Страница:
– Я могу остаться здесь, если ты меня настолько стесняешься, – очень быстро бормочет Мэри.
– Что ? – Белинда хмурится и еще раз поправляет шляпу. – Не будь такой смешной. У меня нет на это времени. У нас куча дел. Я хочу по дороге заглянуть к Джо-ванне на un po di caffe 37, поэтому нам и вправду пора навострить лыжи.
В облаке пыли, громко хрустя покрышками по камням, Белинда тянет свою машину в гору и театрально поворачивает возле траттории Джованны. Парковка – это маленький участок земли справа от террасы и слева от башни для сушки табака; места там хватает только для постоянных обитателей долины, а поток туристов следует дальше. Белинда хлопает дверью машины и высоко задирает подбородок, чтобы видеть окрестности из-под полей шляпы, а потом направляется к увитой виноградом террасе, разыскивая свое обычное место. По счастью, оно оказывается незанятым, – она садится за столик, откуда открывается вид на долину и можно разглядеть шоссе, и громко кашляет. Мэри идет за ней, держась позади и упорно не поднимая глаз на компанию светловолосых парней, бредущих мимо, которые пытаются улыбками привлечь ее внимание. Белинда снова кашляет, и в траттории, под позвякивающий аккомпанемент занавески из бус, появляется огромный муж Джованны – Роберто. Он низенький, лысый, если не считать пряди темных волос, которую укладывает через всю абсолютно гладкую голову, и буквально раздут от жира. Руки у него – как ноги, пухлые кисти – как связка сосисок; он похож на человека, который с наслаждением целыми бутылками потребляет сладкое «Вин-Сан-то» 38 и огромное количество печенья. Но, несмотря на то что Господь так щедро одарил Роберто плотью, этот человек обладает таким шармом и такой харизмой, что всей долине известно, как он умеет найти подход к дамам. И Белинда не исключение.
– О, Роберто, – выговаривает она, вставая и снимая свою mercato шляпу. Ее плечи вздрагивают от восторга, она складывает губы куриной гузкой и почти прижимается щекой к левому уху Роберто. – Buon giorno. Buon giorno, Роберто. Come va? 39– улыбается она. – Come va?
– Bene, bene, – отвечает он, разражаясь радостным смехом. – Moltobene! 40
– – Он улыбается, тяжелые руки взлетают в воздух с нарочитым энтузиазмом. – О… lа bella Maria 41! – восклицает они заключает ухмыляющуюся Мэри в свои объятия, напоминающие по ощущениям пуховое одеяло.
– Д-да, – говорит Белинда, усаживаясь. – Мэри вернулась.
– Che bella! – повторяет Роберто, обращаясь к Белинде: он уже разжал объятия и как будто заново представляет Белинде ее собственную дочь.
– Да, – говорит Белинда, слегка улыбаясь. – Очень bella. Ради Бога, Мэри, давай садись.
– Che bella! – снова произносит Роберто, выдвигая из-под стола стул для Мэри.
– Да-да. – Белинда энергично кивает. – Хорошенькая… – Она улыбается. – Так что, tutta bene 42, Роберто?
– О, tutto bene. – Он опять расплывается в похожей на оскал улыбке.
– Хорошо, – говорит Белинда, потихоньку почесывая шею. – В общем… это хорошо.
– Si, bene, – отвечает Роберто, широко улыбаясь.
– Bene, – повторяет Белинда.
– Si, molto bene? – Роберто продолжает сиять.
– Bene, – кивает Белинда. Левый уголок ее рта начинает насмешливо подергиваться. – Гм… Due caffe 43, Роберто, когда очнешься.
– Bene, – говорит Роберто, вешая полотенце через плечо, и исчезает за занавеской из бус, чтобы засыпать кофе в кофемолку.
– Хорошо, – говорит Белинда, втягивая воздух через зубы. – Итак…
– Итак… – подхватывает Мэри, оборачиваясь, чтобы посмотреть на панораму долины, развернувшуюся внизу. Солнце греет поля кукурузы и подсолнечника, принадлежащие Бьянки, кипарисы, растущие вдоль дороги, раскачиваются от ветра вперед-назад, как болельщики на рок-концерте. – Это замечательно – вернуться сюда. Я каждый раз совсем забываю, как здесь красиво, – произносит она.
– Да, – соглашается Белинда с одной из своих самых чувствительных улыбок. – Здесь, конечно, гораздо приятнее, чем в том жалком любовном гнездышке возле Слоу, что твой отец делит с той жалкой женщиной.
– Это не возле Слоу, – отвечает Мэри, наклоняясь вперед, ставя локти на стол и опираясь лицом на руки. – Это в Суррее.
– Не ставь локти на стол, дорогая, – говорит Белинда, глядя через плечо дочери, – ноздри ее расширены: она будто вдыхает запах этого вида на долину.
– Какой, ты говоришь, дом покупает американец? – спрашивает Мэри, глядя туда же, куда и мать.
– Это неточно, конечно, – поправляет Белинда, – но речь идет о «Casa Padronale», вон там. – Она указывает на терракотовую крышу, едва виднеющуюся сквозь деревья.
– Я думала, ты на него глаз положила, – замечает Мэри.
– Так и было, – говорит Белинда, – но его местоположение не очень хорошо.
– Да? А мне казалось, это самый солнечный участок в долине.
– Да, там бывает солнце. Но «Casa Mia» выигрывает благодаря значительно более прекрасным видам. С моей террасы видна вся долина, ты же знаешь.
– Я знаю.
– Здесь не происходит ничего, о чем бы я не знала.
– Я знаю.
– И думаю, это предпочтительнее, чем два лишних солнечных часа в день, ты согласна?
– Конечно, – говорит Мэри.
– В любом случае, – продолжает Белинда, кивая в направлении занавески из бус, – вот идет Роберто с нашим caffe. Спроси его, что он знает о «Casa Padronale», пожалуйста, дорогая.
– А ты сама не хочешь? – спрашивает Мэри.
Вообще-то нет, дорогая. Я немного устала, – улыбается Белинда, глядя в долину с внезапно появившимся выражением всеобъемлющей истомы. – А тебе было бы очень полезно попрактиковаться в итальянском. Мне здесь все время приходится на нем говорить. На самом деле я редко говорю на каком-нибудь другом языке. В то время как ты – с твоей несчастной английской жизнью – вынуждена все время говорить только на скучном старом английском.
– Ну, о'кей, – соглашается Мэри. – Но только если ты уверена, что сама не хочешь.
– Нет, правда нет. – Белинда взмахивает рукой с розовыми ноготками. – Я знаю, какое это для тебя редкое удовольствие… О, grazie, Роберто, – говорит она, принимая в руки маленькую чашечку крепкого кофе. – У Марии для тебя небольшой questione, не так ли, Мария?
– Si, vorrei sapere 44…
И пока Белинда улыбается и смеется в подходящих и неподходящих местах разговора, ее дочь в ходе длинной оживленной дискуссии с Роберто узнает, что «Casa Padronale» действительно вот-вот будет продан американцу и что, насколько ему известно, новый хозяин собирается въехать туда немедленно. По крайней мере строительные работы начнутся почти сразу же, а когда въедет сам американец, можно только гадать.
– Ну, такая информация у Роберто, а он дружит с geometra 45, который продает этот дом, – говорит Мэри, открывая свою дверь.
– Geometra?
– Ну, знаешь, кто-то вроде того агента по недвижимости, Альфредо, на которого ты все время кричала.
– Я не кричала на него все время.
– Ну…
– Я всего лишь повысила голос, когда он меня не понял.
– Ну, в общем, кто-то вроде Альфредо.
– Интересно, – говорит Белинда и поправляет шляпу, глядя в свое отражение в дверце машины. – Это очень интересно. А теперь, я надеюсь, мы не столкнемся с Дереком и Барбарой! Хотя сегодня рыночный день, и я видела, как их машина отъехала в этом направлении рано утром, так что они вполне могут быть здесь. Если мы их встретим, просто предоставь мне самой с ними поговорить, ладно?
– Хорошо, – отвечает Мэри.
– Ну, тогда пошли, – говорит Белинда, поворачиваясь к этрусской арке. Высокая и узкая, она ведет сквозь толстые городские стены к мощеным улицам и медового цвета зданиям.
В рыночный день в средневековом городке Серрано полно народу. Большинство обитателей ближайших деревень и окружающих селений высыпают на главную площадь – покупать или продавать. В такие дни здесь густая толпа, громкий шум, воздух пахнет горячей мостовой и спелыми фруктами. По одну сторону площади, в тени от арок древней каменной колоннады, сидят торговцы овощами. За нагроможденными друг на друга ящиками с фенхелем и баклажанами, цикорием и морковью, фиалками и редисом стоят целые семьи продавцов. Тут несколько поколений – от перенесших все бури жизни, сморщенных стариков до полных надежд подростков: они зазывают покупателей и пытаются всучить побольше продуктов, делая это так быстро и так деликатно, как только могут.
По другую сторону площади, под небольшим балкончиком Ромео и Джульетты, стоят грузовики, с которых идет торговля молочными продуктами. Доверху набитые маслом и сыром, они припаркованы через неравные интервалы; в них суетятся продавцы в белых куртках и бумажных колпаках. Рядом примостились устроенные на скорую руку палатки, где продаются оливки, свежий чеснок, чипсы с паприкой. Бок о бок стоят молодой человек, торгующий большими кусками зажаренного целиком поросенка, и женщина, будто только что из салона красоты, чей товар – ядовито-розовое нижнее белье. Пикантные кружевные трусики с ее прилавка развеваются на ветру, завлекая и зазывая.
В этом смешении местных жителей и туристов Белинде по-прежнему удается стоять в стороне, в своей соломенной mercato шляпе с широкими полями и темно-синем платке, свободно повязанном вокруг шеи. Она стоит у одной из множества овощных палаток и созерцает помидоры.
– Сливы или вишни? – спрашивает она у Мэри, краем голубого глаза наблюдая за толпой и одновременно поглядывая на дочь: взгляд ее скользит вниз, вдоль короткого носика. – Как ты думаешь, Мэри? Сделаем немного insalata 46 позже.
Мэри стоит рядом с матерью, ероша рукой свои длинные темные волосы.
Гм… – говорит она, нагибаясь, чтобы посмотреть поближе. – Я не очень-то…
– Questo! Questo! E questo! 47 – провозглашает вдруг Белинда очень громким, очень итальянским голосом, уверенно указывая пальцем на случайно выбранные лотки с овощами. – Perfecto! Perfecto! 48 – Она хлопает в ладоши от восторга, довольная своей покупкой, а потом поворачивается, причем шарф поднимается волной за ее спиной. – О, Дерек! Барбара! – продолжает она, не переводя духа. – Я была так занята разговором на беглом итальянском, что попросту вас здесь не заметила! – Она расплывается в широкой, как всегда, щедрой улыбке. – Как ваши дела?
Стоя рядом под яркими лучами солнца, Дерек и Барбара являют собой вполне гармоничную пару. Они почти одного роста; Дерек немного выше, но это преимущество с лихвой компенсируется его тучностью. Большая часть его тела, особенно руки и ноги, сохраняет некую стройность, но зато живот у него, как у беременной женщины. В серых носках, в открытых сандалиях, в серых шортах, в серой короткой рубашке с рукавами и открытой шеей (через разрез на всеобщее обозрение выставлен равнобедренный треугольник волос на груди, непосредственно под подбородком), Дерек напоминает кеглю на дорожке для боулинга. И все же его лицо довольно красиво: у него большие карие глаза, полные энергии, веселая складка возле губ, и песочного цвета волосы все еще густы – там, где они еще встречаются. Они становятся все более и более тонкими к макушке, проседь – только на висках.
Крупное, лоснящееся, загорелое тело Барбары – целиком и полностью результат благополучной жизни. Бывшая модель, ставшая секретарем в приемной, потом секретарем директора, а затем и любовью всей жизни босса, когда-то она носила трусики hot pants и сапоги до колена. Но поскольку ей никогда не удавалось вовремя остановиться, когда дело доходило до кушаний и лакомств вроде панакотты или тирамису 49. теперь Барбара сохраняет нечто вроде «роскошной полноты» – как раз то, на что были рассчитаны массажи Клэринс и воскресные спа-салоны. В результате в ее гардеробе полно тренировочных штанов и пиджачных костюмов для «дней полноты», но когда ей удается сбросить фунта три, она обычно втискивается в майки с глубоким вырезом, бриджи или облегающие шорты разной степени яркости. Сегодня, отказав себе накануне поздно вечером в маскарпоне, она оделась в желтую майку и подходящую к ней по цвету юбку до колен; наряд дополняет пара золотистых клинообразных туфель без задника. Белокурые волосы – большую часть утра она провела, завивая их, – аккуратно уложены, концы подкручены валиком чуть ниже плеч; вокруг бледных губ четко выделяется темно-розовая линия, нанесенная контурным карандашом. Яркие голубые глаза спрятаны под широкими солнцезащитными очками от «Диор».
– Контесса! – радуется Дерек, и его брюхо трясется от веселого смеха. – Полагаю, ты тут торгуешься за фрукты и овощи, как местная. Не знаю, как тебе это удается. Десять лет мы тут живем, а все еще закупаем себе жратву в ближайшем супермаркете, не так ли, Барб?
– Да, – соглашается Барбара. Ее золотые серьги блестят на ярком солнце. – Мы находим, что это гораздо гигиеничнее.
– Но гораздо менее по-итальянски, – улыбается Белинда, невольно слегка наморщив нос.
– О Боже! – восклицает Дерек. – Это ты, Мэри? – говорит он, отступая на шаг назад, чтобы лучше разглядеть. – Черт побери, ты только посмотри на себя! Взгляни на нее, Барб! Да ты – всего лишь половина той девушки, какой была. Посмотри, Барб, это же половина прежней Мэри. Ты чертовски сильно похудела, – радостно кивает он.
– Да, конечно, ты похудела. – Обведенные контуром губы Барбары трескаются в улыбке.
– Правда? – говорит Белинда, рассматривая свои ногти. – Не могу сказать, чтобы я это заметила.
– Ты должна была заметить, – настаивает Барбара. – Она всегда была довольно крупной девушкой, не так ли, Мэри?
– Ну… – говорит Мэри, переминаясь с ноги на ногу и глядя в землю.
– Ты должна рассказать Барбаре, как ты это сделала, – говорит Дерек. – Она вечно сидит на диете, безнадежно пытаясь сбросить вес, не правда ли, Барб?
– Да, давай, давай, расскажи Барбаре, как сбросить вес, – улыбается Белинда.
– Это высокоэнергетическая диета с потреблением малого количества растительных волокон, – говорит Мэри. – С тех пор как я потеряла…
– С тех пор как она получила повышение, – перебивает Белинда, – вес просто сам упал, не так ли?
– Повышение? – говорит Дерек, потирая руки. – Мои поздравления, дорогая! Твоя мать, должно быть, очень гордится тобой.
– Повышение ? – спрашивает Барбара, озадаченно глядя на Мэри. – Так что же ты делаешь тут? Приехала на все лето?
– Ей разрешили взять долгосрочные каникулы, – говорит Белинда. – Ну, знаешь, что-то вроде отпуска.
– Ах да, – улыбается Барбара. – Мир телекоммуникаций сильно изменился с тех пор, как я была секретарем.
– Да, – соглашается Белинда. – А потом и еще раз переменился, ведь это было так давно.
– Итак, – говорит Дерек, прыгая между двумя женщинами, – мы с нетерпением ждем вас сегодня вечером к нам на обед, верно, Барб?
– О да, – отвечает Барбара. – Ждем не дождемся.
– Мы тоже, – парирует Белинда. – Но нам надо двигаться. Завтра приезжают гости, и нам еще нужно обойти tutto il mercato 50.
– Ну да, конечно, – говорит Дерек. – Увидимся позже. Arrivadeary!
– Увидимся позже. – Барбара машет рукой. – Arrivadeary!
– Arrivadeary! – Белинда хватает Мэри за руку и бросается вперед сквозь толпу.
– Уф-ф, – вздыхает Белинда, взгромоздясь в белозеленый полосатый шезлонг. Глаза ее прикрыты, на голове красуется шляпа поменьше и определенно более веселая – terrazzo 51 шляпа, которую она приберегает для дневных посиделок на солнце. Белинда бурчит, и фырчит, и дрыгает ногами, как будто пытается избавиться от мух. – Уф-ф, – повторяет она.
Мэри не обращает на нее внимания. Дневное солнце печет ей спину, а от гудения насекомых клонит в сон.
– Уф-ф, – говорит Белинда.
– Что? – наконец спрашивает Мэри невнятно, так как щека ее прижата к полу.
– Я издавала какие-то звуки?
– Ты вздыхала.
– Да?
– Да.
– Ой.
– Что «ой» ?
– Я размышляла.
– Правда?
– Да, я думала о том, что по телефону их голоса звучали неприятно, – выговаривает Белинда, ее вздернутая бровь поднимается над солнечными очками.
– Кто?
– Бельгийцы.
– Что с ними не так? – спрашивает Мэри, стаскивая черный купальник с белых ягодиц.
– Ну, прежде всего их голоса.
– Что ты имеешь в виду?
– Они говорили в нос и по-французски.
– Так они и есть французы.
– Они бельгийцы, – поправляет Белинда.
– Я знаю, но в Бельгии говорят по-французски.
– Не все.
– Ну, по-видимому, эти говорят.
– О Боже, я так надеюсь, что с ними не будет трудностей! – Белинда наливает себе немного лимонада из стеклянного кувшина. – В прошлый раз, когда у нас тут были бельгийцы, они стали просить воду в бутылках в свои комнаты.
– Я думала, ты подаешь им воду, – говорит Мэри, переворачиваясь на спину.
– Так и есть. Но они хотели в бутылках – воду в бутылках, – понимаешь, чтобы они были запечатаны. А не ту воду, что я наливала им из-под крана.
– А-а…
Я подумала, что они слишком многого требуют. Если они хотят таких услуг – пусть отправляются в какой-нибудь отвратительный отель в Поджибонси, с кондиционером, маленькими упаковками мыла и мини-баром. По правде говоря, этим людям совсем не нужен опыт настоящей сельской жизни в Тоскане, как у Фрэнсиса Мэйза, – они хотят чего-то дезинфицированного и чтобы можно было взять напрокат кресла на колесиках или устроить пикник.
– Или просто получить воду в бутылках, – подсказывает Мэри.
– Ну… поскольку ты, кажется, au fait их скромных запросов, значит, большая удача, что дело с ними будешь иметь ты, не так ли? – Белинда встает со своего шезлонга, долго и томно потягиваясь. – Для меня здесь слишком жарко, – заявляет она, взмахнув рукой, и подхватывает старый номер «Бог», который свернулся на солнце, как древесная стружка. – Я пошла спать. Около половины восьмого мы должны быть готовы идти к Дереку.
– Дорогая, как тебе нравится? – спрашивает она, поворачиваясь к Мэри, одетой в черные брюки и белую рубашку. – Я только что видела нечто подобное в «Вог». – Она натягивает майку вниз, по-змеиному встряхнув при этом бедрами, и заталкивает оголившуюся часть плеча обратно в рукав.
– Ну… – Мэри сглупила, позволив сомнениям прозвучать в ее голосе.
– Это, черт возьми, гораздо лучше, чем ходить в гости одетой, как официантка, – парирует Белинда, оглядывая дочь с головы до ног с привычной скоростью. – Скажи честно, тебе что, нечего больше надеть?
– Ну, после прошлого лета, когда я всего дважды ходила в гости, я мало что с собой взяла из нарядной одежды.
– Ох, – вздыхает Белинда, выходя из дома, – ты лучше сходи и купи себе каких-нибудь тряпок на рынке на следующей неделе. Я не могу допустить, чтобы ты все лето болталась тут в таком виде. Ты распугаешь моих гостей.
Десять минут они едут в молчании – и вот перед ними дом Дерека и Барбары, с хозяйственными постройками и огромным сараем из каштана. Он значительно больше, чем «Casa Mia». Снаружи выглядит вполне по-итальянски, но внутри меблирован (Белинда любит это подчеркивать), как большой дом в стиле Баррета в окрестностях Манчестера, – собственно, оттуда и привезена вся мебель. В гостиной, помимо большого телевизора размером с экран кинотеатра и горчично-желтого, с подлокотниками, кресла Дерека, стоят еще розовый кожаный диванный гарнитур из трех предметов цвета женских половых органов, большой кофейный столик со стеклянной поверхностью и книжная полка с видеофильмами. С потолка в столовой свисает люстра из золота и стекла, которую специально привезли из магазина «Хэрродс». Вообще-то, что самое интересное – и Барбара имеет склонность рассказывать об этом после пары бокалов вина, – это, по правде говоря, уже вторая люстра, которую магазин Хэррода присылает в хозяйство Хьюиттов. Первая окончила свои дни грудой хрустальных осколков, выскользнув из кузова грузовика, ехавшего вниз по Долине, в Кастеллине, по дороге на Кьянти. В результате люстра благодаря своему дорогостоящему и непростому путешествию в доме играет особую роль. Обеды чаще подаются не на террасе в ароматном вечернем тепле, а в душной столовой. И сегодняшний вечер не исключение.
– Белинда, Мэри, проходите, проходите, – говорит она, касаясь плеч обеих своих гостий. – Проходите г; гостиную. – Она провожает их вперед, продолжая рассказывать Хоуарду историю люстры. Он идет непосредственно позади нее и улыбается, как будто никогда раньше этой истории не слышал. – А потом, – заключает она, – мы обнаруживаем, что она вывалилась из кузова грузовика…
– Правда? – говорит Хоуард. Его пересохшие губы потрескались. Взгляд застыл на бутылке спиртного, которую Барбара держит в руке.
– Это забавно, правда? – отвечает она. – Что, ты говоришь, ты хотел?
– Джин, – просит Хоуард. – Пожалуйста, – добавляет он быстро.
– Джин с чем?
– О, – говорит Хоуард, который, конечно, не зашел так далеко, чтобы думать о коктейлях, – с чем угодно, что у тебя есть…
– Биттер-лимон?
– Биттер-лимон отлично подойдет, – поспешно кивает Хоуард, вперясь взглядом в бутылку, – он жажде! слиться со своим стаканом.
– О, Белинда! – говорит Барбара, ставит бутылку и возвращается в гостиную. – Что бы вы с Мэри хотели выпить?
– Я бы не отказалась от джина с тоником,– говорит Белинда, – а Мэри выпьет «Спитцер», поскольку она за рулем.
– Хорошо, – говорит Барбара, встряхнув гривой своих жестких белокурых волос. – Сейчас все будет готово.
– Надеюсь, ты не возражаешь, – говорит Хоуард, сталкиваясь с хозяйкой на пороге: в руке у него большой стакан с зеленым напитком, – я сам себе налил.
– Не глупи, Хоуи, – говорит Барбара, слегка подталкивая его. – Моя casa – это твоя casa. Будь как дома. Мы здесь не настаиваем на церемониях. Правда, Дерек? Дерек! – кричит она через кирпичную арку в холл, в сторону вроде бы запертой двери.
Раздается громкий шум сливаемой воды. Белинда, Мэри, Хоуард и Барбара вперяют взгляды в белую дверь. Ничего не происходит. Потом снова поток натужно сливаемой воды – и вдруг Дерек открывает дверь.
– О! – произносит он, его карие глаза округляются от удивления, когда он сталкивается лицом к лицу с публикой. – Я и понятия не имел, что гости прибыли.
– Да, – говорит Барбара. – Ты просидел там довольно долго.
– Прошу прощения, – говорит Дерек, проходя в гостиную и проводя большим пальцем по ремню своих бежевых брюк с широкими штанинами. – Меня застали немного врасплох.
– Как я говорила, – продолжает Барбара, и темно-бордовая линия ее губ смыкается, – мы здесь, в этом доме, не настаиваем на церемониях.
– Итак, – говорит Белинда, поигрывая своим бахромчатым красным шарфом, повязанным вокруг талии: она пытается придать разговору более возвышенное звучание, – ты уже стал жертвой музы, Хоуард?
Прошу прощения? – отзывается Хоуард, наполовину погруженный в свой стакан с джином, разбавленным биттер-лимоном. Он смотрит на нее светлыми, тусклыми глазами; в них застыло страдание, потому что сегодня ему не миновать общения с другим человеческим существом. У Хоуарда стройное, загорелое тело и лохматые, неопрятные светлые волосы. В рубашке из денима с открытой шеей, в свободно сидящих джинсах и кожаных сандалиях, он все еще не лишен сексуальной привлекательности. – Гм… нет. Что? Муза? Нет, по правде говоря, нет, – запинается он. – Я сидел, уставившись в экран своего компьютера, и целый день пытался вытащить своего героя из постели.
– Что ? – Белинда хмурится и еще раз поправляет шляпу. – Не будь такой смешной. У меня нет на это времени. У нас куча дел. Я хочу по дороге заглянуть к Джо-ванне на un po di caffe 37, поэтому нам и вправду пора навострить лыжи.
В облаке пыли, громко хрустя покрышками по камням, Белинда тянет свою машину в гору и театрально поворачивает возле траттории Джованны. Парковка – это маленький участок земли справа от террасы и слева от башни для сушки табака; места там хватает только для постоянных обитателей долины, а поток туристов следует дальше. Белинда хлопает дверью машины и высоко задирает подбородок, чтобы видеть окрестности из-под полей шляпы, а потом направляется к увитой виноградом террасе, разыскивая свое обычное место. По счастью, оно оказывается незанятым, – она садится за столик, откуда открывается вид на долину и можно разглядеть шоссе, и громко кашляет. Мэри идет за ней, держась позади и упорно не поднимая глаз на компанию светловолосых парней, бредущих мимо, которые пытаются улыбками привлечь ее внимание. Белинда снова кашляет, и в траттории, под позвякивающий аккомпанемент занавески из бус, появляется огромный муж Джованны – Роберто. Он низенький, лысый, если не считать пряди темных волос, которую укладывает через всю абсолютно гладкую голову, и буквально раздут от жира. Руки у него – как ноги, пухлые кисти – как связка сосисок; он похож на человека, который с наслаждением целыми бутылками потребляет сладкое «Вин-Сан-то» 38 и огромное количество печенья. Но, несмотря на то что Господь так щедро одарил Роберто плотью, этот человек обладает таким шармом и такой харизмой, что всей долине известно, как он умеет найти подход к дамам. И Белинда не исключение.
– О, Роберто, – выговаривает она, вставая и снимая свою mercato шляпу. Ее плечи вздрагивают от восторга, она складывает губы куриной гузкой и почти прижимается щекой к левому уху Роберто. – Buon giorno. Buon giorno, Роберто. Come va? 39– улыбается она. – Come va?
– Bene, bene, – отвечает он, разражаясь радостным смехом. – Moltobene! 40
– – Он улыбается, тяжелые руки взлетают в воздух с нарочитым энтузиазмом. – О… lа bella Maria 41! – восклицает они заключает ухмыляющуюся Мэри в свои объятия, напоминающие по ощущениям пуховое одеяло.
– Д-да, – говорит Белинда, усаживаясь. – Мэри вернулась.
– Che bella! – повторяет Роберто, обращаясь к Белинде: он уже разжал объятия и как будто заново представляет Белинде ее собственную дочь.
– Да, – говорит Белинда, слегка улыбаясь. – Очень bella. Ради Бога, Мэри, давай садись.
– Che bella! – снова произносит Роберто, выдвигая из-под стола стул для Мэри.
– Да-да. – Белинда энергично кивает. – Хорошенькая… – Она улыбается. – Так что, tutta bene 42, Роберто?
– О, tutto bene. – Он опять расплывается в похожей на оскал улыбке.
– Хорошо, – говорит Белинда, потихоньку почесывая шею. – В общем… это хорошо.
– Si, bene, – отвечает Роберто, широко улыбаясь.
– Bene, – повторяет Белинда.
– Si, molto bene? – Роберто продолжает сиять.
– Bene, – кивает Белинда. Левый уголок ее рта начинает насмешливо подергиваться. – Гм… Due caffe 43, Роберто, когда очнешься.
– Bene, – говорит Роберто, вешая полотенце через плечо, и исчезает за занавеской из бус, чтобы засыпать кофе в кофемолку.
– Хорошо, – говорит Белинда, втягивая воздух через зубы. – Итак…
– Итак… – подхватывает Мэри, оборачиваясь, чтобы посмотреть на панораму долины, развернувшуюся внизу. Солнце греет поля кукурузы и подсолнечника, принадлежащие Бьянки, кипарисы, растущие вдоль дороги, раскачиваются от ветра вперед-назад, как болельщики на рок-концерте. – Это замечательно – вернуться сюда. Я каждый раз совсем забываю, как здесь красиво, – произносит она.
– Да, – соглашается Белинда с одной из своих самых чувствительных улыбок. – Здесь, конечно, гораздо приятнее, чем в том жалком любовном гнездышке возле Слоу, что твой отец делит с той жалкой женщиной.
– Это не возле Слоу, – отвечает Мэри, наклоняясь вперед, ставя локти на стол и опираясь лицом на руки. – Это в Суррее.
– Не ставь локти на стол, дорогая, – говорит Белинда, глядя через плечо дочери, – ноздри ее расширены: она будто вдыхает запах этого вида на долину.
– Какой, ты говоришь, дом покупает американец? – спрашивает Мэри, глядя туда же, куда и мать.
– Это неточно, конечно, – поправляет Белинда, – но речь идет о «Casa Padronale», вон там. – Она указывает на терракотовую крышу, едва виднеющуюся сквозь деревья.
– Я думала, ты на него глаз положила, – замечает Мэри.
– Так и было, – говорит Белинда, – но его местоположение не очень хорошо.
– Да? А мне казалось, это самый солнечный участок в долине.
– Да, там бывает солнце. Но «Casa Mia» выигрывает благодаря значительно более прекрасным видам. С моей террасы видна вся долина, ты же знаешь.
– Я знаю.
– Здесь не происходит ничего, о чем бы я не знала.
– Я знаю.
– И думаю, это предпочтительнее, чем два лишних солнечных часа в день, ты согласна?
– Конечно, – говорит Мэри.
– В любом случае, – продолжает Белинда, кивая в направлении занавески из бус, – вот идет Роберто с нашим caffe. Спроси его, что он знает о «Casa Padronale», пожалуйста, дорогая.
– А ты сама не хочешь? – спрашивает Мэри.
Вообще-то нет, дорогая. Я немного устала, – улыбается Белинда, глядя в долину с внезапно появившимся выражением всеобъемлющей истомы. – А тебе было бы очень полезно попрактиковаться в итальянском. Мне здесь все время приходится на нем говорить. На самом деле я редко говорю на каком-нибудь другом языке. В то время как ты – с твоей несчастной английской жизнью – вынуждена все время говорить только на скучном старом английском.
– Ну, о'кей, – соглашается Мэри. – Но только если ты уверена, что сама не хочешь.
– Нет, правда нет. – Белинда взмахивает рукой с розовыми ноготками. – Я знаю, какое это для тебя редкое удовольствие… О, grazie, Роберто, – говорит она, принимая в руки маленькую чашечку крепкого кофе. – У Марии для тебя небольшой questione, не так ли, Мария?
– Si, vorrei sapere 44…
И пока Белинда улыбается и смеется в подходящих и неподходящих местах разговора, ее дочь в ходе длинной оживленной дискуссии с Роберто узнает, что «Casa Padronale» действительно вот-вот будет продан американцу и что, насколько ему известно, новый хозяин собирается въехать туда немедленно. По крайней мере строительные работы начнутся почти сразу же, а когда въедет сам американец, можно только гадать.
***
– Так, значит, это точно? – спрашивает Белинда. Ее лицо бороздят морщины усердия: она паркует машину. С четвертой попытки ей удалось успешно заехать задним ходом на пустое место.– Ну, такая информация у Роберто, а он дружит с geometra 45, который продает этот дом, – говорит Мэри, открывая свою дверь.
– Geometra?
– Ну, знаешь, кто-то вроде того агента по недвижимости, Альфредо, на которого ты все время кричала.
– Я не кричала на него все время.
– Ну…
– Я всего лишь повысила голос, когда он меня не понял.
– Ну, в общем, кто-то вроде Альфредо.
– Интересно, – говорит Белинда и поправляет шляпу, глядя в свое отражение в дверце машины. – Это очень интересно. А теперь, я надеюсь, мы не столкнемся с Дереком и Барбарой! Хотя сегодня рыночный день, и я видела, как их машина отъехала в этом направлении рано утром, так что они вполне могут быть здесь. Если мы их встретим, просто предоставь мне самой с ними поговорить, ладно?
– Хорошо, – отвечает Мэри.
– Ну, тогда пошли, – говорит Белинда, поворачиваясь к этрусской арке. Высокая и узкая, она ведет сквозь толстые городские стены к мощеным улицам и медового цвета зданиям.
В рыночный день в средневековом городке Серрано полно народу. Большинство обитателей ближайших деревень и окружающих селений высыпают на главную площадь – покупать или продавать. В такие дни здесь густая толпа, громкий шум, воздух пахнет горячей мостовой и спелыми фруктами. По одну сторону площади, в тени от арок древней каменной колоннады, сидят торговцы овощами. За нагроможденными друг на друга ящиками с фенхелем и баклажанами, цикорием и морковью, фиалками и редисом стоят целые семьи продавцов. Тут несколько поколений – от перенесших все бури жизни, сморщенных стариков до полных надежд подростков: они зазывают покупателей и пытаются всучить побольше продуктов, делая это так быстро и так деликатно, как только могут.
По другую сторону площади, под небольшим балкончиком Ромео и Джульетты, стоят грузовики, с которых идет торговля молочными продуктами. Доверху набитые маслом и сыром, они припаркованы через неравные интервалы; в них суетятся продавцы в белых куртках и бумажных колпаках. Рядом примостились устроенные на скорую руку палатки, где продаются оливки, свежий чеснок, чипсы с паприкой. Бок о бок стоят молодой человек, торгующий большими кусками зажаренного целиком поросенка, и женщина, будто только что из салона красоты, чей товар – ядовито-розовое нижнее белье. Пикантные кружевные трусики с ее прилавка развеваются на ветру, завлекая и зазывая.
В этом смешении местных жителей и туристов Белинде по-прежнему удается стоять в стороне, в своей соломенной mercato шляпе с широкими полями и темно-синем платке, свободно повязанном вокруг шеи. Она стоит у одной из множества овощных палаток и созерцает помидоры.
– Сливы или вишни? – спрашивает она у Мэри, краем голубого глаза наблюдая за толпой и одновременно поглядывая на дочь: взгляд ее скользит вниз, вдоль короткого носика. – Как ты думаешь, Мэри? Сделаем немного insalata 46 позже.
Мэри стоит рядом с матерью, ероша рукой свои длинные темные волосы.
Гм… – говорит она, нагибаясь, чтобы посмотреть поближе. – Я не очень-то…
– Questo! Questo! E questo! 47 – провозглашает вдруг Белинда очень громким, очень итальянским голосом, уверенно указывая пальцем на случайно выбранные лотки с овощами. – Perfecto! Perfecto! 48 – Она хлопает в ладоши от восторга, довольная своей покупкой, а потом поворачивается, причем шарф поднимается волной за ее спиной. – О, Дерек! Барбара! – продолжает она, не переводя духа. – Я была так занята разговором на беглом итальянском, что попросту вас здесь не заметила! – Она расплывается в широкой, как всегда, щедрой улыбке. – Как ваши дела?
Стоя рядом под яркими лучами солнца, Дерек и Барбара являют собой вполне гармоничную пару. Они почти одного роста; Дерек немного выше, но это преимущество с лихвой компенсируется его тучностью. Большая часть его тела, особенно руки и ноги, сохраняет некую стройность, но зато живот у него, как у беременной женщины. В серых носках, в открытых сандалиях, в серых шортах, в серой короткой рубашке с рукавами и открытой шеей (через разрез на всеобщее обозрение выставлен равнобедренный треугольник волос на груди, непосредственно под подбородком), Дерек напоминает кеглю на дорожке для боулинга. И все же его лицо довольно красиво: у него большие карие глаза, полные энергии, веселая складка возле губ, и песочного цвета волосы все еще густы – там, где они еще встречаются. Они становятся все более и более тонкими к макушке, проседь – только на висках.
Крупное, лоснящееся, загорелое тело Барбары – целиком и полностью результат благополучной жизни. Бывшая модель, ставшая секретарем в приемной, потом секретарем директора, а затем и любовью всей жизни босса, когда-то она носила трусики hot pants и сапоги до колена. Но поскольку ей никогда не удавалось вовремя остановиться, когда дело доходило до кушаний и лакомств вроде панакотты или тирамису 49. теперь Барбара сохраняет нечто вроде «роскошной полноты» – как раз то, на что были рассчитаны массажи Клэринс и воскресные спа-салоны. В результате в ее гардеробе полно тренировочных штанов и пиджачных костюмов для «дней полноты», но когда ей удается сбросить фунта три, она обычно втискивается в майки с глубоким вырезом, бриджи или облегающие шорты разной степени яркости. Сегодня, отказав себе накануне поздно вечером в маскарпоне, она оделась в желтую майку и подходящую к ней по цвету юбку до колен; наряд дополняет пара золотистых клинообразных туфель без задника. Белокурые волосы – большую часть утра она провела, завивая их, – аккуратно уложены, концы подкручены валиком чуть ниже плеч; вокруг бледных губ четко выделяется темно-розовая линия, нанесенная контурным карандашом. Яркие голубые глаза спрятаны под широкими солнцезащитными очками от «Диор».
– Контесса! – радуется Дерек, и его брюхо трясется от веселого смеха. – Полагаю, ты тут торгуешься за фрукты и овощи, как местная. Не знаю, как тебе это удается. Десять лет мы тут живем, а все еще закупаем себе жратву в ближайшем супермаркете, не так ли, Барб?
– Да, – соглашается Барбара. Ее золотые серьги блестят на ярком солнце. – Мы находим, что это гораздо гигиеничнее.
– Но гораздо менее по-итальянски, – улыбается Белинда, невольно слегка наморщив нос.
– О Боже! – восклицает Дерек. – Это ты, Мэри? – говорит он, отступая на шаг назад, чтобы лучше разглядеть. – Черт побери, ты только посмотри на себя! Взгляни на нее, Барб! Да ты – всего лишь половина той девушки, какой была. Посмотри, Барб, это же половина прежней Мэри. Ты чертовски сильно похудела, – радостно кивает он.
– Да, конечно, ты похудела. – Обведенные контуром губы Барбары трескаются в улыбке.
– Правда? – говорит Белинда, рассматривая свои ногти. – Не могу сказать, чтобы я это заметила.
– Ты должна была заметить, – настаивает Барбара. – Она всегда была довольно крупной девушкой, не так ли, Мэри?
– Ну… – говорит Мэри, переминаясь с ноги на ногу и глядя в землю.
– Ты должна рассказать Барбаре, как ты это сделала, – говорит Дерек. – Она вечно сидит на диете, безнадежно пытаясь сбросить вес, не правда ли, Барб?
– Да, давай, давай, расскажи Барбаре, как сбросить вес, – улыбается Белинда.
– Это высокоэнергетическая диета с потреблением малого количества растительных волокон, – говорит Мэри. – С тех пор как я потеряла…
– С тех пор как она получила повышение, – перебивает Белинда, – вес просто сам упал, не так ли?
– Повышение? – говорит Дерек, потирая руки. – Мои поздравления, дорогая! Твоя мать, должно быть, очень гордится тобой.
– Повышение ? – спрашивает Барбара, озадаченно глядя на Мэри. – Так что же ты делаешь тут? Приехала на все лето?
– Ей разрешили взять долгосрочные каникулы, – говорит Белинда. – Ну, знаешь, что-то вроде отпуска.
– Ах да, – улыбается Барбара. – Мир телекоммуникаций сильно изменился с тех пор, как я была секретарем.
– Да, – соглашается Белинда. – А потом и еще раз переменился, ведь это было так давно.
– Итак, – говорит Дерек, прыгая между двумя женщинами, – мы с нетерпением ждем вас сегодня вечером к нам на обед, верно, Барб?
– О да, – отвечает Барбара. – Ждем не дождемся.
– Мы тоже, – парирует Белинда. – Но нам надо двигаться. Завтра приезжают гости, и нам еще нужно обойти tutto il mercato 50.
– Ну да, конечно, – говорит Дерек. – Увидимся позже. Arrivadeary!
– Увидимся позже. – Барбара машет рукой. – Arrivadeary!
– Arrivadeary! – Белинда хватает Мэри за руку и бросается вперед сквозь толпу.
***
Вернувшись в «Casa Mia» после изматывающего утра, в течение которого они купили помидоры, огурец и батон хлеба, Белинда и Мэри проводят день на террасе. После безукоризненной работы, проделанной Мэри вчера – она подмела пол, выгнала прочь весь зверинец, застелила постели и разложила чистые полотенца, – Белинде остается одно занятие: старательно усугублять свое плохое настроение, вызванное прибытием бельгийских гостей. Белинда – настоящий мизантроп, и, пожалуй, вновь избранная карьера в сфере гостиничных услуг не слишком ей подходит. Старшая дочь школьного учителя, она всегда точно знала, что такое общественное положение, и всегда вынашивала планы завоевания высокого статуса. Ее нынешняя карьера – еще одна хорошая причина, чтобы ненавидеть эту неблагодарную крысу, бывшего мужа Терренса.– Уф-ф, – вздыхает Белинда, взгромоздясь в белозеленый полосатый шезлонг. Глаза ее прикрыты, на голове красуется шляпа поменьше и определенно более веселая – terrazzo 51 шляпа, которую она приберегает для дневных посиделок на солнце. Белинда бурчит, и фырчит, и дрыгает ногами, как будто пытается избавиться от мух. – Уф-ф, – повторяет она.
Мэри не обращает на нее внимания. Дневное солнце печет ей спину, а от гудения насекомых клонит в сон.
– Уф-ф, – говорит Белинда.
– Что? – наконец спрашивает Мэри невнятно, так как щека ее прижата к полу.
– Я издавала какие-то звуки?
– Ты вздыхала.
– Да?
– Да.
– Ой.
– Что «ой» ?
– Я размышляла.
– Правда?
– Да, я думала о том, что по телефону их голоса звучали неприятно, – выговаривает Белинда, ее вздернутая бровь поднимается над солнечными очками.
– Кто?
– Бельгийцы.
– Что с ними не так? – спрашивает Мэри, стаскивая черный купальник с белых ягодиц.
– Ну, прежде всего их голоса.
– Что ты имеешь в виду?
– Они говорили в нос и по-французски.
– Так они и есть французы.
– Они бельгийцы, – поправляет Белинда.
– Я знаю, но в Бельгии говорят по-французски.
– Не все.
– Ну, по-видимому, эти говорят.
– О Боже, я так надеюсь, что с ними не будет трудностей! – Белинда наливает себе немного лимонада из стеклянного кувшина. – В прошлый раз, когда у нас тут были бельгийцы, они стали просить воду в бутылках в свои комнаты.
– Я думала, ты подаешь им воду, – говорит Мэри, переворачиваясь на спину.
– Так и есть. Но они хотели в бутылках – воду в бутылках, – понимаешь, чтобы они были запечатаны. А не ту воду, что я наливала им из-под крана.
– А-а…
Я подумала, что они слишком многого требуют. Если они хотят таких услуг – пусть отправляются в какой-нибудь отвратительный отель в Поджибонси, с кондиционером, маленькими упаковками мыла и мини-баром. По правде говоря, этим людям совсем не нужен опыт настоящей сельской жизни в Тоскане, как у Фрэнсиса Мэйза, – они хотят чего-то дезинфицированного и чтобы можно было взять напрокат кресла на колесиках или устроить пикник.
– Или просто получить воду в бутылках, – подсказывает Мэри.
– Ну… поскольку ты, кажется, au fait их скромных запросов, значит, большая удача, что дело с ними будешь иметь ты, не так ли? – Белинда встает со своего шезлонга, долго и томно потягиваясь. – Для меня здесь слишком жарко, – заявляет она, взмахнув рукой, и подхватывает старый номер «Бог», который свернулся на солнце, как древесная стружка. – Я пошла спать. Около половины восьмого мы должны быть готовы идти к Дереку.
***
Ровно в половине восьмого, минута в минуту, Белинда стоит в холле, добавляя последние штрихи к своему выходному наряду. Кажется, она собралась идти к Дереку и Барбаре в облике цыганки. На ней черная юбка до полу с оборками, плотная черная майка и какие-то старые серьги в виде колец. Она стоит перед зеркалом, пытаясь придумать, что делать с бахромчатым красным шарфом. Повязывает его вокруг головы, как будто собирается предсказывать будущее, глядя в хрустальный шар. Небрежно завязывает его треугольником вокруг талии, словно собирается плясать тарантеллу. Потом вокруг шеи – и от этого становится похожа на какую-то огненную стюардессу у дверей в кабину пилота.– Дорогая, как тебе нравится? – спрашивает она, поворачиваясь к Мэри, одетой в черные брюки и белую рубашку. – Я только что видела нечто подобное в «Вог». – Она натягивает майку вниз, по-змеиному встряхнув при этом бедрами, и заталкивает оголившуюся часть плеча обратно в рукав.
– Ну… – Мэри сглупила, позволив сомнениям прозвучать в ее голосе.
– Это, черт возьми, гораздо лучше, чем ходить в гости одетой, как официантка, – парирует Белинда, оглядывая дочь с головы до ног с привычной скоростью. – Скажи честно, тебе что, нечего больше надеть?
– Ну, после прошлого лета, когда я всего дважды ходила в гости, я мало что с собой взяла из нарядной одежды.
– Ох, – вздыхает Белинда, выходя из дома, – ты лучше сходи и купи себе каких-нибудь тряпок на рынке на следующей неделе. Я не могу допустить, чтобы ты все лето болталась тут в таком виде. Ты распугаешь моих гостей.
Десять минут они едут в молчании – и вот перед ними дом Дерека и Барбары, с хозяйственными постройками и огромным сараем из каштана. Он значительно больше, чем «Casa Mia». Снаружи выглядит вполне по-итальянски, но внутри меблирован (Белинда любит это подчеркивать), как большой дом в стиле Баррета в окрестностях Манчестера, – собственно, оттуда и привезена вся мебель. В гостиной, помимо большого телевизора размером с экран кинотеатра и горчично-желтого, с подлокотниками, кресла Дерека, стоят еще розовый кожаный диванный гарнитур из трех предметов цвета женских половых органов, большой кофейный столик со стеклянной поверхностью и книжная полка с видеофильмами. С потолка в столовой свисает люстра из золота и стекла, которую специально привезли из магазина «Хэрродс». Вообще-то, что самое интересное – и Барбара имеет склонность рассказывать об этом после пары бокалов вина, – это, по правде говоря, уже вторая люстра, которую магазин Хэррода присылает в хозяйство Хьюиттов. Первая окончила свои дни грудой хрустальных осколков, выскользнув из кузова грузовика, ехавшего вниз по Долине, в Кастеллине, по дороге на Кьянти. В результате люстра благодаря своему дорогостоящему и непростому путешествию в доме играет особую роль. Обеды чаще подаются не на террасе в ароматном вечернем тепле, а в душной столовой. И сегодняшний вечер не исключение.
***
К моменту прибытия Белинды и Мэри Барбара поглощает уже второй стакан джин-тоника и седьмую оливку. Она одета в леопардовой расцветки топ с рукавами-крылышками и белые бриджи и носится туда-сюда из кухни в гостиную, смешивая напитки.– Белинда, Мэри, проходите, проходите, – говорит она, касаясь плеч обеих своих гостий. – Проходите г; гостиную. – Она провожает их вперед, продолжая рассказывать Хоуарду историю люстры. Он идет непосредственно позади нее и улыбается, как будто никогда раньше этой истории не слышал. – А потом, – заключает она, – мы обнаруживаем, что она вывалилась из кузова грузовика…
– Правда? – говорит Хоуард. Его пересохшие губы потрескались. Взгляд застыл на бутылке спиртного, которую Барбара держит в руке.
– Это забавно, правда? – отвечает она. – Что, ты говоришь, ты хотел?
– Джин, – просит Хоуард. – Пожалуйста, – добавляет он быстро.
– Джин с чем?
– О, – говорит Хоуард, который, конечно, не зашел так далеко, чтобы думать о коктейлях, – с чем угодно, что у тебя есть…
– Биттер-лимон?
– Биттер-лимон отлично подойдет, – поспешно кивает Хоуард, вперясь взглядом в бутылку, – он жажде! слиться со своим стаканом.
– О, Белинда! – говорит Барбара, ставит бутылку и возвращается в гостиную. – Что бы вы с Мэри хотели выпить?
– Я бы не отказалась от джина с тоником,– говорит Белинда, – а Мэри выпьет «Спитцер», поскольку она за рулем.
– Хорошо, – говорит Барбара, встряхнув гривой своих жестких белокурых волос. – Сейчас все будет готово.
– Надеюсь, ты не возражаешь, – говорит Хоуард, сталкиваясь с хозяйкой на пороге: в руке у него большой стакан с зеленым напитком, – я сам себе налил.
– Не глупи, Хоуи, – говорит Барбара, слегка подталкивая его. – Моя casa – это твоя casa. Будь как дома. Мы здесь не настаиваем на церемониях. Правда, Дерек? Дерек! – кричит она через кирпичную арку в холл, в сторону вроде бы запертой двери.
Раздается громкий шум сливаемой воды. Белинда, Мэри, Хоуард и Барбара вперяют взгляды в белую дверь. Ничего не происходит. Потом снова поток натужно сливаемой воды – и вдруг Дерек открывает дверь.
– О! – произносит он, его карие глаза округляются от удивления, когда он сталкивается лицом к лицу с публикой. – Я и понятия не имел, что гости прибыли.
– Да, – говорит Барбара. – Ты просидел там довольно долго.
– Прошу прощения, – говорит Дерек, проходя в гостиную и проводя большим пальцем по ремню своих бежевых брюк с широкими штанинами. – Меня застали немного врасплох.
– Как я говорила, – продолжает Барбара, и темно-бордовая линия ее губ смыкается, – мы здесь, в этом доме, не настаиваем на церемониях.
– Итак, – говорит Белинда, поигрывая своим бахромчатым красным шарфом, повязанным вокруг талии: она пытается придать разговору более возвышенное звучание, – ты уже стал жертвой музы, Хоуард?
Прошу прощения? – отзывается Хоуард, наполовину погруженный в свой стакан с джином, разбавленным биттер-лимоном. Он смотрит на нее светлыми, тусклыми глазами; в них застыло страдание, потому что сегодня ему не миновать общения с другим человеческим существом. У Хоуарда стройное, загорелое тело и лохматые, неопрятные светлые волосы. В рубашке из денима с открытой шеей, в свободно сидящих джинсах и кожаных сандалиях, он все еще не лишен сексуальной привлекательности. – Гм… нет. Что? Муза? Нет, по правде говоря, нет, – запинается он. – Я сидел, уставившись в экран своего компьютера, и целый день пытался вытащить своего героя из постели.