Страница:
— Графиня Лизелль, — вежливо поклонившись, ответил маленький принц.
— И принц Хелдар, — произнесла затем девушка.
— Когда ты была ребенком, ты не держала себя так официально, — запротестовал Шелк.
— Но я уже не ребенок, ваша светлость.
Шелк поглядел на Дротика.
— Когда она была маленькой девочкой, она имела обыкновение дергать меня за нос.
— Но ведь у тебя такой длинный, занятный нос, — сказала Лизелль. Тут она улыбнулась, и на ее щеках проступили ямочки.
— Лизелль мне здесь помогает, — объяснил Дротик. — Через несколько месяцев она поступает в академию.
— Ты собираешься стать шпионкой? — недоверчиво спросил ее Шелк.
— У нас в семье такая традиция, принц Хелдар. И отец, и мать у меня шпионы. Мой дядюшка шпионит здесь. Все мои друзья тоже шпионы. Кем же мне еще быть?
Шелк был слегка сбит с толку.
— Мне почему-то кажется, что это тебе не пойдет.
— А я думаю, наоборот. Ты слишком похож на шпиона, принц Хелдар. А я нет, поэтому у меня не будет стольких неприятностей, как у тебя.
И хотя ответы девушки звучали бойко, даже вызывающе, Эрранд заметил в ее теплых карих глазах нечто такое, чего, возможно, не смог разглядеть Шелк. Несмотря на то, что графиня Лизелль явно была уже взрослой девушкой, для Шелка она так же явно оставалась маленькой девочкой — той, что дергала его за нос. Но по взгляду, который она на него бросила, Эрранд понял, что она уже не один год ждет возможности поговорить с Шелком как взрослая со взрослым. Эрранд прикрыл рот рукой, чтобы спрятать улыбку. Этого хитреца Хелдара ожидает много всего интересного.
Дверь снова отворилась, в комнату вошел неказистого вида человек, быстро подошел к столу и прошептал что-то на ухо Дротику. Лицо этого человека, как заметил Эрранд, было бледным, а руки тряслись.
Дротик весь напрягся и вздохнул. Но больше, однако, ничем не выказал своих эмоций. Он поднялся на ноги и подошел к столу.
— Ваше величество, — официально обратился он к принцу Хеве, — вам нужно немедленно вернуться во дворец.
И Шелк, и Лизелль оба заметили, как обратился Дротик к Хеве, и поглядели на начальника драснийской разведки.
— Я думаю, нам всем нужно проводить короля обратно во дворец, — печально произнес Дротик. — Мы должны выразить соболезнование его матери и предложить ей нашу посильную помощь в этот скорбный час.
Юный король Драснийский смотрел на начальника разведки, глаза его были широко раскрыты, а губы дрожали.
Эрранд нежно взял руку мальчика в свою.
— Пойдем, Хева, — сказал он. — Ты теперь очень нужен своей матери.
Глава 8
— И принц Хелдар, — произнесла затем девушка.
— Когда ты была ребенком, ты не держала себя так официально, — запротестовал Шелк.
— Но я уже не ребенок, ваша светлость.
Шелк поглядел на Дротика.
— Когда она была маленькой девочкой, она имела обыкновение дергать меня за нос.
— Но ведь у тебя такой длинный, занятный нос, — сказала Лизелль. Тут она улыбнулась, и на ее щеках проступили ямочки.
— Лизелль мне здесь помогает, — объяснил Дротик. — Через несколько месяцев она поступает в академию.
— Ты собираешься стать шпионкой? — недоверчиво спросил ее Шелк.
— У нас в семье такая традиция, принц Хелдар. И отец, и мать у меня шпионы. Мой дядюшка шпионит здесь. Все мои друзья тоже шпионы. Кем же мне еще быть?
Шелк был слегка сбит с толку.
— Мне почему-то кажется, что это тебе не пойдет.
— А я думаю, наоборот. Ты слишком похож на шпиона, принц Хелдар. А я нет, поэтому у меня не будет стольких неприятностей, как у тебя.
И хотя ответы девушки звучали бойко, даже вызывающе, Эрранд заметил в ее теплых карих глазах нечто такое, чего, возможно, не смог разглядеть Шелк. Несмотря на то, что графиня Лизелль явно была уже взрослой девушкой, для Шелка она так же явно оставалась маленькой девочкой — той, что дергала его за нос. Но по взгляду, который она на него бросила, Эрранд понял, что она уже не один год ждет возможности поговорить с Шелком как взрослая со взрослым. Эрранд прикрыл рот рукой, чтобы спрятать улыбку. Этого хитреца Хелдара ожидает много всего интересного.
Дверь снова отворилась, в комнату вошел неказистого вида человек, быстро подошел к столу и прошептал что-то на ухо Дротику. Лицо этого человека, как заметил Эрранд, было бледным, а руки тряслись.
Дротик весь напрягся и вздохнул. Но больше, однако, ничем не выказал своих эмоций. Он поднялся на ноги и подошел к столу.
— Ваше величество, — официально обратился он к принцу Хеве, — вам нужно немедленно вернуться во дворец.
И Шелк, и Лизелль оба заметили, как обратился Дротик к Хеве, и поглядели на начальника драснийской разведки.
— Я думаю, нам всем нужно проводить короля обратно во дворец, — печально произнес Дротик. — Мы должны выразить соболезнование его матери и предложить ей нашу посильную помощь в этот скорбный час.
Юный король Драснийский смотрел на начальника разведки, глаза его были широко раскрыты, а губы дрожали.
Эрранд нежно взял руку мальчика в свою.
— Пойдем, Хева, — сказал он. — Ты теперь очень нужен своей матери.
Глава 8
На похороны короля Родара и на последовавшую за этим коронацию его сына Хевы в Бокторе собрались все алорийские короли. Подобные встречи были традиционными. Хотя на протяжении веков народы Севера несколько отделились друг от друга, алорийцы тем не менее не забыли, что все они произошли из существовавшего пять тысячелетий назад королевства Черек, где царствовал король Медвежьи Плечи, и в такие трагические минуты все они собирались вместе, чтобы похоронить своего венценосного собрата. Король Родар был любим и уважаем и среди других народов, поэтому к Анхегу из Черека, Хо-Хэгу из Алгарии и Белгариону из Ривы присоединились Фулрах из Сендарии, Кородуллин из Арендии и даже сумасбродный Дроста-Лек-Тан из Гар-ог-Надрака. Кроме того, присутствовали генерал Вэрен, представлявший императора Толнедры Рэн Боуруна XXIII, и Сади, главный евнух дворца королевы Салмиссры в Найсе.
Похороны алорийского короля были делом серьезным и включали определенные церемонии, на которых присутствовали только другие алорийские монархи. Но, конечно, столь многочисленное собрание королей и других высокопоставленных особ не могло обойтись без разговоров о политике, тем более что ситуация и в самом деле сложилась непростая.
Эрранд в одежде неброского темного цвета в те несколько дней, что предшествовали похоронам, переходил от одной группы к другой. Все короли его знали, но почему-то не замолкали в его присутствии и говорили при нем много такого, чего он, возможно, не услышал бы, призадумайся они о том, что он уже не тот маленький мальчик, которого они знали во времена кампании при Мишрак-ак-Тулле.
Алорийские короли — Белгарион, одетый, как всегда, в голубой камзол с панталонами грубоватого вида, Анхег в помятой синей мантии и покореженной короне и молчаливый Хо-Хэг, облаченный в серебристо-черное, — стояли в задрапированном собольими шкурами проеме одного из широких коридоров дворца.
— Поренн придется взять на себя обязанности регентши, — сказал Гарион. — Хеве всего шесть лет, и кто-то должен управлять делами, пока он не подрастет настолько, чтобы взять на себя обязанности правителя.
— Женщина? — с отвращением произнес Анхег.
— Анхег, мы что, опять будем это обсуждать? — спросил Хо-Хэг.
— Я не вижу других вариантов, Анхег, — произнес Гарион, стараясь убедить короля. — У короля Дросты просто слюнки текут от предвкушения того, что на Драснийском троне будет король-мальчик. Если мы не отдадим управление в чьи-нибудь руки, он со своим войском оттяпает приличный кусок приграничных территорий еще до того, как мы успеем добраться до дому.
— Но Поренн такая молодая, — возразил Анхег, — и такая хорошенькая. Как она сможет управлять королевством?
— Возможно, очень неплохо, — ответил Хо-Хэг, осторожно переступая с одной ноги на другую, его мучили ревматические боли. — Родар ей во всем доверял, и в конце концов, это она затеяла заговор, убравший Гродега.
— Кроме нее в Драснии есть, пожалуй, только один знающий человек, способный править страной, — это маркграф Хендон, — подхватил Гарион, обращаясь к черекскому королю. — Тот, кого зовут Дротик. Ты хочешь, чтобы начальник драснийской разведки стоял за троном и отдавал приказы?
Анхега передернуло.
— Отвратительная мысль. А принц Хелдар?
Гарион уставился на него в изумлении.
— Ты что, серьезно, Анхег? — недоверчиво спросил он. — Шелк в роли регента?
— Да, ты, возможно, прав, — признал Анхег после минутного раздумья. — Он несколько ненадежен, не так ли?
— Несколько? — рассмеялся Гарион. — Да он самый большой плут во всей Алории.
— Значит, все согласны? — спросил Хо-Хэг. — Регентшей будет Поренн, так?
Анхег поворчал, но в конце концов согласился.
— Тебе, наверное, придется издать указ, — обратился к Гариону алгарийский правитель.
— Мне? Но я не распоряжаюсь в Драснии.
— Ты — Повелитель Запада, — напомнил ему Хо-Хэг. — Ты должен провозгласить, что признаешь регентство Поренн и объявляешь, что каждый, кто с этим не согласится или посягнет на ее полномочия, будет иметь дело с тобой.
— Это заставит Дросту призадуматься. — Анхег от души расхохотался. — Он тебя боится еще больше, чем Закета, Ему, может, даже по ночам кошмары снятся, и он видит, как твой пылающий меч вонзается ему в ребра.
В другом коридоре Эрранд наткнулся на генерала Вэрена и Сади-евнуха. На Сади был пестрый найсанский плащ, а на генерале — серебристая толнедрийская мантия, отделанная на плечах широкими золотыми лентами.
— Так, значит, это правда? — произнес Сади высоким, как у женщины, голосом, пожирая глазами генеральскую мантию.
— Что именно? — спросил его Вэрен.
Генерал был грузного сложения человеком, с серебристо-седыми волосами и несколько удивленным выражением лица.
— До нас в Стисс-Торе дошли слухи, что Рэн Боурун вас усыновил.
— Да, обстановка того требовала, — пожал плечами Вэрен. — Великие семьи империи разоряли Толнедру своей борьбой за трон. Рэну Боуруну пришлось предпринять шаги, чтобы их утихомирить.
— Но, значит, вы займете престол после его смерти, не так ли?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Вэрен. — Будем молиться за то, чтобы его величество прожил еще долгие годы.
— Разумеется, — промурлыкал Сади. — Однако серебряная мантия кронпринца очень вам идет. — Он потер свой бритый череп изящной рукой с длинными пальцами.
— Благодарю, — сказал Вэрен с легким поклоном. — А как дела во дворце Салмиссры?
Сади саркастически рассмеялся.
— Как всегда. Одни плетут интриги против других, и каждый кусочек пищи, приготовленной у нас на кухне, щедро приправлен ядом.
— Я слышал, что у вас так принято, — ответил Вэрен. — А как же вам живется в такой опасной обстановке?
— Неспокойно, — поморщившись, ответил Сади. — Приходится по строгому распорядку принимать определенные дозы всех известных нам противоядий ко всем известным ядам. У некоторых ядов бывает иногда очень приятный аромат. А все противоядия отвратительны на вкус.
— Такова цена власти.
— Верно. А как отреагировали великие герцоги Толнедры, когда император назначил вас своим наследником?
Вэрен засмеялся.
— Их вопли, наверное, были слышны на арендийской границе.
— Когда наступит время, вам, вероятно, придется свернуть кое-кому шею.
— Возможно.
— Конечно, все ваши войска вам преданы.
— Да, мои войска — это мое утешение.
— Вы мне нравитесь, генерал Вэрен, — сказал бритоголовый найсанец. — Уверен, что мы с вами когда-нибудь сможем прийти к взаимовыгодной договоренности.
— Я хотел бы всегда поддерживать хорошие отношения с соседями, Сади, — с апломбом произнес Вэрен.
В другом коридоре Эрранд обнаружил довольно любопытное сборище. Сендарийский король Фулрах, одетый в скромной темно-коричневой гамме, беседовал с арендийским королем Кородуллином и Дростой-Лек-Таном, надракийским монархом, на котором был богато усыпанный драгоценностями камзол и панталоны омерзительного желтого цвета.
— Кто-нибудь слышал о том, какое будет принято решение по поводу регентства? — спросил худой, изможденный король Надрака. Глаза у Дросты были навыкате, и, казалось, они собираются выпрыгнуть с его изрытого оспой лица. Он беспокойно переминался с ноги на ногу.
— Я так понимаю, что молодого короля будет опекать королева Поренн, — предположил Фулрах.
— Они никогда не отдадут управление в руки женщине, — фыркнул Дроста. — Я знаю алорийцев, все они смотрят на женщину как на недочеловека.
— Поренн не совсем такая, как другие женщины, — возразил сендарийский король. — Она необычайно талантлива.
— Но как же сможет женщина охранять границы такого большого королевства, как Драсния?
— Ошибаетесь, ваше величество, — сказал надракийцу Кородуллин с непривычной для него прямотой. — Все остальные алорийские короли ее, безусловно, поддержат, кроме того, на ее стороне Белгарион Ривский. Ни один монарх, будучи в здравом уме, не станет противостоять желаниям Повелителя Запада.
— Рива отсюда далеко, — возразил Дроста, прищурив глаза.
— Не так уж далеко, Дроста, — ответил ему Фулрах. — У Белгариона очень длинные руки.
— Что новенького на Юге, ваше величество? — обратился Кородуллин к королю Надрака. Дроста издал непристойный звук.
— Каль Закет купается в крови мургов, — с отвращением в голосе произнес он. — Он оттеснил Ургита к Западным горам и истребляет каждого мурга, который ему попадается под руку. Я все еще надеюсь, что кто-нибудь пустит в него стрелу, но ведь на мургов ни в чем нельзя положиться.
— Ты не думал о союзе с королем Гетелем? — спросил Фулрах.
— С таллами? Ты шутишь, Фулрах. Я ни за что не сяду с таллами в одно седло, даже если мне придется в одиночку противостоять маллорейцам. Гетель так боится Закета, что даже при упоминании о нем сразу делает в штаны. После битвы при Тул-Марду Закет сказал моему таллскому кузену, что если Гетель хоть раз еще вызовет его неудовольствие, то будет распят на кресте. Если Каль Закет вознамерится выступить на север, то Гетель, наверное, спрячется в ближайшей навозной куче.
— Как мне говорили, к тебе Закет тоже не пылает большой любовью, — сказал Кородуллин.
Дроста рассмеялся пронзительным, слегка истеричным смехом.
— Он хочет поджарить меня на медленном огне, — ответил он, — и сделать из моей кожи пару сапог.
— Удивительно, как это вы, ангараканцы, до сих пор еще друг друга не истребили, — улыбнулся Фулрах.
— Торак приказал нам воздерживаться от этого, — пожал плечами Дроста. — И он велел своим гролимам выпустить кишки всякому, кто ослушается. Торака мы, конечно, недолюбливали, но всегда ему подчинялись. Только идиот мог поступить иначе — как правило, мертвый идиот.
На следующий день с востока прибыл Белгарат-волшебник, и тело короля Родара Драснийского было предано земле. Облаченная в глубокий траур маленькая светловолосая королева Поренн стояла во время церемонии рядом с юным королем Хевой. Позади короля и его матери стоял принц Хелдар, на его лице отражалась целая гамма чувств. Внимательно поглядев на него, Эрранд отчетливо увидел, что маленький шпион уже на протяжении многих лет был влюблен в крошечную жену своего дядюшки и что Поренн, хотя и была к нему сильно привязана, не отвечала ему взаимностью. Государственные похороны, как и все официальные церемонии, длятся долго. Во время этой бесконечной процедуры королева Поренн и ее маленький сын были очень бледны, но ни один из них ни разу ничем не выдал своего горя.
Незамедлительно после похорон состоялась коронация Хевы, и новоявленный драснийский король тонким, но твердым голосом провозгласил, что впредь его мать будет помогать ему в деле управления королевством.
В заключение церемонии Белгарион, король Ривский и Повелитель Запада, поднялся с места и обратился с краткой речью к присутствующим высокопоставленным особам. Он приветствовал вступление Хевы в весьма избранное объединение правящих монархов, высказал одобрение по поводу его мудрого выбора королевы матери на роль регентши, довел до сведения всех и каждого, что полностью поддерживает королеву Поренн и что любой, кто выкажет ей малейшее неуважение, безусловно, об этом пожалеет. И так как, делая это заявление, он опирался на Ривский меч, все присутствующие в Тронном зале восприняли его речь очень серьезно.
Через несколько дней все гости разъехались.
Когда Полгара, Дарник, Эрранд и Белгарат, сопровождаемые королем Хо-Хэгом и королевой Силар, выехали на юг, на равнины Алгарии уже пришла весна.
— Печальное путешествие, — произнес Хо-Хэг, обращаясь к Белгарату, ехавшему с ним рядом верхом на лошади. — Мне будет не хватать Родара.
— Нам всем будет его не хватать, — ответил Белгарат. Он поглядел вперед, туда, где, подгоняемое алгарийскими пастухами по направлению к Сендарийским горам, на большую ярмарку в Мургосе медленно двигалось стадо скота. — Удивительно, что Хеттар согласился поехать с Гарионом в Риву в это время года. Ведь это он обычно ведет стада на ярмарку.
— Это Адара его уговорила, — сказала старику королева Силар. — Они с Сенедрой не успели поговорить обо всех секретах и упросили Хеттара погостить в Риве, а Хеттар своей жене почти ни в чем не отказывает.
Полгара улыбнулась.
— Бедный Хеттар, — сказала она. — Если уж и Адара и Сенедра вдвоем взялись его обрабатывать, то у него не оставалось ни малейшего шанса. Это две очень целеустремленные юные дамы.
— Перемена обстановки пойдет ему на пользу, — заметил Хо-Хэг. — Летом он всегда становится беспокойным, а теперь, когда все мурги отступили на юг, он даже не может развлечься охотой за их лазутчиками.
Когда они добрались до южной Алгарии, Хо-Хэг и Силар попрощались и повернули к востоку по направлению к крепости. Дальнейший путь к Долине они проделали без особых приключений. Белгарат на несколько дней задержался в усадьбе, а потом стал готовиться к возвращению в свою башню. Уже под конец ему пришло в голову взять с собой Эрранда.
— Его руки могут здесь пригодиться. У нас тут все немножко запущено, отец, — сказала ему Полгара. — Мне нужно засеять огород, и у Дарника тоже масса работы после прошедшей зимы.
— Тогда, может, пусть лучше мальчик не путается здесь у вас под ногами?
Она долго и пристально глядела на него и наконец уступила.
— Если ты так хочешь, отец, — сказала она.
— Я знал, что ты со мной согласишься, Пол, — ответил тот.
— Только не задерживай его на все лето.
— Конечно нет. Я хочу немного поболтать с близнецами и взглянуть, вернулся ли Белдин. Где-нибудь через месяц я вернусь. И его с собой привезу.
Итак, Эрранд и Белгарат снова отправились вдвоем в самое сердце Долины и снова поселились у старика в башне. Белдин еще не вернулся из Маллореи, но Белгарату многое нужно было обсудить с Белтирой и Белкирой, поэтому Эрранд и его гнедой жеребец были по большей части предоставлены самим себе.
Как-то раз ярким летним утром они отправились к западному краю Долины, чтобы исследовать подножие гор, обозначавших границу с Улголандом. Проехав несколько миль мимо круглых, поросших деревьями холмов, они остановились в неглубоком широком овраге, где, перекатываясь через поросшие мхом зеленые камни, журчал бурный ручей. Высокие смолистые сосны приятно затеняли его от жаркого утреннего солнца.
Эрранд спешился, и вдруг из кустов на берегу ручья вышла волчица, остановилась и внимательно посмотрела на мальчика с конем. Волчица была окружена необычным голубым нимбом, мягким сиянием, которое, казалось, исходило от ее густого меха.
Обычно лошадь, даже когда она только чует запах волка, охватывает безумная паника, но гнедой встретил взгляд волчицы спокойно, даже не шелохнувшись.
Мальчик понял, кто эта волчица, но удивился, встретив ее здесь.
— Доброе утро, — вежливо обратился он к ней. — Какой чудесный день, не правда ли?
Волчица засветилась таким же мерцанием, как и Белдин, когда он принимал образ ястреба. Как только мерцание рассеялось, на месте животного оказалась женщина с огненно-рыжими волосами, золотистыми глазами и легкой улыбкой на губах. Хотя на ней было простое коричневое платье, как на обычной крестьянке, она носила его с таким царственным достоинством, которому могла позавидовать любая королева, увешанная драгоценностями.
— Ты всегда так церемонно приветствуешь волков? — спросила она.
— Я не часто общаюсь с волками, — ответил он, — но я сразу же понял, кто ты.
— Да, я знала, что ты поймешь. А он знает, где ты?
— Белгарат? Нет, наверное. Он разговаривает с Белтирой и Белкирой, так что мы с конем отправились посмотреть новые места.
— Тебе бы лучше не слишком далеко забираться в Улгские горы, — посоветовала она. — В этих местах встречаются разные дикие существа.
Он кивнул.
— Буду иметь это в виду.
— Ты сделаешь для меня кое-что? — прямо спросила она.
— Если смогу.
— Поговори с моей дочерью.
— Конечно.
— Скажи Полгаре, что в мир пришло большое зло и большая опасность.
— Зандрамас? — спросил Эрранд.
— Зандрамас — только часть этого, но корень всего зла — Сардион. Его нужно уничтожить. Скажи моему мужу и дочери, чтобы они предупредили об этом Белгариона. Его миссия еще не закончена.
— Я им скажу, — пообещал Эрранд. — Но разве ты сама не можешь поговорить с Полгарой?
Рыжеволосая женщина опустила глаза.
— Нет, — печально ответила она. — Я причиню ей слишком много боли, если явлюсь ей.
— Почему же?
— Это напомнит ей о тех годах, когда она была маленькой девочкой, выросшей без присмотра матери. И всякий раз, когда она меня видит, все это вновь оживает.
— Значит, ты никогда ей не рассказывала? О той жертве, которую тебе пришлось принести?
Она испытующе поглядела на него.
— Откуда тебе известно то, о чем не знают даже мой муж и Полгара?
— Я точно не могу сказать, — ответил он. — Но мне это известно, так же, как и то, что ты не умерла.
— А Полгаре ты об этом расскажешь?
— Нет, если ты этого не хочешь.
Она вздохнула.
— Может, когда-нибудь, но не сейчас. Я думаю, будет лучше, если она и ее отец останутся в неведении. Мне еще предстоит выполнить мою миссию, и пускай лучше меня ничто от этого не отвлекает.
— Как ты пожелаешь, — вежливо ответил Эрранд.
— Мы еще с тобой встретимся, — сказала она. — Предупреди их о Сардионе. Скажи им, чтобы не забывали о нем, увлекшись поисками Зандрамас. Все зло исходит от Сардиона. И в следующий раз, когда встретишь Цирадис, будь поосторожнее. Она тебе зла не желает, но у нее своя задача, и она сделает все, чтобы ее выполнить.
— Я буду осторожен, Поледра, — пообещал он.
— Ах, — произнесла она, будто вдруг что-то вспомнив, — тебя вон там еще кое-кто поджидает. — Она протянула руку в сторону длинной и узкой каменистой гряды, нависающей над Долиной. — Он еще не видит тебя, но он ждет. — Тут она улыбнулась и, снова засияв голубым светом, приняла образ волчицы, которая, не оглядываясь, убежала прочь.
Эрранд, сгорая от любопытства, снова взобрался на спину коня, выбрался из лощины и поскакал на юг по направлению к каменной гряде, оставив справа высокие холмы, поднимавшиеся к сверкающим белым горным вершинам земли улгов. Затем, оглядевшись вокруг в поисках подъема, он краешком глаза уловил отблеск солнца, которое на мгновение сверкнуло, отразившись от чего-то блестящего в центре небольшого уступа на полпути вверх по каменистой тропке. Он без колебаний поскакал туда.
На человеке, который сидел в густых зарослях кустарника, была надета своеобразная кольчуга, составленная из множества металлических чешуек. Он был невысок, но широк в плечах, а на глаза ему свешивался кусок полупрозрачной ткани, служившей защитой от яркого солнечного света.
— Это ты, Эрранд? — хриплым голосом спросил человек с прикрытым лицом.
— Да, — ответил Эрранд. — Давно мы с тобой не виделись, Релг.
— Мне надо с тобой поговорить, — хрипло произнес улг. — Только спрячемся куда-нибудь от света.
— Конечно. — Эрранд соскользнул с коня и последовал за улгом в пещеру, уходящую в глубину склона.
Релг слегка наклонился под нависающей над входом скалой и вошел внутрь.
— Я так и подумал, что это ты, — сказал он Эрранду, вошедшему вслед за ним в прохладный полумрак пещеры, — но при ярком свете не мог тебя как следует разглядеть. — Он убрал с лица занавес и вгляделся в мальчика. — Ты вырос.
Эрранд улыбнулся.
— Да уже несколько лет прошло. Как Таиба?
— Она подарила мне сына, — произнес Релг, как будто сам удивляясь этому. — Очень особенного сына.
— Рад это слышать.
— Когда я был молод и переполнен сознанием своей собственной святости, со мной говорил Ул. Он сказал мне, что ребенок, которому суждено стать новым Горимом, появится среди улгов через меня. В гордыне своей я решил, что мне нужно найти и обнаружить этого ребенка. Откуда я знал, что все гораздо проще. Он говорил о моем сыне. Мой сын отмечен им — мой сын! — В голосе улга слышалась благоговейная гордость.
— Пути Ула не похожи на пути человеческие.
— Как это верно.
— И ты счастлив?
— Моя жизнь опять стала полной, — просто ответил Релг. — Но теперь у меня новая миссия. Наш старый Горим послал меня разыскать Белгарата. Он должен срочно поехать со мной в Пролгу.
— Он не очень далеко отсюда, — сказал Эрранд. Он поглядел на Релга и заметил, что даже в полутемной пещере глаза улга были крепко сощурены, почти закрыты, чтобы в них не проник свет. — У меня есть конь, — сказал он. — Если хочешь, могу съездить за ним и через несколько часов доставить его сюда. Тогда тебе не придется выходить на свет.
Релг с благодарностью взглянул на него и кивнул.
— Скажи ему, чтобы он непременно приехал. Гориму нужно с ним поговорить.
— Скажу, — пообещал Эрранд и, повернувшись, вышел из пещеры.
— Что ему нужно? — раздраженно спросил Белгарат, когда Эрранд сообщил ему, что его хочет видеть Релг.
— Он хочет, чтобы ты поехал с ним в Пролгу, — ответил Эрранд. — Тебя желает видеть Горим, старый Горим.
— Старый Горим? А что, есть новый?
Эрранд кивнул.
— Сын Релга, — ответил он.
Белгарат на мгновение уставился на Эрранда, а потом вдруг расхохотался.
— Что здесь смешного?
— Видимо, у Ула есть чувство юмора, — фыркнул старик. — Никогда бы не подумал.
— Я что-то тебя не понимаю.
— Это долгая история, — смеясь, произнес Белгарат. — Ну что ж, раз Горим желает меня видеть, поехали.
— Мне тоже ехать с тобой?
— Полгара с меня спустит живьем шкуру, если я тебя одного здесь оставлю. Так что поехали.
Эрранд показал старику дорогу через Долину к каменистой гряде у подножия гор. Скоро они подъехали к пещере, где ждал Релг. Несколько минут ушло на то, чтобы объяснить жеребцу, что он должен один вернуться в башню Белгарата. Эрранд с ним немного побеседовал, и умное животное в конце концов поняло, чего от него хотят.
Несколько дней им пришлось пробираться по темным лабиринтам Пролгу. На протяжении всего пути Эрранду казалось, что они тыркаются, как слепые, но Релг, от глаз которого при дневном свете не было никакого толку, в кромешной тьме подземных переходов чувствовал себя как дома и безошибочно угадывал направление. И вот наконец они вышли к блестевшему под сводами просторной пещеры неглубокому прозрачному, как стекло, озеру, посреди которого возвышался остров, где их ждал старый Горим.
— Ад хо, Белгарат, — крикнул отшельник в белой робе, когда они подошли к берегу подземного озера. — Гройа Ул.
— Горим, — с почтительным поклоном отвечал Белгарат. — Ад хо, гройа Ул. — По мраморному переходу они вышли на остров. Белгарат и старый улг тепло обняли друг друга за плечи. — Давненько мы не виделись, — сказал волшебник. — Как ты здесь, в своей берлоге?
Похороны алорийского короля были делом серьезным и включали определенные церемонии, на которых присутствовали только другие алорийские монархи. Но, конечно, столь многочисленное собрание королей и других высокопоставленных особ не могло обойтись без разговоров о политике, тем более что ситуация и в самом деле сложилась непростая.
Эрранд в одежде неброского темного цвета в те несколько дней, что предшествовали похоронам, переходил от одной группы к другой. Все короли его знали, но почему-то не замолкали в его присутствии и говорили при нем много такого, чего он, возможно, не услышал бы, призадумайся они о том, что он уже не тот маленький мальчик, которого они знали во времена кампании при Мишрак-ак-Тулле.
Алорийские короли — Белгарион, одетый, как всегда, в голубой камзол с панталонами грубоватого вида, Анхег в помятой синей мантии и покореженной короне и молчаливый Хо-Хэг, облаченный в серебристо-черное, — стояли в задрапированном собольими шкурами проеме одного из широких коридоров дворца.
— Поренн придется взять на себя обязанности регентши, — сказал Гарион. — Хеве всего шесть лет, и кто-то должен управлять делами, пока он не подрастет настолько, чтобы взять на себя обязанности правителя.
— Женщина? — с отвращением произнес Анхег.
— Анхег, мы что, опять будем это обсуждать? — спросил Хо-Хэг.
— Я не вижу других вариантов, Анхег, — произнес Гарион, стараясь убедить короля. — У короля Дросты просто слюнки текут от предвкушения того, что на Драснийском троне будет король-мальчик. Если мы не отдадим управление в чьи-нибудь руки, он со своим войском оттяпает приличный кусок приграничных территорий еще до того, как мы успеем добраться до дому.
— Но Поренн такая молодая, — возразил Анхег, — и такая хорошенькая. Как она сможет управлять королевством?
— Возможно, очень неплохо, — ответил Хо-Хэг, осторожно переступая с одной ноги на другую, его мучили ревматические боли. — Родар ей во всем доверял, и в конце концов, это она затеяла заговор, убравший Гродега.
— Кроме нее в Драснии есть, пожалуй, только один знающий человек, способный править страной, — это маркграф Хендон, — подхватил Гарион, обращаясь к черекскому королю. — Тот, кого зовут Дротик. Ты хочешь, чтобы начальник драснийской разведки стоял за троном и отдавал приказы?
Анхега передернуло.
— Отвратительная мысль. А принц Хелдар?
Гарион уставился на него в изумлении.
— Ты что, серьезно, Анхег? — недоверчиво спросил он. — Шелк в роли регента?
— Да, ты, возможно, прав, — признал Анхег после минутного раздумья. — Он несколько ненадежен, не так ли?
— Несколько? — рассмеялся Гарион. — Да он самый большой плут во всей Алории.
— Значит, все согласны? — спросил Хо-Хэг. — Регентшей будет Поренн, так?
Анхег поворчал, но в конце концов согласился.
— Тебе, наверное, придется издать указ, — обратился к Гариону алгарийский правитель.
— Мне? Но я не распоряжаюсь в Драснии.
— Ты — Повелитель Запада, — напомнил ему Хо-Хэг. — Ты должен провозгласить, что признаешь регентство Поренн и объявляешь, что каждый, кто с этим не согласится или посягнет на ее полномочия, будет иметь дело с тобой.
— Это заставит Дросту призадуматься. — Анхег от души расхохотался. — Он тебя боится еще больше, чем Закета, Ему, может, даже по ночам кошмары снятся, и он видит, как твой пылающий меч вонзается ему в ребра.
В другом коридоре Эрранд наткнулся на генерала Вэрена и Сади-евнуха. На Сади был пестрый найсанский плащ, а на генерале — серебристая толнедрийская мантия, отделанная на плечах широкими золотыми лентами.
— Так, значит, это правда? — произнес Сади высоким, как у женщины, голосом, пожирая глазами генеральскую мантию.
— Что именно? — спросил его Вэрен.
Генерал был грузного сложения человеком, с серебристо-седыми волосами и несколько удивленным выражением лица.
— До нас в Стисс-Торе дошли слухи, что Рэн Боурун вас усыновил.
— Да, обстановка того требовала, — пожал плечами Вэрен. — Великие семьи империи разоряли Толнедру своей борьбой за трон. Рэну Боуруну пришлось предпринять шаги, чтобы их утихомирить.
— Но, значит, вы займете престол после его смерти, не так ли?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Вэрен. — Будем молиться за то, чтобы его величество прожил еще долгие годы.
— Разумеется, — промурлыкал Сади. — Однако серебряная мантия кронпринца очень вам идет. — Он потер свой бритый череп изящной рукой с длинными пальцами.
— Благодарю, — сказал Вэрен с легким поклоном. — А как дела во дворце Салмиссры?
Сади саркастически рассмеялся.
— Как всегда. Одни плетут интриги против других, и каждый кусочек пищи, приготовленной у нас на кухне, щедро приправлен ядом.
— Я слышал, что у вас так принято, — ответил Вэрен. — А как же вам живется в такой опасной обстановке?
— Неспокойно, — поморщившись, ответил Сади. — Приходится по строгому распорядку принимать определенные дозы всех известных нам противоядий ко всем известным ядам. У некоторых ядов бывает иногда очень приятный аромат. А все противоядия отвратительны на вкус.
— Такова цена власти.
— Верно. А как отреагировали великие герцоги Толнедры, когда император назначил вас своим наследником?
Вэрен засмеялся.
— Их вопли, наверное, были слышны на арендийской границе.
— Когда наступит время, вам, вероятно, придется свернуть кое-кому шею.
— Возможно.
— Конечно, все ваши войска вам преданы.
— Да, мои войска — это мое утешение.
— Вы мне нравитесь, генерал Вэрен, — сказал бритоголовый найсанец. — Уверен, что мы с вами когда-нибудь сможем прийти к взаимовыгодной договоренности.
— Я хотел бы всегда поддерживать хорошие отношения с соседями, Сади, — с апломбом произнес Вэрен.
В другом коридоре Эрранд обнаружил довольно любопытное сборище. Сендарийский король Фулрах, одетый в скромной темно-коричневой гамме, беседовал с арендийским королем Кородуллином и Дростой-Лек-Таном, надракийским монархом, на котором был богато усыпанный драгоценностями камзол и панталоны омерзительного желтого цвета.
— Кто-нибудь слышал о том, какое будет принято решение по поводу регентства? — спросил худой, изможденный король Надрака. Глаза у Дросты были навыкате, и, казалось, они собираются выпрыгнуть с его изрытого оспой лица. Он беспокойно переминался с ноги на ногу.
— Я так понимаю, что молодого короля будет опекать королева Поренн, — предположил Фулрах.
— Они никогда не отдадут управление в руки женщине, — фыркнул Дроста. — Я знаю алорийцев, все они смотрят на женщину как на недочеловека.
— Поренн не совсем такая, как другие женщины, — возразил сендарийский король. — Она необычайно талантлива.
— Но как же сможет женщина охранять границы такого большого королевства, как Драсния?
— Ошибаетесь, ваше величество, — сказал надракийцу Кородуллин с непривычной для него прямотой. — Все остальные алорийские короли ее, безусловно, поддержат, кроме того, на ее стороне Белгарион Ривский. Ни один монарх, будучи в здравом уме, не станет противостоять желаниям Повелителя Запада.
— Рива отсюда далеко, — возразил Дроста, прищурив глаза.
— Не так уж далеко, Дроста, — ответил ему Фулрах. — У Белгариона очень длинные руки.
— Что новенького на Юге, ваше величество? — обратился Кородуллин к королю Надрака. Дроста издал непристойный звук.
— Каль Закет купается в крови мургов, — с отвращением в голосе произнес он. — Он оттеснил Ургита к Западным горам и истребляет каждого мурга, который ему попадается под руку. Я все еще надеюсь, что кто-нибудь пустит в него стрелу, но ведь на мургов ни в чем нельзя положиться.
— Ты не думал о союзе с королем Гетелем? — спросил Фулрах.
— С таллами? Ты шутишь, Фулрах. Я ни за что не сяду с таллами в одно седло, даже если мне придется в одиночку противостоять маллорейцам. Гетель так боится Закета, что даже при упоминании о нем сразу делает в штаны. После битвы при Тул-Марду Закет сказал моему таллскому кузену, что если Гетель хоть раз еще вызовет его неудовольствие, то будет распят на кресте. Если Каль Закет вознамерится выступить на север, то Гетель, наверное, спрячется в ближайшей навозной куче.
— Как мне говорили, к тебе Закет тоже не пылает большой любовью, — сказал Кородуллин.
Дроста рассмеялся пронзительным, слегка истеричным смехом.
— Он хочет поджарить меня на медленном огне, — ответил он, — и сделать из моей кожи пару сапог.
— Удивительно, как это вы, ангараканцы, до сих пор еще друг друга не истребили, — улыбнулся Фулрах.
— Торак приказал нам воздерживаться от этого, — пожал плечами Дроста. — И он велел своим гролимам выпустить кишки всякому, кто ослушается. Торака мы, конечно, недолюбливали, но всегда ему подчинялись. Только идиот мог поступить иначе — как правило, мертвый идиот.
На следующий день с востока прибыл Белгарат-волшебник, и тело короля Родара Драснийского было предано земле. Облаченная в глубокий траур маленькая светловолосая королева Поренн стояла во время церемонии рядом с юным королем Хевой. Позади короля и его матери стоял принц Хелдар, на его лице отражалась целая гамма чувств. Внимательно поглядев на него, Эрранд отчетливо увидел, что маленький шпион уже на протяжении многих лет был влюблен в крошечную жену своего дядюшки и что Поренн, хотя и была к нему сильно привязана, не отвечала ему взаимностью. Государственные похороны, как и все официальные церемонии, длятся долго. Во время этой бесконечной процедуры королева Поренн и ее маленький сын были очень бледны, но ни один из них ни разу ничем не выдал своего горя.
Незамедлительно после похорон состоялась коронация Хевы, и новоявленный драснийский король тонким, но твердым голосом провозгласил, что впредь его мать будет помогать ему в деле управления королевством.
В заключение церемонии Белгарион, король Ривский и Повелитель Запада, поднялся с места и обратился с краткой речью к присутствующим высокопоставленным особам. Он приветствовал вступление Хевы в весьма избранное объединение правящих монархов, высказал одобрение по поводу его мудрого выбора королевы матери на роль регентши, довел до сведения всех и каждого, что полностью поддерживает королеву Поренн и что любой, кто выкажет ей малейшее неуважение, безусловно, об этом пожалеет. И так как, делая это заявление, он опирался на Ривский меч, все присутствующие в Тронном зале восприняли его речь очень серьезно.
Через несколько дней все гости разъехались.
Когда Полгара, Дарник, Эрранд и Белгарат, сопровождаемые королем Хо-Хэгом и королевой Силар, выехали на юг, на равнины Алгарии уже пришла весна.
— Печальное путешествие, — произнес Хо-Хэг, обращаясь к Белгарату, ехавшему с ним рядом верхом на лошади. — Мне будет не хватать Родара.
— Нам всем будет его не хватать, — ответил Белгарат. Он поглядел вперед, туда, где, подгоняемое алгарийскими пастухами по направлению к Сендарийским горам, на большую ярмарку в Мургосе медленно двигалось стадо скота. — Удивительно, что Хеттар согласился поехать с Гарионом в Риву в это время года. Ведь это он обычно ведет стада на ярмарку.
— Это Адара его уговорила, — сказала старику королева Силар. — Они с Сенедрой не успели поговорить обо всех секретах и упросили Хеттара погостить в Риве, а Хеттар своей жене почти ни в чем не отказывает.
Полгара улыбнулась.
— Бедный Хеттар, — сказала она. — Если уж и Адара и Сенедра вдвоем взялись его обрабатывать, то у него не оставалось ни малейшего шанса. Это две очень целеустремленные юные дамы.
— Перемена обстановки пойдет ему на пользу, — заметил Хо-Хэг. — Летом он всегда становится беспокойным, а теперь, когда все мурги отступили на юг, он даже не может развлечься охотой за их лазутчиками.
Когда они добрались до южной Алгарии, Хо-Хэг и Силар попрощались и повернули к востоку по направлению к крепости. Дальнейший путь к Долине они проделали без особых приключений. Белгарат на несколько дней задержался в усадьбе, а потом стал готовиться к возвращению в свою башню. Уже под конец ему пришло в голову взять с собой Эрранда.
— Его руки могут здесь пригодиться. У нас тут все немножко запущено, отец, — сказала ему Полгара. — Мне нужно засеять огород, и у Дарника тоже масса работы после прошедшей зимы.
— Тогда, может, пусть лучше мальчик не путается здесь у вас под ногами?
Она долго и пристально глядела на него и наконец уступила.
— Если ты так хочешь, отец, — сказала она.
— Я знал, что ты со мной согласишься, Пол, — ответил тот.
— Только не задерживай его на все лето.
— Конечно нет. Я хочу немного поболтать с близнецами и взглянуть, вернулся ли Белдин. Где-нибудь через месяц я вернусь. И его с собой привезу.
Итак, Эрранд и Белгарат снова отправились вдвоем в самое сердце Долины и снова поселились у старика в башне. Белдин еще не вернулся из Маллореи, но Белгарату многое нужно было обсудить с Белтирой и Белкирой, поэтому Эрранд и его гнедой жеребец были по большей части предоставлены самим себе.
Как-то раз ярким летним утром они отправились к западному краю Долины, чтобы исследовать подножие гор, обозначавших границу с Улголандом. Проехав несколько миль мимо круглых, поросших деревьями холмов, они остановились в неглубоком широком овраге, где, перекатываясь через поросшие мхом зеленые камни, журчал бурный ручей. Высокие смолистые сосны приятно затеняли его от жаркого утреннего солнца.
Эрранд спешился, и вдруг из кустов на берегу ручья вышла волчица, остановилась и внимательно посмотрела на мальчика с конем. Волчица была окружена необычным голубым нимбом, мягким сиянием, которое, казалось, исходило от ее густого меха.
Обычно лошадь, даже когда она только чует запах волка, охватывает безумная паника, но гнедой встретил взгляд волчицы спокойно, даже не шелохнувшись.
Мальчик понял, кто эта волчица, но удивился, встретив ее здесь.
— Доброе утро, — вежливо обратился он к ней. — Какой чудесный день, не правда ли?
Волчица засветилась таким же мерцанием, как и Белдин, когда он принимал образ ястреба. Как только мерцание рассеялось, на месте животного оказалась женщина с огненно-рыжими волосами, золотистыми глазами и легкой улыбкой на губах. Хотя на ней было простое коричневое платье, как на обычной крестьянке, она носила его с таким царственным достоинством, которому могла позавидовать любая королева, увешанная драгоценностями.
— Ты всегда так церемонно приветствуешь волков? — спросила она.
— Я не часто общаюсь с волками, — ответил он, — но я сразу же понял, кто ты.
— Да, я знала, что ты поймешь. А он знает, где ты?
— Белгарат? Нет, наверное. Он разговаривает с Белтирой и Белкирой, так что мы с конем отправились посмотреть новые места.
— Тебе бы лучше не слишком далеко забираться в Улгские горы, — посоветовала она. — В этих местах встречаются разные дикие существа.
Он кивнул.
— Буду иметь это в виду.
— Ты сделаешь для меня кое-что? — прямо спросила она.
— Если смогу.
— Поговори с моей дочерью.
— Конечно.
— Скажи Полгаре, что в мир пришло большое зло и большая опасность.
— Зандрамас? — спросил Эрранд.
— Зандрамас — только часть этого, но корень всего зла — Сардион. Его нужно уничтожить. Скажи моему мужу и дочери, чтобы они предупредили об этом Белгариона. Его миссия еще не закончена.
— Я им скажу, — пообещал Эрранд. — Но разве ты сама не можешь поговорить с Полгарой?
Рыжеволосая женщина опустила глаза.
— Нет, — печально ответила она. — Я причиню ей слишком много боли, если явлюсь ей.
— Почему же?
— Это напомнит ей о тех годах, когда она была маленькой девочкой, выросшей без присмотра матери. И всякий раз, когда она меня видит, все это вновь оживает.
— Значит, ты никогда ей не рассказывала? О той жертве, которую тебе пришлось принести?
Она испытующе поглядела на него.
— Откуда тебе известно то, о чем не знают даже мой муж и Полгара?
— Я точно не могу сказать, — ответил он. — Но мне это известно, так же, как и то, что ты не умерла.
— А Полгаре ты об этом расскажешь?
— Нет, если ты этого не хочешь.
Она вздохнула.
— Может, когда-нибудь, но не сейчас. Я думаю, будет лучше, если она и ее отец останутся в неведении. Мне еще предстоит выполнить мою миссию, и пускай лучше меня ничто от этого не отвлекает.
— Как ты пожелаешь, — вежливо ответил Эрранд.
— Мы еще с тобой встретимся, — сказала она. — Предупреди их о Сардионе. Скажи им, чтобы не забывали о нем, увлекшись поисками Зандрамас. Все зло исходит от Сардиона. И в следующий раз, когда встретишь Цирадис, будь поосторожнее. Она тебе зла не желает, но у нее своя задача, и она сделает все, чтобы ее выполнить.
— Я буду осторожен, Поледра, — пообещал он.
— Ах, — произнесла она, будто вдруг что-то вспомнив, — тебя вон там еще кое-кто поджидает. — Она протянула руку в сторону длинной и узкой каменистой гряды, нависающей над Долиной. — Он еще не видит тебя, но он ждет. — Тут она улыбнулась и, снова засияв голубым светом, приняла образ волчицы, которая, не оглядываясь, убежала прочь.
Эрранд, сгорая от любопытства, снова взобрался на спину коня, выбрался из лощины и поскакал на юг по направлению к каменной гряде, оставив справа высокие холмы, поднимавшиеся к сверкающим белым горным вершинам земли улгов. Затем, оглядевшись вокруг в поисках подъема, он краешком глаза уловил отблеск солнца, которое на мгновение сверкнуло, отразившись от чего-то блестящего в центре небольшого уступа на полпути вверх по каменистой тропке. Он без колебаний поскакал туда.
На человеке, который сидел в густых зарослях кустарника, была надета своеобразная кольчуга, составленная из множества металлических чешуек. Он был невысок, но широк в плечах, а на глаза ему свешивался кусок полупрозрачной ткани, служившей защитой от яркого солнечного света.
— Это ты, Эрранд? — хриплым голосом спросил человек с прикрытым лицом.
— Да, — ответил Эрранд. — Давно мы с тобой не виделись, Релг.
— Мне надо с тобой поговорить, — хрипло произнес улг. — Только спрячемся куда-нибудь от света.
— Конечно. — Эрранд соскользнул с коня и последовал за улгом в пещеру, уходящую в глубину склона.
Релг слегка наклонился под нависающей над входом скалой и вошел внутрь.
— Я так и подумал, что это ты, — сказал он Эрранду, вошедшему вслед за ним в прохладный полумрак пещеры, — но при ярком свете не мог тебя как следует разглядеть. — Он убрал с лица занавес и вгляделся в мальчика. — Ты вырос.
Эрранд улыбнулся.
— Да уже несколько лет прошло. Как Таиба?
— Она подарила мне сына, — произнес Релг, как будто сам удивляясь этому. — Очень особенного сына.
— Рад это слышать.
— Когда я был молод и переполнен сознанием своей собственной святости, со мной говорил Ул. Он сказал мне, что ребенок, которому суждено стать новым Горимом, появится среди улгов через меня. В гордыне своей я решил, что мне нужно найти и обнаружить этого ребенка. Откуда я знал, что все гораздо проще. Он говорил о моем сыне. Мой сын отмечен им — мой сын! — В голосе улга слышалась благоговейная гордость.
— Пути Ула не похожи на пути человеческие.
— Как это верно.
— И ты счастлив?
— Моя жизнь опять стала полной, — просто ответил Релг. — Но теперь у меня новая миссия. Наш старый Горим послал меня разыскать Белгарата. Он должен срочно поехать со мной в Пролгу.
— Он не очень далеко отсюда, — сказал Эрранд. Он поглядел на Релга и заметил, что даже в полутемной пещере глаза улга были крепко сощурены, почти закрыты, чтобы в них не проник свет. — У меня есть конь, — сказал он. — Если хочешь, могу съездить за ним и через несколько часов доставить его сюда. Тогда тебе не придется выходить на свет.
Релг с благодарностью взглянул на него и кивнул.
— Скажи ему, чтобы он непременно приехал. Гориму нужно с ним поговорить.
— Скажу, — пообещал Эрранд и, повернувшись, вышел из пещеры.
— Что ему нужно? — раздраженно спросил Белгарат, когда Эрранд сообщил ему, что его хочет видеть Релг.
— Он хочет, чтобы ты поехал с ним в Пролгу, — ответил Эрранд. — Тебя желает видеть Горим, старый Горим.
— Старый Горим? А что, есть новый?
Эрранд кивнул.
— Сын Релга, — ответил он.
Белгарат на мгновение уставился на Эрранда, а потом вдруг расхохотался.
— Что здесь смешного?
— Видимо, у Ула есть чувство юмора, — фыркнул старик. — Никогда бы не подумал.
— Я что-то тебя не понимаю.
— Это долгая история, — смеясь, произнес Белгарат. — Ну что ж, раз Горим желает меня видеть, поехали.
— Мне тоже ехать с тобой?
— Полгара с меня спустит живьем шкуру, если я тебя одного здесь оставлю. Так что поехали.
Эрранд показал старику дорогу через Долину к каменистой гряде у подножия гор. Скоро они подъехали к пещере, где ждал Релг. Несколько минут ушло на то, чтобы объяснить жеребцу, что он должен один вернуться в башню Белгарата. Эрранд с ним немного побеседовал, и умное животное в конце концов поняло, чего от него хотят.
Несколько дней им пришлось пробираться по темным лабиринтам Пролгу. На протяжении всего пути Эрранду казалось, что они тыркаются, как слепые, но Релг, от глаз которого при дневном свете не было никакого толку, в кромешной тьме подземных переходов чувствовал себя как дома и безошибочно угадывал направление. И вот наконец они вышли к блестевшему под сводами просторной пещеры неглубокому прозрачному, как стекло, озеру, посреди которого возвышался остров, где их ждал старый Горим.
— Ад хо, Белгарат, — крикнул отшельник в белой робе, когда они подошли к берегу подземного озера. — Гройа Ул.
— Горим, — с почтительным поклоном отвечал Белгарат. — Ад хо, гройа Ул. — По мраморному переходу они вышли на остров. Белгарат и старый улг тепло обняли друг друга за плечи. — Давненько мы не виделись, — сказал волшебник. — Как ты здесь, в своей берлоге?