитное кольцо. Сама Алисон пыталась усмирить кобылку и одновременно умоляла дядю пригнуть голову, перекрикивая вопли и треск выстрелов.
Не прошло и нескольких минут, как все успокоилось. Когда пыльное облако улеглось, Алисон увидела, что на них направлено не менее трех дюжин мушкетов, и с облегчением заметила, что, кажется, никто не ранен. Лицо Оноре побагровело от гнева, а сама она тяжело дышала, но оба были невредимы. Уверившись в безопасности дяди, она пригляделась к нападающим.
Алисон хотела было немедленно вернуться, зная, что не получит никакого удовольствия от путешествия, пока Чанду нездоровится. Но на этот раз запротестовал дядя Оноре. Коль скоро они успели забраться так далеко, нужно осмотреть его будущие владения.
Было решено, что Чанд с лейтенантом останутся в лагере на попечении слуги-араба. Если они поправятся быстро, смогут догнать остальных, если же нет, вся компания повернет назад, и Алисон откажется от утомительного перехода через пустыню.
Девушке пришлось согласиться с новым планом, хотя она по-прежнему тревожилась за Чанда, который раньше никогда в жизни не болел. Его неожиданное недомогание наполнило ее каким-то смутным предчувствием, заставило вспомнить предостережение встреченного в саду Эрве дикаря. Девушке удалось подавить озноб, пробежавший по спине при одном воспоминании о неприятной сцене, но, прощаясь с верным слугой, она невольно задавалась вопросом: что еще может случиться неприятного во время путешествия?
Чанд, по всей вероятности, разделял ее беспокойство, потому что пожелтевшее от лихорадки лицо кривилось не столько от боли, сколько от горя.
— Аллах да простит меня, — выдохнул он. — Я подвел вас, мемсаиб.
— Господи, Чанд, не можешь же ты винить себя за то, что заболел!
— Вы побережете себя?
— Конечно, если обещаешь сделать то же самое.
Был уже почти полдень, когда они наконец отправились в путь. Алисон ехала рядом с дядей. С каждой минутой становилось все жарче, хотя всего лишь вчера утром, когда они спускались по крутым холмам, окружающим Алжир, было довольно холодно. Тогда они прошли удивительно большое расстояние, если учесть количество вьючных животных и коней, и успели спуститься с холмистого прибрежного района, где росли почти лишь одни вечнозеленые деревья, к широкой плодородной долине, заселенной французскими колонистами.
Алжирская равнина оказалась именно такой, как и ожидала Алисон, — миля за милей ухоженной земли, окаймленной горами. Здесь буйно росли дикий инжир и маслины, акр за акром тянулись посадки апельсиновых деревьев, поля ячменя, пшеницы и проса. При виде урожая, зреющего под африканским солнцем, Алисон немного приободрилась. Здесь виноградники дяди Оноре станут давать по два урожая в год!
Но сама она никогда не будет довольна жизнью в таком скучном месте. Ее взгляд невольно устремился на юг, где виднелись отроги горного хребта, известного под названием Телл-Атлас. Именно там она мечтала побывать, увидеть дикую красоту этой страны, пересечь безжизненную пустыню.
Сегодня на ней был подходящий для такой поездки наряд: строгий жакет из синей саржи, короткие синие панталоны и высокие ботинки на толстой подошве. Широкополая фетровая шляпа защищала лицо и глаза от палящих солнечных лучей. Ее мужской костюм был скорее данью необходимости, чем уступкой приличиям. В густых лесах и суровых горах длинные юбки амазонки станут досадной помехой.
Как и остальные, она ехала по-мужски, пожертвовав дамским седлом ради безопасности и удобства. Ее лошадь, серая арабская кобылка, была хотя и резвой, но восхитительно послушной.
Они проехали совсем немного, когда Алисон заметила на некотором расстоянии от дороги всадника, полускрытого ветвями тамаринда. Он был одет как араб, в черный бурнус и с тюрбаном на голове. Он неподвижно сидел на могучем черном жеребце, наблюдая за ними. Алисон невольно оглянулась несколько раз, проезжая мимо. Час спустя ее внимание снова привлек всадник. На этот раз он находился на вершине холма, четко выделяясь на фоне лазурного неба. И конь и человек были неподвижны и безмолвны, как сама пустыня.
При виде длинноствольного ружья, свисавшего с плеча незнакомца, в Алисон шевельнулась тревога. Но, конечно, это просто абсурдно — все арабы вооружены. Однако рука сама потянулась к двухзарядному пистолету в седельной сумке. И в следующее мгновение оказалось, что ее опасения были вполне обоснованны, поскольку всадник неожиданно снял с плеча ружье. Пальцы Алисон инстинктивно сжали перламутровую рукоятку оружия. Однако возможности применить его не представилось. Темный всадник, повернувшись, пустил коня в галоп и исчез за гребнем холма в вихре пыли и развевающихся черных одежд. Через секунду раздался выстрел.
Французские солдаты решительно потянулись к винтовкам, но араб проводник поспешил их успокоить:
— Он охотится на кабанов.
Французы понимающе закивали. Алисон тоже облегченно вздохнула, а престарелый дядюшка пробормотал проклятие в адрес глупых дикарей, которым больше нечего делать, кроме как пугать мирных граждан.
Уже во второй половине дня они оказались между двумя высокими холмами, покрытыми буйными зарослями дикого инжира. Алисон настолько погрузилась в мысли о Чандре и его странной внезапной болезни, что не сразу встрепенулась от громового раската выстрелов. В следующий момент орда арабов в черных бурнусах выскочила из-за укрытия деревьев и на полном скаку окружила их, размахивая саблями и мушкетами. Разразился неописуемый хаос. Нападение было столь внезапным, что у французских солдат хватило времени лишь взять Алисон и Оноре в защитное кольцо. Сама Алисон пыталась усмирить кобылку и одновременно умоляла дядю пригнуть голову, перекрикивая вопли и треск выстрелов.
Не прошло и нескольких минут, как все успокоилось. Когда пыльное облако улеглось, Алисон увидела, что на них направлено не менее трех дюжин мушкетов, и с облегчением заметила, что, кажется, никто не ранен. Лицо Оноре побагровело от гнева, а сама она тяжело дышала, но оба были невредимы. Уверившись в безопасности дяди, она пригляделась к нападающим.