Эдвардс-Джонс Имоджен. Тоскана для начинающих

   И все же даже сегодня утром, распахнув дверь в спальню Мэри, она была готова увидеть ее там. Вообще говоря, она была почти уверена, что дочь сидит на постели со смущенным взглядом, говорящим «простишь-ли-ты-меня-когда-нибудь?». Но нет. Когда Белинда открыла дверь в маленькую белую, похожую на келью комнату, там обнаружились лишь тщательно заправленная постель, кое-какая аккуратно сложенная одежда и несколько веточек лаванды в стакане возле кровати. Дешевая косметика была расставлена по подоконнику, а купальная шапочка по-прежнему лежала возле душа, в углу комнаты.
   «Ну, по крайней мере побег с этим мерзким Кевином она не планировала заранее», – подумала Белинда. Это да еще тот факт, что americana, казалось, пребывает в таком же ужасе от исчезновения сына, было единственным утешением. Но увы, Лорен не устроила такой же сцены на глазах у всей деревни и людей из соседних долин. Лорен не повышала голоса. Белинда же вопила, как профессиональная плакальщица, размахивая руками и ругаясь, так что лицо ее начало синеть. Все это было слишком унизительно, чтобы вспоминать. Белинда не чувствовала себя такой оскорбленной, униженной и подавленной с тех пор, как застала своего мужа трахающимся, как животное, с ее подругой-и-ближайшей-соседкой.
   «Как могло дойти до этого?» – задается она вопросом, сидя одна на террасе и глядя на «Casa Padronale» внизу, в долине. Чем она это заслужила? Она приехала в Тоскану почти пять лет назад, чтобы попытаться начать новую жизнь, чтобы скрыться от позора – неверности мужа. Она приехала с новыми решениями, новыми надеждами, новыми мечтами, новыми идеями. Она заново создала себя. Она даже полюбила чеснок и открыла для себя Микеланджело. Возможно, когда-нибудь она даже научится рисовать акварелью передний план. Она планировала воплотить мечту Френсиса Мэйза и прожить плодотворную жизнь среди плодородных холмов Тосканы. А теперь это все разорвано в клочья. Белинда начинает плакать. Это не те обычные крокодиловы слезы, что она использует для Дерека и Хоуарда, когда нуждается в их внимании и поддержке. Это настоящие слезы. Молчаливые слезы отчаяния. Они медленно и тихо катятся по щекам, и нет сил их вытереть. Белинда не плакала от горя более пяти лет – если не считать разыгранных ею спектаклей. Даже во время развода она устроила всего лишь пару очень публичных рыданий, да и то только в те моменты, когда ее муж особенно того заслуживал.
   Однако жарким утром этого понедельника все по-другому. Мэри ушла, и Белинде не к кому обратиться за помощью или поддержкой. В упорной битве за господство над долиной ей удалось отвратить от себя всех союзников и друзей, которые у нее когда-либо были. Слеза стекает по ее носу и повисает на самом кончике, покачиваясь, прежде чем медленно упасть на стол. Никто не звонил ей этим утром. Никто не пришел. В кризисные времена сообщество экспатов обычно держится вместе. Когда крышу Хоуарда сдуло бурей, он жил по очереди то у нее, то у Дерека, пока не набрал достаточно денег, чтобы починить дом. Да, экспаты всегда держатся вместе – конечно, кроме тех случаев, когда они воюют друг с другом.
   Белинда вглядывается в долину и силится разглядеть, что происходит в «Casa Padronale». Машина Лорен там. Americana дома. Боже, как же ей хочется, чтобы эта женщина никогда не принимала решения заставить «работать на себя» именно этот утолок Тосканы! Почему она не поехала севернее, по направлению к Лукке, где пасутся богатые британцы, или на восток, поближе к Картоне, где живет богема? Почему ей понадобилось очертя голову забираться в глубину Тосканы, в самое сердце Кьянти, и устраивать тут свой изысканный дом? Поджибонси знаменит в окрестностях как самый уродливый город в Тоскане – неужели и этого было недостаточно, чтобы отпугнуть ее?
   Эта женщина стала сплошной проблемой с тех пор, как приехала и стала совать свой длинный нос в то, что ее не должно было касаться. Она завоевала долину, узурпировала давно занятое Белиндой место, настраивала ее друзей против нее. Конечно, она должна была стать Большим Сыром, и, конечно, она должна была выиграть соревнования! Эта женщина – такая вульгарная, такая пробивная и такая американка. Весь этот чудовищный кавардак – ее вина. Белинда тут совершенно ни при чем. Она ни коей мере и ни в каком виде не несет за это ответственности.
   Она смахивает слезу коротким пальцем и глотает тяжелый ком, образовавшийся в горле. Наклоняется вперед, чтобы лучше разглядеть дом Лорен. Сердце замирает. Не Кевин ли это бродит там по участку? В белой рубашке и джинсах? Хотя этот человек слишком высок ростом для сына americana. Белинда вглядывается, лихорадочно осматривает склон холма в поисках кого-нибудь похожего на дочь. Что на ней было надето вчера? Белый топ и юбка из денима? Не она ли идет за этим парнем? Белинда вытягивается вперед, ее налитые кровью глаза щурятся на солнце. Где этот чертов бинокль, когда он так нужен? Она встает. Она готова поклясться своей нейлоновой ночнушкой, что Мэри живет в «Casa Padronale». Ее собственная дочь ночует в доме врага! Это больше, чем можно вынести!
   Она бросается к телефону, держа палец наготове, чтобы набрать номер. Номер! Номер? Какой номер у этой американской суки? Следовало бы помнить его наизусть: ведь она столько раз готова была набрать его. Вот и листок бумаги, на котором он записан. В трубке длинные гудки. – Отвечай. Отвечай, сука, – бормочет Белинда. – Скорее.
   – Алло ? – Знакомый голос Лорен. Он не такой холодный и немного более взволнованный, чем обычно.
   – Я хочу поговорить с ней, – рявкает Белинда в трубку.
   – Кто это? – спрашивает Лорен.
   – Ты знаешь, кто это, – отвечает Белинда, голос ее искажен сарказмом. – Я хочу поговорить с Мэри.
   – Ее здесь нет, – резко отвечает Лорен.
   – Я тебе не верю.
   – Ты называешь меня лгуньей? – спрашивает Лорен, и раздражение в ее голосе становится все сильнее.
   – Дыы, – говорит Белинда, передразнивая акцент Лорен; она перестаралась: акцент получился ирландским. – Полагаю, это именно так.
   – Ее здесь нет, – медленно произносит Лорен, как будто ее собеседница туга на ухо.
   – Лгунья!
   – Ее здесь нет.
   – Лгунья.
   – Боже мой, – отрывисто говорит Лорен, – разговаривать с тобой – все равно что с младенцем. Неудивительно, что твоя дочь ушла от тебя. Ее здесь нет, и за последние сутки она тут не появлялась. Как, кстати сказать, и мой сын. Я понятия не имею, где они, что они делают или что они планируют делать. – Голос Лорен начинает звучать несколько нервно, но она сдерживается. -Никто из них не связывался со мной, и, полагаю, никто из них не связывался с тобой. У меня нет ни малейшего представления, куда они могли отправиться. А у тебя ?
   – Нет, – говорит Белинда тихо.
   – Видишь ли, Кайл по-настоящему не знает Италию. Вернее, он знает язык и может здесь ориентироваться, но у него здесь нет друзей. А у Мэри?
   – Что? – спрашивает Белинда.
   – Есть ли у Мэри друзья в Италии?
   – Я не знаю.
   – Ты не знаешь, есть у твоей дочери друзья или нет? – переспрашивает пораженная Лорен.
   – Нет.
   – Ну, знаешь! Иногда…
   – Иногда ты производишь впечатление матери, которая не знала, что у ее сына интрижка с девушкой в той же самой долине! – заявляет Белинда.
   – Это не помощь с твоей стороны.
   – А почему я должна тебе помогать?
   – Потому что наши дети вместе потерялись, – выпаливает Лорен.
   – Они не потерялись, – говорит Белинда. – Они просто не хотят, чтобы их нашли.
   – Не важно, – говорит Лорен.
   – Не важно, – повторяет Белинда. – Все равно, это ты виновата.
   – Я? – вскрикивает Лорен.
   – Да, ты!
   – Ты говоришь глупости.
   – А ты говоришь как ненормальная, – возражает Белинда.
   – Это ты ненормальная, – усмехается Лорен. – Черт возьми, я никогда не встречала никого более безумного, чем ты.
   – Твой сын похитил мою дочь.
   – Чушь собачья! – кричит Лорен. – Твоя дочь сбежала от тебя!
   – Твой сын сбежал от тебя! – кричит Белинда. – Туше!
   – Это, черт возьми, не помощь, совсем не помощь! – снова кричит Лорен и бросает трубку.
   Белинда впивается взглядом в телефон. Лорен повесила трубку! Сука! Эта женщина слишком груба и просто невыносима. «Ну, по крайней мере ее сына тоже нет дома», – думает Белинда, медленно подходя к любимому креслу своего бывшего мужа и садясь. И Мэри, слава Богу, не ночует в логове ее врага. Это действительно было бы совсем невыносимо. Но где они могут быть? У Мэри нет денег. У нее нет одежды. На ней только юбка из денима и белая майка, в которых она ездила на festa. Белинда смотрит в окно балкона, все время почесывая тыльную сторону ладони. Обратиться в полицию? И что она им скажет? «Моя дочь сбежала с любовником». Да они рассмеются ей в лицо! Подумают, что это какая-нибудь прекрасная романтическая история. Это страна историй о любви, в конце концов.
   – И я не умею разговаривать на их языке, – бормочет Белинда, хватаясь за ручку кресла. – Господи, где они могут быть?
   Звонит телефон. Белинда подскакивает в своем кресле, спрыгивает с него и так быстро мчится к аппарату, как будто от этого зависит ее жизнь.
   – Мэри? – отвечает, спрашивает и требует она одновременно.
   – Э-э… нет, – говорит Хоуард. – Это Хоуард.
   – А, Хоуард – произносит она, сутулясь от неоправдавшегося ожидания.
   – Извини, что разочаровал, – говорит он. – Я просто немного волновался за тебя.
   – А-а, – тянет Белинда несколько ошеломленно.
   – Да, – говорит он, отчасти озадаченный своей собственной заботливостью. – Знаешь, вчера…
   – Да, – отвечает Белинда, пытаясь сообразить, о каком именно моменте «вчера» говорит Хоуард. О той части, когда она выставила его перед всеми банальным алкоголиком? Или когда беспрестанно тарахтела о желании Лорен выиграть соревнование по катанию сыра? Или когда устроила истерику перед всей comune, требуя, чтобы дочь выбирала между матерью и приятелем? Или когда Мэри выбрала приятеля? Или он имеет в виду безумное размахивание руками в конце вечера?
   – Но ты в порядке, правда? – спрашивает Хоуард.
   – Гм… да, – говорит Белинда. – Но, знаешь, я немного расстроена.
   – Ясно, – соглашается он. – Я однажды тоже заставил человека сделать это.
   – Сделать что?
   – Выбрать.
   – А-а…
   – Да. Между мной и длинношерстной таксой по имени Хитклифф. Эта псина вечно выводила меня из себя.
   – Понятно, – говорит Белинда.
   – И она выбрала Хитклиффа, – продолжает Хоуард. – Вот так бывает, когда просишь кого-то сделать выбор. Потом приходится жить с последствиями этого выбора.
   – Да. – Голос у Белинды тяжелый и печальный.
   – Так что считай, что тебе повезло, – говорит он, позволяя себе некоторую иронию в голосе. – По крайней мере тебя отвергли не из-за сосискообразной собаки.
   Белинда улыбается.
   – Ты пытаешься взбодрить меня?
   – Немного, – говорит Хоуард. – И как, это сработало?
   – Немного, – отвечает Белинда.
   – Что ты намерена делать?
   – Не знаю.
   – У тебя есть известия от нее?
   – Нет.
   – Я уверен, она даст о себе знать, – говорит он. – Во всяком случае, она ведь сбежала не с каким-нибудь чудовищем, правда?
   – Ну, боюсь, что тут мы с тобой расходимся во мнениях, – говорит Белинда, и в голосе ее снова звучит жесткость.
   – А-а, – говорит Хоуард, отступая при первых признаках несогласия. – Понятно.
   – Я убеждена, что она не могла выбрать человека хуже.
   – А-а, – повторяет Хоуард.
   – Да, – утверждает Белинда. – Если выбирать из всех людей на земле…
   – Понятно, – произносит Хоуард. – Если ты именно так это себе представляешь…
   – Именно так.
   – Тогда понятно.
   В дверь Белинды стучат – громко, значительно.
   – Хоуард…
   – М-м?
   – Мне надо идти, кто-то стучится в дверь. Это, может быть, Мэри!
   – Иди, – говорит Хоуард.
   – Arrivadeary, – говорит Белинда.
   – Пока.
   Белинда кладет трубку и бежит к входной двери; на ее лице сияет широкая всепрощающая улыбка. Сердце колотится, ладони липкие от возбуждения. Она распахивает дверь и застывает, раскрыв объятия, ожидая, когда дочь обнимет ее.
   – Ой! – Белинда делает неуверенный шаг назад. – Это ты.
   – Это я, – отвечает Лорен с натянутой улыбкой. – Нам с тобой надо поговорить.
   На ней плотные джинсы, белая майка и мокасины «Тод»; она вымыла волосы, смазала лицо кремом, почистила зубы и накрасила ресницы.
   Белинда стоит босиком, по-прежнему в кремовой ночной рубашке, без белья. Ее волосы не видели щетки со вчерашнего утра, она не умывалась.
   – Я даже не одета, – сообщает она гостье.
   – Это я вижу, – говорит Лорен, оглядывая Белинду с головы до ног.
   – Ты не должна являться сюда без предупреждения.
   – Я уже это сделала, – говорит та, слегка пожимая плечами. – Ты собираешься меня впустить?
   – Не вижу причины, по которой я должна это делать, – говорит Белинда неуверенно, как говорил бы на ее месте любой человек без трусов.
   – А я не собираюсь уходить, – говорит Лорен.
   Две женщины смотрят друг на друга: одна умытая и одетая, другая нет, но обе усталые и одинаково встревоженные потерей детей. Рука Белинды лежит на ручке двери. Ее короткие пальцы осторожно нажимают на дверь, чтобы закрыть ее. Лорен поставила ногу в кожаном ботинке у основания двери и согнула пальцы, чтобы закрыть было нельзя. Обе зашли в тупик. Никто не собирается уступать. Косточки пальцев Белинды становятся белыми от натуги, пальцы ноги Лорен хрустят под давлением.
   Потом Белинда вдруг отвлекается, и Лорен использует свой шанс. Одним поспешным изящным движением она пересекает порог и проходит в холл.
   – Думаю, нам стоит попытаться заняться этим вместе, – говорит Лорен, держа путь в гостиную. Сработал ее богатый опыт ведения переговоров.
   – Вместе, – повторяет Белинда. В голосе ее звучит явная досада, но она все же трусит вслед за незваной гостьей.
   – Ага, – подтверждает Лорен. – Так мы сможем обойти все улицы быстрее и не тратить время, дублируя друг друга.
   – Но почему, черт возьми, я должна помогать тебе? – спрашивает Белинда.
   – Потому что не помогать мне – значит плюнуть в лицо логике, – заявляет Лорен, стараясь сдерживаться, насколько возможно. – Помогая мне, ты помогаешь самой себе. Это простая констатация факта.
   – Конечно, – отзывается Белинда с сарказмом.
   – О Боже! – стонет Лорен, поддаваясь волне раздражения. – Ты какой-то невероятный кошмар, а не женщина!
   – Ну, мне на ум приходят слова «корова» и «молчать» . – Белинда качает головой в восторге от собственной находчивости.
   – Что? – спрашивает Лорен, не понимая глупого ответа, который должен был оказаться остроумным.
   – Чья бы корова мычала, а ваша бы молчала, – поясняет Белинда; видно, насколько она изнурена.
   – О Боже! – повторяет Лорен, делая движение к входной двери, чтобы отправиться восвояси. – Ты действительно такая… – Она останавливается. – Что за черт… – Лорен смотрит на пол, а потом вверх, потому что потолок начинает дрожать.
   – Это просто грузовик едет мимо, – нервно говорит Белинда, ощущая, как вибрируют ее собственные ноги.
   – Нет, это не грузовик, – произносит Лорен, широко раскрыв глаза.
   Полки за спиной Белинды начинают трястись – они как будто прыгают вверх-вниз, по-прежнему вися на стене. Дешевые стеклянные стаканы из набора высоко подпрыгивают, соскальзывают на пол и разбиваются вдребезги. Громкий треск бьющегося стекла доносится и с кухни, сопровождаемый иным шумом: тарелки выскакивают из шкафов сначала по отдельности, потом на пол падают целые стопки.
   – Землетрясение! – кричит Лорен.
   – Землетрясение! – кричит Белинда.
   Секунду обе стоят, будто приклеенные к месту. Потом, когда книги начинают со сверхъестественной силой лететь с полок, а компьютер ныряет вниз, на пол, их кровь словно вскипает.
   – Терраса! – кричит Белинда.
   – Мы отсюда не выберемся! – кричит Лорен.
   – Стол! – кричат обе, бросаясь головой вперед под маленький, но крепкий дубовый компьютерный стол.
   И едва они там оказываются, землетрясение со всей силой обрушивается на «Casa Mia». Полки падают со стен, кухонные столы разваливаются, стекла выскакивают из оконных рам и разбиваются вдребезги. Крыльцо обваливается, фасад и потолок над столовой для гостей рушатся, пыль и куски черепицы сыплются в нижние комнаты. Внешняя стена Белиндиной террасы трескается. Чуть погодя постройка из дешевого, некачественного цемента, использованного вороватым британским дизайнером, у которого Белинда купила дом, разваливается на куски, увлекая за собой крышу и две другие стены. За какие-то двадцать пять секунд «Casa Mia» рассыпается как колода карт и обе женщины остаются погребенными под обломками.
   Грохот стоит оглушительный. Лязг сминающегося металла, треск ломающихся старых балок, звон разбивающегося стекла: кажется, будто открылись врата ада, позволяя Белинде и Лорен слышать, что происходит внутри. После этого грохота настает короткая передышка. Потом с шумом обрушивается всепоглощающая, все покрывающая собою плотная пыль. А потом воцаряется тишина.
   Белинда первая подает голос. Она кашляет, прочищая горло, но по ошибке глубоко вдыхает и снова наполняет легкие пылью. Это вызывает новую волну кашля: она задыхается и хрипит, очищая нутро и вновь наполняя его превратившимися в пыль внутренностями дома. Наконец она задирает подол своей ночнушки и закрывает им нос и рот. Поры рубашки позволяют дышать, а ткань фильтрует воздух. Лорен не издает ни звука. Ее тело тяжело свалилось Белинде на ногу возле другого конца стола.
   – Лорен? – зовет Белинда. – Лорен? Ты жива? – Ответа нет. Белинда начинает паниковать. Ее сердце бешено бьется, руки дрожат. Внутри все трепещет. – Лорен? Лорен? – Она слегка пинает обмякшее тело. – Лорен?
   – М-м?
   – Ты жива? – спрашивает Белинда.
   – Что?
   – Ты жива? – спрашивает Белинда. – Ты что-нибудь себе повредила?
   – Гм… да… определенно да… Но я перенесу и больше, чем «смертоносное землетрясение», – растягивая слова, произносит Лорен, с трудом принимая сидячее положение посреди груды обломков. – Я землетрясение-устойчивая. Разве я тебе не говорила? – Она начинает кашлять, задыхаясь, пытаясь добыть глоток воздуха.
   – Прикрой рот, – подсказывает Белинда. Лорен натягивает ставшую совсем серой майку и накрывает ею рот, – Дыши медленно.
   Женщины пристально смотрят друг на друга. Обе серые от пыли; она покрывает их лица толстым слоем, будто пористая маска. Только белки глаз ярко блестят среди грязи. Волосы тоже покрыты пылью. Белиндина шевелюра украшена налетом мусора и щепок, насыпавшихся на нее со всех сторон, а пряди Лорен стали толстыми, жесткими и серыми, будто кто-то намазал их обойным клеем. Вытянув вперед ноги и прикрывая рты самодельными масками, они сидят на полу. На босых ступнях Белинды – множество мелких порезов, кровь медленно сочится из них и впитывается в окружающую пыль. У Лорен сломано плечо. Пока еще клокочущее в ее крови возбуждение помогает приглушить страдания, но острая красная игла боли пронзает ее насквозь, стоит лишь пошевелиться. Она старается сидеть неподвижно, насколько это возможно.
   – Как нам отсюда выбраться ? – спрашивает Белинда, передвигаясь под маленьким столом.
   – Понятия не имею, – отвечает Лорен.
   – Оставайся тут, – распоряжается Белинда. – Надо посмотреть, могу ли я вообще двигаться.
   Она встает на четвереньки и пытается выползти из-под стола.
   – Осторожно! – предостерегает Лорен.
   – Я осторожно, – говорит Белинда, высовывая голову. – О Боже! Весь мой дом рухнул! Ничего не осталось. – Кресло ее бывшего мужа свалилось возле стола, она старается сдвинуть его с дороги.
   – Осторожно! – повторяет Лорен.
   – Ты, черт возьми, заткнешься? – шипит Белинда. – Я знаю, что делаю. – Она еще раз толкает кресло, а с ним – весь строительный мусор, наваленный сверху. Он рушится с шумом. Белинда как раз успевает убрать голову обратно под стол, и женщины снова оказываются погребены под обломками.
   – Черт! – говорит Белинда, кашляя и стряхивая пыль с лица.
   – Это была дурацкая идея, – замечает Лорен.
   – Не желаю от тебя ничего больше слышать, – фыркает Белинда. – Похоже, мозги бизнес-леди не очень-то полезны посреди Тосканы.
   Обе сидят молча, осознавая весь ужас своего положения. Они не только застряли здесь и обречены оставаться вместе, пока их не спасут…
   По сути, нет никакой гарантии, что это вообще случится! Как сказал Жан Поль Сартр: «L'enfer, с'est les autres» – «Ад– это другие люди». Обе начинают ясно понимать, что это означает. Лорен вздыхает и хватается за плечо, прислонясь головой к ножке стола.
   – Это ты виновата, – говорит Белинда.
   – Что? – кашляет Лорен.
   – Это ты во всем виновата, – повторяет Белинда.
   – Боже, Белинда, – говорит та, слегка приподнимаясь, – мне, возможно, многое по плечу, но осуществить такое даже я не способна – это под силу только Богу.
   – Я знаю. Но если бы ты не приехала в эту долину, у меня не было бы всех этих проблем и я бы не сидела тут, погребенная заживо вместе с тобой.
   – Тогда ты сидела бы тут, погребенная заживо одна, – говорит Лорен.
   – Именно! – восклицает Белинда с торжеством.
   – Так ты хочешь сказать, что быть погребенной заживо лучше одной, чем со мной?
   – Да.
   – Боже! – вздыхает Лорен. – Ну, я тоже не могу сказать, что в восторге от твоей компании. По правде сказать, в десять раз лучше было бы быть похороненной тут заживо с чертовым Джорджем Бушем, чем пройти через все это с тобой.
   – Незачем ругаться, – замечает Белинда.
   – Иди ты в задницу, – отзывается Лорен. – Я правда так тебе неприятна?
   – Да.
   – А-а.
   – Ты разрушила мою жизнь, – говорит Белинда.
   – Я разрушила твою жизнь? Я разрушила твою жизнь ?
   Не смеши меня! – Она смеется. – По всему выходит, что твоя жизнь была уже достаточно разрушена и до моего приезда.
   – Кто рассказал тебе о неверности моего мужа?
   – О, пэраашу тебя, – отвечает Лорен, взмахнув рукой и немедленно пожалев об этом, так как ее пронизывает острая боль. Она еще сильнее хватается за плечо. – Вряд ли это самый большой секрет в долине.
   – Не думаю, что ты способна понять, что это такое.
   – Почему нет? – спрашивает Лорен. – Мой муж тоже был мне неверен.
   – Я думала, твой муж умер.
   – Это не мешает ему быть неверным.
   – Ну, вообще-то мешает, – говорит Белинда.
   – Ты знаешь, что я имею в виду, – отвечает Лорен несколько устало.
   – Плечо болит?
   – Убийственно, черт возьми, – говорит Лорен.
   – А-а.
   – Как твои ноги?
   – Только слегка покалывает, – говорит Белинда, глядя вниз, на постепенно увеличивающуюся в размерах лужу крови.
   – Как ты думаешь, мы когда-нибудь выберемся отсюда?
   – Не знаю, – говорит Белинда, оглядывая маленькую пыльную нору, в которой они сидят.
   – Они должны прийти, – заверяет Лорен.
   – Ага, – кивает Белинда. Она задирает голову. – На помощь! – кричит она так громко, как только может. От шума гора пыли над ними начинает вибрировать, и сверху валится еще одно огромное облако. – Черт! – кашляет Белинда.
   – Мать твою, – кашляет Лорен, хватаясь за плечо. – Больше, мать твою, так не делай.
   – Не буду, – обещает Белинда, харкая так, что глаза ее наполняются слезами. – Больше ни слова не выкрикну.
   Они сидят молча. Из ран на ногах Белинды продолжает потихоньку сочиться кровь. Сломанное плечо Лорен немеет, а из-за него костенеют и все мышцы на спине и на боку. Обе вздыхают. У них достаточно кислорода, чтобы дышать. У них достаточно кислорода, чтобы видеть друг друга. Но они страдают от боли и не могут двигаться. Они снова вздыхают.
   – Так… – говорит Лорен.
   – Что? – говорит Белинда.
   – Ничего.
   – Что ничего ?
   – Ничего.
   – Ну не надо, – фыркает та. – Это невыносимо, когда кто-нибудь начинает говорить и не договаривает. Так что же?
   – О'кей. Что я сделала, чтобы разрушить твою жизнь?
   – Знаешь…
   – Нет, не знаю.
   – Ну, для начала ты сюда переехала.
   – И мое присутствие разрушило твою жизнь?
   – Для начала ты купила дом, на который я сама имела виды, – говорит Белинда.
   – И давно?
   – Пять лет.
   – О-о! – Лорен смеется и снова кашляет. – А ты быстро действуешь!
   – Заткнись, – морщится Белинда. – В любом случае ты переехала сюда и открыла конкурирующий пансионат.
   – Мой дом не имеет с твоим ничего общего. Как он может быть конкурирующим пансионатом? – спрашивает Лорен. – Нет, серьезно: у нас даже клиенты разные! Меня интересуют люди, которые останавливаются на месяц, пишут книги, занимаются йогой, пользуются электронной почтой. Тебе нужны туристы, которые быстро съезжают.
   – Ты все равно моя соперница, – бормочет Белинда, – как бы ты на это ни смотрела.
   – Я твоя соперница в обществе.
   – Вот уж неправда, – фыркает Белинда.
   – Правда.
   – Нет, неправда!
   – Ну, объясни мне, почему – вот именно, почему – ты была так враждебно настроена, когда я приехала в долину?
   – Это не так.
   – Если это не враждебность, то странно, что у тебя вообще есть друзья.
   – Уже нет – благодаря тебе.
   – Конечно же, они есть, – утверждает Лорен.