Ефиминюк Марина. Берегиня Иансы

   Вдруг стало ужасно шумно, словно окружающие все вместе заговорили. Но даже сквозь гвалт я услыхала, как за спинами присутствующих раздался такой знакомый голос:
   – Где она? Где?
   Когда, растолкав невольных зрителей, появилась знахарка Матрена – растрепанная, одетая не по погоде легко: в старую шаль и застиранное плохенькое платьишко, – у меня заныло под ложечкой. Она встала передо мной, безвольно опустив руки, и глаза ее наполнились слезами. А в следующее мгновение меня оглушила такая пощечина, что потемнело в глазах. Меня хорошенько шатнуло – только повиснув на поводьях, я смогла удержаться на ногах. Толпа одновременно ахнула и затихла, и только звенящий голос знахарки взлетел к зеленоватому куполу неба:
   – Да как же ты, мерзавка, посмела?! Как посмела связаться с убийцей?! Кто ж тебе позволил?! Лучше бы ты подохла тогда! Слышишь? Подохла! Дрянь ты этакая!
   Она еще раз замахнулась, готовая ударить меня, а я зажмурилась, но подскочивший граф перехватил ее руку, чем спас меня от побоев.
   – Не смей, знахарка! Никто не смеет трогать Берегиню! Наталья, мы уходим! Никто не остановит нас! Берегиня со мной! Вы попробуйте только…
   Я быстро забралась в седло, а потом глянула на бледную от бешенства Матрену и тихо произнесла:
   – А я была рада тебя повидать.
   Я возвращалась разбитая и подавленная. Попутчики мои отчего-то возбужденно балагурили. Граф был задумчив, но внутренне доволен, словно пустая поездка в Иансу подпитала и зарядила его невообразимой черной радостью. Я же отчаянно мучилась, ведь впервые за всю сознательную жизнь меня охватывало беспощадное снедающее чувство стыда. Впервые, поступив дурно, я в этом горячо раскаивалась. Жаль, теперь прощения попросить было не у кого.
   Потом до самой ночи я лежала в отведенной мне горнице, глядела на побеленный потолок и старалась справиться с душившими меня слезами. Стало совсем темно, только виднелся плетень да озаренное тусклым светом лучины окошко соседского дома.
   Как же чудовищно все произошедшее! Как же страшно…
   За тонкой перегородкой метался из угла в угол Василий, потом раздались тяжелые шаги Авдея, пауком вылезшего из своей жировки. Они с графом тихо заговорили. В душе у меня шевельнулось нехорошее предчувствие. Я взяла со стола пустой стакан и приложила к стене, слушая и стараясь не пропустить ни слова.
   – Все началось, – услышала я Авдея, его старческий нарочито приглушенный голос казался гудящим из бочки.
   – Уверен, Туберозовых уже нет. Они жулье и трусы, обо всем догадались, когда увидели меня в компании девки, – отозвался Василий. – Мне тоже пора. Дела совсем встали. Я должен ехать, слишком много времени потратил с этим дурачьем в Иансе.
   Меня бросило в жар, стакан едва не выскользнул из вспотевших ладоней.
   – Что делать с пленниками?
   – Расстреляй, но так, чтобы девка не видела. Иначе испугается. Ей все кажется, она им мстит, тем и держим. Следи за ней. Приставь кого-нибудь. Привезешь ее на место в Тульяндии. Главное, успей доставить к сроку.
   – Она сбежать попытается.
   – Не попытается. На ней все еще поводок. Удержишь.
   Меня затрясло. Я отшатнулась от стены. Во рту пересохло.
   Конец дружбе с графом! Отсюда надо было выбираться любыми средствами! Но не сейчас, а когда Лопатов-Пяткин отбудет. План сложился в голове сам собою, быстрый и четкий. Лишь бы колдун задержался у Василия хотя бы на четверть часа.
   Достав из старинного буфета, занимавшего половину моей спаленки, десертный ножичек с тонким лезвием, я сняла сапоги и на цыпочках пробралась в сени, сморщившись, как от кислого, когда одна половица тихо скрипнула. На секунду голоса в комнате графа затихли, собеседники насторожились, догадавшись, что их кто-то подслушивает. Я застыла на месте и шагнула в холодные темные сени, когда за тонкой стеной снова заговорили.
   Жировка колдуна была крохотная, но туда поместилась большая лавка, застланная ветошью, деревянное ведро для умывания да кованый сундук, закрытый на магический замок. Сундук-то мне и был нужен.
   Признаюсь, в моем плане была только одна слабая сторона – я пока не знала, что именно хочу найти в тяжелой дорожной сокровищнице Авдея. Среди магического плетения, состоящего из тонких зеленоватых ниток, были прорехи. Небольшие, как раз чтобы вошел женский кулачок. Я воровато оглянулась на приоткрытую дверь, боясь увидать через щель свет. Никого.
   Эти манипуляции я проделывала сотни раз в своей жизни. Все просто: просунуть руку между линиями заклинания, осторожно нажать на пружинку в замочной скважине острым носиком ножечка, а когда она щелкнет, снять замок и вытащить через зеленые магические полоски.
   Отложив замок на пол, я потерла ладони, разогревая их, и приподняла крышку. Магия оказалась простенькой, и хитрое зеленоватое плетение растянулось за открываемой крышкой, показывая внутренности сундука. Авдей был настолько уверен в своем авторитете у Хранителей, что даже не попытался поставить на свой тайник что-нибудь сложнее простой магической паутины. С другой стороны, откуда ему, убогому, было знать, что в лагерь придет ясноокая воровка.
   Внутри лежали талмуды, свитки, темно-синий плащ, расшитый звездами, из настоящего шелка – такие носили придворные звездочеты еще во времена моего деда. Внезапно в синих скользких складках что-то блеснуло, поймав коротенькое свечение магической паутины. Я быстро отодвинула шелковую мантию и увидела припрятанный хрустальный шар, полый внутри, с помощью которого колдун переносил нас из замка Лопатова-Пяткина.
   Так вот где ты, Авдеюшка, свою силушку колдовскую хранишь! Уверена, за эту игрушку ты любой поводок снимешь!
   Вытащить шар было несложно – нитки растянулись достаточно для предмета среднего размера.
   Мне показалось, что в сенях кто-то зашуршал. От неожиданности я застыла, а на лбу выступила испарина. Чтобы закрыть крышку и привесить обратно замок, понадобились секунды. От страха быть пойманной на месте преступления движения стали четкими и резкими. Я успела, босая, выскочить на крылечко как раз в тот момент, когда, скрипнув дверью и озарив темные сенцы свечой, появился Авдей.
   Сердце выбивало чечетку, я непроизвольно перевела дух, облокотившись на перильца. Именно тогда, разбрызгивая грязь, во двор влетел верховой, сначала показавшийся мне лишь черной тенью. Его разгоряченный конь храпел и танцевал на месте от, видимо, долгой скачки.
   – Лопатов-Пяткин в доме?! – заорал всадник, пытаясь успокоить ретивого жеребца.
   Я приосанилась и поспешно спрятала нож в рукав:
   – А что надо-то?
   Мужчина уже не обращал на меня внимания, спешился и ласточкой взлетел на ступени, даже не привязав коня. Я посторонилась, освобождая гонцу дорогу, и незаметно убрала в карман сворованное добро. Проходя мимо, незнакомец буркнул:
   – Все нормально – взяли Иансу!
   – Что?! – Внутри у меня все перевернулось, а кровь прилила к лицу.
   «Взяли Иансу?!» Волной нахлынул ужас, перед глазами все запрыгало. Словно во сне, в одних полосатых гольфах я кинулась по грязи к жеребцу и осознала себя уже в седле, выезжающей за ворота. Конь, почувствовав на спине чужака, не слушался, норовил встать на дыбы да сбросить ненужную поклажу. Но я мертвой хваткой вцепилась в поводья и, клянусь, если бы глупая скотина продолжала ерепениться, перерезала бы ему глотку дурацким десертным ножом! Будто почувствовав мою злость или же просто устав сопротивляться, жеребец вдруг пошел ровно, опять набирая ход. И вот уже замелькали светящиеся окнами избы, частоколы, потом выросла сплошная черная стена леса.
   Конь храпел и разбрызгивал пену, спотыкался, грозя упасть и придавить меня, но я все подгоняла и подгоняла его к заброшенному тракту. Сначала пустырь казался тихим и сонным, но стоило пересечь заветную черту, как меня оглушил драконий вой и ослепило огненное марево, поднимающееся до самого неба. Запах жасмина перемешался с горьковатым привкусом гари. Глаза заслезились от дыма и от вида яркого факела, в который превратилась ближайшая изба. В черном дымном небе метались драконы, наверху происходила кровавая битва. Огромные крылатые твари кружили под едва отблескивающим зеленоватым куполом, выпуская друг в друга огненные клубы, а внизу развернулась кровавая резня. Хранители нападали на Хранителей. В воспаленном мозгу всплыли жестокие слова Верховной: «Ты не должна оставаться в деревне, ты разрушишь ее до основания!» Через столько дней страшное предсказание стало правдой. В прошлый раз я успела уйти, и Ианса не пострадала от столкновения с магами, а в этот… Стоило мне только вернуться…
   Я вскинула голову и тут же поняла, что там, вдалеке на пригорке, вспыхнул пожар. Изба знахарки горела! Из груди вырывался болезненный стон. Я подхлестнула коня и устремилась через объятые кровавым боем улицы. Жеребец оказался привыкшим к шуму и крикам, не боялся, не сворачивал, несся, несмотря на выскакивающие на дорогу фигуры воинов, не шарахался от звона оружия.
   Вот с неба, проламывая крышу добротного сруба, сверзлось огромное крылатое тело. Раздался оглушительный грохот, брызнула деревянная крошка. Под копытами коня в нервной дрожи зашлась земля. Только сейчас конь вильнул, перепугавшись, но быстро пришел в себя.
   Меня словно бы оглушило, и я не замечала ничего вокруг, только яркий огонек впереди. Споткнувшись, жеребец с громким ржанием завалился в грязь. Будто пробка из бочки, я вылетела из седла, сделала в воздухе головокружительное сальто и шибанулась о землю, чудом не расколов хрустальный шар в глубоком кармане кафтана. От боли потемнело в глазах. Сжав зубы, я встала и, тяжело дыша, устремилась на пригорок. Впереди замаячили тени, высвеченные яркими всполохами пламени. Сначала мне показалось, что они танцуют, но только потом стало понятно – два силуэта сплелись в жесткой борьбе.
   В ярком пламени неожиданно что-то блеснуло, и вот одна фигурка, в юбке, согнулась пополам и завалилась в огонь.
   – Матрена!!! – Горло запершило.
   Что было духу я неслась к калитке. Вот уже возникла спина Степана Тусанина и окровавленный меч в его руке. Он рассматривал умирающую жертву, а потом пихнул недвижимое тело носком сапога, небрежно и безразлично. От ярости, затопившей мои внутренности, глаза застила красная пелена.
   – Тварь! – заорала я, а потом рванула к Хранителю.
   Он успел оглянуться и с удивлением посмотреть в мое страшное перекошенное лицо. Его губы даже искривились в вопросе: «Пришлая?» – а потом я налетела на него, подобно собственному болотному демону, и толкнула с силой, на какую только была способна. Тусанин не удержался на ногах и со всего размаху налетел грудью на торчащий из земли остро надломленный ствол деревца. Всхлип, сип, треск, странный булькающий звук смешались для меня воедино.
   Без страха, без боли или внутреннего содрогания я глядела, как из спины мужчины торчит окровавленный деревянный кол, а у тонкого основания натекает черная густая лужица.
   Кто сказал, что убить тяжело? Убить очень легко. Совсем просто.
   Я упала на колени и разразилась безудержными рыданиями, каталась по холодной земле, всю меня заполнила страшная рокочущая боль, я выла, как раненый зверь, не в силах взять себя в руки.
   Не успела, не спасла, не предотвратила!
   Ненавижу!!! Ненавижу!!!
 
   Вода в ведрах была ледяная. Я еще раз плеснула себе в лицо. Казалось, запах гари буквально въелся в кожу и волосы. Через единственное давно не мытое окошечко в сенцы попадал тусклый свет раннего утра. Опять накрапывал дождь, и в гудящую голову пришла усталая мысль, что это хорошо – значит, пожарище в Иансе притушит. Я тихо застонала и, набрав полные пригоршни воды, протерла шею, отгоняя дурные воспоминания.
   Лопатов-Пяткин только что уехал. Он даже попрощался со мной, пожав руку и сделав вид, что не замечает моего звериного тяжелого взгляда. Мы договорились встретиться через две недели на границе Тульяндии. Хотя я знала наверняка, что не будет никакой встречи. По крайней мере в этой жизни.
   Авдей стоял на крылечке, облокотившись на свою палку, и с затаенным злорадством следил за нашим дружеским и почти нежным разговором. Когда черная карета графа выехала со двора, сопровождаемая большей частью отряда, я не сдержалась и плюнула-таки им в след. Убийцы! Душегубы!
   Схватив с лавки жесткое полотенце, я растерла лицо, пока не загорелись щеки, а потом глянула в осколок зеркальца, стоящий на маленькой полочке над умывальником. На меня смотрела девица, осунувшаяся, с красными воспаленными от дыма глазами и прежним злобным взглядом.
   Спать, признаться, хотелось неимоверно. Хоть бы на минутку задремать, да некогда – пришло время становиться свободной.
   За прикрытой дверью в жировку копошился колдун, собираясь в путь. Я слышала, как щелкнул замок большого ларца, будто почувствовала, как старческая рука открыла тяжелую крышку, изукрашенную коваными узорами, а потом раздался хриплый испуганный вскрик. Я, не страшась, вошла в комнатку и привалилась плечом к косяку.
   Хрустальный шар по-прежнему оттягивал карман короткого кафтана и стеснял движения. Колдун сидел на коленях перед сундуком и яростно разгребал его внутренности, выкидывая на пол содержимое. В беспорядке валялись талмуды, помятые свитки, некогда сложенные с такой тщательностью. Невесомый шутовской плащ темнел синей шелковой лужицей.
   – Не это ли ищешь? – тихо хмыкнула я, вытаскивая шар.
   Он уютно устроился на ладони, а на ощупь казался совсем хрупким. И как я его не расколотила, когда с коня упала?
   Колдун резко оглянулся. Увидав шар, он вытаращил единственный слезящийся глаз.
   – Откуда? – скривились тонкие синеватые губы. Авдей протянул ко мне сухопарую руку с длинными узловатыми пальцами. – Отдай немедленно, девка!
   – Я могу его обменять. Что ты готов предложить за красивый хрустальный шар? – ухмыльнулась я, глядя на то, как колдун тяжело поднимается, опершись на ларь.
   От возмущения и злобы даже его седая жидкая бороденка тряслась.
   – Как ты залезла сюда?! – прохрипел он.
   – Ну все просто, – пожала я плечами, специально подбрасывая шар на ладони. Вверх-вниз, вверх-вниз. – С волками жить – по-волчьи выть.
   – Отдай, – еще раз повторил он и сделал ко мне неловкий шаг. На кончиках его пальцев вдруг стали потрескивать зеленоватые тоненькие змейки заклинания, и повеяло жасмином.
   – Авдей, – ухмыльнулась я, – неужели ты не понял – я вижу любые твои магические потуги. Ты разве не читал чушь про Ловца Душ? Ясноокий придет в замок Мальи, добрые ведьмы отдадут ему заклинание, народится великий дракон, и станет человек Оберегом Иансы?
   Змейки вмиг всосались обратно в кожу.
   – Так-то лучше. Почувствую магию – разобью шар, – предупредила я, входя в жировку и, не спуская с колдуна цепкого взгляда, прикрыла дверь. – Можем поговорить по-деловому.
   Авдей едва сдерживался, готовый обрушить на меня гром и молнии, но, опасаясь за дорогую магическую безделицу, предпочел замолчать и попытаться сохранить хотя бы каплю самообладания.
   Интересно, надолго его хватит?
   – Я отдам тебе шар, ты же снимешь с меня поводок и отпустишь на все четыре стороны. Василию скажешь, что казнил меня.
   – Ты мало что знаешь, но много хочешь, девка, – процедил Авдей.
   Я пожала плечами и подбросила шар так высоко к потолку, что тот, кажется, тренькнул об оклеенные папиросной бумагой доски. Клянусь, в этот момент у колдуна остановилось сердце, а когда я ловко поймала игрушку, он был согласен на все.
   – Хорошо. Открою поводок. Давай шар!
   – Э-э-э нет, милый, – осклабилась я, поглаживая хрусталь большим пальцем, – сначала оковы. – И протянула руку с браслетом.
   Авдей резко ухватил меня за запястье. От неожиданности я ойкнула и хотела вырваться, но старик держал крепко. Вдруг в браслете что-то щелкнуло, побрякушка перестала давить, и колдун сжал ее в кулаке.
   Я отшатнулась, разглядывая две тонкие грязно-лиловые линии, отпечатавшиеся на коже от острых медных кромок.
   – Шар давай! – прохрипел колдун.
   – Ша-а-ар? – протянула я. – Держи свой шар. – И резко разжала пальцы.
   Хрустальная магическая вещица стремительно звякнула об пол и рассыпалась тысячей осколков, разлетевшихся по коморке.
   Колдун застыл, бледнея на глазах, веко живого глаза нервно подергивалось. Авдей разглядывал крошку, не в силах пошевелиться.
   – Ой, – притворно испугалась я, прикрыв рот, – разбился… Когда с коня упала, даже не треснул, а сейчас…
   Что тут началось! Неожиданно колдуна заколотило крупной дрожью, он упал на колени. На белом, что простыня, лице выступили капли холодного пота. Несчастный задыхался и, схватившись за горло, силился втянуть в легкие побольше воздуха, а потом неожиданно тюкнулся лбом об пол и затих.
   Вытащив из другого кармана веревку, переплетенную с диметрилом, я быстро связала за спиной холодные руки старика, оцарапавшись о длинные желтые ногти. Ведьмак никак не отреагировал на камень. Видать, в шаре много силушки хранил, даже перекрывать стало нечего. Потом, перевернув колдуна, я засунула ему в рот грязный носовой платок, передернувшись от вида затаившегося живого глаза и выпученного мертвого. Оставив Авдея на полу в нелепой позе, я быстро выскочила в сенцы и, плотно прикрыв за собой дверь, навесила замок.
   Дурной поступок, ничего не попишешь. Только со мной тоже поступают не слишком деликатно, и нечего ждать нежностей в ответ! Подлость за подлость, Василий! Ты захотел меня прикончить, а я отпущу твоих пленников! Посмотрим, как ты сможешь шантажировать Окию, когда все козырные карты разлетелись от ветра.
   Киснувший под дождем Иван охранял сараюшку с пленниками и не смел покинуть своего поста даже по очень большой нужде. Поэтому меня он встретил радостно:
   – Вы меня замените сегодня? А то отряд уехал, мне смену не назначили…
   – Иди, иди, – я широким жестом указала в сторону двора, – не переживай, подежурю немножко. Только сильно не расслабляйся, через пару часов в путь трогаться, – и неподдельно зевнула до хруста в челюстях, будто только-только продрала глаза.
   Паренек потрусил по мокрой садовой дорожке в сторону сеновала. Его неудобная длинная шпага билась о плохенькие сапоги и царапала землю. Черт возьми, какое детство! Не хватает шляпы с белыми перьями.
   А за дверью происходило странное движение, были слышны шумные вздохи и едва уловимые проклятия. Раздался резкий стук, громкий матерный выкрик, потом все стихло. Я, заинтригованная по самую макушку, приоткрыла дверь. Клянусь, такого я не видела даже на срамных картинках.
   Давидыв стоял на четвереньках, а Савков весьма предприимчиво прижимался грудью к его спине, уткнувшись носом в вихрастую башку приятеля. Их цепи, как тонкие нити, были перепутаны крепко и надежно, ввек не размотаешь. Пытаясь помочь друг другу освободиться от кандалов, сокамерники лишь сцепились еще крепче.
   – Так, давай еще раз, – процедил Савков чуть слышно и рванул назад, моментально вернувшись в исходную позицию.
   Давидыв ругнулся и шлепнулся на живот, придавленный массой сотоварища.
   – Савков, игод гогатый, – прошипел он в грязную солому, – откатись, что ли!
   – Выражения выбирай! – прокряхтел Николай, пыжась и морщась.
   – Выбегешь тут выгажения! Что ты на мне елозишь?! Откатись, я сказал!!!
   – Не могу. – Николай в очередной раз дернулся. – Полагаешь, мне самому приятно к твоей спине прижиматься?! Черт, нам конец!
   – Развлекаетесь, мужики? – тихо поинтересовалась я, едва сдерживая издевательский хохот.
   Реакция последовала незамедлительно. От неожиданности и конфуза оба задергались с удвоенным усердием, звеня цепями, и ухитрились вывернуться спинами друг к другу, тяжело дыша.
   – Помешала? – Я скрестила руки на груди.
   – Что надо? – проскрипел Савков своим простуженным голосом, буравя тяжелым взором точку у меня посередке лба.
   – Да так, – махнула я рукой. – Думала кое-что подарить напоследок, но вижу, вы и так неплохо справляетесь. – Я нарочито развернулась, делая вид, будто хочу уйти.
   – Ты какая шустгая, Москвина, уже сменила гнев на милость? – зло пробормотал Давидыв. – Снова дгужить гешила?
   Я оглянулась, не скрывая ехидной ухмылки, и пожала плечами:
   – Да жалко мне вас двоих стало. Дай, думаю, помогу но давней дружбе. – Я закусила губу, а потом, помедлив, достала из кармана ключи от кандалов и бросила их изумленным мужчинам. – Простите, открывать не буду – боюсь, поколотите. Надеюсь, сами освободиться сможете?
   – Почему ты нам гешила помочь? – потребовал ответа Денис.
   – Потому что втроем в двух могилах нам тесновато будет, – пожала я плечами и быстро вышла, спасаясь бегством от шквала закономерных упреков и обвинений.
   Я выехала из ворот, отблагодарив старушку-хозяйку двумя золотыми рублями и попросив пока «не будить болезного Авдея». В моем кошеле звякала приличная сумма золотых, скопленная за время путешествия с Василием, а внутри закипала злость и ненависть. Хорошо, что этих двоих выпустила. Лопатов-Пяткин будет в гневе. Ха-ха! Мелочь, но как, однако, приятно.

Часть вторая
КОШКИ-МЫШКИ

   Говорят, время лечит все раны. Потертая истина, известная любому ребенку. Только что делать, когда ты одинока, слаба и раздавлена? Когда твои минуты прекратили свой бег и даже сон, отмеряющий новый день – крохотную жизнь, – исчезает и больше не является к тебе?
   Я не знала, где правда, где ложь. Я запуталась, кто друг, а кто враг и кого стоило бояться. За дни мытарств с Василием я потеряла нечто очень важное, придававшее хотя бы немного смысла моей жизни. Ианса умерла. Отчего-то эта мысль отдавалась болью в грудной клетке. Теперь не осталось ничего, кроме бесконечного чувства усталости. Наверное, глубоко внутри я все-таки считала скрытую деревню своим неприступным далеким домом.
   Пришло время вернуть похищенное и незаконно присвоенное мной. Стать Берегиней Иансы предназначалось не мне, я украла чужое и принесла смерть.
   Помочь мне могла лишь Верховная. Убегая от Лопатова-Пяткина, я прекрасно понимала, что за мной все устроят охоту: и Окия, и Василий. Надо было бежать без оглядки, только рыдающая душа требовала прощания с Иансой.
   Но решиться и пересечь полог, по-прежнему скрывающий пепелище деревни, оказалось не так-то просто. Стоя у заветной черты и позволив болотному демону спокойно кружить в небе, я никак не могла сделать последний шаг. Страх Божий призывно лаял, то и дело ныряя под полог, исчезая и появляясь вновь. Вместе с его метаниями границы колыхались, будто коленкоровая занавеска на окне, и до меня вместе с ветерком доходил неожиданный чуть заметный запах сгоревшего хлеба.
   Обессилев, я села на мокрую траву, разглядывая сухими горящими глазами пустошь, какой представлялась извне скрытая деревня. Сверху крапал мелкий дождик, и его крохотные капли падали на лицо и слезами скользили по моим бескровным щекам. Поднявшись, я покрепче перехватила повод волнующейся лошадки, чувствовавшей сильное колдовство Хранителей, и перешагнула невидимую тонкую стену.
   Меня накрыл одуряющий запах жасмина и пепелища, а еще чего-то страшного и густого, отчего желудок сжимался в пульсирующий комок. Маленькие мохнатые елочки по-прежнему топорщились у разбитой и размякшей дороги. Полог все так же блестел зеленым небосводом с бегущими огоньками, но внизу под горой поселился хаос. На месте некогда добротных изб дымились черные остовы. На длинной извилистой улице лежал мертвый дракон с переломанными крыльями. Кобыла нервно фыркала, чувствуя вокруг себя погибших. Стоило повернуть голову, как рядом с обочиной я увидела изуродованный труп, практически разрубленный пополам. Едва справившись с подступившей к горлу тошнотой, я пошла вперед, стараясь глядеть себе под ноги, где во всех лужах вода плескалась мутная и бурая, пахнущая кровью. Переступив через разодранный сапог, я. зажмурилась.
   Было страшно и мерзко. Казалось, что сейчас павшие здесь все одним разом поднимутся, схватят свои мечи и набросятся на преступницу, обязанную защищать их, но вместо того явившуюся к ним с убийцами.
   Башня храма темнела почерневшими обожженными боками, на широких ступенях валялись осколки каменного дракона – символа Иансы, свергнутого вандалами. Вход оскалился черным провалом. Меня трясло, как в болезненной лихорадке, и ужас затопил все мое существо. Я привязала кобылку и непроизвольно огляделась, боясь увидать нежданных соглядатаев, потом вошла в холодную пустоту башни. Меня окружила полумгла, пахнущая пылью и гарью, вход прямоугольником светился за спиной, обещая путь к отступлению.
   Я точно знала, какой хочу увидеть Верховную. Сглотнув, я крикнула в пустоту:
   – Выходи!
   Страх Божий затрясся в моих руках, спрятав мордочку в складках рубахи, и тихо заскулил.
   Тишина в ответ. Только глумливое эхо, облетев вокруг, затерялось в перегнивших перекрытиях.
   – Выходи! – еще раз повторила я, теряя последнюю призрачную надежду. – Мне нужно с тобой поговорить!
   Ничего. Дух ушел вместе с жизнью Иансы. Проклятый граф смог убить даже его. Я резко развернулась и направилась к выходу, чувствуя себя совсем подавленной. Твердые шаги отдавались звоном в пустоте.
   – Решила уйти? – вдруг произнес до боли знакомый голос.