Страница:
Вилл говорил сквозь зубы:
— А ты — если бы ты знала, что я здесь, то не стала бы вести таких задушевных разговоров с Блэзом.
На Лили накатила волна негодования. Они уже спустились на первый этаж, стремительно пронеслись мимо позолоченных колонн и огромных зеркал и вылетели, все еще продолжая ругаться, из театра.
— Нет, это просто немыслимо! — прошипела она. — И ты еще будешь читать мне мораль!
— А ты? — зло усмехнулся Вилл. — Что это ты вдруг притворяешься оскорбленной сейчас, после стольких лет полнейшего равнодушия?
Это была не самая приятная поездка. Лили сидела очень прямо и напряженно, Вилл всю дорогу не отрываясь гневно на нее смотрел. С тех пор как она приехала, он постоянно становился жертвой самых противоречивых страстей — гнева, ревности, раскаяния, отчаяния, — а сейчас они набросились на него все вместе.
Его сердце переполнили самые разные чувства, стоило ему только посмотреть на нее — вот она сидит там сейчас, пытаясь выглядеть чопорной и обиженной, хотя он прекрасно понимал, что выбил ее наконец из ее вечного самодовольного спокойствия, которое приводило его в бешенство. В висках у него стучала кровь, он смотрел на нее в упор, прищурившись. Говорите что хотите о придворных красотках, но во всем Хоксбридже не найдется женщины с такой прекрасной кожей, такими неповторимыми глазами, а ее рот просто создан для поцелуев. А когда он вспоминал, сколько раз ему казалось, что она вот-вот уже воспылает страстью, что она разделяет его чувства… Где-то внутри Лили сладко спала страсть, и будь он проклят, если разрешит другому мужчине пробудить ее.
Наемный экипаж дернулся и остановился. Из дома вышел слуга и распахнул дверцу. Вилл выпрыгнул первым, отряхнул зеленый мундир, поправил шейный платок. Затем предельно вежливо подал руку Лили, чтобы помочь ей выйти. Ее рука в перчатке на мгновение коснулась его руки, но смотрела она в другую сторону. Она поднялась по лестнице и вошла в дом прежде, чем он успел сказать хоть слово.
Вилл заскрипел зубами. Это было последнее оскорбление, последняя капля, больше он терпеть не намерен.
«Клянусь всеми богами, я получу тебя сегодня, — в ярости подумал он. — И я не успокоюсь, пока ты не будешь принадлежать мне, ты нужна мне вся, душой и телом!»
Лили была в своей спальне — она уже отдала веер горничной и как раз снимала бархатный плащ, когда дверь распахнулась и вошел Вилрован, уже без плаща и сапог.
Она, конечно, понимала, что рано или поздно он придет, но не ожидала его так скоро. Лили провела рукой по глазам. Гнев, питавший ее энергией ранее, весь ушел, оставив ее усталой и угнетенной.
— Если ты не против, мне нужно еще несколько минут. — Она указала на горничную, которая складывала плащ.
Вилл не двинулся с места. Он стоял у двери в чулках и рубашке и держал дверь открытой.
— Отошли девушку. Ты не ребенок, можешь раздеться сама. Если понадобится, я сам помогу.
Лили моргнула, это было неожиданно. Горничная быстро шмыгнула вон из комнаты, не дожидаясь, пока Лили заговорит, и Вилл плотно закрыл дверь.
Он прислонился к косяку.
— Мне не хотелось бы задерживать вас, мадам. Продолжайте, как будто меня здесь нет.
Лили тяжело сглотнула. И что такое на него нашло? Они уже семь лет как женаты, но он всегда относился к ней с мягкостью и уважением. Она почувствовала, как гнев просыпается снова. Чего он ждет — что она станет выставлять себя напоказ, как какая-нибудь из его дворцовых потаскушек?
Она глубоко и яростно вздохнула, вспомнив, как на нее посмотрела эта Стирпайк: эти издевающиеся глаза, эти накрашенные губы и улыбка превосходства — как будто она знала что-то, чего не знала Лили.
«Но я знаю, — подумала Лили, — и я тоже так могу. Я могу заставить его пылать и сходить с ума от страсти, если это могут все остальные, я могу заставить его до головокружения хотеть меня».
Не веря сама себе, Лили потянула одну перчатку, затем другую, подержала вышитую и надушенную шелковую вещицу довольно долго перед тем, как дать ей выскользнуть из пальцев на пол. Еще медленнее она одну за другой стала вынимать из прически шпильки, роняя их к своим ногам. Когда не осталось ни одной, она тряхнула головой, и напудренные душистые локоны заструились по плечам.
«Ну почему бы и нет? — вызывающе подумала она. — Может быть, мне и не удастся удержать его навсегда, но я могу заинтересовать его на одну ночь. Вряд ли в Хоксбридже осталась хоть одна женщина, которой он не принадлежал бы хотя бы однажды. И никто из них не может того, что я могу: заставить его кожу дрожать, заставить его сердце биться в такт с моим, дотронуться до него так, как ему и во сне не снилось».
Лили почувствовала, что кровь быстрее побежала у нее в жилах, когда она расстегнула крючки на спине платья и высвободилась из него, а затем стянула через голову и отбросила в сторону — там оно и осталось лежать, мерцая атласной парчой на полу.
Она видела, как дрожат его ноздри. Вилл сжал губы и побледнел как полотно, но хранил молчание.
Дрожащими пальцами она расстегнула на талии атласные юбки, развязала кринолин. Юбки и обручи упали на пол, а Лили перешагнула их в одной льняной рубашке и шитом жемчугом корсете.
Вилрован все так же стоял, прислонившись к двери, стройный и элегантный, дрожа от напряжения. Рыжие волосы казались пламенем на фоне необычно белой кожи. Он уже почувствовал, что с ней? Она и сама дышала с трудом — или они уже дышали в такт?
Не для этого ее учили целительству и магии. Лили понимала, что делает нечто совершенно недопустимое, — но ей было все равно. Она слишком много вынесла за все эти годы, и сейчас чувства переполняли ее. Скромность, достоинство, гордость — все это не имело значения. Лили знала, что сделает то, чего ей так хочется, и к черту последствия.
Очень медленно она подняла одну ногу, сияла правую туфельку — очаровательную маленькую туфельку с атласной розочкой — и отбросила в сторону. Подняв другую ногу, она сбросила вторую туфельку.
Лучше не думать ни о чем, кроме теперешнего момента, не думать, что она будет чувствовать утром. Она села на край алой кровати, приподняла подол рубашки выше колен, спустила сначала сборчатую подвязку, затем — белый шелковый чулок, потом — еще одну подвязку и еще один чулок.
Лили знала, что уже заполучила Вилла. Его губы дрожали, его дыхание совпадало с ее дыханием. Она почувствовала триумф, ощутила свою власть над ним, расстегивая вышитый атласный корсет. Когда плотный холст спереди разошелся надвое, Вилл тихо застонал.
Она и глазом моргнуть не успела, а он перелетел комнату и оказался на кровати около нее, придавив ее своим телом. Он потянул завязку сорочки и одной рукой раздвинул ткань. Эта рука, горячая как огонь, опустилась на ее грудь.
«Нет!» — Лили внезапно охватила паника. Он узнает, что она чувствует, он узнает слишком много. Она почувствовала слабость, у нее закружилась голова — и еще больше закружилась, когда он наклонил голову и она почувствовала, его губы, его язык на своей обнаженной коже. Она невразумительно запротестовала, Вилл слегка поддался назад, тяжело дыша.
Он заговорил, и его горячее дыхание обжигало ее грудь.
— Я собираюсь попробовать на вкус каждый дюйм твоего тела.
«А я сгорю, я истаю как свечка», — подумала Лили, заблудившись между страхом и удовольствием. Затем она отбросила гордость, забыла чувство стыда и просто отдалась происходящему.
33
— А ты — если бы ты знала, что я здесь, то не стала бы вести таких задушевных разговоров с Блэзом.
На Лили накатила волна негодования. Они уже спустились на первый этаж, стремительно пронеслись мимо позолоченных колонн и огромных зеркал и вылетели, все еще продолжая ругаться, из театра.
— Нет, это просто немыслимо! — прошипела она. — И ты еще будешь читать мне мораль!
— А ты? — зло усмехнулся Вилл. — Что это ты вдруг притворяешься оскорбленной сейчас, после стольких лет полнейшего равнодушия?
Это была не самая приятная поездка. Лили сидела очень прямо и напряженно, Вилл всю дорогу не отрываясь гневно на нее смотрел. С тех пор как она приехала, он постоянно становился жертвой самых противоречивых страстей — гнева, ревности, раскаяния, отчаяния, — а сейчас они набросились на него все вместе.
Его сердце переполнили самые разные чувства, стоило ему только посмотреть на нее — вот она сидит там сейчас, пытаясь выглядеть чопорной и обиженной, хотя он прекрасно понимал, что выбил ее наконец из ее вечного самодовольного спокойствия, которое приводило его в бешенство. В висках у него стучала кровь, он смотрел на нее в упор, прищурившись. Говорите что хотите о придворных красотках, но во всем Хоксбридже не найдется женщины с такой прекрасной кожей, такими неповторимыми глазами, а ее рот просто создан для поцелуев. А когда он вспоминал, сколько раз ему казалось, что она вот-вот уже воспылает страстью, что она разделяет его чувства… Где-то внутри Лили сладко спала страсть, и будь он проклят, если разрешит другому мужчине пробудить ее.
Наемный экипаж дернулся и остановился. Из дома вышел слуга и распахнул дверцу. Вилл выпрыгнул первым, отряхнул зеленый мундир, поправил шейный платок. Затем предельно вежливо подал руку Лили, чтобы помочь ей выйти. Ее рука в перчатке на мгновение коснулась его руки, но смотрела она в другую сторону. Она поднялась по лестнице и вошла в дом прежде, чем он успел сказать хоть слово.
Вилл заскрипел зубами. Это было последнее оскорбление, последняя капля, больше он терпеть не намерен.
«Клянусь всеми богами, я получу тебя сегодня, — в ярости подумал он. — И я не успокоюсь, пока ты не будешь принадлежать мне, ты нужна мне вся, душой и телом!»
Лили была в своей спальне — она уже отдала веер горничной и как раз снимала бархатный плащ, когда дверь распахнулась и вошел Вилрован, уже без плаща и сапог.
Она, конечно, понимала, что рано или поздно он придет, но не ожидала его так скоро. Лили провела рукой по глазам. Гнев, питавший ее энергией ранее, весь ушел, оставив ее усталой и угнетенной.
— Если ты не против, мне нужно еще несколько минут. — Она указала на горничную, которая складывала плащ.
Вилл не двинулся с места. Он стоял у двери в чулках и рубашке и держал дверь открытой.
— Отошли девушку. Ты не ребенок, можешь раздеться сама. Если понадобится, я сам помогу.
Лили моргнула, это было неожиданно. Горничная быстро шмыгнула вон из комнаты, не дожидаясь, пока Лили заговорит, и Вилл плотно закрыл дверь.
Он прислонился к косяку.
— Мне не хотелось бы задерживать вас, мадам. Продолжайте, как будто меня здесь нет.
Лили тяжело сглотнула. И что такое на него нашло? Они уже семь лет как женаты, но он всегда относился к ней с мягкостью и уважением. Она почувствовала, как гнев просыпается снова. Чего он ждет — что она станет выставлять себя напоказ, как какая-нибудь из его дворцовых потаскушек?
Она глубоко и яростно вздохнула, вспомнив, как на нее посмотрела эта Стирпайк: эти издевающиеся глаза, эти накрашенные губы и улыбка превосходства — как будто она знала что-то, чего не знала Лили.
«Но я знаю, — подумала Лили, — и я тоже так могу. Я могу заставить его пылать и сходить с ума от страсти, если это могут все остальные, я могу заставить его до головокружения хотеть меня».
Не веря сама себе, Лили потянула одну перчатку, затем другую, подержала вышитую и надушенную шелковую вещицу довольно долго перед тем, как дать ей выскользнуть из пальцев на пол. Еще медленнее она одну за другой стала вынимать из прически шпильки, роняя их к своим ногам. Когда не осталось ни одной, она тряхнула головой, и напудренные душистые локоны заструились по плечам.
«Ну почему бы и нет? — вызывающе подумала она. — Может быть, мне и не удастся удержать его навсегда, но я могу заинтересовать его на одну ночь. Вряд ли в Хоксбридже осталась хоть одна женщина, которой он не принадлежал бы хотя бы однажды. И никто из них не может того, что я могу: заставить его кожу дрожать, заставить его сердце биться в такт с моим, дотронуться до него так, как ему и во сне не снилось».
Лили почувствовала, что кровь быстрее побежала у нее в жилах, когда она расстегнула крючки на спине платья и высвободилась из него, а затем стянула через голову и отбросила в сторону — там оно и осталось лежать, мерцая атласной парчой на полу.
Она видела, как дрожат его ноздри. Вилл сжал губы и побледнел как полотно, но хранил молчание.
Дрожащими пальцами она расстегнула на талии атласные юбки, развязала кринолин. Юбки и обручи упали на пол, а Лили перешагнула их в одной льняной рубашке и шитом жемчугом корсете.
Вилрован все так же стоял, прислонившись к двери, стройный и элегантный, дрожа от напряжения. Рыжие волосы казались пламенем на фоне необычно белой кожи. Он уже почувствовал, что с ней? Она и сама дышала с трудом — или они уже дышали в такт?
Не для этого ее учили целительству и магии. Лили понимала, что делает нечто совершенно недопустимое, — но ей было все равно. Она слишком много вынесла за все эти годы, и сейчас чувства переполняли ее. Скромность, достоинство, гордость — все это не имело значения. Лили знала, что сделает то, чего ей так хочется, и к черту последствия.
Очень медленно она подняла одну ногу, сияла правую туфельку — очаровательную маленькую туфельку с атласной розочкой — и отбросила в сторону. Подняв другую ногу, она сбросила вторую туфельку.
Лучше не думать ни о чем, кроме теперешнего момента, не думать, что она будет чувствовать утром. Она села на край алой кровати, приподняла подол рубашки выше колен, спустила сначала сборчатую подвязку, затем — белый шелковый чулок, потом — еще одну подвязку и еще один чулок.
Лили знала, что уже заполучила Вилла. Его губы дрожали, его дыхание совпадало с ее дыханием. Она почувствовала триумф, ощутила свою власть над ним, расстегивая вышитый атласный корсет. Когда плотный холст спереди разошелся надвое, Вилл тихо застонал.
Она и глазом моргнуть не успела, а он перелетел комнату и оказался на кровати около нее, придавив ее своим телом. Он потянул завязку сорочки и одной рукой раздвинул ткань. Эта рука, горячая как огонь, опустилась на ее грудь.
«Нет!» — Лили внезапно охватила паника. Он узнает, что она чувствует, он узнает слишком много. Она почувствовала слабость, у нее закружилась голова — и еще больше закружилась, когда он наклонил голову и она почувствовала, его губы, его язык на своей обнаженной коже. Она невразумительно запротестовала, Вилл слегка поддался назад, тяжело дыша.
Он заговорил, и его горячее дыхание обжигало ее грудь.
— Я собираюсь попробовать на вкус каждый дюйм твоего тела.
«А я сгорю, я истаю как свечка», — подумала Лили, заблудившись между страхом и удовольствием. Затем она отбросила гордость, забыла чувство стыда и просто отдалась происходящему.
33
Утром Лили и Вилл завтракали поздно. Прошлая ночь стала откровением, это было больше, чем просто физическая страсть, — и теперь чай, тосты, печеные яблоки и шоколад поглощались в атмосфере взглядов искоса и застенчивых улыбок. Лили — в полосатом атласном халате — притворялась, что читает письмо от Аллоры, а Вилл, который еще даже не брился, отдавал должное тостам и печеным яблокам, хотя вряд ли он ощущал их вкус.
В середине трапезы вдруг раздался громкий стук в окно. Лили подняла глаза от письма. Что-то крупное и черное мелькало с той стороны окна, стуча клювом по стеклу.
— Как странно. Как будто он пытается попасть внутрь.
Вилл тоже неотрывно смотрел на окно. Ворон не просто пытался попасть внутрь, он держал в клюве что-то маленькое и яркое. Вилл медленно встал, не спуская глаз с окна.
— В комнате прохладно, любовь моя. Я принесу тебе сверху шаль.
Лили была явно тронута такой нежной заботой.
— Что ты, Вилл, не стоит. Или, если настаиваешь, можно позвонить. Позвать…
Но он пересек комнату и вышел прежде, чем она успела договорить.
Босиком, в одних чулках он взбежал на четвертый этаж, перескакивая через ступеньку. Затем распахнул дверь спальни и вошел внутрь, быстро оглянулся, чтобы убедиться, что никого из слуг нет поблизости, в три шага пересек комнату и открыл окно.
Ворон услышал скрип открывающегося оконного переплета и, оставив в покое столовую несколькими этажами ниже, взлетел к окну спальни и уселся на деревянный подоконник.
— У меня новости, новости, новости.
Слова ударяли в мозг Вилрована, как только что вороний клюв бил по стеклу. А в клюве развевался кусочек красной ленты — заранее оговоренный знак.
— Ну так влетай, черт бы тебя побрал, и рассказывай, что знаешь. Но это должно быть нечто важное, чтобы я смог простить тебе подобное неблагоразумие! И что только Лили сейчас думает!
Ворон спрыгнул с окна на пол. Вилл встал на одно колено и коснулся рукой гладкой вороньей головы. Было проще разговаривать, если между ними существовал и физический контакт.
— Два путешественника в «Бесе и Бутылке». Я слышал, они говорили про город в Шенебуа. Странные вещи происходят там на мельнице и бумажной фабрике, хотя никто не может найти неполадки в оборудовании. В полночьна двадцать третье стрелки на всех компасах в городе четверть часа вертелись, как сумасшедшие. Ты говорил — искать такие знаки. Я умница?
Вилл медленно вдохнул и еще медленнее выдохнул. Это была очень хорошая новость, и все-таки у него из головы не шла Лили и прошлая ночь, и он не мог не думать, что новость эта пришла очень, очень не вовремя.
— Ты действительно умница. Конечно, если сможешь назвать город, о котором идет речь.
— Фермулин. — Ворон наклонил голову и уронил клочок ленты на деревянный пол. — На реке Узель. На границе Шенебуа и Брайдмора.
Лили уже отложила письмо и пила шоколад, когда вернулся Вилрован, без шали. Он уже молниеносно оделся и застегивал мундир, входя в комнату. Стуча каблуками по полу, Вилл пересек комнату и быстро поцеловал ее в голову, как будто прося прощения.
— Вот ведь ерунда какая получается. Из Волари пришло известие, пока мы завтракали, а какой-то дурак отнес его наверх, в мою гардеробную. Похоже, это срочно, и я должен идти. Именно сегодня — когда я все на свете отдал бы, чтобы остаться с тобой.
— Да, я понимаю, — сказала Лили, задумчиво нахмурившись. — Хотя я не слышала стука в…— Она вздохнула, когда Вилл поднял ее на ноги и страстно поцеловал ее в губы.
Поцелуй получился колючий, так как он все еще не побрился, но Лили все равно была рада. К сожалению, он слишком быстро закончился.
Вилл заговорил ей на ухо, все еще крепко держа за талию:
— Возможно, сегодня мне придется уехать из города на… на определенное время. Я клянусь тебе, я бы ни за что не уехал, если бы это не было жизненно важно — особенно после сегодняшней ночи. Мне еще так много надо тебе сказать.
Он вдруг отпустил ее, и она перевела дыхание. Вилл направился к выходу, не успела Лили прийти в себя.
Но он остановился, держась за ручку двери, и сказал, глядя на нее с мольбой:
— Пообещай, что никуда не уйдешь, пока я не забегу попрощаться. Даже если мне придется перевернуть землю и небо, я вернусь в течение двух часов.
Но Лили успела уже одеться к тому времени, когда известия наконец пришли. Их принес наверх на подносе лакей. Она разорвала конверт и просмотрела текст. «Будь готова немедленно покинуть Хоксбридж. Я все устрою».
Она села на кровать, все еще глядя на эти слова. Немедленно покинуть Хоксбридж? Ну конечно же, Спекулярии хотят, чтобы она прибыла куда следует и сделала то, что от нее потребуется, до того, как появится Вилрован по тому же самому делу и все испортит «недостаточной сдержанностью и осмотрительностью ».
Лили закрыла глаза, пытаясь прогнать из головы яркий образ — лицо Вилла на подушке рядом с ней, такое открытое, такое ранимое, полное чувств. «Но мы с Вилрованом можем сделать это вместе», — подумалось ей. Но нет, решение уже принято, и хотя не она его принимала, по крайней мере она обязана с ним считаться.
«Никуда не уходи… Даже если мне придется перевернуть землю и небо, я вернусь в течение двух часов». Прощальные слова Вилла эхом отдавались в комнате. У нее оставалось слишком мало времени на сборы, а ведь он может вернуться и раньше. Отложив записку в сторону, Лили вскочила на ноги.
Она быстро нацарапала ответ сэру Бастиану с просьбой забрать ее в течение часа. А затем принялась собирать всю одежду, какая могла поместиться в один чемодан.
«Но он просил меня ждать его. Как я могу так с ним поступить — после такой ночи?» Сердце Лили просто разрывалось от боли, когда она стояла перед зеркалом внизу, в холле, завязывая под подбородком ленты своей соломенной шляпки. Но она уже знала ответ на этот вопрос. Происходило нечто важное, от нее зависело будущее Маунтфалькона, будущее всего мира — и Спекулярии нужна была она и ее таланты.
Это была восхитительная, необычайная ночь, но всего лишь одна за шесть, даже семь лет. Откуда ей знать, что для Вилрована она значит так же много, как и он для нее?
Лили отправила лакея отнести чемодан на первый этаж, и теперь у нее оставалось только одно дело — пойти в гостиную и написать письмо Вилровану. Она замялась с пером в руке, не зная, что написать. Проще всего было придумать какую-нибудь историю, какой-нибудь благовидный предлог. Сказать, что отец или тетушка заболели, что она нужна в Брейкберне. Но она поняла, что не может соврать ему, именно сегодня. А кроме того, вполне вероятно, что их пути пересекутся. А если такое случится, он поймет, что она солгала ему, и никогда больше не сможет ей доверять.
Лили все еще мучилась над письмом, когда снаружи послышался шум подъехавшего экипажа. Она отложила перо и быстро выглянула в окно. Да, это была та самая черная карета.
С тяжелым сердцем она вернулась к столу, к перу и бумаге. Обмакнув перо в чернильницу, она быстро нацарапала несколько слов. Затем сложила бумагу, написала снаружи очень четко имя Вилрована и отдала записку слуге, с тем чтобы ее передали Виллу, как только он появится.
В карете сидел сэр Бастиан, Лили поправила шляпку, разгладила юбки и попробовала сосредоточиться перед предстоящим путешествием.
— Насколько я понимаю, мы едем искать Сокровище Маунтфалькона?
— Да, Лиллиана. Твой час наконец настал. Никто, кроме тебя, с твоим даром находить магические предметы, не может надеяться на успех в этом важном деле.
— Но… я надеюсь, мы не будем искать наобум?
— Мы отправляемся в Фермулин, в Шенебуа. А останемся ли мы там или отправимся дальше — пока не известно.
Карета с грохотом катилась к городским воротам, а старик рассказывал о том, как король только что получил известия о странном поведении мельниц и компасов.
— Эта часть света уже привлекала ранее наше внимание, и не только потому, что двоих из заговорщиков, замешанных в этом деле, выследили до Четтерли, а это на границе с Шенебуа, но и потому, что до нас уже доходили слухи о пожаре, беспорядках и серьезной вспышке эпидемии — и все в радиусе двадцати миль от Фермулина. Если Машина Хаоса не в городе, то я думаю, что ее недавно через него провезли.
Он взглянул на Лили.
— Но ты ведь установила связь с Сокровищем. Когда мы прибудем на место назначения, это тебе придется сказать мне, находится ли Машина Хаоса все еще где-нибудь поблизости.
Лили неподвижно смотрела на грязные носки своих туфель, по дороге к карете она в спешке наступила в лужу.
— Я так внезапно уехала из Хоксбриджа, обязательно пойдут слухи. Я не хочу, чтобы папа и тетушка Аллора волновались.
— Не беспокойся. Твоей тетушке уже отправили зашифрованное письмо, где объясняется все. — Его взгляд стал острее. — Прости за нескромность, но как ты объяснила свой отъезд капитану Блэкхарту?
Лили попыталась вспомнить, что именно она второпях написала в той записке.
— Я ему сказала… да почти ничего не сказала. Все равно я не смогла бы сказать ему, куда еду, даже если бы захотела. И конечно же, я ни словом не упомянула истинных причин отъезда.
— Именно этого я и ожидал. Если нам в будущем доведется столкнуться с твоим мужем, ты и дальше должна говорить ему как можно меньше. По правде говоря, — добавил сэр Бастиан, — будет лучше всего, если нам вообще не придется ему ничего объяснять.
Блэз Трефаллон был еще в постели, когда Вилрован ворвался в его квартиру. Блэз провел большую часть ночи после оперы у Сайласа Ганта и вернулся домой сразу после восхода солнца. Он проспал несколько часов, а сейчас он как раз сидел на кровати и подумывал о завтраке, как вдруг дверь распахнулась и Вилл вошел в комнату — в дорожных сапогах, замшевых штанах и длинном темно-коричневом плаще, нервно сжимая в руке с побелевшими костяшками дорожный кнут с серебряной рукоятью.
— Трефаллон, — без предисловий заявил он, — что ты сделал с моей женой?
Блэз протер заспанные глаза и душераздирающе зевнул. По утрам он вообще не особенно хорошо соображал, цирюльнику и слуге по крайней мере час приходилось приводить его в порядок.
— Прости, пожалуйста! А что я, по-твоему, мог сделать с твоей женой?
Вилл взмахнул кулаком.
— Лили исчезла. Она уехала в черной карете, забрав с собой полный чемодан вещей. Слуги сказали, с ней определенно был какой-то джентльмен, но его лица никто не видел. Я не могу придумать, с кем еще Лили может сбежать, поэтому я пришел к тебе и спрашиваю еще раз: ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С МОЕЙ ЖЕНОЙ?
Блэз откинул одеяла и встал с кровати. Это был сейчас еще один Трефаллон, он совсем не походил ни на то элегантнейшее существо, каким он появлялся при дворе и в гостиных, ни на беспутного завсегдатая таверн и игорных притонов. Тем не менее, стоя на полу в ночной рубашке, с растрепанными волосами, он сумел собрать достаточно собственного достоинства и высокомерно спросил, приподнимая одну бровь:
— А тебе не приходит в голову, Вилрован, что если бы я сбежал с кем-нибудь, то не разговаривал, бы сейчас здесь с тобой?
— Мне приходит в голову, — сказал Вилл, и губы у него совсем побелели, — что ты мог увезти ее и оставить где-нибудь, а сам вернуться, чтобы отвести мои подозрения.
— Понятно, — Трефаллон выпрямился и в глазах его появилось воинственное выражение. — Ты возмутительным образом врываешься в мою комнату в такой неурочный час и сообщаешь мне, что, во-первых, я — низкий соблазнитель и похитил твою жену, а во-вторых — еще, несомненно, трус и подлец.
Очень трудно защищать собственную честь, стоя босиком на холодном полу, заспанному и небритому, но Блэз в этом преуспевал, что воистину достойно восхищения.
— С вашего позволения, капитан Блэкхарт, должен вам сообщить, что, если бы я имел какие-либо виды на вашу жену, я бы никогда не вздумал унизить ее побегом. Напротив, я избрал бы более благородный путь и проткнул бы тебя шпагой или продырявил пулей, негодяй ты бессовестный, а потом женился бы на твоей вдове. Надеюсь, я ясно выразился?
Вилл сделал над собой огромное усилие и унял свою ярость.
— Кажется, я должен перед тобой извиниться, — сказал он сдавленным голосом.
— Мне тоже так кажется. Но, прошу тебя, не старайся, если это стоит тебе слишком больших усилий. Я ведь могу и не простить тебя, учитывая твое несносное…— Блэз остановился и уставился на своего друга, неожиданно заметив скорбное выражение его лица. — Ты что, серьезно? Никогда не поверю, что Лили сделала что-то подобное.
— Да, — выдохнул Вилрован, падая на стул. — Только, пожалуйста, не надо мне рассказывать, насколько я этого заслуживаю. Я знаю это не хуже тебя, и от этого мне только больнее.
— Да, — сказал Блэз, потянувшись за нанковыми бриджами, которые несколько часов назад сам же бросил на стул, и медленно их натягивая. — Уверен, что так оно и есть. Но, Вилл, это невероятно! Ты хочешь сказать, что она уехала, даже ничего не объяснив?
Вилл уныло покачал головой, сдерживая внезапный приступ смеха.
— Извинилась, но объяснять ничего не стала. Я должен вернуть ее, Блэз. Потому что… по-моему, я не смогу без нее жить.
Трефаллон задумчиво его рассматривал.
— Должен признаться, я подозревал что-то в этом роде. И как давно ты это понял? — Он снял ночную рубашку и бросил ее на кровать.
— Что я люблю Лили? — Вилл горько рассмеялся. — Я даже не знаю. Почти с самого начала, мне кажется.
Блэз покачал головой в пароксизме.
— Иногда ты приводишь меня в отчаяние. — Он подошел к комоду, выдвинул ящик и достал чистую рубашку. — Если это правда, то почему ты Лили-то об этом так и не сказал?
Вилл согнул кнут так, что, казалось, он сейчас сломается.
— Потому что я трус. Даже за самое короткое время я уже… согрешил десяток раз, и я боялся, что она никогда не полюбит меня в ответ.
К большому удивлению Вилла, Блэз расхохотался.
— Дорогой мой Блэкхарт, ты что, совсем слепой? Если я хоть что-то понимаю, если за последний месяц я был хоть в чем-то уверен — так это в том, что Лили любит тебя. Мне трудно поверить, что она действительно сбежала с другим мужчиной. Да и с кем ей бежать? Она ведь никого и не знает, кроме тебя, меня, Ника и Родарика, а ты ведь не станешь подозревать кого-то из них. Ах да, — добавил он, продолжая одеваться, — и того почтенного пожилого джентльмена, с которым она однажды прогуливалась у реки.
— Почтенного пожилого джентльмена? — Вилл резко нахмурился.
Блэз махнул рукой.
— Не помню, как его зовут, если она вообще говорила. Ему далеко за семьдесят, добродушный такой старикан. Кроме того, у них была очень надежная дуэнья, не кто иной, как сэр Фредерик Трегарен-Марло.
Это новость неожиданно насторожила Вилла. Только что он сидел угнетенный и раздавленный, а теперь выпрямился.
— Сэр Фредерик Марло?
— Ну да, — спокойно отвечал Блэз, завязывая бахромчатый шейный платок. — Ты ходил когда-нибудь на его лекции? Я как-то посетил; так вот, это был самый занудный старый… Почему ты на меня так смотришь? Марло и этот второй — несомненно, друзья Аллоры Брейкберн, и они просто из вежливости навестили ее племянницу.
Вилл откинулся на стуле.
— Несомненно.
— Я почти уверен, — продолжал Трефаллон, — что если Лили действительно уехала, то она отправилась домой в Брейкберн-Холл, лелеять свое разбитое сердце.
— Но почему? — Вилл все еще сидел, как побитый. — Этой ночью — я думал… Блэз, клянусь тебе, все было совсем иначе. А если она просто поехала домой, то почему так и не написала в письме?
Блэз пожал плечами.
— Не стану притворяться, что знаю, что между вами произошло этой ночью. Но я знаю, что перенесла Лили за последний месяц. — Он собрал волосы на затылке в хвост и перевязал коричневой шелковой лентой. — Если она не написала, что едет в Брейкберн-Холл, то, может быть, только потому, что это прозвучало бы как приглашение следовать за ней. У нее тоже есть гордость, знаешь ли. А ты с ней просто отвратительно обращался.
— Я не спорю, — устало сказал Вилрован, — Но говорю тебе — сегодня ночью все было по-другому. Я рассказал ей обо всем, что я чувствовал к ней все эти годы, и мы… все уладили между собой.
Блэз жалостливо посмотрел на него.
— Тогда почему она сегодня уехала?
Вилл развел руками.
— Не знаю. Я не знаю. И именно это разрывает мне сердце! Может быть… мне трудно сказать… может быть, она не поверила тому, что я сказал.
— Ну, тогда тебе остается только найти ее и убедить, что ты говорил совершенно искренне. Для начала, было бы неплохо отправиться за ней в Брейкберн-Холл.
Вилл отшвырнул кнут, вскочил на ноги и стал ходить кругами по комнате.
— Но вот что хуже всего. Я не могу ехать к Лили — в Брейкберн или куда угодно. Я уезжаю из города по срочному делу. Не могу сказать тебе, куда и зачем. Но если вдруг Лили вернется в Хоксбридж зачем-нибудь…— Он умоляюще посмотрел на Трефаллона. — Если она напишет тебе и откроет, где она… скажи ей… расскажи ей…
— Я расскажу ей, как ты выглядел и что ты сказал, — успокаивающе ответил Блэз. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить ее остаться здесь и подождать твоего возвращения.
Вилл ненадолго забежал в тайную комнату в доме мастера по парикам, собрал несколько странных пузырьков и каких-то загадочных снадобий и положил в карман плаща. Затем вернулся во дворец, где узнал, что юный Своллоу уже упаковал его вещи в небольшой деревянный сундук и две дорожные сумки.
— Отправь их почтовым дилижансом, пусть они дожидаются меня в «Золотой Пятерке» в Фермулине. — Вилл договорился встретиться в этом трактире с Ником и остальными двумя своими людьми. Они путешествовали порознь, чтобы не привлекать внимание.
В середине трапезы вдруг раздался громкий стук в окно. Лили подняла глаза от письма. Что-то крупное и черное мелькало с той стороны окна, стуча клювом по стеклу.
— Как странно. Как будто он пытается попасть внутрь.
Вилл тоже неотрывно смотрел на окно. Ворон не просто пытался попасть внутрь, он держал в клюве что-то маленькое и яркое. Вилл медленно встал, не спуская глаз с окна.
— В комнате прохладно, любовь моя. Я принесу тебе сверху шаль.
Лили была явно тронута такой нежной заботой.
— Что ты, Вилл, не стоит. Или, если настаиваешь, можно позвонить. Позвать…
Но он пересек комнату и вышел прежде, чем она успела договорить.
Босиком, в одних чулках он взбежал на четвертый этаж, перескакивая через ступеньку. Затем распахнул дверь спальни и вошел внутрь, быстро оглянулся, чтобы убедиться, что никого из слуг нет поблизости, в три шага пересек комнату и открыл окно.
Ворон услышал скрип открывающегося оконного переплета и, оставив в покое столовую несколькими этажами ниже, взлетел к окну спальни и уселся на деревянный подоконник.
— У меня новости, новости, новости.
Слова ударяли в мозг Вилрована, как только что вороний клюв бил по стеклу. А в клюве развевался кусочек красной ленты — заранее оговоренный знак.
— Ну так влетай, черт бы тебя побрал, и рассказывай, что знаешь. Но это должно быть нечто важное, чтобы я смог простить тебе подобное неблагоразумие! И что только Лили сейчас думает!
Ворон спрыгнул с окна на пол. Вилл встал на одно колено и коснулся рукой гладкой вороньей головы. Было проще разговаривать, если между ними существовал и физический контакт.
— Два путешественника в «Бесе и Бутылке». Я слышал, они говорили про город в Шенебуа. Странные вещи происходят там на мельнице и бумажной фабрике, хотя никто не может найти неполадки в оборудовании. В полночьна двадцать третье стрелки на всех компасах в городе четверть часа вертелись, как сумасшедшие. Ты говорил — искать такие знаки. Я умница?
Вилл медленно вдохнул и еще медленнее выдохнул. Это была очень хорошая новость, и все-таки у него из головы не шла Лили и прошлая ночь, и он не мог не думать, что новость эта пришла очень, очень не вовремя.
— Ты действительно умница. Конечно, если сможешь назвать город, о котором идет речь.
— Фермулин. — Ворон наклонил голову и уронил клочок ленты на деревянный пол. — На реке Узель. На границе Шенебуа и Брайдмора.
Лили уже отложила письмо и пила шоколад, когда вернулся Вилрован, без шали. Он уже молниеносно оделся и застегивал мундир, входя в комнату. Стуча каблуками по полу, Вилл пересек комнату и быстро поцеловал ее в голову, как будто прося прощения.
— Вот ведь ерунда какая получается. Из Волари пришло известие, пока мы завтракали, а какой-то дурак отнес его наверх, в мою гардеробную. Похоже, это срочно, и я должен идти. Именно сегодня — когда я все на свете отдал бы, чтобы остаться с тобой.
— Да, я понимаю, — сказала Лили, задумчиво нахмурившись. — Хотя я не слышала стука в…— Она вздохнула, когда Вилл поднял ее на ноги и страстно поцеловал ее в губы.
Поцелуй получился колючий, так как он все еще не побрился, но Лили все равно была рада. К сожалению, он слишком быстро закончился.
Вилл заговорил ей на ухо, все еще крепко держа за талию:
— Возможно, сегодня мне придется уехать из города на… на определенное время. Я клянусь тебе, я бы ни за что не уехал, если бы это не было жизненно важно — особенно после сегодняшней ночи. Мне еще так много надо тебе сказать.
Он вдруг отпустил ее, и она перевела дыхание. Вилл направился к выходу, не успела Лили прийти в себя.
Но он остановился, держась за ручку двери, и сказал, глядя на нее с мольбой:
— Пообещай, что никуда не уйдешь, пока я не забегу попрощаться. Даже если мне придется перевернуть землю и небо, я вернусь в течение двух часов.
* * *
Вилла не было всего несколько минут, а мысли Лили уже лихорадочно заработали. Срочный вызов от короля — это секретное сообщение, иначе Вилл бы ей все объяснил. У нее сердце замерло, когда она поняла, что это может быть за послание. Преисполнившись решимости, она вышла из комнаты, поднялась по розовой лестнице. Если король послал за сэром Фредериком и доктором Фоксом одновременно с Виллом, то ей скоро должны прийти известия от сэра Бастиана.Но Лили успела уже одеться к тому времени, когда известия наконец пришли. Их принес наверх на подносе лакей. Она разорвала конверт и просмотрела текст. «Будь готова немедленно покинуть Хоксбридж. Я все устрою».
Она села на кровать, все еще глядя на эти слова. Немедленно покинуть Хоксбридж? Ну конечно же, Спекулярии хотят, чтобы она прибыла куда следует и сделала то, что от нее потребуется, до того, как появится Вилрован по тому же самому делу и все испортит «недостаточной сдержанностью и осмотрительностью ».
Лили закрыла глаза, пытаясь прогнать из головы яркий образ — лицо Вилла на подушке рядом с ней, такое открытое, такое ранимое, полное чувств. «Но мы с Вилрованом можем сделать это вместе», — подумалось ей. Но нет, решение уже принято, и хотя не она его принимала, по крайней мере она обязана с ним считаться.
«Никуда не уходи… Даже если мне придется перевернуть землю и небо, я вернусь в течение двух часов». Прощальные слова Вилла эхом отдавались в комнате. У нее оставалось слишком мало времени на сборы, а ведь он может вернуться и раньше. Отложив записку в сторону, Лили вскочила на ноги.
Она быстро нацарапала ответ сэру Бастиану с просьбой забрать ее в течение часа. А затем принялась собирать всю одежду, какая могла поместиться в один чемодан.
«Но он просил меня ждать его. Как я могу так с ним поступить — после такой ночи?» Сердце Лили просто разрывалось от боли, когда она стояла перед зеркалом внизу, в холле, завязывая под подбородком ленты своей соломенной шляпки. Но она уже знала ответ на этот вопрос. Происходило нечто важное, от нее зависело будущее Маунтфалькона, будущее всего мира — и Спекулярии нужна была она и ее таланты.
Это была восхитительная, необычайная ночь, но всего лишь одна за шесть, даже семь лет. Откуда ей знать, что для Вилрована она значит так же много, как и он для нее?
Лили отправила лакея отнести чемодан на первый этаж, и теперь у нее оставалось только одно дело — пойти в гостиную и написать письмо Вилровану. Она замялась с пером в руке, не зная, что написать. Проще всего было придумать какую-нибудь историю, какой-нибудь благовидный предлог. Сказать, что отец или тетушка заболели, что она нужна в Брейкберне. Но она поняла, что не может соврать ему, именно сегодня. А кроме того, вполне вероятно, что их пути пересекутся. А если такое случится, он поймет, что она солгала ему, и никогда больше не сможет ей доверять.
Лили все еще мучилась над письмом, когда снаружи послышался шум подъехавшего экипажа. Она отложила перо и быстро выглянула в окно. Да, это была та самая черная карета.
С тяжелым сердцем она вернулась к столу, к перу и бумаге. Обмакнув перо в чернильницу, она быстро нацарапала несколько слов. Затем сложила бумагу, написала снаружи очень четко имя Вилрована и отдала записку слуге, с тем чтобы ее передали Виллу, как только он появится.
В карете сидел сэр Бастиан, Лили поправила шляпку, разгладила юбки и попробовала сосредоточиться перед предстоящим путешествием.
— Насколько я понимаю, мы едем искать Сокровище Маунтфалькона?
— Да, Лиллиана. Твой час наконец настал. Никто, кроме тебя, с твоим даром находить магические предметы, не может надеяться на успех в этом важном деле.
— Но… я надеюсь, мы не будем искать наобум?
— Мы отправляемся в Фермулин, в Шенебуа. А останемся ли мы там или отправимся дальше — пока не известно.
Карета с грохотом катилась к городским воротам, а старик рассказывал о том, как король только что получил известия о странном поведении мельниц и компасов.
— Эта часть света уже привлекала ранее наше внимание, и не только потому, что двоих из заговорщиков, замешанных в этом деле, выследили до Четтерли, а это на границе с Шенебуа, но и потому, что до нас уже доходили слухи о пожаре, беспорядках и серьезной вспышке эпидемии — и все в радиусе двадцати миль от Фермулина. Если Машина Хаоса не в городе, то я думаю, что ее недавно через него провезли.
Он взглянул на Лили.
— Но ты ведь установила связь с Сокровищем. Когда мы прибудем на место назначения, это тебе придется сказать мне, находится ли Машина Хаоса все еще где-нибудь поблизости.
Лили неподвижно смотрела на грязные носки своих туфель, по дороге к карете она в спешке наступила в лужу.
— Я так внезапно уехала из Хоксбриджа, обязательно пойдут слухи. Я не хочу, чтобы папа и тетушка Аллора волновались.
— Не беспокойся. Твоей тетушке уже отправили зашифрованное письмо, где объясняется все. — Его взгляд стал острее. — Прости за нескромность, но как ты объяснила свой отъезд капитану Блэкхарту?
Лили попыталась вспомнить, что именно она второпях написала в той записке.
— Я ему сказала… да почти ничего не сказала. Все равно я не смогла бы сказать ему, куда еду, даже если бы захотела. И конечно же, я ни словом не упомянула истинных причин отъезда.
— Именно этого я и ожидал. Если нам в будущем доведется столкнуться с твоим мужем, ты и дальше должна говорить ему как можно меньше. По правде говоря, — добавил сэр Бастиан, — будет лучше всего, если нам вообще не придется ему ничего объяснять.
Блэз Трефаллон был еще в постели, когда Вилрован ворвался в его квартиру. Блэз провел большую часть ночи после оперы у Сайласа Ганта и вернулся домой сразу после восхода солнца. Он проспал несколько часов, а сейчас он как раз сидел на кровати и подумывал о завтраке, как вдруг дверь распахнулась и Вилл вошел в комнату — в дорожных сапогах, замшевых штанах и длинном темно-коричневом плаще, нервно сжимая в руке с побелевшими костяшками дорожный кнут с серебряной рукоятью.
— Трефаллон, — без предисловий заявил он, — что ты сделал с моей женой?
Блэз протер заспанные глаза и душераздирающе зевнул. По утрам он вообще не особенно хорошо соображал, цирюльнику и слуге по крайней мере час приходилось приводить его в порядок.
— Прости, пожалуйста! А что я, по-твоему, мог сделать с твоей женой?
Вилл взмахнул кулаком.
— Лили исчезла. Она уехала в черной карете, забрав с собой полный чемодан вещей. Слуги сказали, с ней определенно был какой-то джентльмен, но его лица никто не видел. Я не могу придумать, с кем еще Лили может сбежать, поэтому я пришел к тебе и спрашиваю еще раз: ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С МОЕЙ ЖЕНОЙ?
Блэз откинул одеяла и встал с кровати. Это был сейчас еще один Трефаллон, он совсем не походил ни на то элегантнейшее существо, каким он появлялся при дворе и в гостиных, ни на беспутного завсегдатая таверн и игорных притонов. Тем не менее, стоя на полу в ночной рубашке, с растрепанными волосами, он сумел собрать достаточно собственного достоинства и высокомерно спросил, приподнимая одну бровь:
— А тебе не приходит в голову, Вилрован, что если бы я сбежал с кем-нибудь, то не разговаривал, бы сейчас здесь с тобой?
— Мне приходит в голову, — сказал Вилл, и губы у него совсем побелели, — что ты мог увезти ее и оставить где-нибудь, а сам вернуться, чтобы отвести мои подозрения.
— Понятно, — Трефаллон выпрямился и в глазах его появилось воинственное выражение. — Ты возмутительным образом врываешься в мою комнату в такой неурочный час и сообщаешь мне, что, во-первых, я — низкий соблазнитель и похитил твою жену, а во-вторых — еще, несомненно, трус и подлец.
Очень трудно защищать собственную честь, стоя босиком на холодном полу, заспанному и небритому, но Блэз в этом преуспевал, что воистину достойно восхищения.
— С вашего позволения, капитан Блэкхарт, должен вам сообщить, что, если бы я имел какие-либо виды на вашу жену, я бы никогда не вздумал унизить ее побегом. Напротив, я избрал бы более благородный путь и проткнул бы тебя шпагой или продырявил пулей, негодяй ты бессовестный, а потом женился бы на твоей вдове. Надеюсь, я ясно выразился?
Вилл сделал над собой огромное усилие и унял свою ярость.
— Кажется, я должен перед тобой извиниться, — сказал он сдавленным голосом.
— Мне тоже так кажется. Но, прошу тебя, не старайся, если это стоит тебе слишком больших усилий. Я ведь могу и не простить тебя, учитывая твое несносное…— Блэз остановился и уставился на своего друга, неожиданно заметив скорбное выражение его лица. — Ты что, серьезно? Никогда не поверю, что Лили сделала что-то подобное.
— Да, — выдохнул Вилрован, падая на стул. — Только, пожалуйста, не надо мне рассказывать, насколько я этого заслуживаю. Я знаю это не хуже тебя, и от этого мне только больнее.
— Да, — сказал Блэз, потянувшись за нанковыми бриджами, которые несколько часов назад сам же бросил на стул, и медленно их натягивая. — Уверен, что так оно и есть. Но, Вилл, это невероятно! Ты хочешь сказать, что она уехала, даже ничего не объяснив?
Вилл уныло покачал головой, сдерживая внезапный приступ смеха.
— Извинилась, но объяснять ничего не стала. Я должен вернуть ее, Блэз. Потому что… по-моему, я не смогу без нее жить.
Трефаллон задумчиво его рассматривал.
— Должен признаться, я подозревал что-то в этом роде. И как давно ты это понял? — Он снял ночную рубашку и бросил ее на кровать.
— Что я люблю Лили? — Вилл горько рассмеялся. — Я даже не знаю. Почти с самого начала, мне кажется.
Блэз покачал головой в пароксизме.
— Иногда ты приводишь меня в отчаяние. — Он подошел к комоду, выдвинул ящик и достал чистую рубашку. — Если это правда, то почему ты Лили-то об этом так и не сказал?
Вилл согнул кнут так, что, казалось, он сейчас сломается.
— Потому что я трус. Даже за самое короткое время я уже… согрешил десяток раз, и я боялся, что она никогда не полюбит меня в ответ.
К большому удивлению Вилла, Блэз расхохотался.
— Дорогой мой Блэкхарт, ты что, совсем слепой? Если я хоть что-то понимаю, если за последний месяц я был хоть в чем-то уверен — так это в том, что Лили любит тебя. Мне трудно поверить, что она действительно сбежала с другим мужчиной. Да и с кем ей бежать? Она ведь никого и не знает, кроме тебя, меня, Ника и Родарика, а ты ведь не станешь подозревать кого-то из них. Ах да, — добавил он, продолжая одеваться, — и того почтенного пожилого джентльмена, с которым она однажды прогуливалась у реки.
— Почтенного пожилого джентльмена? — Вилл резко нахмурился.
Блэз махнул рукой.
— Не помню, как его зовут, если она вообще говорила. Ему далеко за семьдесят, добродушный такой старикан. Кроме того, у них была очень надежная дуэнья, не кто иной, как сэр Фредерик Трегарен-Марло.
Это новость неожиданно насторожила Вилла. Только что он сидел угнетенный и раздавленный, а теперь выпрямился.
— Сэр Фредерик Марло?
— Ну да, — спокойно отвечал Блэз, завязывая бахромчатый шейный платок. — Ты ходил когда-нибудь на его лекции? Я как-то посетил; так вот, это был самый занудный старый… Почему ты на меня так смотришь? Марло и этот второй — несомненно, друзья Аллоры Брейкберн, и они просто из вежливости навестили ее племянницу.
Вилл откинулся на стуле.
— Несомненно.
— Я почти уверен, — продолжал Трефаллон, — что если Лили действительно уехала, то она отправилась домой в Брейкберн-Холл, лелеять свое разбитое сердце.
— Но почему? — Вилл все еще сидел, как побитый. — Этой ночью — я думал… Блэз, клянусь тебе, все было совсем иначе. А если она просто поехала домой, то почему так и не написала в письме?
Блэз пожал плечами.
— Не стану притворяться, что знаю, что между вами произошло этой ночью. Но я знаю, что перенесла Лили за последний месяц. — Он собрал волосы на затылке в хвост и перевязал коричневой шелковой лентой. — Если она не написала, что едет в Брейкберн-Холл, то, может быть, только потому, что это прозвучало бы как приглашение следовать за ней. У нее тоже есть гордость, знаешь ли. А ты с ней просто отвратительно обращался.
— Я не спорю, — устало сказал Вилрован, — Но говорю тебе — сегодня ночью все было по-другому. Я рассказал ей обо всем, что я чувствовал к ней все эти годы, и мы… все уладили между собой.
Блэз жалостливо посмотрел на него.
— Тогда почему она сегодня уехала?
Вилл развел руками.
— Не знаю. Я не знаю. И именно это разрывает мне сердце! Может быть… мне трудно сказать… может быть, она не поверила тому, что я сказал.
— Ну, тогда тебе остается только найти ее и убедить, что ты говорил совершенно искренне. Для начала, было бы неплохо отправиться за ней в Брейкберн-Холл.
Вилл отшвырнул кнут, вскочил на ноги и стал ходить кругами по комнате.
— Но вот что хуже всего. Я не могу ехать к Лили — в Брейкберн или куда угодно. Я уезжаю из города по срочному делу. Не могу сказать тебе, куда и зачем. Но если вдруг Лили вернется в Хоксбридж зачем-нибудь…— Он умоляюще посмотрел на Трефаллона. — Если она напишет тебе и откроет, где она… скажи ей… расскажи ей…
— Я расскажу ей, как ты выглядел и что ты сказал, — успокаивающе ответил Блэз. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить ее остаться здесь и подождать твоего возвращения.
Вилл ненадолго забежал в тайную комнату в доме мастера по парикам, собрал несколько странных пузырьков и каких-то загадочных снадобий и положил в карман плаща. Затем вернулся во дворец, где узнал, что юный Своллоу уже упаковал его вещи в небольшой деревянный сундук и две дорожные сумки.
— Отправь их почтовым дилижансом, пусть они дожидаются меня в «Золотой Пятерке» в Фермулине. — Вилл договорился встретиться в этом трактире с Ником и остальными двумя своими людьми. Они путешествовали порознь, чтобы не привлекать внимание.