Джойс Бренда. Прощай, невинность!

   — Довольно! — воскликнул наконец Джейк и опрокинул Сюзанну, ловко расстегивая пуговки ее платья. — Это было так давно… — пробормотал он. — Я хочу видеть тебя всю, всю, Сюзанна, каждую частичку твоего тела.
   Она возбужденно засмеялась, она радовалась своей победе. Знала, что сейчас она в ударе, что никогда не выглядела лучше. И хотела, чтобы Джейк видел ее обнаженной. Хотела, чтобы он восхитился ее обольстительной, зрелой красотой.
   Ее одежда упала на пол бесформенной грудой. Джейк сжал ее грудь, его глаза теперь пылали страстью, он склонился, целуя твердые соски. Сюзанна вскрикнула. Он целовал ее грудь все крепче и крепче, пока наконец Сюзанна не взмолилась о пощаде. Не обращая внимания на ее слова, Джейк раздвинул ее ноги и коснулся языком ее плоти. Сюзанна заметалась. Джейк умел это делать…
   Она кричала и рыдала от наслаждения. Джейк лег на Сюзанну и мгновенно вонзился в нее. Их тела раскачивались и пульсировали, яростно и ненасытно. Сюзанна достигла предела. Джейк тут же перекатился на спину, уложив Сюзанну на себя. Он продолжал двигаться в ней, но медленно, осторожно…
   — Ох, чертов ублюдок! — воскликнула Сюзанна и, закрыв глаза, откинула голову, красиво изогнув длинную белую шею. Новая волна почти болезненного наслаждения нахлынула на нее… и еще одна, еще…
   Когда Сюзанна наконец пришла в себя, она все еще лежала на Джейке, а он замер, глядя на нее своими странными золотистыми глазами. Выражение этих глаз подсказало Сюзанне, что Джейку далеко еще до конца, да, он все еще был внутри нее, твердый и длинный, пульсирующий, как мотор на холостом ходу. Глаза ее изумленно расширились.
   Джейк усмехнулся:
   — Это займет много времени, Сюзанна, я уже не мальчик.
   Пульс ее ускорился.
   — Я и не думала этого.
   Он коротко, хрипло рассмеялся и быстрым движением перевернул Сюзанну, накрыв ее своим телом. Его губы прижались к чувствительной точке на ее шее, у самого основания. Джейк снова начал двигаться — но очень, очень медленно…
   Длинные шелковые занавеси, ниспадающие на пол, удивительно бледные, походили на лунный свет. Их никто не задернул, конечно, и они являли собой странный контраст густой, черной тьме за окнами гостиной. Сюзанна лежала на диване, прижавшись к Джейку, он обнимал ее. Его красное кимоно валялось на кремовом в розах обюссонском ковре, покрывающем пол гостиной, рядом со смятым платьем Сюзанны.
   Джейку не нужно было смотреть на лицо Сюзанны, чтобы знать: сейчас она улыбается, как сытая кошка. Но все же он взглянул на нее. Без выражения и без какого-либо чувства.
   Это не прошло. Пустота внутри осталась…
   Он-то думал — даже надеялся, — что все еще любит ее. Втайне от себя, в глубине души — надеялся. Но сейчас он ощутил себя пустым и одиноким, как с ним бывало всегда после секса. И хотя он знал Сюзанну больше двадцати лет, хотя десять из них она была его женой, хотя она родила ему дочь — их не связывало теперь ничего, совсем ничего, кроме плотской страсти.
   И если бы он днем не напился с Деланца, выбалтывая тому все свои тайны — даже такие, какие он не доверял никогда и никому, включая маркиза Сент-Клера, он, может быть, и не уступил бы желанию, которое возбуждала в нем Сюзанна. Ведь мог же он годами избегать ее влекущего призыва.
   Но похоже, их телесное воссоединение было так или иначе неизбежно. И теперь Джейк подозревал, что он сам слишком сильно нуждался в том, чтобы снова очутиться в постели с Сюзанной и выяснить, осталось ли хоть что-то от его прежней любви.
   Но от любви не осталось ничего. Ни тени, ни следа. Джейк говорил себе, что это к лучшему, и разумная часть его души соглашалась с этим, но все равно ему было чертовски грустно. Грустно до боли.
   Разве может мужчина чувствовать, что у него есть жена и дочь, если он никак не участвовал в их жизни, если он отгорожен от них? Да, Сюзанна была его женой, но она должна теперь идти домой, к другому. Софи его дочь, но она даже не знает, что он жив, а если бы и узнала, то испугалась бы и, пожалуй, отвергла бы его. Он был предателем, убийцей — и лжецом. Джейк закрыл глаза, вспоминая, как Эдвард несколько часов подряд убеждал его, что Софи будет вне себя от радости, узнай она, что ее отец жив. Она не станет убегать от Джейка, наоборот, бросится в его объятия… Ох, если бы это оказалось правдой!
   Сюзанна снова вздохнула и, лениво потянувшись, села. Джейк смотрел на нее, почти радуясь тому, что она прервала мрачный поток его мыслей. Сюзанна улыбнулась, не догадываясь о его чувствах… или об их отсутствии. И хотя в прошлом Сюзанна много раз причиняла Джейку боль — как и он ей, — ему не хотелось сейчас делать ей больно. Пора оставить прошлое в покое, если удастся.
   — Ты стала по-настоящему прекрасной женщиной, Сюзанна, — серьезно сказал Джейк. И это было правдой. Она походила на Венеру своим овальным лицом и классическими чертами, облаком красновато-золотистых волос, полной грудью, зрелыми бедрами, соблазнительной талией…
   Сюзанна, довольная, рассмеялась, закинув голову.
   — А ты просто великолепен, Джейк. И ты тоже стал гораздо красивее.
   Она наклонилась к нему и легко поцеловала в губы. Но Джейк не улыбнулся ей в ответ. Тогда и улыбка Сюзанны угасла.
   — Джейк?
   Он думал о том, что должен сказать, и о том, что может сказать. Он медленно сел, спустив ноги с дивана, и потянулся к халату. Накинув кимоно на плечи, хотел встать, но Сюзанна схватила его за руку.
   — Джейк! Что мы теперь будем делать?
   Он напряженно замер.
   — Поздно уже. Ты опоздаешь к ужину. Так что тебе надо отправиться домой, Сюзанна.
   Она смотрела на него не шевелясь.
   — Да, я это понимаю. Но…
   У Джейка не осталось выбора.
   — Никаких «но» не может быть, Сюзанна. Теперь твой муж — Бенджамин, не я. — Он замялся. — Это я виноват. Мне очень жаль, поверь. Этого не должно было случиться.
   Сюзанна вскочила, бледная, ошеломленная.
   — Этого не должно было случиться?! Да это лучшее из всего, что случалось в моей жизни, Джейк! Я люблю тебя! И ты любишь меня, я уверена!
   Он тоже встал, надевая халат и завязывая пояс. Сюзанна была невероятно хороша в своей наготе, но Джейк не ощущал ни малейшего намека на желание. Он вдруг с ужасом понял, что между ними все по-настоящему кончено. И он никогда больше не захочет ее. Он знал это, чувствовал всей душой.
   — Нет, Сюзанна, ты ошибаешься.
   Она застыла, не сводя с него глаз.
   — Да что ты такое говоришь, Джейк?!
   — Ты замужем за Бенджамином, не забыла?
   — Я же говорила тебе, что брошу его ради тебя, и я говорю правду!
   — Ты не можешь этого сделать, — мягко возразил Джейк. — Ты погубишь себя, и ты это знаешь. Однажды ты уже бросила все, а потом возненавидела меня за это. И ты снова возненавидишь меня, если не сможешь высоко держать голову и появляться в свете.
   — Нет! Теперь все по-другому! Теперь ты не грязный нищий иммигрант!
   Он злобно усмехнулся.
   — Это больно. На минуту я и вправду подумал, что ты меня любишь — на свой манер, конечно, — меня, а не мои деньги.
   — Я люблю! — всхлипнув, выкрикнула Сюзанна. — Ты извращаешь мои слова!
   Но он знал, что ничуть не извратил их. И что Сюзанна действительно любит его на свой эгоистичный манер. И еще он знал, что, хотя когда-то любил ее — глубоко, беззаветно, — сейчас от его любви ничего не осталось.
   — Возвращайся к Бенджамину, — спокойно сказал Джейк. — Там твое место.
   — Мое место рядом с тобой! И ты это знаешь, ублюдок! То, что случилось сегодня, все доказывает. Боже, да мы же несколько часов занимались любовью, как дикие звери!
   Ему стало жаль Сюзанну.
   — На этот раз ты попала в точку. Как дикие звери. Это не любовь. Это секс. Да, отличный секс, но всего лишь секс. И ничего больше. Иди домой.
   Она нервно втянула воздух, готовая вот-вот разразиться слезами, и прижала пальцы к его губам.
   — Я не могу жить без тебя!
   — Можешь, можешь, — ответил Джейк. — Ты много лет жила без меня.
   Он все еще чувствовал горечь, вспоминая, как легко она примирилась с мыслью о его смерти, как быстро снова вышла замуж.
   Сюзанна, наклонившись, нашла на полу свою сорочку и натянула на себя, не отрывая глаз от Джейка. Поднимая платье, она сказала:
   — Я твоя жена. Я все выясню. Осторожно, конечно… Но по закону мы по-прежнему женаты.
   — Тогда ты двоемужница.
   — Это не моя вина!
   — Я узнаю, не сможет ли мой адвокат устроить нам с тобой тайный развод. — Джейк и прежде развлекался этой идеей, но каждый раз отбрасывал ее, твердя себе, что тайный развод невозможен. К тому же у него было слишком много причин бояться, что о нем узнают, что ему придется раскрыть свое инкогнито. Но теперь Джейку по-настоящему хотелось развестись, если это можно сделать в полном секрете.
   — Нет! — закричала Сюзанна. — Если это даже и возможно, я ничего не подпишу!
   Джейк пожал плечами.
   — Как хочешь, Сюзанна. Все кончено. — Он подошел к ней и коснулся ее щеки. — Мне жаль. Мне действительно очень жаль.
   Она зашипела по-кошачьи и отшвырнула его руку.
   — Ничего не кончено! Я твоя жена! И всегда буду твоей женой. Тебе от этого не уйти, Джейк! И никакого развода не будет!
   Он окинул ее долгим взглядом. Сюзанна облизнула губы.
   — Для меня ничего не кончено. И не будет. Ты меня понял?
   Он промолчал.
   — Никогда! — истерически вскрикнула Сюзанна.
   Джейк повернулся к ней спиной и пошел через огромную гостиную, полы его красного кимоно распахнулись. Он остановился у двери.
   — До свидания, Сюзанна.
   — Нет! Я люблю тебя! Ты ублюдок!
   Он на мгновение прикрыл глаза.
   — Опоздала, Сюзанна. Опоздала на пятнадцать лет, если быть точным.
   Сюзанна смотрела ему вслед, на ее глазах закипали слезы, она была взбешена и испугана. Но вот черная, покрытая лаком дверь захлопнулась за Джейком, он исчез.
   Сюзанна осталась одна в необъятной гостиной с высоким потолком, на фоне черного и белого мрамора мебель выглядела зловеще бледной… Да, она осталась совершенно одна. На нее нахлынула жгучая боль.
   Внезапно Сюзанна решительно вытерла глаза. Теперь Джейка. явно не вернуть слезами. Когда-то, давным-давно, они были отличным оружием против Джейка, но теперь он умудрен опытом, и на такую уловку его не возьмешь.
   Но она все-таки вернет его. Она жила все эти годы в уверенности, что он мертв, теперь можно и подождать, раз это необходимо. Сюзанна готова была сделать что угодно, лишь бы вернуть Джейка. И она поклялась, что добьется своего. Она — его жена. И ничто на свете этого не изменит, никто не разорвет узы, освященные Богом.

Глава 28

   Софи старалась выглядеть абсолютно безразличной ко всему, когда шла через вестибюль «Савоя» с Эданой на руках. Малышка проснулась и с невинным любопытством оглядывала все вокруг. Софи остановилась рядом с супружеской парой, ожидающей лифта. Она была в перчатках, и никто не мог заметить отсутствие обручального кольца, понять, что она не замужем, а у Эданы нет отца.
   Около часа назад Софи отважилась выйти из отеля, впервые с того момента, как приехала сюда. Но лишь когда стала одевать Эдану для прогулки в парке, она вдруг поняла по-настоящему, как трудно будет выйти на люди… Софи отлично знала, что гостиничная прислуга заметила ее. Поэтому она и не сомневалась: все вокруг сплетничают насчет того, что она живет у Эдварда. Что касается гостей отеля, то Софи, выходя на улицу, просто ни на кого не смотрела, но чувствовала, что все глаза направлены на нее. Как будто все и каждый знали любую подробность ее жизни, смаковали каждую шокирующую деталь.
   Наконец подошел лифт. Джентльмен пропустил вперед свою жену и Софи. Лифтер обернулся к ней:
   — Какой этаж, мисс?
   Софи испуганно взглянула на него и тут же опустила глаза.
   — Пятый, пожалуйста.
   Почему лифтер назвал ее «мисс», как он догадался, что она не замужем?
   Какое-то время они поднимались в молчании, потом хорошо одетая леди сказала:
   — Чудесный ребенок. Это девочка?
   Софи кивнула, смущенно посмотрев в добрые глаза женщины.
   — А у кого вы работаете, могу я поинтересоваться? — продолжала дама. — Возможно, я знакома с мамой этой прелестной крошки?
   И без того огорченная Софи окончательно расстроилась, поняв, что леди приняла ее за няньку Эданы. Но… но ведь она и вправду одета не лучше няньки. Ее одежда слишком простая и поношенная. Софи давным-давно нуждалась в новом гардеробе, пожалуй, еще с тех пор, как сбежала из Парижа. Она просто не знала, что ответить. Да, ее приняли за прислугу, и это было оскорбительно, но все же куда лучше, чем если бы ее сочли шлюхой.
   — Я не думаю…
   К счастью, в это мгновение лифт остановился и супруги вышли. Когда дверь снова закрылась, Софи, слегка дрожа, крепко прижала к себе Эдану.
   Очутившись на пятом этаже, она поспешила к своему номеру. Рашель отправилась на дневной спектакль в театр и должна была вернуться не скоро. Софи вошла в холл и закрыла дверь ногой.
   И тут же резко остановилась. В гостиной горел свет. Но Софи отчетливо помнила, что свет был погашен, когда она выходила. Потом решила, что это, должно быть, почему-то вернулась Рашель.
   — Рашель?.. — окликнула она, подойдя к гостиной и останавливаясь на пороге.
   С дивана встал мужчина. Он коротко кивнул Софи.
   — Эдвард! Что ты тут делаешь? Как ты вошел?
   Он не шевельнулся, глядя на нее и на Эдану.
   — Просто вошел и все.
   Она насторожилась:
   — У тебя есть ключ?
   — Это ведь мой номер, ты помнишь?
   Софи разозлилась — и испугалась.
   — Ты не должен входить сюда, когда тебе вздумается, черт побери!
   — Вот как! Но Эдана — моя дочь. Я хотел повидать ее, прежде чем уйти на весь вечер.
   Софи невольно вздрогнула, подумав о том, куда он отправится: наверняка на одну из холостяцких попоек.
   И наверняка закончит эту вечеринку в объятиях первой подвернувшейся женщины…
   — Ты не можешь входить сюда в любое время, когда тебе того захочется.
   — Ты напугала ребенка. Смотри, она сейчас заплачет.
   Софи прижала к себе Эдану.
   — Она проголодалась. Почему бы тебе не зайти как-нибудь в другой раз?
   Она грубо повернулась к Эдварду спиной и ушла в спальню, не только закрыв за собой дверь, но и заперев ее на ключ. Потом, слегка вздрагивая от волнения, приготовилась кормить Эдану. Однако при этом постоянно прислушивалась, уйдет Эдвард или нет. Но так ничего и не услышала. Она была почти уверена, что он ждет в гостиной.
   Но чего он ждет?..
   Софи не могла не думать о страстном порыве, овладевшем ими обоими утром. Боже, неужели это было каких-то восемь часов назад? Ей казалось, что прошло не меньше восьми дней, а то и восьми недель с того момента, как она ощутила себя в сильных объятиях Эдварда.
   Что же ей делать? Совершенно ясно, что нынешнее положение вещей никуда не годится, более чем никуда не годится. Оно причиняет слишком много страданий…
   Эдана наконец насытилась и заснула. Софи переодела ее и уложила в кроватку. Она подумала, не остаться ли ей в спальне до возвращения Рашель. Но потом решительно направилась к двери. Им с Эдвардом необходимо все решить.
   Эдвард обернулся, когда она вошла в гостиную. Он жестом указал Софи на диван:
   — Прошу тебя, сядь.
   Эдвард был крайне серьезен.
   Она остановилась на противоположном от Эдварда конце бледного голубого ковра.
   — Чего ты от меня хочешь?
   Ее голос прозвучал неестественно высоко. Она обхватила себя руками.
   Эдвард тихо и спокойно сказал:
   — Я пришел не затем, чтобы уложить тебя в постель, если именно это тебя беспокоит.
   — Меня все беспокоит.
   Он всмотрелся в ее лицо:
   — Но я не намерен извиняться за то, что было утром.
   — Я этого и не думала.
   — Нам нужно поговорить.
   — Да, — мрачно согласилась она. — Нам нужно поговорить.
   — Пожалуйста, сядь.
   Софи шагнула вперед и села на краешек дивана, спина ее была напряженно выпрямлена, руки лежали на сдвинутых коленях. К счастью, Эдвард не мог знать, как тяжело и быстро билось ее сердце и что на всем ее теле выступила испарина. Эдвард тоже сел. Но не на маленький диванчик напротив, а на пуфик, который он быстро придвинул поближе к Софи. И сел так, что их колени почти соприкоснулись. Софи смотрела на него, боясь пошевелиться, боясь, что вот-вот его колени прижмутся к ее ногам…
   — Почему ты меня так боишься?
   — Ты еще спрашиваешь, после сегодняшнего-то утра?
   — Ну это несправедливо, ты сама прекрасно понимаешь. Утром ты была такой же пылкой, как и я. Мне жаль, что я вынужден говорить так грубо.
   Софи посмотрела в его голубые глаза, опушенные длинными ресницами, и подумала, что их взгляд кажется таким искренним. Но ведь когда-то давно ей уже показалось, что Эдвард искренен, — и как же она ошиблась…
   — Что же нам делать, Эдвард?
   Он посмотрел ей прямо в глаза:
   — Извини, если тебя обидят мои слова, но я не шутил, когда говорил, что не позволю тебе выйти замуж за Генри Мартена.
   Софи почувствовала, что губы ее пересохли, и нервно облизнула их.
   — Ты его любишь?
   Софи покачала головой, опуская глаза.
   — Нет, — жалобно призналась она, ей очень хотелось объяснить Эдварду, что любит она его, только его одного, ей хотелось завизжать, закричать, ударить его! Ну почему он не отвечает ей любовью?!
   — Софи, ты живешь в моем номере, с моим ребенком. Я не намерен ни от кого скрывать это.
   Она резко вскинула голову:
   — Ты что, болтаешь об этом направо и налево?
   — Пока нет.
   — Но собираешься?
   — Да.
   Ей стало горько — но в то же время она почувствовала облегчение.
   — Ты намерен заставить меня выйти за тебя, ведь так?
   — Да.
   — Тебе незачем прибегать к такой грязной тактике. Я и сама уже поняла, что не могу так дальше жить. Я выйду за тебя, Эдвард.
   Он оторопело уставился на нее.
   — Ты что, удивлен? — спросила она, стараясь скрыть свою боль.
   — Да, удивлен. Ты слишком непредсказуемая женщина, Софи. С тех пор как мы встретились, ты преподносишь мне сюрприз за сюрпризом.
   Софи отвела взгляд. Слова Эдварда звучали комплиментом. Можно было подумать, что он находит Софи бесконечно желанной именно из-за ее эксцентричности.
   — Софи?.. — Он взял ее за подбородок большой, теплой рукой.
   Она задержала дыхание и нашла в себе силы посмотреть на него.
   — Софи, я буду тебе хорошим мужем, клянусь. — Глаза Эдварда сверкнули, словно в подтверждение клятвы.
   Она глубоко вздохнула. Ей хотелось спросить, будет ли он ей верен, но она не осмелилась. Когда-то, в тот давний день, когда они сидели у «Дельмонико», Эдвард сказал, что не мог бы долго хранить верность ни одной женщине. И Софи, будучи сейчас не в состоянии сказать что-либо, просто кивнула.
   Эдвард опустил руку, но его глаза по-прежнему с необычайной нежностью смотрели на Софи.
   Сердце ее мучительно сжалось. Наверное, Эдвард полагает, что, если она станет его женой, он сможет затаскивать ее в постель в любой момент, когда ему только вздумается? Или их брак будет лишь формальным? Едва ли… Взгляд Эдварда не оставлял сомнений в его намерениях. Но Софи не собиралась делить с ним постель время от времени и потом страдать оттого, что он предпочитает других женщин. Она отвернулась. Да, этот вопрос необходимо обсудить, но он такой тяжелый, такой болезненный. Может быть, потом… после свадьбы…
   — Когда мы поженимся? — спросил Эдвард.
   Софи несколько раз моргнула, приходя в себя. И пожала плечами.
   Эдвард взял ее руку. Она вздрогнула, поняв, что он надел ей на палец кольцо с солитером.
   — Что ты делаешь? — воскликнула она.
   — Мы ведь обручены, не так ли? — Его глаза были такими же твердыми и сверкающими, как бриллиант на руке Софи.
   Софи перевела взгляд с испытующих глаз Эдварда на холодный искрящийся камень.
   — Совсем ни к чему было это делать, Эдвард, — с трудом выговорила она.
   Он встал и засунул руки в карманы.
   — Как насчет завтрашнего дня?
   Софи панически испугалась.
   — Нет!
   Он криво улыбнулся:
   — Хорошо, но когда? Послезавтра? Через неделю? Нет смысла тянуть.
   Взгляд Эдварда ясно говорил: ей не удастся на этот раз ни сбежать, ни просто отступить.
   Она жадно глотнула воздуха, наполняя легкие.
   — М-может быть, после моей выставки?
   — Черт… Когда она открывается?
   — Осталось всего две недели, — прошептала Софи чужим голосом.
   Он резко кивнул.
   Софи не могла больше сдерживаться и разразилась слезами. Эдвард изумленно уставился на нее.
   — Извини, — всхлипывая, проговорила она и закрыла лицо ладонями. Почему она вдруг заплакала? Разве брак — любой брак — не разрешал все проблемы? — Я не представляю, как все это будет…
   Внезапно Эдвард очутился возле Софи и отвел ее руки от залитого слезами лица.
   — Все будет отлично! — твердо пообещал он, глядя ей в глаза.
   Софи отшатнулась.
   Эдвард резко развернулся и вышел из гостиной. Мгновением позже хлопнула входная дверь, и звук этот показался Софи первым ударом грома перед бурей.
   Рашель еще не вернулась. Софи взяла любимое перо для рисования, разложила акварельные краски для эскиза. Ее рука двигалась как бы сама собой. Она мгновенно набросала портрет Эдварда — голову, шею, плечи, несколькими штрихами наметила сильное мускулистое тело, потом начала тщательно прорисовывать лицо. Когда с листа бумаги на Софи посмотрели его дерзкие глаза, она отшвырнула перо и закрыла лицо руками.
   О Боже, ведь она теперь любит его куда сильнее, чем прежде, и это причиняет ей куда более острое страдание.
   Софи опустила руки и уставилась на набросок. Она несколько раз рисовала Эдварда во время путешествия через Атлантику, но ни один из рисунков не удовлетворил ее, и она разорвала их все. По правде говоря, она не работала по-настоящему с того дня, как Эдвард нашел ее в кафе «Зут», в тот час, когда она и ее друзья устроили праздник по поводу обещанной Дюран-Ру персональной выставки Софи в Нью-Йорке.
   Но какой смысл рисовать его сейчас? Ведь скоро они поженятся. Скоро она сможет попросить его позировать для портрета. Забыв о своих сомнениях, Софи воодушевилась при этой мысли.
   Но это произойдет не скоро. А ей необходимо было работать, заняться делом, чтобы выплеснуть на холст всю свою страсть, всю свою любовь…
   Софи снова схватилась за перо. Она принялась рисовать Эдварда с таким пылом, словно боялась никогда больше не увидеть его. Ее рука двигалась более смело и дерзко, чем когда-либо прежде, уверенно, быстро. Софи не могла устоять перед искушением, ведь Эдвард всегда был излюбленной темой ее работ, и она намеревалась еще раз написать его маслом. Может быть, если она сосредоточится на технических проблемах, пока будет писать его, ей удастся забыть свои огорчения. И Волару, и Дюран-Ру больше всего нравились именно те холсты, где был изображен Эдвард. Выставка откроется через две недели. Может быть, она успеет к тому времени закончить новую работу. Ведь до сих пор все написанные ею портреты Эдварда были безупречны, и каждый она писала почти в ярости, а потом чувствовала себя полностью истощенной… Если новый портрет окажется не хуже прежних, то, пожалуй, Дюран-Ру будет весьма доволен.
   Еще несколько штрихов — и на листе четко обрисовалось мускулистое тело Эдварда. Он прислонился к стене, но выглядел напряженным, готовым к взрыву. И так же чувствовала себя сама Софи. Разве она сможет справиться с этим? А разве может не справиться?
   Вздохнув, Софи отложила перо. Она долго смотрела на рисунок. Эдвард выглядел таким, каким был в вечер обручения Лизы. Необычайно элегантным, необычайно мужественным. Прошлый вечер… Ей казалось почти невероятным то, что после ее бегства из Парижа в Нью-Йорк Эдвард отыскал ее лишь прошлым вечером. И не просто отыскал… Не прошло и двадцати четырех часов, как он уже сумел надеть на ее палец обручальное кольцо.
   Софи твердила себе, что это все лишь к лучшему. Так лучше для дочки, тут уж сомневаться не приходилось. Эдана должна расти в любви и заботе, ее должен лелеять родной отец. Софи прекрасно помнила, как ее саму любил и баловал отец, пока обстоятельства не вынудили его покинуть Нью-Йорк, и не менее живо помнила, как ей постоянно не хватало отца потом, как ей хотелось, чтобы и у нее был любимый папа, как у других маленьких девочек. Да, Софи поступила крайне эгоистично, сбежав от Эдварда после его второго предложения, хотя она и действовала исключительно из стремления защитить себя. Эдана должна иметь отца, и она будет его иметь.
   И раз уж Софи так панически боялась этого брака, что способна была потерять контроль над собой, то лучше ей думать об отношении Эдварда к Эдане, а не к себе самой.
   Софи вдруг вспомнила, что из-за всей этой сумятицы она ни разу не подумала о Генри Мартене. Софи смутилась. Генри ведь любит ее. Генри ждет ответа на свое предложение. Софи совсем не хотела огорчать его, но этого теперь просто не избежать.
   Софи понимала, что не должна медлить и откладывать, завтра утром она должна увидеть Генри и сказать ему, что обручилась с Эдвардом Деланца.
   Софи старалась спрятать руку в складках юбки, чтобы Генри не увидел кольца с бриллиантом в восемь карат. Они стояли в его конторе, почти возле двери. Генри взял ее за плечи.
   — Боже мой, Софи, с вами все в порядке? Он вас чем-то расстроил?