Страница:
На ферме Фолдора жили и другие дети, что было вполне естественным для
большой общины в шестьдесят человек. Подростки работали, но еще трое, кроме
Гариона, малышей сновали повсюду, где заблагорассудится. Они и стали его
друзьями и товарищами по играм.
Самого старшего звали Рандориг. Он появился на свет за два года до
рождения Гариона. Но Рандориг не верховодил друзьями, потому что был арендом,
не отличался остротой ума и охотно уступал младшим.
Королевство Сендария, в отличие от других государств, населяли выходцы из
многих племен: Чиреки, олгары, драснийцы, аренды и даже значительное количество
толнедрийцев. Все эти чужеземцы успели многократно пережениться между собой и
ничем не выделялись из коренных сендаров. Аренды, конечно, отличались
неудержимой храбростью, чего, к сожалению, нельзя было сказать об их уме.
Вторым приятелем Гариона стал Дорун, маленький, проворный мальчишка, в
жилах которого текла кровь столь многих племен, что только его и можно было
считать истинным сендаром. Главной особенностью Доруна было то, что он никогда
не стоял на месте и не мог ходить, только бегал. Язык его, как и ноги, тоже не
знал покоя: Дорун говорил без остановки, очень быстро, и постоянно был
чем-нибудь возбужден и взволнован.
Несомненным главарем этой дружной компании была девочка, Забретт,
золотоволосая фея, изобретавшая все игры, сочинявшая прекрасные сказки, вечно
подбивавшая сорванцов красть для нее яблоки и сливы из сада Фолдора. Она
правила мальчишками, как маленькая королева, сталкивая их друг с другом,
провоцируя на драки. Забретт была совершенно бессердечным созданием, и все трое
порой ненавидели ее, хотя не могли устоять перед малейшим ее капризом.
Зимой они катались на досках со склона холма за домом и возвращались
домой, мокрые, облепленные снегом, с красными руками и пылающими щеками, уже к
вечеру, когда зимнее солнце отбрасывало багровые тени на белое покрывало; а
если кузнец Дерник объявлял, что лед достаточно толстый, часами скользили по
замерзшему пруду неподалеку от дороги на Верхний Гральт. Когда же стояли
сильные морозы или дожди и теплый ветер превращали снег в грязное месиво, а лед
на пруду подтаивал, они собирались на сеновале и прыгали с настила в мягкое
сено; соломинки набивались в волосы, а травяная пыль - в ноздри.
Весной дети ловили головастиков, утопая в грязи, покрывавшей берега пруда,
взбирались на деревья, глядя в немом удивлении на крохотные голубые яички в
круглых гнездышках, снесенные прилетевшими птицами.
И конечно, именно Дорун как-то прекрасным весенним утром свалился с ветки
и сломал руку, потому что Забретт подговорила его взобраться как можно выше на
дерево, росшее у самого пруда, и поскольку Рандориг только и мог, что стоять в
оцепенении, тупо глядя на искалеченного друга, а Забретт убежала еще до того,
как Дорун коснулся земли, Гариону пришлось срочно принимать решение. Несколько
минут он мрачно думал, что делать: юное личико под гривой волос песочного цвета
стало серьезно-сосредоточенным. Рука была явно сломана, и Дорун, бледный,
испуганный, изо всех сил закусил губу, чтобы не разрыдаться.
Краем глаза Гарион уловил какое-то движение и быстро поднял голову.
Мужчина в темном плаще сидел на большом черном жеребце, внимательно наблюдая за
происходящим. Глаза их встретились - мгновенный озноб охватил Гариона. Он
понял, что уже видел этого человека раньше, что тот присутствовал в его мыслях,
всегда молчаливый, мрачный, неотступно следящий за мальчиком. И было в этом
безмолвном испытующем взгляде что-то вроде злобного любопытства, смешанного еще
с каким-то чувством, отдаленно напоминавшим страх. Но тут Дорун застонал, и
Гарион повернулся к нему. Осторожно закрепив руку товарища своим веревочным
поясом, он вместе с Рандоригом помог бедному мальчишке встать.
- Мог бы по крайней мере хоть помочь нам, - неприязненно заметил Гарион.
- Кто? - удивился Рандориг, оглядываясь по сторонам. Гарион обернулся,
чтобы показать на человека в темном плаще, но всадник исчез.
- Никого не вижу, - сказал Рандориг.
- Больно! - простонал Дорун.
- Не волнуйся, - утешил Гарион. - Тетя Пол тебя вылечит.
Так и случилось. Когда троица появилась в дверях кухни, тетя Пол сразу же
поняла, в чем дело.
- Ведите его сюда, - приказала она спокойно, ничуть не взволновавшись.
Поставив бледного дрожащего мальчика на табуретку около одной из печей,
тетя Пол заварила травы, хранящиеся в глиняных горшках на полке чулана.
- Пей, - приказала она Доруну, протягивая дымящуюся кружку.
- От этого моя рука станет целой? - спросил Дорун, подозрительно глядя на
омерзительно пахнущее варево.
- Молчи и пей, - скомандовала тетя Пол, выкладывая на стол несколько
тонких досточек и холщовых полосок.
- Фу, какая мерзость, - пробормотал, скривившись, Дорун.
- Так и надо, - ответила тетя. - Ничего не оставляй. До дна!
- Больше не могу! - простонал Дорун.
- Прекрасно! - угрожающе прошипела тетя Пол и, отодвинув дощечки, сняла с
крючка длинный острый нож.
- Что ты собираешься делать? - дрожащим голосом спросил Дорун.
- Раз не хочешь пить лекарство, придется отрезать руку.
- Отрезать?! - вытаращив глаза, завопил мальчишка
- Да, примерно в этом месте, - коснувшись кончиком ножа локтя, пообещала
она.
Дорун со слезами на глазах залпом проглотил остаток жидкости и через
минуту уже клевал носом, чуть не падая со стула. Только когда тетя Пол
соединила концы сломанной кости, мальчик закричал, но почти тут же опять
заснул.
Тетя Пол о чем-то тихо поговорила с перепуганной матерью Доруна и велела
Дернику отнести его в постель.
- Ты ведь не отрезала бы ему руку? - спросил Гарион. Тетя бесстрастно
оглядела его.
- Ты думаешь? - ответила она, и Гарион почувствовал, что уже вовсе не так
уверен в том, была ли угроза нарочитой.
- Думаю, не мешает перемолвиться словом-другим с мистрис Забретт, -
добавила она
- Забретт убежала, когда Дорун свалился с дерева, - пояснил Гарион.
- Найди ее.
- Но она спряталась, - запротестовал мальчик. - Всегда убегает, если
что-то неладно. Даже не знаю, где искать.
- Гарион! Я не спрашивала, знаешь ли ты, где искать Просто приказала пойти
и привести ее ко мне.
- А если она не пойдет? - заупрямился мальчик.
- Гарион!
Голос был таким повелительным, что Гарион мгновенно исчез.
- Я тут совсем ни при чем! - начала отпираться Забретт, как только Гарион
ввел ее в кухню.
- Ты, - скомандовала тетя Пол, показывая на табуретку, - сядь сюда!
Забретт, широко раскрыв глаза и рот, молча уселась.
- А ты, - продолжала тетя, указав Гариону на дверь, - немедленно вон!
Гарион поспешно убежал.
Через десять минут рыдающая девчонка, спотыкаясь, вышла. Тетя Пол
остановилась у двери, глядя ей вслед холодными как лед глазами.
- Ты ее отшлепала? - с надеждой спросил Гарион. Тетя Пол одним взглядом
пригвоздила его к месту.
- Конечно, нет. Девочек шлепать нельзя.
- Ну я бы ей наподдал! - разочарованно заметил Гарион. - А что ты с ней
сделала?
- Тебе, видать, нечем заняться? - осведомилась тетя.
- Нечем. Ну совсем, - заверил Гарион, что, конечно, было ошибкой с его
стороны.
- Прекрасно! - воскликнула она, ухватив его за ухо. - Пора уже и
зарабатывать себе на хлеб. В чулане полно грязных горшков. Пойди почисть.
- Не знаю, за что ты на меня сердишься, - запротестовал Гарион, пытаясь
вывернуться. - Не я же виноват, что Дорун взобрался на это дерево!
- В чулан. И немедленно! - приказала она.
Конец весны и начало лета прошли без особых событий. Дорун, конечно, не
мог принимать участия в играх, пока кость не срослась, а Забретт была страшно
потрясена тем, что сказала тетя Пол, и поэтому близко не подходила к
мальчишкам. Оставался только Рандориг, но играть с ним было не очень то весело,
потому что, как уже говорилось, особым умом парень не отличался. Изнывая от
безделья, мальчики часто ходили в поля, наблюдали, как трудятся работники,
слушали их разговоры.
Именно этим летом батраки на ферме Фолдора толковали о битве при Во
Мимбре, самом значительном событии в истории Запада. Гарион и Рандориг
завороженно слушали, как рассказчик повествовал об ордах Кол-Торака, неожиданно
напавших на западные народы пятьсот лет назад.
Все началось в 4865 году по местному летосчислению. Именно тогда орды
мергов, недраков и таллов перешли горы с востока и осадили Драснию, а за ними
волна за волной накатывались маллорийцы.
После того как Драсния была безжалостно раздавлена, энгараки повернули на
юг, в просторные, покрытые зеленой травой долины Олгарии, и осадили
неприступную крепость, называемую Олгарской Твердыней. Осада длилась восемь
лет, пока наконец обозленный Кол-Торак не отвел войска, направив их на запад, в
Алголанд, и только тогда в других королевствах стало известно, что энгараки
пришли поработить не только олорнов, но и все государства Запада.
Сендары, участвующие в сражении, были частью сил под предводительством
Бренда, хранителя райвена. Силы эти состояли из райвенов, сендаров и
астурийских арендов. Они атаковали энгараков с тыла. На левом фланге бились
олгары, драснийцы и алгосы; на правом - толнедрийцы и чиреки; спереди нападали
легендарные храбрецы - мимбратские аренды. Битва продолжалась много часов, пока
наконец в центре поля не встретились в единоборстве Бренд с самим Кол-Тораком.
От того, чем кончится этот поединок, зависел исход всего сражения.
Хотя со времени той битвы титанов сменилось уже двадцать поколений,
события были все так же свежи в памяти сендарийских крестьян, работавших на
ферме Фолдора, будто произошли только вчера. Описывался каждый выпад, каждый
удар, каждый маневр.
Наконец, когда Бренд уже, казалось, будет повержен, он сорвал ткань,
закрывавшую щит, и Кол-Торак отпрянул, на какой-то момент растерялся и тут же
был сражен.
Для Рандорига повествования о поединке было вполне достаточно, чтобы кровь
арендов, текущая в его жилах, закипела Гарион, однако, понял, что история не
дает ответов на некоторые вопросы.
- Почему щит Бренда был закрыт? - спросил он Крэлто, одного из старших
батраков. Тот пожал плечами:
- Так уж было. Все говорят.
- Может, этот щит волшебный? - настаивал Гарион.
- Кто знает! Вполне возможно, хотя я никогда не слышал, чтобы кто-то
упоминал об этом. Знаю только, что, когда Бренд открыл щит, Кол-Торак уронил
свой, и Бренд вонзил меч прямо в глаз Кол-Торака, - так мне говорили.
Гарион упрямо затряс головой.
- Не понимаю, - протянул он. - Почему какой-то щит так напугал Кол-Торака?
- Не могу сказать Не слыхал никакого объяснения этому, - пояснил Крэлто.
Несмотря на то что Гарион не был удовлетворен рассказом, он сразу же
согласился на предложение Рандорига вновь воссоздать все детали поединка.
Следующие два дня прошли в непрерывном сражении. Устав тыкать в приятеля
палкой, заменяющей меч, Гарион решил, что для пущего правдоподобия им
необходимо вооружение. Два чайника и большие крышки с горшков таинственным
образом исчезли с кухни тети Пол; Гарион и Рандориг обрели теперь шлемы и щиты.
Теперь можно было воевать.
Все шло просто превосходно, пока Рандориг, который был выше, старше и
сильнее, не нанес довольно увесистый удар по голове Гариона своим деревянным
мечом. Край чайника врезался в бровь Гариона; потекла кровь. В ушах мальчика
стоял непрерывный звон, яростное возбуждение кипело в жилах. Он медленно
поднялся.
Впоследствии Гарион так и не смог ясно припомнить, что произошло, - воздух
разрезали только отрывистые проклятия, которыми он осыпал Кол-Торака; с губ
сыпались слова, никогда не слыханные ранее, смысла которых не понимал ни сам
мальчик, ни его "противник". Знакомое, слегка глуповатое лицо Рандорига
неожиданно приобрело совсем другие черты, превратившись в чудовищно уродливую
маску.
И Гарион, охваченный яростью, вновь и вновь бросался на врага, сжигая его
горящим в сердце огнем. Но внезапно все кончилось. Бедняга Рандориг лежал у его
ног, избитый до полусмерти, не в силах сопротивляться безжалостному нападению.
Гарион ужаснулся тому, что совершил, но одновременно, как ни странно, испытал
легкое пьянящее чувство победителя, торжествующего над злом.
Позже на кухне, где обычно лечились все раны и болезни, тетя Пол
перевязала раны молча, почти без замечаний. Рандориг, по всей видимости,
довольно легко отделался, хотя лицо распухло и стало лиловым от синяков, а
глаза почему-то разбегались в разные стороны. Холодные компрессы и питье тети
Пол быстро вернули его в прежнее состояние. Однако рана на лбу Гариона
потребовала более серьезного лечения. Тетя попросила Дерника держать мальчика,
а сама взяла иглу с ниткой и хладнокровно зашила порез, будто это разорванный
рукав, совершенно не обращая внимания на вопли пациента. Казалось, она гораздо
сильнее расстраивается из-за прохудившихся чайников и побитых крышек, чем из-за
ран, полученных мальчиками на поле битвы.
Когда все было кончено, у Гариона разболелась голова, и пришлось отнести
его в постель
- По крайней мере я побил Кол-Торака, - сонно объявил он тете Пол.
Та резко вскинула голову.
- Откуда ты знаешь о Тораке? - сурою спросила она.
- О Кол-Тораке, тетя Пол, - терпеливо пояснил Гарион.
- Отвечай!
- Работники, Крэлто и остальные, рассказывали о Бренде, и Во Мимбре, и
Кол-Тораке. Мы с Рандоригом разыгрывали битву. Я был Брендом, а он -
Кол-Тораком. Только мне не пришлось открывать свой щит, потому что Рандоригу
сразу удалось стукнуть меня по голове.
- А теперь выслушай меня, Гарион, - сказала тетя Пол, - и хорошенько
запомни. Никогда не смей больше произносить имя Торака.
- Его зовут Кол-Торак, тетя Пол, - поправил Гарион, - а не просто Торак.
И тут она ударила его - то, чего никогда не делала раньше. Пощечина
ошеломила мальчика гораздо больше, чем боль, хотя удар оказался не слишком
силен.
- Ты никогда больше не произнесешь имя Торака. Никогда! - повторила она -
Это очень важно, Гарион. Твоя жизнь зависит от молчания. Обещай мне.
- Зачем так злиться? - оскорбленно начал он.
- Обещай!
- Хорошо, обещаю. Это была всего-навсего игра.
- Очень глупая игра Ты чуть не убил Рандорига.
- А он меня? - запротестовал Гарион.
- Тебе опасность не грозила А теперь спи.
Голова мальчика стала легкой, во рту все еще оставался вкус странного
горького зелья, принесенного тетей Пол, но сон был тревожным, наполненным
кошмарами, и Гариону казалось, что он слышит глубокий грудной голос тети:
- Гарион, мой Гарион, ты еще так молод...
А позже, пробуждаясь от глубокого забытья, как рыба, поднимающаяся к
серебряной поверхности вод, он вроде бы снова услыхал ее зов:
- Отец! Ты нужен мне...
И вновь темные глубины тяжелого сна, где царила темная фигура человека на
черной лошади, наблюдавшего за каждым его движением с холодной враждебностью и
еще каким-то выражением, отдаленно напоминавшим страх; а за этим мрачным
всадником, всегда незримо присутствующим рядом, хотя Гарион никогда не понимал
этого раньше и не признался тете Пол даже сейчас, маячило изуродованное
омерзительное лицо, которое он мельком видел или представил во время драки с
Рандоригом, похожее на отвратительный плод невиданного дерева зла.
Безмятежное спокойствие детства Гариона было вновь прервано появлением у
ворот фермы Фолдора странствующего сказочника, оборванного старика, не
имевшего, казалось, даже имени. На коленях штанов красовались заплаты, носки у
башмаков отсутствовали. Шерстяная туника с длинными рукавами подвязывалась на
поясе обрывком веревки - подобные одеяния не носили в этой части Сендарии, но,
по мнению Гариона, оно очень подходило к свободно свисающему капюшону,
закрывавшему плечи, а пятна, напоминавшие о былых трапезах, ничуть не портили
общую картину. Только широкий плащ казался довольно новым. Черты лица были
мужественные, чуть угловатые, но ничто не выдавало происхождения странника
Старик совсем не походил ни на аренда, ни на чирека, Олгара или драснийца,
райвена, толнедрийца.. и скорее всего был отпрыском какой-то давно забытой
расы. Глаза, синие, глубоко посаженные, сверкающие весельем, оставались вечно
молодыми, наполненными озорством.
Сказочника, время от времени появлявшегося на ферме Фолдора, всегда
радушно встречали. По правде говоря, он был бездомным бродягой, зарабатывающим
на жизнь рассказами историй, волшебных, веселых и грустных. Не всегда они
оказывались новыми, но было некое завораживающее очарование в манере его
рассказа. Голос старика мог подниматься до громовых раскатов или звучать нежно,
подобно летнему ветерку. Старик мог подражать разным людям, свистеть как
птичка, так что даже эти крохотные создания слетались на этот щебет, а когда
выл по-волчьи, мурашки пробегали по коже слушателей, а в сердцах воцарялся
гнетущий холод, как будто наступила ледяная драснийская зима.
Он мог имитировать стук дождевых капель и шум ветра и даже - о чудо из
чудес! - шорох падающих снежинок. Истории его были полны звуков, оживляющих
монотонность пересказа, и получалось так, будто слова обретают плоть, запах, -
странное ощущение охватывало слушателей: они как бы присутствовали в том
времени и месте, о которых шла речь.
И все это великолепие сказочник не скупясь отдавал в обмен на ужин,
несколько кружек эля и теплую постель на сеновале. Он бродил по миру свободный,
словно ветер или птицы, которых он изображал.
И всегда между сказочником и тетей Пол будто пробегал огонек узнавания,
хотя она встречала его приход с мрачным смирением, явно подозревая, что, пока
этот бродяга шатается здесь, сокровища ее кухни не могут быть в безопасности.
Как только появлялся старик, караваи хлеба и пироги начинали необъяснимо
исчезать, а острый нож, который тот всегда держал при себе, мог в мгновение ока
лишить хорошо поджаренного гуся обеих ножек и в придачу грудки, стоило только
поварихе отвернуться. Тетка дала ему прозвище Старый Волк, и появление
сказочника у ворот фермы вновь знаменовало начало тянущегося годами
соперничества. Сказочник немилосердно льстил ей, даже когда готовился
что-нибудь утащить. Когда старику предлагали печенье или свежеиспеченный хлеб,
он вежливо отказывался, но успевал стянуть чуть не полтарелки, прежде чем ее
отодвигали, а пивной и винный погреба, казалось, тут же переходили в его
владение, и хотя тетя Пол старалась не спускать глаз с воришки, все кончалось
ничем - тот был поистине неистощим на уловки.
И, к величайшему прискорбию, среди наиболее ревностных учеников старика
был Гарион. Иногда, доведенная до истерики необходимостью наблюдать сразу как
за старым мошенником, так и за подрастающим, тетя Пол вооружалась метлой и
выгоняла обоих из кухни, не жалея ни ударов, ни едких слов. А старый болтун,
смеясь, удирал вместе с мальчиком в укромное место, где они наслаждались
плодами своих набегов, и сказочник, поминутно прикладываясь к фляжке с
украденным вином или пивом, рассказывал прилежному слушателю истории из
далекого прошлого.
Самые лучшие сказки, однако, он оставлял для обеденного зала. После ужина,
когда посуда была уже убрана, старик обычно поднимался со своего места и уносил
слушателей в мир волшебного очарования.
- Расскажи нам о начале всего, старый мой друг, - попросил однажды
благочестивый Фолдор, - и о богах тоже.
- О начале и о богах? - задумался сказочник. - Достойный предмет для
беседы, Фолдор, да только очень уж сухой и скучный.
- Я заметила, что ты всегда находишь подобные темы сухими и скучными,
Старый Волк, - усмехнулась тетя Пол, подходя к бочонку, чтобы нацедить для
старика кружку пенистого пива.
Тот с торжественным поклоном принял дар.
- Одна из неприятных сторон моей профессии, мистрис Пол, - пояснил он,
поднося к губам кружку.
Сделав несколько глотков, сказочник на минуту задумался, повесив голову,
потом взглянул, как показалось Гариону, прямо ему в душу. И затем старик сделал
нечто странное, чего никогда не совершал прежде, рассказывая истории в
обеденном зале Фолдора.
Закутавшись в плащ, он величественно выпрямился.
- Знайте, - начал он звучным глубоким голосом, - что в начале дней создали
боги землю, моря, а также сушу. И разбросали они по ночному небу звезды и
поместили туда Солнце и его жену, Месяц, чтобы в мир пришел свет.
И боги заставили землю родить животных, и населили воды рыбой, а воздух
расцвел цветами птиц. И создали боги людей и разделили их на народы.
Богов было семеро, все равные между собой, а звали их Белар, Чолдан,
Недра, Исса, Мара, Олдур и Торак.
Гарион, как и все жители этой части Сендарии, конечно, знал все, что
произошло потом, потому что эта история вела свое происхождение от олорнов, а
Олорнские королевства окружали Сендарию с трех сторон. Воображение унесло
мальчика далеко-далеко, туда, где боги в те давние туманные дни создавали
вселенную, и озноб охватывал его при упоминании запретного имени Торак.
Гарион внимательно слушал, как каждый из богов выбирал себе народ: Белар -
олорнов, Исса - найсанцев, Чолдан - арендов, Недра - толнедрийцев, Мара -
больше не существующих Марагов, а Торак - энгараков, только бог Олдур предпочел
жить в одиночестве, изучая звезды, признав только нескольких людей своими
учениками и последователями.
Гарион обвел взглядом заслушавшихся домочадцев. Глаза Дерника были широко
раскрыты, руки старого Крэлто вцепились в стол, лицо Фолдора сильно побледнело,
на щеках стыли слезы. В глубине комнаты стояла тетя Пол. Хотя в очаге жарко
горел огонь, она зябко куталась в накидку, но стояла выпрямившись, не сводя
взгляда с рассказчика.
- И однажды бог Олдур сотворил драгоценность в форме шара, в драгоценности
этой переливалось сияние звезд, рассыпанных по северному небу. И восхищенный
народ назвал эту драгоценность Оком Олдура, потому что с ее помощью мог Олдур
видеть, что было, что есть и чему еще только предстоит свершиться.
Гарион только сейчас осознал, что сдерживает дыхание, потрясенный величием
рассказа. Он слушал и слушал, как Торак украл Око, а другие бога пошли на него
войной, как Око отплатило похитителю, испепелив левую сторону лица и лишив
глаза и левой руки.
Старик остановился передохнуть и потянулся к кружке. Тетя Пол, по-прежнему
стягивая на груди накидку, принесла ему еще одну; движения ее были
величественны, глаза горели.
- Никогда еще не слышал, чтобы так рассказывали, - тихо пробормотал
Дерник.
- Это "Книга олорнов". И рассказывают ее только в присутствии королей, -
также тихо ответил Крэлто. - Я знал когда-то человека, который слушал ее при
королевском дворе в Сендаре; он кое-что запомнил, но целиком я сам слышу
впервые.
Рассказ продолжался; старик вспоминал, как две тысячи лет назад чародей
Белгарат повел Чирека с тремя сыновьями вернуть Око, о том, что было дальше:
укрепление западных границ против нашествия войск Торака, прощание с землей
богов, приказавших Райве охранять Око в своей крепости на Острове Ветров,
создание огромного меча, в рукоятку которого и было вделано Око. Пока волшебная
драгоценность оставалась на месте, а потомки Райве правили островом, Торак не
мог победить
Потом Белгарат послал любимую дочь к Райве, чтобы та стала матерью
королей, а другая дочь осталась с ним, изучила искусство волхования, потому что
была отмечена тайным знаком чародеев.
Голос рассказчика понизился почти до шепота:
- И Белгарат вместе с дочерью, чародейкой Полгарой, творили заклинания,
чтобы отпугнуть Торака. И некоторые люди говорят, что они и поныне оберегают
земли от пришествия злого бога и так будет до конца дней, ведь древнее
пророчество гласит, искалеченный Торак однажды поднимется против королевств
Запада, чтобы потребовать обратно Око, доставшееся ему когда-то дорогой ценой,
и начнется поединок между Тораком и потомком Райве, и в битве этой решится
судьба мира.
Старик замолчал; плащ соскользнул с плеч, знаменуя окончание рассказа.
Долгое время никто не осмеливался заговорить, слышались только слабое
потрескивание дров в очаге да бесконечная песня кузнечиков и лягушек в теплой
летней ночи.
Наконец Фолдор, откашлявшись, поднялся.
- Вы оказали нам сегодня великую честь, мой добрый друг, - сказал он
прерывающимся от волнения голосом. - Эту историю рассказывают только королям, а
не простым смертным, как мы.
Старик ухмыльнулся, глаза весело заискрились.
- Последнее время я что-то не встречаюсь с королями, дружище Фолдор. Они,
видно, слишком заняты, чтобы слушать древние сказки, а историю нужно время от
времени рассказывать, чтобы она не забылась, а кроме того, кто знает в наше
время, где может скрываться король?!
Все рассмеялись и начали расходиться - становилось поздно, а завтра многим
нужно было вставать с первыми лучами солнца.
- Не поможешь донести фонарь туда, где я обычно сплю? - спросил сказочник
у Гариона.
- С радостью, а ответил мальчик, вскакивая и спеша на кухню.
Сняв с крюка квадратный стеклянный светильник, зажег свечу, укрепленную
внутри, и возвратился в зал.
Фолдор о чем-то беседовал со стариком, а когда отвернулся, Гарион заметил
странные взгляды, которыми обменялись сказочник и тетя Пол, все еще неподвижно
стоявшая в глубине зала.
- Ну что, готов, малыш? - спросил старик, завидев Гариона.