Страница:
— Ах, простите, что помешала вашим развлечениям, — огрызнулась Алисон.
— Алисон, дорогая, — куда более спокойно вмешался Седрик, — мы были вне себя от страха за твою жизнь. Ты, конечно, должна понять желание Оливера узнать, что произошло. Он стремится лишь к одному — защитить тебя.
Алисон мгновенно раскаялась в неуместной вспышке, хотя прекрасно сознавала, что Оливер ничуть не шутил, угрожая пристрелить Джафара. Необходимо как-то убедить дядю оставить мысли о мести. Достаточно с нее кровопролития и злобы.
— Дядя Оливер, я понимаю, как ты волновался за меня, и благодарна тебе, но не стоит снова и снова перебирать невеселые подробности. Что случилось, то случилось. Теперь все кончено. Он не сделал мне ничего дурного и, по правде говоря, был очень добр…
— Не сделал ничего дурного? Клянусь Богом, девочка, как ты можешь защищать этого дикаря-араба?
— Он не араб, — сквозь зубы процедила Алисон. — И не дикарь. Этот человек гораздо цивилизованнее многих европейцев, которых я знаю, включая и тебя, дядя. Кроме того, он аристократ и внук герцога.
Выслушав страстную речь племянницы, Оливер хищно прищурился. Алисон, немедленно поняв свою ошибку, прикусила язык. Она выдала гораздо больше, чем намеревалась, судя по внезапно насторожившемуся дяде. Прошло несколько напряженных минут, прежде чем он заговорил снова:
— Надеюсь, мы говорим не о Николасе Стерлинге? Или все-таки о нем?
Выражение лица Алисон послужило достаточным доказательством его правоты, несмотря на то, что девушка по-прежнему все отрицала:
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— А по-моему, понимаешь, — медленно выговорил Оливер, во взгляде которого смешались разочарование и гнев. — Чего я не возьму в толк, так это почему ты лжешь мне?
И, печально покачав головой, добавил:
— Ты никогда раньше не лгала мне, девочка.
Алисон молча смотрела на дядю, сгорая от стыда. Оливер снова грустно покачал головой.
— Я вот уже много лет дружу с герцогом Морлендским и достаточно хорошо наслышан об его внуке, чтобы понять, в чем дело. Мальчик — наполовину англичанин, однако отказался от титула и наследства, чтобы вести жизнь дикаря. Морленд сам рассказывал мне об этом. Ты знаешь герцога… мы нанесли ему визит в тот месяц, когда я привез тебя из Индии. Ты помнишь?
— О да, — подумала Алисон. Она прекрасно помнит тот день, когда впервые встретила Николаса… Джафара.
Дядя, очевидно, не ожидал от нее ответа, поскольку продолжал размышлять вслух:
— Этот Стерлинг… если мы в самом деле говорим об одном и том же человеке…
Постепенно задумчивое выражение сменилось гневным. Щеки Оливера покраснели.
— В таком случае он прекрасно осознает всю степень зла, которое причинил тебе. Любой англичанин, хотя бы в малейшей мере претендующий на благородство, зная, что он скомпрометировал молодую леди, обязан предложить ей защиту имени и, как правило, просит ее руки.
— Но он не англичанин, — едва слышно пробормотала Алисон. — И если бы хотел жениться, не стал бы молчать.
— Мне совершенно безразлично, чего он хочет! — взревел Оливер, вскакивая. — Клянусь Богом, он женится на тебе, даже если мне придется собственноручно тащить его к алтарю!
— Нет! — вскрикнула Алисон, словно раненое животное. Серые глаза тоскливо блеснули.
Дядя недоуменно уставился на нее.
— Да что же происходит, Алисон? Почему ты так его защищаешь? Этот человек терроризировал тебя… ранил Оноре… погубил твое доброе имя… репутацию. Не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы он ответил за все?
— Потому что, — заикаясь, пролепетала девушка, — французская армия отправится на поиски… и если его найдут, обязательно убьют ! Вот почему!
Оливер потрясение молчал. Слезы текли по лицу племянницы, искренние и горькие. Она, в отличие от других женщин, никогда не впадала в истерику, чтобы добиться своего, но сейчас…
— Пожалуйста, дядя, обещай, что никому ничего не расскажешь. Пожалуйста! Умоляю тебя, оставь все это.
Шагнув к Алисон, Оливер взял ее за руки и крепко сжал.
— Хорошо, девочка, — беспомощно кивнул он. — Если это так много для тебя значит, я согласен.
— Да, это очень много значит для меня.
Встреча с Эрве де Бурмоном была куда более болезненной и трудной. Алисон послала Чанда с запиской к полковнику, уведомляя о своем благополучном возвращении и прося его заехать при первой возможности. Потом она переоделась в лучшее платье и стала ждать. После стольких недель, проведенных в свободных простых восточных одеяниях, она чувствовала себя крайне неловко в нижних юбках с оборками, сорочке, панталонах и жестком корсете, обязательных для англичанки-аристократки. Однако ради Эрве она была готова даже на это.
Не прошло и часа, как лакей доложил о его приезде. Алисон ждала полковника во дворе. При его приближении она поднялась со скамьи, но тут же, поколебавшись, остановилась, Эрве тоже замер. Воцарилось долгое тяжелое молчание.
— Алисон… — наконец тихо, устало выдохнул Эрве.
Ей показалось, что полковник выглядит старше. И измученным. В углах рта появились глубокие морщины, которых раньше не было. Более того, в глазах его застыла печаль.
Забыв о заранее приготовленной речи, она просто, от всего сердца сказала:
— Мне очень жаль, Эрве.
Он резко качнул головой.
— У тебя не должно быть причин сожалеть о чем-то. Ты не виновата в этом проклятом…
Осекшись, он почти беззвучно добавил:
— В том, что этого человека сжигает жажда мести.
— Неправда. Часть вины лежит и на мне. Вы предупреждали меня об опасности и пытались помешать мне ехать.
— Но я никогда не предполагал, что этот безумец изберет своей мишенью тебя. Ты должна верить мне.
Алисон воздержалась от упоминания о том, что Джафар не похож на безумца.
— Верю, — спокойно кивнула она, и Эрве, словно не в силах вынести ее взгляда, отвел глаза.
— Это я должен просить у тебя прощения.
— Нет. В том, что случилось, нет твоей вины.
Последовала долгая пауза, и Эрве, яростно тряхнув головой, спросил:
— Что он успел рассказать тебе?
Алисон не собиралась рассказывать подробности своего похищения, чтобы не повторить ту же ошибку, что уже успела сделать, рассказав обо всем дяде.
— У него были причины взять меня в плен и повод для мести. Он рассказал мне о гибели своих родителей от руки вашего отца.
Эрве поморщился, словно от боли.
— Ах, да, великий генерал де Бурмон! Покоритель Алжира. Всю свою жизнь я стараюсь быть достойным репутации отца, хотя твердо знаю, что он немногим лучше убийцы. Поверь, мне нечем гордиться.
— Знаю, — вздохнула девушка. Она говорила правду. Они с Эрве были знакомы много лет. Добрый, благородный человек и совершенно не похож на отца.
— Ты не отвечаешь ни за грехи отца, ни за то, что случилось со мной. Кроме того, ты сделал все возможное, чтобы спасти меня. Я еще не успела поблагодарить тебя за это.
— Поблагодарить за то, что так подвел тебя? Предпочитаю обойтись без благодарностей, — измученно пробормотал полковник.
— Ты не подвел меня.
— Я согласился покинуть тебя и оставить на его попечении. Как это назвать, если не неудачей и провалом?
— Я называю это мужеством в тяжелых обстоятельствах. И тревогой за судьбы твоих людей. А могу посчитать и обыкновенным, старомодным, здравым смыслом.
— Ах, Алисон…
Он мгновенно оказался рядом и, схватив ее в объятия, привлек к себе. Алисон прислонилась щекой к его груди, чувствуя, как он нежно гладит ее по волосам.
— Хочу, чтобы ты знала, — неверным голосом пробормотал он, — ничто на свете не изменит моих чувств к тебе. Я по-прежнему больше всего на свете хочу, чтобы ты стала моей женой.
Алисон зажмурилась. Конечно, Эрве сильно изменился со дня их последней встречи и выглядит немолодо. Она ощущала, что тоже стала старше. Намного старше. И возможно, так оно и было. Она уже не девушка, наивная и невинная в сердечных делах. Алисон познала тоску и боль неразделенной любви, и это вновь обретенное знание заставляло ее ныне относиться к признанию Эрве с сожалением и сочувствием. Было трудно, но она произнесла эти жестокие слова.
— Я не могу выйти за вас замуж, Эрве, — тихо объяснила она. — Это было бы несправедливо по отношению к вам. Я делила с ним постель.
Эрве долго молчал.
— Я подозревал это, — выдохнул он наконец. — Боже, Алисон, я бы отдал все, чтобы защитить тебя от этого. Каким кошмаром было, должно быть, для тебя выносить его…
Эрве осекся, не в силах продолжать, и ошеломленная невыносимой тоской в его голосе Алисон отстранилась и осторожно дотронулась до его щеки.
— Он не принуждал меня, Эрве… я пришла к нему по своей воле.
Снова воцарилась тишина. Эрве не сводил с девушки потрясенного взгляда.
— Поэтому я не могу выйти за тебя замуж.
— Ты должна, Алисон, — тихо возразил полковник. — Иначе общество отвергнет тебя. Подумай о своей репутации!
Но девушка, отступив, упрямо качала головой.
— Я уже привыкла быть объектом сплетен и осуждения. Меня никогда не волновало мнение общества. Мне важно лишь отношение людей, которых я люблю. А мои дядюшки всегда будут стоять за меня.
— Как и я. Надеюсь, тебе понятно это. Мое доброе отношение… моя любовь… всегда будет принадлежать тебе.
Алисон почувствовала, как сжалось горло от непролитых слез. Она не ожидала от Эрве такого благородства, такой искренней любви. Он согласен жениться на ней даже после ее позорной исповеди, признания в том, как развратно она вела себя с незнакомцем, похитившим ее. Эрве, не раздумывая, решил защитить Алисон, не побоялся рискнуть своим добрым именем и карьерой. Он готов даже вынести бесчестье и позор, которые, несомненно, постигнут его, как только станут известны обстоятельства ее похищения. Но как может Алисон позволить Эрве сделать такую ужасную ошибку?!
Она сжала его ладони своими маленькими ручками.
— Не могу передать, как я благодарна тебе за дружбу, Эрве. Поверь, ты оказал мне большую честь тем, что по-прежнему хочешь видеть меня своей женой. Но я не могу принять это предложение.
Эрве болезненно поморщился.
— Так ты в самом деле винишь меня? Я могу лишь попытаться загладить…
— Нет, конечно, совсем нет! Я уже говорила.
— Я буду тебе хорошим мужем, coquine!
— Ничуть в этом не сомневаюсь. Но слишком боюсь, что не сумею быть хорошей женой… во всяком случае, не такой, как ты заслуживаешь.
— Черт!
Эрве отстранился и взволнованно взлохматил темные волосы.
— Я не приму отказа! И намереваюсь заставить тебя передумать. Нужно лишь время, чтобы ты убедилась в моей любви.
— Я не передумаю, Эрве.
— Откуда тебе известно? Когда-то ты была готова дать мне шанс.
Алисон поколебалась. Она не хотела причинять Эрве лишней боли, но, может, так он скорее смирится с отказом?
— Я знаю, потому что люблю его, — тихо ответила она и отвернулась, не в силах вынести затравленного взгляда Эрве.
Она любила и любила безответно. Такова была горькая правда, о которой Алисон старалась не думать все последующие дни. К счастью, она словно оцепенела и жила в состоянии полусна, так что острая боль в сердце немного утихла. Ей даже удавалось иногда на несколько минут забывать о Джафаре, о страсти, пылавшей между ними, о блаженстве и безумном экстазе, о пропасти, разделявшей их…
Она даже смела надеяться, что когда-нибудь немного успокоится и разлюбит своего свирепого похитителя. Но в ближайшее время потеря памяти ей явно не грозила — слишком много вещей и событий напоминали о Джафаре.
И первым оказался неожиданный визит жены британского консула в Алжире, леди Джейн Уолвертон. Она считалась одной из законодательниц общества, но Алисон едва припомнила, что встречалась с ней два месяца назад, на каком-то балу.
Когда на следующее утро Алисон принесли визитную карточку леди Джейн, первым порывом было попросить Чанда передать, что «ее нет дома». Однако верх взяли любопытство… и упрямство. Если леди Уолвертон намерена терзать ее расспросами, пусть получит по заслугам! Алисон не собирается молча терпеть!
Однако оказалось, что леди Джейн вовсе не думает ее осуждать. Благородная дама приехала специально, чтобы пригласить Алисон и ее дядюшек на завтрашний ужин и музыкальный вечер.
Алисон, ожидавшая совершенно иной встречи, изумленно уставилась на женщину.
— Это полковник Бурмон подбил вас на это? — не выдержав, спросила она.
Но леди Уолвертон предпочла великодушно проигнорировать столь явную грубость.
— По правде говоря, нет, дорогая. Я не настолько хорошо знакома с вашим очаровательным женихом, но, естественно, включила его в список гостей.
— Миледи, простите за то, что поправлю вас, но полковник не мой жених. Мы даже не помолвлены и вряд ли будем.
Леди Уолвертон слегка подняла брови, но, кажется, не пожелала дольше задерживаться на этой теме.
— Надеюсь, вы посетите мой дом, мисс Викери. Мне так хочется услышать о ваших волнующих приключениях — о том, как мятежники устроили вам засаду, как вас спасли престарелые супруги-французы, отвезли к себе домой и как вы мирно прожили у них все это время, пока месье Ларусс не смог приехать. Это, должно быть, так романтично!
Алисон ошеломленно молчала, не в силах решить, то ли леди внезапно тронулась умом, то ли просто, по каким-то собственным непонятным мотивам пытается помочь.
— Еще раз простите, миледи, — сухо заметила Алисон, — но, если учесть все слухи, которые ходят обо мне, ни один нормальный человек не поверит подобным сказкам.
— Думаю, что лично я смогу выдержать их, и глазом не моргнув, — отпарировала леди Джейн, весело блеснув голубыми глазами. Но улыбка тут же поблекла при виде недоумения Алисон.
— Надеюсь, мне не придется долго объяснять, дорогая, что наилучшей тактикой будет показываться в обществе как можно чаще и никому не объявлять о разрыве с полковником Бурмоном. Всегда можно разойтись потом, без шума, как только слухи затихнут.
— Полагаю, — согласилась Алисон, — вы совершенно правы.
— Превосходно! Держите голову выше и никогда ни перед кем не извиняйтесь. Значит, решено. Завтра жду вас к ужину.
Поднявшись, она поплыла к выходу, но у самого порога обернулась.
— Кстати, может, не мешает упомянуть, что герцог Морлендский — близкий друг моего мужа и что мы оба много лет знакомы с его очаровательным внуком. До встречи, мисс Алисон. Рада буду видеть вас в своем доме.
И еще раз улыбнувшись на прощание, леди удалилась, оставив Алисон глядеть ей вслед с открытым ртом. Мысли девушки путались. Туманное упоминание о Джафаре испугало ее и одновременно вновь взбудоражило тягостные воспоминания. Неужели это он — главная причина попытки леди Уолвертон защитить имя и репутацию почти незнакомой девушки? Как это похоже на Джафара — проявить благородство и скромно отойти в сторону, не хвастаясь и не выставляя себя напоказ.
Алисон пришлось отправиться на музыкальный вечер в сопровождении Эрве и дядей. Испытание оказалось не таким тяжким, как опасалась Алисон, именно благодаря умению леди Джейн ловко манипулировать и умело управлять светскими сплетниками. Как и предсказывала хозяйка, дамы спрятали коготки и наперебой выражали сочувствие Алисон, пока мужчины громко клялись защитить свои семьи и избавить страну от бандитских шаек. Алисон, наверное, рассмеялась бы, но сейчас ей было не до веселья.
Кроме того, военные сводки вскоре заставили поблекнуть и умолкнуть все слухи и сплетни, связанные с ее именем. Через день после музыкального вечера по всему городу со скоростью бури в пустыне распространились вести, что вождь мятежников Абдель Кадер был вынужден покинуть Марокко и что объединенные марокканские и французские войска вытеснили его в Алжир.
Это тоже лишний раз напомнило Алисон о Джафаре и вновь пробудило прежние страхи. Станет ли Джафар на защиту храброго султана Абдель Кадера? Присоединится ли к ведущим безнадежную битву арабам? Что, если Джафар лежит сейчас, раненый и беспомощный, брошенный на произвол судьбы?
Одолеваемая дурными предчувствиями, девушка каждый день посылала Чанда обходить арабские кофейни и цирюльни, чтобы тот добыл хоть какие-нибудь обрывки сведений о передвижении сил Абдель Кадера. Кроме того, она просила Эрве сообщать ей все, что возможно. Если не считать этого, девушка старалась отгородиться от всего мира и часами сидела во дворе, теребя в руках платок с вышитыми инициалами Н.С.
Конечно, Алисон сознавала, что необходимо рано или поздно покинуть Алжир, но не могла заставить себя и думать об этом. Нерешительность, инертность, летаргия — все эти качества, обычно чуждые деятельной натуре Алисон, теперь стали ее постоянными спутниками.
Дядя Оливер пригласил племянницу в экспедицию на Карибские острова, но Алисон больше не хотелось путешествовать по всему миру в поисках приключений. В Лондон она тоже не стремилась, хотя дяде Седрику не терпелось вернуться к покинутым больным и к исследованию способов передачи холеры через загрязненную воду.
Что касается Оноре, тот, к величайшему изумлению Алисон, объявил о намерении остаться пока в Алжире. Племянница ожидала, что после пережитого дядя не задержится здесь ни дня. Но оказалось, что он по-прежнему намеревается сажать виноградники. И поскольку, как объявил Оноре, он уже видел самое худшее, теперь ему ничего не грозит. Кроме того, он находится под защитой одного из самых могущественных берберских вождей.
Когда Алисон попыталась узнать, что это значит, Оноре предъявил охранное письмо Джафара. Она никак не могла понять, почему Джафар способен смириться с захватом алжирской земли французскими поселенцами, и наконец решила, что это один из его способов загладить причиненное Оноре зло. Но она была рада за дядю. Тот собирался прожить в Алжире еще несколько месяцев, а потом вернуться во Францию и попросил Алисон поехать с ним.
Алисон день за днем откладывала принятие решения, хотя понимала, что ей необходимо оказаться как можно дальше от источника невыносимой сердечной боли, попытаться забыть все, что случилось…
Однако сейчас для нее самым важным было оставаться рядом с любимым.
Она без обычного сожаления попрощалась с дядей Седриком, а когда Оливер выразил желание отправиться в путь сразу после Рождества, почувствовала странное облегчение. Похоже, он все еще не оставил мыслей о мести.
— Он ранил тебя, девочка, — сказал как-то Оливер, пытаясь вывести Алисон из ее привычного состояния. — Смерть от пули слишком легка для него.
Иногда Алисон в порыве гнева соглашалась с дядей, иногда, изнемогая от бессилия, пыталась ненавидеть Джафара, твердила, что он не заслуживает ее любви, что он оскорбил ее, осквернил тело и искалечил душу, без малейшего сожаления, совсем не думая, что станется с Алисон. Однако в каком-то уголке сердца еще жила вера в то, что его тревоги за нее были искренними, что она ему небезразлична. И что-то значит для него. Алисон надеялась, что, действительно, в ту, последнюю ночь мука и отчаяние в его глазах были неподдельными, а в поцелуях ощущались не только страсть, но и боль.
Сидя в саду, за несколько дней до Рождества, Алисон снова и снова в который раз думала о той ночи. Где-то вдали раздавались заунывные вопли муэдзинов, призывающих правоверных на вечернюю молитву.
И внезапно мир и покой небольшого садика рассеялись, словно дым. Во двор вбежал взволнованный индиец. Алисон подняла глаза, радуясь возможности хотя бы на минуту отвлечься от мучительных мыслей.
— Я принес вам хорошие новости, мемсаиб! — воскликнул Чанд, забыв даже, как всегда, почтительно поклониться. — Абдель Кадер сдался в плен!
ЧАСТЬ 4
Глава 26
— Алисон, дорогая, — куда более спокойно вмешался Седрик, — мы были вне себя от страха за твою жизнь. Ты, конечно, должна понять желание Оливера узнать, что произошло. Он стремится лишь к одному — защитить тебя.
Алисон мгновенно раскаялась в неуместной вспышке, хотя прекрасно сознавала, что Оливер ничуть не шутил, угрожая пристрелить Джафара. Необходимо как-то убедить дядю оставить мысли о мести. Достаточно с нее кровопролития и злобы.
— Дядя Оливер, я понимаю, как ты волновался за меня, и благодарна тебе, но не стоит снова и снова перебирать невеселые подробности. Что случилось, то случилось. Теперь все кончено. Он не сделал мне ничего дурного и, по правде говоря, был очень добр…
— Не сделал ничего дурного? Клянусь Богом, девочка, как ты можешь защищать этого дикаря-араба?
— Он не араб, — сквозь зубы процедила Алисон. — И не дикарь. Этот человек гораздо цивилизованнее многих европейцев, которых я знаю, включая и тебя, дядя. Кроме того, он аристократ и внук герцога.
Выслушав страстную речь племянницы, Оливер хищно прищурился. Алисон, немедленно поняв свою ошибку, прикусила язык. Она выдала гораздо больше, чем намеревалась, судя по внезапно насторожившемуся дяде. Прошло несколько напряженных минут, прежде чем он заговорил снова:
— Надеюсь, мы говорим не о Николасе Стерлинге? Или все-таки о нем?
Выражение лица Алисон послужило достаточным доказательством его правоты, несмотря на то, что девушка по-прежнему все отрицала:
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— А по-моему, понимаешь, — медленно выговорил Оливер, во взгляде которого смешались разочарование и гнев. — Чего я не возьму в толк, так это почему ты лжешь мне?
И, печально покачав головой, добавил:
— Ты никогда раньше не лгала мне, девочка.
Алисон молча смотрела на дядю, сгорая от стыда. Оливер снова грустно покачал головой.
— Я вот уже много лет дружу с герцогом Морлендским и достаточно хорошо наслышан об его внуке, чтобы понять, в чем дело. Мальчик — наполовину англичанин, однако отказался от титула и наследства, чтобы вести жизнь дикаря. Морленд сам рассказывал мне об этом. Ты знаешь герцога… мы нанесли ему визит в тот месяц, когда я привез тебя из Индии. Ты помнишь?
— О да, — подумала Алисон. Она прекрасно помнит тот день, когда впервые встретила Николаса… Джафара.
Дядя, очевидно, не ожидал от нее ответа, поскольку продолжал размышлять вслух:
— Этот Стерлинг… если мы в самом деле говорим об одном и том же человеке…
Постепенно задумчивое выражение сменилось гневным. Щеки Оливера покраснели.
— В таком случае он прекрасно осознает всю степень зла, которое причинил тебе. Любой англичанин, хотя бы в малейшей мере претендующий на благородство, зная, что он скомпрометировал молодую леди, обязан предложить ей защиту имени и, как правило, просит ее руки.
— Но он не англичанин, — едва слышно пробормотала Алисон. — И если бы хотел жениться, не стал бы молчать.
— Мне совершенно безразлично, чего он хочет! — взревел Оливер, вскакивая. — Клянусь Богом, он женится на тебе, даже если мне придется собственноручно тащить его к алтарю!
— Нет! — вскрикнула Алисон, словно раненое животное. Серые глаза тоскливо блеснули.
Дядя недоуменно уставился на нее.
— Да что же происходит, Алисон? Почему ты так его защищаешь? Этот человек терроризировал тебя… ранил Оноре… погубил твое доброе имя… репутацию. Не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы он ответил за все?
— Потому что, — заикаясь, пролепетала девушка, — французская армия отправится на поиски… и если его найдут, обязательно убьют ! Вот почему!
Оливер потрясение молчал. Слезы текли по лицу племянницы, искренние и горькие. Она, в отличие от других женщин, никогда не впадала в истерику, чтобы добиться своего, но сейчас…
— Пожалуйста, дядя, обещай, что никому ничего не расскажешь. Пожалуйста! Умоляю тебя, оставь все это.
Шагнув к Алисон, Оливер взял ее за руки и крепко сжал.
— Хорошо, девочка, — беспомощно кивнул он. — Если это так много для тебя значит, я согласен.
— Да, это очень много значит для меня.
Встреча с Эрве де Бурмоном была куда более болезненной и трудной. Алисон послала Чанда с запиской к полковнику, уведомляя о своем благополучном возвращении и прося его заехать при первой возможности. Потом она переоделась в лучшее платье и стала ждать. После стольких недель, проведенных в свободных простых восточных одеяниях, она чувствовала себя крайне неловко в нижних юбках с оборками, сорочке, панталонах и жестком корсете, обязательных для англичанки-аристократки. Однако ради Эрве она была готова даже на это.
Не прошло и часа, как лакей доложил о его приезде. Алисон ждала полковника во дворе. При его приближении она поднялась со скамьи, но тут же, поколебавшись, остановилась, Эрве тоже замер. Воцарилось долгое тяжелое молчание.
— Алисон… — наконец тихо, устало выдохнул Эрве.
Ей показалось, что полковник выглядит старше. И измученным. В углах рта появились глубокие морщины, которых раньше не было. Более того, в глазах его застыла печаль.
Забыв о заранее приготовленной речи, она просто, от всего сердца сказала:
— Мне очень жаль, Эрве.
Он резко качнул головой.
— У тебя не должно быть причин сожалеть о чем-то. Ты не виновата в этом проклятом…
Осекшись, он почти беззвучно добавил:
— В том, что этого человека сжигает жажда мести.
— Неправда. Часть вины лежит и на мне. Вы предупреждали меня об опасности и пытались помешать мне ехать.
— Но я никогда не предполагал, что этот безумец изберет своей мишенью тебя. Ты должна верить мне.
Алисон воздержалась от упоминания о том, что Джафар не похож на безумца.
— Верю, — спокойно кивнула она, и Эрве, словно не в силах вынести ее взгляда, отвел глаза.
— Это я должен просить у тебя прощения.
— Нет. В том, что случилось, нет твоей вины.
Последовала долгая пауза, и Эрве, яростно тряхнув головой, спросил:
— Что он успел рассказать тебе?
Алисон не собиралась рассказывать подробности своего похищения, чтобы не повторить ту же ошибку, что уже успела сделать, рассказав обо всем дяде.
— У него были причины взять меня в плен и повод для мести. Он рассказал мне о гибели своих родителей от руки вашего отца.
Эрве поморщился, словно от боли.
— Ах, да, великий генерал де Бурмон! Покоритель Алжира. Всю свою жизнь я стараюсь быть достойным репутации отца, хотя твердо знаю, что он немногим лучше убийцы. Поверь, мне нечем гордиться.
— Знаю, — вздохнула девушка. Она говорила правду. Они с Эрве были знакомы много лет. Добрый, благородный человек и совершенно не похож на отца.
— Ты не отвечаешь ни за грехи отца, ни за то, что случилось со мной. Кроме того, ты сделал все возможное, чтобы спасти меня. Я еще не успела поблагодарить тебя за это.
— Поблагодарить за то, что так подвел тебя? Предпочитаю обойтись без благодарностей, — измученно пробормотал полковник.
— Ты не подвел меня.
— Я согласился покинуть тебя и оставить на его попечении. Как это назвать, если не неудачей и провалом?
— Я называю это мужеством в тяжелых обстоятельствах. И тревогой за судьбы твоих людей. А могу посчитать и обыкновенным, старомодным, здравым смыслом.
— Ах, Алисон…
Он мгновенно оказался рядом и, схватив ее в объятия, привлек к себе. Алисон прислонилась щекой к его груди, чувствуя, как он нежно гладит ее по волосам.
— Хочу, чтобы ты знала, — неверным голосом пробормотал он, — ничто на свете не изменит моих чувств к тебе. Я по-прежнему больше всего на свете хочу, чтобы ты стала моей женой.
Алисон зажмурилась. Конечно, Эрве сильно изменился со дня их последней встречи и выглядит немолодо. Она ощущала, что тоже стала старше. Намного старше. И возможно, так оно и было. Она уже не девушка, наивная и невинная в сердечных делах. Алисон познала тоску и боль неразделенной любви, и это вновь обретенное знание заставляло ее ныне относиться к признанию Эрве с сожалением и сочувствием. Было трудно, но она произнесла эти жестокие слова.
— Я не могу выйти за вас замуж, Эрве, — тихо объяснила она. — Это было бы несправедливо по отношению к вам. Я делила с ним постель.
Эрве долго молчал.
— Я подозревал это, — выдохнул он наконец. — Боже, Алисон, я бы отдал все, чтобы защитить тебя от этого. Каким кошмаром было, должно быть, для тебя выносить его…
Эрве осекся, не в силах продолжать, и ошеломленная невыносимой тоской в его голосе Алисон отстранилась и осторожно дотронулась до его щеки.
— Он не принуждал меня, Эрве… я пришла к нему по своей воле.
Снова воцарилась тишина. Эрве не сводил с девушки потрясенного взгляда.
— Поэтому я не могу выйти за тебя замуж.
— Ты должна, Алисон, — тихо возразил полковник. — Иначе общество отвергнет тебя. Подумай о своей репутации!
Но девушка, отступив, упрямо качала головой.
— Я уже привыкла быть объектом сплетен и осуждения. Меня никогда не волновало мнение общества. Мне важно лишь отношение людей, которых я люблю. А мои дядюшки всегда будут стоять за меня.
— Как и я. Надеюсь, тебе понятно это. Мое доброе отношение… моя любовь… всегда будет принадлежать тебе.
Алисон почувствовала, как сжалось горло от непролитых слез. Она не ожидала от Эрве такого благородства, такой искренней любви. Он согласен жениться на ней даже после ее позорной исповеди, признания в том, как развратно она вела себя с незнакомцем, похитившим ее. Эрве, не раздумывая, решил защитить Алисон, не побоялся рискнуть своим добрым именем и карьерой. Он готов даже вынести бесчестье и позор, которые, несомненно, постигнут его, как только станут известны обстоятельства ее похищения. Но как может Алисон позволить Эрве сделать такую ужасную ошибку?!
Она сжала его ладони своими маленькими ручками.
— Не могу передать, как я благодарна тебе за дружбу, Эрве. Поверь, ты оказал мне большую честь тем, что по-прежнему хочешь видеть меня своей женой. Но я не могу принять это предложение.
Эрве болезненно поморщился.
— Так ты в самом деле винишь меня? Я могу лишь попытаться загладить…
— Нет, конечно, совсем нет! Я уже говорила.
— Я буду тебе хорошим мужем, coquine!
— Ничуть в этом не сомневаюсь. Но слишком боюсь, что не сумею быть хорошей женой… во всяком случае, не такой, как ты заслуживаешь.
— Черт!
Эрве отстранился и взволнованно взлохматил темные волосы.
— Я не приму отказа! И намереваюсь заставить тебя передумать. Нужно лишь время, чтобы ты убедилась в моей любви.
— Я не передумаю, Эрве.
— Откуда тебе известно? Когда-то ты была готова дать мне шанс.
Алисон поколебалась. Она не хотела причинять Эрве лишней боли, но, может, так он скорее смирится с отказом?
— Я знаю, потому что люблю его, — тихо ответила она и отвернулась, не в силах вынести затравленного взгляда Эрве.
Она любила и любила безответно. Такова была горькая правда, о которой Алисон старалась не думать все последующие дни. К счастью, она словно оцепенела и жила в состоянии полусна, так что острая боль в сердце немного утихла. Ей даже удавалось иногда на несколько минут забывать о Джафаре, о страсти, пылавшей между ними, о блаженстве и безумном экстазе, о пропасти, разделявшей их…
Она даже смела надеяться, что когда-нибудь немного успокоится и разлюбит своего свирепого похитителя. Но в ближайшее время потеря памяти ей явно не грозила — слишком много вещей и событий напоминали о Джафаре.
И первым оказался неожиданный визит жены британского консула в Алжире, леди Джейн Уолвертон. Она считалась одной из законодательниц общества, но Алисон едва припомнила, что встречалась с ней два месяца назад, на каком-то балу.
Когда на следующее утро Алисон принесли визитную карточку леди Джейн, первым порывом было попросить Чанда передать, что «ее нет дома». Однако верх взяли любопытство… и упрямство. Если леди Уолвертон намерена терзать ее расспросами, пусть получит по заслугам! Алисон не собирается молча терпеть!
Однако оказалось, что леди Джейн вовсе не думает ее осуждать. Благородная дама приехала специально, чтобы пригласить Алисон и ее дядюшек на завтрашний ужин и музыкальный вечер.
Алисон, ожидавшая совершенно иной встречи, изумленно уставилась на женщину.
— Это полковник Бурмон подбил вас на это? — не выдержав, спросила она.
Но леди Уолвертон предпочла великодушно проигнорировать столь явную грубость.
— По правде говоря, нет, дорогая. Я не настолько хорошо знакома с вашим очаровательным женихом, но, естественно, включила его в список гостей.
— Миледи, простите за то, что поправлю вас, но полковник не мой жених. Мы даже не помолвлены и вряд ли будем.
Леди Уолвертон слегка подняла брови, но, кажется, не пожелала дольше задерживаться на этой теме.
— Надеюсь, вы посетите мой дом, мисс Викери. Мне так хочется услышать о ваших волнующих приключениях — о том, как мятежники устроили вам засаду, как вас спасли престарелые супруги-французы, отвезли к себе домой и как вы мирно прожили у них все это время, пока месье Ларусс не смог приехать. Это, должно быть, так романтично!
Алисон ошеломленно молчала, не в силах решить, то ли леди внезапно тронулась умом, то ли просто, по каким-то собственным непонятным мотивам пытается помочь.
— Еще раз простите, миледи, — сухо заметила Алисон, — но, если учесть все слухи, которые ходят обо мне, ни один нормальный человек не поверит подобным сказкам.
— Думаю, что лично я смогу выдержать их, и глазом не моргнув, — отпарировала леди Джейн, весело блеснув голубыми глазами. Но улыбка тут же поблекла при виде недоумения Алисон.
— Надеюсь, мне не придется долго объяснять, дорогая, что наилучшей тактикой будет показываться в обществе как можно чаще и никому не объявлять о разрыве с полковником Бурмоном. Всегда можно разойтись потом, без шума, как только слухи затихнут.
— Полагаю, — согласилась Алисон, — вы совершенно правы.
— Превосходно! Держите голову выше и никогда ни перед кем не извиняйтесь. Значит, решено. Завтра жду вас к ужину.
Поднявшись, она поплыла к выходу, но у самого порога обернулась.
— Кстати, может, не мешает упомянуть, что герцог Морлендский — близкий друг моего мужа и что мы оба много лет знакомы с его очаровательным внуком. До встречи, мисс Алисон. Рада буду видеть вас в своем доме.
И еще раз улыбнувшись на прощание, леди удалилась, оставив Алисон глядеть ей вслед с открытым ртом. Мысли девушки путались. Туманное упоминание о Джафаре испугало ее и одновременно вновь взбудоражило тягостные воспоминания. Неужели это он — главная причина попытки леди Уолвертон защитить имя и репутацию почти незнакомой девушки? Как это похоже на Джафара — проявить благородство и скромно отойти в сторону, не хвастаясь и не выставляя себя напоказ.
Алисон пришлось отправиться на музыкальный вечер в сопровождении Эрве и дядей. Испытание оказалось не таким тяжким, как опасалась Алисон, именно благодаря умению леди Джейн ловко манипулировать и умело управлять светскими сплетниками. Как и предсказывала хозяйка, дамы спрятали коготки и наперебой выражали сочувствие Алисон, пока мужчины громко клялись защитить свои семьи и избавить страну от бандитских шаек. Алисон, наверное, рассмеялась бы, но сейчас ей было не до веселья.
Кроме того, военные сводки вскоре заставили поблекнуть и умолкнуть все слухи и сплетни, связанные с ее именем. Через день после музыкального вечера по всему городу со скоростью бури в пустыне распространились вести, что вождь мятежников Абдель Кадер был вынужден покинуть Марокко и что объединенные марокканские и французские войска вытеснили его в Алжир.
Это тоже лишний раз напомнило Алисон о Джафаре и вновь пробудило прежние страхи. Станет ли Джафар на защиту храброго султана Абдель Кадера? Присоединится ли к ведущим безнадежную битву арабам? Что, если Джафар лежит сейчас, раненый и беспомощный, брошенный на произвол судьбы?
Одолеваемая дурными предчувствиями, девушка каждый день посылала Чанда обходить арабские кофейни и цирюльни, чтобы тот добыл хоть какие-нибудь обрывки сведений о передвижении сил Абдель Кадера. Кроме того, она просила Эрве сообщать ей все, что возможно. Если не считать этого, девушка старалась отгородиться от всего мира и часами сидела во дворе, теребя в руках платок с вышитыми инициалами Н.С.
Конечно, Алисон сознавала, что необходимо рано или поздно покинуть Алжир, но не могла заставить себя и думать об этом. Нерешительность, инертность, летаргия — все эти качества, обычно чуждые деятельной натуре Алисон, теперь стали ее постоянными спутниками.
Дядя Оливер пригласил племянницу в экспедицию на Карибские острова, но Алисон больше не хотелось путешествовать по всему миру в поисках приключений. В Лондон она тоже не стремилась, хотя дяде Седрику не терпелось вернуться к покинутым больным и к исследованию способов передачи холеры через загрязненную воду.
Что касается Оноре, тот, к величайшему изумлению Алисон, объявил о намерении остаться пока в Алжире. Племянница ожидала, что после пережитого дядя не задержится здесь ни дня. Но оказалось, что он по-прежнему намеревается сажать виноградники. И поскольку, как объявил Оноре, он уже видел самое худшее, теперь ему ничего не грозит. Кроме того, он находится под защитой одного из самых могущественных берберских вождей.
Когда Алисон попыталась узнать, что это значит, Оноре предъявил охранное письмо Джафара. Она никак не могла понять, почему Джафар способен смириться с захватом алжирской земли французскими поселенцами, и наконец решила, что это один из его способов загладить причиненное Оноре зло. Но она была рада за дядю. Тот собирался прожить в Алжире еще несколько месяцев, а потом вернуться во Францию и попросил Алисон поехать с ним.
Алисон день за днем откладывала принятие решения, хотя понимала, что ей необходимо оказаться как можно дальше от источника невыносимой сердечной боли, попытаться забыть все, что случилось…
Однако сейчас для нее самым важным было оставаться рядом с любимым.
Она без обычного сожаления попрощалась с дядей Седриком, а когда Оливер выразил желание отправиться в путь сразу после Рождества, почувствовала странное облегчение. Похоже, он все еще не оставил мыслей о мести.
— Он ранил тебя, девочка, — сказал как-то Оливер, пытаясь вывести Алисон из ее привычного состояния. — Смерть от пули слишком легка для него.
Иногда Алисон в порыве гнева соглашалась с дядей, иногда, изнемогая от бессилия, пыталась ненавидеть Джафара, твердила, что он не заслуживает ее любви, что он оскорбил ее, осквернил тело и искалечил душу, без малейшего сожаления, совсем не думая, что станется с Алисон. Однако в каком-то уголке сердца еще жила вера в то, что его тревоги за нее были искренними, что она ему небезразлична. И что-то значит для него. Алисон надеялась, что, действительно, в ту, последнюю ночь мука и отчаяние в его глазах были неподдельными, а в поцелуях ощущались не только страсть, но и боль.
Сидя в саду, за несколько дней до Рождества, Алисон снова и снова в который раз думала о той ночи. Где-то вдали раздавались заунывные вопли муэдзинов, призывающих правоверных на вечернюю молитву.
И внезапно мир и покой небольшого садика рассеялись, словно дым. Во двор вбежал взволнованный индиец. Алисон подняла глаза, радуясь возможности хотя бы на минуту отвлечься от мучительных мыслей.
— Я принес вам хорошие новости, мемсаиб! — воскликнул Чанд, забыв даже, как всегда, почтительно поклониться. — Абдель Кадер сдался в плен!
ЧАСТЬ 4
Я мчался к тебе из пустыни
На коне, подкованном пламенем,
И вихри моего желания
Обгоняли даже пустынные ветры.
Байярд Тейлор «Песнь Бедуина»
Глава 26
Абдель Кадер сдался! Предводитель берберских мятежников наконец-то побежден!
Из слухов и военных сводок, распространившихся за последние несколько дней, Алисон сумела составить полную картину событий, предшествующих капитуляции Абдель Кадера. После нескольких молниеносных сражений с марокканской армией он отступил в Алжир, где его уже поджидали французы. Алжирскую армию окружили со всех сторон, и султану пришлось принимать решение: либо отступать в горы и вести партизанскую войну, либо сдаться на милость победителя.
21 декабря Абдель Кадер склонил голову перед генералом Ламорисье, а два дня спустя при официальной капитуляции отдал саблю генерал-губернатору Алжира, его королевскому высочеству герцогу Д'Омалю. Поражение Абдель Кадера объясняли еще и тем, что многие независимые и гордые берберские племена отказались присоединиться к султану в борьбе против французов. Однако, каковы бы ни были причины, Абдель Кадер и его армия не будут больше служить угрозой французским войскам или гражданским поселенцам.
Радости и волнению французов не было границ. Лишь одна Алисон не разделяла всеобщего ликования. В душе ее жили лишь безграничные печаль и сочувствие к мужественному воину, пятнадцать лет сражавшемуся против захватчиков. Каковы бы ни были его преступления против Франции, Абдель Кадер оставался замечательным человеком и поистине героической натурой.
Всех особенно интересовало, что случится с ним сейчас. Говорили даже, что султана скорее всего казнят как предателя или заключат в тюрьму как злостного преступника. Разговоры не унимались, хотя по условиям капитуляции французское правительство обещало султану и его семье убежище в Палестине или Египте.
Все эти угрозы только подогревали гнев Алисон к французам и симпатию к побежденному султану. Надеясь помочь ему, она убедила дядю Оноре отправиться вместе с ней в канцелярию Эрве. Европейский квартал города состоял в основном из нескольких десятков армейских бараков и административных зданий, выстроенных у самой гавани. Алисон наконец удалось отыскать Эрве в одном из этих унылых строений, но он был так занят, что смог уделить Алисон лишь несколько минут. Девушка умоляла его помочь, чем возможно, Абдель Кадеру, и Эрве обещал попытаться, хотя не слишком надеялся на снисходительность властей. В лучшем случае султана ожидала ссылка.
Алисон, окончательно расстроившись, вышла во двор, чтобы обождать дядю, остановившегося поговорить с кем-то из знакомых. Чанд следовал за госпожой на почтительном расстоянии.
Слева на фоне высоких холмов расстилался ослепительно белый город с блестевшими на солнце стенами, резко контрастировавшими с темным кипарисами и миртами. Справа под обнесенными стенами укреплениями искрилась синяя гладь моря, усеянного торговыми судами и рыболовными лодками. Обычно красота пейзажа захватывала Алисон, но в эту минуту она была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на окружающее.
Она еще раз глубоко вздохнула, но в этот момент заметила вдалеке мужчину, решительными шагами направлявшегося в один из домов. Сердце девушки учащенно забилось при виде блеснувших на солнце золотистых волос.
«Джафар!» — ошеломленно подумала она, но тут же выругала себя за глупость. Наверное, она окончательно теряет разум! Алисон уже отчаялась услышать хотя бы одно слово от него, получить хотя бы весточку. Но увидеть его здесь, в бастионе власти французских захватчиков! Просто смехотворно представить, будто Джафар настолько глуп, что добровольно отправится в логово врага!
Она подождала, когда за мужчиной закроется дверь, и отвернулась только, чтобы увидеть столпившихся у коновязи лошадей. Чуть в стороне стоял гнедой жеребец.
Алисон уже видела этого коня раньше! Как, впрочем, и мальчика, державшего жеребца под уздцы.
Алисон, не задумываясь, подобрала юбки и почти побежала через двор.
— Махмуд! Это ты! — закричала она, испугав ребенка и лошадь. — Что ты делаешь здесь? — начала она допрашивать слугу, как только тому удалось усмирить коня. — Никогда не ожидала снова увидеть тебя!
— Госпожа! — Изуродованное лицо Махмуда на миг осветилось радостью, но тут же снова приняло настороженное выражение. — Я не знаю вас, госпожа! Вы приняли меня за другого.
— Не знаешь… Конечно, ты меня знаешь! О чем ты, спрашивается, толкуешь?
Голос Махмуда упал до едва слышного шепота:
— Не стоит, чтобы нас видели вместе, госпожа.
Сбитая с толку, Алисон огляделась и увидела, что редкие прохожие бросают в их сторону любопытствующие взгляды. Стоявший в нескольких шагах Чанд укоризненно взирал на госпожу.
— Я притворюсь, что восхищаюсь жеребцом и хочу его купить.
— Но он не продается, госпожа!
— Знаю, но ведь могу же я спросить?! Какой от этого вред? Ну, а теперь расскажи, что привело тебя сюда.
Махмуд неловко помялся. Лицо его снова помрачнело.
— Разве вы не слышали о поражении нашей армии?
— Да… и мне очень жаль, Махмуд. Я хотела бы, чтобы исход был другим.
— Ему следовало быть другим! Аллах не мог покинуть правоверных, чтобы принять сторону французских собак, этого глупого отродья змей и скорпионов!
Алисон пробормотала подходящие случаю утешения.
— Но что твой хозяин делает здесь… ведь это Джафара я видела сейчас?
Махмуд долго молчал, и Алисон прикусила губу, пытаясь справиться с нетерпением.
— Махмуд, пожалуйста, ты должен сказать мне.
Из слухов и военных сводок, распространившихся за последние несколько дней, Алисон сумела составить полную картину событий, предшествующих капитуляции Абдель Кадера. После нескольких молниеносных сражений с марокканской армией он отступил в Алжир, где его уже поджидали французы. Алжирскую армию окружили со всех сторон, и султану пришлось принимать решение: либо отступать в горы и вести партизанскую войну, либо сдаться на милость победителя.
21 декабря Абдель Кадер склонил голову перед генералом Ламорисье, а два дня спустя при официальной капитуляции отдал саблю генерал-губернатору Алжира, его королевскому высочеству герцогу Д'Омалю. Поражение Абдель Кадера объясняли еще и тем, что многие независимые и гордые берберские племена отказались присоединиться к султану в борьбе против французов. Однако, каковы бы ни были причины, Абдель Кадер и его армия не будут больше служить угрозой французским войскам или гражданским поселенцам.
Радости и волнению французов не было границ. Лишь одна Алисон не разделяла всеобщего ликования. В душе ее жили лишь безграничные печаль и сочувствие к мужественному воину, пятнадцать лет сражавшемуся против захватчиков. Каковы бы ни были его преступления против Франции, Абдель Кадер оставался замечательным человеком и поистине героической натурой.
Всех особенно интересовало, что случится с ним сейчас. Говорили даже, что султана скорее всего казнят как предателя или заключат в тюрьму как злостного преступника. Разговоры не унимались, хотя по условиям капитуляции французское правительство обещало султану и его семье убежище в Палестине или Египте.
Все эти угрозы только подогревали гнев Алисон к французам и симпатию к побежденному султану. Надеясь помочь ему, она убедила дядю Оноре отправиться вместе с ней в канцелярию Эрве. Европейский квартал города состоял в основном из нескольких десятков армейских бараков и административных зданий, выстроенных у самой гавани. Алисон наконец удалось отыскать Эрве в одном из этих унылых строений, но он был так занят, что смог уделить Алисон лишь несколько минут. Девушка умоляла его помочь, чем возможно, Абдель Кадеру, и Эрве обещал попытаться, хотя не слишком надеялся на снисходительность властей. В лучшем случае султана ожидала ссылка.
Алисон, окончательно расстроившись, вышла во двор, чтобы обождать дядю, остановившегося поговорить с кем-то из знакомых. Чанд следовал за госпожой на почтительном расстоянии.
Слева на фоне высоких холмов расстилался ослепительно белый город с блестевшими на солнце стенами, резко контрастировавшими с темным кипарисами и миртами. Справа под обнесенными стенами укреплениями искрилась синяя гладь моря, усеянного торговыми судами и рыболовными лодками. Обычно красота пейзажа захватывала Алисон, но в эту минуту она была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на окружающее.
Она еще раз глубоко вздохнула, но в этот момент заметила вдалеке мужчину, решительными шагами направлявшегося в один из домов. Сердце девушки учащенно забилось при виде блеснувших на солнце золотистых волос.
«Джафар!» — ошеломленно подумала она, но тут же выругала себя за глупость. Наверное, она окончательно теряет разум! Алисон уже отчаялась услышать хотя бы одно слово от него, получить хотя бы весточку. Но увидеть его здесь, в бастионе власти французских захватчиков! Просто смехотворно представить, будто Джафар настолько глуп, что добровольно отправится в логово врага!
Она подождала, когда за мужчиной закроется дверь, и отвернулась только, чтобы увидеть столпившихся у коновязи лошадей. Чуть в стороне стоял гнедой жеребец.
Алисон уже видела этого коня раньше! Как, впрочем, и мальчика, державшего жеребца под уздцы.
Алисон, не задумываясь, подобрала юбки и почти побежала через двор.
— Махмуд! Это ты! — закричала она, испугав ребенка и лошадь. — Что ты делаешь здесь? — начала она допрашивать слугу, как только тому удалось усмирить коня. — Никогда не ожидала снова увидеть тебя!
— Госпожа! — Изуродованное лицо Махмуда на миг осветилось радостью, но тут же снова приняло настороженное выражение. — Я не знаю вас, госпожа! Вы приняли меня за другого.
— Не знаешь… Конечно, ты меня знаешь! О чем ты, спрашивается, толкуешь?
Голос Махмуда упал до едва слышного шепота:
— Не стоит, чтобы нас видели вместе, госпожа.
Сбитая с толку, Алисон огляделась и увидела, что редкие прохожие бросают в их сторону любопытствующие взгляды. Стоявший в нескольких шагах Чанд укоризненно взирал на госпожу.
— Я притворюсь, что восхищаюсь жеребцом и хочу его купить.
— Но он не продается, госпожа!
— Знаю, но ведь могу же я спросить?! Какой от этого вред? Ну, а теперь расскажи, что привело тебя сюда.
Махмуд неловко помялся. Лицо его снова помрачнело.
— Разве вы не слышали о поражении нашей армии?
— Да… и мне очень жаль, Махмуд. Я хотела бы, чтобы исход был другим.
— Ему следовало быть другим! Аллах не мог покинуть правоверных, чтобы принять сторону французских собак, этого глупого отродья змей и скорпионов!
Алисон пробормотала подходящие случаю утешения.
— Но что твой хозяин делает здесь… ведь это Джафара я видела сейчас?
Махмуд долго молчал, и Алисон прикусила губу, пытаясь справиться с нетерпением.
— Махмуд, пожалуйста, ты должен сказать мне.