Несбит Эдит. Феникс и ковер

   — А теперь нам следует уйти, — мягко прозвучал голос Феникса, прерывая этот золотой сон.
   Дети потихоньку выбрались из подземелья и вышли из часовни, а вдрызг счастливые леди со священником были настолько заняты перемежающимися плачем разговорами, что и не заметили, что их «ангелов-хамителей» больше нет с ними.
   Между тем, ангелы-хранители сбежали с холма, добрались до маленького домика пожилой французской леди, развернули на веранде свой верный ковер и, усевшись на него, коротко и ясно пожелали: «Домой!» Никто не видел, как они растворились в воздухе, — никто, кроме маленького Анри, который в тот момент сидел, расплющив нос об оконное стекло и созерцая проистекавшую на улице жизнь, но когда он рассказал об этом своей тетушке, она, конечно же, решила, что все это ему просто приснилось. Так что с этим было все в порядке.
   — Это самое лучшее, что мы сделали в своей жизни, — сказала Антея, когда они сидели за чаем. — Отныне мы будем совершать одни только добрые дела, и ковер нам в этом поможет.
   — Гм! — сказал Феникс.
   — Что ты сказал? — спросила Антея.
   — О нет, ничего! — поспешно ответила золотая птица. — Это я так, размышляю про себя.

Глава VII

ПЕРСИДСКИЕ КОШКИ

   Если вы узнаете, что в один прекрасный день четверо детей оказались одии-одинешеньки на перроне вокзала Ватерлоо и что никто не пришел их встречать, вы, скорее всего, составите себе нелицеприятное мнение об их родителях. И будете совершенно неправы. У них были самые добрые и любящие родители в мире, и, конечно же, они самым тщательным образом позаботились о том, чтобы тетушка Эмили встретила детей на Ватерлоо, когда они будут возвращаться с рождественских каникул из Линдхерста. Было оговорено, каким поездом они приедут, и оставалось только уточнить дату. За день до отъезда наших четверых приятелей из Руфус-Стоуна мама написала тетушке Эмми письмо, в котором подробно изложила все, что касалось даты и часа прибытия, а также вагона, багажа и прочих мелочей. Письмо это она вручила Роберту и велела быстренько отнести на почту. Но надо же было так случиться, что в то утро поблизости от Руфус-Стоуна проходила выставка охотничьих собак, и по дороге на нее эти самые собаки повстречали Роберта, а Роберт повстречал их — ив результате напрочь забыл как о злосчастном письме, так и о том, что он вообще куда-то собирался ехать Он вспомнил обо всем этом, лишь когда они в пятнадца тый раз измеряли шагами длину вокзального перрона, попутно натыкаясь на пожилых джентльменов, заглядывая в лица пожилым леди и получая тычки от спешащих мимо людей вкупе со свирепыми окриками типа «Прочь, мелюзга!» от груженых чемоданами носильщиков. То есть, когда у всех четверых уже не оставалось ни малейшего сомнения в том, что тетушки Эмили на вокзале нет.
   Так вот, когда Роберта наконец озарило, что вчера утром он забыл сделать одну кардинально важную вещь и что последствия его забывчивости могут быть поистине фатальными, он сказал: «О, черт!» и застыл, как вкопанный, посреди перрона, чем немедленно и воспользовался здоровенный носильщик с пятью тяжеленными гладстоновскими чемоданами в каждой руке и огромным ворохом зонтов под мышкой, врезавшийся в него со всего своего молодецкого размаха. Роберт был настолько оглушен сознанием своей вины и болью в коленке, которую едва не размозжил один из «гладсто-нов», что позволил негодяю безнаказанно удалиться, даже не прокричав ему в догонку обычного «Куда лезешь?» или «Разуй глаза!»
   Когда остальные узнали, в чем было дело, они немедленно высказали Роберту все, что о нем думали, и, вынуждена признать, сделали это не в самых лестных выражениях
   — Нужно поехать в Кройдон и найти тетушку Эмму, — предложила Антея — Заодно и на трамвае покатаемся.
   — Ну да! — урезонил ее Сирил. — Представляю, как обрадуются эти надутые Джевонсы, когда увидят нас со всем нашим барахлом.
   Тетушка Эмма, нужно заметить, проживала с некой супружеской четой по имени Джевонсы, и эти самые Джевонсы были очень строгими людьми — то есть пожилыми, обожающими всякие концерты да распродажи и ни на дух не переносящими детей.
   — Вот уж мама точно обрадуется, если мы вернемся к ней, — заявила Джейн.
   — Она-то обрадуется, да только никогда нам этого не покажет, потому что ей нужно будет наказать нас за идиотскую выходку Роберта с письмом, — сказал Сирил. — Уж я-то понимаю в таких вещах. Да и деньжат у нас маловато. Пожалуй, если поскрести по карманам, то на «четырехколесник» наберется (Сирил имел в виду четырехколесный кэб, который, в отличие от двухколесного, никто и никогда не называет «кэбом»), но на билеты до Ныо-Фореста никак не хватит. Нам нужно просто поехать домой. Мама не будет слишком сердиться, если узнает, что мы так или иначе попали домой. К тому же, от тетушки Эммы ведь только это и требовалось.
   — И все-таки нам лучше не дурить и поехать в Кройдон, — настаивала Антея.
   — Да нет же! — сказал Роберт. — Готов поспорить, что тетушки Эмили нет дома. Эти Джевонсы каждый вечер таскаются по театрам, вот и она наверняка с ними увязалась. К тому же, дома нас ждет Феникс — а ковер! Я за то, чтобы взять «четырехколесник».
   В результате дети кликнули «четырехколесник» (судя по тому, что пол экипажа был устлан соломой, им достался самый старомодный «четырехколесник» в городе), и Антея попросила кэбмена со всей возможной осторож ностью доставить их домой. Кэбмен выполнил приказ не только с осторожностью, но и с большим удовольствием, ибо Сирилу пришлось отдать за это золотой соверен, который папа подарил ему на Рождество. Это порядочно испортило всем настроение, но Сирил не решился спорить о плате за проезд, ибо опасался как бы кэбмен не подумал, что молодой господин не может позволить себе брать «четырехколесни-ки», когда ему вздумается. Исходя из примерно тех же соображений, он попросил кэбмена не заносить багаж в дом, а оставить на крыльце, и прежде чем позвонить, долго ждал, пока экипаж не скроется за утлом.
   — Очень не хотелось бы, — объяснил он остальным, берясь за ручку звонка, — чтобы Элиза или кухарка стали при нем допрашивать нас, как последних сосунков, почему это мы приехали одни.
   С этими словами он позвонил, и в тот самый момент, когда изнутри до детей донеслось звяканье колокольчика, они вдруг обрели нерушимую уверенность в том, что им очень долго придется ждать, пока им откроют. Вы, может быть, замечали, что когда дома никого нет, дверной колокольчик звучит как-то по-особенному. Почему это так, я не берусь объяснить, но это истинная правда.
   — Они, наверное, там переодеваются, — Робко предположила Джейн
   — Не то время, чтобы переодеваться, — ответила Антея. — Шестой час уже. Скорее всего Элиза ушла на почту, а кухарка где-нибудь развлекается.
   Сирил позвонил снова — На этот раз колокольчик не пожалел усилий, чтобы доказать детям, что в доме и впрямь не было ни единой человеческой души. Они позвонили в третий раз, и приникли ушами к двери. На сердце у каждого было тяжело. Да вы и сами знаете, как не сладко бывает оказаться перед закрытой дверью родного дома, да еще когда ки дворе стоят сырые январские сумерки.
   — Что-то света нигде не видать, — пропищала Джейн дрожащим голоском.
   — Я понял! Они, как обычно, оставили газ во всех комнатах, сквозняк задул его, и обе идиотки задохнулись насмерть в своих постелях, — радостно сказал Роберт. — Пана всегда говорил, что этим все и кончится.
   — Нужно немедленно позвать полицию! — сказала Антея, похолодев изнутри.
   — Ага, и нас так же немедленно арестуют за попытку кражи со взломом. Нет уж, спасибо! — сказал Сирил. — Я вчера слышал, как папа читал в газете про одного молодого человека, который забрался в дом к родной матери — и что же? Его тут же посадили как взломщика.
   — Надеюсь, что газ не добрался до Феникса, — сказала Антея. — Когда мы уезжали, он сказал, что некоторое время поживет в шкафу для мочалок — ну, знаете, там, в ванной. Я помню, еще обрадовалась, что его никто ие найдет, — уж там-то слуги никогда не прибираются. Но если он зачем-нибудь оттуда вылетел, то наверняка тоже задохнулся…Ой! А ведь и мы задохнемся, как только откроем дверь! Я же говорила вам, что нужно ехать к тетушке Эмме в Кройдон. И почему только вы меня не послушали. Синичка, милый, поехали сейчас!
   — Заткнись! — коротко ответствовал ей братец. — Там, внутри, кто-то дергает задвижку.
   Секунду-другую все напряженно прислушивались к доносившимся изнутри звукам, а потом проворно отступили так далеко, насколько это позволяли ступеньки крыльца.
   Задвижка и впрямь дергалась и очень неприятно позвякивала. Потом ей это надоело, и она утихомирилась, зато явственно приподнялся щиток, закрывавший прорезь почтового ящика. В призрачном свете уличного фонаря, исчерченном голыми ветками стоявшей у ворот липы, дети увидели, как в прорези показался, заговорщицки подмигнул и тут же снова скрылся знакомый золотой глаз. Вместо него показался не менее знакомый золотой клюв, и в тишине раздался осторожный шепот Феникса:
   — Вы одни?
   — Да это же Феникс! — одновременно прошептали дети с такой радостью и таким облегчением, что их шепот едва не сорвался на крик.
   — Тс-с! — сказал голос из почтового ящика. — Ваши рабы отправились как следует повеселиться. Задвижка на двери слишком тугая для моего клюва. Обойдите дом сбоку — там есть незапертое окно. Не знаю, как называется эта комната, но там еще есть такая полка, где вы храните хлеб.
   Понятно! — воскликнул Сирил.
   — Милый Феникс, — добавила Антея, — я бы очень хотела, чтобы ты нас там встретил.
   И дети принялись крадучись пробираться к окну кладовой. Окно было расположено на боковой стене здания в проходе, заблокированном большой зеленой калиткой, на которой имелась охранительная надпись «Служебный вход» и которая, сколько дети себя помнили, была всегда закрыта на замок. Однако, если встать одной ногой на ограду, отделяющую ваше крыльцо от крыльца соседей, а другой — на перекладину калитки, то не успеете вы разобраться что к чему, как уже оказываетесь по другую ое сторону. По крайней мере, именно такое впечатление сложилось у Сирила с Робертом — а если говорить правду, то почти то же самое испытали и Джейн с Антеей. Одним словом, не прошло и минуты, как дети оказались в узком проходе между двумя соседними домами.
   Роберт согнулся пополам, а Сирил взобрался ему на спину, подтянулся и оперся своим затянутым в бриджи коленом о бетонный подоконник. Затем он рванулся и бросился головой вперед в окно, как опытный ныряльщик бросается в воду с высокой кручи. На мгновение его ноги застыли в воздухе, как у того же ныряльщика, завязшего в иле по причине мелководья, а затем стали постепенно втягиваться внутрь. Потом в оконном проеме прощально мелькнули квадратные и весьма прилично заляпанные грязью подошвы его ботинок, и он исчез целиком.
   — Подержите мне ногу, — сказал Роберт. — Я иду за ним.
   — Ну уж нет, — твердо заявила Джейн. — Я не собираюсь оставаться на улице с Антеей. Да еще в такой поздний час. А ну как сейчас что-нибудь выползет из темноты и набросится на нас? Погоди, Сирил скоро откроет нам заднюю дверь.
   Между тем в окне кладовой загорелся свет. Сирил потом клялся и божился, что газ зажег Феникс — — повернул краник клювом и высек искру одним взмахом крыла, — но остальные были склонны полагать, что это сделал он сам, повернув краник рукой и добыв огонь при помощи прозаических спичек, а потом под влиянием момента начисто забыл обо всем. Так или иначе, но через минуту Сирил уже открывал заднюю дверь. Когда же она снова была заперта на все замки и задвижки, дети методично обошли весь дом и запалили все газовые рожки, какие только сумели найти. Их почему — то никак не могла покинуть уверенность в том, что именно в такой вот темный и промозглый зимний вечер нужно в любой момент ожидать появления взломщика. А, как известно, ничто так не помогает перебороть страх перед взломщиками (и, кстати, перед многим другим), как яркий свет газовых рожков.
   Когда же с этим приятным занятием было покончено, дети окончательно убедились в том, что Феникс не ошибался насчет Элизы с кухаркой и что в доме действительно не было никого, кроме четверых детей, Феникса, ковра и неисчислимого полчища черных тараканов, проживавших в шкафах, что стояли в детской по обеим сторонам камина. Тараканы, между прочим, сильно обрадовались тому, что дети наконец вернулись домой. Радость их неизмеримо возросла, когда Антея затопила камин, но, как обычно, на все их отчаянные попытки познакомиться дети отвечали холодным презрением. Интересно, доводилось ли вам когда-нибудь разводить огонь в камине? Я говорю не о том, чтобы зажечь спичку и поднести ее к бумаге, когда все уже приготовлено другими, — нет, случалось ли вам сложить уголь и растопку по всем правилам, а уж потом забавляться со спичками? Если не случалось, то я сейчас расскажу вам, как это делала Антея, и потом, когда вас по какой-нибудь причине заставят срочно протопить камин, вам останется только вспомнить приведенные ниже строки. Сначала она выгребла из поддувала всю золу, которая накопилась там за последнюю неде-Д1О — ленивая Элиза вечно не успевала делать этого, хотя у нее было предостаточно времени. При этом Антея сбила до крови костяшки на правой руке. Затем она любовно отобрала из кучи золы самые большие и красивые угольки и положила их на дно решетки. Затем она взяла большой кусок старой газеты (для растопки камина ни в коем случае нельзя пользоваться свежими газетами — они плохо горят, да и родители почему-то всегда протестуют против этого) и разорвала его на четыре равные части. Каждую из этих частей она скатала в неплотные шарики и положила на угольки. Затем она взяла охапку дров и содрала с одного полешка кору. В эту кору она воткнула щепочки и уложила получившегося обоюдоко-лючего ежа на бумагу, сверху накрыв дровами, так что одни концы щепочек упирались в бумагу, а другие — в поленья. При этом она слегка порезала палец и от ее инстинктивного рывка пара щепочек вылетела из камина и едва не вышибла ей оба глаза. Затем она обложила всю эту живописную конструкцию отборными кусками угля, особенно следя за тем, чтобы вместе с ними не попало ни крошки угольной пыли. Последнее ей в полной мере удалось — вся угольная пыль осела У нее на руках и лице. Затем она подожгла бумажные шарики и, дождавшись, когда из камина донесется приятное потрескивание занимавшихся поленьев, пошла умываться под кухонным краном. Замечу сразу, что умываться ей пришлось долго и тщательно
   Конечно, вам вовсе не обязательно сбивать до крови костяшки на руках, обрезать пальцы и перемазываться с ног до головы антрацитовой пылью, но в остальном это вполне подходящий способ разводить камин в зимние лондонские вечера. В деревне камины разводятся совсем по другому, и делается это гораздо интереснее, но, с другой стороны, там гораздо труднее вымыться под кухонным краном ввиду полного отсутствия такового.
   Пока Антея увеселяла бедных малюток-тараканов, устраивая им светлую жизнь, Джейн была занята таким нелегким и хлопотливым делом, как накрывание на стол. Время чая давно миновало, и потому у нее вышло нечто среднее между завтраком на траве и праздничным обедом. Хотя и без чая не обошлось — разведенный Антеей огонь так весело и соблазнительно потрескивал в камине, что чайник, казалось, совершенно самостоятельно выпрыгнул из кухни и устроился посреди его ласковых язычков. Вскоре чай был готов, но детям не удалось найти ни капли молока, так что взамен им пришлось удовольствоваться четырьмя лишними кусками сахара на каждого. Что же касается закусок, то тут, напротив, царило невиданное изобилие. Мальчики произвели самое тщательное расследование и обнаружили в кладовой порядочный кусок холодного языка, здоровенный ломоть хлеба, несметное количество масла с сыром, а также половинку отличнейшего пудинга — такого пудинга можно отведать только тогда, когда слуги считают, что вас нет дома. А в кухонном шкафу выявился кусок рождественского торта, банка земляничного джема и около фунта засахаренной фруктовой смеси с кусочками рассыпчатого мармелада, затаившимися внутри каждой лимонной, апельсиновой и мандариновой дольки.
   Одним словом, получился, как удачно выразилась Джейн, «самый настоящий арабский банкет».
   Феникс примостился на спинке робертова стула и с подчеркнутым вниманием выслушал все, что дети могли рассказать ему о своем визите в Линдхерст. Дети же, в свою очередь, с подчеркнутым безразличием (но изо всех сил) наглаживали ногами ковер, до которого, к счастью, могла дотянуться, не падая при этом со стула, даже коротконогая Джейн.
   — Можете не ждать сегодня своих рабов, — сказал Феникс, когда дети закончили свой рассказ (и едва не протерли ковер до дыр). — Они нашли себе приют у тетки кухаркиной мачехи, которая, как я понял, сегодня устраивает вечеринку в честь девяностолетнего юбилея матушки двоюродной сестры кузена ее мужа.
   — Сдается мне, что сколько бы там всяческих престарелых родственников у них ни было, они все равно не имели права оставлять дом на ночь без разрешения, — сказала Антея. — Ну да ладно, нам нужно вымыть посуду.
   — Вообще-то, мне все равно, отпросились они или нет, — твердо заявил Сирил, — но вот мыть за них посуду я не буду, хоть убейте! Конечно, мы ее соберем и отнесем на кухню — но и только. Потом я предлагаю отправиться куда-нибудь на ковре. Не часто у нас выпадает случай вырваться из дому на всю ночь. Мы могли бы прямо сейчас полететь на ту сторону экватора и.. как это?., понежиться посреди буйной тропической растительности и полюбоваться восходом солнца над великим Тихим океаном.
   — Точно! — подхватил Роберт, — Я всегда хотел увидеть собственными глазами Южный Крест и тропические звезды — они там величиной с кулак, между прочим.
   — Только не это! — очень решительно сказала Антея. — Я так не могу. Я просто уверена, что мама никогда бы не позволила нам бросить дом на произвол судьбы, а одна я здесь оставаться не намерена.
   — Я останусь с тобой, — сказала самоотверженная Джейн.
   — Не сомневаюсь в этом, — поблагодарила Антея. — Но, знаешь, даже с тобой мне будет как-то не по себе.
   — Ты же знаешь, — обратился Сирил к Антее самым любезным и дружелюбным тоном, на какой только был способен в данную минуту, — что я никогда не буду делать то, что тебе кажется неправильным, но..
   Тут он замолчал, но вы же знаете, как много иногда можно сказать молчанием.
   — Не понимаю, почему… — начал было Роберт, но Антея прервала его:
   — Да нет же, тут все по-другому! Сам знаешь, иногда тебе только кажется, что ты делаешь что-то не то, а иногда ты в этом уверен. Так вот, сейчас я в этом уверена.
   Феникс ласково посмотрел на нее своими золотыми глазами и с улыбкой произнес:
   — Если ты считаешь, что и впрямь уверена, то и делу конец. А твои благородные братья никогда не оставят тебя одну.
   — Конечно, нет! — поспешно (пожалуй, слишком поспешно) выпалил Сирил. Роберт заверил Антею в том же самом.
   — Лично я всегда готов вам помочь, чем могу, — продолжал Феникс. — А потому я, пожалуй, отправлюсь в этот раз один — неважно, с помощью ковра или моих не менее надежных крыльев — и принесу вам все, чем вы только не пожелаете скрасить сегодняшний вечер. Чтобы не тратить время даром, я полечу, пока вы будете прибираться, — Он немного помедлил, а затем добавил задумчивым тоном: — Кстати, какая разница между «прибираться» и «убираться»? Ведь, насколько я понимаю, это означает примерно одно и то же.
   — Что может быть проще? — сказала Антея. — Когда мы прибираемся, мы чистим ковер, собираем игрушки, чиним карандаши, повязываем куклам ленточки — словом, делаем кучу полезных вещей. А когда слуги убираются, то они делают это на всю ночь, и в результате нас бывает некому встретить, когда мы приезжаем из Линдхерста.
   — По мне, так лучше бы они убрались навсегда, — проворчал Сирил.
   — Впрочем, все это одни пустые разговоры, — спохватился Феникс. — Ну же, решайте скорее, что мне вам принести! Имейте в виду, что я могу принести все что угодно.
   Естественно, они так ничего и не решили. Предложений было много — деревянная лошадка, позолоченные индийские шахматы, сопламенный им слон, велосипед, автомобиль, книжки с картинками, музыкальные инструменты и масса всего прочего. Но, как выяснилось, любой музыкальный инструмент может по-настоящему заинтересовать только музыканта, да и то, если он еще не научился играть на нем, как следует. Книги же не располагают к совместным игрищам, а на велосипеде нельзя кататься иначе, как на улице (то же самое касается слонов и автомобилей). Только двое могут одновременно играть одним набором позолоченных шахмат (да и вообще, они скорее напоминают уроки в школе, чем игру), и только один ездок может зараз оседлать деревянную лошадку. В тот момент, когда дискуссия уже готова была перерасти в самую настоящую свару, Феникс вдруг раправил крылья, перелетел на ковер и оттуда обратился к детям со следующими словами;
   — Ковер сказал мне, что он не прочь слетать на свою древнюю родину (если вы, конечно, не возражаете) и посетить могилу своего давно покойного родителя — ткацкого станка. Он обещает вернуться через час с грузом восхитительного, нежнейшего и драгоценнейшего товара, которым его родная страна прославилась на весь мир.
   — А что это за страна?
   — Как раз этого я и не понял. Однако, учитывая то, что время проходит даром, что вы никак не можете придумать что-нибудь толковое и что посуда до сих пор не перебита-то есть, я хотел сказать, не перемыта…
   — Понятно! — сказал Роберт. — Я голосую «за». По крайней мере, весь этот базар прекратится. И не забывайте, сюрпризы — это тоже здорово! А вдруг это турецкий ковер? Тогда он вполне может принести нам турецкого чаю. Или турецкого табаку, — откликнулся Сирил.
   — Или по турецкой шали, — обрадовалась Антея.
   — Или по турецкой бане, — не желала отставать Джейн.
   — Ерунда! — заключил Роберт. — Ковер сказал «восхитительного и нежнейшего», а все эти шали и бани (не говоря уже о табаке) можно обозвать как угодно, но только не восхитительными и нежнейшими. Впрочем, о вкусах не спорят. Пускай себе летит. Надеюсь, не смоется, — добавил он, отодвигая стул и вскакивая на ковер.
   — Остановись! — воскликнул Феникс. — Как ты смеешь? Стыдно попирать чувства ближнего своего лишь потому, что он родился ковром!
   — Да, но как же он сумеет проделать все это, если на нем не будет кого-нибудь из нас? — спросил Роберт, в глубине души надеясь, что этим «кем-нибудь» непременно окажется он сам. — Кто же будет ему загадывать желания?
   Но жестокий Феникс лишил его и этой последней надежды.
   — Напишите ваше желание на листке бумаги, — произнес он, — и приколите его булавкой к ковру.
   Так что пришлось выдрать из антеевой тетрадки по математике чистый листок и отдать его Сирилу, а Сирилу ничего не оставалось делать, как вывести на нем крупными буквами следующее:

   Мы желаем, чтобы ты сейчас же отправился на свою любимую древнюю родину и принес нам побольше того восхитительного, нежнейшего и драгоценнейшего товара, о котором говорил. И, пожалуйста, не задерживайся долго.

   Подписали: Сирил Роберт Антея Джейн

   Когда он закончил, листочек положили на ковер.
   — Написанным вниз, пожалуйста! — сказал Феникс — Ковры не умеют читать записки с обратной стороны. Этим они, кстати, ничем не отличаются от вас.
   Листочек перевернули и накрепко пришли лили к ковру. Когда стол и стулья был! ( отодвинуты в сторону, ковер немного полежал без движения (очевидно, разбирая по складам корявый сирилов почерк), а потом вдруг взял да испарился — точь-в-точь как лужица воды на раскаленной жаровне. Вот именно, так оно и было — он просто сжимался и усыхал до тех пор, пока не исчез окончательно.
   — Пожалуй, ему понадобится некоторое время для того, чтобы собрать самые нежнейшие и драгоценнейшие экземпляры, — сказал Феникс. — Так что я бы, например, занялся битьем… то есть, мытьем посуды.
   Так и порешили. В чайнике еще оставалось немало горячей воды, так что дело пошло быстро. Каждый энергично включился в работу, и даже Феникс не сидел сложа крылья — осторожно просунув свои деликатные коготки в дужки чайных чашек, он поднимал их одну за другой над тазом, опускал в дымящийся кипяток, а затем выставлял на стол, где Антея вытирала их полотенцем. Правда, это получалось у него очень медленно, но никто и словом не посмел его упрекнуть — к тому же, он с самого начала предупредил остальных, что хотя он и не имеет ничего против грязной работы, она все же не совсем соответствует его жизненному предназначению. В конце концов вся посуда до последней ложечки была вымыта, высушена и расставлена на буфетных полках, а чайные и тарелочные полотенца развешаны на веревке над сушилкой (Если вам довелось родиться сыном какого-нибудь герцога, маркиза или, на худой конец, советника министра, то вы, быть может, не имеете ни малейшего понятия о том, в чем заключается разница между чайным и тарелоч ным полотенцами. Но в таком случае у вас должна быть весьма осведомленная в этом отношении нянечка, которая охотно все вам растолкует, как только вы этого пожелаете! И как раз в тот момент, когда восемь детских ладошек и одна пара птичьих когтей старательно просушивались при помощи торчавшего из угла мойки роликового полотенца, дети услыхали некий звук. Звук донесся из-за ближайшей к ним стены — стены, отделявшей, как им было известно, кухню от детской, — и это был самый странный и непонятный из всех звуков, которые детям доводилось слышать за свою жизнь. Во всяком случае, все звуки, которые они слышали до того, так же слабо напоминали нынешний, как свисток игрушечного паровозика — гудок океанского лайнера.