— Иди ко мне, Софи, — почти приказал он. Девушка не шевельнулась, застыв в нерешительности, и тогда Эдвард, улыбнувшись, потянул ее за руку, и Софи очутилась там, где он хотел, — на его коленях.
   — Эдвард… — прошептала она, но в ее голосе не было протеста.
   — Я не могу тебе позировать, во всяком случае, вот так, сейчас, — бормотал он, чувствуя обжигающее прикосновение округлых бедер к его вибрирующим чреслам. Софи не шевелилась, даже не дышала. В голове Эдварда вспышкой мелькнуло воспоминание о прошлом поцелуе. Он знал, что должен быть осторожен и не заходить слишком далеко. Но мысль ушла так же мгновенно, как и пришла. Кровь в его венах билась слишком тяжело и горячо. Он положил ладонь на затылок.
   — Дай мне твои губы.
   Софи тихо всхлипнула, когда он притянул к себе ее лицо. Эдвард коснулся пальцем изгиба ее губ.
   — Открой… — хрипло прошептал он. — Я хочу внутрь, Софи…
   Мысль о другом входе, которого он не должен касаться, обожгла его, и он снова дотронулся до ее губ, видя себя в постели Софи погружающимся в нее…
   — Открой… — снова шепнул он, чувствуя себя слишком распаленным, готовым к взрыву. Его рука спустилась к талии Софи, к пояснице, а потом ниже, к соблазнительному изгибу бедер.
   Она снова всхлипнула, повинуясь. И в то же мгновение Эдвард проник языком в глубину ее рта. И Софи так же мгновенно ответила на поцелуй, крепко сжала его плечи; хотя это казалось уже невозможным, напряжение в его чреслах еще усилилось, и Эдвард понял, что Софи почувствовала это, потому что она застонала.
   Эдвард забыл обо всем, кроме мучительного желания и женщины, трепещущей в его руках. Почти не сознавая, что делает, одним движением пересадил девушку так, что она оказалась сидящей верхом на его коленях, а потом, словно и этого ему было мало, рывком поднял ее юбку, и горячая, влажная выпуклость между ее ногами прижалась к его разбухшим чреслам. Тонкий шелк ее белья и мягкий лен его брюк лишь обострили ощущения Эдварда.
   Он просто не в силах был больше терпеть. Софи нервно изогнулась в его руках, и он мгновенно понял смысл этого движения, хотя сама девушка вряд ли осознавала что-либо. Целуя шею Софи, Эдвард одной рукой ласкал ее грудь, а потом спустился ниже и, миновав складки смятой юбки, прижал палец к ее лону.
   Софи напряженно застыла.
   — Эдвард? — выдохнула она, еще крепче обняв его и прижавшись лицом к плечу.
   Это был вопрос, но в нем звучало и доверие, и удивление — и страх.
   Эдвард прижал руку чуть крепче, укладывая ладонь между ногами Софи, и его огромный фаллос напрягся, лишая Эдварда воли, лишая желания вернуть себе здравый смысл, вообще думать…
   — Эдвард! — тихо вскрикнула Софи. — Эдвард!
   Он совсем не хотел думать, не хотел… Он был слишком разгорячен, слишком возбужден. Но его ум все же бешено заработал. И Эдвард страшно испугался. Это уже не поцелуй. Это нечто куда большее. И куда более опасное.
   Похоже, и Софи опомнилась. Она прижалась щекой к шее Эдварда и, тяжело дыша, вздрагивала время от времени. Он чувствовал, как мечутся ее мысли. Вряд ли ему удастся проникнуть в них.
   Да и как на самом деле понять, что у нее на уме? Можно лишь строить предположения. Конечно, Софи потрясена, она испугана его поведением так же, как испуган он сам. Эдвард резко передвинул Софи, чтобы она сидела иначе, не как в любовном объятии, и опустил ее юбку. Он сам не мог поверить, что натворил подобное.
   Софи была невинна и доверчива, она относилась к нему как к другу. А он — он чуть было не взял ее… и она не стала бы ему противиться. Он почти совратил ее!
   А ведь он хотел всего лишь поцеловать Софи, чтобы пробудить в ней желание жить более полной жизнью, как и другие женщины. Но он нарушил каждое из установленных для себя правил. Хуже того, он сейчас вообще презирал эти правила игры, потому что отчаянно желал эту девушку, — и не мог вынести мысли, что однажды на его месте окажется другой, какой-нибудь Генри Мартен.
   Боже, да ведь он сам себя загнал в угол.
   Неожиданно Софи соскользнула с его колен. Глядя на Эдварда широко распахнутыми глазами, она попятилась, потом повернулась и быстро пересекла комнату.
   — Я… здесь довольно жарко… вам не кажется? Я открою окно, хорошо?
   Эдвард не отводил от нее глаз. Если он не в состоянии удержаться в рамках, то эту игру следует немедленно прекратить. Пока Софи не пострадала из-за него всерьез. Пока Эдвард сам не доказал себе, что он безнадежно хуже собственной репутации.
   Софи включила потолочный вентилятор, и тот тихо зажужжал, вращаясь. С другого конца комнаты, медленно подняв голову, девушка посмотрела на Эдварда, и ее щеки пылали, как у школьницы.
   — Мне очень жаль, Софи, — хрипло проговорил Эдвард, вставая.
   — Вам незачем извиняться, — сказала Софи, испуганная и напряженная. Но следующие ее слова, совершенно неожиданные, потрясли его. — Потому что я не жалею, Эдвард, ни о чем не жалею.
   Он вздрогнул, не в силах сразу вникнуть в смысл ее слов.
   Софи смотрела на него, и у Эдварда достало опыта, чтобы прочесть страстное желание в ее глазах. И он был достаточно опытен, чтобы представить, как в следующий раз — если он будет, этот следующий раз, — Софи не станет сопротивляться.
   Эдвард мрачно подумал, что он уже и так зашел слишком далеко. Да, Софи сохранила девственность, но утратила невинность.

Глава 13

   Софи не в состоянии была ни шевелиться, ни говорить, ни улыбаться. Она так крепко сжала кулаки, что ногти почти впились в ладони. Жак Дюран-Ру, невысокий, изящный человек лет примерно тридцати, всматривался в портрет Эдварда, получивший теперь название «Джентльмен в Ньюпорте». Дюран-Ру явился почти ровно в полдень, и это была первая представленная работа.
   Рядом с Софи стоял Эдвард. Небрежно засунув руки в карманы, он внимательно наблюдал за молодым торговцем. Софи чувствовала, что Эдвард время от времени посматривает на нее, но не в силах была отвести взгляд от француза. Если бы она могла держаться так же холодно, так же спокойно, как Эдвард! Но в конце концов, ведь не его картины осматривает месье Жак, не Эдвард ждет приговора, это не его жизнь, не его душа…
   Жак двинулся дальше. Портрет Эдварда он рассматривал очень долго, не меньше пяти минут. Скользнув взглядом по жанровой сценке, он быстро осмотрел натюрморт с цветами, чуть дольше задержался на портрете Лизы, потом обошел другие работы и остановился у портрета Джейка О'Нила. На него он потратил около минуты, а потом наконец обернулся. Он не улыбался.
   Софи показалось, что она сейчас умрет. Она вцепилась в локоть Эдварда.
   — Мадемуазель О'Нил! — с заметным акцентом начал Жак Дюран-Ру. — Вы по-настоящему талантливы…
   Софи казалось, что она не удержится и разрыдается прямо сейчас, здесь, потому что дальше он скажет: «Но…» Однако торговец сказал другое:
   — Я могу покупать только то, что рассчитываю продать. Как специалист скажу, что все ваши работы интересны. И я уверен, что наша галерея могла бы приобрести «Портрет Джейка О'Нила» и «Лизу».
   Софи кивнула. Что ж, по крайней мере ему понравились эти два портрета, которые она писала с такой любовью. Софи твердила себе, что она совсем не собирается плакать, во всяком случае, на глазах у этого человека.
   — И это все? — недоверчиво спросил Эдвард.
   — Сцена у большого дома великолепна, и я ею искренне восхищен, но мои клиенты не покупают даже жанровых картин Милле, так что вряд ли их заинтересует работа мадемуазель. Очень жаль, но я не могу ее купить.
   Софи тяжело сглотнула.
   — А как насчет натюрморта с цветами? — поинтересовался Эдвард. — Это же просто фантастика!
   — Согласен. Но мне его никогда не продать.
   Софи нервно заморгала.
   — Но вам он нравится? — настаивал Эдвард.
   — Мне он очень нравится. Он необычен. Это сильная работа. Она напоминает мне Сезанна. Вы о нем слышали? Мы очень редко покупаем его картины. Их очень трудно, почти невозможно продать. Вообще говоря, натюрморты всегда тяжело продаются.
   Желание расплакаться вдруг исчезло. Софи едва верила своим ушам.
   — Я видела работу Сезанна, — негромко сказала она. — Всего однажды. Он очень, очень хорош!
   — И вы тоже, — улыбаясь, сказал Жак. — Вы не должны впадать в уныние, мадемуазель. Возможно, вас утешит то, что Сезанна плохо покупают. А я бы хотел приобрести еще и портрет месье Деланца.
   Софи на мгновение замерла, потом ее сердце подпрыгнуло и бешено застучало.
   — Вы хотите?..
   — Я не уверен, что смогу быстро его продать. Но у меня есть несколько постоянных покупателей, которых он, вполне возможно, заинтересует. Совершенно ясно, мадемуазель, что ваша сильная сторона — портретная живопись. Эта работа просто безупречна. Она поражает. Так что я ее покупаю, уж слишком она нравится мне самому.
   Отчаяние Софи превратилось в безудержный восторг.
   — Эдвард! Он возьмет твой портрет!
   — Я слышал, — усмехнулся Эдвард.
   — Видите ли, — весело сказал Жак, — я деловой человек. И для меня, поверьте, довольно необычно покупать так много работ неизвестной художницы. — Его карие глаза тепло смотрели на Софи.
   — Вот как? — пискнула девушка.
   — Oui, vraiment[3]. Если я говорю, что вы талантливы, и при этом покупаю сразу три ваши работы, то вы должны понимать — я отвечаю за каждое свое слово.
   Софи подумала, что хорошо бы уцепиться за что-нибудь, чтобы не взлететь под потолок, подобно воздушному шарику. И она ухватилась за руку Эдварда.
   — Я как раз начала новую работу, месье.
   — Если мне удастся продать то, что я покупаю сейчас, то наша галерея приобретет и другие ваши работы, — сказал Жак, и Софи просияла. — Но позвольте вам дать совет… Если вы хотите продавать свои картины, мадемуазель, не пишите натюрмортов и жанровых сцен, просто потому, что на них очень трудно найти покупателя. Занимайтесь портретной живописью.
   Софи восторженно кивнула:
   — Новая работа будет в том же стиле, что и «Джентльмен в Ньюпорте».
   — Отлично, — кивнул Жак. — А теперь — к делу?
   Софи затаила дыхание, когда Жак достал из внутреннего кармана бумажник и вынул оттуда пачку банкнот.
   — Я готов предложить вам двести долларов, — сказал он. — За три портрета.
   — Двести долларов! — эхом повторила Софи. Конечно, это немного, но ведь Софи вообще не верила, что ей когда-либо удастся продать хоть одну из своих работ, и она была до дрожи взволнована предстоящей сделкой.
   Но Эдвард шагнул вперед, не позволив Софи взять деньги.
   — Извините, — вмешался он, сухо улыбаясь, — но двести долларов — это совершенно неприемлемо.
   — Эдвард! — испугалась Софи. Жак вскинул голову:
   — Вы представитель мадемуазель О'Нил, месье?
   — Разумеется. По сто долларов за маленькие портреты и тысяча за мой.
   Софи задохнулась.
   — По пятьдесят за маленькие портреты, триста за ваш, — не моргнув глазом ответил Жак.
   — По семьдесят пять за маленькие, пятьсот за мой.
   — Договорились.
   Мужчины, довольные, обменялись улыбками, а Софи, не в состоянии вымолвить хоть слово, во все глаза смотрела, как Дюран-Ру отсчитывает шестьсот пятьдесят долларов.
   — Если ваши работы будут иметь успех, я приду снова, — пообещал он.
   Софи по-прежнему молчала. Ей удалось лишь изумленно кивнуть.
   — Я пришлю за картинами завтра утром, — сказал Жак. — Аu revoir[4].
   И он ушел.
   — Софи?.. — окликнул девушку усмехающийся Эдвард.
   — О! — Раскинув руки, она радостно закружилась. Она кружилась и кружилась, забыв о больной ноге, пока не споткнулась слегка, и тут же оказалась в руках Эдварда.
   — Ну что, счастлива? — спросил он. Софи схватилась за отвороты его пиджака.
   — Я в восторге! Ох, Эдвард, я всем этим обязана тебе! Это величайший день в моей жизни!
   Руки Эдварда скользнули к ее пояснице и замерли там. Он слегка прижал Софи к себе.
   — Ты мне ничем не обязана, моя хорошая. Благодари саму себя, Софи. Ты невероятно талантлива, дорогая.
   Софи откинула голову и расхохоталась, радуясь успеху.
   Эдвард тоже рассмеялся, и низкие тона его смеха смешались с ее женственным альтом. А потом Софи взлетела в воздух. Она смеялась, пока Эдвард кружил ее, радуясь и торжествуя вместе с ней. Когда ноги Софи наконец коснулись пола, девушка пошатнулась. Она крепко ухватилась за Эдварда, и он обнял ее. И в это мгновение Софи почувствовала, как волна истинной любви с головокружительной скоростью и неодолимой силой затопила каждую клеточку ее тела. Но ее это уже не пугало. Она покорилась чувству, и это было прекрасно.
   — Я так счастлив за тебя, Софи, — прошептал Эдвард ей на ухо. — И мне радостно видеть, что ты тоже счастлива.
   Софи оторвалась от его груди и посмотрела ему в глаза. Он должен знать…
   — Это ты сделал меня счастливой, Эдвард, — услышала она собственный голос.
   Он серьезно посмотрел на нее, улыбка сбежала с его губ, голубые глаза потемнели.
   Софи почувствовала дрожь его тела и ответно вздрогнула.
   — Спасибо, — мягко произнесла она.
   Их союз неизбежен. Теперь Софи это знала.
   На лице Эдварда появилось странное напряжение.
   — Не за что…
   Софи вдруг ощутила себя беспечной и энергичной, дерзкой и непобедимой, она знала, что Эдвард так же страстно желает ее сейчас, как она желает его. Она подняла руку, прижала ладонь к его щеке, и горячая нежность, вскипевшая в ее груди, стала почти болезненной. Эдвард не шевельнулся. Он словно окаменел, его сверкающий взгляд не отрывался от глаз Софи, а она позволила своим пальцам осторожно скользнуть по его подбородку и чуть задрожала, почувствовав шершавость его кожи, и ей захотелось иметь право ласкать его открыто, везде и всегда…
   Эдвард, так и не улыбнувшись, осторожно взял ее руку, отвел от своего лица и сделал шаг назад. Софи не могла понять выражения его глаз. Но она осознала, что позволила немыслимую вольность, и ее щеки залились краской смущения. Неужели она вела себя, как распутная женщина? Но может быть, это к лучшему, если даже Эдвард и подумал так? Ведь она готова вступить с ним в преступную связь. Софи знала, что ей надо извиниться за свое поведение, но она не находила слов. Да и как извиняться за любовь? Просто абсурдно. Эдвард отошел на несколько шагов и, не отрывая взгляда от Софи, скрестил руки на груди.
   — Софи?!
   Девушка вздрогнула — это был голос ее матери. По коридору быстро простучали каблучки, и Софи резко повернулась к двери. Все тело ее сжалось.
   Сюзанна стояла на пороге, ее темные глаза пылали гневом.
   — Мне только что сказали, он здесь! — воскликнула она. Лишь теперь Софи вспомнила, что Сюзанна приказывала ей держаться подальше от Эдварда, и она обещала так и сделать.
   — Здравствуй, мама.
   Сюзанна дрожала от ярости, ее бешеный взгляд нашел Эдварда.
   — Я была права!
   Эдвард шагнул вперед и встал перед Софи, словно защищая ее.
   — Добрый день, миссис Ральстон.
   — О, не думаю, что день сегодня добрый, — огрызнулась Сюзанна.
   — Мама! — протестующе воскликнула Софи, искренне расстроенная открытой враждебностью Сюзанны к Эдварду. Ей никогда не приходилось видеть мать в таком гневе.
   Сюзанна не обратила на Софи ни малейшего внимания.
   — Неужели в прошлый раз я высказалась недостаточно ясно? — заговорила она, обращаясь к Эдварду. — Вы — неподходящая компания для моей дочери, мистер Деланца, даже если ваши намерения вполне честны, но мы с вами оба знаем, что это не так.
   Софи едва дышала от огорчения, хотя и знала, что мать сейчас говорит правду.
   — Мама, — в отчаянии вмешалась она, пытаясь разрядить обстановку, — ты не поняла. Эдвард пришел не в гости. Он помог мне продать мои картины.
   Сюзанна взглянула наконец на дочь:
   — Что?
   Софи немного пришла в себя.
   — Мама, — мягко заговорила она, подходя к Сюзанне и беря ее за руку, — Эдвард договорился с одним из самых известных в мире торговцев картинами, и тот приходил посмотреть мои работы. — Она весело улыбнулась. — И он только что купил для галереи три моих холста!
   Сюзанна непонимающе уставилась на Софи, будто слова дочери были для нее китайской грамотой.
   — Мама?
   — Ты продала свои картины?!
   Софи снова улыбнулась:
   — Да. Месье Дюран-Ру купил их. Уверена, ты о нем слышала. Бенджамин его хорошо знает.
   Сюзанна, до того пунцовая, внезапно побледнела. Ее расширенные глаза обежали мастерскую. Увидев портрет Эдварда, она застыла, не в силах отвести от него взгляда.
   Все трое долго стояли молча. Сюзанна, замерев, недоверчиво рассматривала портрет.
   — Что это такое?!
   — Эдвард в Ньюпорте, разумеется, — ответила Софи, стараясь справиться с дыханием.
   — Сама вижу! — Сюзанна резко обернулась к дочери. — Когда ты это написала?
   Софи нервно облизнула губы.
   — Недавно… — Она колебалась. — Мама… тебе это не нравится?
   Грудь Сюзанны поднялась и опустилась в нервном глубоком вздохе.
   — Нет! Нет, мне это не нравится. Это отвратительно!
   Софи вдруг почувствовала себя ребенком — ребенком, которого ударили по лицу. Она моргнула, и ее глаза наполнились горькими детскими слезами.
   Сюзанна повернулась к Эдварду.
   — Уверена, именно вы ответственны за это! Я должна попросить вас уйти — немедленно!
   — А в чем, собственно, дело, миссис Ральстон? — Неприятная улыбка искривила губы Эдварда, глаза его опасно сверкнули. — Вас страшит успех вашей дочери? Вы боитесь увидеть ее превосходство? Боитесь, что она станет свободной!
   — Вы несете чушь! Я не желаю, чтобы Софи встречалась с вами! — закричала Сюзанна. Она стояла напротив Эдварда, впившись в него взглядом. — Как далеко все это зашло?
   — Достаточно далеко, чтобы вам все это не понравилось, — спокойно произнес Эдвард.
   Сюзанна вздрогнула.
   Эдвард снова заговорил, и теперь в его голосе явственно слышалась угроза, опасность:
   — Пожалуй, Софи больше не думает, что она такая уж непривлекательная и непохожая на других. Она научится жить так, как должна жить женщина. И ее мечты стать профессиональной художницей начинают сбываться. Что в этом плохого, миссис Ральстон? Почему вам не нравится, что у Софи купили ее картины?
   Сюзанна презрительно фыркнула и процедила сквозь зубы:
   — Я требую, чтобы вы ушли, немедленно. Или я должна приказать слугам выставить вас вон?
   Софи слушала их обоих, смотрела на них, и в груди у нее нарастала боль.
   — Мама! — воскликнула она наконец, в ужасе от происходящего. — Эдвард помог мне продать картины! — Немного замявшись и чувствуя, что ее глаза повлажнели, добавила: — И он мой друг.
   — Он не друг тебе, Софи! — с силой воскликнула Сюзанна. — Уж в этом можешь мне поверить. Ну, мистер Деланца?
   Сюзанна воинственно уставилась на Эдварда, тот, бросив ей в ответ неприкрыто враждебный взгляд, повернулся к Софи. И тут же выражение его лица смягчилось. Когда он заговорил, голос его звучал мягко, и так же мягко и ласково смотрели его глаза.
   — Помните, в один прекрасный день к вам придет успех. И помните то, что говорили мне. Ваша мать не понимает современного искусства.
   Софи почувствовала, что он хочет утешить ее, и ей захотелось заплакать от радости. Он понимал ее, до конца понимал. Он знал, что слова Сюзанны о картинах ранили душу Софи, и пытался залечить эти раны. Она улыбнулась дрожащими губами:
   — Я не забуду.
   Эдвард улыбнулся ей и, не обращая внимания на Сюзанну, вышел из мастерской.
   А Софи осталась наедине с матерью.
   Сюзанна, собрав всю свою волю, заставила себя успокоиться. Но когда она, оглянувшись, увидела портрет Эдварда Деланца, ее охватила новая волна горячего гнева. Боже, она же чувствовала — здесь что-то происходит, и оказалась права. Но главный вопрос в другом: не пришла ли она слишком поздно?..
   — Что между вами произошло? — резко спросила Сюзанна. Софи, не двинувшись с места, осторожно проговорила:
   — Мама, я знаю, тебе не нравится Эдвард, но, уверяю тебя, ничего плохого не случилось.
   Сюзанна проглотила комок, застрявший в горле.
   — Так, значит, он для тебя уже просто Эдвард? Не лги мне! Я вижу, что ты лжешь, Софи! Что он с тобой сделал?
   Побледневшая Софи молчала.
   — Ты еще девственница?
   Софи просто не в состоянии была шевельнуться. Прошло несколько секунд, и Сюзанна, не слыша ответа, почувствовала, как ее сердце замирает. Нет, она не может поверить. Неужели и вправду ее драгоценную дочь трогал этот похотливый мошенник — трогал и замарал? Сюзанна слишком живо припомнила, как она сама уступила Джейку, когда ей было всего пятнадцать. Но ведь Софи совсем не похожа на нее, и Сюзанна ухватилась за эту мысль.
   Но вот дочь заговорила, и Сюзанне показалось, что прямо возле нее взорвалась бомба, разрушившая все ее надежды.
   — Я не ребенок, мама. Ты не можешь задавать мне такие вопросы.
   — О Боже! — выдохнула Сюзанна, не в состоянии осмыслить столь открытый вызов, неповиновение. Это просто невозможно понять. И каков смысл слов Софи? Как их истолковать? Утратила ли она девственность? Да и Софи ли это?! — Я лишь пытаюсь уберечь тебя от беды. Я всегда старалась тебя оберегать.
   — Но может быть, я больше не хочу, чтобы меня оберегали, мама? Может быть… — Девушка так задрожала, что Сюзанна это заметила. — Может быть, я просто хочу жить… сейчас… даже если это ошибка. — Она вдруг повернулась и пошла к двери.
   — Софи! — закричала Сюзанна, бросаясь следом за ней. — Не может быть, чтобы ты так думала!
   Софи, остановившись у порога, полуобернулась. Она старалась не заплакать.
   — Но я думаю именно так. Видишь ли, мама, я устала быть чудаковатой калекой.
   Сюзанна потеряла дар речи, а Софи вышла из мастерской.
   Поднявшись наверх, девушка бросилась на кровать, обхватила подушку и изо всех сил пыталась сдержать слезы. Ее не слишком расстраивало, что мать не понимает ее живописи. Она просто не может ее понять. Гораздо хуже то, что Сюзанна, без сомнения, не ошибается в отношении Эдварда. Его намерения бесчестны. И Сюзанна готова пустить в ход и ногти, и зубы, лишь бы спасти родную дочь от гибели. Но Софи сказала матери именно то, что думала. Она устала от постоянной опеки, и она захотела жить.
   Но неужели ей действительно хочется стать в глазах всех безнравственной, бесстыдной женщиной? Можно ли обрести счастье, сделавшись любовницей?..
   Софи подняла голову — в спальню вбежала Лиза. Она была явно встревожена, ее большие глаза светились сочувствием. Она только что приехала в Нью-Йорк вместе с Сюзанной. — Софи? Что с тобой?
   Софи покачала головой. Слезы все-таки покатились из ее глаз.
   — Ох, дорогая! — воскликнула Лиза, садясь рядом и отбирая у сестры подушку. Потом она ласково взяла ее за руки. — Софи, что тут у вас происходит?
   — Я не знаю! — воскликнула Софи. — Я совсем запуталась. Лиза, я совершенно запуталась!
   Лиза всмотрелась в ее лицо.
   — Ты видела Эдварда Деланца?
   Кивнув, Софи смахнула слезы.
   — Ох, сестренка! Представляю, что тебе пришлось пережить!
   Софи крепко сжала руку Лизы.
   — Мама права, я это понимаю. Я знаю, что Эдвард хочет совратить меня, Лиза.
   Лиза судорожно вздохнула:
   — Он уже пытался?
   — Не совсем. Пока нет.
   — Софи, твоя мать действительно права. Ты не должна больше с ним встречаться.
   Софи печально посмотрела на Лизу:
   — Это легче сказать, чем сделать.
   — Но не влюбилась же ты в него?! — воскликнула Лиза.
   — Конечно влюбилась, — горестным шепотом отозвалась Софи. — Разве я могла устоять?
   Испуганная Лиза встала.
   — Ты должна слушаться маму. Тебе нельзя больше его видеть. Иначе ты позволишь ему такие вольности, в которых будешь раскаиваться всю жизнь!
   — Наверное, ты права, — тихо проговорила Софи. — Но я не могу не видеть его.
   — Ты должна!
   — Лиза, он ведь не просто бесчестный развратник, который хочет меня соблазнить. Он мой друг. Настоящий друг. Я просто не представляю жизни без него.
   Темные глаза Лизы наполнились ужасом.
   — Софи, ты ошибаешься. Эдвард Деланца тебе не друг. Если бы он был твоим другом, у него не было бы бесчестных намерений.
   И Софи вздрогнула, услышав в этих словах жестокую правду.

Глава 14

   Эдвард, совершенно одетый, сняв лишь пиджак, лежал на кровати в своем номере и глядел в потолок. Он заложил руки за голову и следил за медленным вращением лопастей вентилятора. На его лице застыло сосредоточенное выражение.
   Как он ни старался отвлечься, все равно постоянно думал о Софи. Вспоминал, как она ликовала, когда Жак сказал, что покупает его портрет, и как сильно огорчилась, когда Сюзанна заявила, что этот же самый портрет отвратителен… Вспоминал, как она рассердилась вчера, когда он вынудил ее согласиться на прогулку с Генри Мартеном, но ведь он старался для пользы самой Софи, хотя ему и не слишком приятно, что она будет веселиться в обществе другого мужчины. И еще вспоминал, как она ответила на его поцелуй там, в мастерской, когда он повел себя отнюдь не по-джентльменски.
   И никак не удавалось отделаться от воспоминания, как Софи коснулась его лица после ухода француза. Тут уж сердце самым странным образом подпрыгивало. Эдвард стиснул зубы, на его щеке постоянно подергивался мускул. Он был достаточно опытен, чтобы распознать любовь, понять, что женщина любит его… И в тот момент, когда Софи коснулась его щеки, он понял, что она его любит. Наверное, будь он не так невнимателен и бессердечен, он бы заметил это раньше. Тогда, в мастерской, Эдвард видел лишь ее желание, ее страсть и понимал, что Софи полностью сдалась на его милость, но он не ушел, он не подумал о том, что девушка может полюбить. Теперь же, оглядываясь назад, он видел много опасных признаков, которые следовало заметить раньше.