— Ах, вы маленькие грязные негодники! — закричала она — — Как вы смели явиться сюда? Да еще в такое время! Уже почти ночь! А ну-ка, убирайтесь, пока я не вызвала полицию!
   — Не сердитесь, — мягко произнесла Антея. — Мы всего лишь хотели попросить вас продать нам ковер. У нас с собой есть двенадцать шиллингов, и…
   — Да как вы смеете?! — завопила миссис Биддл срывающимся от гнева голосом.
   — Боже, как вы отвратительно выглядите! — внезапно сказала Джейн.
   Миссис Биддл принялась отбивать чечетку своими подбитыми отравленными гвоздями башмаками.
   — Ах, ты маленькая сопливая замарашка! — только и сумела выдавить она, на этот раз побагровев лицом.
   Антея принялась трясти Джейн за плечи, но та вырвалась и подалась вперед.
   — Но ведь это ковер из нашей спальни! сказала она. — Можете спросить у кого угодно/
   — Давайте попросим ковер перенести нас домой, — прошептал Сирил.
   — Не выйдет, — прошептал в ответ Роберт. — Она заявится к нам и устроит такой скандал, что никому не поздоровится. Вот мерзопакостная старуха!
   — Я хочу, чтобы у миссис Биддл стало ангельское настроение! — внезапно вскричала Антея. («Попытка не пытка», добавила она про себя).
   Багровое лицо миссис Биддл снова стало фиолетовым, потом вдруг красным, а еще потом уж совсем неожиданно приобрело безмятежный розовый окрас Когда она улыбнулась детям, она и впрямь была немного похожа на престарелую ангелицу
   — Но у меня и без того прекрасное настроение, — удивилась она. — Лучшего, вроде бы, и не бывает И с чего бы это, мои дорогие, мне пребывать в дурном расположении духа?
   Как всегда, ковер оказался на высоте Причем не только миссис Биддл, но и дети вдруг почувствовали, как прекрасно и легко стало жить на свете.
   — На самом-то деле вы очень достойная леди, — сказал Сирил. — Понятия не имею, как я этого сразу не разглядел. Извините за то, что мы доставили вам столько неприятностей на базаре.
   — Ни слова больше! — воскликнула обнов-1енная миссис Биддл. — Конечно, если вам так нужен этот ковер, то вы можете его забрать. Нет, нет, я не возьму ни пенни сверх тех десяти шиллингов, что заплатила за него.
   — Понимаете, нам очень неприятно просить у вас ковер после того, как вы приобрели его на базаре, — сказала Антея. — Но, видите ли, это и вправду ковер нз нашей детской. Его по ошибке принесли на базар с другими вещами.
   — Да вы что?! Какая досада, — сказала добреющая с каждой минутой миссис Биддл. — Знаете что, мои дорогие? Вот вам ваш ковер и еще десять шиллингов впридачу, и давайте забудем обо всем этом. Возьмите-ка по кусочку пирога на дорогу. О, мой милый мальчик, мне так жаль, что я сегодня наступила тебе на руку! Надеюсь, с ней все в порядке?
   — О да, благодарю вас, — сказал Роберт. — Знаете что? По-моему, вы просто кладезь доброты!
   — Вовсе нет. — задушевно произнесла миссис Биддл. — Просто мне доставляет огромное удовольствие немного баловать таких милых сорванцов, как вы.
   С этими словами она помогла детям свернуть ковер, и Сирил с Робертом взвалили его себе на плечи.
   — Вы самая настоящая дорогуша! — сказала Джейн и весьма сердечно поцеловала миссис Ниддл на прощанье.

 
   — Вот тебе и на! — подытожил Сирил, когда они пробирались домой по темным улицами Камдентауна.
   — Вот именно, — подтвердил Роберт. — И что самое странное, у меня сложилось впечатление, что новая миссис Биддл и есть настоящая миссис Биддл То есть я хочу сказать, что не только ковер виноват в том, что она вдруг стала такой доброй.
   Возможно, ты и прав, — сказала Антея. Наверное, на прежней миссис Биддл за долгие годы понависло много черствости, усталости от жизни и всего прочего, а ковер взял да и сдернул с нее все это.
   — Надеюсь, он не позволит ей снова пооб-расти всякой дрянью, — сказала Джейн. — Она такая красивая, когда улыбается!
   В этот памятный день ковер понаделал немало чудес, но мне кажется, что чудо с миссис Биддл было самым расчудесным. Ибо с тех пор она уже никогда не была такой злюкой, как прежде, и даже послала мисс Писмарш, которая все же вышла замуж за доброго викария, премиленький серебряный заварничек. Это достославное событие произошло сразу же после Пасхи, а потом молодожены отправились на медовый месяц в Италию.


Глава V

ХРАМ


   Какая жалость, что Феникс куда-то за-пропастился, — сказала Джейн. — С ним гораздо интереснее, чем с ковром.
   — Эти маленькие девчонки такие неблагодарные! — сказал Сирил.
   — Да нет же, на самом деле я очень благодарная, да только ковер всегда молчит, как в рот воды набрал. И еще он очень беспомощный. Совершенно не может за себя постоять. То в море угодит, то на распродажу, а то еще куда похуже. Вот попробовали бы вы продать Феникса!..
   Со времени достопамятного базара прошло два дня. Все четверо были не в духе. Такие вещи, знаете ли, случаются, особенно по понедельникам. А это, как назло, был понедельник.
   — Не удивлюсь, если этот ваш драгоценнейший Феникс взял, да и улетел навсегда, — сказал Сирил. — Я бы тоже куда-нибудь улетел от такой погоды. Вы только посмотрите, что творится на улице!
   — Даже и смотреть не хочу, — сказал Роберт. Действительно, на улице творилось мало чего приятного.
   — Да не мог Феникс улететь — уж в этом-то я уверена! — сказала Антея. — Пойду, поищу его еще раз.
   Антея искала под столами и стульями, в коробках и корзинках, среди маминого рукоделия и папиных бумаг, но не смогла найти даже отблеска золотых Фениксовых перьев.
   Тут Роберт вдруг вспомнил, с каким блеском ему удалось воплотить семь тысяч строк нуднейшего древнегреческого заклина ния в одну строку английского гекзаметра, и, встав на ковер, запел:
   — О, выходи, поскорей, наш замечательный Феникс!
   Почти в ту же секунду со стороны кухонной лестницы донесся шелест крыльев, и в комнату, роняя ослепительные золотые блики, величаво вплыл Феникс.
   — Интересно, где же это ты скрывался все это время? — спросила Антея. — Я тебя по всему дому искала!
   — А вот и не по всему, — ответила птица. — Потому что, в противном случае, ты бы непременно нашла меня. Сознайся, что ты поленилась заглянуть в то священное место, что послужило мне временным пристанищем.
   — Какое еще такое «священное место»? — спросил Сирил, несколько раздраженный тем обстоятельством, что драгоценные минуты стремительно убегали прочь, а ковер все еще без толку лежал на полу.
   — Да будет вам известно, — сказал Феникс, — что место, которое я соблаговолил освятить своим драгоценным присутствием, называется «Лутрон».
   — Как?!
   — «Лутрон». Это там, в ванной — если не ошибаюсь, вы так величаете комнату для умывания-
   — Готова поклясться, тебя там не было, — сказала Джейн. — Я заглядывала в ванную три раза и все там хорошенько перевернула.
   — Я же, между тем, покоился на вершине сверкающей железной колонны, — продолжал Феникс. — Волшебной, насколько я могу судить. Во всяком случае, моим милым золотым лапкам было так же тепло, как и в те далекие времена, когда они ступали по раскаленному на солнце песку пустыни.
   — А, так ты говоришь об отопительной колонке, — сказал Сирил. — На ней-то и я бы не отказался посидеть в такую дрянную погоду. Ну ладно, куда полетим?
   Как обычно, этот простецкий вопрос вызвал целую бурю споров и раздоров относительно того, куда лететь и чем заняться. И, конечно же, каждому хотелось того, на что другим было в высшей степени наплевать.
   — Я среди вас самый старший, — заявил Сирил, — и потому мы полетим на Северный Полюс.
   — Ага! Мало нам дождя, так тебе еще и снег подавай! — ответил Роберт. — Давайте лучше сгоняем на экватор.
   — Мне кажется, лучше алмазных копей Голконды и не придумать, — сказала Антея. — Правда ведь, Джейн?
   — Не правда! — выпалила Джейн. — Это чушь! Все вы несете сплошную чушь!
   Тут Феникс предупреждающе поднял коготь и прекратил эту бестолковую дискуссию.
   — Если вам не удастся прийти к согласию, то, боюсь, я буду вынужден покинуть вас. — сказал он.
   — Тогда ты и решай, куда нам лететь! — в один голос закричали вес.
   — На вашем месте, — задумчиво проговорила птица, — я бы дал ковру немного отдохнуть. Кроме того, если вы не перестанете по каждому малейшему поводу (а то и вовсе без повода) пользоваться ковром, то скоро совсем разучитесь ходить. Не могли бы вы вместо этого устроить мне небольшую экскурсию по ваше му отвратительному городу?
   — Мы бы с удовольствием, да вот погода… — сказал Роберт лишенным всякого энтузиазма голосом. — Ты только посмотри, какой на ули цс дождь! И, кстати, почему это мы должны давать ковру всякие там передышки?
   — Ты хочешь сказать, что ты злой, жадный, бессердечный и самовлюбленный мальчишка? — строго спросила птица.
   — Нет! — в негодовании вскричал Роберт
   — То-то же! — сказал Феникс. — Что же ка сается дождя, то я тоже от него не в во сторге. О, если бы только солнце знало, что я здесь! Ему нравится светить на меня, пото му что я очень яркий и золотистый Оно не раз говорило мне: «Ах, милый Феникс, все же как приятно иметь здесь, на земле, свое подобие!» Впрочем, хватит об этом. Вы знаете какое-нибудь заклинание против плохой погоды?
   — Я знаю только «Дождик, дождик, прекрати», — сказала Антея, — но оно еще никогда не срабатывало.
   — Возможно, вы неправильно его проговариваете, — усомнилась птица.
   Антея с готовностью начала декламировать:

 
Дождик, дождик, прекрати,
Поскорее уходи!
Мы хотим идти гулять
И под солнышком плясать.

 
   — Совершенно неправильно! — воскликнул Феникс. — Если вы всегда обращаетесь к нему так, то вполне понятно, почему оно не обращает на вас ни малейшего внимания. На самом деле нужно открыть окно и что есть мочи прокричать:

 
Дождик, милый, прекрати,
Попозднее приходи!
Дверь па солнышко открой
И ступай себе домой!

 
   Следует быть предельно вежливыми с людьми, от которых вы чего-нибудь добиваетесь, и уж особенно с теми, от которых вы хотите на время избавиться. Да, вот еще что! Сегодня вам не повредит добавить еще четыре строки:

 
Здесь чудесный феникс, он
Солнцу шлет большой локлон.
Воссияй же вместе с ним
Ярким светом золотым!

 
   — Провалиться мне на этом месте, если это не настоящая поэзия! — убежденно заявил Сирил.
   — Очень даже похоже, — сказал более осторожный Роберт.
   — Я вынужден был вставить слово «чудесный», чтобы сохранить длину строки, — скромно заметил Феникс.
   — Есть много других слов такой же длины.. — начала было Джейн, но остальные тут же пресекли ход ее мысли негодующим «Тс-с!»
   Итак, дети открыли окно и изо всех сил проорали требуемое восьмистишье, причем Феникс орал чуть ли не громче всех. Правда, когда дети дошли до слова «чудесный», на него ни с того ни с сего напал жестокий приступ кашля, но он с лихвой наверстал упущенное на последних строках.
   Дождь поразмыслил мин утку-другую, а потом, действительно, ушел.
   — Вот что значит настоящая вежливость! — сказал Феникс и одним махом перепорхнул на подоконник, где принялся расправлять и складывать свои блистающие крылья, стараясь повернуться таким образом, чтобы каждому, даже самому маленькому золотому перышку вволю досталось солнца. А солнце, между тем, обрушило на город неистовый поток закатного багрянца, какой можно наблюдать только поздним летом или ранней осенью. Позднее люди говорили, что подобных декабрьских закатов в городе не было уже добрую сотню, а то и тысячу лет.
   — А теперь, — сказала птица, — мы отправимся в город, и вы покажете мне один из моих храмов.
   — Твоих храмов?
   — Мне удалось вытянуть из ковра, что в вашей стране имеется огромное количество моих храмов.
   — Как ты вообще мог что-либо вытянуть из ковра, если он не умеет говорить? — спросила Джейн.
   Велика важность! — ответила птица — Из ковра можно много чего повытянуть. Вот вы, например, вытянули из него кучу индийских побрякушек для школьного базара, а я предпочитаю получать от него всяческую информацию. Помните, вы показывали мне папирус с моим портретом? Насколько я понял, на нем наличествовало название одной из улиц вашего города, на которой расположен величавый храм с порталом, украшенным моим резным каменным изображением. Если быть предельно точным, там еще имеется идентичная медная вывеска. Внутри храм просто кишит моими жрецами.
   — Так это же компания страхования от пожаров, — сказал Роберт, — а никакой не храм, и эти люди вовсе не жрецы!
   — Извини! — ледяным тоном произнес Феникс. — Ты, кажется, сам не знаешь, о чем говоришь. Это самый настоящий храм, и эти люди — жрецы.
   — Давайте не будем попусту препираться, — сказала Антея. — А то все солнце упустим. Спорить ведь можно и на улице.
   Феникс стремительно дал уговорить себя на то, чтобы устроить гнездышко во внутреннем кармане робертовой норфолкской куртки, и вся компания вывалила на улицу, залитую лучами уже сто, а то и тысячу лет невиданного в здешних местах заката. Кратчайший путь к храму Феникса пролегал по трамвайным путям, а потому все четверо весело забрались на крышу первого же попутного трамвая и вступили в оживленную беседу. Незнакомый с городом Феникс всю дорогу беспокойно ерзал под курткой у Роберта и не раз заинтересованно высовывал наружу клюв, а то и век голову.
   Поездка получилась замечательная, и дети не могли нарадоваться, что у них нашлио деньги заплатить за нее. Дабы со всей полнотой ощутить магическую силу денег, они не слезали с крыши до самой последней остановки, да и там их пришлось ссаживать едва лъ не силой. Конечная остановка трамвая нахо дилась на углу Грейз-Инн-Роуд, и, слегке пораскинув мозгами, Сирил заявил, что, чем тащиться до «Феникса» вкруговую по главным улицам, лучше пройти напрямик — по переулкам да закоулкам, наподобие паутины связывавшим Феттер-Лейн и Ладгейт-Секес. Естественно, он крупно ошибался, как ему тут же и не преминул сказать Роберт. (Позднее Роберт еще несколько раз говорил ему то же самое, но уже совсем в других выражениях) Переулки да закоулки оказались на диво узкими, кривыми и грязными. Но самое главное — там было полно фабричных мальчишек и девчонок, возвращавшихся домой с работы и так неодобрительно посматривавших на ослепительно красные пальтишки и шляпки наших сестричек, что тем немедленно захотелось провалиться под землю или, по крайней мере, пойти другой дорогой. Вдобавок фабрич ные оказались чересчур остры на язык — они то и дело предлагали Джейн постричься, а Антею так и вообще склоняли к тому, чтобы обриться наголо. Обе девочки высокомерно отмалчивались, а Сирил с Робертом, у которых так и чесались языки дать достойный отпор хулиганам, как назло не могли придумать ничего по-настоящему ругательного. Завернув за очередной угол, Антея вдруг схватила Джейн за руку и быстро втолкнула ее под ближайшую арку, а оттуда — в темное чрево подъезда. Мальчики мгновенно последовали за ними, и в результате все четверо благополучно избежали новой встречи с гогочущей толпой юных пролетариев.
   В глубине подъезда Антея позволила себе глубоко вздохнуть.
   — Какой ужас! — сказала она. — Я и не думала, что такие люди бывают на самом деле.
   — Да уж, попали в переделку. Но вы, девчонки, сами виноваты — нечего было расфуфыриваться во все самое лучшее.
   — Мы решили, что, раз мы идем с Фениксом, то нужно создать ему подобающее окружение, — сказала Джейн.
   — Совершенно верно! — тут же откликнулся Феникс и, высунув глову из-под куртки Роберта, поощрительно подмигнул девочкам.
   Как выяснилось, это было очень большой неосторожностью с его стороны. Не успел он покончить со своими ужимками, как из-за балюстрады возвышавшейся позади них лест ницы протянулась чья-то давно не мытая рука и с ловкостью фокусника выудила золотую птицу у Роберта из-за пазухи. Затем чей-то грубый голос издевательски произнес:
   — Чтоб я сдох, Эрб, если это не наш попка-попугайчик, которого мы потеряли на прошлой неделе. Огромное вам спасибочки, мэм, за заботу Он уж, поди, весь иссохся по родному гнезду.
   Дети разом обернулись. В тени лестничного пролета стояли два здоровенных оборванца, каждый из которых по крайней мере в пять раз превосходил ростом Роберта с Сирилом вместе взятых. Тот, что был поздоровее и по-оборваннее, держал в руках Феникса.
   — Немедленно отдайте птицу! — строго произнес Сирил. — Она наша.
   — Спасибочки вам еще раз и до свидания, — продолжал несносный мальчишка ледяным тоном, в котором можно было без особого труда разглядеть десятка два ложек дегтя. — Эх, жаль, не могу дать вам двухпенсовик за труды — все что ни на есть денежки профукал на объявления в газетах. Уж так я ее искал, мою птичку ненаглядную, так искал! Вы уж заходите через год, так я вам заплачу, чтоб я сдох.
   — Поберегись-ка, Айк! — озабоченно сказал его приятель. — У этого попки чего-то уж слишком здоровенный шнобель!
   — Если эти нахалы в сей момент не отстанут от моего любимого попки-попугайчика, — мрачно произнес Айк, — у них будут шнобеля поздоровее. А ты, Эрб, заткнись, пока тебя не спрашивают! Ну ладно, вы, четыре соплячки с косичками, катитесь отсюда к своим мамочкам!
   — Соплячки! С косичками! — вскричал Роберт. — Сейчас я тебе покажу соплячек! — И, разом перепрыгнув через четыре ступеньки, он провел великолепный хук правой.
   Из темноты пролета донеслось отчаянное кудахтание (ни до, ни после того ничего подобного от Феникса не слыхали) и биение крыл, а затем захлебывающийся от хохота голос Айка произнес:
   — Ну и ну! Взял, да ни за что ни про что огрел моего попку-попугайчика по макушке! Ничего себе, воспитаньице!
   Роберт затопал ногами от ярости, а не менее разгневанный Сирил чуть не вывихнул себе мозги, пытаясь придумать какую-нибудь гадость, чтобы расквитаться с малолетними бандитами. Антея с Джейн распалились не хуже мальчиков, но от этого им только захотелось заплакать. Наконец Антея, кое-как справившись с собой, сказала:
   — Ну пожалуйста, отдайте нам нашу птичку!
   — Ну пожалуйста, валите отсюда и оставьте нашу птичку в покое!
   — Если вы не прекратите хулиганить, — решительно заявила Антея, — я позову полицию.
   — Давай, давай! — сказал оборванец, которого величали Эрбом. — А ты, Айк, покудова сверни этому паршивому голубю шею. Кажись, он и двухпенсовика не стоит.
   — О нет! — закричала Джейн. — Пожалуйста, не убивайте его! Он же ведь такой миленький!
   — Да я и не собираюсь, — сказал Айк. — Мне стыдно за тебя, Эрб! Как ты мог подумать обо мне такое! Ладно, мисс, гоните полхруста — и эта птичка ваша навсегда.
   — Полчего? — спросила Антея.
   — Полхруста, тугрика, сова — полсоверена, если не просекаешь.
   — Да у нас нет таких денег! И вообще, это же и так наша птичка!
   — Да не говори ты с ним — напрасно время теряешь, — сказал Сирил.
   И тут Джейн внезапно осенило:
   — О, Феникс, милый Феникс! — запричитала она. — Сделай же что-нибудь! А то у нас ничего не получается.
   — С удовольствием, — сказал Феникс, и Айк чуть было не свалился с лестницы от изумления,
   — Вот тебе и на! Да он вроде как говорящий! — сказал он.
   — О, юноши! — возвысил голос Феникс. — Несчастные сыны порока! Внемлите моим словам!
   — Да чтоб я сдох! — сказал Айк.
   — Полегче, Айк! — сказал Эрб, — Не придуши его ненароком! Да нам за него отвалят хрустов по весу!
   — Внемли, о Айконокласт, осквернитель святынь, и ты, Эрбариумг поедатель городских нечистот! Оставьте, пока не поздно, греховную стезю и ступите на путь добродетели!
   — Провалиться мне на этом месте! — сказал Айк. — Ну и здорово же они его поднатаскали!
   — Верни же меня моим юным последователям и поспеши прочь! Избавь меня от своих нечистых прикосновений, иначе…
   — Клянусь сердцем матери, они все это в него специально вколотили! — сказал Айк. — На случай, если попку уведут. Смотри-ка ты, какие хитрющие сосунки!
   — Пора линять. Давай-ка врежем им хорошенько напоследок и рванем когти, — предложил Герберт, он же Эрб.
   — Заметано! — отозвался Айзек, он же Айк.
   — Прочь! — снова возопил Феникс, а затем вдруг осведомился совсем другим тоном: —
   А кто «сработал тикалы» у старика из Олдер-менбери? А кто в Белл-Корте «увел сопливчик у малолетки», а? А кто…
   — Заткнись! — взревел Айк. — Ах ты дрянь! Ой, аи! Отвянь же от меня! Садани его чем-нибудь, Эрб, а то он сейчас мне все глаза по-выхлестывает!
   За сим последовали дикие вопли, беспорядрч ная возня и мощные удары крыльев. В конце концов Айк с Эрбом что есть мочи затопали вверх по лестнице, а Феникс слетел в холл и выпорхнул через дверь на улицу. Дети немедленно последовали за ним. После нескольких минут всенародного ликования Феникс опустился на грудь Роберту («как бабочка на цветок», говорила потом Антея) и принялся, извиваясь и ерзая, устраиваться за отворотом его норфолкской куртки («как угорь в грязи», говорил потом Сирил).
   — Почему ты не испепелил его на месте? Тебе же это раз плюнуть, правда? — спросил Роберт, когда после стремительной пробежки по трущобам дети наконец оказались в спасительной толчее Фаррингдон-стрит.
   — Разумеется, — ответила золотая птица. — Но, видишь ли, я почувствовал, что горячиться по такому пустяшному поводу будет ниже моего достоинства. Вам следует знать, что Парки не всегда были благосклонны ко мне, так что в умении драться я не уступлю ни одному лондонскому воробью, а ведь мои когти и клюв будут побольше воробьиных.
   Все эти происшествия изрядно охладили боевой дух детей, и Фениксу пришлось немало постараться, чтобы взбодрить их.
   В конце кондов они достигли своей цели. Ею оказалось величественное здание на Ломбард-стрит, украшенное везде где только можно резными изображениями Феникса. По бокам огромной двери висели сияющие на солнце медные таблички:
ФЕНИКС — СТРАХОВАНИЕ ОТ ПОЖАРОВ
   — Минутку! — сказал Феникс. — Что такое «пожар»?
   — «Пожар» — это когда много огня, — объяснил Сирил.
   — Ах, вот как! — удовлетворенно промурлыкал Феникс. — Большой огонь — большой алтарь. У них тут и впрямь большие алтари, Роберт?
   — Ой, спроси кого-нибудь другого! — ответил Роберт, который немного оробел от вида столь блестящего офиса (а когда он робел, ему становилось не до приличий).
   — Не валяй дурака, Роберт! — возразил Сирил — Ты прекрасно знаешь, что дело тут не в алтарях. Просто когда у кого-нибудь сгорит дом, «Феникс» тут же дает ему новый. Так говорит папа, а уж ему-то об этом все известно.
   — Так, значит, дом, подобно Фениксу, восстает из пепла? — удивилась золотая птица. — Мои жрецы слишком щедры по отношению к простым смертным.
   — Вообще-то, простым смертным приходится за это платить, — сказала Антея. — Правда, понемногу, но зато каждый год.
   — Не платить, а совершать воздаяния моим жрецам, — произнес Феникс, снова сбиваясь на возвышенный тон, — которые в годину бедствий утешают скорбящих и дают кров бездомным. Ведите же меня! Призовите ко мне Верховного Жреца! Я не желаю внезапно представать во всей своей славе перед моими благочестивыми и самоотверженными последователями, что, не щадя живота своего, противоборствуют козням этого хромого ничтожества Гефеста.
   — Ты не мог бы выражаться немного яснее и не сбивать нас с толку незнакомыми именами? — сказал Сирил. — Пожар — это пожар Никто его специально не устраивает. А если и устраивает, то такими людьми занимается не «Феникс», а полиция. Видишь ли, поджигать дома у нас никому не позволено. Это считается таким же преступлением, как и травить людей мышьяком. А уж «Феникс» и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь преступнику Если не веришь, можешь спросить у папы.
   — Моим жрецам лучше знать, кому помогать, а кому нет, — сказал Феникс. — Идемте же!
   — И о чем же нам с ними говорить? — спросил Сирил. На лицах остальных детей был написан тот же самый вопрос.
   — Попросите провести вас к Верховному Жрецу, — сказал Феникс, — и скажите ему, что вы готовы открыть великую тайну, касающуюся моего культа. Но только прежде вы должны уединиться с ним во внутреннем святилище.
   Четверо детей неохотно вошли внутрь зда ния и остановились посреди великолепного просторного холла. Стены этого достопримечательного помещения были снизу доверху выложены дултоновской керамикой {отчего оно изрядно напоминало огромную сверкающую ванну, в которую забыли налить воды), а в центре наличествовала небольшая рощица стройных колонн, вздымавшихся к поддерживаемому ими потолку. Одна из стен была обезображена грязновато-коричневым керамическим панно, долженствующим изображать легендарную огненную птицу. Повсюду роились отделанные медью столы и прилавки из красного дерева, а за ними сидели, стояли, ходили, а то и просто бегали сломя голову озабоченные клерки. В противоположной от входа стене имелась еще одна большая дверь, а над ней висели часы величиной с Эйфелеву башню.
   — Спросите Верховного Жреца! — прошептал из-под робертовой куртки Феникс.
   Как раз вовремя — потому что к детям уже направлялся клерк-приемщик, весьма достойного вида молодой человек, с головы до ног затянутый в черное платье. Подойдя вплотную и облокотившись о прилавок, он некоторое время удивленно вздымал и опускал брови, явно не зная что сказать, но в конце конце, когда дети уже твердо решили, что сейчас услышат от него что-нибудь вроде обычного: «Чем имею честь служить, господа?», он открыл рот и довольно неприязненно произнес: