Страница:
- Кто из жалких смертных осмелился выступить против Властителя мира?
Берегись! Я - Торак, Король королей и Повелитель над повелителями! Всякий
назойливый райвен будет безжалостно уничтожен, враги мои погибнут, а Крэг Яска
снова возвратится ко мне!
Навстречу ему выступил Бренд с громадным мечом и щитом, закрытым куском
ткани. Рядом вышагивал мохнатый волк; над головой воина парила белоснежная
сова.
- Я - Бренд, - провозгласил он, - и разделаюсь с тобой, мерзкий урод
Торак.
Увидев волка, Торак воскликнул:
- Берегись, Белгарат! Беги, пока можешь, спасай свою жалкую жизнь.
И обратился к сове:
- А ты, Полгара, оставь отца твоего и поклонись мне! Я женюсь на тебе и
сделаю Повелительницей мира
Но в ответном вое волка слышался вызов, а в крике совы - презрение и
насмешка.
И поднял Торак меч и ударил по щиту Бренда. Долго сражались они, нанося
друг другу страшные удары. Ярость Торака все росла, и меч его все чаще
сталкивался со щитом Бренда, пока наконец Хранитель не упал на землю под
натиском Проклятого. И тут волк вновь завыл, а сова ему вторила, и к Бренду
возвратились утраченные силы.
Тогда Хранитель трона райвенов одним движением сорвал со щита прикрывавшую
его ткань; в центре оказался круглый драгоценный камень размером с сердце
ребенка. От взгляда Торака камень начал наливаться сиянием, тут же
превратившимся в язык пламени, и Проклятый, отпрянув, уронил меч и щит и закрыл
рукой лицо, пытаясь избежать всепожирающего огня.
Тогда Бренд нанес удар; острие меча, пройдя через забрало, вонзилось в
черную яму на месте давно сожженного глаза. Испустив страшный вопль, Торак
упал, вырвал из раны меч и сбросил шлем. Все, кто видел это, в ужасе отпрянули,
ибо лицо некогда прекрасного Бога навеки изуродовал безжалостный огонь.
И снова при виде драгоценности, называемой им Крэг Яска, ради которой была
начата война против Запада, Торак закричал; ручей крови полился изо рта. Тут
раздался ответный вопль энгаракского войска, наблюдавшего печальную участь
предводителя; они в панике побежали, но армии западных королевств шли по пятам,
безжалостно уничтожая врагов, и когда на четвертый день взошло солнце, войска
энгараков больше не существовали.
Бренд попросил принести ему тело Проклятого, чтобы в последний раз
посмотреть на того, кто именовал себя Повелителем мира. Но труп так и не был
найден. Во мраке ночи Зидар, злой волшебник, успел пробормотать заклинания и
незамеченным пронести через посты того, кто был его хозяином.
Потом Бренд созвал своих советников, и Белгарат сказал ему:
- Торак не мертв. Он только спит. Бог не может быть сражен оружием
смертного.
- Когда же он проснется? - спросил Бренд. - Я должен подготовить Запад к
его возвращению.
- Когда потомок короля райвенов вновь сядет на трон предков, - ответила
Полгара, - Торак пробудится и пойдет на него войной.
Нахмурился мрачно Бренд и воскликнул:
- Тогда это никогда не сбудется!
Ведь Хранитель знал: последний райвенский король вместе с семьей был
предательски убит в 4002 году найсанскими наемниками.
И снова предрекла чародейка:
- Пройдет время, и король райвенов вновь предъявит свои права, как гласит
древнее пророчество. Большего я открыть не могу.
Удовлетворившись ответом, Бренд повелел войскам очистить поля сражения от
мертвых энгараков, а когда все было кончено, короли Запада собрались перед
городом Во Мимбр и стали держать совет. Раздавалось много голосов, славящих
Бренда, и вскоре люди заговорили о том, что именно Хранитель должен быть избран
правителем Запада Только Мергон, посол императора Толнедры, выдвинул своего
императора Рэн Боруна IV. Бренд отказался от предложенной чести, все
успокоились, и среди членов Совета воцарилось согласие. Но в обмен на мир от
Толнедры потребовали выполнить одно условие. Первым громко высказался Горим,
король алгосов:
- Во исполнение пророчества принцесса Толнедры должна стать женой того
короля райвенов, который придет спасти мир. Этого требуют от нас Боги.
Но снова запротестовал Мергон:
- Трон райвенского короля пуст. Никто не занимал его вот уже много лет.
Как можно обвенчать принцессу Толнедры с призраком?
Тогда вновь заговорила женщина по имени Полгара:
- Король райвенов возвратится, чтобы предъявить права на трон и
потребовать свою невесту. И с этого дня каждая принцесса империи Толнедра
должна являться в тронный зал райвенского короля в день своего
шестнадцатилетия, одетая в подвенечный наряд, и провести там три дня, ожидая
появления короля. Если за это время король не придет, принцесса вольна
возвратиться к отцу и выходить замуж за кого он ей скажет.
- Но вся Толнедра выступит против такого унижения! - гневно вскричал
Мергон. - Нет! Не бывать этому! Тут снова заговорил мудрый Горим Алгосский:
- Передай императору, что такова воля Богов. Скажи также, что в тот день,
когда Толнедра откажется выполнять это условие, весь Запад поднимется против
вас и развеет прах сынов Недры по четырем сторонам света, и сокрушит мощь
империи, пока сама память о ней не будет стерта с лица земли.
И поняв, что силы неравны, посол подчинился. Договор был подписан.
После этого благороднорожденные из раздираемого распрями королевства
Арендии приблизились к Бренду и сказали:
- Король мимбратов мертв, и герцог Астурийский тоже. Кто теперь будет
править нами? Вот уже две тысячи лет длится опустошающая страну война между
Мимбром и Астурией. Как нам снова стать единым народом?
- Кто же наследник трона мимбратов? - спросил, подумав, Бренд.
- Кородаллин, наследный принц, - ответили ему.
- Остались ли в живых потомки герцогов Астурийских?
- Мейязерана, дочь герцога.
- Приведите их ко мне, - велел Бренд.
И, увидев молодых людей, провозгласил правитель:
- Кровавая распря между Мимбром и Астурией должна прекратиться. Объявляю
свою волю: вы должны обвенчаться, объединив тем самым два столь долго
враждовавших дома.
Девушка и юноша горячо запротестовали, поскольку были преисполнены
ненависти друг к другу, впитанной с молоком матери, и гордости за свои древние
роды. Но Белгарат отвел в сторону Кородаллина и о чем-то поговорил с ним, а
Полгара сделала то же самое с Мейязераной. Никто никогда так и не узнал, о чем
беседовали с молодыми людьми чародеи, но, когда все возвратились туда, где ждал
Бренд, и Мейязерана и Кородаллин согласились обвенчаться. И на этом закончился
Совет королей после битвы при Во Мимбре.
До того как отправиться на Запад, Бренд в последний раз держал речь перед
королями и дворянами:
- Много славных деяний совершено под стенами этого города Все мы
объединились против энгараков и сокрушили их. Злобный Торак повержен. И
договор, заключенный здесь, поможет подготовить Запад к тому дню, когда
исполнится пророчество, король райвенов возвратится, а Торак пробудится от
векового сна и вновь попытается возвратить былую мощь и власть. Именно в этот
день нужно быть готовыми к великой и последней войне. Больше пока мы не в силах
ничего предпринять
Но зато здесь, возможно, исцелили мы раны Арендии, и распря, длившаяся
более двух тысяч лет, пришла к концу. Поэтому я удовлетворен исходом нашей
встречи.
Привет вам всем и прощайте!
Повернув коня, Хранитель отправился на Север в сопровождении седоволосого
человека по имени Белгарат и величественной женщины, зовущейся Полгарой. Они
сели на корабль в сендарском порту Камааре и отплыли в Райве. Больше Бренд в
королевства Запада не возвратился.
Но о его спутниках рассказывается много легенд, и какие из них правдивы, а
какие ложны - могут знать только избранные.
Часть I. АРЕНДИЯ
Во Вейкуна не существовало более. Двадцать четыре столетия прошло с тех
пор, как город весайтских арендов был стерт с лица земли, и мрачные леса
Северной Арендии поглотили руины. Разбитые стены обрушились и лежали теперь под
толстым слоем зеленого мха и коричневых гниющих листьев; только лишенные крыш
стены некогда гордо возвышающихся башен еще виднелись среди окутывающего
деревья тумана, указывая то место, где давным-давно стоял Во Вейкун. Сырой снег
белым покрывалом окутывал еле виднеющиеся в тумане развалины; тонкие струйки
воды, как слезы, струились по древним камням.
Гарион, плотно завернувшись в теплый шерстяной плащ одиноко бродил по
улицам погибшего города, и думы его были так же мрачны, как плачущие камни,
окружавшие его. Ферма Фолдора, с ее залитыми солнцем зелеными полями, была так
далеко, что казалась сейчас давним волшебным сном, и мальчик отчаянно тосковал
по дому. Он мучительно пытался припомнить все мелочи той жизни, но они
ускользали от него и в памяти оставались лишь вкусные запахи, витавшие на кухне
тети Пол, да звон молота Дерника в кузнице, словно замирающее эхо последнего
удара колокола.
Хуже всего, что в жизни Гариона больше не осталось ничего постоянного.
Основой его существования, скалой, на которой покоилось в детстве сознание
собственной безопасности и благополучия, всегда была тетя Пол. В простом и
понятном мирке фермы Фолдора она считалась поварихой, и все звали ее "мистрис
Пол", но весь мир знал ее как Полгару, чародейку, с рождения которой прошло уже
четыре тысячелетия, а смысл ее деяний был непонятен простым смертным.
А господин Волк, старый бродячий сказочник! Как он изменился! Гарион знал
теперь, что давно знакомый приятель детских лет - на самом деле его
пра-пра-пра...дедушка, а за внешностью гуляки и пропойцы скрыта мудрость
чародея Белгарата, снисходительно наблюдавшего за людскими пороками и
неразумными поступками богов вот уже семь тысяч лет.
Гарион вздохнул и вновь направился через туман, сам не зная куда.
Даже их имена чем-то раздражали, будили беспокойство. Гарион вовсе не
желал верить ни в легенды, ни в колдовство, ни в чародейство. Подобные вещи
казались просто неестественными, нарушали солидный, установленный веками
порядок вещей. Но слишком многое случилось за это время, и сохранять здравый
скепсис становилось все труднее. В одно потрясающее душу мгновение последние
остатки сомнений были безжалостно сметены, а ему ничего не оставалось делать,
разве только ошеломленно наблюдать, как тетя Пол одним лишь жестом сняла бельма
с глаз ведьмы Мартжи, возвратив безумной зрение, но лишив способности
заглядывать в будущее. Гарион вздрогнул, вспомнив отчаянный вопль, Мартжи,
вопль, каким-то образом отметивший минуту, начиная с которой мир, окружавший
Гариона, стал намного менее надежным, разумным, а главное, безопасным.
Увезенный из единственного родного места, которое знал, не уверенный в
двух самых близких людях и не знающий более различий между возможным и
невозможным, Гариону пришлось волей-неволей неизвестно с какой целью скитаться
по земле. Он не имел никакого понятия о том, что они делают в этом разрушенном
городе, и совершенно не представлял, куда отправятся потом. Единственное, в чем
был уверен Гарион, одна мрачная мысль завладела душой - где-то в этом мире
существовал человек, прокравшийся к деревенскому маленькому домику в
предрассветный час и убивший его родителей, и Гарион обязательно найдет врага и
уничтожит его, даже если на это уйдет вся оставшаяся жизнь И было нечто
утешительное в этом единственно надежном утверждении.
Осторожно перебравшись через разрушенную стену, Гарион продолжал невеселую
прогулку. Терпеливое время стерло почти все, что пощадила война, а остальное
скрывали толстый снежный покров и густой туман. Гарион снова вздохнул и
направился к руинам башни, где они провели предыдущую ночь.
Неподалеку он заметил тетю Пол и господина Волка, тихо беседующих о
чем-то. Старик надвинул на глаза капюшон цвета ржавчины; тетя Пол зябко
куталась в синий плащ с грустью оглядывая туманные окрестности. Темные длинные
волосы рассыпались по плечам, а серебряный локон на лбу казался белее снега под
ногами.
- Вот он! - воскликнул Волк, завидев Гариона. - Где ты был?
- Нигде, - ответил Гарион, - просто должен был подумать кое о чем.
- Вижу, ты ухитрился промочить ноги?
Подняв ногу, Гарион оглядел мокрые коричневые сапоги.
- Не думал, что снег так быстро тает, - извинился он.
- Ты что, лучше себя чувствуешь с этой штукой на боку? - спросил господин
Волк, показывая на меч, который Гарион носил теперь постоянно.
- Все только и говорят о том, как опасна жизнь в Арендии, - пояснил
Гарион, - а кроме того, я должен к нему привыкнуть.
Он сдвинул новый поскрипывающий кожаный пояс так, чтобы рукоятка,
оплетенная проволокой, не бросалась в глаза. Меч был подарком от Бэйрека в день
Эрастайда, одним из немногих даров, полученных Гарионом на корабле, потому что
праздник пришлось провести в море.
- Не очень-то он вдет тебе, - неодобрительно заметил старик.
- Оставь Гариона в покое, отец, - рассеянно вмешалась тетя Пол, - меч его,
и пусть носит, как считает нужным.
- Пора бы уж Хеттару быть здесь, разве не так? - спросил Гарион, спеша
переменить тему разговора.
- Он мог застрять в горах Сендарии, - ответил Волк. - Хеттар обязательно
придет. На него можно положиться.
- Не понимаю, почему он не купил лошадей в Камааре!
- Там они не так хороши, - пояснил Волк, почесывая короткую седую бородку,
- а мы отправляемся в дальний путь, и я не желаю, чтобы мой конь пал в дороге.
Лучше сейчас немного задержаться, чем потом терять время.
Гарион полез под воротник и потер шею в том месте, где цепь странного
серебряного амулета, подаренного на Эрастайд Волком и тетей Пол, натерла кожу.
- Не трогай цепь, дорогой, - велела тетя Пол.
- Можно, я буду носить его поверх одежды? Никто его под туникой не увидит,
- пожаловался Гарион.
- Амулет должен соприкасаться с кожей.
- Но это так неудобно! Конечно, он очень красивый, но иногда холодит, а
иногда слишком греет, кроме того, по временам бывает ужасно тяжелым. И цепь так
натирает тело! Не привык я к украшениям!
- Это не совсем украшение, дорогой, - ответила тетя Пол. - Со временем
привыкнешь
- Может, почувствуешь себя лучше, - рассмеялся Волк, - если узнаешь, что
твоя тетя свыклась со своим только через десять лет. Я просто уставал твердить
ей, что нельзя снимать амулет!
- Не понимаю, почему нужно именно сейчас говорить об этом! - холодно
ответила тетя Пол.
- У тебя тоже такой есть? - с любопытством спросил старика Гарион.
- Конечно.
- Значит, мы все должны их носить?
- Это семейная традиция, Гарион, - объявила тетя Пол тоном, не допускающим
дальнейших споров.
Холодный влажный ветер, свистевший в руинах, чуть-чуть разогнал туман.
Гарион вздохнул:
- Скорей бы уж Хеттар приехал. Как хочется уйти отсюда подальше! Это место
похоже на кладбище.
- Оно не всегда было таким, - очень тихо сказала тетя Пол.
- А каким же?
- Здесь было так хорошо! Высокие стены, гордые башни... Мы все думали,
город будет стоять вечно!
Она показала на беспорядочную поросль кустов, пробивающихся сквозь камни.
- Когда-то тут был разбит великолепный сад с цветочными клумбами, где дамы
в шелковых платьях сидели на скамейках, а молодые люди пели любовные песни,
стоя под забором, окружавшим сад. Голоса юношей были так нежны, а дамы вздыхали
и бросали через стену ярко-красные розы. А в конце этой улицы, на выложенной
мрамором площади, встречались старики, чтобы вспомнить минувшие войны и
покинувших этот мир соратников. За площадью стоял дом с верандой, где я часто
сидела с друзьями, любуясь звездным небом, а мальчик-паж приносил нам
охлажденные фрукты, и соловьи пели так, что казалось, их сердечки вот-вот
разорвутся.
Голос ее на мгновение замер.
- Но потом пришли астурийцы, - с каким-то ожесточением продолжала тетя
Пол, - и ты поразился бы, узнав, как мало времени надо, чтобы разрушить то, что
создавалось веками!
- Не мучай себя, Пол, - прошептал Волк. - Такое иногда случается, и мы
почти ничего не в силах сделать.
- Я могла бы помочь, отец, - отозвалась она, по-прежнему не сводя глаз с
развалин, - но ты ведь сам не позволил мне, помнишь?
- Ты опять за свое, Пол? - устало спросил старик. - Мы должны мужественно
переносить потери. Весайтские аренды все равно были обречены, и в лучшем случае
ты смогла бы отдалить неизбежное всего на несколько месяцев. Мы просто не имеем
права пытаться исправить неисправимое и вставать на пути неизбежного.
- Ты и раньше это говорил. - Тетя Пол взглянула на буйную поросль
деревьев, теряющуюся в тумане. В шепоте проскользнула странная, перехватывающая
горло нотка: - Не думала, что лес так скоро все завоюет...
- Но прошло почти двадцать пять веков, Пол.
- Правда? А кажется, будто все происходило в прошлом году.
- Не думай об этом. Только зря себя мучаешь. Почему бы нам не войти
внутрь? Этот туман сильно действует на нервы.
Тетя Пол бессознательным жестом обняла Гариона за плечи, и все направились
к башне. Слезы навернулись на глаза мальчика, когда он ощутил аромат, исходящий
от ее одежды, и почувствовал близость родного человека.
Вся холодность их отношений, так возросшая за последнее время, исчезла,
казалось, за эти несколько мгновений Помещение в основании башни, сложенной из
таких огромных камней, что ни время, ни упорно проталкивающиеся повсюду корни
деревьев были не в силах ее разрушить, оставалось относительно целым и защищало
от ветра. Широкие пологие своды поддерживали низкий, выложенный камнем потолок,
и комната из-за этого походила на пещеру. В дальнем конце между грубо
отесанными плитами зияла большая трещина, служившая неплохим дымоходом.
Накануне, в вечер приезда, когда все ввалились сюда, мокрые и замерзшие,
Дерник, обстоятельно рассмотрев дыру, быстро стожил грубый, но вполне пригодный
очаг из булыжников.
- Сойдет! - решил он. - Не очень красивый, конечно, но несколько дней
послужит.
И теперь, когда Волк, Гарион и тетя Пол вошли в зал, в очаге уже ярко
горел огонь, отбрасывая колеблющиеся тени на низкие своды и излучая
благословенное тепло. Дерник, в тунике из коричневой кожи, складывал дрова у
стены. Бэйрек, огромный, рыжебородый, позвякивал кольчугой, начищая меч. Силк,
одетый в рубашку из неотбеленного холста и черный кожаный жилет, лениво
растянулся на тюках, бросая от нечего делать игральные кости.
- Хеттар не появился? - поднял глаза Бэйрек.
- Слишком рано еще, - ответил Волк, подходя к очагу.
- Почему бы тебе не сменить башмаки, Гарион? - предложила тетя Пол, вешая
синий плащ на колышек, вбитый Дерником в трещину на стене.
Гарион снял узел с вещами и стал в нем рыться.
- И носки тоже, - добавила она.
- Туман рассеялся? - спросил Силк господина Волка.
- Ни чуточки.
- Если мне удастся уговорить вас отодвинуться от, очага, я займусь ужином,
- неожиданно деловито объявила тетя Пол, вынимая окорок, каравай ржаного
крестьянского хлеба, мешок сушеного гороха и с дюжину дряблых морковок.
На следующее утро после завтрака Гарион натянул камзол, подбитый овечьим
мехом, застегнул пояс с мечом и отправился в затянутые туманом развалины
высматривать Хеттара. Такое задание он дал себе сам и был благодарен друзьям -
ведь ни один не упомянул, что в этом нет необходимости.
Пробираясь через покрытые слякотью улицы к разрушенным западным воротам
города, он изо всех сил пытался изгнать из головы невеселые мысли, так
омрачившие вчерашний день, поскольку ничего не мог предпринять в этих
обстоятельствах и только попусту изводил и мучил себя.
Но к тому времени, как Гарион добрался до ворот, он все же чуть
успокоился.
Стена немного защищала от ветра, но липкая сырость все же забиралась под
одежду, а ноги успели замерзнуть. Дрожа от озноба, Гарион тем не менее
приготовился ждать. Уже в нескольких шагах ничего нельзя было разглядеть из-за
тумана; оставалось только прислушиваться. Постепенно удалось различить звуки:
шорохи в лесу за стеной, стук капель, срывающихся с деревьев, шлепки
соскальзывающих с ветвей снежных комьев, ритмичное постукивание дятла,
трудившегося над сухим стволом.
- Это моя корова! - внезапно раздался совсем близко чей-то голос.
Гарион замер и весь обратился в слух.
- Тогда не выпускай ее со своего пастбища, - посоветовал другой.
- Это ты, Леммер? - спросил первый.|
- Да, а ты - Деттон, так ведь?
- Не узнал тебя! Давно не виделись!
- Года четыре-пять, по-моему, - решил Леммер.
- Ну как идут дела в вашей деревне? - полюбопытствовал Деттон.
- Голодаем. Все отобрали за налоги.
- Мы тоже. Едим древесные корни.
- Этого мы еще не пробовали. Варим кожаные вещи пояса, башмаки.
- Как твоя жена? - вежливо спросил Деттон.
- Умерла в прошлом году, - глухо, бесстрастно ответил Леммер. - Господин
наш забрал моего сына в солдаты, и вскоре в каком-то сражении он был убит.
Говорили, что при осаде крепости мальчика облили кипящей смолой. После этого
жена перестала есть и вскоре умерла.
- Как жаль, - посочувствовал Деттон. - Такая была красавица!
- Им же лучше, - объявил Леммер, - по крайней мере, больше не мерзнут и не
голодают. А какие же корни вы едите?
- Лучше всего береза, - посоветовал Деттон. - Ель слишком смолистая, а дуб
- чересчур жесткий. Кладешь в котел еще немного травы, чтобы запах был
приятнее.
- Надо попробовать, - решил Леммер.
- Ну мне пора. Господин велел расчищать просеки, и обязательно выпорет
меня, если слишком задержусь, - вздохнул Деттон.
- Может, еще увидимся.
- Если останемся живы.
- Прощай, Деттон.
- Прощай, Леммер.
Голоса затихли вдали. Гарион долго еще стоял, не двигаясь, отупев от
потрясения; в глазах стыли слезы жалости и сострадания к несчастным. Хуже всего
было то, что эти двое даже не роптали, воспринимая все происходящее как
обыденную, нормальную жизнь Ужасная ярость сжала горло, и внезапно захотелось
напасть на кого-нибудь и бить, бить...
Но тут в тумане вновь послышался какой-то звук. Кто-то пел высоким чистым
тенором; в песне перечислялись давно забытые обиды, а припев звал к битве. И
гнев Гариона, непонятно почему, обратился на неизвестного: дурацкие стихи о
распрях, происходивших сотни лет назад, казались омерзительно непристойными по
сравнению с тихим отчаянием двух крестьян; и, не успев ничего сообразить,
Гарион вынул меч и слегка пригнулся.
Пение слышалось все ближе, и Гарион различил конский топот. Осторожно
высунув голову из-за стены, он смог разглядеть шагах в двадцати молодого
человека в желтом облегающем трико и ярко-красном камзоле. Плащ, подбитый
мехом, был откинут; длинный изогнутый лук висел на плече, а на поясе болтался
меч в красивых ножнах. Рыжевато-золотистые волосы спадали на плечи из-под
остроконечной шапочки с пером. И хотя песня была зловеще-мрачной, а голос
исполнен страстного отчаяния, ничто не могло стереть дружелюбно-открытого
выражения с юношеского лица.
Гарион злобно уставился на пустоголового аристократа, совершенно уверенный
в том, что этот поющий болван в жизни не ел никаких корней и уж точно не
скорбел о жене, уморившей себя голодом с тоски и печали.
Незнакомец повернул лошадь и, все еще продолжая петь, проехал через
разрушенную арку в ворота, около которых сидел в засаде Гарион.
Гариону обычно совсем не была свойственна воинственность, и при других
обстоятельствах он, возможно, повел бы себя совсем иначе. Но, к сожалению,
вызывающе одетый незнакомец появился в совершенно неподходящее время. Гарион
быстро изобрел план, все преимущество которого заключалось в простоте, и,
поскольку препятствий к осуществлению не оказалось, все сработало просто
восхитительно - до определенного момента. И как только молодой человек появился
в воротах, Гарион, выскочив из укрытия, схватил его за плащ и стащил с седла.
Испуганно закричав, тот плюхнулся в слякоть.
Однако дальше дела у Гариона пошли не так гладко. Не успел он вынуть меч,
как незнакомец, перекатившись, вскочил и в мгновение ока обнажил оружие. Глаза
метали молнии, меч угрожающе свистнул в воздухе.
Гарион был совсем неопытным бойцом, но обладал бы строй реакцией, а
тяжелая работа на ферме Фолдора укрепила мускулы. Несмотря на гнев,
подвигнувший напасть на певца, он совсем не желал причинить зло незнакомцу.
Противник держал меч легко, почти небрежно, и Гарион подумал, что хороший удар
по лезвию выбьет оружие из рук щеголя.
Он быстро размахнулся, но почему-то не смог нанести удар; лезвие меча
противника отклонилось в сторону, зазвенев о его собственный меч. Гарион
отпрыгнул и вновь неуклюже размахнулся. Опять зазвенела сталь: воздух
наполнился звоном, грохотом, проклятиями; противники наступали и отступали,
делая выпады, стараясь повалить врага. Уже через секунду Гарион понял,
насколько превосходит его незнакомец, но тот почему-то не использовал
предоставившейся несколько раз возможности нанести смертельный удар, и на лице
Гариона против воли появилась нерешительная ухмылка. Противник, как ни странно,
широко, даже дружелюбно улыбнулся в ответ.
- Ну, может быть, довольно? - раздался голос господина Волка, поспешно
шагающего к ним в сопровождении Силка и Бэйрека. - Вы соображаете, что делаете?
С ума сошли?
Незнакомец, бросив испуганный взгляд через плечо, опустил меч.
- Белгарат... - начал он.
- Леллдорин, - прошипел старик, - ты, видимо, потерял последние остатки
здравого смысла, что еще таились в твоей голове?
И тут разум постепенно вернулся к Гариону, именно в тот момент, когда Волк
Берегись! Я - Торак, Король королей и Повелитель над повелителями! Всякий
назойливый райвен будет безжалостно уничтожен, враги мои погибнут, а Крэг Яска
снова возвратится ко мне!
Навстречу ему выступил Бренд с громадным мечом и щитом, закрытым куском
ткани. Рядом вышагивал мохнатый волк; над головой воина парила белоснежная
сова.
- Я - Бренд, - провозгласил он, - и разделаюсь с тобой, мерзкий урод
Торак.
Увидев волка, Торак воскликнул:
- Берегись, Белгарат! Беги, пока можешь, спасай свою жалкую жизнь.
И обратился к сове:
- А ты, Полгара, оставь отца твоего и поклонись мне! Я женюсь на тебе и
сделаю Повелительницей мира
Но в ответном вое волка слышался вызов, а в крике совы - презрение и
насмешка.
И поднял Торак меч и ударил по щиту Бренда. Долго сражались они, нанося
друг другу страшные удары. Ярость Торака все росла, и меч его все чаще
сталкивался со щитом Бренда, пока наконец Хранитель не упал на землю под
натиском Проклятого. И тут волк вновь завыл, а сова ему вторила, и к Бренду
возвратились утраченные силы.
Тогда Хранитель трона райвенов одним движением сорвал со щита прикрывавшую
его ткань; в центре оказался круглый драгоценный камень размером с сердце
ребенка. От взгляда Торака камень начал наливаться сиянием, тут же
превратившимся в язык пламени, и Проклятый, отпрянув, уронил меч и щит и закрыл
рукой лицо, пытаясь избежать всепожирающего огня.
Тогда Бренд нанес удар; острие меча, пройдя через забрало, вонзилось в
черную яму на месте давно сожженного глаза. Испустив страшный вопль, Торак
упал, вырвал из раны меч и сбросил шлем. Все, кто видел это, в ужасе отпрянули,
ибо лицо некогда прекрасного Бога навеки изуродовал безжалостный огонь.
И снова при виде драгоценности, называемой им Крэг Яска, ради которой была
начата война против Запада, Торак закричал; ручей крови полился изо рта. Тут
раздался ответный вопль энгаракского войска, наблюдавшего печальную участь
предводителя; они в панике побежали, но армии западных королевств шли по пятам,
безжалостно уничтожая врагов, и когда на четвертый день взошло солнце, войска
энгараков больше не существовали.
Бренд попросил принести ему тело Проклятого, чтобы в последний раз
посмотреть на того, кто именовал себя Повелителем мира. Но труп так и не был
найден. Во мраке ночи Зидар, злой волшебник, успел пробормотать заклинания и
незамеченным пронести через посты того, кто был его хозяином.
Потом Бренд созвал своих советников, и Белгарат сказал ему:
- Торак не мертв. Он только спит. Бог не может быть сражен оружием
смертного.
- Когда же он проснется? - спросил Бренд. - Я должен подготовить Запад к
его возвращению.
- Когда потомок короля райвенов вновь сядет на трон предков, - ответила
Полгара, - Торак пробудится и пойдет на него войной.
Нахмурился мрачно Бренд и воскликнул:
- Тогда это никогда не сбудется!
Ведь Хранитель знал: последний райвенский король вместе с семьей был
предательски убит в 4002 году найсанскими наемниками.
И снова предрекла чародейка:
- Пройдет время, и король райвенов вновь предъявит свои права, как гласит
древнее пророчество. Большего я открыть не могу.
Удовлетворившись ответом, Бренд повелел войскам очистить поля сражения от
мертвых энгараков, а когда все было кончено, короли Запада собрались перед
городом Во Мимбр и стали держать совет. Раздавалось много голосов, славящих
Бренда, и вскоре люди заговорили о том, что именно Хранитель должен быть избран
правителем Запада Только Мергон, посол императора Толнедры, выдвинул своего
императора Рэн Боруна IV. Бренд отказался от предложенной чести, все
успокоились, и среди членов Совета воцарилось согласие. Но в обмен на мир от
Толнедры потребовали выполнить одно условие. Первым громко высказался Горим,
король алгосов:
- Во исполнение пророчества принцесса Толнедры должна стать женой того
короля райвенов, который придет спасти мир. Этого требуют от нас Боги.
Но снова запротестовал Мергон:
- Трон райвенского короля пуст. Никто не занимал его вот уже много лет.
Как можно обвенчать принцессу Толнедры с призраком?
Тогда вновь заговорила женщина по имени Полгара:
- Король райвенов возвратится, чтобы предъявить права на трон и
потребовать свою невесту. И с этого дня каждая принцесса империи Толнедра
должна являться в тронный зал райвенского короля в день своего
шестнадцатилетия, одетая в подвенечный наряд, и провести там три дня, ожидая
появления короля. Если за это время король не придет, принцесса вольна
возвратиться к отцу и выходить замуж за кого он ей скажет.
- Но вся Толнедра выступит против такого унижения! - гневно вскричал
Мергон. - Нет! Не бывать этому! Тут снова заговорил мудрый Горим Алгосский:
- Передай императору, что такова воля Богов. Скажи также, что в тот день,
когда Толнедра откажется выполнять это условие, весь Запад поднимется против
вас и развеет прах сынов Недры по четырем сторонам света, и сокрушит мощь
империи, пока сама память о ней не будет стерта с лица земли.
И поняв, что силы неравны, посол подчинился. Договор был подписан.
После этого благороднорожденные из раздираемого распрями королевства
Арендии приблизились к Бренду и сказали:
- Король мимбратов мертв, и герцог Астурийский тоже. Кто теперь будет
править нами? Вот уже две тысячи лет длится опустошающая страну война между
Мимбром и Астурией. Как нам снова стать единым народом?
- Кто же наследник трона мимбратов? - спросил, подумав, Бренд.
- Кородаллин, наследный принц, - ответили ему.
- Остались ли в живых потомки герцогов Астурийских?
- Мейязерана, дочь герцога.
- Приведите их ко мне, - велел Бренд.
И, увидев молодых людей, провозгласил правитель:
- Кровавая распря между Мимбром и Астурией должна прекратиться. Объявляю
свою волю: вы должны обвенчаться, объединив тем самым два столь долго
враждовавших дома.
Девушка и юноша горячо запротестовали, поскольку были преисполнены
ненависти друг к другу, впитанной с молоком матери, и гордости за свои древние
роды. Но Белгарат отвел в сторону Кородаллина и о чем-то поговорил с ним, а
Полгара сделала то же самое с Мейязераной. Никто никогда так и не узнал, о чем
беседовали с молодыми людьми чародеи, но, когда все возвратились туда, где ждал
Бренд, и Мейязерана и Кородаллин согласились обвенчаться. И на этом закончился
Совет королей после битвы при Во Мимбре.
До того как отправиться на Запад, Бренд в последний раз держал речь перед
королями и дворянами:
- Много славных деяний совершено под стенами этого города Все мы
объединились против энгараков и сокрушили их. Злобный Торак повержен. И
договор, заключенный здесь, поможет подготовить Запад к тому дню, когда
исполнится пророчество, король райвенов возвратится, а Торак пробудится от
векового сна и вновь попытается возвратить былую мощь и власть. Именно в этот
день нужно быть готовыми к великой и последней войне. Больше пока мы не в силах
ничего предпринять
Но зато здесь, возможно, исцелили мы раны Арендии, и распря, длившаяся
более двух тысяч лет, пришла к концу. Поэтому я удовлетворен исходом нашей
встречи.
Привет вам всем и прощайте!
Повернув коня, Хранитель отправился на Север в сопровождении седоволосого
человека по имени Белгарат и величественной женщины, зовущейся Полгарой. Они
сели на корабль в сендарском порту Камааре и отплыли в Райве. Больше Бренд в
королевства Запада не возвратился.
Но о его спутниках рассказывается много легенд, и какие из них правдивы, а
какие ложны - могут знать только избранные.
Часть I. АРЕНДИЯ
Во Вейкуна не существовало более. Двадцать четыре столетия прошло с тех
пор, как город весайтских арендов был стерт с лица земли, и мрачные леса
Северной Арендии поглотили руины. Разбитые стены обрушились и лежали теперь под
толстым слоем зеленого мха и коричневых гниющих листьев; только лишенные крыш
стены некогда гордо возвышающихся башен еще виднелись среди окутывающего
деревья тумана, указывая то место, где давным-давно стоял Во Вейкун. Сырой снег
белым покрывалом окутывал еле виднеющиеся в тумане развалины; тонкие струйки
воды, как слезы, струились по древним камням.
Гарион, плотно завернувшись в теплый шерстяной плащ одиноко бродил по
улицам погибшего города, и думы его были так же мрачны, как плачущие камни,
окружавшие его. Ферма Фолдора, с ее залитыми солнцем зелеными полями, была так
далеко, что казалась сейчас давним волшебным сном, и мальчик отчаянно тосковал
по дому. Он мучительно пытался припомнить все мелочи той жизни, но они
ускользали от него и в памяти оставались лишь вкусные запахи, витавшие на кухне
тети Пол, да звон молота Дерника в кузнице, словно замирающее эхо последнего
удара колокола.
Хуже всего, что в жизни Гариона больше не осталось ничего постоянного.
Основой его существования, скалой, на которой покоилось в детстве сознание
собственной безопасности и благополучия, всегда была тетя Пол. В простом и
понятном мирке фермы Фолдора она считалась поварихой, и все звали ее "мистрис
Пол", но весь мир знал ее как Полгару, чародейку, с рождения которой прошло уже
четыре тысячелетия, а смысл ее деяний был непонятен простым смертным.
А господин Волк, старый бродячий сказочник! Как он изменился! Гарион знал
теперь, что давно знакомый приятель детских лет - на самом деле его
пра-пра-пра...дедушка, а за внешностью гуляки и пропойцы скрыта мудрость
чародея Белгарата, снисходительно наблюдавшего за людскими пороками и
неразумными поступками богов вот уже семь тысяч лет.
Гарион вздохнул и вновь направился через туман, сам не зная куда.
Даже их имена чем-то раздражали, будили беспокойство. Гарион вовсе не
желал верить ни в легенды, ни в колдовство, ни в чародейство. Подобные вещи
казались просто неестественными, нарушали солидный, установленный веками
порядок вещей. Но слишком многое случилось за это время, и сохранять здравый
скепсис становилось все труднее. В одно потрясающее душу мгновение последние
остатки сомнений были безжалостно сметены, а ему ничего не оставалось делать,
разве только ошеломленно наблюдать, как тетя Пол одним лишь жестом сняла бельма
с глаз ведьмы Мартжи, возвратив безумной зрение, но лишив способности
заглядывать в будущее. Гарион вздрогнул, вспомнив отчаянный вопль, Мартжи,
вопль, каким-то образом отметивший минуту, начиная с которой мир, окружавший
Гариона, стал намного менее надежным, разумным, а главное, безопасным.
Увезенный из единственного родного места, которое знал, не уверенный в
двух самых близких людях и не знающий более различий между возможным и
невозможным, Гариону пришлось волей-неволей неизвестно с какой целью скитаться
по земле. Он не имел никакого понятия о том, что они делают в этом разрушенном
городе, и совершенно не представлял, куда отправятся потом. Единственное, в чем
был уверен Гарион, одна мрачная мысль завладела душой - где-то в этом мире
существовал человек, прокравшийся к деревенскому маленькому домику в
предрассветный час и убивший его родителей, и Гарион обязательно найдет врага и
уничтожит его, даже если на это уйдет вся оставшаяся жизнь И было нечто
утешительное в этом единственно надежном утверждении.
Осторожно перебравшись через разрушенную стену, Гарион продолжал невеселую
прогулку. Терпеливое время стерло почти все, что пощадила война, а остальное
скрывали толстый снежный покров и густой туман. Гарион снова вздохнул и
направился к руинам башни, где они провели предыдущую ночь.
Неподалеку он заметил тетю Пол и господина Волка, тихо беседующих о
чем-то. Старик надвинул на глаза капюшон цвета ржавчины; тетя Пол зябко
куталась в синий плащ с грустью оглядывая туманные окрестности. Темные длинные
волосы рассыпались по плечам, а серебряный локон на лбу казался белее снега под
ногами.
- Вот он! - воскликнул Волк, завидев Гариона. - Где ты был?
- Нигде, - ответил Гарион, - просто должен был подумать кое о чем.
- Вижу, ты ухитрился промочить ноги?
Подняв ногу, Гарион оглядел мокрые коричневые сапоги.
- Не думал, что снег так быстро тает, - извинился он.
- Ты что, лучше себя чувствуешь с этой штукой на боку? - спросил господин
Волк, показывая на меч, который Гарион носил теперь постоянно.
- Все только и говорят о том, как опасна жизнь в Арендии, - пояснил
Гарион, - а кроме того, я должен к нему привыкнуть.
Он сдвинул новый поскрипывающий кожаный пояс так, чтобы рукоятка,
оплетенная проволокой, не бросалась в глаза. Меч был подарком от Бэйрека в день
Эрастайда, одним из немногих даров, полученных Гарионом на корабле, потому что
праздник пришлось провести в море.
- Не очень-то он вдет тебе, - неодобрительно заметил старик.
- Оставь Гариона в покое, отец, - рассеянно вмешалась тетя Пол, - меч его,
и пусть носит, как считает нужным.
- Пора бы уж Хеттару быть здесь, разве не так? - спросил Гарион, спеша
переменить тему разговора.
- Он мог застрять в горах Сендарии, - ответил Волк. - Хеттар обязательно
придет. На него можно положиться.
- Не понимаю, почему он не купил лошадей в Камааре!
- Там они не так хороши, - пояснил Волк, почесывая короткую седую бородку,
- а мы отправляемся в дальний путь, и я не желаю, чтобы мой конь пал в дороге.
Лучше сейчас немного задержаться, чем потом терять время.
Гарион полез под воротник и потер шею в том месте, где цепь странного
серебряного амулета, подаренного на Эрастайд Волком и тетей Пол, натерла кожу.
- Не трогай цепь, дорогой, - велела тетя Пол.
- Можно, я буду носить его поверх одежды? Никто его под туникой не увидит,
- пожаловался Гарион.
- Амулет должен соприкасаться с кожей.
- Но это так неудобно! Конечно, он очень красивый, но иногда холодит, а
иногда слишком греет, кроме того, по временам бывает ужасно тяжелым. И цепь так
натирает тело! Не привык я к украшениям!
- Это не совсем украшение, дорогой, - ответила тетя Пол. - Со временем
привыкнешь
- Может, почувствуешь себя лучше, - рассмеялся Волк, - если узнаешь, что
твоя тетя свыклась со своим только через десять лет. Я просто уставал твердить
ей, что нельзя снимать амулет!
- Не понимаю, почему нужно именно сейчас говорить об этом! - холодно
ответила тетя Пол.
- У тебя тоже такой есть? - с любопытством спросил старика Гарион.
- Конечно.
- Значит, мы все должны их носить?
- Это семейная традиция, Гарион, - объявила тетя Пол тоном, не допускающим
дальнейших споров.
Холодный влажный ветер, свистевший в руинах, чуть-чуть разогнал туман.
Гарион вздохнул:
- Скорей бы уж Хеттар приехал. Как хочется уйти отсюда подальше! Это место
похоже на кладбище.
- Оно не всегда было таким, - очень тихо сказала тетя Пол.
- А каким же?
- Здесь было так хорошо! Высокие стены, гордые башни... Мы все думали,
город будет стоять вечно!
Она показала на беспорядочную поросль кустов, пробивающихся сквозь камни.
- Когда-то тут был разбит великолепный сад с цветочными клумбами, где дамы
в шелковых платьях сидели на скамейках, а молодые люди пели любовные песни,
стоя под забором, окружавшим сад. Голоса юношей были так нежны, а дамы вздыхали
и бросали через стену ярко-красные розы. А в конце этой улицы, на выложенной
мрамором площади, встречались старики, чтобы вспомнить минувшие войны и
покинувших этот мир соратников. За площадью стоял дом с верандой, где я часто
сидела с друзьями, любуясь звездным небом, а мальчик-паж приносил нам
охлажденные фрукты, и соловьи пели так, что казалось, их сердечки вот-вот
разорвутся.
Голос ее на мгновение замер.
- Но потом пришли астурийцы, - с каким-то ожесточением продолжала тетя
Пол, - и ты поразился бы, узнав, как мало времени надо, чтобы разрушить то, что
создавалось веками!
- Не мучай себя, Пол, - прошептал Волк. - Такое иногда случается, и мы
почти ничего не в силах сделать.
- Я могла бы помочь, отец, - отозвалась она, по-прежнему не сводя глаз с
развалин, - но ты ведь сам не позволил мне, помнишь?
- Ты опять за свое, Пол? - устало спросил старик. - Мы должны мужественно
переносить потери. Весайтские аренды все равно были обречены, и в лучшем случае
ты смогла бы отдалить неизбежное всего на несколько месяцев. Мы просто не имеем
права пытаться исправить неисправимое и вставать на пути неизбежного.
- Ты и раньше это говорил. - Тетя Пол взглянула на буйную поросль
деревьев, теряющуюся в тумане. В шепоте проскользнула странная, перехватывающая
горло нотка: - Не думала, что лес так скоро все завоюет...
- Но прошло почти двадцать пять веков, Пол.
- Правда? А кажется, будто все происходило в прошлом году.
- Не думай об этом. Только зря себя мучаешь. Почему бы нам не войти
внутрь? Этот туман сильно действует на нервы.
Тетя Пол бессознательным жестом обняла Гариона за плечи, и все направились
к башне. Слезы навернулись на глаза мальчика, когда он ощутил аромат, исходящий
от ее одежды, и почувствовал близость родного человека.
Вся холодность их отношений, так возросшая за последнее время, исчезла,
казалось, за эти несколько мгновений Помещение в основании башни, сложенной из
таких огромных камней, что ни время, ни упорно проталкивающиеся повсюду корни
деревьев были не в силах ее разрушить, оставалось относительно целым и защищало
от ветра. Широкие пологие своды поддерживали низкий, выложенный камнем потолок,
и комната из-за этого походила на пещеру. В дальнем конце между грубо
отесанными плитами зияла большая трещина, служившая неплохим дымоходом.
Накануне, в вечер приезда, когда все ввалились сюда, мокрые и замерзшие,
Дерник, обстоятельно рассмотрев дыру, быстро стожил грубый, но вполне пригодный
очаг из булыжников.
- Сойдет! - решил он. - Не очень красивый, конечно, но несколько дней
послужит.
И теперь, когда Волк, Гарион и тетя Пол вошли в зал, в очаге уже ярко
горел огонь, отбрасывая колеблющиеся тени на низкие своды и излучая
благословенное тепло. Дерник, в тунике из коричневой кожи, складывал дрова у
стены. Бэйрек, огромный, рыжебородый, позвякивал кольчугой, начищая меч. Силк,
одетый в рубашку из неотбеленного холста и черный кожаный жилет, лениво
растянулся на тюках, бросая от нечего делать игральные кости.
- Хеттар не появился? - поднял глаза Бэйрек.
- Слишком рано еще, - ответил Волк, подходя к очагу.
- Почему бы тебе не сменить башмаки, Гарион? - предложила тетя Пол, вешая
синий плащ на колышек, вбитый Дерником в трещину на стене.
Гарион снял узел с вещами и стал в нем рыться.
- И носки тоже, - добавила она.
- Туман рассеялся? - спросил Силк господина Волка.
- Ни чуточки.
- Если мне удастся уговорить вас отодвинуться от, очага, я займусь ужином,
- неожиданно деловито объявила тетя Пол, вынимая окорок, каравай ржаного
крестьянского хлеба, мешок сушеного гороха и с дюжину дряблых морковок.
На следующее утро после завтрака Гарион натянул камзол, подбитый овечьим
мехом, застегнул пояс с мечом и отправился в затянутые туманом развалины
высматривать Хеттара. Такое задание он дал себе сам и был благодарен друзьям -
ведь ни один не упомянул, что в этом нет необходимости.
Пробираясь через покрытые слякотью улицы к разрушенным западным воротам
города, он изо всех сил пытался изгнать из головы невеселые мысли, так
омрачившие вчерашний день, поскольку ничего не мог предпринять в этих
обстоятельствах и только попусту изводил и мучил себя.
Но к тому времени, как Гарион добрался до ворот, он все же чуть
успокоился.
Стена немного защищала от ветра, но липкая сырость все же забиралась под
одежду, а ноги успели замерзнуть. Дрожа от озноба, Гарион тем не менее
приготовился ждать. Уже в нескольких шагах ничего нельзя было разглядеть из-за
тумана; оставалось только прислушиваться. Постепенно удалось различить звуки:
шорохи в лесу за стеной, стук капель, срывающихся с деревьев, шлепки
соскальзывающих с ветвей снежных комьев, ритмичное постукивание дятла,
трудившегося над сухим стволом.
- Это моя корова! - внезапно раздался совсем близко чей-то голос.
Гарион замер и весь обратился в слух.
- Тогда не выпускай ее со своего пастбища, - посоветовал другой.
- Это ты, Леммер? - спросил первый.|
- Да, а ты - Деттон, так ведь?
- Не узнал тебя! Давно не виделись!
- Года четыре-пять, по-моему, - решил Леммер.
- Ну как идут дела в вашей деревне? - полюбопытствовал Деттон.
- Голодаем. Все отобрали за налоги.
- Мы тоже. Едим древесные корни.
- Этого мы еще не пробовали. Варим кожаные вещи пояса, башмаки.
- Как твоя жена? - вежливо спросил Деттон.
- Умерла в прошлом году, - глухо, бесстрастно ответил Леммер. - Господин
наш забрал моего сына в солдаты, и вскоре в каком-то сражении он был убит.
Говорили, что при осаде крепости мальчика облили кипящей смолой. После этого
жена перестала есть и вскоре умерла.
- Как жаль, - посочувствовал Деттон. - Такая была красавица!
- Им же лучше, - объявил Леммер, - по крайней мере, больше не мерзнут и не
голодают. А какие же корни вы едите?
- Лучше всего береза, - посоветовал Деттон. - Ель слишком смолистая, а дуб
- чересчур жесткий. Кладешь в котел еще немного травы, чтобы запах был
приятнее.
- Надо попробовать, - решил Леммер.
- Ну мне пора. Господин велел расчищать просеки, и обязательно выпорет
меня, если слишком задержусь, - вздохнул Деттон.
- Может, еще увидимся.
- Если останемся живы.
- Прощай, Деттон.
- Прощай, Леммер.
Голоса затихли вдали. Гарион долго еще стоял, не двигаясь, отупев от
потрясения; в глазах стыли слезы жалости и сострадания к несчастным. Хуже всего
было то, что эти двое даже не роптали, воспринимая все происходящее как
обыденную, нормальную жизнь Ужасная ярость сжала горло, и внезапно захотелось
напасть на кого-нибудь и бить, бить...
Но тут в тумане вновь послышался какой-то звук. Кто-то пел высоким чистым
тенором; в песне перечислялись давно забытые обиды, а припев звал к битве. И
гнев Гариона, непонятно почему, обратился на неизвестного: дурацкие стихи о
распрях, происходивших сотни лет назад, казались омерзительно непристойными по
сравнению с тихим отчаянием двух крестьян; и, не успев ничего сообразить,
Гарион вынул меч и слегка пригнулся.
Пение слышалось все ближе, и Гарион различил конский топот. Осторожно
высунув голову из-за стены, он смог разглядеть шагах в двадцати молодого
человека в желтом облегающем трико и ярко-красном камзоле. Плащ, подбитый
мехом, был откинут; длинный изогнутый лук висел на плече, а на поясе болтался
меч в красивых ножнах. Рыжевато-золотистые волосы спадали на плечи из-под
остроконечной шапочки с пером. И хотя песня была зловеще-мрачной, а голос
исполнен страстного отчаяния, ничто не могло стереть дружелюбно-открытого
выражения с юношеского лица.
Гарион злобно уставился на пустоголового аристократа, совершенно уверенный
в том, что этот поющий болван в жизни не ел никаких корней и уж точно не
скорбел о жене, уморившей себя голодом с тоски и печали.
Незнакомец повернул лошадь и, все еще продолжая петь, проехал через
разрушенную арку в ворота, около которых сидел в засаде Гарион.
Гариону обычно совсем не была свойственна воинственность, и при других
обстоятельствах он, возможно, повел бы себя совсем иначе. Но, к сожалению,
вызывающе одетый незнакомец появился в совершенно неподходящее время. Гарион
быстро изобрел план, все преимущество которого заключалось в простоте, и,
поскольку препятствий к осуществлению не оказалось, все сработало просто
восхитительно - до определенного момента. И как только молодой человек появился
в воротах, Гарион, выскочив из укрытия, схватил его за плащ и стащил с седла.
Испуганно закричав, тот плюхнулся в слякоть.
Однако дальше дела у Гариона пошли не так гладко. Не успел он вынуть меч,
как незнакомец, перекатившись, вскочил и в мгновение ока обнажил оружие. Глаза
метали молнии, меч угрожающе свистнул в воздухе.
Гарион был совсем неопытным бойцом, но обладал бы строй реакцией, а
тяжелая работа на ферме Фолдора укрепила мускулы. Несмотря на гнев,
подвигнувший напасть на певца, он совсем не желал причинить зло незнакомцу.
Противник держал меч легко, почти небрежно, и Гарион подумал, что хороший удар
по лезвию выбьет оружие из рук щеголя.
Он быстро размахнулся, но почему-то не смог нанести удар; лезвие меча
противника отклонилось в сторону, зазвенев о его собственный меч. Гарион
отпрыгнул и вновь неуклюже размахнулся. Опять зазвенела сталь: воздух
наполнился звоном, грохотом, проклятиями; противники наступали и отступали,
делая выпады, стараясь повалить врага. Уже через секунду Гарион понял,
насколько превосходит его незнакомец, но тот почему-то не использовал
предоставившейся несколько раз возможности нанести смертельный удар, и на лице
Гариона против воли появилась нерешительная ухмылка. Противник, как ни странно,
широко, даже дружелюбно улыбнулся в ответ.
- Ну, может быть, довольно? - раздался голос господина Волка, поспешно
шагающего к ним в сопровождении Силка и Бэйрека. - Вы соображаете, что делаете?
С ума сошли?
Незнакомец, бросив испуганный взгляд через плечо, опустил меч.
- Белгарат... - начал он.
- Леллдорин, - прошипел старик, - ты, видимо, потерял последние остатки
здравого смысла, что еще таились в твоей голове?
И тут разум постепенно вернулся к Гариону, именно в тот момент, когда Волк