Страница:
День медленно тянется к вечеру, и компания за столиком эмигрантов начинает шумно покидать заведение. – Прошу всех к нам домой, – бормочет Дерек, слегка спотыкаясь на словах. – Мне бы очень хотелось услышать мнение Хоуарда о крыше.
– И мы могли бы спеть что-нибудь, – с надеждой говорит Барбара.
– По правде сказать, нам, пожалуй, пора возвращаться, – отвечает Мэри. – У нас там бельгийцы живут. Не так ли, мам?
Уже как будто готовая уйти, Белинда неожиданно берет свой стул, тащит его по каменному полу, – при этом она похожа на медленно движущегося краба, – и паркуется возле столика Лорен и Кайла.
– Привет, народ, – говорит она улыбаясь: лицо у нее круглое, розовое и блестящее, как пляжный мяч. – Надеюсь, вы не возражаете, если я к вам присоединюсь.
– Нет, – отвечает Лорен. – Пожалуйста, тащите свой стул сюда.
– Э-э… хорошо. – Белинда смущенно смотрит на свой стул. – Я уже притащила.
– А-а, ну, значит, притащили, – говорит Лорен.
– Как вообще дела? – спрашивает Белинда, потирая пухлые руки. Теперь, когда она присела за их столик, можно поспорить, что слишком быстро уходить она не собирается. – Меня очень впечатлило, что вам удалось заставить своих строителей работать в воскресенье. Это ведь католическая страна, и начать шевелиться в Господний день они обычно соглашаются только ради места в раю. – Белинда сдавленно смеется.
– Да, вы правы. Но, боюсь, моей заслуги тут нет. Этого эффекта добился мой архитектор.
– О Боже! – восклицает Белинда, шлепая себя по бедрам. – Вы наняли архитектора?
Мэри навострила уши. Понимая, что мать вот-вот начнет пространные разглагольствования, она подходит сзади и кладет руки на спинку ее стула, как бы невзначай. Кайл улыбается ей. Она чувствует, как краснеют Щеки, но ей удается выдавить из себя ответную улыбку.
– Да, – подтверждает Лорен. – Я нахожу, что все становится гораздо проще, если пользоваться услугами архитектора.
Не думаю, что он вам здесь понадобится, – продолжает Белинда, очень довольная собой. – Итальянцы столь художественны… ужасно, ужасно художественны. Им, правда, не нужно руководство или что-нибудь вроде того. Я хочу сказать, я поняла бы, если бы мы были в Англии. – Она смеется. – Или в Америке. Но здесь… искусство – в их душе. Оно в их крови, это их природа. Они им дышат. Они им живут! Я хочу сказать, ведь это страна Микеланджело!
– Я хорошо это знаю, – улыбается Лорен.
– Но если вам некуда девать деньги, – Белинда откидывается на спинку стула и склоняет голову набок, – полагаю, это ваше дело. Но возьмите моего плотника, моего каменщика и моего жестянщика – и они сумеют сделать эту работу так же хорошо. И не говорите мне, что я вас не предупреждала! – Она постукивает пальцем по крылу своего короткого, блестящего розового носа.
– Спасибо вам за заботу, – говорит Лорен, поднимаясь, чтобы уйти. – Пойдем, Кайл, – говорит она и забирает несколько евро с белого блюдца на столе. – Нам правда пора возвращаться.
– Конечно, мама, – Кайл бросает взгляд на Мэри. – Увидимся? – говорит он.
– Может быть, – отвечает Мэри.
– Но с другой стороны, – продолжает Белинда, – полагаю, с вами все по-другому.
– Простите ?-спрашивает Лорен, глядя на нее сверху вниз.
– С вами все должно быть по-другому, – повторяет Белинда, глядя снизу вверх.
– Почему? – спрашивает Лорен.
– Ну, потому что вы открываете отель.
– Отель?
– Да, – говорит Белинда. – Ну, знаете, отель. Полагаю, это должно быть сложно.
– Я открываю не отель, – говорит Лорен, проводя рукой по волосам.
– Не отель?
– Нет, – коротко отрезает Лорен. – Откуда, черт возьми, вы это взяли?
– О! – говорит Белинда, ее щеки покрываются темно-розовым румянцем. – Так вы открываете не отель?
– Нет, я открываю пансионат.
– Пансионат? – заикаясь, выговаривает Белинда.
– Да, – подтверждает Лорен. – Вполне в вашем амплуа, – добавляет она, сопровождая свои слова одной из своих очень особенных улыбок. – Только гораздо более гламурный.
Mercoledi:среда
Clima: fa caldo (Жарко!Жарко! Жарко!)
О Боже, кажется, я целых две с половиной недели ничего не писала в дневнике – впрочем, учитывая, как сильно мы с Марией были заняты по дому, это не должно удивлять. С тех пор как уехали мои замечательные бельгийцы, отдохнувшие, с улыбками на лицах и весной в походке, вилла все время была более или менее полна народу. У меня были австрийцы, французы и две пары британцев, которые поделились со мной всеми новостями о моем прежнем доме. Оказывается, цены на недвижимость сейчас так высоки, что никто больше не может себе позволить купить жилье. Все, что я могу сказать: всегда приятно, когда тебе лишний раз напоминают, почему ты оттуда уехала!
Очевидно, что мой приоритет как хозяйки – это мои постояльцы, поэтому я не могла помогать нашей новой americana, приехавшей в долину, Лорен, так много, как мне хотелось бы. Но я знаю от Барбары и Дерека, – У которых, кажется, времени в достатке, раз они в курсе всех новостей, – что у нее возникли небольшие трудности с ее домиком. Кажется, кто-то сообщил об ее деятельности по реконструкции здания в сотипе 80, и оттуда прислали инспекцию: проверить, не следует ли сохранить для нации фрески над окном в маленькой часовне рядом с домом. Надеюсь, что следует. Не странно ли? Почему кто-то, приехав в прекрасную страну вроде этой, старается изо всех сил разрушить ее культуру? Это выше моего понимания.
Но, как бы там ни было, Лорен, кажется, довольно быстро справилась со своими неприятностями на почве исторического наследия и теперь дальше занимается обустройством. Судя по тому, что вчера доставили плитку для кухни, позавчера – медные трубы для канализации, а сегодня утром – нечто похожее на душ и новую ванную, она продвигается вперед, как бульдозер, только с головокружительной скоростью.
Переходя к более приятным новостям, скажу, что сегодня днем приехали наши прежние постояльцы. Майор и миссис Честер – самая что ни на есть замечательная пара, они останавливаются у меня постоянно, с прошлого года. Они нашли «Casa Mia» через объявление, которое я поместила в «Санди телеграф», и с тех пор они – одни из самых верных моих клиентов. Они приезжают на неделю в одно и. то же время каждый год. Майор – мой собрат: он тоже художник и акварелист, поэтому я с нетерпением жду, когда начнутся наши долгие совместные прогулки в горы, когда я буду целые дни проводить в его компании, разговаривая о технике, красках и кистях. Увы, его жена не разделяет нашей passione 81, но всегда с удовольствием сидит под зонтиком возле бассейна с каким-нибудь легким чтивом о руках (это действительно легкое чтиво!) и за этим занятием проводит свои дни.
Мария, кажется, чувствует себя просто превосходно. Она освоила сервировку завтрака и обслуживание комнат более или менее в совершенстве. Хотя мне еще придется последить за ее кулинарным искусством. Если я правильно помню, майор придает очень большое значение еде. Или ему просто так понравилась моя стряпня! Кстати, о стряпне…
Салат «Сasa Mia»
Это блюдо столь вкусно, что из-за него мне порой хочется забыть о своем английском гражданстве и сделать вид, что в моих жилах, в моем страстном теле течет полноценная красная итальянская кровь! И все готовится из ингредиентов, которые чудесные фермеры выращивают здесь. Не знаю, что такое содержится в итальянских помидорах, но когда мы с Марией покупаем их на mercato, то часто еле удерживаемся. Нам приходится открывать пакет в машине и нырять туда. Они такие соблазнительные, что есть их следовало бы в сокровенном уединении! К счастью, в этом сказочном блюде помидоры достаточно укрощены, чтобы пощадить вашу скромность!
помидоры
авокадо
моццарелла (помните, самая лучшая – это bufala 82)
оливковое масло
самый дорогой ароматный уксус (поверьте мне, женщине, которая всего однажды сделала подобную ошибку: если поскупитесь, ощутите явную разницу!)
По этому рецепту ничего не надо взвешивать и отмерять! Когда дело дойдет до пропорций, просто импровизируйте, выражайте себя, как вам нравится. Порежьте тонкими ломтиками помидоры, авокадо и моццареллу, выложите их на блюдо и сбрызните сверху (ну не забавно ли: уже никто больше не «поливает» салаты!) маслом и уксусом. Это так просто. Это так по-итальянски. Этот салат всегда выглядит неожиданно.
Подавайте с элегантной улыбкой, волосы должны быть распущены.
Глава 5
– И мы могли бы спеть что-нибудь, – с надеждой говорит Барбара.
– По правде сказать, нам, пожалуй, пора возвращаться, – отвечает Мэри. – У нас там бельгийцы живут. Не так ли, мам?
Уже как будто готовая уйти, Белинда неожиданно берет свой стул, тащит его по каменному полу, – при этом она похожа на медленно движущегося краба, – и паркуется возле столика Лорен и Кайла.
– Привет, народ, – говорит она улыбаясь: лицо у нее круглое, розовое и блестящее, как пляжный мяч. – Надеюсь, вы не возражаете, если я к вам присоединюсь.
– Нет, – отвечает Лорен. – Пожалуйста, тащите свой стул сюда.
– Э-э… хорошо. – Белинда смущенно смотрит на свой стул. – Я уже притащила.
– А-а, ну, значит, притащили, – говорит Лорен.
– Как вообще дела? – спрашивает Белинда, потирая пухлые руки. Теперь, когда она присела за их столик, можно поспорить, что слишком быстро уходить она не собирается. – Меня очень впечатлило, что вам удалось заставить своих строителей работать в воскресенье. Это ведь католическая страна, и начать шевелиться в Господний день они обычно соглашаются только ради места в раю. – Белинда сдавленно смеется.
– Да, вы правы. Но, боюсь, моей заслуги тут нет. Этого эффекта добился мой архитектор.
– О Боже! – восклицает Белинда, шлепая себя по бедрам. – Вы наняли архитектора?
Мэри навострила уши. Понимая, что мать вот-вот начнет пространные разглагольствования, она подходит сзади и кладет руки на спинку ее стула, как бы невзначай. Кайл улыбается ей. Она чувствует, как краснеют Щеки, но ей удается выдавить из себя ответную улыбку.
– Да, – подтверждает Лорен. – Я нахожу, что все становится гораздо проще, если пользоваться услугами архитектора.
Не думаю, что он вам здесь понадобится, – продолжает Белинда, очень довольная собой. – Итальянцы столь художественны… ужасно, ужасно художественны. Им, правда, не нужно руководство или что-нибудь вроде того. Я хочу сказать, я поняла бы, если бы мы были в Англии. – Она смеется. – Или в Америке. Но здесь… искусство – в их душе. Оно в их крови, это их природа. Они им дышат. Они им живут! Я хочу сказать, ведь это страна Микеланджело!
– Я хорошо это знаю, – улыбается Лорен.
– Но если вам некуда девать деньги, – Белинда откидывается на спинку стула и склоняет голову набок, – полагаю, это ваше дело. Но возьмите моего плотника, моего каменщика и моего жестянщика – и они сумеют сделать эту работу так же хорошо. И не говорите мне, что я вас не предупреждала! – Она постукивает пальцем по крылу своего короткого, блестящего розового носа.
– Спасибо вам за заботу, – говорит Лорен, поднимаясь, чтобы уйти. – Пойдем, Кайл, – говорит она и забирает несколько евро с белого блюдца на столе. – Нам правда пора возвращаться.
– Конечно, мама, – Кайл бросает взгляд на Мэри. – Увидимся? – говорит он.
– Может быть, – отвечает Мэри.
– Но с другой стороны, – продолжает Белинда, – полагаю, с вами все по-другому.
– Простите ?-спрашивает Лорен, глядя на нее сверху вниз.
– С вами все должно быть по-другому, – повторяет Белинда, глядя снизу вверх.
– Почему? – спрашивает Лорен.
– Ну, потому что вы открываете отель.
– Отель?
– Да, – говорит Белинда. – Ну, знаете, отель. Полагаю, это должно быть сложно.
– Я открываю не отель, – говорит Лорен, проводя рукой по волосам.
– Не отель?
– Нет, – коротко отрезает Лорен. – Откуда, черт возьми, вы это взяли?
– О! – говорит Белинда, ее щеки покрываются темно-розовым румянцем. – Так вы открываете не отель?
– Нет, я открываю пансионат.
– Пансионат? – заикаясь, выговаривает Белинда.
– Да, – подтверждает Лорен. – Вполне в вашем амплуа, – добавляет она, сопровождая свои слова одной из своих очень особенных улыбок. – Только гораздо более гламурный.
Mercoledi:среда
Clima: fa caldo (Жарко!Жарко! Жарко!)
О Боже, кажется, я целых две с половиной недели ничего не писала в дневнике – впрочем, учитывая, как сильно мы с Марией были заняты по дому, это не должно удивлять. С тех пор как уехали мои замечательные бельгийцы, отдохнувшие, с улыбками на лицах и весной в походке, вилла все время была более или менее полна народу. У меня были австрийцы, французы и две пары британцев, которые поделились со мной всеми новостями о моем прежнем доме. Оказывается, цены на недвижимость сейчас так высоки, что никто больше не может себе позволить купить жилье. Все, что я могу сказать: всегда приятно, когда тебе лишний раз напоминают, почему ты оттуда уехала!
Очевидно, что мой приоритет как хозяйки – это мои постояльцы, поэтому я не могла помогать нашей новой americana, приехавшей в долину, Лорен, так много, как мне хотелось бы. Но я знаю от Барбары и Дерека, – У которых, кажется, времени в достатке, раз они в курсе всех новостей, – что у нее возникли небольшие трудности с ее домиком. Кажется, кто-то сообщил об ее деятельности по реконструкции здания в сотипе 80, и оттуда прислали инспекцию: проверить, не следует ли сохранить для нации фрески над окном в маленькой часовне рядом с домом. Надеюсь, что следует. Не странно ли? Почему кто-то, приехав в прекрасную страну вроде этой, старается изо всех сил разрушить ее культуру? Это выше моего понимания.
Но, как бы там ни было, Лорен, кажется, довольно быстро справилась со своими неприятностями на почве исторического наследия и теперь дальше занимается обустройством. Судя по тому, что вчера доставили плитку для кухни, позавчера – медные трубы для канализации, а сегодня утром – нечто похожее на душ и новую ванную, она продвигается вперед, как бульдозер, только с головокружительной скоростью.
Переходя к более приятным новостям, скажу, что сегодня днем приехали наши прежние постояльцы. Майор и миссис Честер – самая что ни на есть замечательная пара, они останавливаются у меня постоянно, с прошлого года. Они нашли «Casa Mia» через объявление, которое я поместила в «Санди телеграф», и с тех пор они – одни из самых верных моих клиентов. Они приезжают на неделю в одно и. то же время каждый год. Майор – мой собрат: он тоже художник и акварелист, поэтому я с нетерпением жду, когда начнутся наши долгие совместные прогулки в горы, когда я буду целые дни проводить в его компании, разговаривая о технике, красках и кистях. Увы, его жена не разделяет нашей passione 81, но всегда с удовольствием сидит под зонтиком возле бассейна с каким-нибудь легким чтивом о руках (это действительно легкое чтиво!) и за этим занятием проводит свои дни.
Мария, кажется, чувствует себя просто превосходно. Она освоила сервировку завтрака и обслуживание комнат более или менее в совершенстве. Хотя мне еще придется последить за ее кулинарным искусством. Если я правильно помню, майор придает очень большое значение еде. Или ему просто так понравилась моя стряпня! Кстати, о стряпне…
Салат «Сasa Mia»
Это блюдо столь вкусно, что из-за него мне порой хочется забыть о своем английском гражданстве и сделать вид, что в моих жилах, в моем страстном теле течет полноценная красная итальянская кровь! И все готовится из ингредиентов, которые чудесные фермеры выращивают здесь. Не знаю, что такое содержится в итальянских помидорах, но когда мы с Марией покупаем их на mercato, то часто еле удерживаемся. Нам приходится открывать пакет в машине и нырять туда. Они такие соблазнительные, что есть их следовало бы в сокровенном уединении! К счастью, в этом сказочном блюде помидоры достаточно укрощены, чтобы пощадить вашу скромность!
помидоры
авокадо
моццарелла (помните, самая лучшая – это bufala 82)
оливковое масло
самый дорогой ароматный уксус (поверьте мне, женщине, которая всего однажды сделала подобную ошибку: если поскупитесь, ощутите явную разницу!)
По этому рецепту ничего не надо взвешивать и отмерять! Когда дело дойдет до пропорций, просто импровизируйте, выражайте себя, как вам нравится. Порежьте тонкими ломтиками помидоры, авокадо и моццареллу, выложите их на блюдо и сбрызните сверху (ну не забавно ли: уже никто больше не «поливает» салаты!) маслом и уксусом. Это так просто. Это так по-итальянски. Этот салат всегда выглядит неожиданно.
Подавайте с элегантной улыбкой, волосы должны быть распущены.
Глава 5
– Perfetto 83, – говорит Мэри. Она кладет телефонную трубку и поворачивается к матери.
– Ну? Что они сказали? – спрашивает Белинда: голова ее вытянулась вперед, как у черепахи, голубые глаза возбужденно блестят. – Они согласились? Они приедут посмотреть еще раз? Конечно же, они приедут посмотреть еще раз! Они ведь должны! Ты сказала им? Что они сказали?
– Гм… – Мэри проводит рукой по своим длинным темным волосам, собираясь с мыслями.
– Что? – выпытывает Белинда, делая шаг вперед. – Что? Ну отвечай же, что они сказали? Они закрывают ее? Они должны закрыть ее. Правда? Скорее, Мэри. Скажи мне.
Мэри пытается сбежать, отступая в сторону, но мать наступает и практически пригвождает дочь к стене. Их лица находятся так близко, что Мэри чувствует на своей щеке влажное дыхание матери. Она видит россыпь черных угрей по всему ее носу и блестящее пятно розовой кожи, которое та пропустила, когда шпаклевала лицо косметикой сегодня утром.
С того самого звонка в comune на прошлой неделе, когда совету доложили, что Лорен Мак-Магон нарушает строительные правила и угрожает закрасить фрески в часовне, примыкающей к дому, Белинда напустила на себя преувеличенно демонический вид. Она напоминает воительницу на поле битвы. Ее действия стали быстрыми, решения – решительными, настроение – маниакальным. Одержимая стремлением контролировать все, что происходит в «Casa Padronale», она еще находила время для многочисленных рейдов в тратторию Джованны, чтобы обсудить, осудить и проанализировать каждую мелочь в переустройстве этого дома с любым, кто только готов слушать, – иными словами, с Хоуардом, который может слушать кого угодно до тех пор, пока ему покупают выпивку.
Все это резко отличается от ее поведения неделю назад. Тогда, осознав для себя всю масштабность планов Лорен насчет пансионата, за воскресным ленчем у Джованны, Белинда, казалось, была подавлена и впала в тихое, созерцательное настроение. Склонная к театральным жестам в стиле фильма «Вздымающийся ад», Белинда, столкнувшись с таким бытовым несоответствием, начала заниматься самокопанием, которое весьма беспокоило окружающих. Вернее, беспокоилась по этому поводу дочь, на памяти которой мать в последний раз стала столь немногословной сразу же после того, как увидала скачущие ягодицы своего мужа и услыхала сладострастные стоны бывшей ближайшей соседки.
И вот теперь, пригвожденная к стене, столкнувшись с энтузиазмом матери в выполнении ее коварного плана, Мэри не уверена, с каким из ее настроений проще иметь дело.
– Ради Бога, ответь мне, что эти слабоумные ублюдки тебе сказали! – восклицает Белинда, размахивая в воздухе своими короткими ручками, качая головой и отступая.
– Мама! – говорит Мэри, отклеиваясь от стены. – Успокойся.
– О, заткнись, дорогая. Не будь дурой, – отвечает Белинда, вздергивая накладными плечами. – В любви и на войне все средства хороши, а это определенно война.
– Ну, – говорит Мэри, садясь на подлокотник любимого кресла своего отца, – они были очень любезны. Они поблагодарили меня за мой третий подряд звонок по поводу фресок Валь-ди-Санта-Катерина и сказали, что уже ездили осматривать указанное место. Они остановили попытку превратить часовню в комплекс ванных комнат. Что же касается прекращения работ во всем здании, они не считают, что для таких решительных мер достаточно оснований.
– Недостаточно оснований? – Белинда резко поворачивается на подошвах своих шлепанцев с подсолнухами и принимается пялиться из окна балкона. – Я им дам «недостаточно оснований»! Разграбление культуры! Это разграбление культуры. Разграбление культуры… и надругательство над нашим национальным достоянием. Итальянским национальным достоянием. Нашим национальным достоянием. Европейским национальным достоянием. – Она поворачивается: – Ты сказала им, что она американка?
– Гм… да. Я сказала в точности то, что ты мне велела сказать. Что это «культурная экспансия». Но они сказали, что фрески были написаны в семидесятых годах одним из членов семьи владельца и потому не представляют подлинной культурной ценности.
Культурная ценность – это все очень относительно, – отвечает Белинда, держа руки на бедрах. – Я хочу сказать: что, в долине есть еще Другие фрески? Думаю, что нет. Следовательно, хоть они и не имеют культурной ценности, если сравнивать с чем-нибудь вроде Сикстинской капеллы, но зато имеют культурную ценность в этой местности. Которая, надо заметить, может похвастать всего лишь одной этрусской могилой да магазином стильной обуви – и это в радиусе десяти миль. Если сравнивать с остальной Тосканой, мать твою, чертовски мало, тебе не кажется? Подумать только, ведь даже магазин скидок «Прада» в часе езды отсюда! – Белинда говорит на повышенных тонах, вены на ее толстой, в складках шее надуваются. – Ты сказала им все это?
– Гм… нет, по правде говоря, нет, – бормочет Мэри, распутывая нитки вдоль проймы своей белой майки.
– Не думаю, что тебе хватило твоего итальянского для этого разговора. Не хватило? – делает предположение Белинда. – Честно говоря, если нужно сделать дело… – Она подходит к своему столу и копается в каких-то бумагах. Нагибается, пыхтя, как медленно спускающее колесо, и выдвигает тяжелый ящик. В нем полно маленьких китайских стеклянных фигурок в пузырчатой пластиковой упаковке и старые английские газеты, – это остатки ее прежней жизни в Британии. Белинда так и не решилась выставить их на всеобщее обозрение в своем новом доме, и чем дольше они лежат в ящике, тем меньше у них шансов когда-либо увидеть дневной свет. Она ставит большого тибетского спаниеля в голубом слюнявчике, с симпатичным розовым языком, на плиточный пол и затем находит то, что искала, – большой желтый линованный блокнот, в котором до сих пор сохранился список покупок со времен ее жизни в Тиллинге и регулярных поездок в супермаркеты «Асда». – Итак, – объявляет она и выпрямляется. Бросив взгляд на список – «консервированные дольки персика и пачка фарша», – она отрывает верхний диет и бросает его в мусорную корзину. – Мне следовало сделать это несколько недель назад, – говорит она. – Признаться, какая же Я дура! Я собираюсь написать ходатайство.
– Ходатайство? – Мэри поднимает голову от своей майки.
– Ага. – Белинда роется в куче ручек в банке на столе и калякает что-то на уголке блокнота, пытаясь обнаружить, которая из них пишет.
– О чем ты собираешься ходатайствовать?
– О спасении фресок Санта-Катерина, конечно же, – говорит Белинда, хмурясь от непонятливости дочери.
– А-а, – отзывается Мэри. – Ты уверена?
– Что значит, уверена ли я? В любви и на войне все средства хороши, – настаивает Белинда, все еще расписывая ручки. – А это война.
– Как скажешь.
– Ну, по крайней мере я делаю хоть что-то, чтобы спасти наш достаток, – говорит Белинда, поднимая голову. – Если тебя интересует карьера в телемагазине, можешь продолжать распарывать свою маечку. Однако если ты хочешь остаться здесь, ты могла бы мне помочь.
– Ну, если ты уверена, что это принесет какую-нибудь пользу.
– На самом деле все, что нам нужно, – это чтобы Дерек, Барбара и Хоуард были на нашей стороне. Это уже половина долины за нас. – Она делает паузу. – Мы можем также попросить некоторых итальянцев, – разговаривает она сама с собой. – А потом, может быть, сможем пристыдить ее и заставить все прекратить.
– Она не похожа на женщину, которую легко пристыдить.
– А я похожа на женщину, которая легко проигрывает? – восклицает Белинда, с успехом щелкая Ручкой.
– Нет.
– Нет, – соглашается Белинда. – Я собираюсь позвонить Дереку.
Отстраняя Мэри, Белинда набирает номер Дерека кончиком шариковой ручки и ждет. После, казалось бы, бесконечной череды монотонных гудков кто-то наконец подходит к телефону.
– Finalmente 84, Дерек, – заявляет Белинда в трубку с одной из своих самых радостных интонаций. – Это Контесса.
– О, привет, Белинда, – говорит Барбара, тяжело дыша. – Боюсь, это я. Фу-у! – Белинда слышит, как она шлепает грудью по телефону. – Я бежала через всю террасу. Понятия не имею, куда Дерек дел чертов радиотелефон.
– А, понятно. – Белинда щелкает ручкой. – Надеюсь, я тебя ни от чего не отрываю.
– О, нет, я тут загораю, а Дерек обсуждает какие-то новые работы с Джанфранко.
– А, понятно. Франко… – Белинда снова щелкает ручкой. – Ну, я звоню по поводу Лорен Мак-Магон.
– А-а-а. Ты тоже идешь? – Барбара в восторге.
– Иду? Куда иду? – спрашивает Белинда, навострив уши и быстро поймав взгляд Мэри.
– К Лорен, – продолжает Барбара, щелкая ногтями: она вычищает из-под них лосьон для загара. – Я думаю, будет здорово. Соберется вся долина. Похоже, будет прием.
– А-а. Прием, говоришь?
– Гм-м… да. Лорен продолжает делать вид, что это всего лишь дружеская вечеринка, просто кое-кто из долины. Она говорит, что мы с Дереком не должны ожидать от этого вечера слишком многого…
– Так и говорит?
– Да, но у меня такое чувство, что это что-то вроде новоселья. Как ты думаешь? Что она тебе сказала?
– Что Лорен сказала мне ? – говорит Белинда, резко щелкая ручкой шесть раз подряд. – Боже мой! Она столько всего говорит.
– Я знаю, – соглашается Барбара, все еще щелкая ногтями. – Она всегда такая забавная, правда? По правде сказать, она немного похожа на тебя, – рассеянно добавляет она, – ну, тоже забавная. Только она немного более…
– Да-да, мы болтаем почти каждый день, – перебивает Белинда.
– Я знала, что так и будет, – соглашается Барбара.
– Ты уверена, что я тебя ни от чего не отрываю? – говорит Белинда раздраженно: внимание Барбары принадлежит ей не всецело.
– О, прости, – говорит Барбара. – Я была за мили отсюда, просто смотрела, как Франко… О, и Дерек идет к дому… Ку-ку! – кричит она. Белинда вздрагивает. – Дерек! Дерек! Дорогой! Контесса звонит! Скорее! Она хочет поговорить с тобой о вечеринке у Лорен!
Раздается стук: Барбара кладет трубку на стол. Белинда пытается что-нибудь расслышать, плотно прижимая ухо к трубке и сутуля плечи, но все, что ей удается уловить, – это хихиканье Барбары и низкие, рычащие итальянские перекаты голоса Франко, которые эхом разносятся в холле.
– Алло? – раздается дыхание Дерека. После минутного треска все смолкает: Дерек плотно прижимает трубку к уху. Белинда отодвигает свою. – Так ты, выходит, завтра идешь?
– Завтра? – говорит Белинда так, будто только что села на что-то острое.
– Да, на вечеринку к Лорен, – продолжает он. – Наверное, весело будет.
Ах, Боже мой, это! – восклицает Белинда. – Ну, все зависит от того, насколько мы будем заняты. Ты же знаешь, пик сезона и все такое, Дерек. А, как ты понимаешь, успешное заведение вроде моего не может управляться само собой, правда? – Нет, действительно, не может, -соглашается Дерек. – Но это событие на всю долину, – продолжает он. – А поскольку ты Контесса, то какая же это будет вечеринка, если ты не покажешь на ней свое личико, ну какая же вечеринка?
– Ты думаешь? – Белинда крутит случайную прядь волос у себя за ухом.
– Я уверен, – говорит Дерек. – Так зачем ты звонила, дорогая?
– О, ничего срочного, – усмехается Белинда. – Просто проверить, вас тоже пригласили на торжество к Лорен?
– Будь спокойна, пригласили. Так мило с твоей стороны беспокоиться о нас. Но не думаю, что существую! строгие приглашения, – смеется он. – Мне кажется, соберется вся долина. Понятия не имею, где все это будет проходить… Значит, увидимся завтра?
– Разумеется, – говорит Белинда, плечи ее при этом подпрыгивают к ушам. – Жду не дождусь. Arrivadeary;
– Arrivadeary!
Белинда кладет трубку и замирает, рука остается на телефоне, лицо сморщено в задумчивости.
– У нее вечеринка, – говорит она тихо. – Americana устраивает вечеринку.
– О, не беспокойся, мам, – говорит Мэри, подходя ближе, кладя руку на плечо матери и осторожно, мягко его сжимая. – Я уверена, она хотела нас пригласить.
– Вся долина приглашена, – шепчет Белинда, все еще вперившись глазами в телефон. – Она пригласила всю долину, но не меня. Не нас, – поправляет она, поворачиваясь лицом к Мэри. – Она не сочла нужным нас пригласить.
Голубые глаза Белинды блестят. Она начинает вышагивать туда-сюда по гостиной. Красно-бело-синяя цветастая юбка шелестит в такт движениям, правое накладное плечо медленно сползает по рукаву майки и падает на пол, когда она в последний раз разворачивается. – Мы должны пойти, что бы ни случилось, – заявляет она, выглядя при этом чрезвычайно довольной собой.
– Ты уверена? – спрашивает Мэри. – Я хочу сказать…
– Ну, ты же сама сказала: она просто забыла нас пригласить, – Белинда глуха к любым возражениям. – Это бывает. Я хочу сказать, я и сама такое допускала раньше и, поскольку я тоже хозяйка, то понимаю, что такие вещи случаются. Что значит такой пустяк, как приглашение, между друзьями?
– Но у нас нет приглашения, – настаивает Мэри. – Что, если она не хотела нас приглашать?
– О, не будь глупой, дорогая, – говорит Белинда. – Она пригласила всю долину – собственно, мою долину. Невозможно устроить вечеринку в моей долине, не пригласив меня. Это смешно! Очевидно, что бедняжка допустила ошибку, но, как взрослый человек, я готова простить ей эту неловкость и посетить ее вечеринку. Это так просто.
– Но сегодня днем приезжает майор Честер. Мы не можем оставить его и его жену одних завтра – они ждут, что им каждый вечер будут подавать ужин.
– Успокойся, Мэри. Майор Честер – это практически семья, он не будет возражать, если мы поедем на вечеринку. В любом случае у меня есть своя жизнь, я не могу развлекать всех гостей одновременно. Они называют себя отдыхающими – вот пусть идут и отдыхают, Не прибегая к моей помощи. И не думай, что ты останешься присматривать за ними. Ты идешь Со мной.
– Ты правда думаешь, что это хорошая мысль? – спрашивает Мэри тоном, близким к мольбе.
– Да, я так думаю. И больше никаких споров, – отрезает Белинда, отправляясь на кухню, дабы обозначить, что дискуссия окончена. – Ты застелила постель майору?
– Да.
– Как следует?
– Да, как следует.
– Ты положила чистые полотенца?
– Да.
– Хорошо. Не могла бы ты пройтись с веником по первому этажу?
Пока Мэри подметает, мать шествует по террасе с биноклем на шее. Она обходит свою собственность, как животное, метящее территорию, останавливаясь на выгодных позициях, чтобы ближе и тщательнее разглядеть, что происходит на той стороне холма. Она смотрит, как желтые строительные машины карабкаются туда-сюда по подъездной дорожке, покрывая ее слоями гравия. Ей виден поток маленьких белых грузовичков, которые завозят в дом деловитых людей. Пока она наблюдает, один из грузовиков застревает в начале подъездной дорожки. Белинда улыбается. Чем больше усилий прилагает водитель, чтобы выбраться из грязи, тем лучше она себя чувствует.
– Ты знаешь? – говорит она громко. – Знаешь, Мария, дорогая…
– Мм-м, – отвечает Мэри, сметая пыль и волосы с балкона.
– …пожалуй, участок вокруг бассейна надо почистить. Интересно, нам удастся заполучить сюда Франко сегодня днем? – Она поворачивается лицом к балкону с окном и к кухне. – Мм-м… Как ты думаешь, Мария?
– Думаю о чем? – бормочет Мэри, опираясь на швабру.
– О том, чтобы пригласить сегодня днем Франко. Чтобы он выполнил кое-какую работу.
– Ну хорошо, Франко, – колеблется Мэри. – Гм ,. Ну, если ты считаешь, что тебе это нужно.
– Мне правда нужно. От него ужасно много пользы. – Белинда снова отправляется к телефону, на ходу поправляя накладные плечи.
Пока громкий, ломаный итальянский матери дребезжит где-то на заднем плане, Мэри накрывает на террасе стол для ленча. И вправду с мастерством профессионала она ловко раскладывает ломти белого хлеба и сыра, расставляет тарелки с нарезанными помидорами. Загоревшая, порозовевшая со времени своего приезда, Мэри теперь разительно отличается от того прозрачного, будто из-под земли выкопанного существа, которое ее мать подобрала на станции почти месяц назад. Бегая вверх-вниз по лестнице, чтобы поменять простыни и разобрать постели в комнатах гостей, она окрепла и приобрела хорошую форму. Возя тяжелые подносы, нагруженные тарелками с недоеденными макаронами с сыром, нарастила мышцы на руках. Но эти перемены были едва уловимыми, постепенными, и Мэри не заметила, как они произошли. Она обратила внимание только на свой загар, золотистый и ровный, но все прочие случившиеся метаморфозы прошли мимо нее.
– Ну? Что они сказали? – спрашивает Белинда: голова ее вытянулась вперед, как у черепахи, голубые глаза возбужденно блестят. – Они согласились? Они приедут посмотреть еще раз? Конечно же, они приедут посмотреть еще раз! Они ведь должны! Ты сказала им? Что они сказали?
– Гм… – Мэри проводит рукой по своим длинным темным волосам, собираясь с мыслями.
– Что? – выпытывает Белинда, делая шаг вперед. – Что? Ну отвечай же, что они сказали? Они закрывают ее? Они должны закрыть ее. Правда? Скорее, Мэри. Скажи мне.
Мэри пытается сбежать, отступая в сторону, но мать наступает и практически пригвождает дочь к стене. Их лица находятся так близко, что Мэри чувствует на своей щеке влажное дыхание матери. Она видит россыпь черных угрей по всему ее носу и блестящее пятно розовой кожи, которое та пропустила, когда шпаклевала лицо косметикой сегодня утром.
С того самого звонка в comune на прошлой неделе, когда совету доложили, что Лорен Мак-Магон нарушает строительные правила и угрожает закрасить фрески в часовне, примыкающей к дому, Белинда напустила на себя преувеличенно демонический вид. Она напоминает воительницу на поле битвы. Ее действия стали быстрыми, решения – решительными, настроение – маниакальным. Одержимая стремлением контролировать все, что происходит в «Casa Padronale», она еще находила время для многочисленных рейдов в тратторию Джованны, чтобы обсудить, осудить и проанализировать каждую мелочь в переустройстве этого дома с любым, кто только готов слушать, – иными словами, с Хоуардом, который может слушать кого угодно до тех пор, пока ему покупают выпивку.
Все это резко отличается от ее поведения неделю назад. Тогда, осознав для себя всю масштабность планов Лорен насчет пансионата, за воскресным ленчем у Джованны, Белинда, казалось, была подавлена и впала в тихое, созерцательное настроение. Склонная к театральным жестам в стиле фильма «Вздымающийся ад», Белинда, столкнувшись с таким бытовым несоответствием, начала заниматься самокопанием, которое весьма беспокоило окружающих. Вернее, беспокоилась по этому поводу дочь, на памяти которой мать в последний раз стала столь немногословной сразу же после того, как увидала скачущие ягодицы своего мужа и услыхала сладострастные стоны бывшей ближайшей соседки.
И вот теперь, пригвожденная к стене, столкнувшись с энтузиазмом матери в выполнении ее коварного плана, Мэри не уверена, с каким из ее настроений проще иметь дело.
– Ради Бога, ответь мне, что эти слабоумные ублюдки тебе сказали! – восклицает Белинда, размахивая в воздухе своими короткими ручками, качая головой и отступая.
– Мама! – говорит Мэри, отклеиваясь от стены. – Успокойся.
– О, заткнись, дорогая. Не будь дурой, – отвечает Белинда, вздергивая накладными плечами. – В любви и на войне все средства хороши, а это определенно война.
– Ну, – говорит Мэри, садясь на подлокотник любимого кресла своего отца, – они были очень любезны. Они поблагодарили меня за мой третий подряд звонок по поводу фресок Валь-ди-Санта-Катерина и сказали, что уже ездили осматривать указанное место. Они остановили попытку превратить часовню в комплекс ванных комнат. Что же касается прекращения работ во всем здании, они не считают, что для таких решительных мер достаточно оснований.
– Недостаточно оснований? – Белинда резко поворачивается на подошвах своих шлепанцев с подсолнухами и принимается пялиться из окна балкона. – Я им дам «недостаточно оснований»! Разграбление культуры! Это разграбление культуры. Разграбление культуры… и надругательство над нашим национальным достоянием. Итальянским национальным достоянием. Нашим национальным достоянием. Европейским национальным достоянием. – Она поворачивается: – Ты сказала им, что она американка?
– Гм… да. Я сказала в точности то, что ты мне велела сказать. Что это «культурная экспансия». Но они сказали, что фрески были написаны в семидесятых годах одним из членов семьи владельца и потому не представляют подлинной культурной ценности.
Культурная ценность – это все очень относительно, – отвечает Белинда, держа руки на бедрах. – Я хочу сказать: что, в долине есть еще Другие фрески? Думаю, что нет. Следовательно, хоть они и не имеют культурной ценности, если сравнивать с чем-нибудь вроде Сикстинской капеллы, но зато имеют культурную ценность в этой местности. Которая, надо заметить, может похвастать всего лишь одной этрусской могилой да магазином стильной обуви – и это в радиусе десяти миль. Если сравнивать с остальной Тосканой, мать твою, чертовски мало, тебе не кажется? Подумать только, ведь даже магазин скидок «Прада» в часе езды отсюда! – Белинда говорит на повышенных тонах, вены на ее толстой, в складках шее надуваются. – Ты сказала им все это?
– Гм… нет, по правде говоря, нет, – бормочет Мэри, распутывая нитки вдоль проймы своей белой майки.
– Не думаю, что тебе хватило твоего итальянского для этого разговора. Не хватило? – делает предположение Белинда. – Честно говоря, если нужно сделать дело… – Она подходит к своему столу и копается в каких-то бумагах. Нагибается, пыхтя, как медленно спускающее колесо, и выдвигает тяжелый ящик. В нем полно маленьких китайских стеклянных фигурок в пузырчатой пластиковой упаковке и старые английские газеты, – это остатки ее прежней жизни в Британии. Белинда так и не решилась выставить их на всеобщее обозрение в своем новом доме, и чем дольше они лежат в ящике, тем меньше у них шансов когда-либо увидеть дневной свет. Она ставит большого тибетского спаниеля в голубом слюнявчике, с симпатичным розовым языком, на плиточный пол и затем находит то, что искала, – большой желтый линованный блокнот, в котором до сих пор сохранился список покупок со времен ее жизни в Тиллинге и регулярных поездок в супермаркеты «Асда». – Итак, – объявляет она и выпрямляется. Бросив взгляд на список – «консервированные дольки персика и пачка фарша», – она отрывает верхний диет и бросает его в мусорную корзину. – Мне следовало сделать это несколько недель назад, – говорит она. – Признаться, какая же Я дура! Я собираюсь написать ходатайство.
– Ходатайство? – Мэри поднимает голову от своей майки.
– Ага. – Белинда роется в куче ручек в банке на столе и калякает что-то на уголке блокнота, пытаясь обнаружить, которая из них пишет.
– О чем ты собираешься ходатайствовать?
– О спасении фресок Санта-Катерина, конечно же, – говорит Белинда, хмурясь от непонятливости дочери.
– А-а, – отзывается Мэри. – Ты уверена?
– Что значит, уверена ли я? В любви и на войне все средства хороши, – настаивает Белинда, все еще расписывая ручки. – А это война.
– Как скажешь.
– Ну, по крайней мере я делаю хоть что-то, чтобы спасти наш достаток, – говорит Белинда, поднимая голову. – Если тебя интересует карьера в телемагазине, можешь продолжать распарывать свою маечку. Однако если ты хочешь остаться здесь, ты могла бы мне помочь.
– Ну, если ты уверена, что это принесет какую-нибудь пользу.
– На самом деле все, что нам нужно, – это чтобы Дерек, Барбара и Хоуард были на нашей стороне. Это уже половина долины за нас. – Она делает паузу. – Мы можем также попросить некоторых итальянцев, – разговаривает она сама с собой. – А потом, может быть, сможем пристыдить ее и заставить все прекратить.
– Она не похожа на женщину, которую легко пристыдить.
– А я похожа на женщину, которая легко проигрывает? – восклицает Белинда, с успехом щелкая Ручкой.
– Нет.
– Нет, – соглашается Белинда. – Я собираюсь позвонить Дереку.
Отстраняя Мэри, Белинда набирает номер Дерека кончиком шариковой ручки и ждет. После, казалось бы, бесконечной череды монотонных гудков кто-то наконец подходит к телефону.
– Finalmente 84, Дерек, – заявляет Белинда в трубку с одной из своих самых радостных интонаций. – Это Контесса.
– О, привет, Белинда, – говорит Барбара, тяжело дыша. – Боюсь, это я. Фу-у! – Белинда слышит, как она шлепает грудью по телефону. – Я бежала через всю террасу. Понятия не имею, куда Дерек дел чертов радиотелефон.
– А, понятно. – Белинда щелкает ручкой. – Надеюсь, я тебя ни от чего не отрываю.
– О, нет, я тут загораю, а Дерек обсуждает какие-то новые работы с Джанфранко.
– А, понятно. Франко… – Белинда снова щелкает ручкой. – Ну, я звоню по поводу Лорен Мак-Магон.
– А-а-а. Ты тоже идешь? – Барбара в восторге.
– Иду? Куда иду? – спрашивает Белинда, навострив уши и быстро поймав взгляд Мэри.
– К Лорен, – продолжает Барбара, щелкая ногтями: она вычищает из-под них лосьон для загара. – Я думаю, будет здорово. Соберется вся долина. Похоже, будет прием.
– А-а. Прием, говоришь?
– Гм-м… да. Лорен продолжает делать вид, что это всего лишь дружеская вечеринка, просто кое-кто из долины. Она говорит, что мы с Дереком не должны ожидать от этого вечера слишком многого…
– Так и говорит?
– Да, но у меня такое чувство, что это что-то вроде новоселья. Как ты думаешь? Что она тебе сказала?
– Что Лорен сказала мне ? – говорит Белинда, резко щелкая ручкой шесть раз подряд. – Боже мой! Она столько всего говорит.
– Я знаю, – соглашается Барбара, все еще щелкая ногтями. – Она всегда такая забавная, правда? По правде сказать, она немного похожа на тебя, – рассеянно добавляет она, – ну, тоже забавная. Только она немного более…
– Да-да, мы болтаем почти каждый день, – перебивает Белинда.
– Я знала, что так и будет, – соглашается Барбара.
– Ты уверена, что я тебя ни от чего не отрываю? – говорит Белинда раздраженно: внимание Барбары принадлежит ей не всецело.
– О, прости, – говорит Барбара. – Я была за мили отсюда, просто смотрела, как Франко… О, и Дерек идет к дому… Ку-ку! – кричит она. Белинда вздрагивает. – Дерек! Дерек! Дорогой! Контесса звонит! Скорее! Она хочет поговорить с тобой о вечеринке у Лорен!
Раздается стук: Барбара кладет трубку на стол. Белинда пытается что-нибудь расслышать, плотно прижимая ухо к трубке и сутуля плечи, но все, что ей удается уловить, – это хихиканье Барбары и низкие, рычащие итальянские перекаты голоса Франко, которые эхом разносятся в холле.
– Алло? – раздается дыхание Дерека. После минутного треска все смолкает: Дерек плотно прижимает трубку к уху. Белинда отодвигает свою. – Так ты, выходит, завтра идешь?
– Завтра? – говорит Белинда так, будто только что села на что-то острое.
– Да, на вечеринку к Лорен, – продолжает он. – Наверное, весело будет.
Ах, Боже мой, это! – восклицает Белинда. – Ну, все зависит от того, насколько мы будем заняты. Ты же знаешь, пик сезона и все такое, Дерек. А, как ты понимаешь, успешное заведение вроде моего не может управляться само собой, правда? – Нет, действительно, не может, -соглашается Дерек. – Но это событие на всю долину, – продолжает он. – А поскольку ты Контесса, то какая же это будет вечеринка, если ты не покажешь на ней свое личико, ну какая же вечеринка?
– Ты думаешь? – Белинда крутит случайную прядь волос у себя за ухом.
– Я уверен, – говорит Дерек. – Так зачем ты звонила, дорогая?
– О, ничего срочного, – усмехается Белинда. – Просто проверить, вас тоже пригласили на торжество к Лорен?
– Будь спокойна, пригласили. Так мило с твоей стороны беспокоиться о нас. Но не думаю, что существую! строгие приглашения, – смеется он. – Мне кажется, соберется вся долина. Понятия не имею, где все это будет проходить… Значит, увидимся завтра?
– Разумеется, – говорит Белинда, плечи ее при этом подпрыгивают к ушам. – Жду не дождусь. Arrivadeary;
– Arrivadeary!
Белинда кладет трубку и замирает, рука остается на телефоне, лицо сморщено в задумчивости.
– У нее вечеринка, – говорит она тихо. – Americana устраивает вечеринку.
– О, не беспокойся, мам, – говорит Мэри, подходя ближе, кладя руку на плечо матери и осторожно, мягко его сжимая. – Я уверена, она хотела нас пригласить.
– Вся долина приглашена, – шепчет Белинда, все еще вперившись глазами в телефон. – Она пригласила всю долину, но не меня. Не нас, – поправляет она, поворачиваясь лицом к Мэри. – Она не сочла нужным нас пригласить.
Голубые глаза Белинды блестят. Она начинает вышагивать туда-сюда по гостиной. Красно-бело-синяя цветастая юбка шелестит в такт движениям, правое накладное плечо медленно сползает по рукаву майки и падает на пол, когда она в последний раз разворачивается. – Мы должны пойти, что бы ни случилось, – заявляет она, выглядя при этом чрезвычайно довольной собой.
– Ты уверена? – спрашивает Мэри. – Я хочу сказать…
– Ну, ты же сама сказала: она просто забыла нас пригласить, – Белинда глуха к любым возражениям. – Это бывает. Я хочу сказать, я и сама такое допускала раньше и, поскольку я тоже хозяйка, то понимаю, что такие вещи случаются. Что значит такой пустяк, как приглашение, между друзьями?
– Но у нас нет приглашения, – настаивает Мэри. – Что, если она не хотела нас приглашать?
– О, не будь глупой, дорогая, – говорит Белинда. – Она пригласила всю долину – собственно, мою долину. Невозможно устроить вечеринку в моей долине, не пригласив меня. Это смешно! Очевидно, что бедняжка допустила ошибку, но, как взрослый человек, я готова простить ей эту неловкость и посетить ее вечеринку. Это так просто.
– Но сегодня днем приезжает майор Честер. Мы не можем оставить его и его жену одних завтра – они ждут, что им каждый вечер будут подавать ужин.
– Успокойся, Мэри. Майор Честер – это практически семья, он не будет возражать, если мы поедем на вечеринку. В любом случае у меня есть своя жизнь, я не могу развлекать всех гостей одновременно. Они называют себя отдыхающими – вот пусть идут и отдыхают, Не прибегая к моей помощи. И не думай, что ты останешься присматривать за ними. Ты идешь Со мной.
– Ты правда думаешь, что это хорошая мысль? – спрашивает Мэри тоном, близким к мольбе.
– Да, я так думаю. И больше никаких споров, – отрезает Белинда, отправляясь на кухню, дабы обозначить, что дискуссия окончена. – Ты застелила постель майору?
– Да.
– Как следует?
– Да, как следует.
– Ты положила чистые полотенца?
– Да.
– Хорошо. Не могла бы ты пройтись с веником по первому этажу?
Пока Мэри подметает, мать шествует по террасе с биноклем на шее. Она обходит свою собственность, как животное, метящее территорию, останавливаясь на выгодных позициях, чтобы ближе и тщательнее разглядеть, что происходит на той стороне холма. Она смотрит, как желтые строительные машины карабкаются туда-сюда по подъездной дорожке, покрывая ее слоями гравия. Ей виден поток маленьких белых грузовичков, которые завозят в дом деловитых людей. Пока она наблюдает, один из грузовиков застревает в начале подъездной дорожки. Белинда улыбается. Чем больше усилий прилагает водитель, чтобы выбраться из грязи, тем лучше она себя чувствует.
– Ты знаешь? – говорит она громко. – Знаешь, Мария, дорогая…
– Мм-м, – отвечает Мэри, сметая пыль и волосы с балкона.
– …пожалуй, участок вокруг бассейна надо почистить. Интересно, нам удастся заполучить сюда Франко сегодня днем? – Она поворачивается лицом к балкону с окном и к кухне. – Мм-м… Как ты думаешь, Мария?
– Думаю о чем? – бормочет Мэри, опираясь на швабру.
– О том, чтобы пригласить сегодня днем Франко. Чтобы он выполнил кое-какую работу.
– Ну хорошо, Франко, – колеблется Мэри. – Гм ,. Ну, если ты считаешь, что тебе это нужно.
– Мне правда нужно. От него ужасно много пользы. – Белинда снова отправляется к телефону, на ходу поправляя накладные плечи.
Пока громкий, ломаный итальянский матери дребезжит где-то на заднем плане, Мэри накрывает на террасе стол для ленча. И вправду с мастерством профессионала она ловко раскладывает ломти белого хлеба и сыра, расставляет тарелки с нарезанными помидорами. Загоревшая, порозовевшая со времени своего приезда, Мэри теперь разительно отличается от того прозрачного, будто из-под земли выкопанного существа, которое ее мать подобрала на станции почти месяц назад. Бегая вверх-вниз по лестнице, чтобы поменять простыни и разобрать постели в комнатах гостей, она окрепла и приобрела хорошую форму. Возя тяжелые подносы, нагруженные тарелками с недоеденными макаронами с сыром, нарастила мышцы на руках. Но эти перемены были едва уловимыми, постепенными, и Мэри не заметила, как они произошли. Она обратила внимание только на свой загар, золотистый и ровный, но все прочие случившиеся метаморфозы прошли мимо нее.