Страница:
— Ну ничего себе!
Джейн же попросту разрыдалась.
— Ну же, успокойся, Киска, не будь такой несусветной плаксой! — успокаивал ее брат. — Все будет в порядке, вот увидишь.
Затем, как и предсказывал Сирил, он принялся оглядываться по сторонам, в надежде найти что-нибудь подходящее для сбрасывания на головы прохожим, до которых, ввиду большой высоты и присущей всем прохожим глухоты, докричаться не представлялось возможным. Как назло, ему ничего не попадалось под руку — на крыше не было ни камушка, не говоря уже о какой-нибудь завалящей черепушке. Свинцовые пластины были так плотно подогнаны друг к другу, даже и не собирались разлучаться. Однако, как всегда бывает в подобных случаях, гоняясь за одним, они нашли другое — а именно люк, ведущий, по всей видимости, непосредственно на чердак дома.
И на этом люке не было замка.
— Эй, Джейн! А ну-ка, кончай хныкать и иди сюда! — бодрым тоном обратился к сестре Роберт. — Помоги мне поднять этот люк. Если нам удастся пробраться в дом, то, если повезет, мы сможем дойти до самых дверей незамеченными. Давай — раз, два, три!
Они толкали крышку люка до тех пор, пока она не встала под прямым углом к крыше, а затем сунули головы в открывшееся под ними отверстие. Пока они, напрягая зрение, всматривались в царивший на чердаке полумрак, крышка предательским образом свалилась на свинцовую облицовку крыши. Вызванный этим событием грохот пробудил к жизни необычное и ужасное в данных обстоятельствах эхо — снизу, из темных чердачных недр, донесся душераздирающий женский вопль.
— Нас накрыли! — отчаянно прошептал Роберт. — Ну теперь-то мы точно влипли!
Их действительно «накрыли».
Чердак, на который они с таким вожделением обращали свои взоры, по совместительству служил кладовой. Там было полно разных коробок, сломанных стульев, старых каминных решеток, деревянных картинных рам и всякой прочей всячины, среди которой выделялись свисавшие со стен мешки, набитые лоскутками и шерстяными очесами.
Посреди чердака, как раз под люком, стояла большая открытая коробка, наполовину набитая старой одеждой. Другая ее половина временно была свалена в кучу на полу, а посреди этой кучи сидела очень напуганная поживая леди. Не было сомнений, что кричала именно она — тем более, что ей, кажется, и в голову не приходило остановиться.
— Не надо! — сказала ей Джейн. — Пожалуйста, прекратите! Мы вам не сделаем ничего дурного.
Леди умолкла, но, судя по всему, была готова в любой момент возобновить свои вопли.
— А где вся ваша остальная банда? — поинтересовалась она.
— Они улетели на волшебном ковре, — чистосердечно призналась Джейн.
— На волшебном ковре?! — переспросила испуганная леди.
— Да, — подтвердила Джейн и, прежде чем Роберт успел посоветовать ей заткнуться, продолжала:
— Вы наверняка читали про волшебные ковры. И еще с ними улетел Феникс.
Тогда леди поднялась на ноги и, осторожно лавируя между кипами белья, пробралась к выходу — Проскользнув в дверь, она с треском захлопнула ее, и вскоре до детей донеслись ее отчаянные и все еще испуганные вопли: «Септимус! Септимус!».
— Ладно! — быстро прошептал Роберт. — Я прыгаю первым, а ты за мной.
Он зацепился руками за край люка, немного повисел в воздухе, а затем прыгнул на сваленное внизу белье.
— А теперь ты, Джейн! — приказал он. — Повисни на руках. Да не бойся, я тебя поймаю О, не будь дурой, сейчас не время для болтовни. Прыгай, говорю тебе!
Джейн прыгнула.
Роберт попытался подхватить ее на лету, и в результате им пришлось долго катиться по бельевым откосам, а потом еще дольше выпутываться из клубка, образованного навернувшимися на них пустыми рукавами и брючинами. Когда им наконец удалось освободиться, Роберт прошептал:
— Сейчас мы спрячемся вон за теми коробками и будем сидеть тихо, как два муравья. Если нас здесь не найдут, то непременно решат, что мы ушли по крышам. Когда же все успокоится, мы прокрадемся на первый этаж и попытаемся удрать.
Места за коробками оказалось немного — Джейн пришлось стоять на одной ноге, а Роберт едва не ободрал бок о старую кроватную спинку. Но они мужественно претерпевали все эти неудобства, и когда пожилая леди снова появилась на чердаке, приведя с собой, слава Богу, не Септимуса, а другую пожилую леди, там царили тишина и спокойствие, нарушаемые, пожалуй, лишь биением двух маленьких сердец — но такие вещи, как известно, можно услышать только в докторскую трубку, которые взрослые называют стетоскопом.
— Ушли! — сказала первая леди. — Бедные крошки — мало того что сумасшедшие, так еще жулики! Надо запереть комнату и послать за полицией.
— Дай-ка я сначала выгляну наружу, — сказала вторая леди, которая с виду казалась значительно старше, страшнее и строже первой.
Они подтащили к люку сундук, поставили на него большую коробку с бельем, а затем, безбоязненно взобравшись на это шаткое сооружение, высунули наружу свои аккуратные чистые головки. Но и на крыше не оказалось никаких следов «сумасшедших крошек».
— Пошли! — шепотом приказал Роберт, отпихивая от себя кроватную спинку.
Им повезло — они успели добраться до двери и выскочить на лестничную площадку до того, как их преследовательницам надоело стоять на ветру и без толку пересчитывать освинцованные пластины, устилавшие крышу их дома.
Роберт с Джейн осторожно крались вниз по лестнице. Они благополучно миновали два пролета, а потом Роберту пришло в голову заглянуть за перила, и — о ужас! — он увидел, как им навстречу поднимается здоровенного вида слуга с ведерком угля.
Не теряя времени на раздумья, дети запрыгнули в первую же попавшуюся открытую дверь.
Они очутились в кабинете. Это было небольшое, тщательно прибранное помещение, уставленное рядами книжных полок. Кроме того, там наличествовали огромный письменный стол и пара мужских шлепанцев, уютно гревшихся у камина (шлепанцы, по счастью, оказались пустыми}. Дети пересекли кабинет и спрятались за тяжелыми оконными шторами. Проходя мимо стола, они заметили лежавшую на нем большую кружку, в какие обычно собирают пожертвования в церкви. Печать с ее донышка была сорвана, крышка откинута, ц внутри, естественно, зияла пустота.
— Господи, какой ужас! — прошептала Джейн. — Нет, живыми нам отсюда точно не выбраться!
— Тсс! — зашипел на нее Роберт и был абсолютно прав, ибо на лестнице вдруг раздались громкие шаги, и в следующее мгновение в комнату влетели обе уже знакомые им леди. Детей они не заметили, а вот пустая кружка для сбора пожертвований сразу же бросилась им в глаза.
— Так я и знала! — сказала первая леди. — Селина, это и впрямь была банда. Как только я увидала тех двоих на чердаке, я это сразу же поняла. Пока они отвлекали наше внимание, их сообщники начисто вымели все из дома.
— Боюсь, что ты права, — согласилась Селина. — Но, как бы там ни было, я бы хотела знать, где они сейчас?
— Как где? Естественно, в столовой! Поди, уже добрались до нашего серебра. Ой, да ведь там же наш молочный кувшинчик, и септиму-сова сахарница, и дядюшкин ковшик для пунша и тетушкины чайные ложки! Я иду вниз!
— Не спеши, Амелия! Не надо строить из себя героя, — охладила ее пыл Селина. — Нужно открыть окно и кликнуть полицию. А ну-ка, закрой дверь! Я сейчас…
Закончить фразу ей так и не удалось, потому что, раздернув шторы, она нос к носу столкнулась со скрывавшимися за ними детьми п, как это бывает со всеми слабонервными леди, издала пронзительный вопль ужаса.
— Да перестаньте же вы! — сказала Джейн. — Ну разве можно быть такими злыми и бестолковыми? Никакие мы не взломщики, и нет у нас никакой банды, и не взламывали мы вашу ко-пилку. Правда, однажды мы взломали ношу копилку, но в тот раз деньги нам так и не понадобились, а потому нам стало ужасно стыдно и мы положили их обратно… Ой, не надо! Говорю вам, пустите меня!
Мисс Селина схватила Джейн, а мисс Амелия изо всех сил набросилась на Роберта. Несколько секунд борьбы — и дети были намертво оплетены мускулистыми женскими руками со вздутыми от напряжения венами и побелевшими суставами.
— Ну вот, что бы вы там ни болтали, а мы вас все равно поймали, — сказала мисс Амелия. — Селина, твоя замухрыжка вряд ли будет особо сопротивляться, так что открой, пожалуйста, окно и крикни пару раз «Караул!» Да погромче, пожалуйста, а то не услышат.
Не выпуская из рук Джейн, Селина направилась к окну Но когда она открыла его и высунула голову наружу, вместо предписанного «Караул!» дети услышали радостное «Септимус!» Действительно, в этот самый момент у ворот дома появился высокий молодой человек — племянник недоверчивых пожилых особ, едва не задушивших Роберта и Джейн в железных тисках своих объятий.
Через несколько минут он, отперев входную дверь, уже поднимался по лестнице. Как только он появился на пороге кабинета, Джейн с Робертом одновременно испустили такой громкий крик радости, что задерганные всеми предыдущими событиями дня леди от испуга подпрыгнули на месте и едва не выпустили своих маленьких пленников.
— Это же наш викарий! — закричала Джейн.
— Вы нас не узнаете? — осведомился Роберт. — Не может быть! Помните, как вы поженили взломщика с кухаркой? Правда, это было здорово?
— Я так и знала, что это банда, — сказала Амелия. — Септимус, эти маленькие нечестивцы являются членами банды отчаянных головорезов, которая в настоящий момент самым беспардонным образом грабит наш дом. Они уже успели взломать кружку для сбора пожертвований, а их товарищи сейчас выносят наше столовое серебро.
Преподобный Септимус с самым разнесчастным видом провел ладонью по лицу
— Что-то у меня голова закружилась, — сказал он. — Наверное, слишком быстро поднимался по лестнице.
— Да не трогали мы вашу идиотскую копилку! — взорвался Роберт.
— Тогда это сделали ваши сообщники, — возразила непреклонная мисс Селина.
— Нет, нет, — поспешно сказал викарий. — Это я вскрыл кружку. Мне понадобилась мелочь для того, чтобы заплатить взносы в «Независимый родительский фонд страхования от кори и коклюша». О Господи, надеюсь, сейчас-то я не сплю?!
— Спишь? Конечно, нет! — сказала мисс Амелия. — Немедленно обыщи дом! Я настаиваю на этом.
Все еще бледный и немного трясущийся викарий обыскал весь дом и, конечно же, не обнаружил в нем ничего превосходящего по Размерам обыкновенную серую мышь.
Вернувшись в кабинет, он бессильно опустился в кресло и принялся обмахиваться газетой.
— Вы нас собираетесь отпускать или нет? — завопилРоберт срывающимся от гнева голосом. И, знаете, я его понимаю, потому что когда вас ни с того ни с. сего хватают и начинают тискать пожилые женщины, бывает очень трудно удержаться от гнева. — Мы же ничего плохого вам не сделали. Это все ковер. Он вывалил нас вам на крышу и улетел. Мы же не виноваты, что все так случилось. Разве с вами не то же было? Помните, как он уволок вас на остров и заставил поженить нашу кухарку со взломщиком?
— О, моя бедная голова! — жалобно простонал викарий.
— Да подождите вы со своей головой! — не унимался Роберт. — Постарайтесь открыто взглянуть в лицо жизни и вести себя, как подобает мужчине!
— Наверное, это мне наказание за грехи, — слабо пробормотал викарий. — Вот только, не могу припомнить, чтобы я грешил в последнее время.
— Пошли же за полицией! — сказала мисс Селина.
— Нет, лучше за доктором, — сказал викарий.
— Так ты все-таки считаешь, что они сумасшедшие? — спросила мисс Амелия.
— Не они, а я, — ответил викарий. Джейн не переставала плакать с тех пор, как оказалась в объятиях мисс Селины. Однако тут она решила сделать передышку и обратилась к викарию со следующими словами:
— Сейчас вы, может быть, и не сумасшедший, но если только вы тотчас же не отпустите нас, то непременно им станете. И правильно — так вам и надо!
— Тетушка Селина! — позвал викарий дрожащим голосом. — И вы, тетушка Амелий! Поверьте мне, это всего лишь сон — глупый, нелепый безумный и отчасти смешной сон. Скоро вы сами в этом убедитесь. Но давайте все же будем справедливыми — даже во сне — и не будем понапрасну задерживать этих милых ребятишек. Они ведь и впрямь ни в чем не виноваты, ибо деньги из кружки взял я.
Мускулистые руки тетушек неохотно ослабили свою железную хватку. Роберт гордо отряхнулся и замер в позе оскорбленной добродетели. А Джейн бросилась к викарию и, прежде чем он успел увернуться, обняла его за шею.
— Вы просто душечка! — воскликнула она — Не бойтесь, это только сначала кажется сном, а потом постепенно привыкаешь. А теперь, пожалуйста, отпустите нас домой! Ну же, милый, добрый, честный викарий, будьте хорошим мальчиком!
— Не знаю, что и подумать, — сказал викарий. — Это очень серьезная проблема. Этот сон, знаете ли, уж очень необычный. Возможно, это своего рода другая реальность. Но если это так, то она настолько реальна, что несколько детей вполне могут сойти в ней с ума — совсем как в обычной жизни. А уж если ты сошел с ума, так тебе прямая дорога в сумасшедший дом, где за тобой присмотрят, вылечат и в надлежащее время передадут на руки скорбящих родственников, которые до конца твоих дней будут кормить тебя с ложечки. Вообще-то, даже в обычной жизни иногда трудно разобраться, что тебе нужно делать в тот или иной момент, а тут еще все так перепуталось…
— Если это всего лишь сон, — возразил Роберт, — то вы рано или поздно проснетесь. А если вы проснетесь, то вам станет ужасно стыдно за то, что вы отправили нас в сумасшедший дом — неважно, что он существует только во сне, — потому что вы можете больше никогда уже не попасть именно в этот сон и вызволить нас оттуда, и нам придется вечно торчать в психушке, и рядом с нами не будет наших скорбящих родственников, потому что они в данный момент находятся в другом сне. Вот!
Но единственное, чем викарий мог ответить на робертову тираду, было «О, моя бедная голова!».
У Джейн с Робертом опустились руки. Ситуация представлялась им абсолютно безнадежной. Что и говорить, трудно иметь дело с рефлексирующим викарием.
И тут, в тот самый момент, когда безнадежность ситуации превысила все границы абсолютного и стала попросту невыносимой, дети вдруг почувствовали ту особого рода внутреннюю щекотку, которая знакома всем, кому доводилось исчезать среди бела дня на глазах многочисленных свидетелей. В следующий момент они и в самом деле исчезли, и в кабинете остались только преподобный (и неверующий, как Фома) Септимус и две его тетушки.
— Ага! — дико вскричал он, как только исчезновение свершилось. — Я же говорил вам, что это был сон! Вам, тетушка Селина, снилось то же самое, правда? И вам, тетушка Амелия? Во всяком случае, во сне я был в этом уверен.
Тетушка Селина посмотрела сначала на племянника, потом на тетушку Амелию, потом снова на племянника, и, наконец, набравшись смелости, сказала:
— Что ты имеешь в виду, Септимус? Нам с Амелией ничего не снилось. Ты, наверное, просто задремал ненадолго в своем кресле.
Викарий облегченно вздохнул.
— Слава Богу, это снилось одному мне! — сказал он. — Если бы еще и вы видели этот сон, то я бы точно решил, что рехнулся.
Позднее тетушка Селина сказала сестре:
— Да, конечно, я знаю, что плохо говорить неправду и что в свое время я понесу за это заслуженное наказание. Но я просто не могла вынести вида нашего бедного мальчика. Он уже почти совсем уверился, что у него с головой не в порядке. Один одинаковый сон — это еще ничего, но три одинаковых сна зараз его доконали бы. А вообще-то, это было на редкость странно, не правда ли? Мы втроем видели один и тот же сон! Очень странно! Ни в коем случае нельзя говорить об этом дорогуше Сеппи. Но я обязательно напишу в «Журнал Физического общества» и пошлю им самый подробный отчет обо всем — естественно, со звездочками вместо имен.
Так она и сделала. Если хотите, можете прочесть ее письмо в одной из этих толстеньких синеньких книжечек, которые читают только очень ученые и скучные люди.
Вы, конечно, уже догадались о том, что произошло.
Сообразительный Феникс просто-напросто слетал к Псаммиаду и пожелал, чтобы Джейн с Робертом оказались дома. Псаммиад, как всегда, сработал без осечки. Сирил с Антеей не успели еще и наполовину заштопать дыру в ковре.
Когда изъявления радости по поводу чудесного воссоединения детей немного поулеглись, все четверо наших приятелей высыпали на улицу за подарками для мамы. На остатки дядюшкиного соверена они купили ей шелковый платочек, набор из двух бело-голубых вазочек, флакончик духов, упаковку рождественских свечек и два куска мыла — один из них цветом и формой напоминал помидор, а другой был настолько неотличим от апельсина, что если бы он попался вам в руки, вы бы непременно попытались очистить его и даже, может быть, съесть (если, конечно, вы любите апельсины). Кроме того, они купили отличный сладкий пирог с глазурью, а остатки денег потратили на цветы, которые тут же и поставили в новые мамины вазы.
Когда подарки были разложены на столе, а свечи воткнуты в пирог — с тем, чтобы их можно было зажечь, как только на улице послышится стук колес маминого кэба, — все четверо отправились умываться и наряжаться в самые чистые костюмы, какие только имелись в доме.
Когда и с этим было покончено, Роберт сказал: «Милый старина Псаммиад!», и все остальные сказали то же самое.
— Однако нужно отдать должное и нашему милому старине Фениксу, — добавил Роберт. — Представляете, что было бы, если бы он не додумался слетать к Псаммиаду?
И все опять с ним согласились.
— Да, — сказал, скромно потупившись, Феникс, — вам, конечно, изрядно повезло, что вы познакомились с такой умной птицей, как я.
— Мамин кэб! — закричала Антея, посмотрев в окно. В следующий момент Феникс ретировался в одному только ему известное укрытие, Сирил зажег свечи, и в комнату вошла сияющая от радости мама.
Ей ужасно понравились подарки, а что до истории с совереном дядюшки Реджинальда, то она восприняла ее совершенно спокойно и даже не без удовольствия.
— Милый старина ковер! — промолвил, засыпая, Сирил.
— Вернее, то, что от него осталось, — поправил его Феникс с гардины над окном.
Но Сирил уже спал и ничего не слышал.
Джейн же попросту разрыдалась.
— Ну же, успокойся, Киска, не будь такой несусветной плаксой! — успокаивал ее брат. — Все будет в порядке, вот увидишь.
Затем, как и предсказывал Сирил, он принялся оглядываться по сторонам, в надежде найти что-нибудь подходящее для сбрасывания на головы прохожим, до которых, ввиду большой высоты и присущей всем прохожим глухоты, докричаться не представлялось возможным. Как назло, ему ничего не попадалось под руку — на крыше не было ни камушка, не говоря уже о какой-нибудь завалящей черепушке. Свинцовые пластины были так плотно подогнаны друг к другу, даже и не собирались разлучаться. Однако, как всегда бывает в подобных случаях, гоняясь за одним, они нашли другое — а именно люк, ведущий, по всей видимости, непосредственно на чердак дома.
И на этом люке не было замка.
— Эй, Джейн! А ну-ка, кончай хныкать и иди сюда! — бодрым тоном обратился к сестре Роберт. — Помоги мне поднять этот люк. Если нам удастся пробраться в дом, то, если повезет, мы сможем дойти до самых дверей незамеченными. Давай — раз, два, три!
Они толкали крышку люка до тех пор, пока она не встала под прямым углом к крыше, а затем сунули головы в открывшееся под ними отверстие. Пока они, напрягая зрение, всматривались в царивший на чердаке полумрак, крышка предательским образом свалилась на свинцовую облицовку крыши. Вызванный этим событием грохот пробудил к жизни необычное и ужасное в данных обстоятельствах эхо — снизу, из темных чердачных недр, донесся душераздирающий женский вопль.
— Нас накрыли! — отчаянно прошептал Роберт. — Ну теперь-то мы точно влипли!
Их действительно «накрыли».
Чердак, на который они с таким вожделением обращали свои взоры, по совместительству служил кладовой. Там было полно разных коробок, сломанных стульев, старых каминных решеток, деревянных картинных рам и всякой прочей всячины, среди которой выделялись свисавшие со стен мешки, набитые лоскутками и шерстяными очесами.
Посреди чердака, как раз под люком, стояла большая открытая коробка, наполовину набитая старой одеждой. Другая ее половина временно была свалена в кучу на полу, а посреди этой кучи сидела очень напуганная поживая леди. Не было сомнений, что кричала именно она — тем более, что ей, кажется, и в голову не приходило остановиться.
— Не надо! — сказала ей Джейн. — Пожалуйста, прекратите! Мы вам не сделаем ничего дурного.
Леди умолкла, но, судя по всему, была готова в любой момент возобновить свои вопли.
— А где вся ваша остальная банда? — поинтересовалась она.
— Они улетели на волшебном ковре, — чистосердечно призналась Джейн.
— На волшебном ковре?! — переспросила испуганная леди.
— Да, — подтвердила Джейн и, прежде чем Роберт успел посоветовать ей заткнуться, продолжала:
— Вы наверняка читали про волшебные ковры. И еще с ними улетел Феникс.
Тогда леди поднялась на ноги и, осторожно лавируя между кипами белья, пробралась к выходу — Проскользнув в дверь, она с треском захлопнула ее, и вскоре до детей донеслись ее отчаянные и все еще испуганные вопли: «Септимус! Септимус!».
— Ладно! — быстро прошептал Роберт. — Я прыгаю первым, а ты за мной.
Он зацепился руками за край люка, немного повисел в воздухе, а затем прыгнул на сваленное внизу белье.
— А теперь ты, Джейн! — приказал он. — Повисни на руках. Да не бойся, я тебя поймаю О, не будь дурой, сейчас не время для болтовни. Прыгай, говорю тебе!
Джейн прыгнула.
Роберт попытался подхватить ее на лету, и в результате им пришлось долго катиться по бельевым откосам, а потом еще дольше выпутываться из клубка, образованного навернувшимися на них пустыми рукавами и брючинами. Когда им наконец удалось освободиться, Роберт прошептал:
— Сейчас мы спрячемся вон за теми коробками и будем сидеть тихо, как два муравья. Если нас здесь не найдут, то непременно решат, что мы ушли по крышам. Когда же все успокоится, мы прокрадемся на первый этаж и попытаемся удрать.
Места за коробками оказалось немного — Джейн пришлось стоять на одной ноге, а Роберт едва не ободрал бок о старую кроватную спинку. Но они мужественно претерпевали все эти неудобства, и когда пожилая леди снова появилась на чердаке, приведя с собой, слава Богу, не Септимуса, а другую пожилую леди, там царили тишина и спокойствие, нарушаемые, пожалуй, лишь биением двух маленьких сердец — но такие вещи, как известно, можно услышать только в докторскую трубку, которые взрослые называют стетоскопом.
— Ушли! — сказала первая леди. — Бедные крошки — мало того что сумасшедшие, так еще жулики! Надо запереть комнату и послать за полицией.
— Дай-ка я сначала выгляну наружу, — сказала вторая леди, которая с виду казалась значительно старше, страшнее и строже первой.
Они подтащили к люку сундук, поставили на него большую коробку с бельем, а затем, безбоязненно взобравшись на это шаткое сооружение, высунули наружу свои аккуратные чистые головки. Но и на крыше не оказалось никаких следов «сумасшедших крошек».
— Пошли! — шепотом приказал Роберт, отпихивая от себя кроватную спинку.
Им повезло — они успели добраться до двери и выскочить на лестничную площадку до того, как их преследовательницам надоело стоять на ветру и без толку пересчитывать освинцованные пластины, устилавшие крышу их дома.
Роберт с Джейн осторожно крались вниз по лестнице. Они благополучно миновали два пролета, а потом Роберту пришло в голову заглянуть за перила, и — о ужас! — он увидел, как им навстречу поднимается здоровенного вида слуга с ведерком угля.
Не теряя времени на раздумья, дети запрыгнули в первую же попавшуюся открытую дверь.
Они очутились в кабинете. Это было небольшое, тщательно прибранное помещение, уставленное рядами книжных полок. Кроме того, там наличествовали огромный письменный стол и пара мужских шлепанцев, уютно гревшихся у камина (шлепанцы, по счастью, оказались пустыми}. Дети пересекли кабинет и спрятались за тяжелыми оконными шторами. Проходя мимо стола, они заметили лежавшую на нем большую кружку, в какие обычно собирают пожертвования в церкви. Печать с ее донышка была сорвана, крышка откинута, ц внутри, естественно, зияла пустота.
— Господи, какой ужас! — прошептала Джейн. — Нет, живыми нам отсюда точно не выбраться!
— Тсс! — зашипел на нее Роберт и был абсолютно прав, ибо на лестнице вдруг раздались громкие шаги, и в следующее мгновение в комнату влетели обе уже знакомые им леди. Детей они не заметили, а вот пустая кружка для сбора пожертвований сразу же бросилась им в глаза.
— Так я и знала! — сказала первая леди. — Селина, это и впрямь была банда. Как только я увидала тех двоих на чердаке, я это сразу же поняла. Пока они отвлекали наше внимание, их сообщники начисто вымели все из дома.
— Боюсь, что ты права, — согласилась Селина. — Но, как бы там ни было, я бы хотела знать, где они сейчас?
— Как где? Естественно, в столовой! Поди, уже добрались до нашего серебра. Ой, да ведь там же наш молочный кувшинчик, и септиму-сова сахарница, и дядюшкин ковшик для пунша и тетушкины чайные ложки! Я иду вниз!
— Не спеши, Амелия! Не надо строить из себя героя, — охладила ее пыл Селина. — Нужно открыть окно и кликнуть полицию. А ну-ка, закрой дверь! Я сейчас…
Закончить фразу ей так и не удалось, потому что, раздернув шторы, она нос к носу столкнулась со скрывавшимися за ними детьми п, как это бывает со всеми слабонервными леди, издала пронзительный вопль ужаса.
— Да перестаньте же вы! — сказала Джейн. — Ну разве можно быть такими злыми и бестолковыми? Никакие мы не взломщики, и нет у нас никакой банды, и не взламывали мы вашу ко-пилку. Правда, однажды мы взломали ношу копилку, но в тот раз деньги нам так и не понадобились, а потому нам стало ужасно стыдно и мы положили их обратно… Ой, не надо! Говорю вам, пустите меня!
Мисс Селина схватила Джейн, а мисс Амелия изо всех сил набросилась на Роберта. Несколько секунд борьбы — и дети были намертво оплетены мускулистыми женскими руками со вздутыми от напряжения венами и побелевшими суставами.
— Ну вот, что бы вы там ни болтали, а мы вас все равно поймали, — сказала мисс Амелия. — Селина, твоя замухрыжка вряд ли будет особо сопротивляться, так что открой, пожалуйста, окно и крикни пару раз «Караул!» Да погромче, пожалуйста, а то не услышат.
Не выпуская из рук Джейн, Селина направилась к окну Но когда она открыла его и высунула голову наружу, вместо предписанного «Караул!» дети услышали радостное «Септимус!» Действительно, в этот самый момент у ворот дома появился высокий молодой человек — племянник недоверчивых пожилых особ, едва не задушивших Роберта и Джейн в железных тисках своих объятий.
Через несколько минут он, отперев входную дверь, уже поднимался по лестнице. Как только он появился на пороге кабинета, Джейн с Робертом одновременно испустили такой громкий крик радости, что задерганные всеми предыдущими событиями дня леди от испуга подпрыгнули на месте и едва не выпустили своих маленьких пленников.
— Это же наш викарий! — закричала Джейн.
— Вы нас не узнаете? — осведомился Роберт. — Не может быть! Помните, как вы поженили взломщика с кухаркой? Правда, это было здорово?
— Я так и знала, что это банда, — сказала Амелия. — Септимус, эти маленькие нечестивцы являются членами банды отчаянных головорезов, которая в настоящий момент самым беспардонным образом грабит наш дом. Они уже успели взломать кружку для сбора пожертвований, а их товарищи сейчас выносят наше столовое серебро.
Преподобный Септимус с самым разнесчастным видом провел ладонью по лицу
— Что-то у меня голова закружилась, — сказал он. — Наверное, слишком быстро поднимался по лестнице.
— Да не трогали мы вашу идиотскую копилку! — взорвался Роберт.
— Тогда это сделали ваши сообщники, — возразила непреклонная мисс Селина.
— Нет, нет, — поспешно сказал викарий. — Это я вскрыл кружку. Мне понадобилась мелочь для того, чтобы заплатить взносы в «Независимый родительский фонд страхования от кори и коклюша». О Господи, надеюсь, сейчас-то я не сплю?!
— Спишь? Конечно, нет! — сказала мисс Амелия. — Немедленно обыщи дом! Я настаиваю на этом.
Все еще бледный и немного трясущийся викарий обыскал весь дом и, конечно же, не обнаружил в нем ничего превосходящего по Размерам обыкновенную серую мышь.
Вернувшись в кабинет, он бессильно опустился в кресло и принялся обмахиваться газетой.
— Вы нас собираетесь отпускать или нет? — завопилРоберт срывающимся от гнева голосом. И, знаете, я его понимаю, потому что когда вас ни с того ни с. сего хватают и начинают тискать пожилые женщины, бывает очень трудно удержаться от гнева. — Мы же ничего плохого вам не сделали. Это все ковер. Он вывалил нас вам на крышу и улетел. Мы же не виноваты, что все так случилось. Разве с вами не то же было? Помните, как он уволок вас на остров и заставил поженить нашу кухарку со взломщиком?
— О, моя бедная голова! — жалобно простонал викарий.
— Да подождите вы со своей головой! — не унимался Роберт. — Постарайтесь открыто взглянуть в лицо жизни и вести себя, как подобает мужчине!
— Наверное, это мне наказание за грехи, — слабо пробормотал викарий. — Вот только, не могу припомнить, чтобы я грешил в последнее время.
— Пошли же за полицией! — сказала мисс Селина.
— Нет, лучше за доктором, — сказал викарий.
— Так ты все-таки считаешь, что они сумасшедшие? — спросила мисс Амелия.
— Не они, а я, — ответил викарий. Джейн не переставала плакать с тех пор, как оказалась в объятиях мисс Селины. Однако тут она решила сделать передышку и обратилась к викарию со следующими словами:
— Сейчас вы, может быть, и не сумасшедший, но если только вы тотчас же не отпустите нас, то непременно им станете. И правильно — так вам и надо!
— Тетушка Селина! — позвал викарий дрожащим голосом. — И вы, тетушка Амелий! Поверьте мне, это всего лишь сон — глупый, нелепый безумный и отчасти смешной сон. Скоро вы сами в этом убедитесь. Но давайте все же будем справедливыми — даже во сне — и не будем понапрасну задерживать этих милых ребятишек. Они ведь и впрямь ни в чем не виноваты, ибо деньги из кружки взял я.
Мускулистые руки тетушек неохотно ослабили свою железную хватку. Роберт гордо отряхнулся и замер в позе оскорбленной добродетели. А Джейн бросилась к викарию и, прежде чем он успел увернуться, обняла его за шею.
— Вы просто душечка! — воскликнула она — Не бойтесь, это только сначала кажется сном, а потом постепенно привыкаешь. А теперь, пожалуйста, отпустите нас домой! Ну же, милый, добрый, честный викарий, будьте хорошим мальчиком!
— Не знаю, что и подумать, — сказал викарий. — Это очень серьезная проблема. Этот сон, знаете ли, уж очень необычный. Возможно, это своего рода другая реальность. Но если это так, то она настолько реальна, что несколько детей вполне могут сойти в ней с ума — совсем как в обычной жизни. А уж если ты сошел с ума, так тебе прямая дорога в сумасшедший дом, где за тобой присмотрят, вылечат и в надлежащее время передадут на руки скорбящих родственников, которые до конца твоих дней будут кормить тебя с ложечки. Вообще-то, даже в обычной жизни иногда трудно разобраться, что тебе нужно делать в тот или иной момент, а тут еще все так перепуталось…
— Если это всего лишь сон, — возразил Роберт, — то вы рано или поздно проснетесь. А если вы проснетесь, то вам станет ужасно стыдно за то, что вы отправили нас в сумасшедший дом — неважно, что он существует только во сне, — потому что вы можете больше никогда уже не попасть именно в этот сон и вызволить нас оттуда, и нам придется вечно торчать в психушке, и рядом с нами не будет наших скорбящих родственников, потому что они в данный момент находятся в другом сне. Вот!
Но единственное, чем викарий мог ответить на робертову тираду, было «О, моя бедная голова!».
У Джейн с Робертом опустились руки. Ситуация представлялась им абсолютно безнадежной. Что и говорить, трудно иметь дело с рефлексирующим викарием.
И тут, в тот самый момент, когда безнадежность ситуации превысила все границы абсолютного и стала попросту невыносимой, дети вдруг почувствовали ту особого рода внутреннюю щекотку, которая знакома всем, кому доводилось исчезать среди бела дня на глазах многочисленных свидетелей. В следующий момент они и в самом деле исчезли, и в кабинете остались только преподобный (и неверующий, как Фома) Септимус и две его тетушки.
— Ага! — дико вскричал он, как только исчезновение свершилось. — Я же говорил вам, что это был сон! Вам, тетушка Селина, снилось то же самое, правда? И вам, тетушка Амелия? Во всяком случае, во сне я был в этом уверен.
Тетушка Селина посмотрела сначала на племянника, потом на тетушку Амелию, потом снова на племянника, и, наконец, набравшись смелости, сказала:
— Что ты имеешь в виду, Септимус? Нам с Амелией ничего не снилось. Ты, наверное, просто задремал ненадолго в своем кресле.
Викарий облегченно вздохнул.
— Слава Богу, это снилось одному мне! — сказал он. — Если бы еще и вы видели этот сон, то я бы точно решил, что рехнулся.
Позднее тетушка Селина сказала сестре:
— Да, конечно, я знаю, что плохо говорить неправду и что в свое время я понесу за это заслуженное наказание. Но я просто не могла вынести вида нашего бедного мальчика. Он уже почти совсем уверился, что у него с головой не в порядке. Один одинаковый сон — это еще ничего, но три одинаковых сна зараз его доконали бы. А вообще-то, это было на редкость странно, не правда ли? Мы втроем видели один и тот же сон! Очень странно! Ни в коем случае нельзя говорить об этом дорогуше Сеппи. Но я обязательно напишу в «Журнал Физического общества» и пошлю им самый подробный отчет обо всем — естественно, со звездочками вместо имен.
Так она и сделала. Если хотите, можете прочесть ее письмо в одной из этих толстеньких синеньких книжечек, которые читают только очень ученые и скучные люди.
Вы, конечно, уже догадались о том, что произошло.
Сообразительный Феникс просто-напросто слетал к Псаммиаду и пожелал, чтобы Джейн с Робертом оказались дома. Псаммиад, как всегда, сработал без осечки. Сирил с Антеей не успели еще и наполовину заштопать дыру в ковре.
Когда изъявления радости по поводу чудесного воссоединения детей немного поулеглись, все четверо наших приятелей высыпали на улицу за подарками для мамы. На остатки дядюшкиного соверена они купили ей шелковый платочек, набор из двух бело-голубых вазочек, флакончик духов, упаковку рождественских свечек и два куска мыла — один из них цветом и формой напоминал помидор, а другой был настолько неотличим от апельсина, что если бы он попался вам в руки, вы бы непременно попытались очистить его и даже, может быть, съесть (если, конечно, вы любите апельсины). Кроме того, они купили отличный сладкий пирог с глазурью, а остатки денег потратили на цветы, которые тут же и поставили в новые мамины вазы.
Когда подарки были разложены на столе, а свечи воткнуты в пирог — с тем, чтобы их можно было зажечь, как только на улице послышится стук колес маминого кэба, — все четверо отправились умываться и наряжаться в самые чистые костюмы, какие только имелись в доме.
Когда и с этим было покончено, Роберт сказал: «Милый старина Псаммиад!», и все остальные сказали то же самое.
— Однако нужно отдать должное и нашему милому старине Фениксу, — добавил Роберт. — Представляете, что было бы, если бы он не додумался слетать к Псаммиаду?
И все опять с ним согласились.
— Да, — сказал, скромно потупившись, Феникс, — вам, конечно, изрядно повезло, что вы познакомились с такой умной птицей, как я.
— Мамин кэб! — закричала Антея, посмотрев в окно. В следующий момент Феникс ретировался в одному только ему известное укрытие, Сирил зажег свечи, и в комнату вошла сияющая от радости мама.
Ей ужасно понравились подарки, а что до истории с совереном дядюшки Реджинальда, то она восприняла ее совершенно спокойно и даже не без удовольствия.
— Милый старина ковер! — промолвил, засыпая, Сирил.
— Вернее, то, что от него осталось, — поправил его Феникс с гардины над окном.
Но Сирил уже спал и ничего не слышал.
Глава XI
НАЧАЛО КОНЦА
— М-да, ничего себе! — сказала мама, разглядывая шитый-перешитый, чиненный-перечиненный, да к тому же еще и подбитый ослепительно канареечного цвета американской клеенкой ковер, смирно лежавший на полу детской. — Должна вам сказать, что я еще никогда в жизни так сильно не прогорала на покупке ковров.
Сирил, Роберт, Джейн и Антея выразили свое несогласие дружным протестующим «О!». Мама быстро взглянула на них и сказала:
— Я, конечно, не отрицаю, что вы замечательно починили его. От клеенки, например, я вообще без ума. Ах, вы мои милые маленькие помощницы!
— Мальчики тоже помогали, — благородно вставили маленькие помощницы.
— И все-таки я отдала за него двадцать два шиллинга и девять пенсов. Ковры за такую цену должны держаться по крайней мере лет двести. А вы только поглядите, на что он стал похож за каких-то два месяца! Просто ужас какой-то! Ну ничего, мои дорогие, вы сделали все, что могли, Я думаю, мы купим вам взамен кокосовую подстилку. Коврам, похоже, не очень-то сладко приходится в этой комнате, правда?
— Но, мамочка, мы же не виноваты, что наши ботинки такие прочные и надежные, а ковры — нет? — спросил Роберт, и в голосе его слышалось гораздо больше печали, чем возмущения.
— Ну, конечно, милый, вы в этом нисколько не виноваты, — сказала мама, — хотя, конечно, их можно менять, когда вы возвращаетесь с улицы. Но это я так, к слову. Мне бы ужасно не хотелось ругаться с вами в первое же утро после моего возвращения… О Боже мой, Ягненочек, да как же это тебя угораздило-то?
Разговор проистекал за завтраком, на котором присутствовал и Ягненок. Нужно сказать, он вел себя на редкость пристойно — до того самого момента, пока все остальные не принялись разглядывать ковер и, таким образом, оставили его без присмотра. Естественно, что не воспользоваться таким моментом было бы просто смешно, а потому Ягненок немедленно опрокинул себе на голову стеклянную розетку с чрезвычайно липким ежевичным сиропом. Потребовалось немало наполненных визгами и писками минут, а также самое непосредственное участие всех присутствующих в комнате, чтобы очистить его от сиропа, а затем очиститься самим (ибо очищать Ягненка от сиропа — одна из самых грязных работ на Свете). Когда же с этим наконец было покончено, предыдущий разговор насчет никудыш-ности ковра и возможной его замены на кокосовую подстилку начисто вылетел у мамы из головы. Дети дипломатично решили не напоминать ей о нем.
После того, как Ягненок вновь приобрел человеческий вид, мама передала его на попечение четверых детей, а сама отправилась в кабинет ломать голову над запутаннейшим хозяйственным отчетом, составленным кухаркой на клочке грязной бумаги и призванным объяснить, каким образом от всех денег, что мама переслала кухарке неделю тому назад, осталось всего лишь пять с половиной пенсов плюс куча неоплаченных счетов. Уже через час ее волосы были растрепаны, пальцы перепачканы чернилами, а голова болела, как от сильнейшей мигрени. Мама была очень умная, но даже она оказалась бессильна понять хоть что-нибудь в кухаркиных каракулях.
Ягненок же ужасно обрадовался тому, что его оставили развлекаться со своми старшими братьями и сестрами. За прошедшие две недели он их ни капельки не забыл, а потому тут же заставил играть с собой в старые добрые игры типа «Вертящаяся комната» (Ягненка берут за руки и крутятся с ним на месте до помрачения рассудка) и «Лапа и крыло» (Ягненка берут за руку и за ногу и проделывают то же самое, что и в «Вертящейся комнате»). Но больше всего ему нравилось «Восхождение на Везувий». Это драматическое игрище заключается в том, что ребенок хватает вас за руки и начинает взбираться вам на плечи (вершину вулкана). Как только его пятки начинают бить вас по ушам, вы издаете самый ужасающий вопль, на какой только способны (то есть, начинаете извержение вулкана), и, мягко опустив ребенка на пол, принимаетесь катать его по ковру (что символизирует разрушение Помпеи).
— Но все-таки нам нужно прямо сейчас договориться о том, что отвечать маме, когда она снова заговорит о ковре, — сказал Роберт, разрушив Помпею в десятый раз и останавливаясь немного передохнуть.
— Вот вы и договаривайтесь, если хотите — сказала Антея, — а мы с моим маленьким утеночком пока поиграем в «зверопесенки». Ягненок, золотце, иди к своей Пантерочке!
Счастливый Ягненок, весь взъерошенный и запыленный после десятикратного разрушения Помпеи, бросился на колени к Ангее, где моментально превратился в маленькую змейку, отчаянно шипевшую, извивавшуюся и совсем уж не по правилам пинавшуюся все время, пока Антея декламировала:
— Твоими устами глаголет истина, о Сирил! — заметил Феникс, вылезая из серванта, служившего прибежищем для тараканов, изодранных книжек, сломанных грифельных досок и лишних деталей от игрушек (в каждой игрушке найдется немало деталей, которые сами собой выпадывают из нее во время разборки, а потом никак не хотят становиться на место). — Но теперь помолчи и внемли мудрости Феникса, сына Феникса. Так вот…
— Ты хочешь сказать, что тоже входишь в это дурацкое общество? — перебил его Сирил. — Я имею в виду «Общество Сыновей Феникса».
— Никогда не слыхал ни о чем подобном, — надменно ответствовал Феникс. — И вообще, что значит «Общество»?
— Ну, это когда собирается много народу, и все начинают валять дурака. Что-то вроде братства… Одним словом, это немного похоже на твой храм, только тут все совсем по-другому…
— Кажется, я понял, о чем ты говоришь, — неуверенно произнес Феникс. — Пожалуй, я бы с удовольствием взглянул на наглецов, осмеливающихся именовать себя сыновьями Феникса.
— Да, но ты, кажется, хотел сказать нам что-то ужасно мудрое? — напомнил ему Сирил.
— Ах, да! Так вот, стало быть, умолкните я внемлите мудрости Феникса… — снова завелась золотая птица — и снова была перебита, на этот раз Ягненком.
— Попугайчик-попрыгунчик! — радостно завопил этот маленький змеекрокодил и потянулся руками к сияющему хвосту Феникса. И хотя намерения его были не совсем ясны, Феникс почел за лучшее скромно ретироваться за побертову спину, а Антея поспешила отвлечь внимание Ягненка очередной зверопесенкой:
Сирил, Роберт, Джейн и Антея выразили свое несогласие дружным протестующим «О!». Мама быстро взглянула на них и сказала:
— Я, конечно, не отрицаю, что вы замечательно починили его. От клеенки, например, я вообще без ума. Ах, вы мои милые маленькие помощницы!
— Мальчики тоже помогали, — благородно вставили маленькие помощницы.
— И все-таки я отдала за него двадцать два шиллинга и девять пенсов. Ковры за такую цену должны держаться по крайней мере лет двести. А вы только поглядите, на что он стал похож за каких-то два месяца! Просто ужас какой-то! Ну ничего, мои дорогие, вы сделали все, что могли, Я думаю, мы купим вам взамен кокосовую подстилку. Коврам, похоже, не очень-то сладко приходится в этой комнате, правда?
— Но, мамочка, мы же не виноваты, что наши ботинки такие прочные и надежные, а ковры — нет? — спросил Роберт, и в голосе его слышалось гораздо больше печали, чем возмущения.
— Ну, конечно, милый, вы в этом нисколько не виноваты, — сказала мама, — хотя, конечно, их можно менять, когда вы возвращаетесь с улицы. Но это я так, к слову. Мне бы ужасно не хотелось ругаться с вами в первое же утро после моего возвращения… О Боже мой, Ягненочек, да как же это тебя угораздило-то?
Разговор проистекал за завтраком, на котором присутствовал и Ягненок. Нужно сказать, он вел себя на редкость пристойно — до того самого момента, пока все остальные не принялись разглядывать ковер и, таким образом, оставили его без присмотра. Естественно, что не воспользоваться таким моментом было бы просто смешно, а потому Ягненок немедленно опрокинул себе на голову стеклянную розетку с чрезвычайно липким ежевичным сиропом. Потребовалось немало наполненных визгами и писками минут, а также самое непосредственное участие всех присутствующих в комнате, чтобы очистить его от сиропа, а затем очиститься самим (ибо очищать Ягненка от сиропа — одна из самых грязных работ на Свете). Когда же с этим наконец было покончено, предыдущий разговор насчет никудыш-ности ковра и возможной его замены на кокосовую подстилку начисто вылетел у мамы из головы. Дети дипломатично решили не напоминать ей о нем.
После того, как Ягненок вновь приобрел человеческий вид, мама передала его на попечение четверых детей, а сама отправилась в кабинет ломать голову над запутаннейшим хозяйственным отчетом, составленным кухаркой на клочке грязной бумаги и призванным объяснить, каким образом от всех денег, что мама переслала кухарке неделю тому назад, осталось всего лишь пять с половиной пенсов плюс куча неоплаченных счетов. Уже через час ее волосы были растрепаны, пальцы перепачканы чернилами, а голова болела, как от сильнейшей мигрени. Мама была очень умная, но даже она оказалась бессильна понять хоть что-нибудь в кухаркиных каракулях.
Ягненок же ужасно обрадовался тому, что его оставили развлекаться со своми старшими братьями и сестрами. За прошедшие две недели он их ни капельки не забыл, а потому тут же заставил играть с собой в старые добрые игры типа «Вертящаяся комната» (Ягненка берут за руки и крутятся с ним на месте до помрачения рассудка) и «Лапа и крыло» (Ягненка берут за руку и за ногу и проделывают то же самое, что и в «Вертящейся комнате»). Но больше всего ему нравилось «Восхождение на Везувий». Это драматическое игрище заключается в том, что ребенок хватает вас за руки и начинает взбираться вам на плечи (вершину вулкана). Как только его пятки начинают бить вас по ушам, вы издаете самый ужасающий вопль, на какой только способны (то есть, начинаете извержение вулкана), и, мягко опустив ребенка на пол, принимаетесь катать его по ковру (что символизирует разрушение Помпеи).
— Но все-таки нам нужно прямо сейчас договориться о том, что отвечать маме, когда она снова заговорит о ковре, — сказал Роберт, разрушив Помпею в десятый раз и останавливаясь немного передохнуть.
— Вот вы и договаривайтесь, если хотите — сказала Антея, — а мы с моим маленьким утеночком пока поиграем в «зверопесенки». Ягненок, золотце, иди к своей Пантерочке!
Счастливый Ягненок, весь взъерошенный и запыленный после десятикратного разрушения Помпеи, бросился на колени к Ангее, где моментально превратился в маленькую змейку, отчаянно шипевшую, извивавшуюся и совсем уж не по правилам пинавшуюся все время, пока Антея декламировала:
— Крокодильчик! — попросил Ягненок и показал Антее свои маленькие остренькие зубки. Антея покорно продолжала:
Моя малюсенькоя змейка,
Моя смешная неумейка.
Где твой смешной зеленый хвост?
Куда он делся — вот вопрос!
Ну что же, — между тем рассуждал Сирил, — проблема остается все той же. Мама ни за что не поверит, если мы расскажем ей всю правду о ковре, и…
Мой развеселый крокодильчик,
Где твой зеленый колокольчик?
Где твой больной передний зуб?
Ты без него безмерно туп.
— Твоими устами глаголет истина, о Сирил! — заметил Феникс, вылезая из серванта, служившего прибежищем для тараканов, изодранных книжек, сломанных грифельных досок и лишних деталей от игрушек (в каждой игрушке найдется немало деталей, которые сами собой выпадывают из нее во время разборки, а потом никак не хотят становиться на место). — Но теперь помолчи и внемли мудрости Феникса, сына Феникса. Так вот…
— Ты хочешь сказать, что тоже входишь в это дурацкое общество? — перебил его Сирил. — Я имею в виду «Общество Сыновей Феникса».
— Никогда не слыхал ни о чем подобном, — надменно ответствовал Феникс. — И вообще, что значит «Общество»?
— Ну, это когда собирается много народу, и все начинают валять дурака. Что-то вроде братства… Одним словом, это немного похоже на твой храм, только тут все совсем по-другому…
— Кажется, я понял, о чем ты говоришь, — неуверенно произнес Феникс. — Пожалуй, я бы с удовольствием взглянул на наглецов, осмеливающихся именовать себя сыновьями Феникса.
— Да, но ты, кажется, хотел сказать нам что-то ужасно мудрое? — напомнил ему Сирил.
— Ах, да! Так вот, стало быть, умолкните я внемлите мудрости Феникса… — снова завелась золотая птица — и снова была перебита, на этот раз Ягненком.
— Попугайчик-попрыгунчик! — радостно завопил этот маленький змеекрокодил и потянулся руками к сияющему хвосту Феникса. И хотя намерения его были не совсем ясны, Феникс почел за лучшее скромно ретироваться за побертову спину, а Антея поспешила отвлечь внимание Ягненка очередной зверопесенкой:
— Знаешь, Феникс, по-моему тебе не стоит брать в голову этих идиотских «Сыновей феникса», — сказал Роберт. — Тем более что они, как я слышал, вовсе и не служат огню. Напротив, я слышал, что они поклоняются разным жидкостями — пьют лимонад и всякие другие шипучие напнтки. Причем пыот они гораздо больше обычных людей, потому что с этими шипучими напитками всегда так — чем больше их пьешь, тем лучше тебе становится…
Мой толстопузый белый кролик,
Ты доведешь меня до колик!
Смеяться больше не хочу —
Но хохочу и хохочу!