Страница:
Брускетты«Casa Mia»дляFesta di Formaggio
Эти маленькие кусочки поджаренного наслаждения очень хорошо подходят, чтобы подкрепиться во время festa. Они удобны, легко едятся; в прошлом году даже мои соседи итальянцы заглядывали ко мне отведать их! Весь фокус с едой для festa cocmoит в том, что она должна привлекать взгляд. Когда еде предстоит конкурировать с шумом, флагами и весельем праздника, она должна быть приятной на вид и заметной. Поэтому я люблю подавать яркие, веселые, восхитительные перцы и полные помидоры, чтобы мой стол выглядел привлекательно и волнующе. Кроме того, я стараюсь придерживаться темы текущей festa, то есть подавать сыр во время сырной festa, грибы – во время грибной festa, и так далее. В конце концов, этот день посвящен чествованию местного продукта, поэтому всем нам следует быть настолько чествующими и настолько местными, насколько это возможно.
Подается за открытым столом.
множество ломтей ruslica хлеба, поджаренного, вымоченного в оливковом масле и натертого чесноком
запеченный перец
ломтики помидоров
анчоусы (из местной рыбной лавки – хотя, впрочем, те, что из банки, тоже сгодятся)
сыр pecorino (в день моей местной festa его много уходит!)
баночка песто (я слышала, что некоторые люди готовят этот вкусный острый соус сами, хотя пока что так и не нашла рецепт!)
Выложите все ингредиенты на поджаренный хлеб и запеките, следя за тем, чтобы не сжечь ни их, ни сам хлеб, ибо ничто так не отвлекает от цвета перца, как черная корка.
Подавать на веселенькой скатерти веселому festa-люду.
Глава 10
Проснувшись наутро, Белинда полна решимости. Она отнюдь не раздавлена поражением вчерашнего вечера. Похоже, она глубоко окопалась, перегруппировала свои силы и готова вновь и вновь идти в бой с Лорен Мак-Магон. Спускаясь вниз по лестнице в кремовой нейлоновой ночной рубашке длиной до полу, которую она приберегает для дней, свободных от постояльцев, Белинда выглядит удивительно бодрой, несмотря на бутылку limoncello 128, которую она прикончила, пока смотрела повтор программы «Переделки в доме» по спутниковому телевидению. Фанат передач о домашнем ремонте и дизайне, Белинда большую часть вечера провела, крича и плюясь на Лоренса Льюлин-Бауэна и его команду, которые переделывали гостиную в Солихалле в марокканский будуар. В принципе для нее это нехарактерно. Но возможно, крики и выделение желчи принесли ей некоторую пользу: застав Мэри за завтраком, когда та нерешительно откусывает кусок намазанного маслом тоста, Белинда поначалу ведет себя вполне дружелюбно.
– Гм… да, – говорит Мэри и поднимает голову в надежде, что дала правильный ответ.
– Хорошо, – говорит Белинда, беря кусок сахара из белой фарфоровой вазочки, – привычка, за которую она часто бранит Мэри. – А я, пожалуй, не пойду.
– Ну что ты, мама! – говорит Мэри с теплой, ободряющей улыбкой. – Ты не можешь не пойти. Без тебя праздника не будет. Ты – Контесса долины, ты должна пойти. Нам тебя будет не хватать.
– Хорошо. – Белинда заталкивает кусок сахара в рот. – Это именно тот ответ, который мне был нужен. У меня есть план, – хрустит она сахаром. – Пожалуй, я сегодня появлюсь там поздно, – добавляет она, улыбаясь своему отражению в окне и пытаясь пригладить свои волосы а-ля Эйнштейн. – Ну, скажем, достаточно поздно, чтобы все успели подумать, что я, вероятно, совсем не приду, чтобы им меня не хватало и они стали волноваться… А потом, когда они заскучают и устанут ждать, пока начнется хоть какое-нибудь веселье и развлечение, – тогда явлюсь я. – Она встает со стула и начинает расписывать свое чудесное появление. – Я ворвусь туда, я буду выглядеть волшебно, у меня будет волшебная еда для пикника и… и я спасу день.
– Тебе не понадобится еда для пикника, мама, – улыбается Мэри. – Австралийки ее принесут, ты помнишь?
– Лесбиянки? – фыркает Белинда, устав рисовать свою картину и опуская руки на бедра. – Ты разве ничего не знаешь, Мария?
– А что? – спрашивает Мэри.
– Мужчины-гомосексуалисты готовят фантастически, а женщины-гомосексуалки готовить не умеют, – выговаривает она. – Это общеизвестно.
– Правда? – спрашивает Мэри.
– Конечно, правда. В любом случае я всегда готовила для пикника. И не вижу, почему бы мне не сделать этого в нынешнем году.
– Возможно, найдется не много охотников отведать твою еду после вчерашнего вечера. – Мэри пытается обращаться с матерью аккуратно и ласково.
– Это было просто смешно, – возражает Белинда, откидываясь на спинку стула. – Я в жизни не слышала такого несусветного вздора и чепухи из-за каких-то просроченных креветок. Честно говоря, можно было подумать, что разразилась третья мировая война, – так вела себя americana. Боже! И этот ее самовлюбленный сынок… – Мэри смотрит в сторону. – Ты что, вздрогнула? – спрашивает Белинда.
– Нет, – говорит Мэри.
– Ты уверена? – Белинда вглядывается в лицо дочери. – Ты ведь знаешь, как надо вести себя с Кевином.
– Его имя – Кайл, – говорит Мэри, почти огрызаясь.
– Кайл, Кевин – для меня это все равно, – говорит Белинда. – Он ужасный, и ты с ним не должна иметь ничего общего. По правде говоря, я даже не хочу, чтобы ты смотрела на него сегодня на festa, слышишь меня?
– Что? Даже просто взглянуть нельзя?
– Не дерзи мне, – говорит Белинда. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы ты с ним общалась.
– Не знаю, что ты имеешь против него, – продолжает Мэри. – Правда, не знаю. Он умный, он красивый, он изучает музыку в Йеле. Большинство матерей гордились бы союзом своей дочери с таким мужчиной.
– Да, конечно, – Белинда придвигается ближе к ней, – существует только одно «но». Я знакома с его матерью! – Она поднимает бровь и отворачивается. – Так вот, если ты не хочешь, чтобы тебя выставили на улицу и ты осталась без денег, без работы и без жилья, советую тебе играть по моим правилам, – добавляет она, поежившись. – Или можешь отправляться домой, к отцу.
Мэри не отвечает, а лишь ниже опускается на своем жестком стуле и пытается продолжать жевать тост. Положение ее и Кайла становится невыносимым. Ночью, убирая последствия неудачной вечеринки, слыша крики матери, адресованные телевизору, она могла думать только о Кайле: о прикосновении его кожи, когда он держал ее за руку, о его мягком дыхании на ее щеке, когда он говорил с ней, о запахе его тела, когда он стоял рядом с ней, – такой близкий и такой недоступный. Она знает, что и он чувствует то же самое по отношению к ней. Эти запретные часы, которые они провели, лежа в траве рядом или сидя и разговаривая под оливковым деревом, или когда они (очень редко!) осмеливались прогуляться вместе вдоль ручья по дну долины, – все эти теплые, интимные моменты говорят ей о том, что она тоже ему нравится. И эта тоска в его голосе, и то, как он смотрит на нее, когда думает, что она не видит… Она знает, что он чувствует то же самое. Мэри откусывает небольшой кусочек от своего тоста. Мысль о том, что она пойдет на Festa di Formaggio и будет сидеть там рядом с матерью, видя его и не имея возможности поговорить с "ним, прикоснуться к нему и быть с ним, – нет, это больше, чем она способна вынести!
– Мам? – говорит она тихо.
– Да?
– Пожалуй, я не хочу идти на festa.
– Что? – говорит Белинда, поворачиваясь и внимательно глядя на дочь. – Конечно же, ты пойдешь.
Мне правда не хочется, мам. Пожалуйста, не заставляй меня идти, – говорит Мэри, в ужасе от перспективы, которая перед ней разворачивается. Она вздрагивает. – Я просто не хочу идти, – Ты что, всерьез предлагаешь мне ехать туда одной? – спрашивает Белинда. – После всего, что произошло? После этого ужасного бардака, который ты устроила на моей вечеринке своей стряпней? Думаешь, ты можешь предоставить мне одной держать ответ? Расплачиваться за твои ошибки? – Мэри пытается возразить. Белинда поднимает руку и качает головой: – Я так не думаю, юная леди. Ты поедешь со мной, даже если мне придется тащить тебя за волосы. И я больше ничего не хочу об этом слышать. А теперь иди позвони Джованне и закажи ей провизию для пикника на своем самом лучшем итальянском, хорошо, дорогая? Я не хочу больше никаких ошибок, поэтому собираюсь на этот раз попросить ее приготовить для нас еду. Скажи ей, что я хочу, чтобы эта еда была rustica и Tuscano настолько, насколько это возможно, хорошо?
– Rustico и toscano? – поправляет Мэри, обессиленно поднимаясь со стула и отправляясь к телефону. Когда мать настроена так воинственно и требовательно, с ней действительно нет никакой возможности спорить. Мэри пойдет на Festa di Formaggio, ей придется сидеть рядом с любовью всей ее жизни и не говорить с ним, не смотреть на него, не общаться с ним и даже делать вид, будто ей весело на этом празднике.
– Ужасно много суеты из ничего, – бормочет Белинда, подходя поближе и выбрасывая волован прочь с глаз. – Почему этой женщине надо было отвозить всех по домам, этого я никогда не пойму.
– Мам? – говорит Мэри с крыльца.
– Что? – говорит Белинда.
– Еду для пикника можно будет забрать примерно через час.
– О'кей. Ты сказала ей, что нужно все rustica и tuscano?
– Я сказала: rustico и toscano, – подтверждает Мэри, – примерно три раза. Она переспросила, и я подтвердила.
– Хорошо, – говорит Белинда, потирая руки. – Это удивит остальных, не правда ли?
– Полагаю, мне можно принять душ, прежде чем мы поедем?
– Иди-иди, – рассеянно произносит Белинда, глубоко погруженная в свои мысли.
– Во сколько начинается festa?
– В двенадцать, – отвечает Белинда.
– А мы во сколько поедем?
– В два.
– Мэри! – кричит Белинда, выпячивая нижнюю губу и надувая щеки. – Ты где?
– Здесь, – отвечает Мэри, выпрыгивая из парадной двери. – Извини. Я думала, мы поедем не раньше двух. – На ней белая майка, юбка из денима и легкие белые парусиновые туфли. Это именно тот наряд, производящий впечатление свежести, к которому так стремится Белинда, и на дочери он выглядит раздражающе хорошо.
– Так вот, сейчас уже достаточно поздно, верно? – фыркает Белинда. – Но мне так жарко, и я так вспотела в этой одежде, что собираюсь пойти и переодеться. Знаешь, как трудно найти костюм, который всем своим видом говорит: «Тоскана»?
– Извини, – говорит Мэри, – но я думала, мы поедем не раньше двух.
– Да, но, – изрекает Белинда, направляясь к дому, – не вижу смысла болтаться тут дольше.
– Ты просто уже не можешь больше ждать, – бормочет Мэри.
– Что? – говорит Белинда, быстро оборачиваясь.
– Ничего, – отвечает Мэри. – Я буду ждать тебя здесь.
Желание Белинды увидеть, действительно ли ее не хватает на пикнике, до того велико, что она переодевается ровно за две минуты – в желтое с синим цветастое платье, которое носила накануне. Она лишь задерживается, чтобы нацепить забавные шлепанцы с пластмассовыми фруктами и чтобы отыскать свою mercato шляпу с широкими полями – на случай если ей понадобится провести пару тайных бесед насчет Лорен. Она быстрым шагом выходит из дома и видит, что Мэри сидит на крыльце перед входной дверью.
– Поторопись, поторопись, – щебечет она. – Нам нужно ехать на festa.
– Это ведь я тебя ждала, – замечает Мэри.
– Не перечь мне, дорогая, – говорит Белинда, высовывая голову из-под крыши машины. – Когда угодно, но только не сегодня. Только этого мне не хватало!
– Я просто констатирую факт.
– Полезай в машину, – требует Белинда, укладывая свою шляпу между стульями на заднем сиденье. – Мэри хлопает дверью. – Значит, так. Когда приедем – счастливые улыбки на лицах, тема вчерашних креветок в разговоре – табу. Если спросят, отвечать будем что-нибудь вроде: «Как странно, а я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке».
– Но мы ведь их не ели.
– Мэри! – Белинда начинает вращать глазами. – Ты на чьей стороне?
– На твоей.
– Хорошо. – Белинда натянуто улыбается. – А теперь давай… «Барб и я очень плохо себя чувствовали вчера вечером», – говорит она с сильным северным акцентом, произнося гласные более закрыто, чтобы было похоже на голос Дерека.
– О, я знаю, Дерек, – отвечает Мэри фальшиво-невинным высоким голосом. – Как странно. А я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.
– Хорошо, – говорит Белинда, заводя машину. – Почти правильно. Забежишь по пути к Джованне и заберешь еду для пикника.
К тому времени как Белинда останавливает машину возле церкви Святой Катерины на небольшой лужайке, которая служит поляной для пикников, все происходит в точности, как она планировала. Она выглядит элегантно в своей шляпе, в руках у нее корзина от Джованны, покрытая белым полотенцем, в которой лежит вкусная еда для rustico toscano пикника, и все сидят, как она и предполагала, ожидая ее прибытия.
Маленькая зеленая лужайка полна народу, все кричат, разговаривают, смеются, жестикулируют, пьют вино, курят сигареты. На возвышении, сбоку от церкви, стоит выгоревший от солнца тент; на столе под ним красуются три огромных серебряных кубка. Они высятся на деревянных подставках, вокруг со всех сторон блестят таблички с именами победителей. Они сверкают на солнце, постоянно собирая толпы зевак. По краям лужайки, в центре которой отведена площадка для танцев, расставлены длинные столы: на них вино, виноград, большие круги сыра и бутылки с водой из зеленого стекла. Рядом находятся круглые столы поменьше, вокруг которых теснятся семьи из шести – восьми человек. Есть и несколько подстилок для пикника и несколько матерчатых стульев. А еще стол, во главе которого сидит жестянщик, делавший ворота для Белинды: доска, положенная на гигантские бревна, причем все гости праздника расселись вокруг на бревнах поменьше.
Воздух горяч и сух, в нем стоят запах дыма и сладкий аромат готовящегося мяса. Словно на какой-нибудь средневековой ярмарке, повсюду разведены небольшие костерки, над которыми вертятся на вертелах куски мяса и куры. Есть и более профессионально организованные барбекю, с корнеплодами и баклажанами. Молодой человек, владелец porcetta 129-cpyprona, – тот, что продает буженину на рынке в Серрано, – поджаривает над костром целого поросенка. Раздув угли в шесть тридцать утра, он надеется окупить свои затраты к тому времени, когда запах станет слишком соблазнительным, чтобы ему сопротивляться: то есть часам к трем-четырем.
Белинда надевает шляпу, задирает нос повыше, вешает корзину Джованны на руку, прислоняя ее к бедру, и направляется к столу экспатов, накрытому яркой красно-белой клетчатой скатертью Барбары. Стол экспатов заметно выделяется на фоне итальянских столов. На нем гордо красуются бутылка кетчупа «Хайнц», три рулона кухонных полотенец, да и соотношение вина к воде больше, чем у итальянцев. Белинда пробивается туда сквозь клубы дыма, предоставив Мэри сражаться со стульями. Она глуха к миру, она движется элегантно и медленно, на лице ее застыла улыбка. Она явно чувствует на себе взгляды всех собравшихся.
– А вот и я! – победно заявляет она сидящим за столом, так, будто они слишком долго и с тревогой ждали ее. – Мне та-а-ак жаль, что я та-а-ак сильно опоздала. Вы, должно быть, удивлялись, куда я подевалась? – Она выдыхает воздух, ставя свою будто бы тяжелую корзину на стол. – Как хорошо быть здесь, – говорит она, словно долго и с трудом шла сюда пешком, а не доехала за две минуты на машине вниз по склону холма.
– А, вот и ты, – говорит Дерек, в руке его – большой бокал вина. – Хочешь выпить чего-нибудь?
– Да, Дерек, хотелось бы, – говорит она, плюхаясь на стул, который Мэри поставила возле стола. – Я так вымотана!
– Могу поспорить, что так оно и есть, после всех этих креветок, – говорит Дерек, потирая свой обширный живот. – Сказать по правде, сегодня утром мне все еще немного не по себе, – заявляет он. – Не помню, когда еще в жизни я столько просидел в сортире. Прямо не знал, когда все это закончится.
– Как странно, – улыбается Белинда. – А я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.
– Значит, тебе повезло! – говорит Дерек. – Единственный, кто остался доволен, – так это Барбара. Она говорит, что за ночь сбросила пару фунтов. Барб, любовь моя, – зовет он жену, – смотри, кто здесь.
Барбара оборачивается. Она и впрямь считает, будто похудела со вчерашнего дня, ибо одета соответственно. На ней лимонно-желтый топ с глубоким вырезом, в который всем присутствующим отлично видны лифчик и слои жира; кроме того, она затянута в узкую красную юбку до колен, с желтыми сердечками, вышитыми на карманах сзади. На шее у нее висит длинная золотая цепь, теряющаяся в складках жира на груди, на ногах – подходящие клиновидные шлепанцы.
– А, вот и ты, – говорит она.
– Мне так жаль, – улыбается Белинда. – Должно быть, вы ужасно волновались из-за того, что я так сильно опоздала.
– А ты опоздала? – спрашивает Барбара.
– Да, – говорит Белинда. – Очень сильно.
– На самом деле мы больше волнуемся насчет Лорен, – говорит Барбара. – Мы хотели бы знать, где она.
– Угу, – говорит Хоуард, ставя на стол локоть в рубашке из денима. – Ты ее не видела ? Мы уже начинаем беспокоиться.
– Ага, в самом деле, – откликается Джекви, стоящая на другом конце стола, возле весьма профессионально выглядящего круглого черного барбекю, – у тебя нет каких-нибудь соображений насчет того, где она может быть? Мы пару раз звонили ей домой с мобильников, но там никто не брал трубку.
– И мы приготовили всю эту вкусную австралийскую еду, чтобы она попробовала, – вставляет Палома. – Мы разговаривали об этом прошлой ночью в машине, и она, кажется, действительно ею заинтересовалась.
– Верно, – кивает Джэнет. – К тому же она выступает от нашей команды.
– Да, – соглашается Дерек, вглядываясь в горизонт. – Мы все на нее рассчитываем.
– Ну, полагаю, – великодушно улыбается Белинда, встряхивая темными волосами, – если она не появится, я уверена, что смогла бы…
– Вон она! – кричит Дюран сквозь дым от барбекю.
– Где? – спрашивает Дерек, обводя глазами толпу.
– Вон там! – говорит Джекви. – Высокая стройная блондинка, идет навстречу нам с подносом.
– Ах, как хорошо! – говорит Дерек, делая глоток вина. – Слава Богу! – Он встает и обращается ко всем сидящим за столом: – Лорен пришла, люди!
– Ур-ра-а! – Веселье и шквал аплодисментов возникают вокруг барбекю и распространяются вдоль стола. Барбара, Хоуард и Дерек присоединяются к ним.
– Ну, слава Богу, – говорит Белинда с горьким сарказмом, откидываясь на спинку стула.
– Наконец-то, – с энтузиазмом отзывается Барбара. – Честно говоря, – заявляет она, непринужденно выкладывая свою лимонно-желтую грудь на стол, – мы немного беспокоились, думали, может, она не придет, ну, знаешь, после вчерашнего вечера. Мы подумали, может, она слишком плохо себя чувствует или мы ей были неприятны.
– Как странно, – говорит Белинда. – А я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.
– Лорен! – кричит Дерек, махая рукой изо всех сил, будто тонущий моряк. – Э-эй! Лорен!
Сюда! Лорен! Сюда! Вот, хорошо, – говорит он. – Она заметила меня, она идет сюда. – Он снова садится. – Теперь можно начинать festa. Твое здоровье. – Он чокается стаканами с Белиндой.
– Твое здоровье, – вяло отвечает она.
Даже в этой дымной дневной жаре Лорен выглядит прохладной и свежей, пробираясь сквозь толпу. Она высоко держит голову, ее белокурые волосы развеваются по плечам. Она не петляет и не отклоняется в сторону, подходя к столу, – она просто скользит по прямой, и остальные участники festa расступаются перед ней. На ней белая рубашка с короткими рукавами, белые джинсы, босоножки от Гуччи и солнечные очки. Она похожа на женщину, путешествующую с собственным кондиционером. Лорен несет большой серебряный поднос с деликатесами.
За ее спиной, тоже в солнечных очках, идет Кайл. На нем свободная белая полурасстегнутая льняная рубашка и бежевые шорты, открывающие сильные загорелые ноги. Он тоже несет серебряный поднос и ищет глазами Мэри. Он расплывается в улыбке, завидев ее. Она улыбается в ответ и указывает на Белинду широко раскрытыми, тревожными глазами. Это, очевидно, намек на то, что ему не следует садиться рядом, поэтому он продолжает стоять за спиной своей матери с подносом в одной руке и двумя холщовыми стульями в другой.
– Привет, – говорит Лорен, ставя поднос на стол.
– Слава Богу, ты здесь! – восклицает Дерек, вставая. – Регистрация участников соревнования по катанию сыра начнется через двадцать минут, я уж начал подумывать, что ты в конце концов решила не играть за нас.
– Только не говори, что ты уже подыскивал мне замену. – Лорен слегка похлопывает Дерека по плечу. – О маловерный!
– Нет, я не в том смысле, что мы хотели кем-то тебя заменить, – уверяет Дерек, краснея от удовольствия, что Лорен обратила на него внимание. – Я просто надеялся, что ты скорее сюда доберешься.
– Ну, вот я здесь, так что можете расслабиться, – объявляет она всем присутствующим за столом.
– Привет, Лорен, – машет ей рукой Джекви от барбекю.
– Привет, девочки, – машет она им в ответ. – Вы все уже оправились после вчерашнего вечера?
– Угу, – кивает Палома. – Спасибо за травяные чаи, что ты дала нам вчера ночью. Ты – наша спасительница.
– Не стоит благодарности, – отвечает Лорен, снимая фольгу со своей тарелки.
– Ты замечательная, – говорит Палома. – И как я только выжила…
– О, привет, Белинда, – улыбается Лорен, повернув голову налево. – Я не видела тебя, пока шла сюда.
– Привет, – говорит Белинда, глядя Лорен прямо в нос. – Как мило, что ты появилась.
– Ну, после вчерашнего вечера, – тихо говорит Лорен, широко улыбаясь, – я подумала, что ты как раз могла бы оказать нам услугу и не являться сюда. Белинда, – добавляет она, посмеиваясь, на полтона громче, – расскажи же нам, как случилась вся эта история с креветками.
– Как странно, – запинается Белинда, компенсируя свое замешательство улыбками, которые она рассыпает всем сидящим за столом, надеясь найти союзников, – а я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.
– И какое же объяснение ты… – начинает Лорен.
– Гм… Лорен, – говорит Мэри, вставая рядом с матерью, – а что это ты принесла? Выглядит очень симпатично.
Это кебабы из лосося с имбирем для барбекю, – говорит та. – Я их немного замариновала, но не так долго, как хотелось бы. А на подносе Кайла – печенье с апельсинами и миндалем, которое я приготовила вчера вечером.
– Ты приготовила их вчера вечером? – спрашивает Барбара, нагибаясь через стол, чтобы понюхать их. – Мм… – продолжает она, постукивая накрашенным красным лаком ногтем в подтверждение своих слов. – Они выглядят здорово. Но ведь ты уехала от нас уже после одиннадцати, – говорит она. – Забавно, когда же ты нашла время?
– Ну, – отвечает Лорен, – раньше я успевала за день гораздо больше, чем сейчас. – Она смеется. – Немного выпечки – это ничто по сравнению с тем, что мне приходилось делать раньше.
– Здорово, – говорит Джекви, подходя к столу, чтобы взять немного воды. – Это те самые палочки из лосося с имбирем, что мы обсуждали прошлой ночью?
– Да, – кивает Лорен.
– Ты гений. – Джекви похлопывает ее по спине. – Не могу поверить, что ты здесь достала лосося.
– А я не здесь его достала, – объясняет Лорен. – Я купила его во Флоренции сегодня утром. Вот почему я немного опоздала: мне нужно было отвезти голливудского сценариста во Флоренцию рано поутру. У него встреча за завтраком с какой-то знаменитостью, которая здесь отдыхает, а подходящих поездов нет.
***
– Ну что, с нетерпением ожидаешь сегодняшнего праздника? – спрашивает она, плюхаясь на жесткий стул, обычно предназначенный для постояльцев.– Гм… да, – говорит Мэри и поднимает голову в надежде, что дала правильный ответ.
– Хорошо, – говорит Белинда, беря кусок сахара из белой фарфоровой вазочки, – привычка, за которую она часто бранит Мэри. – А я, пожалуй, не пойду.
– Ну что ты, мама! – говорит Мэри с теплой, ободряющей улыбкой. – Ты не можешь не пойти. Без тебя праздника не будет. Ты – Контесса долины, ты должна пойти. Нам тебя будет не хватать.
– Хорошо. – Белинда заталкивает кусок сахара в рот. – Это именно тот ответ, который мне был нужен. У меня есть план, – хрустит она сахаром. – Пожалуй, я сегодня появлюсь там поздно, – добавляет она, улыбаясь своему отражению в окне и пытаясь пригладить свои волосы а-ля Эйнштейн. – Ну, скажем, достаточно поздно, чтобы все успели подумать, что я, вероятно, совсем не приду, чтобы им меня не хватало и они стали волноваться… А потом, когда они заскучают и устанут ждать, пока начнется хоть какое-нибудь веселье и развлечение, – тогда явлюсь я. – Она встает со стула и начинает расписывать свое чудесное появление. – Я ворвусь туда, я буду выглядеть волшебно, у меня будет волшебная еда для пикника и… и я спасу день.
– Тебе не понадобится еда для пикника, мама, – улыбается Мэри. – Австралийки ее принесут, ты помнишь?
– Лесбиянки? – фыркает Белинда, устав рисовать свою картину и опуская руки на бедра. – Ты разве ничего не знаешь, Мария?
– А что? – спрашивает Мэри.
– Мужчины-гомосексуалисты готовят фантастически, а женщины-гомосексуалки готовить не умеют, – выговаривает она. – Это общеизвестно.
– Правда? – спрашивает Мэри.
– Конечно, правда. В любом случае я всегда готовила для пикника. И не вижу, почему бы мне не сделать этого в нынешнем году.
– Возможно, найдется не много охотников отведать твою еду после вчерашнего вечера. – Мэри пытается обращаться с матерью аккуратно и ласково.
– Это было просто смешно, – возражает Белинда, откидываясь на спинку стула. – Я в жизни не слышала такого несусветного вздора и чепухи из-за каких-то просроченных креветок. Честно говоря, можно было подумать, что разразилась третья мировая война, – так вела себя americana. Боже! И этот ее самовлюбленный сынок… – Мэри смотрит в сторону. – Ты что, вздрогнула? – спрашивает Белинда.
– Нет, – говорит Мэри.
– Ты уверена? – Белинда вглядывается в лицо дочери. – Ты ведь знаешь, как надо вести себя с Кевином.
– Его имя – Кайл, – говорит Мэри, почти огрызаясь.
– Кайл, Кевин – для меня это все равно, – говорит Белинда. – Он ужасный, и ты с ним не должна иметь ничего общего. По правде говоря, я даже не хочу, чтобы ты смотрела на него сегодня на festa, слышишь меня?
– Что? Даже просто взглянуть нельзя?
– Не дерзи мне, – говорит Белинда. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы ты с ним общалась.
– Не знаю, что ты имеешь против него, – продолжает Мэри. – Правда, не знаю. Он умный, он красивый, он изучает музыку в Йеле. Большинство матерей гордились бы союзом своей дочери с таким мужчиной.
– Да, конечно, – Белинда придвигается ближе к ней, – существует только одно «но». Я знакома с его матерью! – Она поднимает бровь и отворачивается. – Так вот, если ты не хочешь, чтобы тебя выставили на улицу и ты осталась без денег, без работы и без жилья, советую тебе играть по моим правилам, – добавляет она, поежившись. – Или можешь отправляться домой, к отцу.
Мэри не отвечает, а лишь ниже опускается на своем жестком стуле и пытается продолжать жевать тост. Положение ее и Кайла становится невыносимым. Ночью, убирая последствия неудачной вечеринки, слыша крики матери, адресованные телевизору, она могла думать только о Кайле: о прикосновении его кожи, когда он держал ее за руку, о его мягком дыхании на ее щеке, когда он говорил с ней, о запахе его тела, когда он стоял рядом с ней, – такой близкий и такой недоступный. Она знает, что и он чувствует то же самое по отношению к ней. Эти запретные часы, которые они провели, лежа в траве рядом или сидя и разговаривая под оливковым деревом, или когда они (очень редко!) осмеливались прогуляться вместе вдоль ручья по дну долины, – все эти теплые, интимные моменты говорят ей о том, что она тоже ему нравится. И эта тоска в его голосе, и то, как он смотрит на нее, когда думает, что она не видит… Она знает, что он чувствует то же самое. Мэри откусывает небольшой кусочек от своего тоста. Мысль о том, что она пойдет на Festa di Formaggio и будет сидеть там рядом с матерью, видя его и не имея возможности поговорить с "ним, прикоснуться к нему и быть с ним, – нет, это больше, чем она способна вынести!
– Мам? – говорит она тихо.
– Да?
– Пожалуй, я не хочу идти на festa.
– Что? – говорит Белинда, поворачиваясь и внимательно глядя на дочь. – Конечно же, ты пойдешь.
Мне правда не хочется, мам. Пожалуйста, не заставляй меня идти, – говорит Мэри, в ужасе от перспективы, которая перед ней разворачивается. Она вздрагивает. – Я просто не хочу идти, – Ты что, всерьез предлагаешь мне ехать туда одной? – спрашивает Белинда. – После всего, что произошло? После этого ужасного бардака, который ты устроила на моей вечеринке своей стряпней? Думаешь, ты можешь предоставить мне одной держать ответ? Расплачиваться за твои ошибки? – Мэри пытается возразить. Белинда поднимает руку и качает головой: – Я так не думаю, юная леди. Ты поедешь со мной, даже если мне придется тащить тебя за волосы. И я больше ничего не хочу об этом слышать. А теперь иди позвони Джованне и закажи ей провизию для пикника на своем самом лучшем итальянском, хорошо, дорогая? Я не хочу больше никаких ошибок, поэтому собираюсь на этот раз попросить ее приготовить для нас еду. Скажи ей, что я хочу, чтобы эта еда была rustica и Tuscano настолько, насколько это возможно, хорошо?
– Rustico и toscano? – поправляет Мэри, обессиленно поднимаясь со стула и отправляясь к телефону. Когда мать настроена так воинственно и требовательно, с ней действительно нет никакой возможности спорить. Мэри пойдет на Festa di Formaggio, ей придется сидеть рядом с любовью всей ее жизни и не говорить с ним, не смотреть на него, не общаться с ним и даже делать вид, будто ей весело на этом празднике.
***
Белинда потирает руки, поздравляя себя с успешно проделанной работой. Она выходит на террасу и потягивается в лучах утреннего солнца. Долина внизу нежится в потоках мягкого, теплого, желтого света. Бьянки собрали урожай табака на плантации непосредственно напротив «Casa Mia». Отдельные подсолнухи на их поле до сих пор в полном цвету, их яркие лица обращены в одну и ту же сторону, как у секретарей во время перерыва на ленч: они впитывают в себя солнце. Белинда досматривает свои владения. Трава сухая и жесткая, ей не хватает воды. С лавандовых кустов нужно срезать засохшие цветки, с гераней тоже. На фиговом дереве появились три зеленых плода, которым еще предстоит созреть. Она улыбается: может, вызвать Франко и поручить ему кое-какую работу на следующей неделе? На террасе, кроме того, нужно подмести. Джулии, право же, стоит побольше шевелиться. Пара стаканов с недопитым вином все еще стоит в цветочных кадках – таким поспешным было бегство гостей. Стоя на верхней ступеньке крыльца, она замечает недоеденный волован с креветками под розмариновым кустом. Даже муравьи не посчитали возможным подчистить этот огрызок.– Ужасно много суеты из ничего, – бормочет Белинда, подходя поближе и выбрасывая волован прочь с глаз. – Почему этой женщине надо было отвозить всех по домам, этого я никогда не пойму.
– Мам? – говорит Мэри с крыльца.
– Что? – говорит Белинда.
– Еду для пикника можно будет забрать примерно через час.
– О'кей. Ты сказала ей, что нужно все rustica и tuscano?
– Я сказала: rustico и toscano, – подтверждает Мэри, – примерно три раза. Она переспросила, и я подтвердила.
– Хорошо, – говорит Белинда, потирая руки. – Это удивит остальных, не правда ли?
– Полагаю, мне можно принять душ, прежде чем мы поедем?
– Иди-иди, – рассеянно произносит Белинда, глубоко погруженная в свои мысли.
– Во сколько начинается festa?
– В двенадцать, – отвечает Белинда.
– А мы во сколько поедем?
– В два.
***
В час пятнадцать Белинда укладывает на заднее сиденье машины два стула. Это сложный маневр, в ходе которого она многократно пихает и толкает эти стулья туда-сюда, все время чертыхаясь, а ее широкий зад, затянутый в довольно плотные и не слишком спортивные джинсы, торчит из дверцы машины, и вид его не особо изящен. Когда она вылезает наружу, все поры на ее розовом лице расширены и источают пот. Бледно-голубая майка покрыта пятнами пота, так что имидж человека, который большую часть времени слоняется без дела, а по выходным посещает тосканские пикники, почти наверняка будет испорчен.– Мэри! – кричит Белинда, выпячивая нижнюю губу и надувая щеки. – Ты где?
– Здесь, – отвечает Мэри, выпрыгивая из парадной двери. – Извини. Я думала, мы поедем не раньше двух. – На ней белая майка, юбка из денима и легкие белые парусиновые туфли. Это именно тот наряд, производящий впечатление свежести, к которому так стремится Белинда, и на дочери он выглядит раздражающе хорошо.
– Так вот, сейчас уже достаточно поздно, верно? – фыркает Белинда. – Но мне так жарко, и я так вспотела в этой одежде, что собираюсь пойти и переодеться. Знаешь, как трудно найти костюм, который всем своим видом говорит: «Тоскана»?
– Извини, – говорит Мэри, – но я думала, мы поедем не раньше двух.
– Да, но, – изрекает Белинда, направляясь к дому, – не вижу смысла болтаться тут дольше.
– Ты просто уже не можешь больше ждать, – бормочет Мэри.
– Что? – говорит Белинда, быстро оборачиваясь.
– Ничего, – отвечает Мэри. – Я буду ждать тебя здесь.
Желание Белинды увидеть, действительно ли ее не хватает на пикнике, до того велико, что она переодевается ровно за две минуты – в желтое с синим цветастое платье, которое носила накануне. Она лишь задерживается, чтобы нацепить забавные шлепанцы с пластмассовыми фруктами и чтобы отыскать свою mercato шляпу с широкими полями – на случай если ей понадобится провести пару тайных бесед насчет Лорен. Она быстрым шагом выходит из дома и видит, что Мэри сидит на крыльце перед входной дверью.
– Поторопись, поторопись, – щебечет она. – Нам нужно ехать на festa.
– Это ведь я тебя ждала, – замечает Мэри.
– Не перечь мне, дорогая, – говорит Белинда, высовывая голову из-под крыши машины. – Когда угодно, но только не сегодня. Только этого мне не хватало!
– Я просто констатирую факт.
– Полезай в машину, – требует Белинда, укладывая свою шляпу между стульями на заднем сиденье. – Мэри хлопает дверью. – Значит, так. Когда приедем – счастливые улыбки на лицах, тема вчерашних креветок в разговоре – табу. Если спросят, отвечать будем что-нибудь вроде: «Как странно, а я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке».
– Но мы ведь их не ели.
– Мэри! – Белинда начинает вращать глазами. – Ты на чьей стороне?
– На твоей.
– Хорошо. – Белинда натянуто улыбается. – А теперь давай… «Барб и я очень плохо себя чувствовали вчера вечером», – говорит она с сильным северным акцентом, произнося гласные более закрыто, чтобы было похоже на голос Дерека.
– О, я знаю, Дерек, – отвечает Мэри фальшиво-невинным высоким голосом. – Как странно. А я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.
– Хорошо, – говорит Белинда, заводя машину. – Почти правильно. Забежишь по пути к Джованне и заберешь еду для пикника.
К тому времени как Белинда останавливает машину возле церкви Святой Катерины на небольшой лужайке, которая служит поляной для пикников, все происходит в точности, как она планировала. Она выглядит элегантно в своей шляпе, в руках у нее корзина от Джованны, покрытая белым полотенцем, в которой лежит вкусная еда для rustico toscano пикника, и все сидят, как она и предполагала, ожидая ее прибытия.
Маленькая зеленая лужайка полна народу, все кричат, разговаривают, смеются, жестикулируют, пьют вино, курят сигареты. На возвышении, сбоку от церкви, стоит выгоревший от солнца тент; на столе под ним красуются три огромных серебряных кубка. Они высятся на деревянных подставках, вокруг со всех сторон блестят таблички с именами победителей. Они сверкают на солнце, постоянно собирая толпы зевак. По краям лужайки, в центре которой отведена площадка для танцев, расставлены длинные столы: на них вино, виноград, большие круги сыра и бутылки с водой из зеленого стекла. Рядом находятся круглые столы поменьше, вокруг которых теснятся семьи из шести – восьми человек. Есть и несколько подстилок для пикника и несколько матерчатых стульев. А еще стол, во главе которого сидит жестянщик, делавший ворота для Белинды: доска, положенная на гигантские бревна, причем все гости праздника расселись вокруг на бревнах поменьше.
Воздух горяч и сух, в нем стоят запах дыма и сладкий аромат готовящегося мяса. Словно на какой-нибудь средневековой ярмарке, повсюду разведены небольшие костерки, над которыми вертятся на вертелах куски мяса и куры. Есть и более профессионально организованные барбекю, с корнеплодами и баклажанами. Молодой человек, владелец porcetta 129-cpyprona, – тот, что продает буженину на рынке в Серрано, – поджаривает над костром целого поросенка. Раздув угли в шесть тридцать утра, он надеется окупить свои затраты к тому времени, когда запах станет слишком соблазнительным, чтобы ему сопротивляться: то есть часам к трем-четырем.
Белинда надевает шляпу, задирает нос повыше, вешает корзину Джованны на руку, прислоняя ее к бедру, и направляется к столу экспатов, накрытому яркой красно-белой клетчатой скатертью Барбары. Стол экспатов заметно выделяется на фоне итальянских столов. На нем гордо красуются бутылка кетчупа «Хайнц», три рулона кухонных полотенец, да и соотношение вина к воде больше, чем у итальянцев. Белинда пробивается туда сквозь клубы дыма, предоставив Мэри сражаться со стульями. Она глуха к миру, она движется элегантно и медленно, на лице ее застыла улыбка. Она явно чувствует на себе взгляды всех собравшихся.
– А вот и я! – победно заявляет она сидящим за столом, так, будто они слишком долго и с тревогой ждали ее. – Мне та-а-ак жаль, что я та-а-ак сильно опоздала. Вы, должно быть, удивлялись, куда я подевалась? – Она выдыхает воздух, ставя свою будто бы тяжелую корзину на стол. – Как хорошо быть здесь, – говорит она, словно долго и с трудом шла сюда пешком, а не доехала за две минуты на машине вниз по склону холма.
– А, вот и ты, – говорит Дерек, в руке его – большой бокал вина. – Хочешь выпить чего-нибудь?
– Да, Дерек, хотелось бы, – говорит она, плюхаясь на стул, который Мэри поставила возле стола. – Я так вымотана!
– Могу поспорить, что так оно и есть, после всех этих креветок, – говорит Дерек, потирая свой обширный живот. – Сказать по правде, сегодня утром мне все еще немного не по себе, – заявляет он. – Не помню, когда еще в жизни я столько просидел в сортире. Прямо не знал, когда все это закончится.
– Как странно, – улыбается Белинда. – А я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.
– Значит, тебе повезло! – говорит Дерек. – Единственный, кто остался доволен, – так это Барбара. Она говорит, что за ночь сбросила пару фунтов. Барб, любовь моя, – зовет он жену, – смотри, кто здесь.
Барбара оборачивается. Она и впрямь считает, будто похудела со вчерашнего дня, ибо одета соответственно. На ней лимонно-желтый топ с глубоким вырезом, в который всем присутствующим отлично видны лифчик и слои жира; кроме того, она затянута в узкую красную юбку до колен, с желтыми сердечками, вышитыми на карманах сзади. На шее у нее висит длинная золотая цепь, теряющаяся в складках жира на груди, на ногах – подходящие клиновидные шлепанцы.
– А, вот и ты, – говорит она.
– Мне так жаль, – улыбается Белинда. – Должно быть, вы ужасно волновались из-за того, что я так сильно опоздала.
– А ты опоздала? – спрашивает Барбара.
– Да, – говорит Белинда. – Очень сильно.
– На самом деле мы больше волнуемся насчет Лорен, – говорит Барбара. – Мы хотели бы знать, где она.
– Угу, – говорит Хоуард, ставя на стол локоть в рубашке из денима. – Ты ее не видела ? Мы уже начинаем беспокоиться.
– Ага, в самом деле, – откликается Джекви, стоящая на другом конце стола, возле весьма профессионально выглядящего круглого черного барбекю, – у тебя нет каких-нибудь соображений насчет того, где она может быть? Мы пару раз звонили ей домой с мобильников, но там никто не брал трубку.
– И мы приготовили всю эту вкусную австралийскую еду, чтобы она попробовала, – вставляет Палома. – Мы разговаривали об этом прошлой ночью в машине, и она, кажется, действительно ею заинтересовалась.
– Верно, – кивает Джэнет. – К тому же она выступает от нашей команды.
– Да, – соглашается Дерек, вглядываясь в горизонт. – Мы все на нее рассчитываем.
– Ну, полагаю, – великодушно улыбается Белинда, встряхивая темными волосами, – если она не появится, я уверена, что смогла бы…
– Вон она! – кричит Дюран сквозь дым от барбекю.
– Где? – спрашивает Дерек, обводя глазами толпу.
– Вон там! – говорит Джекви. – Высокая стройная блондинка, идет навстречу нам с подносом.
– Ах, как хорошо! – говорит Дерек, делая глоток вина. – Слава Богу! – Он встает и обращается ко всем сидящим за столом: – Лорен пришла, люди!
– Ур-ра-а! – Веселье и шквал аплодисментов возникают вокруг барбекю и распространяются вдоль стола. Барбара, Хоуард и Дерек присоединяются к ним.
– Ну, слава Богу, – говорит Белинда с горьким сарказмом, откидываясь на спинку стула.
– Наконец-то, – с энтузиазмом отзывается Барбара. – Честно говоря, – заявляет она, непринужденно выкладывая свою лимонно-желтую грудь на стол, – мы немного беспокоились, думали, может, она не придет, ну, знаешь, после вчерашнего вечера. Мы подумали, может, она слишком плохо себя чувствует или мы ей были неприятны.
– Как странно, – говорит Белинда. – А я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.
– Лорен! – кричит Дерек, махая рукой изо всех сил, будто тонущий моряк. – Э-эй! Лорен!
Сюда! Лорен! Сюда! Вот, хорошо, – говорит он. – Она заметила меня, она идет сюда. – Он снова садится. – Теперь можно начинать festa. Твое здоровье. – Он чокается стаканами с Белиндой.
– Твое здоровье, – вяло отвечает она.
Даже в этой дымной дневной жаре Лорен выглядит прохладной и свежей, пробираясь сквозь толпу. Она высоко держит голову, ее белокурые волосы развеваются по плечам. Она не петляет и не отклоняется в сторону, подходя к столу, – она просто скользит по прямой, и остальные участники festa расступаются перед ней. На ней белая рубашка с короткими рукавами, белые джинсы, босоножки от Гуччи и солнечные очки. Она похожа на женщину, путешествующую с собственным кондиционером. Лорен несет большой серебряный поднос с деликатесами.
За ее спиной, тоже в солнечных очках, идет Кайл. На нем свободная белая полурасстегнутая льняная рубашка и бежевые шорты, открывающие сильные загорелые ноги. Он тоже несет серебряный поднос и ищет глазами Мэри. Он расплывается в улыбке, завидев ее. Она улыбается в ответ и указывает на Белинду широко раскрытыми, тревожными глазами. Это, очевидно, намек на то, что ему не следует садиться рядом, поэтому он продолжает стоять за спиной своей матери с подносом в одной руке и двумя холщовыми стульями в другой.
– Привет, – говорит Лорен, ставя поднос на стол.
– Слава Богу, ты здесь! – восклицает Дерек, вставая. – Регистрация участников соревнования по катанию сыра начнется через двадцать минут, я уж начал подумывать, что ты в конце концов решила не играть за нас.
– Только не говори, что ты уже подыскивал мне замену. – Лорен слегка похлопывает Дерека по плечу. – О маловерный!
– Нет, я не в том смысле, что мы хотели кем-то тебя заменить, – уверяет Дерек, краснея от удовольствия, что Лорен обратила на него внимание. – Я просто надеялся, что ты скорее сюда доберешься.
– Ну, вот я здесь, так что можете расслабиться, – объявляет она всем присутствующим за столом.
– Привет, Лорен, – машет ей рукой Джекви от барбекю.
– Привет, девочки, – машет она им в ответ. – Вы все уже оправились после вчерашнего вечера?
– Угу, – кивает Палома. – Спасибо за травяные чаи, что ты дала нам вчера ночью. Ты – наша спасительница.
– Не стоит благодарности, – отвечает Лорен, снимая фольгу со своей тарелки.
– Ты замечательная, – говорит Палома. – И как я только выжила…
– О, привет, Белинда, – улыбается Лорен, повернув голову налево. – Я не видела тебя, пока шла сюда.
– Привет, – говорит Белинда, глядя Лорен прямо в нос. – Как мило, что ты появилась.
– Ну, после вчерашнего вечера, – тихо говорит Лорен, широко улыбаясь, – я подумала, что ты как раз могла бы оказать нам услугу и не являться сюда. Белинда, – добавляет она, посмеиваясь, на полтона громче, – расскажи же нам, как случилась вся эта история с креветками.
– Как странно, – запинается Белинда, компенсируя свое замешательство улыбками, которые она рассыпает всем сидящим за столом, надеясь найти союзников, – а я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.
– И какое же объяснение ты… – начинает Лорен.
– Гм… Лорен, – говорит Мэри, вставая рядом с матерью, – а что это ты принесла? Выглядит очень симпатично.
Это кебабы из лосося с имбирем для барбекю, – говорит та. – Я их немного замариновала, но не так долго, как хотелось бы. А на подносе Кайла – печенье с апельсинами и миндалем, которое я приготовила вчера вечером.
– Ты приготовила их вчера вечером? – спрашивает Барбара, нагибаясь через стол, чтобы понюхать их. – Мм… – продолжает она, постукивая накрашенным красным лаком ногтем в подтверждение своих слов. – Они выглядят здорово. Но ведь ты уехала от нас уже после одиннадцати, – говорит она. – Забавно, когда же ты нашла время?
– Ну, – отвечает Лорен, – раньше я успевала за день гораздо больше, чем сейчас. – Она смеется. – Немного выпечки – это ничто по сравнению с тем, что мне приходилось делать раньше.
– Здорово, – говорит Джекви, подходя к столу, чтобы взять немного воды. – Это те самые палочки из лосося с имбирем, что мы обсуждали прошлой ночью?
– Да, – кивает Лорен.
– Ты гений. – Джекви похлопывает ее по спине. – Не могу поверить, что ты здесь достала лосося.
– А я не здесь его достала, – объясняет Лорен. – Я купила его во Флоренции сегодня утром. Вот почему я немного опоздала: мне нужно было отвезти голливудского сценариста во Флоренцию рано поутру. У него встреча за завтраком с какой-то знаменитостью, которая здесь отдыхает, а подходящих поездов нет.