Страница:
— Запросто могу и умереть. Запросто…
Возбуждение раздирало Карла на части. А все Джефф виноват. Джефф подал ему эту идею. Нет, он ни о чем не спрашивал и ни на что не намекал, зато постоянно упоминал о жене — Джеки то, да Джеки се. Дети тоже не сходили у Джеффа с языка; он звал их «детки», хотя тем уже наверняка за двадцатник. «Джеки и детки». «Шиобан и детки»… У Джеффа с Джеки, похоже, потрясающий брак: прожив больше трех десятков лет, они по-прежнему внимательны друг к другу, их жизни слиты воедино, туго переплетены, словно нити в натуральном шелке, а не торчат отдельными рогожными лохмами, как это бывает в большинстве семей. О таком браке с Шиобан и мечтал Карл.
Гости наконец прибыли, и ужин в теплой компании удался. Не успели и глазом моргнуть, как стукнуло одиннадцать, видео смотреть поздно, а уходить, на взгляд Карла, самое время. Пора, пора. Великий момент близок. Карл и без того слишком долго сдерживал нервный трепет, предвкушая сияние глаз Шиобан, ее согласие, совместные планы на свадьбу — кого приглашать, где отмечать, какую церковь выбрать, какие клятвы произносить, — словом, счастливые разговоры всю ночь напролет, а потом постель и долгая-долгая любовь в честь их совместного будущего. Прошлое тоже важно, само собой, но будущее… будущее сейчас важнее.
Слава богу. Том начал зевать и, судя по всему, не прочь был отправиться восвояси.
— Такси вызвать? — услужливо предложил Карл.
Когда тишину за окном разогнало урчание мотора такси, гостей проводили к выходу. Закрывая дверь, Шиобан тоже зевнула.
— Пойду чистить зубы.
— Нет! Подожди! — От улыбки лицо Карла расползлось во все стороны. — Стой на месте. Не двигайся. — Он замахал на нее обеими руками.
— Что с тобой? — Заразительная улыбка Карла отразилась и на лице Шиобан.
Он вернулся из холла, держа руки за спиной.
— Шиобан… Более важного шага я еще не делал. Это самый ответственный и вместе с тем самый приятный поступок в моей жизни, и я молю Бога, чтобы ты посчитала так же!
Шиобан смотрела на него выжидающе, с любопытством и удивлением в округлившихся синих глазах.
— Шиобан Макнамара, самая прекрасная женщина на свете… — Он вытащил красную коробочку, неуклюже открыл дрожащими от волнения пальцами. — Шиобан Макнамара, ты выйдешь за меня?
Кажется, целую вечность он стоял с открытой коробочкой на протянутой руке, пытаясь прочесть на лице Шиобан ответ.
— Боже, Карл, транжира ты сумасшедший! Безумец! Что ты наделал, черт тебя побери?
Лицо его вытянулось, в глазах мелькнул панический ужас.
— Да! — Шиобан повисла у него на шее. — Да, да!
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
Возбуждение раздирало Карла на части. А все Джефф виноват. Джефф подал ему эту идею. Нет, он ни о чем не спрашивал и ни на что не намекал, зато постоянно упоминал о жене — Джеки то, да Джеки се. Дети тоже не сходили у Джеффа с языка; он звал их «детки», хотя тем уже наверняка за двадцатник. «Джеки и детки». «Шиобан и детки»… У Джеффа с Джеки, похоже, потрясающий брак: прожив больше трех десятков лет, они по-прежнему внимательны друг к другу, их жизни слиты воедино, туго переплетены, словно нити в натуральном шелке, а не торчат отдельными рогожными лохмами, как это бывает в большинстве семей. О таком браке с Шиобан и мечтал Карл.
Гости наконец прибыли, и ужин в теплой компании удался. Не успели и глазом моргнуть, как стукнуло одиннадцать, видео смотреть поздно, а уходить, на взгляд Карла, самое время. Пора, пора. Великий момент близок. Карл и без того слишком долго сдерживал нервный трепет, предвкушая сияние глаз Шиобан, ее согласие, совместные планы на свадьбу — кого приглашать, где отмечать, какую церковь выбрать, какие клятвы произносить, — словом, счастливые разговоры всю ночь напролет, а потом постель и долгая-долгая любовь в честь их совместного будущего. Прошлое тоже важно, само собой, но будущее… будущее сейчас важнее.
Слава богу. Том начал зевать и, судя по всему, не прочь был отправиться восвояси.
— Такси вызвать? — услужливо предложил Карл.
Когда тишину за окном разогнало урчание мотора такси, гостей проводили к выходу. Закрывая дверь, Шиобан тоже зевнула.
— Пойду чистить зубы.
— Нет! Подожди! — От улыбки лицо Карла расползлось во все стороны. — Стой на месте. Не двигайся. — Он замахал на нее обеими руками.
— Что с тобой? — Заразительная улыбка Карла отразилась и на лице Шиобан.
Он вернулся из холла, держа руки за спиной.
— Шиобан… Более важного шага я еще не делал. Это самый ответственный и вместе с тем самый приятный поступок в моей жизни, и я молю Бога, чтобы ты посчитала так же!
Шиобан смотрела на него выжидающе, с любопытством и удивлением в округлившихся синих глазах.
— Шиобан Макнамара, самая прекрасная женщина на свете… — Он вытащил красную коробочку, неуклюже открыл дрожащими от волнения пальцами. — Шиобан Макнамара, ты выйдешь за меня?
Кажется, целую вечность он стоял с открытой коробочкой на протянутой руке, пытаясь прочесть на лице Шиобан ответ.
— Боже, Карл, транжира ты сумасшедший! Безумец! Что ты наделал, черт тебя побери?
Лицо его вытянулось, в глазах мелькнул панический ужас.
— Да! — Шиобан повисла у него на шее. — Да, да!
Глава девятнадцатая
Смит уехал на все выходные. Очередная идея Джеймса предполагала «создание команды» — полный идиотизм, поскольку его служащие представляли до того разношерстную братию, что создавать из них «команду» не взялся бы и сам Господь. Тем не менее длинноногая красавица из консультативного центра уболтала Джеймса, пообещав, что после двух суток «мотивационного, побудительно-стимулирующего, воодушевляющего вскрытия противоречий с последующим их устранением» не только его ископаемая фирма чудесным образом превратится в эталон современной компании, но и ему самому будет обеспечено долголетие, внимание женщин и внезапный возврат давным-давно утраченной шевелюры.
Ничего не поделаешь. Мрачный как туча Смит в пятницу утром упаковал сумку и с Дианой, Джеймсом, тремя дряхлеющими бухгалтерами, двумя секретаршами — унылыми старыми девами — и вздорным операционистом втиснулся во взятый напрокат «рено-эспейс», который должен был доставить их в отель в Хертфордшире. Джемм веселилась от души, сочувствовала не меньше и все обнимала его, провожая до порога, а злой Смит клял «шайку психов, с которыми приходится проводить единственные на неделе выходные».
Джемм, приглашенная отметить чей-то день рождения в ресторане «У Фалькона», заскочила домой переодеться.
Ральф пил пиво в гостиной. После возвращения из больницы две недели назад он выбирался из дому лишь по необходимости. Боль еще чувствовалась, особенно в области сломанного ребра, а когда смеялся, еще и жгло чертовски, однако доктор был доволен прогрессом — организм молодой, сильный, все в нем быстро срастается и заживает.
— Привет. — Джемм с банкой пива села рядом. — В чем дело? — спросила она, заметив наконец загадочную улыбку на лице Ральфа.
Тот продолжал улыбаться.
— Догадайся.
— Ну?
— Я это сделал!
— Сделал — что?
— Стал хорошим мальчиком. — Улыбка превратилась в ухмылку от уха до уха. — Начал разбираться со своей жизнью.
— Да ну? А именно?
— А именно — порвал с Клаудией.
— Что?! — взвизгнула Джемм. — Как это — порвал с Клаудией?!
— «Как это, как это». Взял и порвал. Проще простого.
— Боже, не могу поверить! Ну-ка, давай разберемся. Ты встретился с Клаудией, длинноногой Клаудией, ангелочком Клаудией, блондиночкой Клаудией, которая любезно пускает тебя к себе в постель, ты встретился с ней и сказал: «Прости, все кончено. Нам не стоит больше встречаться»? Так?
— Точно. — Ральф ухмылялся, скрестив руки на груди.
— И никаких тебе «Между нами все кончено, но я не прочь время от времени перепихнуться»?
Он покачал головой.
— И даже никаких тебе «Между нами все кончено, но ты, надеюсь, не против, если я буду спать с твоей лучшей подругой»?
Тот же жест. Джемм обняла его:
— Чертов истукан! Я горжусь тобой. А она как?
— Как и следовало ожидать. Реакция в стиле Клаудии: «Тебе приспичило перед самой свадьбой моей сестры, эгоист проклятый, с кем мне теперь идти, все сестры с приятелями и мужьями, одна я явлюсь монашкой, ненавижу!» — Ральф завершил сцену драматичным тычком кулака самому себе под нос. — И расплакалась. Честно говоря, не ждал я таких рыданий от старушки Клод. По-моему, она здорово расстроилась.
— И что теперь? — спросила Джемм. — Как будешь справляться с сексуальными порывами? Как проводить вечера по пятницам? Кого назначишь в новые подружки?
— С чего ты взяла, что грядет новая подружка? Нет уж, побуду наедине с собой, — добавил он гнусавым тоном психотерапевта-янки. — Я не был один со времен… со времен… Всемирного потопа. Я никогда не был один! Думаю, мне не повредит. А секс… сколько-нибудь протяну и без секса. На крайний случай средство найдется.
— Что ж. — Джемм подалась вперед, чтобы встать. — Что ж, это уже кое-что. Начало положено. Ты молодец. Теперь нам нужно найти, в кого тебе влюбиться…
Что-то промелькнуло между ними в этот момент. Джемм вздрогнула и замерла, глядя в глаза Ральфу. Тот стер с лица довольную ухмылку — секундное напряжение не ускользнуло и от него, но, в отличие от Джемм, обрадовало.
Не так давно он догадался, что вызывает у Джемм жалость; та думает, что он страдает, встречаясь с нелюбимой подружкой исключительно ради секса. Отсюда и возник замысел нового плана под кодовым названием «Сознательный и свободный». Однако решение отправить Клаудию в утиль не было столь уж рациональным. В последнее время Ральфу и впрямь трудно давались свидания — глядя на Клаудию, он ежесекундно сравнивал ее с Джемм и злился от каждого сиропного слова, от идиотской «женской» логики.
И все-таки порвать с Клаудией он решился из-за того, что этого хотела Джемм. После велосипедной катастрофы он много думал и пришел к выводу, что в мечтах о Джемм, попытках поразить ее воображение икебаной из пионов или открытием нового тайского блюда нет никакого смысла. Джемм уже двадцать семь — возраст, когда женщина, пусть и неосознанно, начинает ценить в мужчине несколько иные качества; возраст, когда одной мужской харизмы уже недостаточно, когда солидный счет в банке, стабильное будущее и практицизм начинают привлекать не меньше стильной стрижки, эксцентричного остроумия и романтического шарма неудавшегося художника.
Вот вам еще одна причина, почему Джемм выбрала Смита; и можно ли ее за это винить? Ральфа самого всегда привлекала мысль о связи с состоятельной женщиной. Почему бы и Джемм не потянуться к человеку, способному оплачивать жилищные расходы, а в случае появления третьего содержать жену с ребенком; к человеку, легко вписывающемуся в образ папаши на родительском собрании; к тому, наконец, кто ради сборки книжного шкафа не станет вызывать бригаду плотников? Следовательно, решил Ральф, чем скрипеть зубами и костерить Смита за якобы случайное везение, поднимись-ка, приятель, до его уровня и стань достойным соперником. А вот тогда посмотрим — кто кого. Девушка наверняка предпочтет звезду в мире искусства звезде в банковском мире, разве нет?
Следуя плану, Ральф связался со своим «спонсором», Филипом, неожиданно восторженно воспринявшим явление своего протеже из небытия. Обсудили планы на будущее, нынешний рынок, нынешних фаворитов, прежние заслуги Ральфа и его настрой. Ральф ушел вдохновленный и с зудом в больной руке — поскорее бы снять гипс и взяться за кисть! Совершил он и еще одну, уже не столь безрассудную, поездку в студию, потоптался там немного, смел паутину, крысиный помет, окаменевшие кисти и засохшие тюбики краски.
Тише едешь — дальше будешь, решил он и зачастил к друзьям, стараясь не попадаться Джемм на глаза, даже когда наверняка знал, что она дома одна, «забывал» поливать чили, манкировал обязанностями поставщика цветов и комплиментов. И что же? Чем больше он отстранялся, тем очевиднее тянулась к нему Джемм. Впрочем, частично тому было причиной ее чувство вины. По-прежнему считая себя ответственной за его отдых на больничной койке, Джемм носилась с ним как с ребенком, приглядывала, чтобы ему было удобно, готовила специально для него. Но ей явно недоставало прежней близости с Ральфом, при любой возможности она докладывала, как растут высаженные перчики, — совсем как расстроенная мамаша непутевому муженьку, которому нужно регулярно напоминать про отцовский долг. Нередко возвращалась с работы с какими-нибудь совсем уж экзотическими приправами, «случайно» обнаруженными в супермаркете.
Убедившись, что он очень, очень небезразличен Джемм, Ральф приступил ко второму этапу операции «Сознательный и свободный» — разрыву с Клаудией. А тут как раз и подвернулся удобный случай: Смит отчалил на все выходные, на целых два дня и две ночи. Ральф представления не имел, что произойдет за эти двое суток, но был уверен — что-то точно произойдет. Он это кожей ощущал.
Джемм тоже что-то ощущала кожей. Она лишилась покоя с того самого утра, когда Ральф попал в больницу, а последние две недели провела в борьбе с совершенно незнакомыми чувствами. Джемм всегда была чертовски разумна в любви, по вошедшему в моду выражению, «убежденно моногамна». Два года с одним, год — с другим, но всегда это был единственный парень, и разрыв всегда окончателен.
Если до сих пор ее романы, увы, и заканчивались разбитыми мужскими сердцами, то вовсе не по причине природной жестокости Джемм или внутренней неприязни к мужскому полу. Она не хотела причинять боль, ее вынуждали обстоятельства. Своим возлюбленным она никогда не изменяла, как и они ей — насколько могла судить сама Джемм. «Неудачных» романов у нее тоже не было; были романы без будущего, потому что мужчины требовали от нее больше, чем она могла дать.
Джемм не принадлежала к тем злосчастным особам, что вечно связываются «не с теми», страдают от «неразделенной любви», «не способны к серьезным отношениям» или «слишком сильно любят». Она не впадала в безумство, не сходила от любви с ума. Непреодолимая страсть тоже не значилась в ее жизненном опыте. Она просто любила — или по меньшей мере относилась с симпатией — того, с кем встречалась, и ей отвечали тем же. Одним словом, ее романы были репетицией к большой и светлой любви. И вот теперь, когда чудо свершилось, когда ОН наконец нашелся и открылась дорога в долгое и счастливое будущее со Смитом, ее вдруг страшно потянуло к другому мужчине. К Ральфу. Нелепость.
Она ведь далеко не дура и давно поняла, что Ральфа к ней тоже тянет. До чего трогательно он воспринял ее похвалу за цветы как руководство к действию. А внимание к ее внешности? Никогда не забудет похвалить новое платье или новую прическу. Когда Смита нет дома — Ральф тут как тут, вертится вокруг, развлекает разговорами о всяких милых пустяках, которые стали «их» секретами, — огород на окне, к примеру, музыка ретро или рецепты огненных блюд. Поначалу она отмахивалась от этих знаков внимания, считая их плодом своего тщеславия. С какой стати Ральфу, любителю тонких блондинок из высшего общества, интересоваться такой, как Джемм? Быть этого не может. Но потом… потом случилось то утро… знаменательное и трагическое утро, когда она вдруг изменила всем своим принципам. Словно у нее крыша поехала. Знала ведь прекрасно, что Ральфа будоражит ее голое тело под коротенькой футболкой, и подсознательно чувствовала умысел в его просьбах достать то одно, то другое из верхнего шкафчика: дураку понятно, хотел полюбоваться ее задницей. Знала — и подчинялась, сама возбужденная его очевидным влечением.
Понятно, что в тот момент мотивы собственных поступков не были ей ясны до конца. Так не бывает. Джемм была убеждена, что даже самые расчетливые из людей не всегда способны проанализировать свои действия. И у них случаются проколы. Средний же человек сплошь и рядом сначала что-то делает, а уж потом оглядывается. Откровенное влечение Ральфа ей приятно, и игнорировать этот интерес она не может. Джемм со стыдом вспоминала, как радостно екнуло ее сердце при известии о предстоящих выходных наедине с Ральфом. НО! Ни в эти выходные, ни еще когда-либо, если уж на то пошло, между ними ничего, абсолютно ничего, ни-че-го не произойдет. Нет. Ни за что. Ни в коем случае.
Сегодняшнее заявление о разрыве с Клаудией спровоцировало новую волну непрошеных чувств. Ральф ни с кем не связан. Ральф свободен. Джемм понятия не имела, почему это так важно для нее… и почему ее сердце от этой новости ухнуло в желудок и принялось выделывать там сальто-мортале. Разумеется, она была рада этому разрыву, поскольку за два с половиной месяца жизни на Альманак-роуд успела привязаться к Ральфу и желала ему счастливых отношений с достойной женщиной, а не тычков от вечно недовольного ходячего кошмара. Конечно, она была довольна, потому что разрыв с Клаудией мог стать для Ральфа началом новой жизни. Все верно. Но какая-то ее частичка радовалась только тому, что Ральф снова одинок и свободен. А потом она предложила найти ему достойную пару и сама же стушевалась. Глупо, ей-богу. Была бы тайно влюблена в Ральфа — еще можно было бы понять собственное смущение, но ведь влюблена она в Смита, а к Ральфу привязана как к другу. Но не любит. И он ее не любит.
— Что делаешь сегодня? — вдруг бросила Джемм, чтобы стряхнуть странное наваждение. И добавила, поднимаясь с дивана: — Первый вечер свободы как-никак.
— Да так, ничего особенного. Хотел побыть дома, набросками заняться.
— Слушай, а пошли со мной! Мы «У Фалькона» собираемся.
— Кто это «мы»?
— Друзья. У Бекки сегодня день рождения, так что народу будет прилично.
Ральф быстро прикинул все за и против: вечер в одиночестве или вечер с Джемм?
— Отлично. Когда идем?
На дорожку Ральф скрутил косячок с травкой.
— Честно говоря, даже не знаю, что это за штука, — заметил он, вынув щепотку из пакета, — но стоила чертовски дорого и пахнет улетно.
— Выглядит как дерьмо скунса, — возразила Джемм. — Ты поосторожнее.
— Ерунда!
Раскурив на пару косячок, они оделись потеплее и вышли на вечерний морозец. Где-то на полпути оба поняли, что вляпались.
— Черт! — пробормотала Джемм. — Я уже под жутким кайфом.
— Аналогично, — кивнул Ральф.
— Предупреждала, чтоб поосторожнее.
Сент-Джеймс-роуд была пустынна и празднична, вся в слепящих и мигающих витринах, неоновых рекламах и рождественских огнях. Редкие компании держались на ногах не крепче Ральфа и Джемм. Ничего удивительного — последние выходные перед Рождеством.
Хихикая, парочка добралась до перекрестка. На Сент-Джонс-Хилл народу прибавилось; двери станции подземки выплевывали окоченевших пассажиров, еще не потерявших надежды успеть в «Маркс и Спенсер». Джемм с Ральфом перешли дорогу и ввалились в паб «У Фалькона», встреченные волной тепла и пивного духа, громкими мужскими голосами и взвизгами женского смеха. Огромный полукруглый зал, обставленный в викторианском стиле, был полон под завязку, так что к стойке пришлось проталкиваться, работая локтями.
— Я закажу, — сказала Джемм. — Ты что будешь? Она встала на перекладину для ног, прибавив себе пару дюймов, и навалилась на стойку. Многолетний опыт подсказывал, что это единственный способ добиться обслуживания в пабе, забитом мужиками, — женщин официантки обслуживали в первую очередь.
— Две пинты «Лёвенбрау», — проорала Джемм, поймав взгляд барменши.
Ральф с кружками в руках следовал за Джемм, пока та, выискивая приятелей, петляла между компаниями клерков при галстуках или студентов в джинсах и джемперах.
Радостный возглас, взмах рукой, масса незнакомых Ральфу лиц, вал тут же забытых имен, эхо одного и того же вопроса «А Смит где?», любопытные взгляды, дружеские рукопожатия, шумные разговоры.
— Джемм говорит, ты художник?
«Только тебя мне и не хватало». Ральф уставился на долговязого парня с асимметричным лицом.
— Э-э… вроде того… Точнее, был когда-то, но попыток не оставляю. — Он выдавил смешок и приклеился к кружке.
— Я, собственно, тоже по этой части и тоже «вроде того», — сообщил долговязый, игнорируя апатию Ральфа. — Компьютерный дизайн. Джемм говорит, и ты тем же подхалтуриваешь. На старичке «Маке», верно?
Ральф с ужасом понял, что его ждет: «Лично я считаю, что „Макинтоши“ себя изжили. Прошлый век!»
И дождался. И мысленно взвыл. Ральф любил компьютеры, но терпеть не мог разговоры о них. Да еще под кайфом. Жутким кайфом. Паб гудел разноголосицей и музыкой, Ральф то и дело просил долговязого повторить и сам себе удивлялся, на хрен ему нужна эта пустая трепотня. Время от времени он посматривал на Джемм, та тоже на мгновение отводила глаза от уродливой грудастой девицы. Ральф улыбался, хмыкал, кивал в знак согласия, мотал головой и без конца бубнил: «Угу, точно», но совершенно не врубался, о чем речь. Все, пора уматывать из этого бедлама. Пиво закончилось. Пинты хватило на десять минут.
— Еще по одной? — спросил Ральф, ткнув в пустую кружку долговязого.
— Ага. «Парсонз Кодпис», пожалуйста.
Ральф с облегченным вздохом двинулся к бару. И какого черта он обкурился? Травка превратила его в дерганого калеку-параноика. Черт. Домой хочется.
— Ты как?
Ральф обернулся. Слаба богу, это Джемм.
— Как куча дерьма. Ради всего святого, скажи, кто этот парень? Придурок какой-то.
— Кто, Горди?! Да он классный, Ральф! Просто ты под кайфом.
— Ну а ты как?
— Не лучше. Пыталась поговорить с Бекки, но ни слова не поняла и вдобавок не могла отцепить взгляд от ее сисек.
— Ну еще бы. Все лучше, чем глазеть на ее… гм… рожу.
Джемм с силой двинула его под ребра.
— Слушай, ты не против, если я отвалю после второй порции? Ей-богу, вечерок сегодня не для общения с кучей незнакомцев.
— Вечерок сегодня не для общения даже с самыми близкими друзьями, так что я с тобой.
Они вернулись за столик и снова пили, и снова болтали со взвинченными, орущими людьми — страдая от собственной тупости и клейма «безнадежно под кайфом», наверняка отпечатанного на их обалдевше-пустых физиономиях. Опустошив кружки, извинились перед кем могли и двинули на выход сквозь клубы дыма, музыку, наплывающие друг на друга лица и спины, крики «пива!», пока не добрались наконец до дверей.
— Аааааааааааааа! — выдохнули они в унисон, выползая из подземелья в холодную, абсолютную тишину.
— Жуть, — сказал Ральф.
— Дерьмо, — согласилась Джемм, набрасывая меховой капюшон и натягивая перчатки. — Так. Хочу покоя. Хочу туда, где мне не придется болтать с кем попало…
— Домой? — Ральф дохнул на сложенные ладони.
— Нет, раз уж все так вышло, воспользуемся шансом. Пошли в центр, а? Притворимся, будто мы туристы, и пошляемся всюду, куда нас обычно не затянешь. Ну же, Ральф! О, смотри, девятнадцатый номер! Это знак судьбы.
Джемм схватила Ральфа за руку, они рванули к остановке и запрыгнули на ступеньку уже отходящего автобуса.
Ничего не поделаешь. Мрачный как туча Смит в пятницу утром упаковал сумку и с Дианой, Джеймсом, тремя дряхлеющими бухгалтерами, двумя секретаршами — унылыми старыми девами — и вздорным операционистом втиснулся во взятый напрокат «рено-эспейс», который должен был доставить их в отель в Хертфордшире. Джемм веселилась от души, сочувствовала не меньше и все обнимала его, провожая до порога, а злой Смит клял «шайку психов, с которыми приходится проводить единственные на неделе выходные».
Джемм, приглашенная отметить чей-то день рождения в ресторане «У Фалькона», заскочила домой переодеться.
Ральф пил пиво в гостиной. После возвращения из больницы две недели назад он выбирался из дому лишь по необходимости. Боль еще чувствовалась, особенно в области сломанного ребра, а когда смеялся, еще и жгло чертовски, однако доктор был доволен прогрессом — организм молодой, сильный, все в нем быстро срастается и заживает.
— Привет. — Джемм с банкой пива села рядом. — В чем дело? — спросила она, заметив наконец загадочную улыбку на лице Ральфа.
Тот продолжал улыбаться.
— Догадайся.
— Ну?
— Я это сделал!
— Сделал — что?
— Стал хорошим мальчиком. — Улыбка превратилась в ухмылку от уха до уха. — Начал разбираться со своей жизнью.
— Да ну? А именно?
— А именно — порвал с Клаудией.
— Что?! — взвизгнула Джемм. — Как это — порвал с Клаудией?!
— «Как это, как это». Взял и порвал. Проще простого.
— Боже, не могу поверить! Ну-ка, давай разберемся. Ты встретился с Клаудией, длинноногой Клаудией, ангелочком Клаудией, блондиночкой Клаудией, которая любезно пускает тебя к себе в постель, ты встретился с ней и сказал: «Прости, все кончено. Нам не стоит больше встречаться»? Так?
— Точно. — Ральф ухмылялся, скрестив руки на груди.
— И никаких тебе «Между нами все кончено, но я не прочь время от времени перепихнуться»?
Он покачал головой.
— И даже никаких тебе «Между нами все кончено, но ты, надеюсь, не против, если я буду спать с твоей лучшей подругой»?
Тот же жест. Джемм обняла его:
— Чертов истукан! Я горжусь тобой. А она как?
— Как и следовало ожидать. Реакция в стиле Клаудии: «Тебе приспичило перед самой свадьбой моей сестры, эгоист проклятый, с кем мне теперь идти, все сестры с приятелями и мужьями, одна я явлюсь монашкой, ненавижу!» — Ральф завершил сцену драматичным тычком кулака самому себе под нос. — И расплакалась. Честно говоря, не ждал я таких рыданий от старушки Клод. По-моему, она здорово расстроилась.
— И что теперь? — спросила Джемм. — Как будешь справляться с сексуальными порывами? Как проводить вечера по пятницам? Кого назначишь в новые подружки?
— С чего ты взяла, что грядет новая подружка? Нет уж, побуду наедине с собой, — добавил он гнусавым тоном психотерапевта-янки. — Я не был один со времен… со времен… Всемирного потопа. Я никогда не был один! Думаю, мне не повредит. А секс… сколько-нибудь протяну и без секса. На крайний случай средство найдется.
— Что ж. — Джемм подалась вперед, чтобы встать. — Что ж, это уже кое-что. Начало положено. Ты молодец. Теперь нам нужно найти, в кого тебе влюбиться…
Что-то промелькнуло между ними в этот момент. Джемм вздрогнула и замерла, глядя в глаза Ральфу. Тот стер с лица довольную ухмылку — секундное напряжение не ускользнуло и от него, но, в отличие от Джемм, обрадовало.
Не так давно он догадался, что вызывает у Джемм жалость; та думает, что он страдает, встречаясь с нелюбимой подружкой исключительно ради секса. Отсюда и возник замысел нового плана под кодовым названием «Сознательный и свободный». Однако решение отправить Клаудию в утиль не было столь уж рациональным. В последнее время Ральфу и впрямь трудно давались свидания — глядя на Клаудию, он ежесекундно сравнивал ее с Джемм и злился от каждого сиропного слова, от идиотской «женской» логики.
И все-таки порвать с Клаудией он решился из-за того, что этого хотела Джемм. После велосипедной катастрофы он много думал и пришел к выводу, что в мечтах о Джемм, попытках поразить ее воображение икебаной из пионов или открытием нового тайского блюда нет никакого смысла. Джемм уже двадцать семь — возраст, когда женщина, пусть и неосознанно, начинает ценить в мужчине несколько иные качества; возраст, когда одной мужской харизмы уже недостаточно, когда солидный счет в банке, стабильное будущее и практицизм начинают привлекать не меньше стильной стрижки, эксцентричного остроумия и романтического шарма неудавшегося художника.
Вот вам еще одна причина, почему Джемм выбрала Смита; и можно ли ее за это винить? Ральфа самого всегда привлекала мысль о связи с состоятельной женщиной. Почему бы и Джемм не потянуться к человеку, способному оплачивать жилищные расходы, а в случае появления третьего содержать жену с ребенком; к человеку, легко вписывающемуся в образ папаши на родительском собрании; к тому, наконец, кто ради сборки книжного шкафа не станет вызывать бригаду плотников? Следовательно, решил Ральф, чем скрипеть зубами и костерить Смита за якобы случайное везение, поднимись-ка, приятель, до его уровня и стань достойным соперником. А вот тогда посмотрим — кто кого. Девушка наверняка предпочтет звезду в мире искусства звезде в банковском мире, разве нет?
Следуя плану, Ральф связался со своим «спонсором», Филипом, неожиданно восторженно воспринявшим явление своего протеже из небытия. Обсудили планы на будущее, нынешний рынок, нынешних фаворитов, прежние заслуги Ральфа и его настрой. Ральф ушел вдохновленный и с зудом в больной руке — поскорее бы снять гипс и взяться за кисть! Совершил он и еще одну, уже не столь безрассудную, поездку в студию, потоптался там немного, смел паутину, крысиный помет, окаменевшие кисти и засохшие тюбики краски.
Тише едешь — дальше будешь, решил он и зачастил к друзьям, стараясь не попадаться Джемм на глаза, даже когда наверняка знал, что она дома одна, «забывал» поливать чили, манкировал обязанностями поставщика цветов и комплиментов. И что же? Чем больше он отстранялся, тем очевиднее тянулась к нему Джемм. Впрочем, частично тому было причиной ее чувство вины. По-прежнему считая себя ответственной за его отдых на больничной койке, Джемм носилась с ним как с ребенком, приглядывала, чтобы ему было удобно, готовила специально для него. Но ей явно недоставало прежней близости с Ральфом, при любой возможности она докладывала, как растут высаженные перчики, — совсем как расстроенная мамаша непутевому муженьку, которому нужно регулярно напоминать про отцовский долг. Нередко возвращалась с работы с какими-нибудь совсем уж экзотическими приправами, «случайно» обнаруженными в супермаркете.
Убедившись, что он очень, очень небезразличен Джемм, Ральф приступил ко второму этапу операции «Сознательный и свободный» — разрыву с Клаудией. А тут как раз и подвернулся удобный случай: Смит отчалил на все выходные, на целых два дня и две ночи. Ральф представления не имел, что произойдет за эти двое суток, но был уверен — что-то точно произойдет. Он это кожей ощущал.
Джемм тоже что-то ощущала кожей. Она лишилась покоя с того самого утра, когда Ральф попал в больницу, а последние две недели провела в борьбе с совершенно незнакомыми чувствами. Джемм всегда была чертовски разумна в любви, по вошедшему в моду выражению, «убежденно моногамна». Два года с одним, год — с другим, но всегда это был единственный парень, и разрыв всегда окончателен.
Если до сих пор ее романы, увы, и заканчивались разбитыми мужскими сердцами, то вовсе не по причине природной жестокости Джемм или внутренней неприязни к мужскому полу. Она не хотела причинять боль, ее вынуждали обстоятельства. Своим возлюбленным она никогда не изменяла, как и они ей — насколько могла судить сама Джемм. «Неудачных» романов у нее тоже не было; были романы без будущего, потому что мужчины требовали от нее больше, чем она могла дать.
Джемм не принадлежала к тем злосчастным особам, что вечно связываются «не с теми», страдают от «неразделенной любви», «не способны к серьезным отношениям» или «слишком сильно любят». Она не впадала в безумство, не сходила от любви с ума. Непреодолимая страсть тоже не значилась в ее жизненном опыте. Она просто любила — или по меньшей мере относилась с симпатией — того, с кем встречалась, и ей отвечали тем же. Одним словом, ее романы были репетицией к большой и светлой любви. И вот теперь, когда чудо свершилось, когда ОН наконец нашелся и открылась дорога в долгое и счастливое будущее со Смитом, ее вдруг страшно потянуло к другому мужчине. К Ральфу. Нелепость.
Она ведь далеко не дура и давно поняла, что Ральфа к ней тоже тянет. До чего трогательно он воспринял ее похвалу за цветы как руководство к действию. А внимание к ее внешности? Никогда не забудет похвалить новое платье или новую прическу. Когда Смита нет дома — Ральф тут как тут, вертится вокруг, развлекает разговорами о всяких милых пустяках, которые стали «их» секретами, — огород на окне, к примеру, музыка ретро или рецепты огненных блюд. Поначалу она отмахивалась от этих знаков внимания, считая их плодом своего тщеславия. С какой стати Ральфу, любителю тонких блондинок из высшего общества, интересоваться такой, как Джемм? Быть этого не может. Но потом… потом случилось то утро… знаменательное и трагическое утро, когда она вдруг изменила всем своим принципам. Словно у нее крыша поехала. Знала ведь прекрасно, что Ральфа будоражит ее голое тело под коротенькой футболкой, и подсознательно чувствовала умысел в его просьбах достать то одно, то другое из верхнего шкафчика: дураку понятно, хотел полюбоваться ее задницей. Знала — и подчинялась, сама возбужденная его очевидным влечением.
Понятно, что в тот момент мотивы собственных поступков не были ей ясны до конца. Так не бывает. Джемм была убеждена, что даже самые расчетливые из людей не всегда способны проанализировать свои действия. И у них случаются проколы. Средний же человек сплошь и рядом сначала что-то делает, а уж потом оглядывается. Откровенное влечение Ральфа ей приятно, и игнорировать этот интерес она не может. Джемм со стыдом вспоминала, как радостно екнуло ее сердце при известии о предстоящих выходных наедине с Ральфом. НО! Ни в эти выходные, ни еще когда-либо, если уж на то пошло, между ними ничего, абсолютно ничего, ни-че-го не произойдет. Нет. Ни за что. Ни в коем случае.
Сегодняшнее заявление о разрыве с Клаудией спровоцировало новую волну непрошеных чувств. Ральф ни с кем не связан. Ральф свободен. Джемм понятия не имела, почему это так важно для нее… и почему ее сердце от этой новости ухнуло в желудок и принялось выделывать там сальто-мортале. Разумеется, она была рада этому разрыву, поскольку за два с половиной месяца жизни на Альманак-роуд успела привязаться к Ральфу и желала ему счастливых отношений с достойной женщиной, а не тычков от вечно недовольного ходячего кошмара. Конечно, она была довольна, потому что разрыв с Клаудией мог стать для Ральфа началом новой жизни. Все верно. Но какая-то ее частичка радовалась только тому, что Ральф снова одинок и свободен. А потом она предложила найти ему достойную пару и сама же стушевалась. Глупо, ей-богу. Была бы тайно влюблена в Ральфа — еще можно было бы понять собственное смущение, но ведь влюблена она в Смита, а к Ральфу привязана как к другу. Но не любит. И он ее не любит.
— Что делаешь сегодня? — вдруг бросила Джемм, чтобы стряхнуть странное наваждение. И добавила, поднимаясь с дивана: — Первый вечер свободы как-никак.
— Да так, ничего особенного. Хотел побыть дома, набросками заняться.
— Слушай, а пошли со мной! Мы «У Фалькона» собираемся.
— Кто это «мы»?
— Друзья. У Бекки сегодня день рождения, так что народу будет прилично.
Ральф быстро прикинул все за и против: вечер в одиночестве или вечер с Джемм?
— Отлично. Когда идем?
На дорожку Ральф скрутил косячок с травкой.
— Честно говоря, даже не знаю, что это за штука, — заметил он, вынув щепотку из пакета, — но стоила чертовски дорого и пахнет улетно.
— Выглядит как дерьмо скунса, — возразила Джемм. — Ты поосторожнее.
— Ерунда!
Раскурив на пару косячок, они оделись потеплее и вышли на вечерний морозец. Где-то на полпути оба поняли, что вляпались.
— Черт! — пробормотала Джемм. — Я уже под жутким кайфом.
— Аналогично, — кивнул Ральф.
— Предупреждала, чтоб поосторожнее.
Сент-Джеймс-роуд была пустынна и празднична, вся в слепящих и мигающих витринах, неоновых рекламах и рождественских огнях. Редкие компании держались на ногах не крепче Ральфа и Джемм. Ничего удивительного — последние выходные перед Рождеством.
Хихикая, парочка добралась до перекрестка. На Сент-Джонс-Хилл народу прибавилось; двери станции подземки выплевывали окоченевших пассажиров, еще не потерявших надежды успеть в «Маркс и Спенсер». Джемм с Ральфом перешли дорогу и ввалились в паб «У Фалькона», встреченные волной тепла и пивного духа, громкими мужскими голосами и взвизгами женского смеха. Огромный полукруглый зал, обставленный в викторианском стиле, был полон под завязку, так что к стойке пришлось проталкиваться, работая локтями.
— Я закажу, — сказала Джемм. — Ты что будешь? Она встала на перекладину для ног, прибавив себе пару дюймов, и навалилась на стойку. Многолетний опыт подсказывал, что это единственный способ добиться обслуживания в пабе, забитом мужиками, — женщин официантки обслуживали в первую очередь.
— Две пинты «Лёвенбрау», — проорала Джемм, поймав взгляд барменши.
Ральф с кружками в руках следовал за Джемм, пока та, выискивая приятелей, петляла между компаниями клерков при галстуках или студентов в джинсах и джемперах.
Радостный возглас, взмах рукой, масса незнакомых Ральфу лиц, вал тут же забытых имен, эхо одного и того же вопроса «А Смит где?», любопытные взгляды, дружеские рукопожатия, шумные разговоры.
— Джемм говорит, ты художник?
«Только тебя мне и не хватало». Ральф уставился на долговязого парня с асимметричным лицом.
— Э-э… вроде того… Точнее, был когда-то, но попыток не оставляю. — Он выдавил смешок и приклеился к кружке.
— Я, собственно, тоже по этой части и тоже «вроде того», — сообщил долговязый, игнорируя апатию Ральфа. — Компьютерный дизайн. Джемм говорит, и ты тем же подхалтуриваешь. На старичке «Маке», верно?
Ральф с ужасом понял, что его ждет: «Лично я считаю, что „Макинтоши“ себя изжили. Прошлый век!»
И дождался. И мысленно взвыл. Ральф любил компьютеры, но терпеть не мог разговоры о них. Да еще под кайфом. Жутким кайфом. Паб гудел разноголосицей и музыкой, Ральф то и дело просил долговязого повторить и сам себе удивлялся, на хрен ему нужна эта пустая трепотня. Время от времени он посматривал на Джемм, та тоже на мгновение отводила глаза от уродливой грудастой девицы. Ральф улыбался, хмыкал, кивал в знак согласия, мотал головой и без конца бубнил: «Угу, точно», но совершенно не врубался, о чем речь. Все, пора уматывать из этого бедлама. Пиво закончилось. Пинты хватило на десять минут.
— Еще по одной? — спросил Ральф, ткнув в пустую кружку долговязого.
— Ага. «Парсонз Кодпис», пожалуйста.
Ральф с облегченным вздохом двинулся к бару. И какого черта он обкурился? Травка превратила его в дерганого калеку-параноика. Черт. Домой хочется.
— Ты как?
Ральф обернулся. Слаба богу, это Джемм.
— Как куча дерьма. Ради всего святого, скажи, кто этот парень? Придурок какой-то.
— Кто, Горди?! Да он классный, Ральф! Просто ты под кайфом.
— Ну а ты как?
— Не лучше. Пыталась поговорить с Бекки, но ни слова не поняла и вдобавок не могла отцепить взгляд от ее сисек.
— Ну еще бы. Все лучше, чем глазеть на ее… гм… рожу.
Джемм с силой двинула его под ребра.
— Слушай, ты не против, если я отвалю после второй порции? Ей-богу, вечерок сегодня не для общения с кучей незнакомцев.
— Вечерок сегодня не для общения даже с самыми близкими друзьями, так что я с тобой.
Они вернулись за столик и снова пили, и снова болтали со взвинченными, орущими людьми — страдая от собственной тупости и клейма «безнадежно под кайфом», наверняка отпечатанного на их обалдевше-пустых физиономиях. Опустошив кружки, извинились перед кем могли и двинули на выход сквозь клубы дыма, музыку, наплывающие друг на друга лица и спины, крики «пива!», пока не добрались наконец до дверей.
— Аааааааааааааа! — выдохнули они в унисон, выползая из подземелья в холодную, абсолютную тишину.
— Жуть, — сказал Ральф.
— Дерьмо, — согласилась Джемм, набрасывая меховой капюшон и натягивая перчатки. — Так. Хочу покоя. Хочу туда, где мне не придется болтать с кем попало…
— Домой? — Ральф дохнул на сложенные ладони.
— Нет, раз уж все так вышло, воспользуемся шансом. Пошли в центр, а? Притворимся, будто мы туристы, и пошляемся всюду, куда нас обычно не затянешь. Ну же, Ральф! О, смотри, девятнадцатый номер! Это знак судьбы.
Джемм схватила Ральфа за руку, они рванули к остановке и запрыгнули на ступеньку уже отходящего автобуса.
Глава двадцатая
Начали они с Пикадилли. Впервые в жизни сидели среди туристов под «Эросом». Под вполне терпимый аккомпанемент дуэта африканских барабанщиков любовались огнями Пикадилли и говорили, что вид отсюда открывается неизмеримо лучший, чем с облюбованных лондонцами обзорных площадок. Потом как зомби бродили по Трокадеро, жмурясь от иллюминации и с отпавшими челюстями таращась на экстравагантные витрины. Прошлись по Джерард-стрит, улице, где любой уголок Джемм знала как свои пять пальцев, но где сегодня на каждом шагу ее ждали сказочные открытия. Лондон бурлил Рождеством. Куда бы они ни завернули, везде их ждало чудо. Что за удивительный город, что за поразительные магазины, что за странные рестораны.
В любимом китайском супермаркете Джемм они целую вечность бродили по рядам, ахая и охая над яркими пакетами не-пойми-чего. В мясном отделе за прилавком стоял знакомый Джемм мясник.
— Привет, Джемм, — улыбнулся он.
— Привет, Пит! У тебя, похоже, выходных не бывает?
— Не-а, зачем они мне? Я свое дело люблю. Все никак не нагляжусь на мясо да с требухой не наиграюсь.
Магазин уже закрывается, Пит как раз собирается домой, а живет он в двух шагах, так почему бы ребятам не зайти к нему на пиво с травкой?
Вечер становился все занимательнее.
Квартира Пита располагалась над банком «Гонконг» и принадлежала его боссу, владельцу супермаркета (а кроме того, по всей видимости, и всего Чайна-тауна). На разговор о триаде гости Пита не раскрутились, но между собой к соглашению пришли. Не сказать чтобы квартира поражала воображение: грязно-желтые стены, лохматые ковровые дорожки тоном потемнее, мебель дорогая, но безвкусная и неудобная.
Пит провел гостей по гулкому коридору в обоях «под бамбук», мимоходом включил пыльное бра-подсвечник и толкнул дверь белого дерева:
— А это мой будуар!
Ральф и Джемм расхохотались. Зеркальные стены огромной комнаты и зеркальные же двери стенных шкафов миллиарды раз отражали неоново-мигающий колорит Джерард-стрит в трех больших окнах. Но хохот вызвало не абсурдное количество зеркал, а основной предмет мебели в спальне. Футов в восемь квадратных, не меньше, кровать была увенчана немыслимых размеров изголовьем, больше похожим на консоль космической станции из «Звездных войн», с кучей кнопочек, ручек и вспыхивающих лампочек.
Ральф покачал головой:
— Вот черт! Надеюсь, у тебя есть лицензия на эту штуковину?
— Блеск, верно? — хохотнул и Пит. — Прокатиться не желаете?
Ральф и Джемм переглянулись. Обоим разом пришло в голову, что их несет: поздним пятничным вечером приняли приглашение незнакомого мясника, а тот, между прочим, уже раздевается, приглашая их опробовать сомнительное на вид ложе. Пит учуял напряжение и улыбнулся:
— Вообще-то кровать не моя. Хозяйская. Это его Дворец Траха. Он сюда своих пташек приводит. Не дрейфь, ребята, я не маньяк.
Пит прыгнул на кровать, и та затряслась, как телеса толстухи.
— Ой, водяная кровать! — Джемм издала восторженный визг. — Всю жизнь мечтала попробовать!
— Вот и дождалась — только туфли скинь. Мигом избавившись от обуви, Джемм принялась скакать рядом с Питом.
— Класс! Ральф, иди к нам!
Ральф колебался. Кайф выветрился, но не до конца, и он все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Тем более здесь, в подозрительном китайском логове. Мало ли кто затаился за зеркальными дверцами шкафов? А вдруг там сидит целая банда извращенцев-фетишистов? А вдруг этот чудила Пит в свободное от прилавка время поставляет доверчивых олухов своим дружкам для секс-забав? А вдруг хозяин супермаркета — член «триады», и квартплату берет жертвами? Ральф прочесал комнату взглядом в поисках глазков видеокамер, кандалов с наручниками, плеток и прочих орудий пыток. В глазах зарябило от стократных отражений его самого, Джемм и мясника в калейдоскопе цветных огней.
— Э-э… неохота. — Сунув руки в карманы, он затоптался на одном месте.
— Да не бойся ты, — подбодрил мясник. Джемм повернулась к изголовью:
— А для чего все эти кнопки?
Пит с улыбкой ткнул в одну. Кровать завибрировала. Ткнул в другую. Кровать заходила волнами на манер исполнительницы танца живота. Пит щелкнул выключателем — лампочки замигали, полилась музыка, появился поднос со встроенными золотой сигаретницей, зажигалкой и пепельницей. В открывшейся соседней нише оказалась коллекция мини-бутылочек джина, рядом два бокала.
— А лично я балдею от вот этого, — сказал Пит, берясь за какой-то рычаг.
Кровать с легким бульканьем приподнялась на пару дюймов от пола и повернулась на 180 градусов вокруг оси, изголовьем к Ральфу.
— Ух ты!
— А я что говорил! — торжествующе ухмыльнулся Пит. — Глядите. — Очередная панель сдвинулась, открыв нишу с небольшой деревянной коробочкой. Пит достал ее и протянул Джемм: — Мой тайник! — В «тайнике» были папиросная бумага и марихуана. — Угощайтесь, пока я быстренько приму душ и побреюсь — мне скоро на выход. Устраивайтесь на кровати. Я скоро.
В любимом китайском супермаркете Джемм они целую вечность бродили по рядам, ахая и охая над яркими пакетами не-пойми-чего. В мясном отделе за прилавком стоял знакомый Джемм мясник.
— Привет, Джемм, — улыбнулся он.
— Привет, Пит! У тебя, похоже, выходных не бывает?
— Не-а, зачем они мне? Я свое дело люблю. Все никак не нагляжусь на мясо да с требухой не наиграюсь.
Магазин уже закрывается, Пит как раз собирается домой, а живет он в двух шагах, так почему бы ребятам не зайти к нему на пиво с травкой?
Вечер становился все занимательнее.
Квартира Пита располагалась над банком «Гонконг» и принадлежала его боссу, владельцу супермаркета (а кроме того, по всей видимости, и всего Чайна-тауна). На разговор о триаде гости Пита не раскрутились, но между собой к соглашению пришли. Не сказать чтобы квартира поражала воображение: грязно-желтые стены, лохматые ковровые дорожки тоном потемнее, мебель дорогая, но безвкусная и неудобная.
Пит провел гостей по гулкому коридору в обоях «под бамбук», мимоходом включил пыльное бра-подсвечник и толкнул дверь белого дерева:
— А это мой будуар!
Ральф и Джемм расхохотались. Зеркальные стены огромной комнаты и зеркальные же двери стенных шкафов миллиарды раз отражали неоново-мигающий колорит Джерард-стрит в трех больших окнах. Но хохот вызвало не абсурдное количество зеркал, а основной предмет мебели в спальне. Футов в восемь квадратных, не меньше, кровать была увенчана немыслимых размеров изголовьем, больше похожим на консоль космической станции из «Звездных войн», с кучей кнопочек, ручек и вспыхивающих лампочек.
Ральф покачал головой:
— Вот черт! Надеюсь, у тебя есть лицензия на эту штуковину?
— Блеск, верно? — хохотнул и Пит. — Прокатиться не желаете?
Ральф и Джемм переглянулись. Обоим разом пришло в голову, что их несет: поздним пятничным вечером приняли приглашение незнакомого мясника, а тот, между прочим, уже раздевается, приглашая их опробовать сомнительное на вид ложе. Пит учуял напряжение и улыбнулся:
— Вообще-то кровать не моя. Хозяйская. Это его Дворец Траха. Он сюда своих пташек приводит. Не дрейфь, ребята, я не маньяк.
Пит прыгнул на кровать, и та затряслась, как телеса толстухи.
— Ой, водяная кровать! — Джемм издала восторженный визг. — Всю жизнь мечтала попробовать!
— Вот и дождалась — только туфли скинь. Мигом избавившись от обуви, Джемм принялась скакать рядом с Питом.
— Класс! Ральф, иди к нам!
Ральф колебался. Кайф выветрился, но не до конца, и он все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Тем более здесь, в подозрительном китайском логове. Мало ли кто затаился за зеркальными дверцами шкафов? А вдруг там сидит целая банда извращенцев-фетишистов? А вдруг этот чудила Пит в свободное от прилавка время поставляет доверчивых олухов своим дружкам для секс-забав? А вдруг хозяин супермаркета — член «триады», и квартплату берет жертвами? Ральф прочесал комнату взглядом в поисках глазков видеокамер, кандалов с наручниками, плеток и прочих орудий пыток. В глазах зарябило от стократных отражений его самого, Джемм и мясника в калейдоскопе цветных огней.
— Э-э… неохота. — Сунув руки в карманы, он затоптался на одном месте.
— Да не бойся ты, — подбодрил мясник. Джемм повернулась к изголовью:
— А для чего все эти кнопки?
Пит с улыбкой ткнул в одну. Кровать завибрировала. Ткнул в другую. Кровать заходила волнами на манер исполнительницы танца живота. Пит щелкнул выключателем — лампочки замигали, полилась музыка, появился поднос со встроенными золотой сигаретницей, зажигалкой и пепельницей. В открывшейся соседней нише оказалась коллекция мини-бутылочек джина, рядом два бокала.
— А лично я балдею от вот этого, — сказал Пит, берясь за какой-то рычаг.
Кровать с легким бульканьем приподнялась на пару дюймов от пола и повернулась на 180 градусов вокруг оси, изголовьем к Ральфу.
— Ух ты!
— А я что говорил! — торжествующе ухмыльнулся Пит. — Глядите. — Очередная панель сдвинулась, открыв нишу с небольшой деревянной коробочкой. Пит достал ее и протянул Джемм: — Мой тайник! — В «тайнике» были папиросная бумага и марихуана. — Угощайтесь, пока я быстренько приму душ и побреюсь — мне скоро на выход. Устраивайтесь на кровати. Я скоро.