Страница:
Савков шел впереди, не оглядываясь и больше не подгоняя меня, отчего я ощущала себя доверчивой и преданной дворнягой, обруганной нерадивым хозяином, но по-прежнему следующей за ним по пятам.
Дорога вилась и петляла между полей. Выйдя на нее, мы поняли, что в горячке побега от сектантов проскочили оговоренное место встречи, и теперь возвращались обратно. Небо хмурилось, изредка проливаясь дождиком. Брызнет и отступит, лишь намочив пыль и превратив ее в грязь.
Ноги совсем онемели от холода. И как деревенские бегают без башмаков? Усталость накатила свинцовой тяжестью. Перед ней отступила даже бессонница, и хотелось, упав прямо на обочину, забыться хотя бы коротким сном. Поэтому скрип телеги и фырканье лошади показались мне благословенной песней. Нас нагоняла подвода, управляемая хмурым бородатым мужичком. Когда он поравнялся с нами, то Савков глянул на возницу в пыльном кафтане, вытертых до неприличия портах и нечищеных разбитых сапогах.
– Мил-человек, – кашлянул колдун, – подвези до развилки на Истоминское.
Крестьянин, не думая останавливаться, отозвался сердитым голосом:
– Довольно мне нищих на сегодня. Вона в городе всего обобрали, – и даже подстегнул кобылку, та обреченно застригла ушами и недобро покосилась в нашу сторону.
– Мы от белорубашечников сбежали, – не сдавался Николай, прибавляя шагу, мне пришлось, неловко ступая, следовать за ним почти вприпрыжку. – Глянь, девица вовсе босая.
Мужик глянул на меня. Видно, растрепанная и чумазая, я вызвала в нем острый приступ жалости. Сдаваясь, он натянул вожжи:
– Забирайтесь.
Дно телеги, устланное соломой, показалось королевским ложем. Болела каждая косточка и связочка, а ноги налились свинцовой тяжестью. Я извернулась, чтобы обследовать сбитые, грязные до черноты пятки, приложила послюнявленный подорожник, надеясь, что народное средство поможет и подлечит ранки. Бессмысленно, конечно. Без специальных мазей из лебеды, продающихся по полтиннику, не обойтись. Дороговато мне встала прогулка по деревенским просторам!
Савков уселся рядом с мужичком. Сквозь сонливую истому мне слышалось, как он, не скупясь на черные краски, расписывал правдивые и выдуманные подробности нашего побега из деревни белорубашечников. Глаза сами собой закрывались, а сознание уплывало на мягких волнах, качавшихся в унисон скрипучей старенькой телеге.
Снился великолепный цветущий луг, пахнущий молодой нескошенной травой. Посреди него паслась огромная хвостатая тварь, понуро жующая сладкие зеленые побеги. Дракон помахивал хвостом, изредка расправлял крылья и походил на безобидную корову. Будто бы я держала в руках хлыст и подгоняла его, зазевавшегося на одуванчики.
– Наташа! – Кто-то толкнул меня, пытаясь разбудить. – Наташа! Вставай, приехали!
Я нехотя потянулась (спину тут же рассекла резкая боль) и, поморщившись, села. Дрема не освежила, но еще больше затуманила голову.
– Держи! – Рядом с моими ногами шмякнулись лапти.
– Что это? – Я недоуменно уставилась на лубяную обувь. – Ты предлагаешь мне их надеть?
– Ты можешь привязать их себе на шею.
Переведя почти испуганный взгляд на искривленное лицо Николая с нервно ходящими желваками, я догадалась – спорить себе дороже, поэтому кивнула:
– Ну в конце концов это лучше, чем босиком.
– Я тоже так думаю, – стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции, процедил тот в ответ.
Спрыгнув на дорогу и тут же ударившись о камень, я тихо заскулила и, словно всю жизнь их носила, быстро подвязала лапотки, больше походившие на колодки.
Савков стянул с пальца богатый перстень с бирюзой и протянул мужику, прищурившемуся с нескрываемым интересом и хитрецой.
– Что ты! – замахал руками возница. – Много! Бона лучше колечко это, тоненькое, в самый раз. Дочурке пойдет.
– Коле-эчко? – осклабился Савков.
– Не-э-э-эт! – заорала я громко и истерично, даже лошадь вздрогнула. – Не смейте просить это кольцо!
Мужик, неожиданно поймав мой «ясноокий» взгляд, побледнел, сглотнул и вернул перстенек хозяину.
– Ну это… за добро не платят. – И, стеганув кобылку, понесся по дороге на таких парусах, что у несчастной старой клячи разъезжались копыта, а телега и вовсе грозилась развалиться на особенно крутом повороте.
– Да уж… – Николай вытянул губы, следя за незадачливым доброхотом, исчезающим в облаке пыли. – Полчаса спорили, за сколько лапти продаст, каналья, а стоило тебе завизжать, как забесплатно все досталось. – Он покрутил перстень, потом надел его. – Знал бы, что умеешь такой дурниной орать, не рвал бы собственную глотку.
– Заткнись! – прошипела я, готовая хорошенько поддать ему.
– А чего, Москвина, испугалась, что колечко твое ему передарю и будешь ты за новым хозяином на привязи таскаться? – хохотнул мне в спину Николай, когда я, пошатываясь и запинаясь, направилась к указателю «На Истоминское».
– Смешливый какой! – проворчала я.
Кухарку мы нашли в лесу рядом с развилкой. Несчастная женщина, испуганная преследованием белорубашечников, спряталась у небольшого болотца, в которое по весне превратился протекающий здесь ручей. Прежде чем выйти к заветному месту, мы около четверти часа бродили вокруг, пока Савков не заорал на всю округу, зазывая ночную помощницу. Та молчала, как революционер на допросе, и только по оглушительному хриплому лаю болотного демона, отозвавшегося на вопль колдуна, мы смогли разыскать и растрепанную повариху, и счастливо храпящего Давидыва, и хромую лошадку, потерявшую в бешеной скачке подкову.
Вокруг пахло сыростью и смрадом застоявшейся воды. Сладко и довольно квакали лягушки. Стряпуха Дарья Потаповна сидела на валежине рядом со свернувшимся трогательным клубочком Давидывым и с самым свирепым видом сжимала в руках внушительный шест.
При нашем появлении она не произнесла ни слова и, не отрываясь, буравила точку на соседнем клене, где на тонкой ветке воробьем нахохлился Страх Божий. Судя по прижатым к круглой голове ушам, бесу уже неоднократно досталось вышеозначенным самодельным оружием, и еще больше огребать он не собирался. Пока.
– Вы долго, – едва разжав губы, процедила Дарья Потаповна, не теряя из виду хвостатого противника.
Волосы ее превратились в воронье гнездо, из седых вздыбленных прядей торчали соломинки.
– Мы заблудились ночью, – прохрипел Николай, подходя к Денису с таким выражением, будто хотел ударить в живот самопровозглашенного короля Окии.
Давидыв в беспамятстве пускал струйку слюны из раскрытого рта, тянущуюся до самого рукава.
Страх, заметив меня в сторонке, бросился ко мне со всей возможной радостью – со всех лап, когтей и крыльев. Обняв за шею, он лизнул меня в губы и неожиданно трубно квакнул.
– Чего? – Я обвиняюще глянула на кухарку, как будто она научила летуна таким нездоровым штучкам.
– Эта тварь стащила у меня последний сухарь, – проворчала женщина, ответив мне коротким осуждающим взглядом, будто каждой уважающей себя девице вменяется в обязанность прививать болотным демонам понятия о приличиях.
– В следующий раз спрячь понадежнее, – буркнула я, лаская обиженного и неприятно квакающего демона. – Слушай, лучше бы ты мяукал!
В общем, Давидыв не нашел удачнее времени, чтобы осчастливить мир своим пробуждением. Он открыл ясные синие глаза и сладко потянулся:
– Это ж надо было так напиться вчега!
– Доброе утро, Давидыв! – отозвалась я ради хохмы.
Денис мигом очнулся и резко сел, но, увидав пыльные сапоги Савкова, тут же рухнул обратно:
– Даже спгашивать стгашно… Это ведь не постоялый двог?
– Нет. – Николай стал собирать из хвороста, натащенного неугомонной поварихой, костерок.
– Кто выжил?
– Все, кого ты сейчас видишь.
– Это были?..
– Хранители.
– А потом белорубашечники едва не укоротили нас с Савковым на голову, – добавила я. – Им твои расправы с молодыми девицами не слишком по нраву пришлись.
Давидыв недоуменно почесал кудрявый затылок:
– А я пгоспал все веселье?
– Ага. – Савков бросил на меня многозначительный взгляд, щелкнул пальцами, выуживая сноп магических искр, воспламенивших веточки.
– О! Моя повариха жива! – ткнул пальцем Денис и приподнялся на локте, оживляясь.
Дарья Потаповна с новой вязанкой хвороста сложилась в поклоне и швырнула на ноги Главе Магической республики всю кучу.
– Подданные тебя любят, Денис! – хмыкнула я, укладываясь на мягкой травке и прижимая к себе покрепче демона. – Коль уж я ваша пленница, а Дарья Потаповна гостья, то вы, мужики, подумайте, как потчевать нас собираетесь.
– А ты что? – Давидыв поднялся, но, сделав затейливую загогулину ногами, мягко уселся обратно.
– Я заслужила сон, – зевнула я до хруста в челюстях.
Кто сказал, мол, сон перебивает голод? Мерзкая ложь! Теперь мне чудилось, будто я жую одуванчики вместе с драконом и получаю от этого неописуемое удовольствие. Проснулась враз от сведенного болезненными спазмами живота.
Солнце уплыло за горизонт, оставив нас и землю вечерней прохладе. Переговоры болотных жителей во главе со Страхом Божьим переросли в громкий диспут с пищащими комарами.
Денис с Николаем разместились вокруг костерка, дородная Дарья Петровна, по-прежнему лохматая, как кикимора болотная, – в сторонке на той же валежине. На ее руках, словно игривый котенок, ластился демон и довольно поквакивал.
– Судя по вашим гнусным физиономиям, пожрать не нашли, а лягушек жарить не стали, – констатировала я прискорбный факт и, поднявшись, для чего-то отряхнула порты, хотя грязь намертво въелась в ткань.
– Ты куда?! – в один голос воскликнули приятели, когда я с решительным видом направилась в лес.
– Как куда? Не лягушек же ловить! – Через плечо я глянула на них с деланым удивлением. – Курятник деревенский грабить. Страх! – Демон так резко взметнулся вверх с колен кухарки, что бедная женщина ойкнула и едва не сверзилась со своего места.
– Постой! Одну не пущу! – выкрикнул Давидыв, вскакивая.
– Почему? – продолжала я идиотничать, не особо торопясь скрыться за кустами. – Я все равно на привязи, далеко не убегу, только поводок не затягивайте. Ага?
– Нет! – поставил в наших переговорах точку Савков, нехотя поднимаясь.
– Вы что же это? Предлагаете оставить нашу бедную спасительницу, Дарью Потаповну, одну-одинешеньку в мрачном безлюдном лесу?! – всплеснула я руками.
Приятели недоуменно переглянулись, потом с подозрением, выискивая признаки помешательства, покосились на меня.
– Мо-мо-москвина? – словно бы не узнавая, уточнил Денис, ткнув в меня пальцем.
– Мы не можем ее бросить здесь на попечении демона и хромой лошади. – Решительно, как и прежде, я вернулась к костерку, усаживаясь на удобное бревнышко. – Вы, мужики, идите в деревню, а мы вас здесь подождем.
От такого нахальства даже Савков рот открыл, а Давидыв раздул щеки, будто индюк, и тут же покраснел в тон индюшачьему гребешку.
– Ну чего стоите? – Я махнула рукой туда, где за деревьями тянулась дорога к деревне. – Идите уже. Иначе мы умрем с голодухи.
Чувствуя себя последними дураками, друзья выдержали продолжительную паузу. На какой-то момент мне показалось, что с уст обоих желали сорваться самые бранные из всех известных выражений (наверное, певуче получилось бы!). Но, рассудив, что упасть в грязь лицом перед двумя оголодавшими женщинами им никак нельзя, они снова переглянулись и резюмировали голосом Савкова:
– Москвина, вставай! Ты идешь с нами!
– С чего бы это?
– Из нас четверых ты профессиональная воровка! Обчищать честных крестьян по твоей части.
– Нет!
Поводок тревожно сдавил запястье, действуя лучше любых аргументов.
– Глянь, – хмыкнул довольный Давидыв, обращаясь к Николаю, – как быстро она согласилась.
– Постойте! – испуганно спохватилась Дарья, неловко поднимаясь и одергивая длинные юбки. – Я с вами! – Легкая вздыбленная копна волос качнулась веером.
– А лошадь кто будет стеречь? – любезно поинтересовалась я, желая тут же избавиться от обузы.
– А мы и лошадь с собой возьмем. – Стряпуха глянула на Николая с нескрываемой надеждой, давно раскусив в нем главного вдохновителя нашего похода. – Николай Евстигнеевич, вы ведь не оставите меня тут?
Савков был готов отказать, но, перехватив мой радостный от такого решения взгляд, тут же расплылся в широкой улыбке, самым странным образом преобразившей хмурое лицо:
– Конечно нет. Пойдем все вместе.
И на самом деле пошли. Гуськом, друг за дружкой, по узенькой лесной тропке к мелькающей за пролеском дороге, а там – и к деревеньке Бортники, расположившейся в каких-то полутора верстах от нашей стоянки.
Деревня попалась видная, хорошая. Имелось здесь все: и кузница, и местная пекарня, и курятников в каждом дворе по штуке, и харчевенка, а еще конюшня кавалеристского летучего отряда стражей Объединенного королевства Тульяндиии и Серпуховичей, квартировавшего здесь же с самой зимы. К сожалению, последнее обстоятельство насторожило исключительно меня одну как стреляного воробья.
Не мудрствуя лукаво мы тут же направились в харчевню, заполненную вышеозначенными стражами. Служивых хозяин заведения ненавидел лютой ненавистью от всей своей меркантильной мелкой душонки, ведь столовались они совершенно бесплатно, а питья и еды уходило как на дюжину серых слонов. Или как там называлось лопоухое носатое чудище, что привозил на показ прошлым летом кочующий зверинец невиданных тварей?
Мы подоспели аккурат к началу разгула, когда главный в отряде под громкое пьяное одобрение сотрапезников, набравшись под завязку медовухи, стал палить из арбалета в испоганенный портрет девицы с пририсованными каким-то идиотом усами. Высшим мастерством считалось попасть разыскиваемой в глаз или, на худой конец, в широкую подмалеванную ноздрю. Но, к сожалению, стражу пока удавалось лишь слегка зацепить крупные буквы ниже: «Разыскивается Москвина Наталья Игоревна». Правда, еще пару раз «стрелок» попал в стену и масляный светильник под потолком, срикошетивший в окно. На полу теперь валялись осколки, а хозяин зеленел от злости и подсчитывал убытки.
По всем этим причинам на появление компании бродяг, какую мы и представляли собой после побега из деревни сектантов, обратил внимание лишь сам зорко бдящий хозяин. Тут же сообразив, что денег у нас ни грошика, он сузил глаза и громогласно завопил:
– Вон отсюдыва, попрошайки проклятущие! – Харчевня, как по взмаху волшебного жезла, замолчала и, тяжело дыша, уставилась на нас и пока еще не слишком пьяными взорами.
– У-у-у-у, – понятливо кивнула я и тут же попыталась ретироваться во двор, но была поймана за кафтан цепкой савковской пятерней.
– Стоять! – прошипел он мне в лицо. – Хотела кушать – будешь кушать! – И буквально толкнул к крайнему столу.
Стряпухе ничего не оставалось, как присоединиться, скромно потеснив меня на лавке мягким задом. Давидыв, почувствовав запах дешевого вина, шибко обрадовался, сел напротив и начал крутить башкой, высматривая подавальщицу. Николай о чем-то тихо договаривался с хозяином, и вот уже тот сменил гнев на милость и принял перстень, который колдун намедни предлагал крестьянину за лапти. Мужчина долго рассматривал бирюзу, оправленную в золото, пытаясь прикинуть, потянет ли украшение на несъедобный ужин, приготовленный его женой, потом согласно кивнул.
Савков вернулся к нам. Он прошел перед заряженным арбалетом прицелившегося в мой портрет стража, даже не удосужившись пригнуть голову. У меня сердце екнуло, когда пьяный ради шутки, вполне оцененной гогочущими собутыльниками, едва не нажал спусковой крючок.
– Сейчас принесут ужин, – сквозь зубы процедил Савков и устало спрятал лицо в ладонях.
– Спасибо, – тихо отозвалась я, отчего-то чувствуя себя последней сволочью.
Если вспомнить все, что произошло за последние сутки, то волей-неволей приходило на ум, как много Николай сделал для меня. Черт возьми, он просто прикрыл меня собой, когда Хранитель хотел разрядить в мою сторону сноп магических молний! Зато, подлец, и поводок надел именно он.
– Пожалуйста. – Николай глянул на меня, а потом неожиданно перегнулся через стол и убрал упавшую мне на глаза прядку волос.
Его жест компания встретила оглушительным молчанием. Дарья Потаповна удивленно вздернула выщипанные до тонких ниточек брови, а Давидыв раздраженно отвернулся и вдруг громко потребовал:
– Где наш ужин, чегт возьми!
Ровно через минуту перед нами поставили тарелки с еще дымящимся рагу и два штофа пива, последнему Денис обрадовался особенно сильно и махом влил в себя четверть. Кушанье показалось лучшим из того, что я пробовала в своей жизни. Обжигая язык, я глотала целые куски картошки, не разжевывая, не обращая внимания, как стряпуха морщит нос и принюхивается к волокнистому куску мяса.
– Это пес, – резюмировала она, отщипнув крохотную толику, прожевала и добавила: – Нет, ошиблась, это кот!
– Вас смущает мяукающая живность? Что ж, я могу доесть, – любезно предложила я, протягивая руку к ее тарелке. – Кот, пес, мышь – главное, что посолили в меру!
– Ни за что! – Дарья Потаповна поспешно притянула плошку к себе.
Денис между тем, прикончив спиртное, закусил слегка и опьянел до неприличия. Облокотившись на стол, он с трудом поднялся на ноги и обвел нас покрасневшими глазами.
– Я коголь или как? – пьяно икнул он.
– Давидыв, сядь! – хрипло приказал Николай.
– Не смей пгиказывать мне! Я, между пгочим, КОГОЛЬ!
Пирующая харчевня примолкла и с любопытством повернула к нам лохматые и прилизанные сахарной водой головы. Хозяин, почуяв нарождающуюся драку, перестал протирать стакан и настороженно шевелил усами, будто рыжий таракан. Давидыв тяжело выбрался в проход, хорошенько толкнув стража за соседним столом, тот от неожиданности захлебнулся выпивкой и зашелся лающим кашлем.
– Я коголь! – снова заорал Денис и, подскочив к очередному захмелевшему «стрелку», вырвал арбалет из его слабых рук. Тот только удивленно ойкнул и мягко сел на лавку, тут же присосавшись к бутылке с портвейном.
– Слышите все? – Стражи, коих было полное заведение, с интересом рассматривали расшалившегося незнакомца. – Ненавижу! – вдруг прошипел Денис.
Со злостью и наслаждением он выпустил в мой портрет железный кругляш, попав точно в центр лба. Сказать честно, я даже вздрогнула. Вслед за болтом в стену полетел и сам арбалет.
– Хочу девку! – глумливо визжал Давидыв, выплясывая под гомон хмельной харчевни странный танец. – Чтобы с длинной косой да глазами холодными, как льдинки!
Савков медленно вставал, на лице его ходили желваки, губы сузились в тонкую линию.
– Не надо! – Я схватила его за рукав, но он вырвался, готовый накинуться на Дениса. – Вы же друзья! Не надо!
– Савков, наколдуй мне бабу! Только чтобы волосы светлые, и талия тонкая, и душонка сучья лживая!!! Я коголь!
– Я тоже коголь! – подхватил обиженный пьяный страж и замахал бутылью.
– Какой ты коголь?! – вытаращился Денис. Меня взяла оторопь. Лучше Давидыву сейчас промолчать. – Я коголь, а этот, – он кивнул на бледного от бешенства Николая, – Главный маг этого чегтова коголевства и сейчас газнесет вашу дешевую пивнушку в щепки!
Николай накинулся на приятеля, сбивая того с ног. Стражи, не спешащие их разнимать, разразились одобрительными выкриками. Чтобы незаметно выйти на крыльцо, мне понадобилась ровно секунда. В темноте улицы тускло светились окошки соседних изб. Холодный воздух остудил горящие щеки, иссушил готовые пролиться злые слезы.
За спиной скрипнула дверь, выпуская Савкова из душной харчевни. Он встал рядом, разминая разбитый кулак, и тихо произнес:
– Что ж ты с нами делаешь?
Я отвернулась, да он и не ждал ответа.
– Эй, мужик! – следом за ним поспешно выскочил пьяненький страж. – А ты правда можешь девок танцующих наколдовать? Сотвори? А мы вас на ночлег пустим.
– Давай, Коля, – хмыкнула я, – когда еще мужики попляшут с танцорками, наколдованными самим Главным магом королевства.
Впервые за все время, проведенное в забытой богом и высшим руководством деревне, скучающие стражи так веселились, глядя на соблазнительных полуголых девиц-фантомов. Впервые за много дней я так сладко спала в крохотной каморке стражьей конторки, не слыша ни сопения Дарьи, ни громогласного храпа Давидыва.
Какое ж это наслаждение – помыться! Даже если моешься в ледяной воде у самого берега, затянутого ряской. Зубы выбивали чечетку, кожа посинела и покрылась мурашками, но лавандовый запах волос казался тоньше любых бейджанских одеколонов. Теперь всю жизнь буду вспоминать речушку, что у Бортников, с нежностью и приятным чувством, а стражей, подаривших ароматный обмылок, – с бесконечной благодарностью.
Не срослось одно – так и не подковали лошадь. К сожалению, деревенский кузнец Микола пребывал в бессознательном состоянии и силой своего похмелья мог потягаться только с болезным Давидывым. Сколько Савков ни тыкал в рожу кузнецу Денисовым ремнем с серебряной бляхой, сколько ни объяснял, почему хочет сделать такой поистине царский подарок, несчастный Микола, ростом на три головы выше самого Николая, только чесал вшивый затылок да хлопал красными глазищами. Пришлось нам уйти ни с чем. Нет, с надеждой, что в следующей по торговому тракту деревне кузнец окажется убежденным трезвенником.
Пешком я путешествовала редко и считала хорошую бейджанскую кобылу не роскошью, а средством быстрого передвижения. Чем дороже и породистее лошадка, тем комфортнее путешествовать. На нашу колченогую клячу с большими влажными глазами даже смотреть было больно. Ее грустный, несчастный взгляд так и говорил: «Мучители, мучители, мучители!» Посему бодрость духа после мытья быстро прошла, уступив место обычной угрюмости. Страх Божий, чувствуя мое настроение, притих на руках и лишний раз старался не шевелиться и не вызывать во мне на свою голову приступов недовольства.
Савков шагал впереди всех, задавая быстрый темп, и на его широкой спине между лопаток появился влажный круг от пота. Давидыв плелся позади, едва передвигая ноги, и мучился от жары и сильной жажды после попойки.
Дарья Потаповна, отгоняя веточкой мушек от пышной шевелюры да раскрасневшегося лица, задыхалась от ритмичной ходьбы, но старательно семенила рядом со мной, не отставая ни на четвертушку аршина.
А солнце палило как сумасшедшее, наверстывая время за холодную весну. Будто бы долго спало, а потом прочухалось и пошло хороводить в спешке: «Что же вы меня раньше-то не разбудили?» Птичкам да букашкам, полям да лесам только того и надо было – света пожелтее да дня пожарче – и разойтись во всем буйстве красок, разгуляться, играя и радуясь.
– Все! – заорал нам в спины Давидыв. – Больше не могу!
Я оглянулась, Денис завалился на спину посреди дороги и, раскинув руки, глядел в синее небо. Савков, не осчастлививший приятеля и двумя словами с самого утра, не останавливаясь, рыкнул:
– Оставайся здесь! – И даже припустил еще быстрее.
– Э-э нет, господа! – Я остановилась, подбоченясь. – Вы уж решите: или мы стоим на месте, или мы идем! У меня поводок, и я хочу знать, кому должна подчиняться, чтобы не остаться без руки. Так что решим?
Дарья Потаповна, схватившись за бок, тяжело дышала, радуясь передышке.
Савков, по-прежнему не оборачиваясь, остановился. Давидыв, наоборот, тяжело поднялся и, скривившись, сплюнул. Очень уж не хотелось им раскрывать, какое кольцо настоящее.
– Вот вы гады, – расплылась я в улыбке, дивясь упрямству обоих. – Погибнем сами, но врагу позиций не сдадим.
– Говогунья, елки-палки, – Давидыв, шаркая, прошел рядом со мной, нагоняя Николая.
– Нет, Денис, – поспешила я следом, дернув повод несчастной уставшей лошадки, только-только дотянувшейся губами до мелких пыльных травинок на обочине. – Это ты у нас балагур. Помнишь – вчерашнее веселье в Бортниках? – Даже на расстоянии я почувствовала, как оба приятеля напряглись. – Как в мой портрет из арбалета стрелял, помнишь?
Дарья сдержанно кашлянула, предлагая прекратить разбор полетов.
– Нет! – рявкнул Денис, махнув руками.
– А как орал, что ты король? – неожиданно поддержал меня Николай, хмыкнув.
– Ну так он и есть король, – удивилась Дарья Потаповна, недвусмысленно намекая, кто в королевстве хозяин.
– Глава республики, – машинально поправила я. – Из-за твоих фортелей, Давидыв, нас едва взашей не погнали.
– Впечатлились, значит! – раздраженно буркнул Денис, зыркнув на меня красными похмельными глазами. Упитанная физиономия темнела двухдневной щетиной и заметной болячкой у губы после драки с Николаем.
– Не смею спорить, твое величество.
– Пгавильно делаешь! – осерчал Денис– Мне, кстати сказать, очень хочется выяснить, что пгоизошло в дегевне белогубашечников? Не слышу ответа, твою мать!
Ну что ж, лучшая защита – это нападение – давно воспетая и исправно работающая истина. Но пускаться в разбирательства я не собиралась, а потому огрызнулась:
– Савков просветит!
На том разговоры закончились до самой развилки, внесшей очередной разлад в наши и без того не слишком дружные ряды. Дорога неожиданным и самым подлым образом разбежалась в разные стороны, превратившись в три равнозначных, хорошо наезженных тракта. Возможно, будь на месте указатель, мы бы и знали, куда направиться, но, к сожалению, таковой отсутствовал. Стоя на перекрестке, мы, как последние олухи, спорили до хрипоты в горле, куда свернуть. Две развилки терялись в лесу. Третья змеилась через зеленеющее поле и пряталась в лесной гуще.
Дорога вилась и петляла между полей. Выйдя на нее, мы поняли, что в горячке побега от сектантов проскочили оговоренное место встречи, и теперь возвращались обратно. Небо хмурилось, изредка проливаясь дождиком. Брызнет и отступит, лишь намочив пыль и превратив ее в грязь.
Ноги совсем онемели от холода. И как деревенские бегают без башмаков? Усталость накатила свинцовой тяжестью. Перед ней отступила даже бессонница, и хотелось, упав прямо на обочину, забыться хотя бы коротким сном. Поэтому скрип телеги и фырканье лошади показались мне благословенной песней. Нас нагоняла подвода, управляемая хмурым бородатым мужичком. Когда он поравнялся с нами, то Савков глянул на возницу в пыльном кафтане, вытертых до неприличия портах и нечищеных разбитых сапогах.
– Мил-человек, – кашлянул колдун, – подвези до развилки на Истоминское.
Крестьянин, не думая останавливаться, отозвался сердитым голосом:
– Довольно мне нищих на сегодня. Вона в городе всего обобрали, – и даже подстегнул кобылку, та обреченно застригла ушами и недобро покосилась в нашу сторону.
– Мы от белорубашечников сбежали, – не сдавался Николай, прибавляя шагу, мне пришлось, неловко ступая, следовать за ним почти вприпрыжку. – Глянь, девица вовсе босая.
Мужик глянул на меня. Видно, растрепанная и чумазая, я вызвала в нем острый приступ жалости. Сдаваясь, он натянул вожжи:
– Забирайтесь.
Дно телеги, устланное соломой, показалось королевским ложем. Болела каждая косточка и связочка, а ноги налились свинцовой тяжестью. Я извернулась, чтобы обследовать сбитые, грязные до черноты пятки, приложила послюнявленный подорожник, надеясь, что народное средство поможет и подлечит ранки. Бессмысленно, конечно. Без специальных мазей из лебеды, продающихся по полтиннику, не обойтись. Дороговато мне встала прогулка по деревенским просторам!
Савков уселся рядом с мужичком. Сквозь сонливую истому мне слышалось, как он, не скупясь на черные краски, расписывал правдивые и выдуманные подробности нашего побега из деревни белорубашечников. Глаза сами собой закрывались, а сознание уплывало на мягких волнах, качавшихся в унисон скрипучей старенькой телеге.
Снился великолепный цветущий луг, пахнущий молодой нескошенной травой. Посреди него паслась огромная хвостатая тварь, понуро жующая сладкие зеленые побеги. Дракон помахивал хвостом, изредка расправлял крылья и походил на безобидную корову. Будто бы я держала в руках хлыст и подгоняла его, зазевавшегося на одуванчики.
– Наташа! – Кто-то толкнул меня, пытаясь разбудить. – Наташа! Вставай, приехали!
Я нехотя потянулась (спину тут же рассекла резкая боль) и, поморщившись, села. Дрема не освежила, но еще больше затуманила голову.
– Держи! – Рядом с моими ногами шмякнулись лапти.
– Что это? – Я недоуменно уставилась на лубяную обувь. – Ты предлагаешь мне их надеть?
– Ты можешь привязать их себе на шею.
Переведя почти испуганный взгляд на искривленное лицо Николая с нервно ходящими желваками, я догадалась – спорить себе дороже, поэтому кивнула:
– Ну в конце концов это лучше, чем босиком.
– Я тоже так думаю, – стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции, процедил тот в ответ.
Спрыгнув на дорогу и тут же ударившись о камень, я тихо заскулила и, словно всю жизнь их носила, быстро подвязала лапотки, больше походившие на колодки.
Савков стянул с пальца богатый перстень с бирюзой и протянул мужику, прищурившемуся с нескрываемым интересом и хитрецой.
– Что ты! – замахал руками возница. – Много! Бона лучше колечко это, тоненькое, в самый раз. Дочурке пойдет.
– Коле-эчко? – осклабился Савков.
– Не-э-э-эт! – заорала я громко и истерично, даже лошадь вздрогнула. – Не смейте просить это кольцо!
Мужик, неожиданно поймав мой «ясноокий» взгляд, побледнел, сглотнул и вернул перстенек хозяину.
– Ну это… за добро не платят. – И, стеганув кобылку, понесся по дороге на таких парусах, что у несчастной старой клячи разъезжались копыта, а телега и вовсе грозилась развалиться на особенно крутом повороте.
– Да уж… – Николай вытянул губы, следя за незадачливым доброхотом, исчезающим в облаке пыли. – Полчаса спорили, за сколько лапти продаст, каналья, а стоило тебе завизжать, как забесплатно все досталось. – Он покрутил перстень, потом надел его. – Знал бы, что умеешь такой дурниной орать, не рвал бы собственную глотку.
– Заткнись! – прошипела я, готовая хорошенько поддать ему.
– А чего, Москвина, испугалась, что колечко твое ему передарю и будешь ты за новым хозяином на привязи таскаться? – хохотнул мне в спину Николай, когда я, пошатываясь и запинаясь, направилась к указателю «На Истоминское».
– Смешливый какой! – проворчала я.
Кухарку мы нашли в лесу рядом с развилкой. Несчастная женщина, испуганная преследованием белорубашечников, спряталась у небольшого болотца, в которое по весне превратился протекающий здесь ручей. Прежде чем выйти к заветному месту, мы около четверти часа бродили вокруг, пока Савков не заорал на всю округу, зазывая ночную помощницу. Та молчала, как революционер на допросе, и только по оглушительному хриплому лаю болотного демона, отозвавшегося на вопль колдуна, мы смогли разыскать и растрепанную повариху, и счастливо храпящего Давидыва, и хромую лошадку, потерявшую в бешеной скачке подкову.
Вокруг пахло сыростью и смрадом застоявшейся воды. Сладко и довольно квакали лягушки. Стряпуха Дарья Потаповна сидела на валежине рядом со свернувшимся трогательным клубочком Давидывым и с самым свирепым видом сжимала в руках внушительный шест.
При нашем появлении она не произнесла ни слова и, не отрываясь, буравила точку на соседнем клене, где на тонкой ветке воробьем нахохлился Страх Божий. Судя по прижатым к круглой голове ушам, бесу уже неоднократно досталось вышеозначенным самодельным оружием, и еще больше огребать он не собирался. Пока.
– Вы долго, – едва разжав губы, процедила Дарья Потаповна, не теряя из виду хвостатого противника.
Волосы ее превратились в воронье гнездо, из седых вздыбленных прядей торчали соломинки.
– Мы заблудились ночью, – прохрипел Николай, подходя к Денису с таким выражением, будто хотел ударить в живот самопровозглашенного короля Окии.
Давидыв в беспамятстве пускал струйку слюны из раскрытого рта, тянущуюся до самого рукава.
Страх, заметив меня в сторонке, бросился ко мне со всей возможной радостью – со всех лап, когтей и крыльев. Обняв за шею, он лизнул меня в губы и неожиданно трубно квакнул.
– Чего? – Я обвиняюще глянула на кухарку, как будто она научила летуна таким нездоровым штучкам.
– Эта тварь стащила у меня последний сухарь, – проворчала женщина, ответив мне коротким осуждающим взглядом, будто каждой уважающей себя девице вменяется в обязанность прививать болотным демонам понятия о приличиях.
– В следующий раз спрячь понадежнее, – буркнула я, лаская обиженного и неприятно квакающего демона. – Слушай, лучше бы ты мяукал!
В общем, Давидыв не нашел удачнее времени, чтобы осчастливить мир своим пробуждением. Он открыл ясные синие глаза и сладко потянулся:
– Это ж надо было так напиться вчега!
– Доброе утро, Давидыв! – отозвалась я ради хохмы.
Денис мигом очнулся и резко сел, но, увидав пыльные сапоги Савкова, тут же рухнул обратно:
– Даже спгашивать стгашно… Это ведь не постоялый двог?
– Нет. – Николай стал собирать из хвороста, натащенного неугомонной поварихой, костерок.
– Кто выжил?
– Все, кого ты сейчас видишь.
– Это были?..
– Хранители.
– А потом белорубашечники едва не укоротили нас с Савковым на голову, – добавила я. – Им твои расправы с молодыми девицами не слишком по нраву пришлись.
Давидыв недоуменно почесал кудрявый затылок:
– А я пгоспал все веселье?
– Ага. – Савков бросил на меня многозначительный взгляд, щелкнул пальцами, выуживая сноп магических искр, воспламенивших веточки.
– О! Моя повариха жива! – ткнул пальцем Денис и приподнялся на локте, оживляясь.
Дарья Потаповна с новой вязанкой хвороста сложилась в поклоне и швырнула на ноги Главе Магической республики всю кучу.
– Подданные тебя любят, Денис! – хмыкнула я, укладываясь на мягкой травке и прижимая к себе покрепче демона. – Коль уж я ваша пленница, а Дарья Потаповна гостья, то вы, мужики, подумайте, как потчевать нас собираетесь.
– А ты что? – Давидыв поднялся, но, сделав затейливую загогулину ногами, мягко уселся обратно.
– Я заслужила сон, – зевнула я до хруста в челюстях.
Кто сказал, мол, сон перебивает голод? Мерзкая ложь! Теперь мне чудилось, будто я жую одуванчики вместе с драконом и получаю от этого неописуемое удовольствие. Проснулась враз от сведенного болезненными спазмами живота.
Солнце уплыло за горизонт, оставив нас и землю вечерней прохладе. Переговоры болотных жителей во главе со Страхом Божьим переросли в громкий диспут с пищащими комарами.
Денис с Николаем разместились вокруг костерка, дородная Дарья Петровна, по-прежнему лохматая, как кикимора болотная, – в сторонке на той же валежине. На ее руках, словно игривый котенок, ластился демон и довольно поквакивал.
– Судя по вашим гнусным физиономиям, пожрать не нашли, а лягушек жарить не стали, – констатировала я прискорбный факт и, поднявшись, для чего-то отряхнула порты, хотя грязь намертво въелась в ткань.
– Ты куда?! – в один голос воскликнули приятели, когда я с решительным видом направилась в лес.
– Как куда? Не лягушек же ловить! – Через плечо я глянула на них с деланым удивлением. – Курятник деревенский грабить. Страх! – Демон так резко взметнулся вверх с колен кухарки, что бедная женщина ойкнула и едва не сверзилась со своего места.
– Постой! Одну не пущу! – выкрикнул Давидыв, вскакивая.
– Почему? – продолжала я идиотничать, не особо торопясь скрыться за кустами. – Я все равно на привязи, далеко не убегу, только поводок не затягивайте. Ага?
– Нет! – поставил в наших переговорах точку Савков, нехотя поднимаясь.
– Вы что же это? Предлагаете оставить нашу бедную спасительницу, Дарью Потаповну, одну-одинешеньку в мрачном безлюдном лесу?! – всплеснула я руками.
Приятели недоуменно переглянулись, потом с подозрением, выискивая признаки помешательства, покосились на меня.
– Мо-мо-москвина? – словно бы не узнавая, уточнил Денис, ткнув в меня пальцем.
– Мы не можем ее бросить здесь на попечении демона и хромой лошади. – Решительно, как и прежде, я вернулась к костерку, усаживаясь на удобное бревнышко. – Вы, мужики, идите в деревню, а мы вас здесь подождем.
От такого нахальства даже Савков рот открыл, а Давидыв раздул щеки, будто индюк, и тут же покраснел в тон индюшачьему гребешку.
– Ну чего стоите? – Я махнула рукой туда, где за деревьями тянулась дорога к деревне. – Идите уже. Иначе мы умрем с голодухи.
Чувствуя себя последними дураками, друзья выдержали продолжительную паузу. На какой-то момент мне показалось, что с уст обоих желали сорваться самые бранные из всех известных выражений (наверное, певуче получилось бы!). Но, рассудив, что упасть в грязь лицом перед двумя оголодавшими женщинами им никак нельзя, они снова переглянулись и резюмировали голосом Савкова:
– Москвина, вставай! Ты идешь с нами!
– С чего бы это?
– Из нас четверых ты профессиональная воровка! Обчищать честных крестьян по твоей части.
– Нет!
Поводок тревожно сдавил запястье, действуя лучше любых аргументов.
– Глянь, – хмыкнул довольный Давидыв, обращаясь к Николаю, – как быстро она согласилась.
– Постойте! – испуганно спохватилась Дарья, неловко поднимаясь и одергивая длинные юбки. – Я с вами! – Легкая вздыбленная копна волос качнулась веером.
– А лошадь кто будет стеречь? – любезно поинтересовалась я, желая тут же избавиться от обузы.
– А мы и лошадь с собой возьмем. – Стряпуха глянула на Николая с нескрываемой надеждой, давно раскусив в нем главного вдохновителя нашего похода. – Николай Евстигнеевич, вы ведь не оставите меня тут?
Савков был готов отказать, но, перехватив мой радостный от такого решения взгляд, тут же расплылся в широкой улыбке, самым странным образом преобразившей хмурое лицо:
– Конечно нет. Пойдем все вместе.
И на самом деле пошли. Гуськом, друг за дружкой, по узенькой лесной тропке к мелькающей за пролеском дороге, а там – и к деревеньке Бортники, расположившейся в каких-то полутора верстах от нашей стоянки.
Деревня попалась видная, хорошая. Имелось здесь все: и кузница, и местная пекарня, и курятников в каждом дворе по штуке, и харчевенка, а еще конюшня кавалеристского летучего отряда стражей Объединенного королевства Тульяндиии и Серпуховичей, квартировавшего здесь же с самой зимы. К сожалению, последнее обстоятельство насторожило исключительно меня одну как стреляного воробья.
Не мудрствуя лукаво мы тут же направились в харчевню, заполненную вышеозначенными стражами. Служивых хозяин заведения ненавидел лютой ненавистью от всей своей меркантильной мелкой душонки, ведь столовались они совершенно бесплатно, а питья и еды уходило как на дюжину серых слонов. Или как там называлось лопоухое носатое чудище, что привозил на показ прошлым летом кочующий зверинец невиданных тварей?
Мы подоспели аккурат к началу разгула, когда главный в отряде под громкое пьяное одобрение сотрапезников, набравшись под завязку медовухи, стал палить из арбалета в испоганенный портрет девицы с пририсованными каким-то идиотом усами. Высшим мастерством считалось попасть разыскиваемой в глаз или, на худой конец, в широкую подмалеванную ноздрю. Но, к сожалению, стражу пока удавалось лишь слегка зацепить крупные буквы ниже: «Разыскивается Москвина Наталья Игоревна». Правда, еще пару раз «стрелок» попал в стену и масляный светильник под потолком, срикошетивший в окно. На полу теперь валялись осколки, а хозяин зеленел от злости и подсчитывал убытки.
По всем этим причинам на появление компании бродяг, какую мы и представляли собой после побега из деревни сектантов, обратил внимание лишь сам зорко бдящий хозяин. Тут же сообразив, что денег у нас ни грошика, он сузил глаза и громогласно завопил:
– Вон отсюдыва, попрошайки проклятущие! – Харчевня, как по взмаху волшебного жезла, замолчала и, тяжело дыша, уставилась на нас и пока еще не слишком пьяными взорами.
– У-у-у-у, – понятливо кивнула я и тут же попыталась ретироваться во двор, но была поймана за кафтан цепкой савковской пятерней.
– Стоять! – прошипел он мне в лицо. – Хотела кушать – будешь кушать! – И буквально толкнул к крайнему столу.
Стряпухе ничего не оставалось, как присоединиться, скромно потеснив меня на лавке мягким задом. Давидыв, почувствовав запах дешевого вина, шибко обрадовался, сел напротив и начал крутить башкой, высматривая подавальщицу. Николай о чем-то тихо договаривался с хозяином, и вот уже тот сменил гнев на милость и принял перстень, который колдун намедни предлагал крестьянину за лапти. Мужчина долго рассматривал бирюзу, оправленную в золото, пытаясь прикинуть, потянет ли украшение на несъедобный ужин, приготовленный его женой, потом согласно кивнул.
Савков вернулся к нам. Он прошел перед заряженным арбалетом прицелившегося в мой портрет стража, даже не удосужившись пригнуть голову. У меня сердце екнуло, когда пьяный ради шутки, вполне оцененной гогочущими собутыльниками, едва не нажал спусковой крючок.
– Сейчас принесут ужин, – сквозь зубы процедил Савков и устало спрятал лицо в ладонях.
– Спасибо, – тихо отозвалась я, отчего-то чувствуя себя последней сволочью.
Если вспомнить все, что произошло за последние сутки, то волей-неволей приходило на ум, как много Николай сделал для меня. Черт возьми, он просто прикрыл меня собой, когда Хранитель хотел разрядить в мою сторону сноп магических молний! Зато, подлец, и поводок надел именно он.
– Пожалуйста. – Николай глянул на меня, а потом неожиданно перегнулся через стол и убрал упавшую мне на глаза прядку волос.
Его жест компания встретила оглушительным молчанием. Дарья Потаповна удивленно вздернула выщипанные до тонких ниточек брови, а Давидыв раздраженно отвернулся и вдруг громко потребовал:
– Где наш ужин, чегт возьми!
Ровно через минуту перед нами поставили тарелки с еще дымящимся рагу и два штофа пива, последнему Денис обрадовался особенно сильно и махом влил в себя четверть. Кушанье показалось лучшим из того, что я пробовала в своей жизни. Обжигая язык, я глотала целые куски картошки, не разжевывая, не обращая внимания, как стряпуха морщит нос и принюхивается к волокнистому куску мяса.
– Это пес, – резюмировала она, отщипнув крохотную толику, прожевала и добавила: – Нет, ошиблась, это кот!
– Вас смущает мяукающая живность? Что ж, я могу доесть, – любезно предложила я, протягивая руку к ее тарелке. – Кот, пес, мышь – главное, что посолили в меру!
– Ни за что! – Дарья Потаповна поспешно притянула плошку к себе.
Денис между тем, прикончив спиртное, закусил слегка и опьянел до неприличия. Облокотившись на стол, он с трудом поднялся на ноги и обвел нас покрасневшими глазами.
– Я коголь или как? – пьяно икнул он.
– Давидыв, сядь! – хрипло приказал Николай.
– Не смей пгиказывать мне! Я, между пгочим, КОГОЛЬ!
Пирующая харчевня примолкла и с любопытством повернула к нам лохматые и прилизанные сахарной водой головы. Хозяин, почуяв нарождающуюся драку, перестал протирать стакан и настороженно шевелил усами, будто рыжий таракан. Давидыв тяжело выбрался в проход, хорошенько толкнув стража за соседним столом, тот от неожиданности захлебнулся выпивкой и зашелся лающим кашлем.
– Я коголь! – снова заорал Денис и, подскочив к очередному захмелевшему «стрелку», вырвал арбалет из его слабых рук. Тот только удивленно ойкнул и мягко сел на лавку, тут же присосавшись к бутылке с портвейном.
– Слышите все? – Стражи, коих было полное заведение, с интересом рассматривали расшалившегося незнакомца. – Ненавижу! – вдруг прошипел Денис.
Со злостью и наслаждением он выпустил в мой портрет железный кругляш, попав точно в центр лба. Сказать честно, я даже вздрогнула. Вслед за болтом в стену полетел и сам арбалет.
– Хочу девку! – глумливо визжал Давидыв, выплясывая под гомон хмельной харчевни странный танец. – Чтобы с длинной косой да глазами холодными, как льдинки!
Савков медленно вставал, на лице его ходили желваки, губы сузились в тонкую линию.
– Не надо! – Я схватила его за рукав, но он вырвался, готовый накинуться на Дениса. – Вы же друзья! Не надо!
– Савков, наколдуй мне бабу! Только чтобы волосы светлые, и талия тонкая, и душонка сучья лживая!!! Я коголь!
– Я тоже коголь! – подхватил обиженный пьяный страж и замахал бутылью.
– Какой ты коголь?! – вытаращился Денис. Меня взяла оторопь. Лучше Давидыву сейчас промолчать. – Я коголь, а этот, – он кивнул на бледного от бешенства Николая, – Главный маг этого чегтова коголевства и сейчас газнесет вашу дешевую пивнушку в щепки!
Николай накинулся на приятеля, сбивая того с ног. Стражи, не спешащие их разнимать, разразились одобрительными выкриками. Чтобы незаметно выйти на крыльцо, мне понадобилась ровно секунда. В темноте улицы тускло светились окошки соседних изб. Холодный воздух остудил горящие щеки, иссушил готовые пролиться злые слезы.
За спиной скрипнула дверь, выпуская Савкова из душной харчевни. Он встал рядом, разминая разбитый кулак, и тихо произнес:
– Что ж ты с нами делаешь?
Я отвернулась, да он и не ждал ответа.
– Эй, мужик! – следом за ним поспешно выскочил пьяненький страж. – А ты правда можешь девок танцующих наколдовать? Сотвори? А мы вас на ночлег пустим.
– Давай, Коля, – хмыкнула я, – когда еще мужики попляшут с танцорками, наколдованными самим Главным магом королевства.
Впервые за все время, проведенное в забытой богом и высшим руководством деревне, скучающие стражи так веселились, глядя на соблазнительных полуголых девиц-фантомов. Впервые за много дней я так сладко спала в крохотной каморке стражьей конторки, не слыша ни сопения Дарьи, ни громогласного храпа Давидыва.
Какое ж это наслаждение – помыться! Даже если моешься в ледяной воде у самого берега, затянутого ряской. Зубы выбивали чечетку, кожа посинела и покрылась мурашками, но лавандовый запах волос казался тоньше любых бейджанских одеколонов. Теперь всю жизнь буду вспоминать речушку, что у Бортников, с нежностью и приятным чувством, а стражей, подаривших ароматный обмылок, – с бесконечной благодарностью.
Не срослось одно – так и не подковали лошадь. К сожалению, деревенский кузнец Микола пребывал в бессознательном состоянии и силой своего похмелья мог потягаться только с болезным Давидывым. Сколько Савков ни тыкал в рожу кузнецу Денисовым ремнем с серебряной бляхой, сколько ни объяснял, почему хочет сделать такой поистине царский подарок, несчастный Микола, ростом на три головы выше самого Николая, только чесал вшивый затылок да хлопал красными глазищами. Пришлось нам уйти ни с чем. Нет, с надеждой, что в следующей по торговому тракту деревне кузнец окажется убежденным трезвенником.
Пешком я путешествовала редко и считала хорошую бейджанскую кобылу не роскошью, а средством быстрого передвижения. Чем дороже и породистее лошадка, тем комфортнее путешествовать. На нашу колченогую клячу с большими влажными глазами даже смотреть было больно. Ее грустный, несчастный взгляд так и говорил: «Мучители, мучители, мучители!» Посему бодрость духа после мытья быстро прошла, уступив место обычной угрюмости. Страх Божий, чувствуя мое настроение, притих на руках и лишний раз старался не шевелиться и не вызывать во мне на свою голову приступов недовольства.
Савков шагал впереди всех, задавая быстрый темп, и на его широкой спине между лопаток появился влажный круг от пота. Давидыв плелся позади, едва передвигая ноги, и мучился от жары и сильной жажды после попойки.
Дарья Потаповна, отгоняя веточкой мушек от пышной шевелюры да раскрасневшегося лица, задыхалась от ритмичной ходьбы, но старательно семенила рядом со мной, не отставая ни на четвертушку аршина.
А солнце палило как сумасшедшее, наверстывая время за холодную весну. Будто бы долго спало, а потом прочухалось и пошло хороводить в спешке: «Что же вы меня раньше-то не разбудили?» Птичкам да букашкам, полям да лесам только того и надо было – света пожелтее да дня пожарче – и разойтись во всем буйстве красок, разгуляться, играя и радуясь.
– Все! – заорал нам в спины Давидыв. – Больше не могу!
Я оглянулась, Денис завалился на спину посреди дороги и, раскинув руки, глядел в синее небо. Савков, не осчастлививший приятеля и двумя словами с самого утра, не останавливаясь, рыкнул:
– Оставайся здесь! – И даже припустил еще быстрее.
– Э-э нет, господа! – Я остановилась, подбоченясь. – Вы уж решите: или мы стоим на месте, или мы идем! У меня поводок, и я хочу знать, кому должна подчиняться, чтобы не остаться без руки. Так что решим?
Дарья Потаповна, схватившись за бок, тяжело дышала, радуясь передышке.
Савков, по-прежнему не оборачиваясь, остановился. Давидыв, наоборот, тяжело поднялся и, скривившись, сплюнул. Очень уж не хотелось им раскрывать, какое кольцо настоящее.
– Вот вы гады, – расплылась я в улыбке, дивясь упрямству обоих. – Погибнем сами, но врагу позиций не сдадим.
– Говогунья, елки-палки, – Давидыв, шаркая, прошел рядом со мной, нагоняя Николая.
– Нет, Денис, – поспешила я следом, дернув повод несчастной уставшей лошадки, только-только дотянувшейся губами до мелких пыльных травинок на обочине. – Это ты у нас балагур. Помнишь – вчерашнее веселье в Бортниках? – Даже на расстоянии я почувствовала, как оба приятеля напряглись. – Как в мой портрет из арбалета стрелял, помнишь?
Дарья сдержанно кашлянула, предлагая прекратить разбор полетов.
– Нет! – рявкнул Денис, махнув руками.
– А как орал, что ты король? – неожиданно поддержал меня Николай, хмыкнув.
– Ну так он и есть король, – удивилась Дарья Потаповна, недвусмысленно намекая, кто в королевстве хозяин.
– Глава республики, – машинально поправила я. – Из-за твоих фортелей, Давидыв, нас едва взашей не погнали.
– Впечатлились, значит! – раздраженно буркнул Денис, зыркнув на меня красными похмельными глазами. Упитанная физиономия темнела двухдневной щетиной и заметной болячкой у губы после драки с Николаем.
– Не смею спорить, твое величество.
– Пгавильно делаешь! – осерчал Денис– Мне, кстати сказать, очень хочется выяснить, что пгоизошло в дегевне белогубашечников? Не слышу ответа, твою мать!
Ну что ж, лучшая защита – это нападение – давно воспетая и исправно работающая истина. Но пускаться в разбирательства я не собиралась, а потому огрызнулась:
– Савков просветит!
На том разговоры закончились до самой развилки, внесшей очередной разлад в наши и без того не слишком дружные ряды. Дорога неожиданным и самым подлым образом разбежалась в разные стороны, превратившись в три равнозначных, хорошо наезженных тракта. Возможно, будь на месте указатель, мы бы и знали, куда направиться, но, к сожалению, таковой отсутствовал. Стоя на перекрестке, мы, как последние олухи, спорили до хрипоты в горле, куда свернуть. Две развилки терялись в лесу. Третья змеилась через зеленеющее поле и пряталась в лесной гуще.