Страница:
– Соскучились? – с ухмылкой поинтересовалась я у приятелей.
Пока Дарья спешно и неуклюже развязывала путы Давидыва, я попыталась открыть наручники Савкову. Из груди того вырывались болезненные хрипы, а руки казались холоднее льда, будто бы из сильного тела медленно, по капле вытекали жизненные соки. Дотрагиваться до диметрила было неприятно, он обжигал пальцы и заставлял ежиться от отвращения. Но, справившись с первым желанием отпрянуть подальше от дьявольского камня, я сунула в замок наручников шпильку и постаралась нащупать скрытую пружину внутри механизма. Такие замки открывать мне еще не приходилось, вот дверные – сколько угодно, но наручники ни разу. Не веря в счастливый исход, я повернула усики шпильки, и неожиданно механизм поддался, звучно щелкнув. Двумя пальцами, словно гадюку, я отбросила диметрил подальше. Николай тут же пришел в себя и яростно закашлялся, трубно и раскатисто, как будто хотел перебудить целую деревню сумасшедших фанатиков.
– Чего, Москвина, спасать пгишла, не сбежала? – раздался над ухом недовольный рокот Давидыва, которому Дарья наконец догадалась вытащить кляп изо рта. – Да остогожнее ты, глупая баба! Только затягиваешь сильнее!
– Куда я на поводке сбегу? – проворчала я.
– Чего так долго? – обвиняюще заявил Денис.
– Ты как? – спросила я у Николая скорее для очистки совести, нежели из сострадания.
Тот молчал, только тер лицо, пытаясь прийти в себя после диметрилового бреда.
– Надо гвать отсюда когти! – распорядился Денис, когда и с его путами было покончено.
– Надо, – кивнула я, – но сейчас вокруг деревеньки бродят волки.
– Ты боишься волков? – хмыкнул Савков.
– Таких и ты забоишься. Они сожрали нашу лошадь в минуту.
– Нашу единственную лошадь сожгали? – охнул Денис, отряхивая порты, и даже вылупился на меня возмущенным взглядом. – Как вы могли это допустить?
– А что ты прикажешь нам делать? – проворчала я. – Грудью на них кидаться?
– Ну вот у Дагьи гуудь вполне… – протянул тот в ответ, заработав возмущенное оханье кухарки.
– Я знаю, как отпугнуть зверей! – прервал нас неожиданно звонкий, почти детский, девичий голосок, и нас всех бросило в жар от испуга.
В проходе, похожая на тень, стояла Алевтина, кутаясь в шаль. Лунный свет окрашивал тонкие девичьи контуры потусторонним светом.
Мы примолкли в ожидании следующего хода гостьи. Доверия к девице не возникало ни на медный грош.
– Я вытащу вас отсюда, если вы возьмете меня с собой.
– Почему мы должны тебе верить? – тихо спросил Николай.
– Потому что за один разговор с вами меня посадят в клетку без еды и воды. Я больше не могу здесь.
– Хорошо, – согласился Савков, решив за нас всех и снова принимая на себя роль главного вдохновителя.
Алевтина быстро и воровато оглянулась, потом юркнула в сарай, прикрыв за собой дверь.
– Этих волков специально выращивают здесь, чтобы они охраняли лес от нежданных гостей. И чтобы, – она запнулась, – чтобы никто не смог уйти из обители. Я видела, как братья выходили за ворота и брали с собой веники.
– Веники? – ухмыльнулась я. – Они, часом, не оглаживают волков по холке, как нашкодивших котов?
– Москвина! – осек меня Николай и ласковым уговаривающим тоном обратился к девушке: – Это какие-то травы?
– Да. Нет. Я не знаю… – Аля смутилась и замялась. – Я не знаю точно, но они всегда берут с собой эти ве… – Она испуганно глянула на меня, смешавшись еще больше и нервно теребя шаль. – Веники. И держат их под замком.
– А ты уверена, что они от волков? Может быть, ваши благородные мужи в соседнюю деревеньку в общественные бани ходят? – издеваясь, хохотнула я.
– Наталья! – Возмущенный голос Дарьи зазвенел в темноте. – Она же ребенок!
– Да? А выглядит вполне взрослой.
– Ты знаешь, где они прячут травы? – Николай быстро подошел к Алевтине и почти нежно взял ее под локоток, отчего у меня внутри родилось какое-то неприятное чувство, а к щекам прилила кровь.
– Да, я знаю, – неуверенно кивнула Аля. – Я видела, куда они их схоронили. В молельный дом.
– Ты ведь нас туда отведешь?
– Я… Да! – Она схватилась за дверную ручку и тут же с вызовом заявила: – Я не ребенок, мне скоро будет двадцать! – А потом выскользнула вон, а следом за ней Николай.
– Ты тоже заметила? – насмехаясь, промурлыкал мне в ухо Давидыв. – Девица ничего себе так.
– Какой ты внимательный, ваше величество! – раздраженно рявкнула я, выталкивая Дениса в темный двор.
Цепочкой мы крались между спящими постройками-великанами, замирая от каждого постороннего шороха. Аля шла быстро, в движениях ее проявлялась отроческая резкость, да и сама она, казалось, была вылеплена из углов – острые локти, нос, подбородок. Длиннющая острая коса-змея спускалась до пояса.
Подведя нас к черному входу деревянной церквушки, она оглянулась и горячо зашептала:
– Там замок магический. Сама я вряд ли открою.
– Не страшно. Пойдем вместе, – хмуро кивнул Савков, следуя за ней.
Они скрылись в темноте.
Где-то в лесу вновь зазвучал протяжный заунывный вой, от которого щемило сердце и брала оторопь.
– Ужас какой-то, – буркнула Дарья.
Я ежилась от холода, поджимая ногу без лаптя. Пальцы в драном чулке совсем заледенели, и болела пораненная о камушек пятка. Ветер тревожил ночной лес и гонял по небу серые в лунном свете облака. Мы прятались в тени избы и с нетерпением поглядывали туда, где исчезли девушка и колдун. Откуда ни возьмись из трапезной на крылечко вышел высокий мужчина, постоял немного, размял руки. Блеснуло зеленоватое пламя, пахнуло жасмином, и загорелся крохотный глазок папироски. До нас дошел легкий запах дорогого табака. Денис жадно втянул в себя воздух и сглотнул слюну, нервно пряча руки в карманы портов.
– Эй, кто там? – ни с того ни сего окрикнул белорубашечник.
Мы, не сговариваясь, вжались в деревянную стену, будто бы стараясь слиться с ней.
– Я говорю, вылазь, кто там! – уже громче потребовал сектант, спускаясь.
– Что случилось, брат? – Из двери выглянул второй бородач.
Сердце у меня билось как бешеное. Кровь стучала в висках, от напряжения в горле пересохло и взмокла спина. Закрыв глаза, я все сильнее и сильнее прислонялась к грубым доскам.
– Кто… – И тишину рассек громогласный, оглушающий драконий вой, после которого волчья песня показалась всего лишь слабыми охами.
Округа отозвалась чудовищу страшным эхом. Лес в волнении взметнулся шелестом. Темнота вздрогнула и обдала порывом холодного ветра.
Брат остановился как вкопанный, задрав к небу голову и уронив папироску, мелькнувшую ярким затухающим огоньком. Тихо всхлипнула рядом Дарья, схватив меня за руку. Ее ладонь, влажная и холодная, с силой сжала мои пальцы, ища поддержки.
А вой все несся и несся, заставляя мои внутренности сжаться в ожидании огромного огненного столба. Но пламени не последовало.
Бородач скатился с крыльца и заголосил в ужасе:
– Глянь! Чудище! Живое! Крылья!
Дракон замолк на мгновение, чтобы начать заново, до дурноты, до ломоты в висках. Уже через несколько минут двор стал заполняться разбуженными братьями, едва успевшими натянуть широкие балахоны.
– Заткнись же ты! – беззвучно взмолилась я, чувствуя, как дрожь Дарьи заражает меня.
Чудище, словно услышав мой приказ, прекратило. В один момент стало тихо, только в ушах стоял невыносимый звон. А в наступившей тишине кто-то громко и четко произнес:
– Пленники сбежали!
– Они у молельни! – завизжал другой голос, и мы рванули с места, прекрасно понимая, что в замкнутом пространстве спастись не удастся.
– Держи их! – орали нам вслед.
За спинами раздавался топот. Рядом с ухом, всего в мизинце, просвистела пчела, я только через мгновение осознала – арбалетный болт. В пятидесяти саженях высился частокол, загоняя нас в ловушку.
Но сверху, блеснув тысячью оттенков оранжевого и красного, пронесся огромный огненный шар и врезался своим неверным переливающимся телом в остроугольную крышу молельни, тут же превратив ее в гигантский факел. На бегу я оглянулась – второй пламенный поток рухнул на трапезную, слизывая ее как кот сливки. Братья, похожие на белых тараканов, скорее охваченные дикой паникой, нежели жаждой расправы, кинулись в разные стороны, забыв про нас. Дракон плевался смертоносными потоками, превратив непроходимый лес в один горящий частокол. Ночь преобразилась в день. Дым заменил воздух, удушая и разъедая глаза. Крики заполнили собой округу.
Кто-то резко дернул меня за рукав. Почти вслепую я махнула кулаком, стараясь отбиться от нападавшего, но сильная рука перехватила меня и прижала к себе, а голос Савкова произнес:
– Это я! Сюда!
Мы бежали через сизый угар, держась за руки, чтобы не потерять друг друга, а впереди, будто бы тонкая веточка-маячок, скользила фигурка Али. Давидыв тащил почти потерявшую сознание Дарью, то подбадривая ее, то костеря последними словами.
– Здесь!
Алевтина, держа, охапку веников из засушенных трав, пахнущих чередой и лебедой, остановилась у калитки. На ржавых петлях висел тяжелый амбарный замок. Николай, схватившись за него, послал легкий магический импульс, внутри замочной скважины блеснуло зеленоватое пламя, и механизм звучно щелкнул, открываясь.
Через час мы, вытягивая перед собой травяные веники (право, как походные знамена), шли по лесу, старясь смотреть исключительно под ноги. А я звучно и пребольно шлепала по хорошо накатанной лесной дороге голой пяткой, мечтая о двух самых важных сейчас вещах – смыть с себя запах пожарища и наконец обуться.
Любое утро бродяги, даже самое солнечное и светлое, начинается и заканчивается одной мыслью – поесть. Не обязательно вкусно, главное сытно. Одинаковые желания отражались на наших лицах, и мы в унисон сглатывали набегающую слюну.
Голодные и уставшие, мы достигли оживленного торгового тракта. Путники, спешащие к Истоминскому, шарахались от нас, как от прокаженных. Савков с Давидывым, открывающие процессию (угрюмостью напоминающую похоронную), представляли собой колоритную пару – оба бородатые, лохматые и хорошенько потрепанные жизнью. Кто бы мог подумать, что еще несколько дней назад и тот и другой носили камзолы стоимостью в целую корову. Я заметно хромала и чувствовала себя совершенно разбитой. Алевтина в ночной сорочке, прикрываясь колючей шерстяной шалью, вертела головой и с жадностью впитывала каждое увиденное новое лицо. Дарья ковыляла следом, для чего-то сунув под мышку травяной веник, будто бы не желала с ним расставаться. От веющего запаха, так лихо отпугнувшего волков-людоедов, трусливо поджав хвост, убежал увязавшийся за нами бродячий пес. Наступив на острый камень, я взвыла в голос и схватилась за ногу, уверенная, что распорола ее до крови.
– Что?! – Савков резко оглянулся, готовый накинуться на меня с очередной гневной тирадой, но лишь изумленно развел руками: – Ты опять потеряла лапоть?
– Ты только заметил? – растирала я черную пятку, на которой под слоем грязи не появилось и царапины.
Давидыв, цокнув языком, кивнул головой:
– Пгивал! Алевтина, закгой гот, а то все думают, что мы тебя из монастыгя укгали!
Он свернул на обочину и, не медля ни секунды, растянулся на травке в тени ветвистого дуба.
Аля удивленно захлопала темными глазищами, явно не понимая, о чем с ней толкуют. Дарья, растрепанная и запыхавшаяся, тяжело дыша, уселась, прислонившись к стволу, и поморщилась от неудобства. Мимо тяжеловесными шхунами проплывали медлительные купеческие караваны, легкими лодчонками проносились двуколки, бурлаками тащились пешие. Все с подозрением косились в нашу сторону, явно принимая за разбойников.
– Алька! – Давидыв лежал на спине, закинув руки за голову, и лениво жевал сорванную травинку. – Куда тебя проводить-то надо?
Девушка, все это время рассматривавшая путников, недоуменно пожала плечами:
– Куда проводить?
– Домой, – встряла я в разговор, – у тебя ведь есть дом?
– Дом? – Аля глянула на меня с немым изумлением. – Я не знаю. Сирота я. Мамка в деревне умерла от легких еще по зиме.
Давидыв приподнялся на локтях и озабоченно глянул на хмурого Савкова. Все запутывалось еще сильнее. Мужики за мной-то в четыре глаза уследить не могли, а тут еще одна девица, слишком невинная и незнакомая с окружающим миром – лакомый кусочек для негодяев всех мастей. Дело спасла Дарья, вероятно где-то внутри себя мучившаяся от невысказанной материнской любви:
– Я заберу девочку с собой. У меня тетка под Николаевском живет. Чай не изверги, обогреем сиротку.
Аля уставилась на нее почти испуганно. Становилось очевидным, что ей очень хотелось остаться с нами троими, попасть в саму столицу, а не на сельские просторы к коровам, козам да деревенским увальням, и ничто не сможет переубедить упрямую девочку. Только кто ж ее спрашивать будет?
– Так и поступим, – быстро согласился Николай с явным облегчением, чувствуя, как с его плеч свалилась непосильная ноша.
На дороге отчаянно загрохотало, и мы одновременно оглянулись. Напротив нас, угрожающе накренившись, встала порожняя телега, запряженная гнедой кобылкой. Сломанная ось деревянного колеса ощетинилась острыми шипами.
– Шоб тебе пусто было, кобыла проклятущая! – В сердцах ругнувшись, возница соскочил на дорогу и озабоченно обежал подводу, с кислым лицом разглядывая поломку. – Кто ж тебе, дура, камни под колеса сует?! – Он стянул картуз и в отчаянии отер им выступившую на лбу испарину.
Савков быстро поднялся:
– Эй, мужик!
Тот оторвался от созерцания разломанной оси и повернулся к нам, разведя руками:
– Вот зараза! Ты глянь, что случилось! Шоб ее, стерву, разобрало по швам!
– Помочь чем?
– Да чем тут поможешь?
– Починю.
– Слесарных дел мастер? – поинтересовался тот.
– Колдун, – буркнул себе под нос Николай.
Через какую-то минуту ось была восстановлена, светилась толстым зеленоватым слоем магии и воняла жасмином.
– Ну чего, подвезешь? – От усталости после колдовства Савков еле держался на ногах.
– Да куда ж я вас всех? – спохватился мужичок. – Колесико-то не выдержит.
Вмиг растеряв всю доброжелательность и радость, он уже поглядывал на колдуна с нескрываемой враждебностью.
– Ну как знаешь, – пожал плечами Николай.
Магия постепенно стала развеиваться, а деревянная ось жалобно скрипнула. Хозяин тут же подобрел и с вымученной улыбкой кротко кивнул головой.
Мы тряслись в телеге и не верили собственному счастью. Для полного удовольствия не хватало краюхи хлеба. От голода сводило живот и темнело в глазах. Лошадка понуро тянула ставший в пять раз тяжелее воз.
– Говорят, что кто-то недалеко отсюда деревню белорубашечников спалил, – вдруг заговорил возница. Видно, балагурство победило-таки обиду на наглый шантаж.
– Пгавда? – усмехнулся Денис и подмигнул Але, тут же потупившей взор.
– Правда, правда. По мне, так это и лучше. Они ведь по деревням у нас ходят, людей к себе зазывают. Надоели, стервецы.
Аля выглядела совсем сконфуженной, и на нежных щечках появился стыдливый румянец. Я неосторожно почесала ногу, чуть-чуть задрав штанину, под которой слепящим лучом блеснул браслет, так что Николай поморщился.
– И много уходят? – интересовался Денис.
– Много ли, мало ли – не знаю, но уходят. Вона, гляньте, едут, голубчики!
– Где? – На лице Алевтины не осталось и кровинки, только большущие черные глаза горели страхом. Она переводила торопливый испуганный взгляд с меня на Дарью, потом на хмурого Николая, уставившегося, в свою очередь, на мои грязные порты.
– Ты чего? – Я поджала ноги, пытаясь скрыть от навязчивого внимания Савкова свой маленький секрет.
– Я… я… – лепетала девушка, кусая губы и нервно теребя платок.
Зазвенели бубенцы на упряжи. Да только не весело и не радостно играли они – хмуро, заунывно, словно приглашая на вечернюю молитву. Нам навстречу неторопливо и величаво плыла повозка, влекомая сильным мерином. Ветхий тканевый полог возка едва покачивался. Две прямые фигуры в белых балахонах сидели на облучке и в яркий солнечный день выглядели надвигающимися грозовыми тучами. Алевтина метнулась на дно телеги, вжимаясь в него. Белорубашечники поравнялись с нами, и мы все непроизвольно повернулись в их сторону. Бородач с длинными волосами, опутывающими паутиной широкие плечи, ответил нам холодным взглядом. Денис будто бы случайно подвинулся, пытаясь загородить хрупкую, трясшуюся осенним листом Алевтину, свернувшуюся комочком и прикрывшую голову руками.
Но, видно, у «брата» оказался острый взор. Через секунду его кустистые брови-домики недоуменно взметнулись вверх, и он трубно вскрикнул:
– Алевтина?! – Голос его возвысился, выказывая гулкий бас, так что окружающие завертели головами, разглядывая его обладателя. – Алевтина?! – повторил он, приподнимаясь.
– Мужик, гони! – тихо, но очень твердо приказал вознице Николай.
– Чаво?! – не понял тот, никоим образом не въезжая в катастрофу. – У меня на телеге ось сломана.
– Будто мы не знаем! Сказали тебе, гони! – Я выхватила из его слабых рук вожжи и подстегнула лошадку.
Та, всхрапнув, со всей силы дернула телегу. Дремавшая Дарья, испугавшись, отбросила веник в изумленное лицо мужичка-доброхота и вылупилась как ошалелая. Я подстегивала и подстегивала, заставляя кобылу прибавить ходу. Телега жалобно скрипела, готовая развалиться. В лицо бил ветер, мелкие камушки да песок сыпали в глаза. За нами клубилось облако пыли, и в нем проявлялся размытый силуэт несущейся вслед повозки. Путники кто куда разбегались с нашего пути, с визгом и проклятиями. Купеческие подводы едва успевали съехать на обочину. Мы неслись как сумасшедшие. С головы мужичка слетел картуз и попал под деревянные колеса.
– Да вы же телегу мне поломаете! Кобылу загоните! Заго-о-оните! Отдай вожжи, чокнутая девка! – орал возница.
– Отстань! – Я оттолкнула его руки. Лошадь вильнула, повозка подскочила на камне, а вместе с нею и мы на пол-аршина.
– Мамочка! – Дарья схватилась за бортик.
Шпильки разлетелись, и ее седые патлы взметнулись на ветру, делая похожей на фурию. Давидыв удерживал Алю за плечи, чтобы та не вылетела на дорогу.
– Отдай вожжи, дура! – орал мне в ухо мужичок.
– Отстань!!!
Через удушающую пыль вдруг проступил резкий запах жасмина. Аромат взвился вихрем вверх и окутал нас одеялом. Под копытами кобылки забурлила дорога, зашлась в дрожи, трескаясь и превращаясь в крошку. В горячке лошадь сиганула, затрещала упряжь. Телега проскочила канавку по воздуху.
– Э-э-эй!!! – веселилась я. – Больше скорость, меньше ям!!! Наддай, родная!!!
– Я тебе наддам, дура-а-а-а-а! – Возница едва не кувыркнулся с телеги, беспомощно замахав рукам, как крыльями.
Дарья ловким движением схватила его за шкирку и вернула на место, да с такой силой, что ворот треснул и деревянные пуговицы разлетелись в разные стороны. Савков между тем каким-то образом умудрился застыть на мгновение, быстрым точным движением он сложил ладони и выпустил зеленый шар в неясную тень повозки.
– Кто к нам с мечом!.. – захохотал Денис и тут же замолк, когда над его головой, опаляя кудрявые вихры, пронесся ответный удар и окутал нашего возницу зеленым облаком.
Тот завизжал, как баба-роженица, закатил глаза и кулем свалился на сжавшуюся испуганным щеночком Алевтину. Я оглянулась – на рубахе бедолаги зияла черная круглая дыра с опаленными краями, а на груди проявился красный ожог, и его обрамляли редкие опаленные волосенки.
Николай изобразил сложный пассаж сбитыми пальцами. Вырвавшуюся сильную магическую волну почувствовали все пассажиры телеги, а меня так вовсе от толчка припечатало к бортику да оглушило.
– Так вам!!! – зашелся в радостном вопле Денис.
Я покосилась через плечо, где-то в пыльном тумане пылал огромный костер, в которой превратился возок. Две тени в посеревших балахонах бросились в разные стороны, рискуя при падении расшибить лбы. От спешенных врагов мы скрылись в считаные минуты.
Свернув с людного тракта на лесную ухабистую дорогу, я придержала уставшую кобылку, позволив ей перейти на тихий шаг. Мои пассажиры примолкли, внутренне переживая случившуюся погоню, едва не закончившуюся для нас плачевно. Остановившись рядом с небольшим овражком, по дну которого бежал ручеек, мы перевели дыхание и расслабились, сохраняя гнетущее молчание.
– Мужик! – Я похлопала возницу по бледным щекам. Борода его, опаленная магическим огнем, торчала мочалкой. – Мужик! – Тот не реагировал.
– Помег? – Давидыв пощупал едва бьющуюся на грязной шее бедняги жилку.
– Дайте. – В раздражении Николай приложил к холодному лбу мужичка ладонь. Пахнуло жасмином, под пальцами колдуна вспыхнул огонек, возница дернулся всем телом и открыл глаза.
– Убивають! – прохрипел он да так подскочил, что Дарья шарахнулась к бортику и охнула от боли в пояснице. – Вы убить меня решили!
– Ты чего, мужик? – удивился Давидыв, спрыгивая на землю и снимая с телеги Алевтину. Та шустро обняла его за шею безо всякого стыда, длинная растрепанная коса взметнулась вверх и плеткой стеганула ее по гибкой худенькой спине.
– Вы убивцы! – причитал мужичок, крестясь и отползая от меня все ближе к Дарье, уже наваливаясь на ее пухлые ноги, спрятанные под длинной подранной юбкой. – Слезайте с моей телеги! Быстро! А ты… – Дико вращая глазами, он вытянул из-под рубахи сбившийся на спину крест и ткнул в лицо Савкову, отчего тот лишь изумленно поднял брови. – Изыди, сатанинское отродье! – Рука возницы затряслась в нервной дрожи.
– Он чокнулся, – пожала я плечами и спустилась, шлепнув голой пяткой о спрятанный в траве камушек. – Слушай, Коль, если он совсем того… может, отберем у него сапоги? Босой я с места не сдвинусь.
– Са-по-ги? – проревел мужичок и протянул трясущуюся дулю. – Вот тебе сапоги!
– Может, ему в гожу дать? – полюбопытствовал Денис для острастки, медленно засучив рукава.
– Господи! – взвыла Дарья, отпихивая от себя наседающего возницу. – Снимите с меня ирода!
– Да вы шайка! – выдохнул тот, закрывая лицо руками и почти рыдая от испуга. – Разбойники! Люди добрыи-и-и, Люська Криворучка со своей шпаной на меня напала! Люди добрыи-и-и! – И ткнул в меня кривым пальцем с грязным ногтем.
– Судя по всему, Люська – это я, – заключила я, печально качая головой.
– А чего, звучит! – хмыкнул Денис– Я ее погтгет видел намедни. На кагтинках вас почти не отличишь.
– Ладно, мужик, – сдался Савков, – отпусти Дарью и лети, куда хочется.
– Можем и пего в за… – встрял Денис, но, перехватив сердитый взгляд стряпухи, проглотил грубость на полуслове. – Гасходятся наши догоги.
Под ручки мы осторожно спустили кухарку, та сдувала с лица прядки волос и выглядела до крайности раздраженной и недовольной. Мужичок все еще не верил собственному счастью, что ушел от лихих бандитов живым и почти не покалеченным. «Вот и делай людям добро! – рассуждал он, подгоняя мертвецки уставшую лошадь. – Хорошо – невредимым вышел. Ожог на груди и за ранение не считается!» Он старался выудить из кобылки хоть седьмушку продемонстрированной ранее удали.
Стоило ему отдалиться на некоторое расстояние, поднимая облачко пыли, зад возка с грохотом, испугавшим кобылу до сердечного приступа, провалился вниз, подняв облако пыли. До нас донесся сердитый вопль:
– Штоб тебя, старая рохля, по швам разобрало!!!
– Он ведь не думал, что ось будет целехонькой вечно? – хмыкнул подозрительно довольный Николай.
– Боюсь, именно так он и думал, – хохотнула я.
Пока мы с Дарьей и Алевтиной, спрятавшись в кустах погуще, приводили себя в порядок, мужчины, выказывая редкостную деликатность, оставили нас в одиночестве. Вода в ручье была холодной. Пенясь, быстрые потоки поднимали со дна ил и колючие водоросли. Обмылком, оставшимся еще с Бортников, я вымыла голову. Долго и со вкусом терла грязные пятки песком, впрочем не добившись никакого результата. Чище они все равно не стали.
– Ой, а что это у тебя? – Дарья ткнула пальцем в поблескивающий браслет.
– Да так, безделица одна. – Я быстро натянула порты, прикрывая украшение.
– Выглядит дорогим. – Кухарка отчаянно делала вид, что ей совсем нелюбопытно.
– Только выглядит.
Алевтина сильно стеснялась своей наготы. Она краснела и жалась. На ее спине были заметны рубцы от плетки. Видно, правда несладко жилось ей у сектантов, что сбежала в неизвестность с первыми встречными. Дрожа всем телом, девушка натянула грязную исподнюю рубаху, и та моментально облепила ее, обрисовывая худенькую фигурку.
За все это время Савков с Давидывым успели развести костерок и уже ожидали нас. Выглядели оба хмурыми, нервозная веселость погони уступила место усталости. Увидев нас, Денис поднял за крыло большую птицу, ее голова безвольно свисала на сломанной шее.
– Вот, готовьте обед! – Обращаясь к Дарье, он бросил дичь нам под ноги.
Мертвая птица шлепнулась на траву, и внутри у нее что-то звучно лопнуло, подобно надутому пузырю.
– Я не умею готовить, – с непередаваемым чувством собственного достоинства отозвалась женщина и брезгливо оттолкнула потенциальное жаркое носком туфли обратно к Денису.
– Ты же кухагка! – вылупился Давидыв, раззявив рот от изумления.
Пока Дарья спешно и неуклюже развязывала путы Давидыва, я попыталась открыть наручники Савкову. Из груди того вырывались болезненные хрипы, а руки казались холоднее льда, будто бы из сильного тела медленно, по капле вытекали жизненные соки. Дотрагиваться до диметрила было неприятно, он обжигал пальцы и заставлял ежиться от отвращения. Но, справившись с первым желанием отпрянуть подальше от дьявольского камня, я сунула в замок наручников шпильку и постаралась нащупать скрытую пружину внутри механизма. Такие замки открывать мне еще не приходилось, вот дверные – сколько угодно, но наручники ни разу. Не веря в счастливый исход, я повернула усики шпильки, и неожиданно механизм поддался, звучно щелкнув. Двумя пальцами, словно гадюку, я отбросила диметрил подальше. Николай тут же пришел в себя и яростно закашлялся, трубно и раскатисто, как будто хотел перебудить целую деревню сумасшедших фанатиков.
– Чего, Москвина, спасать пгишла, не сбежала? – раздался над ухом недовольный рокот Давидыва, которому Дарья наконец догадалась вытащить кляп изо рта. – Да остогожнее ты, глупая баба! Только затягиваешь сильнее!
– Куда я на поводке сбегу? – проворчала я.
– Чего так долго? – обвиняюще заявил Денис.
– Ты как? – спросила я у Николая скорее для очистки совести, нежели из сострадания.
Тот молчал, только тер лицо, пытаясь прийти в себя после диметрилового бреда.
– Надо гвать отсюда когти! – распорядился Денис, когда и с его путами было покончено.
– Надо, – кивнула я, – но сейчас вокруг деревеньки бродят волки.
– Ты боишься волков? – хмыкнул Савков.
– Таких и ты забоишься. Они сожрали нашу лошадь в минуту.
– Нашу единственную лошадь сожгали? – охнул Денис, отряхивая порты, и даже вылупился на меня возмущенным взглядом. – Как вы могли это допустить?
– А что ты прикажешь нам делать? – проворчала я. – Грудью на них кидаться?
– Ну вот у Дагьи гуудь вполне… – протянул тот в ответ, заработав возмущенное оханье кухарки.
– Я знаю, как отпугнуть зверей! – прервал нас неожиданно звонкий, почти детский, девичий голосок, и нас всех бросило в жар от испуга.
В проходе, похожая на тень, стояла Алевтина, кутаясь в шаль. Лунный свет окрашивал тонкие девичьи контуры потусторонним светом.
Мы примолкли в ожидании следующего хода гостьи. Доверия к девице не возникало ни на медный грош.
– Я вытащу вас отсюда, если вы возьмете меня с собой.
– Почему мы должны тебе верить? – тихо спросил Николай.
– Потому что за один разговор с вами меня посадят в клетку без еды и воды. Я больше не могу здесь.
– Хорошо, – согласился Савков, решив за нас всех и снова принимая на себя роль главного вдохновителя.
Алевтина быстро и воровато оглянулась, потом юркнула в сарай, прикрыв за собой дверь.
– Этих волков специально выращивают здесь, чтобы они охраняли лес от нежданных гостей. И чтобы, – она запнулась, – чтобы никто не смог уйти из обители. Я видела, как братья выходили за ворота и брали с собой веники.
– Веники? – ухмыльнулась я. – Они, часом, не оглаживают волков по холке, как нашкодивших котов?
– Москвина! – осек меня Николай и ласковым уговаривающим тоном обратился к девушке: – Это какие-то травы?
– Да. Нет. Я не знаю… – Аля смутилась и замялась. – Я не знаю точно, но они всегда берут с собой эти ве… – Она испуганно глянула на меня, смешавшись еще больше и нервно теребя шаль. – Веники. И держат их под замком.
– А ты уверена, что они от волков? Может быть, ваши благородные мужи в соседнюю деревеньку в общественные бани ходят? – издеваясь, хохотнула я.
– Наталья! – Возмущенный голос Дарьи зазвенел в темноте. – Она же ребенок!
– Да? А выглядит вполне взрослой.
– Ты знаешь, где они прячут травы? – Николай быстро подошел к Алевтине и почти нежно взял ее под локоток, отчего у меня внутри родилось какое-то неприятное чувство, а к щекам прилила кровь.
– Да, я знаю, – неуверенно кивнула Аля. – Я видела, куда они их схоронили. В молельный дом.
– Ты ведь нас туда отведешь?
– Я… Да! – Она схватилась за дверную ручку и тут же с вызовом заявила: – Я не ребенок, мне скоро будет двадцать! – А потом выскользнула вон, а следом за ней Николай.
– Ты тоже заметила? – насмехаясь, промурлыкал мне в ухо Давидыв. – Девица ничего себе так.
– Какой ты внимательный, ваше величество! – раздраженно рявкнула я, выталкивая Дениса в темный двор.
Цепочкой мы крались между спящими постройками-великанами, замирая от каждого постороннего шороха. Аля шла быстро, в движениях ее проявлялась отроческая резкость, да и сама она, казалось, была вылеплена из углов – острые локти, нос, подбородок. Длиннющая острая коса-змея спускалась до пояса.
Подведя нас к черному входу деревянной церквушки, она оглянулась и горячо зашептала:
– Там замок магический. Сама я вряд ли открою.
– Не страшно. Пойдем вместе, – хмуро кивнул Савков, следуя за ней.
Они скрылись в темноте.
Где-то в лесу вновь зазвучал протяжный заунывный вой, от которого щемило сердце и брала оторопь.
– Ужас какой-то, – буркнула Дарья.
Я ежилась от холода, поджимая ногу без лаптя. Пальцы в драном чулке совсем заледенели, и болела пораненная о камушек пятка. Ветер тревожил ночной лес и гонял по небу серые в лунном свете облака. Мы прятались в тени избы и с нетерпением поглядывали туда, где исчезли девушка и колдун. Откуда ни возьмись из трапезной на крылечко вышел высокий мужчина, постоял немного, размял руки. Блеснуло зеленоватое пламя, пахнуло жасмином, и загорелся крохотный глазок папироски. До нас дошел легкий запах дорогого табака. Денис жадно втянул в себя воздух и сглотнул слюну, нервно пряча руки в карманы портов.
– Эй, кто там? – ни с того ни сего окрикнул белорубашечник.
Мы, не сговариваясь, вжались в деревянную стену, будто бы стараясь слиться с ней.
– Я говорю, вылазь, кто там! – уже громче потребовал сектант, спускаясь.
– Что случилось, брат? – Из двери выглянул второй бородач.
Сердце у меня билось как бешеное. Кровь стучала в висках, от напряжения в горле пересохло и взмокла спина. Закрыв глаза, я все сильнее и сильнее прислонялась к грубым доскам.
– Кто… – И тишину рассек громогласный, оглушающий драконий вой, после которого волчья песня показалась всего лишь слабыми охами.
Округа отозвалась чудовищу страшным эхом. Лес в волнении взметнулся шелестом. Темнота вздрогнула и обдала порывом холодного ветра.
Брат остановился как вкопанный, задрав к небу голову и уронив папироску, мелькнувшую ярким затухающим огоньком. Тихо всхлипнула рядом Дарья, схватив меня за руку. Ее ладонь, влажная и холодная, с силой сжала мои пальцы, ища поддержки.
А вой все несся и несся, заставляя мои внутренности сжаться в ожидании огромного огненного столба. Но пламени не последовало.
Бородач скатился с крыльца и заголосил в ужасе:
– Глянь! Чудище! Живое! Крылья!
Дракон замолк на мгновение, чтобы начать заново, до дурноты, до ломоты в висках. Уже через несколько минут двор стал заполняться разбуженными братьями, едва успевшими натянуть широкие балахоны.
– Заткнись же ты! – беззвучно взмолилась я, чувствуя, как дрожь Дарьи заражает меня.
Чудище, словно услышав мой приказ, прекратило. В один момент стало тихо, только в ушах стоял невыносимый звон. А в наступившей тишине кто-то громко и четко произнес:
– Пленники сбежали!
– Они у молельни! – завизжал другой голос, и мы рванули с места, прекрасно понимая, что в замкнутом пространстве спастись не удастся.
– Держи их! – орали нам вслед.
За спинами раздавался топот. Рядом с ухом, всего в мизинце, просвистела пчела, я только через мгновение осознала – арбалетный болт. В пятидесяти саженях высился частокол, загоняя нас в ловушку.
Но сверху, блеснув тысячью оттенков оранжевого и красного, пронесся огромный огненный шар и врезался своим неверным переливающимся телом в остроугольную крышу молельни, тут же превратив ее в гигантский факел. На бегу я оглянулась – второй пламенный поток рухнул на трапезную, слизывая ее как кот сливки. Братья, похожие на белых тараканов, скорее охваченные дикой паникой, нежели жаждой расправы, кинулись в разные стороны, забыв про нас. Дракон плевался смертоносными потоками, превратив непроходимый лес в один горящий частокол. Ночь преобразилась в день. Дым заменил воздух, удушая и разъедая глаза. Крики заполнили собой округу.
Кто-то резко дернул меня за рукав. Почти вслепую я махнула кулаком, стараясь отбиться от нападавшего, но сильная рука перехватила меня и прижала к себе, а голос Савкова произнес:
– Это я! Сюда!
Мы бежали через сизый угар, держась за руки, чтобы не потерять друг друга, а впереди, будто бы тонкая веточка-маячок, скользила фигурка Али. Давидыв тащил почти потерявшую сознание Дарью, то подбадривая ее, то костеря последними словами.
– Здесь!
Алевтина, держа, охапку веников из засушенных трав, пахнущих чередой и лебедой, остановилась у калитки. На ржавых петлях висел тяжелый амбарный замок. Николай, схватившись за него, послал легкий магический импульс, внутри замочной скважины блеснуло зеленоватое пламя, и механизм звучно щелкнул, открываясь.
Через час мы, вытягивая перед собой травяные веники (право, как походные знамена), шли по лесу, старясь смотреть исключительно под ноги. А я звучно и пребольно шлепала по хорошо накатанной лесной дороге голой пяткой, мечтая о двух самых важных сейчас вещах – смыть с себя запах пожарища и наконец обуться.
Любое утро бродяги, даже самое солнечное и светлое, начинается и заканчивается одной мыслью – поесть. Не обязательно вкусно, главное сытно. Одинаковые желания отражались на наших лицах, и мы в унисон сглатывали набегающую слюну.
Голодные и уставшие, мы достигли оживленного торгового тракта. Путники, спешащие к Истоминскому, шарахались от нас, как от прокаженных. Савков с Давидывым, открывающие процессию (угрюмостью напоминающую похоронную), представляли собой колоритную пару – оба бородатые, лохматые и хорошенько потрепанные жизнью. Кто бы мог подумать, что еще несколько дней назад и тот и другой носили камзолы стоимостью в целую корову. Я заметно хромала и чувствовала себя совершенно разбитой. Алевтина в ночной сорочке, прикрываясь колючей шерстяной шалью, вертела головой и с жадностью впитывала каждое увиденное новое лицо. Дарья ковыляла следом, для чего-то сунув под мышку травяной веник, будто бы не желала с ним расставаться. От веющего запаха, так лихо отпугнувшего волков-людоедов, трусливо поджав хвост, убежал увязавшийся за нами бродячий пес. Наступив на острый камень, я взвыла в голос и схватилась за ногу, уверенная, что распорола ее до крови.
– Что?! – Савков резко оглянулся, готовый накинуться на меня с очередной гневной тирадой, но лишь изумленно развел руками: – Ты опять потеряла лапоть?
– Ты только заметил? – растирала я черную пятку, на которой под слоем грязи не появилось и царапины.
Давидыв, цокнув языком, кивнул головой:
– Пгивал! Алевтина, закгой гот, а то все думают, что мы тебя из монастыгя укгали!
Он свернул на обочину и, не медля ни секунды, растянулся на травке в тени ветвистого дуба.
Аля удивленно захлопала темными глазищами, явно не понимая, о чем с ней толкуют. Дарья, растрепанная и запыхавшаяся, тяжело дыша, уселась, прислонившись к стволу, и поморщилась от неудобства. Мимо тяжеловесными шхунами проплывали медлительные купеческие караваны, легкими лодчонками проносились двуколки, бурлаками тащились пешие. Все с подозрением косились в нашу сторону, явно принимая за разбойников.
– Алька! – Давидыв лежал на спине, закинув руки за голову, и лениво жевал сорванную травинку. – Куда тебя проводить-то надо?
Девушка, все это время рассматривавшая путников, недоуменно пожала плечами:
– Куда проводить?
– Домой, – встряла я в разговор, – у тебя ведь есть дом?
– Дом? – Аля глянула на меня с немым изумлением. – Я не знаю. Сирота я. Мамка в деревне умерла от легких еще по зиме.
Давидыв приподнялся на локтях и озабоченно глянул на хмурого Савкова. Все запутывалось еще сильнее. Мужики за мной-то в четыре глаза уследить не могли, а тут еще одна девица, слишком невинная и незнакомая с окружающим миром – лакомый кусочек для негодяев всех мастей. Дело спасла Дарья, вероятно где-то внутри себя мучившаяся от невысказанной материнской любви:
– Я заберу девочку с собой. У меня тетка под Николаевском живет. Чай не изверги, обогреем сиротку.
Аля уставилась на нее почти испуганно. Становилось очевидным, что ей очень хотелось остаться с нами троими, попасть в саму столицу, а не на сельские просторы к коровам, козам да деревенским увальням, и ничто не сможет переубедить упрямую девочку. Только кто ж ее спрашивать будет?
– Так и поступим, – быстро согласился Николай с явным облегчением, чувствуя, как с его плеч свалилась непосильная ноша.
На дороге отчаянно загрохотало, и мы одновременно оглянулись. Напротив нас, угрожающе накренившись, встала порожняя телега, запряженная гнедой кобылкой. Сломанная ось деревянного колеса ощетинилась острыми шипами.
– Шоб тебе пусто было, кобыла проклятущая! – В сердцах ругнувшись, возница соскочил на дорогу и озабоченно обежал подводу, с кислым лицом разглядывая поломку. – Кто ж тебе, дура, камни под колеса сует?! – Он стянул картуз и в отчаянии отер им выступившую на лбу испарину.
Савков быстро поднялся:
– Эй, мужик!
Тот оторвался от созерцания разломанной оси и повернулся к нам, разведя руками:
– Вот зараза! Ты глянь, что случилось! Шоб ее, стерву, разобрало по швам!
– Помочь чем?
– Да чем тут поможешь?
– Починю.
– Слесарных дел мастер? – поинтересовался тот.
– Колдун, – буркнул себе под нос Николай.
Через какую-то минуту ось была восстановлена, светилась толстым зеленоватым слоем магии и воняла жасмином.
– Ну чего, подвезешь? – От усталости после колдовства Савков еле держался на ногах.
– Да куда ж я вас всех? – спохватился мужичок. – Колесико-то не выдержит.
Вмиг растеряв всю доброжелательность и радость, он уже поглядывал на колдуна с нескрываемой враждебностью.
– Ну как знаешь, – пожал плечами Николай.
Магия постепенно стала развеиваться, а деревянная ось жалобно скрипнула. Хозяин тут же подобрел и с вымученной улыбкой кротко кивнул головой.
Мы тряслись в телеге и не верили собственному счастью. Для полного удовольствия не хватало краюхи хлеба. От голода сводило живот и темнело в глазах. Лошадка понуро тянула ставший в пять раз тяжелее воз.
– Говорят, что кто-то недалеко отсюда деревню белорубашечников спалил, – вдруг заговорил возница. Видно, балагурство победило-таки обиду на наглый шантаж.
– Пгавда? – усмехнулся Денис и подмигнул Але, тут же потупившей взор.
– Правда, правда. По мне, так это и лучше. Они ведь по деревням у нас ходят, людей к себе зазывают. Надоели, стервецы.
Аля выглядела совсем сконфуженной, и на нежных щечках появился стыдливый румянец. Я неосторожно почесала ногу, чуть-чуть задрав штанину, под которой слепящим лучом блеснул браслет, так что Николай поморщился.
– И много уходят? – интересовался Денис.
– Много ли, мало ли – не знаю, но уходят. Вона, гляньте, едут, голубчики!
– Где? – На лице Алевтины не осталось и кровинки, только большущие черные глаза горели страхом. Она переводила торопливый испуганный взгляд с меня на Дарью, потом на хмурого Николая, уставившегося, в свою очередь, на мои грязные порты.
– Ты чего? – Я поджала ноги, пытаясь скрыть от навязчивого внимания Савкова свой маленький секрет.
– Я… я… – лепетала девушка, кусая губы и нервно теребя платок.
Зазвенели бубенцы на упряжи. Да только не весело и не радостно играли они – хмуро, заунывно, словно приглашая на вечернюю молитву. Нам навстречу неторопливо и величаво плыла повозка, влекомая сильным мерином. Ветхий тканевый полог возка едва покачивался. Две прямые фигуры в белых балахонах сидели на облучке и в яркий солнечный день выглядели надвигающимися грозовыми тучами. Алевтина метнулась на дно телеги, вжимаясь в него. Белорубашечники поравнялись с нами, и мы все непроизвольно повернулись в их сторону. Бородач с длинными волосами, опутывающими паутиной широкие плечи, ответил нам холодным взглядом. Денис будто бы случайно подвинулся, пытаясь загородить хрупкую, трясшуюся осенним листом Алевтину, свернувшуюся комочком и прикрывшую голову руками.
Но, видно, у «брата» оказался острый взор. Через секунду его кустистые брови-домики недоуменно взметнулись вверх, и он трубно вскрикнул:
– Алевтина?! – Голос его возвысился, выказывая гулкий бас, так что окружающие завертели головами, разглядывая его обладателя. – Алевтина?! – повторил он, приподнимаясь.
– Мужик, гони! – тихо, но очень твердо приказал вознице Николай.
– Чаво?! – не понял тот, никоим образом не въезжая в катастрофу. – У меня на телеге ось сломана.
– Будто мы не знаем! Сказали тебе, гони! – Я выхватила из его слабых рук вожжи и подстегнула лошадку.
Та, всхрапнув, со всей силы дернула телегу. Дремавшая Дарья, испугавшись, отбросила веник в изумленное лицо мужичка-доброхота и вылупилась как ошалелая. Я подстегивала и подстегивала, заставляя кобылу прибавить ходу. Телега жалобно скрипела, готовая развалиться. В лицо бил ветер, мелкие камушки да песок сыпали в глаза. За нами клубилось облако пыли, и в нем проявлялся размытый силуэт несущейся вслед повозки. Путники кто куда разбегались с нашего пути, с визгом и проклятиями. Купеческие подводы едва успевали съехать на обочину. Мы неслись как сумасшедшие. С головы мужичка слетел картуз и попал под деревянные колеса.
– Да вы же телегу мне поломаете! Кобылу загоните! Заго-о-оните! Отдай вожжи, чокнутая девка! – орал возница.
– Отстань! – Я оттолкнула его руки. Лошадь вильнула, повозка подскочила на камне, а вместе с нею и мы на пол-аршина.
– Мамочка! – Дарья схватилась за бортик.
Шпильки разлетелись, и ее седые патлы взметнулись на ветру, делая похожей на фурию. Давидыв удерживал Алю за плечи, чтобы та не вылетела на дорогу.
– Отдай вожжи, дура! – орал мне в ухо мужичок.
– Отстань!!!
Через удушающую пыль вдруг проступил резкий запах жасмина. Аромат взвился вихрем вверх и окутал нас одеялом. Под копытами кобылки забурлила дорога, зашлась в дрожи, трескаясь и превращаясь в крошку. В горячке лошадь сиганула, затрещала упряжь. Телега проскочила канавку по воздуху.
– Э-э-эй!!! – веселилась я. – Больше скорость, меньше ям!!! Наддай, родная!!!
– Я тебе наддам, дура-а-а-а-а! – Возница едва не кувыркнулся с телеги, беспомощно замахав рукам, как крыльями.
Дарья ловким движением схватила его за шкирку и вернула на место, да с такой силой, что ворот треснул и деревянные пуговицы разлетелись в разные стороны. Савков между тем каким-то образом умудрился застыть на мгновение, быстрым точным движением он сложил ладони и выпустил зеленый шар в неясную тень повозки.
– Кто к нам с мечом!.. – захохотал Денис и тут же замолк, когда над его головой, опаляя кудрявые вихры, пронесся ответный удар и окутал нашего возницу зеленым облаком.
Тот завизжал, как баба-роженица, закатил глаза и кулем свалился на сжавшуюся испуганным щеночком Алевтину. Я оглянулась – на рубахе бедолаги зияла черная круглая дыра с опаленными краями, а на груди проявился красный ожог, и его обрамляли редкие опаленные волосенки.
Николай изобразил сложный пассаж сбитыми пальцами. Вырвавшуюся сильную магическую волну почувствовали все пассажиры телеги, а меня так вовсе от толчка припечатало к бортику да оглушило.
– Так вам!!! – зашелся в радостном вопле Денис.
Я покосилась через плечо, где-то в пыльном тумане пылал огромный костер, в которой превратился возок. Две тени в посеревших балахонах бросились в разные стороны, рискуя при падении расшибить лбы. От спешенных врагов мы скрылись в считаные минуты.
Свернув с людного тракта на лесную ухабистую дорогу, я придержала уставшую кобылку, позволив ей перейти на тихий шаг. Мои пассажиры примолкли, внутренне переживая случившуюся погоню, едва не закончившуюся для нас плачевно. Остановившись рядом с небольшим овражком, по дну которого бежал ручеек, мы перевели дыхание и расслабились, сохраняя гнетущее молчание.
– Мужик! – Я похлопала возницу по бледным щекам. Борода его, опаленная магическим огнем, торчала мочалкой. – Мужик! – Тот не реагировал.
– Помег? – Давидыв пощупал едва бьющуюся на грязной шее бедняги жилку.
– Дайте. – В раздражении Николай приложил к холодному лбу мужичка ладонь. Пахнуло жасмином, под пальцами колдуна вспыхнул огонек, возница дернулся всем телом и открыл глаза.
– Убивають! – прохрипел он да так подскочил, что Дарья шарахнулась к бортику и охнула от боли в пояснице. – Вы убить меня решили!
– Ты чего, мужик? – удивился Давидыв, спрыгивая на землю и снимая с телеги Алевтину. Та шустро обняла его за шею безо всякого стыда, длинная растрепанная коса взметнулась вверх и плеткой стеганула ее по гибкой худенькой спине.
– Вы убивцы! – причитал мужичок, крестясь и отползая от меня все ближе к Дарье, уже наваливаясь на ее пухлые ноги, спрятанные под длинной подранной юбкой. – Слезайте с моей телеги! Быстро! А ты… – Дико вращая глазами, он вытянул из-под рубахи сбившийся на спину крест и ткнул в лицо Савкову, отчего тот лишь изумленно поднял брови. – Изыди, сатанинское отродье! – Рука возницы затряслась в нервной дрожи.
– Он чокнулся, – пожала я плечами и спустилась, шлепнув голой пяткой о спрятанный в траве камушек. – Слушай, Коль, если он совсем того… может, отберем у него сапоги? Босой я с места не сдвинусь.
– Са-по-ги? – проревел мужичок и протянул трясущуюся дулю. – Вот тебе сапоги!
– Может, ему в гожу дать? – полюбопытствовал Денис для острастки, медленно засучив рукава.
– Господи! – взвыла Дарья, отпихивая от себя наседающего возницу. – Снимите с меня ирода!
– Да вы шайка! – выдохнул тот, закрывая лицо руками и почти рыдая от испуга. – Разбойники! Люди добрыи-и-и, Люська Криворучка со своей шпаной на меня напала! Люди добрыи-и-и! – И ткнул в меня кривым пальцем с грязным ногтем.
– Судя по всему, Люська – это я, – заключила я, печально качая головой.
– А чего, звучит! – хмыкнул Денис– Я ее погтгет видел намедни. На кагтинках вас почти не отличишь.
– Ладно, мужик, – сдался Савков, – отпусти Дарью и лети, куда хочется.
– Можем и пего в за… – встрял Денис, но, перехватив сердитый взгляд стряпухи, проглотил грубость на полуслове. – Гасходятся наши догоги.
Под ручки мы осторожно спустили кухарку, та сдувала с лица прядки волос и выглядела до крайности раздраженной и недовольной. Мужичок все еще не верил собственному счастью, что ушел от лихих бандитов живым и почти не покалеченным. «Вот и делай людям добро! – рассуждал он, подгоняя мертвецки уставшую лошадь. – Хорошо – невредимым вышел. Ожог на груди и за ранение не считается!» Он старался выудить из кобылки хоть седьмушку продемонстрированной ранее удали.
Стоило ему отдалиться на некоторое расстояние, поднимая облачко пыли, зад возка с грохотом, испугавшим кобылу до сердечного приступа, провалился вниз, подняв облако пыли. До нас донесся сердитый вопль:
– Штоб тебя, старая рохля, по швам разобрало!!!
– Он ведь не думал, что ось будет целехонькой вечно? – хмыкнул подозрительно довольный Николай.
– Боюсь, именно так он и думал, – хохотнула я.
Пока мы с Дарьей и Алевтиной, спрятавшись в кустах погуще, приводили себя в порядок, мужчины, выказывая редкостную деликатность, оставили нас в одиночестве. Вода в ручье была холодной. Пенясь, быстрые потоки поднимали со дна ил и колючие водоросли. Обмылком, оставшимся еще с Бортников, я вымыла голову. Долго и со вкусом терла грязные пятки песком, впрочем не добившись никакого результата. Чище они все равно не стали.
– Ой, а что это у тебя? – Дарья ткнула пальцем в поблескивающий браслет.
– Да так, безделица одна. – Я быстро натянула порты, прикрывая украшение.
– Выглядит дорогим. – Кухарка отчаянно делала вид, что ей совсем нелюбопытно.
– Только выглядит.
Алевтина сильно стеснялась своей наготы. Она краснела и жалась. На ее спине были заметны рубцы от плетки. Видно, правда несладко жилось ей у сектантов, что сбежала в неизвестность с первыми встречными. Дрожа всем телом, девушка натянула грязную исподнюю рубаху, и та моментально облепила ее, обрисовывая худенькую фигурку.
За все это время Савков с Давидывым успели развести костерок и уже ожидали нас. Выглядели оба хмурыми, нервозная веселость погони уступила место усталости. Увидев нас, Денис поднял за крыло большую птицу, ее голова безвольно свисала на сломанной шее.
– Вот, готовьте обед! – Обращаясь к Дарье, он бросил дичь нам под ноги.
Мертвая птица шлепнулась на траву, и внутри у нее что-то звучно лопнуло, подобно надутому пузырю.
– Я не умею готовить, – с непередаваемым чувством собственного достоинства отозвалась женщина и брезгливо оттолкнула потенциальное жаркое носком туфли обратно к Денису.
– Ты же кухагка! – вылупился Давидыв, раззявив рот от изумления.