Эджертон Тереза. Ожерелье королевы

   — Не выйдет, — резко ответил Вилл; он сбросил с плеч камзол, снял шляпу, развязал поношенный шейный платок и принялся расстегивать пуговицы на камзоле из крысиной кожи. Потом взял в руку шпагу и сделал несколько пробных выпадов.
   Теперь, когда на нем остались только свободная белая рубаха, атласные лосины и сапоги до бедра, наблюдатели сразу же заметили, что тело у него жилистое, мускулистое, а уверенные и изящные движения выдают настоящего фехтовальщика.
   — Я бы и сам не согласился драться до первой крови, — сказал он, скаля зубы, — я хочу преподать ему незабываемый урок.
 
   Стая черных воронов уселась на крышу старой церквушки, построенной из известняка, их гладкое оперение поблескивало среди каменных сфинксов и женских изваяний с львиными головами; казалось, их тоже интересует происходящее. Когда дуэлянты сошлись, приветствуя друг друга, все зрители, люди и гоблины, придвинулись ближе. Два-три ложных выпада, затем клинки столкнулись, звеня; последовало несколько стремительных атак и контратак.
   Вилрован был скор и неутомим, его шпага так и сверкала в воздухе, Маккей же двигался несколько лениво, нападал и защищался без особой дерзости и воображения, он выглядел медлительным и неуклюжим по сравнению с ослепительным безрассудством Вилрована. Маккей был на несколько дюймов выше Вилла, но, несмотря на это преимущество, он предпочитал только лишь защищаться. Вилл заметил это со злорадным удовлетворением и стал теснить своего противника назад.
   Маккей неловко перенес вес с одной ноги на другую, Вилл воспользовался этим и, сделав неожиданный выпад, отбил в сторону клинок соперника и нанес укол чуть ниже сердца. Но его шпага встретила неожиданное сопротивление. И, несмотря на свой невысокий рост и хорошую технику, Вилл оказался на мгновение полностью открыт. Маккей отступил на полшага и сплеча рубанул его по голове.
   Клинок просвистел в воздухе, Вилрован, пригнувшись ушел от удара и, отпрыгнув назад, оказался вне досягаемости.
   — Я вас, кажется, задел, — Вилл насмешливо отсалютовал сопернику. — Изволите сделать перерыв, чтобы ваши секунданты определили, насколько серьезна рана?
   Маккей покачал головой.
   — Ошибаетесь, Блэкхарт. Вы меня даже не поцарапали. Защищайтесь!
   Уверенный, что противник лжет, Вилл почувствовал приступ ярости и напал на него с новой силой. Атака следовала за атакой, Маккей едва успевал парировать все эти выпады и уколы. Поворотом запястья уводя оружие от неуклюжих попыток соперника его блокировать, Вилл перешел в нападение, и на этот раз острие его шпаги скользнуло по плечу Маккея.
   И опять он почувствовал странное сопротивление, а Маккей продолжил выпад, явно нисколько не пострадав. Разошлась ткань, сталь царапнула по кости, и Вилл почувствовал острую боль в правой руке чуть выше запястья, когда клинок Маккея просвистел возле его руки.
   Быстро оправившись от шока, Вилл отступил, подняв шпагу повыше, чтобы кровь не стекала на эфес и рука не скользила.
   — Первый укол, несомненно, принадлежит мне, — на костлявом лбу Маккея выступил пот, длинные светлые волосы намокли, и рука, державшая шпагу, подрагивала, но он смог широко ухмыльнуться. — Может быть, это вы хотите сделать перерыв, чтобы ваши друзья перевязали вам руку?
   Вилрован не успел ни согласиться, ни отказаться, его друзья уже подбежали к нему. Пока Финн закатывал ему рукав, Блэз достал чистый платок и наскоро перевязал ему руку.
   — Ты был прав, — прошептал Вилл, пока Блэз затягивал узел на повязке, — что-то здесь нечисто. Я его два раза задел, и ничего. Этот трус нашел какого-нибудь колдуна-толстопята, и тот наложил на его рубашку защитное заклятье.
   — Ты имеешь право потребовать, чтобы я его проверил, — предложил Финн. — Конечно, не всегда можно сказать с уверенностью, но…
   — Нет, — Вилл упрямо покачал головой, — и выглядеть трусливым дураком, если ничего не обнаружится? Да и вообще, такие заклинания обычно действуют только до третьего удара. Мне осталось только хоть самую чуточку задеть его в третий раз — а дальше я могу проткнуть его, как поросенка.
   Блэз уставился на него, не веря своим ушам.
   — И так и не узнаешь, в чем дело? Прояви хоть немного благоразумия! Если тебе так хочется, режь его на кусочки, но сначала пусть он ответит на несколько вопросов.
   Но у Вилла голова кружилась от мыслей о крови и мести, он почти не замечал боли в правом запястье и совсем не слышал слов друга.
   На этот раз он из батмана, распрямив руку, перешел в атаку, и Маккею едва удалось в последний момент отвести удар.
   Затем опять последовала серия выпадов, блоков и обманных маневров. Когда Маккей слегка споткнулся, Вилл нанес сокрушительный удар, и острие его шпаги глубоко вонзилось в грудь противника. Как и в прошлые два раза, мощь его удара была таинственным образом отражена. Но сейчас это его не обескуражило, наоборот, он только с удвоенной силой стал наступать на Маккея, заставляя его отступать все дальше назад.
   Шум крыльев стаи воронов, одновременно снявшихся с крыши, должен был бы предостеречь Вилла, но он был слишком поглощен дуэлью. Так поглощен, что не заметил движения и криков в толпе зевак, а вслед за этим и неожиданно наступившей тишины. И он не услышал предостерегающего крика Пайекрофта, не обратил внимания на неожиданное исчезновение всех четырех секундантов. Городская стража уже окружила Вилрована, когда он сообразил, что происходит.
   Двое грубо схватили его сзади, а третий вывернул шпагу у него из руки. Три стражника пригнули Вилрована к земле и держали так, несмотря на его отчаянное сопротивление.
   — Проклятье на ваши головы! Вы что, не знаете, кто я?
   — Нет, сэр. И вас арестовали во время дуэли, а дуэли, как вам должно быть прекрасно известно, строго запрещены, если нет специального разрешения от Лорда-Лейтенанта. Если вы соблаговолите добровольно проследовать за нами в Виткомбскую тюрьму…
   — Но откуда, черт побери, — взъярился Вилл, переводя взгляд с одного лица на другое, но никого не узнавая, — вы знаете, что у меня нет разрешения? Вы же прервали дуэль, даже не спросив. Да вас же только-только набрали! И как только Джек Марзден умудрился отпустить вас одн…
   — Лорда Марздена уже пять дней нет в городе, — спокойно и с достоинством отвечал молодой офицер. И хотя на вид ему было никак не больше восемнадцати или девятнадцати, в своем красном мундире он выглядел уверенно и властно. — Во время его отсутствия разрешений выписано не было. И если бы ваша дуэль была законной, думаю, ваши друзья задержались бы, чтобы подтвердить ваши слова.
   Недалеко от уха Вилрована послышался мягкий, но угрожающий щелчок, краем глаза он заметил большой кавалерийский пистолет с медной насечкой; рука стражника держала его с таким напряжением, что побелели костяшки пальцев. Вилрован разом перестал сопротивляться.
   — Никакого разрешения не было, и мои друзья были несколько… не правы, участвуя в этом деле, но ко мне этот закон не применим. Я — Вилрован Кроган-Блэкхарт, ранее — солдат городской стражи, теперь — капитан Гвардии Ее Величества, и как офицеру элитной группы войск мне не требуется разрешение.
   — Тогда, сэр, я очень сожалею, что вы не в форме и мы не имеем никакой возможности проверить ваши слова. И если позволите…— Пока юный капрал говорил, Вилла подняли на ноги и повели, подталкивая в сторону Виткомбской тюрьмы. — Если вы соблаговолите добровольно последовать за нами, вы сможете подать апелляцию на имя Лорда-Лейтенанта, когда тот вернется.
   Решив, что у него нет выбора, Вилл, не сопротивляясь, дал провести себя по заснеженным улицам, но все-таки оглянулся, чтобы посмотреть, схватили ли также его товарищей и его бывшего противника.
   — Да чтоб вы все провалились в Вековечную Тьму! Где человек, с которым я дрался? Я подозреваю, что он применил магическую защиту во время дуэли, а это значительно более серьезное нарушение, чем отсутствие вашего чертова разрешения.
   — Возможно, и так, — сказал юнец с пистолем. Он так нервно и неумело держал пистолет, что от одного взгляда на него Вилла прошибал холодный пот. — Сэр Руфус Маккей сумел удостоверить свою личность, а так как мы знаем, что он близкий друг короля, мы позволили ему удалиться, приняв его заверения в том, что он в течение трех дней предстанет перед магистратом. Если у вас есть жалобы, сэр, — вот тогда вы и сможете его обвинить.
   — Если он действительно появится, в чем я начинаю сомневаться, — пробормотал Вилл. И, смирившись с неизбежным, он провел остаток пути до Виткомбской тюрьмы в мрачных раздумьях о том, как он отомстит, если, конечно, он все-таки когда-нибудь поймает Маккея.

2

   Лиллиане казалось, что она едет уже много дней. Глаза слипались, все сильнее ныла поясница, несмотря на поддержку корсета из китового уса. Откинувшись на черное кожаное сиденье экипажа, Лили задавалась вопросом, сможет ли она, когда они с тетушкой Аллорой наконец достигнут места назначения, найти в себе достаточно сил, чтобы довести поиски таинственного сокровища до конца.
   Экипаж сильно тряхнуло, затем он опять покатился ровно. Он свернул с грунтовой дороги, проехал по старинному железному мосту и помчался по булыжной мостовой узкой улочки, зажатой между рядами высоких домов. За окошком почти стемнело. Лошади поднимались по крутому склону.
   — Это Хоксбридж, похоже, — громко сказала Лили. «Наконец-то», — добавила она про себя, выглядывая в окошко.
   — Ты утомилась, Лиллиана, — сказала ей тетя, сидевшая напротив миниатюрная пожилая женщина с совершенно плоской грудью и очень острым взглядом.
   Аллора выглядела на удивление свежей, ее платье, ленты, кружева были изысканно аккуратны, маленькие ручки в перчатках спокойно сложены на коленях. Тетушка Аллора была леди старой школы, и какие-то восемнадцать часов тряски в этом похожем на гроб шарабане не могли поколебать ее самообладания или сломить ее непокорный дух. Выражение лица тетушки чуть заметно смягчилось, когда она посмотрела на свою внучатую племянницу.
   — Может быть, дитя мое, нам стоит остановиться, передохнуть, нормально поесть?
   — Нет, — Лили опять откинулась назад. У нее сосало под ложечкой от голода и дрожали колени, она ничего не ела со вчерашнего вечера — тогда Аллора достала из-под сиденья плетеную корзину с едой, и они поужинали пирогом, холодной говядиной и малиновым ликером. Но сейчас ей почему-то казалось, что надо спешить, и это странное ощущение беспокоило Лили.
   — Мне кажется, лучше не стоит. Честно говоря, у меня уже голова болит оттого, что я постоянно пытаюсь сосредоточиться, но мы не можем себе позволить упустить нашу цель, особенно сейчас, когда она, кажется, уже близко. — Ее пальцы сомкнулись на металлическом поисковом жезле, лежавшем у нее на коленях. Это было занятное приспособление: длинная игла намагниченного железа, заключенная в латунную трубку, скрепленную пятью кольцами из меди и цинка, с одного конца к ней была прикреплена треугольная призма. — Ты только подумай, как будет ужасно, если нам придется ехать еще сутки.
   Пока Лили говорила, жезл шевельнулся у нее в руке и ее сознание пронзила боль, такая острая, что у нее на мгновение потемнело в глазах. Когда зрение прояснилось, она с трудом могла сфокусировать взгляд, а голова болела настолько сильно, что она дышала с трудом. Хрустальная призма на поисковом жезле указывала на восток.
   — Скажи кучеру, чтобы остановился. Мы проехали нужное место и теперь удаляемся.
   Тетушка Аллора постучала по крыше костяным набалдашником своей трости. Экипаж резко остановился.
   — Что ему сказать? — спросила она, открывая дверь.
   — Скажи, чтобы ехал обратно до улицы или переулка, мимо которого мы только что проехали, и повернул направо. И еще… скажи… чтобы ехал шагом. — Говоря, Лили потирала затылок.
   Аллора передала кучеру указания и захлопнула дверь; коляска тронулась, доехала до места пошире и развернулась. Несколько минут спустя, скрипя и раскачиваясь, она свернула в нужный переулок.
   — Еще сто футов, — Лили закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Жезл, конечно, был штукой полезной, когда ничего не загораживало и не искажало магнетические силовые линии, на которые он был ориентирован, но ее природные способности позволяли действовать с гораздо большей точностью, особенно после того как маги Спекулярии столько с ней занимались. — Мне кажется, это должна быть таверна или что-то в этом роде.
   Тетушка Аллора еще раз резко постучала по крыше коляски, и та опять остановилась.
   — Ты в силах продолжать?
   Лили кивнула, о чем тут же пожалела — от этого движения голова заболела с новой силой, а в глазах опять помутилось. Она скорее услышала, чем увидела, как кучер отворил дверь и опустил подножку. Спрятав жезл для надежности в подушки, она вышла вслед за Аллорой, благодарно опираясь на руку кучера, и неуверенно ступила с узкой подножки на обледенелую землю.
   Когда Лили опять смогла нормально видеть, она разглядела грязный переулок у подножия кривой лестницы, ведущей вверх по стене высокого здания. Запрокинув голову, Лиллиана с трудом рассмотрела обветшалую лестничную площадку футах в тридцати или сорока над головой и выцветшую вывеску с неопределенными очертаниями какого-то морского чудовища и едва различимой надписью «Левиафан».
   — Не может быть, чтобы это было здесь!
   Аллора отряхнула и расправила шелковые нижние юбки своего кремового платья и поплотнее надвинула плоскую соломенную шляпку.
   — Тебе лучше знать. Мне нарочно ничего не сказали о местоположении свитка, чтобы я на тебя не повлияла.
   Лили вздохнула. И хотя место внушало ей сомнения, она безошибочно чувствовала зов иероглифического папируса. И она знала, что если пройдет это испытание, если докажет, что достойна тайного знания, в которое тетя Аллора и ее загадочные друзья уже посвятили девушку, то в один прекрасный день ей придется входить и в более зловещие места, причем в одиночку.
   — Я уверена, что свиток где-то здесь.
   Приподняв подол коричневого бархатного плаща, Лили начала подниматься по кривой лестнице.
   Она знала, что неожиданное появление двух благородных дам без провожатых вызовет в таверне оживление, и единственный выход заключался в том, чтобы вести себя с достоинством и как можно более уверенно. Добравшись до верхней площадки лестницы, Лили запыхалась и довольно сильно разнервничалась. Поэтому, прежде чем войти, она подождала, пока выровняется дыхание, сердце перестанет биться так сильно, а глаза привыкнут к полумраку.
   С потолочных балок свисала пара чадящих зеленых светильников, в противоположном конце зала находился камин, в котором синим пламенем горел газ. Как девушка и ожидала, в таверне было многолюдно и шумно, воздух пропитан вонью трубочного табака, неразбавленного спирта и немытых тел. И все же она с легкостью приметила в толпе его — пожилого человека, пришедшего сюда словно прямиком из времен ее дедушки, с длинными, по пояс, белоснежными волосами под мягкой черной шляпой и в сером балахоне до самой земли, — он тихо сидел у огня.
   «Это он», — подумала Лили. И, не обращая внимания на свист и непристойные замечания, полетевшие в ее сторону, она смело вступила в комнату. Все до одного обернулись и пристальным взглядами провожали девушку, пока та шла через комнату, хотя Лиллиана знала, что ничего особо привлекательного для мужского взгляда в ней нет. Стройная фигура, скорее угловатая, чем гибкая, густая копна каштановых кудрей, бледное лицо, широкий лоб, прямой нос, лукавые зеленые глаза.
   — Сэр, мне кажется, у вас есть нечто, предназначенное мне.
   Пожилой джентльмен сердито на нее воззрился.
   — Чрезвычайно маловероятно. Похоже, вы очень сильно ошиблись адресом, мадам. На вашем месте я бы ушел отсюда немедленно и поискал более походящее место для… для того, что вас сюда привело, что бы это ни было.
   Лили почувствовала, что отчаянно краснеет.
   — И все-таки я уверена, что не ошибаюсь. Если вы отдадите мне… предмет… который мои друзья доверили вам, я не стану больше вас беспокоить.
   При этих словах старик немного выпрямился на скамейке.
   — Хм. Возможно, нам действительно есть о чем поговорить. Но я не могу отдать вам… предмет, о котором идет речь, здесь, в присутствии этих людей. Как вы, наверное, догадываетесь, он представляет некоторую ценность. Вы подниметесь ко мне в комнату?
   Лили вопросительно посмотрела на Аллору, но та осталась совершенно бесстрастна.
   — Конечно, сэр, мы сделаем так, как вы сочтете нужным. Хотя я…
   — Вы меня неправильно поняли. Вы подниметесь со мной, а ваша спутница останется здесь. То, что у меня есть, предназначено только вам.
   Лили неожиданно осознала всю остроту ситуации. Если она вдруг обратилась не к тому человеку, то этим поставит себя в двусмысленное положение…
   С другой стороны, если он хочет испытать ее смелость и решительность, то она должна оправдать надежды своих учителей.
   — Я сделаю, как вы скажете.
   В голове Лили мелькали картинки, одна другой страшнее, — вдруг он ее изнасилует, а то и чего похуже; но она последовала за этим человеком через комнату, вошла в узкую дверь и стала подниматься по шаткой лестнице. Лишь слабый луч света проникал сквозь треснувшее тусклое оконце на самом верху.
   Лили шла, низко опустив голову, на случай, если им кто-нибудь встретится. Наверное, именно поэтому она совсем не заметила, с каким трудом двигался ее сопровождающий — пока он не оступился на верхней ступеньке и не ухватился за перила, чтобы не упасть. Тогда она подняла на него глаза и увидела, что он держится рукой за бок под своим темно-серым плащом.
   — Вы ушиблись? Меня учили исцелять, так что если вы ударились или…
   — Это не ушиб, — старик с видимым трудом разогнулся. — Боль не отпускает меня с раннего утра, хотя сначала болело не так сильно. Я начинаю опасаться, госпожа Блэкхарт, что меня отравили.
   У Лили екнуло сердце.
   — Давайте, я помогу вам дойти до вашей комнаты. Пожалуйста, обопритесь на меня. Я сильнее, чем вы думаете.
   Он оперся на ее руку, и Лили почувствовала сквозь рукав платья, какая горячая у него рука.
   — Мне кажется, это не яд. У вас жар. С вашего разрешения, я вас осмотрю.
   Пожилой джентльмен слабо кивнул. Он остановился у облупившейся двери и достал из кармана большой медный ключ, Лили вставила его в замок и открыла дверь. Все еще поддерживая его, она помогла ему войти в полутемную спальню и сесть на продавленную кровать. А потом бегом спустилась в зал, к тете.
   — Он очень сильно болен, тетя. Нам понадобится миска с водой, с чистой водой, если найдется. А еще — свечи, кусок ткани, бумага, перо, чернила и корзинка с травами, которую я оставила в коляске. — Аллора не успела ничего ответить, Лили убежала наверх.
   Когда она вернулась, ее пациент сидел на ржавой железной кровати, тяжело дыша, с остекленевшим взглядом. Похоже, боль усилилась. Она помогла ему снять шляпу, плащ, тупоносые ботинки и уложила в кровать. Постель была сырая и попахивала. Но тут уж ничем помочь было нельзя. Вряд ли во всем доме нашлись бы грелка или пара чистых простыней.
   Когда пришла Аллора и принесла то, зачем ее посылали, Лили зажгла свечу и поставила ее у кровати. Она сунула руку в корзинку и вытащила прозрачный стеклянный шар дюймов в шесть в диаметре, наполненный бледной густой субстанцией. Лили установила его на серебряный треножник перед свечкой, чтобы свет отражался и рассеивался. И только после этого повернулась к больному.
   Лили начала осмотр с внимательного изучения рук старика. Ногти его были тусклого, свинцово-серого цвета, а это, насколько ей было известно, являлось очень плохим знаком. Она пощупала пульс и ощутила слабое, неровное биение.
   — Сэр, вам случалось… простите, я не знаю вашего имени.
   — Его зовут сэр Бастиан Джосслин-Мазер — это мой старый друг, — сказала Аллора, заглядывая Лили через плечо.
   — Хорошо, значит — сэр Бастиан. Вам случалось в последнее время выезжать из страны? — Она расстегнула никелированные пуговицы его камзола и уверенной рукой стала ощупывать живот.
   — Я был в Шато-Руж недели три назад.
   — В Шато-Руж, да еще так недавно! Я слышала, там в приморских городках эпидемия черно-желчной лихорадки. — Как она и опасалась, под самыми ребрами прощупывалась твердая опухоль. — Ну ладно, я хорошо знаю, как лечить лихорадку. Обещаю вам, сэр, что сделаю, что смогу.
   — К сожалению, эта болезнь очень заразна, а зачастую смертельна, — хрипло прошептал он. — Не надо из-за меня рисковать. Умоляю вас, вызовите доктора и уходите, пока не подхватили заразу сами. Даже если бы я был здоров, все равно — здесь не место для благородных дам.
   Лили и Аллора переглянулись. Они обе понимали, что провести с больным хотя бы час означало обречь себя на неизбежную медленную смерть.
   Но Лили выпрямилась и заявила тоном, не допускающим возражений:
   — Спекулярии втайне обучали меня все эти годы не для того, чтобы я струсила при первых признаках опасности!
   — Но и не для того, чтобы вы жертвовали жизнью по пустякам. Ваша жизнь представляет большую ценность, чем моя, — по крайней мере, после того, как вы закончите обучение, так и будет. Госпожа Брейкберн, я прошу вас, убедите вашу племянницу. Сейчас не время для сантиментов.
   Аллора слабо улыбнулась.
   — Моя племянница бывает весьма упряма. И она знает, в чем заключается долг врача-целителя.
   — Ее долг перед человечеством важнее, — продолжал протестовать сэр Бастиан, хотя дыхание с тяжелым хрипом вырывалось из его горла и говорить ему становилось все труднее. — И долг этот заключается в том, чтобы вечно сохранять бдительность и предотвратить возвращение чародеев.
   — Мой долг перед человечеством начинается здесь и везде, где я нужна. — Лили порылась в корзинке, которую принесла с собой Аллора, вынула гладкий черный камень из синего кожаного мешочка. — Чародеи могут и не объявиться в наше время. И я совсем не собираюсь всю жизнь просидеть без дела в ожидании их появления.
   Она подняла подол его рубахи и положила камень на опухоль.
   — Основная причина вашей болезни — это переизбыток соков черной желчи, которая скопилась вот здесь, в подреберной полости. Это — обсидиан, и, поскольку подобное притягивает подобное, он выведет избыток черной желчи. В этом доме есть кто-нибудь, кому можно доверять? Нужно послать кого-нибудь к аптекарю за травами. Боюсь, кучер, которого мы наняли, совершенно не знает этой части города.
   — Женщина из соседней комнаты показалась мне… дружелюбной, — ответил сэр Бастиан с легким стоном. — И скорее всего она не будет… занята, сейчас еще довольно рано.
   Аллора отправилась в соседнюю комнату, а Лили написала на принесенной бумаге:
   «Королевская сенна — 2 унции; корень дуба — 6 унций; ягоды восковницы (очищенные) — 4 унции; плоды ясеня, ревень, имбирь, сассафрас и гвоздика — по 1 унции. Растереть все, кроме сенны, и залить 1 пинтой эля». У нее не было песка посыпать написанное, поэтому она слегка подула на лист, чтобы чернила высохли.
   К этому времени Аллора уже вернулась с женщиной из соседней комнаты. Та была одета ярко и безвкусно, на ней было потрепанное шелковое платье, и вообще соседка производила впечатление совершенно опустившейся женщины. Ленты и кружева ее наряда обвисли и засалились, серебряные бусины на башмаках почернели, и от нее сильно несло джином. Было понятно с первого взгляда, что имел в виду сэр Бастиан, когда сказал, что она не занята, потому что еще слишком рано.
   Лили подала женщине рецепт и попросила подождать, пока аптекарь приготовит лекарство, и самой его принести.
   — Потому что жизненно необходимо как можно скорее облегчить его страдания.
   Проститутка тупо кивнула. Под толстым слоем свинцовых белил и румян кожа у нее была дряблая, глаза опухшие и невыразимо усталые, но, когда пожилой джентльмен обратился к Лили и ее тете, она слегка вздрогнула и в туманных глазах ее мелькнуло странное выражение — фамилия Лили была ей явно знакома.
   — Госпожа Блэкхарт, госпожа Брейкберн, — тяжело дыша, сказал сэр Бастиан, — во внутреннем кармане моего плаща есть кошелек. Я не хочу, чтобы вы из-за меня терпели издержки.
   Кошелек нашелся, и два серебряных флорина перекочевали к шлюхе, которая тут же вышла из комнаты, шурша рваными юбками.
   — Это невыносимо, — прошептала Аллора на ухо Лили, — Ты заметила — это презренное создание знает твое имя. Даже в таком месте, как это, тебе постоянно напоминают о его неверности!
   — Наверное, она была знакома с Виллом, когда тот учился в университете. Он тогда был еще беспутнее, — еще тише ответила Лили, ей очень не хотелось, чтобы сэр Бастиан ее услышал. — Последнее время он… общается… в основном с придворными дамами. И вообще, тетя, жестоко напоминать Виллу о безумствах его юности, особенно в данном случае — эта наша сегодняшняя встреча еще ни о чем не говорит.
   Тетя Аллора громко фыркнула.
   — Вечно ты его защищаешь.
   Лили собрала тряпки, которые ей прислал хозяин таверны, и положила их в миску с водой. Как ни велика была боль, причиненная ей Виллом за последние годы, она предпочитала держать свои чувства при себе.
   — Мы с Виллом научились понимать друг друга, и это довольно удобно. Мы не можем любить друг друга, но мы стараемся хотя бы относиться друг к другу с… добротой и терпением.
   — По-моему, — резко вставила Аллора, — все удобства достались Вилровану, а на твою долю пришлось лишь терпение. Как приличная женщина может потворствовать такому развратнику?!