О подобных приключениях Люк раньше не слыхал и представить себе ничего подобного не мог. Девушка рассказывала о пиратах, которые подстерегают в ледяных пещерах лунных гор, о давней и неразделенной любви птицы Рух к Фениксу, из-за этой страсти, когда она появилась у его погребального костра, ее разноцветное оперение почернело от горя, о том, как ей только чудом удавалось избежать смерти, о захватывающих спасениях и душераздирающих смертях — все это заставило бы волосы менее отважных леди поседеть от страха. Люк счел, что это все порождение не больного воображения, но, наоборот, изобретательной фантазии — ибо не было никаких сомнений, что большая часть истории сочинялась по ходу рассказа.
   В не меньшей степени вдохновленный, он постарался своими комментариями и вопросами не отстать от нее в находчивости. В результате он ощутил приятную усталость, будто провел весь день в большом умственном и физическом напряжении. Но несмотря на эту усталость, он был так возбужден, что мог продолжать до бесконечности.
   Но в конце концов Люк вспомнил о времени и, с некоторым раскаянием, о лорде Полифанте, который, должно быть, не мог понять, что с ним приключилось.
   — Боюсь, мне придется уйти, — сказал он, когда леди завершила особенно захватывающий рассказ.
   — Да, становится поздно, — ответил король, откинувшись на стул и закрыв глаза. Люциус почувствовал укол совести, может быть, он вел себя эгоистично и заставил старика переутомиться. — Дорогая, вы проводите нашего гостя?
   — Как вы пожелаете, Ваше Величество, — произнесла леди. Она поднялась на ноги, надела свою шляпку, приколола ее шпилькой и оперлась о предложенную Люком руку.
 
   Когда они спускались по кривой лестнице вниз, на первый этаж, Люку казалось, что они оставили наверху какой-то другой, более тонкий, мир, сотканный из фантазий и радости, и что, покидая его, они спускаются в мир материальных вещей. Мысль, что он может никогда туда не вернуться, огорчала.
   Он искоса взглянул на свою спутницу. Та тоже казалась подавленной, в одно мгновение превратившись из лунной принцессы в совершенно обычную, хоть и очень привлекательную молодую женщину: старше, печальнее и мудрее, чем то прихотливое создание, каким она была лишь мгновение назад.
   Но кто она такая? Люк почувствовал, что ему крайне необходимо это знать. Может быть, эта действительно внучка короля — результат какой-нибудь прошлой опрометчивой связи, — которая, как и принцесса Марджот и ее дети, живет с королем здесь, в сумасшедшем доме.
   Верно, она обращалась к нему именно с той уважительной привязанностью, с которой внучка говорила бы с дедом.
   — Я должна поблагодарить вас за то, что вы так развлекли Его Величество. Уже давно он не получал такого искреннего удовольствия. — Она глубоко вздохнула. — Конечно, Наследная Принцесса очень добра. Она часто сидит с ним, и многие из его старых друзей тоже. Но король всегда так остро чувствует, как… как сильно они скорбят, видя, как удручающе он изменился, что я не могу не думать, что их посещения доставляют ему больше огорчений, чем удовольствия.
   Эти ясные, разумные слова убедили его по крайней мере в одном: кто бы эта девушка ни была, она не одна из пациенток.
   — По правде говоря, мне хотелось бы прийти еще раз. Но будет ли это удобно?
   — Из-за того, что вы так близко связаны с королем Винтерскара? — Она задумалась. — Если бы король Изайя полностью владел собой и руководил делами страны, тогда я не думаю, что подобная дружба была бы разрешена. Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, я считаю, вы можете навещать его, когда пожелаете.
   Они уже спустились на первый этаж, и Люциус тупо огляделся в поисках посла. Зачарованная интерлюдия закончилась, и тоскливая реальность нахлынула, грозя поглотить его. Его окликнули по имени, и он резко повернулся на каблуках. Люк увидел, что к нему направляются лорд Полифант и лорд Каттс, и поднял руку в знак того, что он их узнал.
   Но когда он обернулся, чтобы попрощаться с девушкой, то обнаружил, что она уже исчезла. Он все еще смотрел, смущенный и озадаченный, туда, где последний раз ее видел, когда посол и министр присоединились к нему.
   — Может быть, кто-нибудь из вас, джентльмены, сможет подсказать мне имя необычной молодой особы, которая только что была со мной рядом?
   Лорд Полифант и министр торговли значительно переглянулись, ни один из них, похоже, не был расположен отвечать на этот вопрос. Наконец лорд Каттс поднес к губам надушенный платок и повел покрасневшим глазом в сторону Люка.
   — Но разве вы не знаете? Эта красотка, это очаровательное воплощение добродетели — не кто иная, как печально известная Тремер Бруйяр, шлюха, любовница короля.
   У Люка перехватило дыхание, и кровь отлила от сердца.
   — Этот очаровательный ребенок? — выдавил он наконец. — Любовница короля, протеже лорда Флинкса, та, о кой рассказывают так много непристойностей?
   — Ну конечно же, — подтвердил лорд Каттс с отвратительно ухмылкой. — Молодая, но уже насквозь уже порочная, по слухам. Разве вам не говорили? Ей ведь только шестнадцать.
   — Да, — сказал Люк, — я, конечно, слышал об этом. — У него все еще кружилась голова, и он чувствовал себя несколько потрясенным, но уже начинал все сильнее злиться. — И все-таки я ожидал встретить совсем… совсем другую женщину.

17

Хоксбридж, Маунтфалькон. 1 плювиоза 6538 г.
   Лорд-Лейтенант городской охраны Марзден жил в большом доме на окраине города. Тысячу лет назад это был дом сельского помещика, красивый особняк, выстроенный из природного камня, с башенками и балкончиками, внутренними дворами и парками, окруженный со всех сторон лужайками, прудами, где отражалось небо, фруктовыми садами и полями. Но за тысячу лет город много раз расширялся, поглощая милю за милей окружающую его сельскую местность, пережевывая беспощадными зубами деревеньки и поселки и жадно их переваривая. За тысячу лет дождь, ветер, городской гравий и смог оставили свой след. Теперь здание было почти разрушено, окружено трущобами и доходными домами.
   Но зимой и летом дом представлял собой приятное зрелище. Как только посетитель, миновав массивные ворота, усеянные квадратными шипами, входил в заросший внутренний двор, он оказывался в месте, похожем на военный лагерь. Молодые стражники в красных мундирах прохаживались туда-сюда, беседуя, ссорясь и хвастаясь. От рассвета до заката во дворе раздавался звон шпаг, и иногда до поздней ночи юные и горячие клинки продолжали свои потешные бои при свете факелов.
   Но был и другой вход, менее известный, через который те, кто приносил секретную информацию, могли входить и выходить незамеченными. Потайные ворота, пустой двор, длинная каменная лестница вилась под самую крышу — таким образом шпионы лорда Марздена могли попадать в его святая святых через потайную дверь.
   И этим путем однажды утром некий человек в потрепанной одежде тихо проскользнул в дом и застал Джека Марздена за работой в его кабинете.
   Подняв глаза от свитка, который он внимательно изучал вот уже полчаса, Марзден заметно вздрогнул. Придя в себя, он отложил работу, встал со стула и твердо пожал молодому человеку руку.
   — Клянусь, с каждым разом ты выглядишь все хуже и хуже, — сказал он с дружеской усмешкой. Вошедший был в пыльном бобриковом пальто подозрительного происхождения, брюках в обтяжку, полосатом жилете, шляпе с полями, загнутыми с боков, сильно помятой. — Что это за мода, юный Блэкхарт? Ты похож на… я даже не знаю, на кого… что-то среднее между трубочистом и кладбищенским вором.
   — Очень рад это слышать, — жизнерадостно отозвался Вилрован, садясь на предложенный стул. — Вы не представляете, как много времени и сил уходит, чтобы добиться именно этого эффекта.
   Он покачался на стуле.
   — Я неплохо воспользовался своей нереспектабельной наружностью за последние несколько дней практически во всех тавернах города. Расследуя… некое личное дело, которым я не стану вас обременять… я проходил мимо, и мне пришло в голову нанести вам визит.
   — Это мило с твоей стороны, Вилл, учитывая, как ты можешь видеть, что у меня полно свободного времени. — Марзден обвел рукой бумаги, загромождавшие его стол. — Но что за слухи до меня доходят, что тебя вроде бы арестовали и как обычного уголовника бросили в Виткомбскую тюрьму? Как подумаю, сколько ночей я и мои люди гонялись за тобой по городу, но ты все равно ускользал! Признаюсь, я был чрезвычайно позабавлен тем, что тебя в конце концов скрутили, тем более сейчас, когда ты стал такой взрослый и респектабельный.
   Лорд-Лейтенант от души расхохотался над Вилрованом, а Вилровану пришлось это стерпеть, как мучительно это ни было. Потом лорд Марзден заставил Вилла рассказать все сначала, что тот с готовностью и сделал. Ему нужна была информация, и он давно уже понял, что лучший способ ее добыть — это самому притвориться искренним. Он подробно рассказал о дуэли, о насильственном визите в Виткомбскую тюрьму, но не сказал ничего о похищении Сокровища Маунтфалькона. Несмотря на возражения Вилрована, было решено, что лорду Марздену нельзя доверить тайну такой важности.
   — И никто с тех пор от Маккея никаких вестей не получал, — заключил Вилл. — И должен признаться, это выглядит так, будто с ним что-то случилось. Надеюсь, это мне не помешает отстегать его кнутом, что я, собственно, и собираюсь сделать.
   — Боюсь, это твое желание так и останется неудовлетворенным. Руфус Маккей мертв, его уже похоронили. Его убили в драке в «Левиафане». Сначала не могли установить его личность, на это ушло один или два дня, но это несомненно был Маккей.
   Вилрован сердито на него посмотрел.
   — А могу ли я осмелиться спросить, почему вы не послали весточки его друзьям во дворце?
   — Я сам только час назад об этом узнал. Я был очень занят с тех пор, как вернулся в Хоксбридж, и я только сегодня утром нашел время прочитать отчеты.
   Марзден достал из кармана длинную трубку, из ящика стола — кожаный кисет и начал набивать ее смесью табака и слегка дурманящих трав. Марзден был старше, чем выглядел, и одной из его причуд было то, что он остался верен одежде и манерам былых времен. Он носил густые каштановые волосы распущенными и никогда не появлялся на публике без красного плаща, сапог с тупыми носками и широкой шляпы с мягкими полями и алыми перьями — олицетворение лихого гвардейца сорокалетней давности. Не на публике он курил старомодную глиняную трубку.
   — Но в любом случае, Вилл, я бы подумал, что уж ты-то должен об этом знать.
   — Я? Откуда? Если вы, конечно, не подозреваете меня в убийстве Маккея, чего, уверяю вас, я не делал.
   Марзден замер, не донеся трубку до рта.
   — Наверное, я был несдержан. Не обращай внимания, это не очень важно.
   Огонь в очаге едва тлел, но было что-то во взгляде Марздена, отчего Вилла бросило в жар.
   — Думаю, что-то, важное тут все-таки было. Пожалуйста, не щадите мои чувства, Джек, — если вы, конечно, просто пытаетесь щадить мои чувства — и скажите, что вы только что имели в виду.
   — Хорошо, — сказал Лорд-Лейтенант, пожав плечами. — Да и, если призадуматься, обстоятельства не такие уж и компрометирующие. — Он протянул Виллу один из отчетов, указав на абзац, который мог его заинтересовать.
   — Молодая женщина респектабельной наружности, — вслух прочитал Вилл, — которая была опознана одним из офицеров как некая Лиллиана Брейкберн-Блэ…
   Отчет выпал из дрожащих рук Вилрована на стол.
   — Огонь и проклятья! Что моя жена делала в такой грязной дыре, как «Левиафан»? — Сотни предположений, ни одно из которых мужчина и муж не мог бы снести спокойно, возникали в его голове.
   — Что привело ее туда изначально, я тебе сказать не могу, — сказал Марзден, поднимаясь из-за стола и подходя к огню. — Но ее сопровождала госпожа Аллора Брейкберн, и они обе были, по всей видимости, заняты выхаживанием некоего…
   Оловянными щипцами он ухватил уголек и прикурил от него трубку.
   — …сэра Бастиана Джосслин-Мазера от приступа черной желчной лихорадки.
   Вилл порылся в памяти, припоминая, что там Лили сказала, когда они были в Брейкберне.
   — Она действительно говорила что-то о каком-то старикашке, который заболел. Хотя такую мелочь, как труп, она упомянуть забыла. Возможно, она не сочла это достойным моего внимания — одному богу известно, что она думает о жизни, которую я веду тут, в Хоксбридже…
   Он горько рассмеялся.
   — Я прекрасно знаю, кого за это благодарить. Мне плевать, пусть хоть все старики в городе сразу слягут с лихорадкой, — госпоже Аллоре Брейкберн незачем было тащить Лили в эту выгребную яму, полную шлюх и толстопятов. Не будь она женщиной… назойливой старухой, которая лезет не в свои дела, — я бы прострелил ее старое злое сердце!
   — Полагаю, ты прав, — сказал Марзден, которому наконец удалось раскурить трубку, наполнявшую комнату неприятным дымом. Вилл сам коноплю не курил, и ему совсем не нравилось действие, которое эта трава оказывала на тех из его приятелей, которые ее курили, но сейчас его никто не спрашивал.
   Марзден опять сел за стол и продолжал попыхивать длинной трубкой.
   — Можно только скорбеть о косных предрассудках, которые не дают молодому человеку вроде тебя вызвать на дуэль женщину лет шестидесяти-семидесяти, но ведь ты сам позволяешь Лиллиане находиться в твоем обществе, а это немногим лучше того, что она могла бы встретить в «Левиафане»!
   Вилл не собирался это терпеть, так как под влиянием обстоятельств его чувство юмора несколько скисло. С нетерпеливым жестом он снова принялся за отчет, прочитал его весь, потом еще раз. Более чем когда-либо связь между его дуэлью с Маккеем и пропажей гоблинского артефакта показалась ему реальной.
   Подняв глаза от бумаги, Вилрован кашлянул.
   — Кстати, о моей ссоре с Руфусом Маккеем — мог бы я допросить некоторых из ваших людей? Тех рекрутов, что меня арестовали? Они могут знать что-то о его намерениях.
   — Намерения Маккея кажутся мне вполне очевидными. Но я пошлю за этими людьми. Если ты удалишься по своим таинственным делам и вернешься через несколько часов, ты сможешь их допросить.
 
   Остаток утра Вилл провел, слоняясь по улицам Хоксбриджа и пытаясь понять, что же Лили делала в «Левиафане». Но пришел к единственному заключению: никакого смысла в этом не было. Если бы Лили поехала туда, чтобы встретиться с мужчиной, вряд ли она бы взяла с собой Аллору, и не менее нелепо было бы предполагать, что такая разборчивая женщина выберет «Левиафан» местом романтического свидания. Если ее визит в Хоксбридж был совершенно невинным, почему не написать ему и не сказать, что она приезжает, зачем потом хранить это в секрете?
   Вилл шел по городу — мимо таверн, борделей и ночлежек улицы Черного Пони, вниз по течению Зула, мимо шумных магазинчиков Вей и Бедстроу-Лейн, потом вверх, в фешенебельные районы вокруг площади Трули, по их широким чистым улицам, мимо высоких каменных зданий, которые старались, бесстрашно наслаивая этаж на этаж, удалиться от влажных и удушливых запахов реки.
   Вилрован сжал кулаки, вспоминая, что Маккей и Дайони оба намекали на что-то не совсем понятное. Дайони, правда, признала, что только делала предположения, но Маккей утверждал, что ему что-то известно, — и только ли случай свел Лили и сэра Руфуса в «Левиафане» в ночь, когда он был убит? Бывала ли она там раньше? Видел ли ее Маккей?
   Лили на тайной встрече с другим мужчиной? Вилл почувствовал, что у него заболел живот. Совсем дураком он будет выглядеть, когда найдет этого человека и придушит его.
   Вилл погрозил кулаком темнеющему небу и в ярости зашагал дальше. Но если Лили влюбилась в другого, зачем прибегать к таким уловкам, чтобы это скрыть? Ведь у них же было это чертово соглашение, и он сам пользовался свободой, которую оно предоставляло уже многие годы. Вилл остановился, тяжело дыша. Он не мог не признать, что все это было совсем на нее не похоже: место, мотивы, скрытность. В его мыслях всплыл образ Лили и отмел все подозрения: спокойная, невозмутимая, безмятежная. Если он не мог доверять ей, то кому в этом порочном мире он вообще мог доверять?
   Он уверенно вошел кабинет Марздена после обеда, все еще в плохом расположении духа, и его встретила неутешительная новость, что поговорить можно было только с одним из обидевших его стражников.
   — Остальные пропали.
   — Пропали? — Вилрован приподнял брови. Ему показалось, что за последнее время люди и предметы стали пропадать слишком часто. И появляться там, где им совсем незачем было находиться. — У вас есть основания подозревать преступление?
   — Нет, почему это вдруг? Что меня удивляет, это как такой подающий надежды паренек, как Нат Даггет, вообще спутался с этими типами. Но может быть, вам удастся выудить из него больше, чем мне. Он ждет вас в комнате в конце зала.
   Вилл объявил, что очень обязан, и, оставив Лорда-Лейтенанта с его отчетами, откланялся.
   Вскоре он стоял лицом к лицу с капралом Даггетом, в котором он немедленно узнал стойкого юнца, что так хладнокровно вел себя во время ареста. Увидев, как тот взволнованно щелкнул каблуками и замер в ожидании, Вилрован мог бы проявить некоторое сострадание — но сегодняшний день принес ему слишком много неприятных открытий, и Вилл был готов отыграться на ком угодно.
   Без всяких вступлений он начал засыпать юношу вопросами:
   — Может быть, вы сможете объяснить, почему ваши товарищи так внезапно покинули Хоксбридж?
   — Сэр, — сглотнув, ответил капрал, — капитан Блэкхарт, в этом нет ничего удивительного. Все они попали в солдаты без охоты, и за ними уже шла слава нарушителей спокойствия, а их совсем не впечатляла карьера городских стражников, так что, получив в руки деньги…
   — Деньги? Так вас все-таки подкупили?
   Капрал с несчастным видом кивнул.
   — Сэр, я как раз собирался сказать. Джентльмен… попросил нас понаблюдать за дуэлью и в случае чего вмешаться. И только потом я узнал, что значительная сумма денег перешла из рук в руки. Это заставило меня задуматься, действительно ли эта просьба была такой невинной, как она показалась мне вначале. Но, конечно, к тому времени было уже поздно.
   Вилл мгновенно заметил легкую неуверенность в его голосе.
   — Вы запнулись перед тем, как сказать «джентльмен». Почему?
   — У него были манеры джентльмена, сэр, и респектабельная внешность. Но позже я заметил, что в нем было что-то подозрительное, какое-то… какое-то почти незаметное уродство, и что он не только не был никаким джентльменом, он и человеком-то не был. Но с ним была леди, невысокого роста полная женщина с очень белыми руками и мягким голосом, и она была совершенная леди.
   Вилл прошелся по комнате, осмысливая услышанное. Женщина, кто бы она ни была, его не особенно интересовала, а вот возможное участие в этом деле гоблина его интересовало, и даже очень. Он вспомнил горбача, которого Блэз видел на дуэли. Конечно, сама мысль использовать подобное существо в таком замысле была совершенно фантастичной, ему еще до сих пор не доводилось встречать гоблина, который бы не был преисполнен твердого намерения держаться на стороне закона. Но если предположить, что вам удалось поймать одного из них на небольшом проступке и пригрозить ему преследованием по закону, которого они все так боятся, — допустим, вы даже помахали факелом у него перед носом, чтобы еще больше его запугать? Очень вероятно, что в такой ситуации гоблин сделает все, что вы попросите. И даже если он струсит и попробует позже вас предать, кто поверит слову гоблину против слова человека?
   — А этот… тип или женщина, которая была с ним, объяснили, почему они устраивают все именно таким странным образом?
   Капрал Даггет колебался.
   — Да, сэр, — ответил он наконец. — Этот… этот человек сказал, что дуэль будет между сэром Руфусом Маккеем и человеком, который, по его личным сведениям, представляет угрозу короне, человеком, которого сэр Руфус и король не хотели бы открыто призывать к ответу.
   — Это я был этим человеком? — Вилл заскрипел зубами от подобной наглости. — И когда вы и ваши друзья прибыли к месту дуэли, разве я показался вам таким отчаянным типом?
   — Капитан Блэкхарт, это было именно так. Простите меня, пожалуйста, за эти слова, но, когда я в первый раз вас увидел, у вас был вид человека, способного на все. Ни у меня, ни у моих друзей не возникло мысли, что мы делаем что-то не так. — Он жалобно посмотрел на Вилла. — И хотя обстоятельства были несколько необычными, мы искренне верили, что служим короне.
   Но для Вилрована это было уже слишком.
   — И неужели вы считаете, что король Маунтфалькона имеет привычку вести дела таким позорным образом? Дуэль с применением магии. Гоблины подкупают стражников. Гражданина Хоксбриджа волокут в Виткомбскую тюрьму по сфабрикованным обвинениям. Я уж не знаю, каковы обычаи в других местах, но я уверяю вас, что ни король Родарик, ни один из его людей никогда не падут так низко. И если вы действительно поверили во что-то подобное, я думаю, вам должно быть стыдно носить эту форму!
   Молодой стражник заметно съежился. Все это время он стоял в напряженном внимании, ни на волос не меняя позы, но теперь напряжение спало — не то чтобы он вздохнул с облегчением, скорее, его как будто покинула вся его храбрость.
   — Вы, несомненно, правы: я не заслуживаю чести носить эту форму. И скорее всего, очень скоро этой чести лишусь, как только вы расскажете лорду Марздену то, что я сейчас вам рассказал.
   Виллу больше всего хотелось бы повторять это Марздену. Будь он на месте Лорда-Лейтенанта, то не удовлетворился бы тем, чтобы просто отнять у юноши чин и ярко-красную форму, вполне возможно, что он выгнал бы его еще и с исполосованной спиной. Но смутное воспоминание о том, каким он сам был в том же возрасте, что и Даггет сейчас, о том, как он тогда попал в еще большую беду, мелькнуло в его голове. Это не успокоило гнев Вилрована, но от этого он почувствовал себя вдруг усталым, все повидавшим и старым.
   С бессильным жестом Вилрован еще раз прошелся по комнате.
   — Вам, должно быть, известно, что некогда я сам был офицером городской стражи?
   — Капитан Блэкхарт, — искренне сказал молодой человек, — я думаю, что все в Хоксбридже знают о вашей блестящей карьере. Если бы я и мои друзья хоть на минуту поверили, что это действительно были вы, мы бы никогда…
   — Да, скорее всего, — сказал Вилл, прочищая горло. — Моя блестящая карьера… Но, по крайней мере, она была безудержно героической, что отчасти объясняет тот факт, что меня позже перевели в Гвардию Ее Величества. И все-таки я начал свою карьеру не самым достойным образом. Меня только что исключили из университета, и я не хотел возвращаться домой и встретиться лицом к лицу с отцом, и тогда лорд Марзден, у которого были причины… знать мое имя и знать кое-что обо мне, решил дать мне шанс искупить свою вину и предложил мне должность, которую я, рискуя и подвергаясь опасности, мог потерять десять раз, но лорд Марзден отнесся ко мне терпеливо. И позже я оправдал его несколько необоснованное доверие, если и не полностью исправившись, то, по крайней мере, совершив те выдающиеся поступки, на которые вы только что указали.
   Он серьезно воззрился на молодого человека.
   — Я не собираюсь оправдывать ваше поведение, которое действительно достойно порицания. И если бы кто-то из моих людей во дворце осмелился бы на что-то подобное, верьте моему слову — ему бы это с рук не сошло. Но городская стража имеет ту специфику, что молодые люди иногда имеют там возможность учиться на собственных ошибках, кроме того, шелковые кошельки не так редко появляются там в поле зрения — и по этой причине я не совсем уверен, что я ознакомлю лорда Марздена с вашими прегрешениями в полной мере.
   — Вы очень добры, капитан Блэкхарт, но я собираюсь сделать это сам, как только он захочет меня увидеть.
   — Очень хорошо. Но я придержу язык и дам вам возможность сделать ваше признание — которое, может быть, избавит вас от самого страшного гнева Марздена, — только при одном условии.
   Капрал опять напряженно замер.
   — Я понимаю, сэр, что одного признания мало. Если бы я мог что-то сделать, чтобы загладить…
   — Я собираюсь дать вам эту возможность, хотя не думаю, что вы мне потом за это спасибо скажете, — ответил Вилл, воинственно сверкнув глазами. — Потому что каждую минуту вашего свободного времени, каждую минуту, которую вы сможете урвать, вы будете обыскивать город, улицу за улицей, каждый дом, а если понадобится — каждый дюйм в поисках существа, которое заплатило вам и вашим друзьям, и женщины, которая была с ним.
 
   Вилл покинул штаб-квартиру Марздена в таком же отвратительном настроении, как и пришел. Между ней и Волари лежали почти две мили, и труды последних трех дней, когда он таскался из таверны в таверну, собирая информацию, начали на нем сказываться. Он почти не знал ни сна, ни отдыха за последние тридцать шесть часов и съел очень мало, зато выпил больше отвратительного спиртного, чем было в его привычках.
   Поглядев в небо, Вилл увидел, что погода портилась. На востоке небо светилось желтым, дышалось тяжело, собирался снег. Но несмотря на всю свою усталость, Вилл знал, что ни один кучер, ни один носильщик портшеза в городе не примет платы от такого грязного и недостойно выглядящего типа. А потому он отправился пешком.
   Через два дома он свернул на темную убогую улочку, где пахло сточной канавой, но по которой можно было быстрее добраться домой. Из головы у него все еще не шла трагическая история с пропавшим Сокровищем, поэтому он не заметил, как пристально за ним следили. Когда он наконец услышал тихие шаги почти за спиной, то с удивлением убедился в собственной беспечности.