– Распорядительница кухни – прошу не путать, – учительским тоном заявила та, усаживаясь на пенек подальше от дыма костра, и расправила грязную юбку с обтрепанным краем.
   – А кто же будет готовить? – В ясных голубых глазах Дениса скользнуло недоумение.
   – На меня не смотри, – быстро замахала я лаптем. – Для меня еда – это то, что в котелке.
   – Аля? – Давидыв вид имел весьма жалкий.
   Девушка нагнулась, двумя пальчиками подняла птичку за крыло, втянула курносым носиком запах дичи и покачала головой:
   – До готовки меня не допускали. Но я могу попробовать…
   Давидыва перекосило от ужаса.
   – Придется тебе, Денис, справляться самому, – хохотнула я уже в предвкушении сытного обеда.
   – Но я же коголь! – обратился Денис за поддержкой к Савкову.
   Николай лишь развел руками, приглашая приступить к общипыванию. От птицы подозрительно попахивало жасминовым следом колдовства.
   – В каком смысле король? – зашептала мне в ухо Алевтина.
   – В самом прямом, – отозвалась я равнодушно. Вокруг Дениса летали перья, а лицо покрылось испариной от усердия. – Он, конечно, приукрасил слегка. В Окии короля больше нет. Он Глава Совета Окской Магической республики. А Николай, кстати сказать, Главный маг Объединенного королевства.
   – Брешешь! – ляпнула Аля, уставившись на мужчину, как на чудище лесное, выскочившее нагим на коровий водопой.
   – Не к лицу монашкам такие выражения, – растянула я губы в кривой ухмылке.
   – Я не монашка! – обиженно проворчала та, натягивая подол сорочки до самых пяток.
   – Ну тебе лучше знать, я в сектах никогда не жила, – с издевкой пожала я плечами. – Да и в монастырях вряд ли розгами секут. Правда?
   Аля смешалась и спрятала глаза, а потом и вовсе отвернулась, чтобы я не заметила яркий румянец, заливший ее щеки.
   Когда птица была ощипана, с горем пополам выпотрошена и насажена на палку над костром, то по лесу стал распространяться непередаваемый сладкий аромат. Сглатывая набегающую слюну, мы, не отрываясь, стали разглядывать покрывающуюся ровной золотистой корочкой тушку. От ее запаха подводило живот и темнело в глазах. А уж когда с бочков стал стекать расплавленный жирок, не сговариваясь, мы пододвинулась поближе к костерку.
   – Наверное, уже готово? – робко поинтересовалась Аля, не сводя глаз с кушанья.
   – Вгяд ли. – Денис протянул руки и снял вертел с рогатин.
   Обжигаясь, он быстро стал делить почти сырую птицу между нами.
   – Горячее сырым не бывает, – глубокомысленно изрекла Дарья и положила в рот тоненький кусочек розового мяса.
   Могу сказать одно – то был самый отвратительный завтрак в моей жизни и в жизни Николая Евстигнеевича Савкова тоже. Пока наши сотрапезники с чавканьем и причмокиванием поглощали свои порции да обгладывали косточки, мы давились от резкого запаха жасмина, перебивавшего любой вкус и аромат. Казалось, магия пропитала еду насквозь. Стараясь сглотнуть, я справлялась с подступающей к горлу тошнотой, начисто потеряв аппетит.
   – По-моему, очень вкусно. – Алевтина по-детски облизала пальцы и принялась обсасывать косточку. – Наталь, а ты чего не ешь?
   Я с мучением глянула на птичью ножку у себя в руке и непроизвольно скривилась:
   – Будешь?
   – Алька, хватай, хватай, – распорядился Денис, с радостью принимаясь за порцию Николая, позеленевшего от рвотных позывов. – Газ воготят нос, пусть ходят голодными.
   Мы с Савковым переглянулись. Им-то, убогим, не понять, почему невозможно питаться дичью, выловленной ворожбой.
   Насытившись, Давидыв бросил обглоданное крылышко в костер, но не успела косточка долететь до едва играющих язычков пламени, как небольшая крылатая бестия с тоненьким хвостиком и четырьмя лапами перехватила добычу и с лету шлепнулась мне на колени. От толчка я едва не кувыркнулась на спину, навалившись на Николая.
   – Ой, что это? – взвизгнула Аля, вскакивая, когда болотный демон с зажатым в остреньких клычках крылышком довольно фыркнул в ее сторону.
   – Это у Натальи такой домашний зверек, – проворчал Савков, отодвигаясь. – Знаешь, Москвина, у твоего страшного зверя редкостное чутье на неприятности. Вместо того чтобы попугать разбушевавшихся врагов, он всегда исчезает.
   Николай вдруг глянул на болотного демона со странной симпатией. Признаться, меня это пугало. Еще несколько дней назад Страх Божий находился на самом верху его черного списка, очевидно, как раз подо мной и Давидывым. Если сейчас бес вызывал у него теплые чувства, то кто следующий в списке? Денис? А потом уж и до меня добраться немудрено.
   Справедливость замечания заставила меня широко улыбнуться:
   – Поганка истинный и бесповоротный трус. Зачем воевать, если можно дезертировать? Всю удаль оставил в замке Мальи.
   Страх, догадавшись, что обсуждают его серую крылатую персону, выпустил косточку из пасти мне на порты, добавив к пыльным разводам жирные кляксы, и довольно квакнул.
   – Это ты, Дарья, его научила! – обвинила я расслабившуюся от еды женщину.
   – Я? – округлила глаза та и даже прекратила вытирать пальцы о грязный подол юбки. – Я что ж, по-твоему, квакаю?
   – Нет, но после общения с тобой он набрался этой гадости.
   Демон три раза громко отчетливо квакнул и птичкой взлетел на ветку тонкой березки. Гибкое деревце согнулось до самой земли.
   – Лающим он нгавился мне больше, – признался Денис, качая головой.
   – Послушайте, – Аля подсела к нему, подальше от зубастой твари, и трогательно закуталась в шаль, – вы были в замке Мальи?
   Вокруг костра воцарилась мертвая тишина. Дарья Потаповна и юная девица, умирая от любопытства, с горящими нетерпением глазами ждали ответа, мы трое с вытянувшимися лицами задумчиво переглядывались. Внезапно стало понятно, что перемирие закончилось. Мы снова по разные стороны крепостного рва. Я на поводке, и кто-то из этих двоих мужчин носит подвязку. Я пленница, а они везут меня на заклание, и у каждого свои причины на то. И ничто: ни нежные чувства, ни пережитые вместе неприятности – не сможет свести нас снова вместе.
   – Было дело, – прервал паузу, ставшую буквально неприличной, Николай.
   – Действительно? – загорелась Алевтина. – А правда?..
   – Лучше тебе не знать правду, – резко осекла я ее и быстро ретировалась к ручью, где преувеличенно медленно и тщательно стала мыть руки.
 
   Корабли от Истоминского до Николаевска ходили редко. Следующий должен был отбыть только через четыре дня, и любая новая задержка означала, что мы его пропустим и застрянем в провинциальном городке на целую неделю. Нас преследовали Хранители, а теперь и белорубашечники, посему, как справедливо рассудили мужчины, путешествовать надо под ночными покровами, по возможности прячась от ненужных соглядатаев. Места вокруг тянулись дремучие и болотистые, кишащие разбойниками, но наших бравых путешественников мелочи не смущали. Дарья с Алей попытались возразить, но их даже слушать не стали. Я же резонно помалкивала – не моя это забота, когда вся эта гонка закончится, ведь на финише меня ждет слишком сомнительный приз.
   Пока горе-путешественники спорили и решали, меня одолевала сонливость. Улегшись на траву, согретую жарким солнышком, под жужжание пчел да шмелей разнеженная я сладко заснула. И снова ко мне пришел дракон. Мне чудилось, будто он стоит у ручейка, где мы только что выкупались с наперсницами, и подобно буланому коню пьет студеную воду, а я наблюдаю за ним, спрятавшись в густых кустах, и ловлю каждое движение. И странная мысль пришла в голову – как грациозен он, как прекрасен, и гордость заполнила душу. А потом я вдруг подумала, что теперь никогда не буду одна. Разве можно быть одинокой, если у тебя такой брат-близнец?
   – Наталья!
   Я резко открыла глаза, вздрогнув, и уставилась в небритое лицо Савкова.
   Черная щетина с проседью превратилась в густую бородку и делала его старше, а взгляд еще холоднее.
   – Наталья, вставай! – Он тронул меня за плечо.
   Я села, растерев лицо и пытаясь прийти в себя ото сна. Вечер, разукрашенный розовым закатом, плавно завоевывал мир. Небо седело, а солнце красными всполохами отгорало на горизонте. Костер потух, и от него осталась лишь черная клякса углей. Дарья с Алей, уже готовые к дороге, нетерпеливо переминались. Давидыв равнодушно ковырял в зубах тонкой палочкой и постоянно сплевывал, мучаясь без курева. Подозреваю, что сейчас Денис обрадовался бы даже чайным листам, лишь бы они сворачивались в самокрутку и давали побольше вонючего дыма.
   Поднявшись, я сладко потянулась и размяла шею, чувствуя себя поистине отдохнувшей. Чудной сон оставил внутри странную сладость, которая, впрочем, быстро прошла, когда я вынуждена была шлепать голыми ногами по засыпанной бурой прошлогодней хвоей тропинке в густом сосновом бору. Морщась, я плелась в самом конце нашего маленького отряда и даже не пыталась делать вид, что хорошо себя чувствую.
   – Москвина, – изредка подгонял меня Николай, – шевелись! Нам до темноты нужно выбраться на тракт.
   – Давай сюда свои сапоги, и я полечу! – зло рявкнула я, и Страх Божий, уютно обнимающий меня за шею, квакнул, соглашаясь.
   – В деревне все детишки бегают босиком, – мечтательно проронила Дарья. Волосы ее были собраны в неряшливый пучок на макушке и кое-как закреплялись тонкими палочками с пожухлыми зелеными листочками. Когда она оборачивалась ко мне, то самодельные шпильки казались кривыми рожками.
   – Я выросла в городе и никогда не ходила босиком! Ч-ч-че-орт! Черт! Черт! Черт! – Я наколола пятку, прыгала на одной ноге, и едва переносила боль. – Дарья, если ты привыкла ходить босой, то отдай мне свои туфли!
   – У меня большой размер! – расплылась та в довольной улыбке, словно сказала неописуемую приятность.
   Но стоило мне сделать шаг, как острый камушек впился в чувствительное место под пальцем. От неловкого подскока в голени что-то звучно хрустнуло, ногу охватила резкая боль от самого сустава до колена. Тоненько взвизгнув, я повалилась на землю и схватилась за вывернутую ступню.
   – Ненавижу!
   Страх Божий, хрипло квакнув, тут же ретировался в воздух, махнув тонким крысиным хвостиком.
   – Что случилось? – Николай в три прыжка оказался рядом. – Дай посмотреть!
   Он схватился за мою ногу чуть выше места, где прятался под штаниной браслет. Вмиг позабыв про вывих, я брыкнулась:
   – Не-э-э на-надо! Все нормально! Уже прошло!
   – Дай пощупать, – настаивал он, вцепившись в мои порты. – Может, кость сломала!
   – Уйди! – извивалась я. – Уйди немедленно! Отпусти, ирод!
   Его пальцы соскользнули и остановились на браслете. В один момент и я, и он затихли, глядя друг другу в глаза. Он недоуменно моргнул, медленно и осторожно убрал руку и обтер пальцы о плащ.
   – Это что? – тихо поинтересовался Николай, поднимаясь.
   – Не понимаю, о чем ты. – Я встала, сморщившись от боли, и отряхнула налипшие на порты иголки.
   – Понимаешь.
   – Ну чего вы застгяли там?! – недовольно заорал Денис.
   – Пойдем, – кивнула я. – Нас ждут. Ты же хотел, чтобы мы шли. Мы идем.
   Николай покачал головой со смесью жалости и отчаяния:
   – Тебя, Москвина, только могила исправит.
   – Поэтому ты тащишь меня в Николаевск? – хмыкнула я, растирая ногу.
   Савков постоял мгновение, резко развернулся, и его плащ стеганул меня по носу.
   – Шевелись, – буркнул он.
   К сумеркам мы выбрались на затихшую, не слишком широкую проселочную дорогу, тянувшуюся параллельно торговому пути. Редкие путники и подводы торопились побыстрее добраться до Стражьих пределов, где можно было бы спокойно провести ночь.
   Ветер гнал пыль и заставлял ежиться. На небе стыдливо поблескивали ранние звезды и бледнел тонкий месяц. По земле тянулась туманная дымка, темнота пряталась у самой земли и окружала деревья. Одним словом, тишина и спокойствие округи, приготовившейся к короткой предлетней ночи.
   Поэтому громыхающая подвода, приближавшаяся на приличном ходу, заставила нас насторожиться. Лошадка шла споро и охотно, на ободе позвякивал колокольчик. Завидев нас, возница приосанился и стеганул кобылу со странным остервенением. Та вильнула, и тут с воза, громыхнув, слетел пухлый мешок. Со звоном оттуда выскочил котелок, покатился, подпрыгивая на колдобинах, и остановился перед носками Денисовых сапог. Тот с интересом глянул на жестянку, потом перевел взгляд на мужичка, натянувшего поводья. Последний, узкоглазый и тонкоусый, с острой коротенькой косичкой на затылке, вдруг застыл, нелепо раззявив большой рот, и быстро перекрестился левой рукой.
   – Добгой ночи, – скривил в улыбке губы Давидыв.
   – Люська Криворучка моя поймать, – пробормотал купец, неожиданно закатил глаза и повалился тюком наземь, нелепо раскинув ноги.
   – Тебя узнают, – присвистнул Денис, обернувшись ко мне.
   – Не хочу никого подталкивать к разбою, но коль уж так совпало… – вдруг протянула Дарья, ковыляя к нагруженному возку.
   – Может, у него есть теплый кафтан? – Аля мышкой шмыгнула вслед ей и начала копаться в больших тюках.
   Мы с Савковым стояли в сторонке, не разделяя оживления.
   – Гляньте-ка, обувка! – просияла Алевтина, демонстрируя светлые кожаные сапоги с высокими голенищами.
   Николай хранил молчание и только хмуро следил за наперсниками.
   – Надо же, действуют профессионально, – хмыкнула я. – Так что, Коля, на воровство всех толкают исключительно обстоятельства! – Я поспешила к женщинам.
   Сапоги пришлись мне впору. Только я постучала костяными каблуками друг о дружку, как возница зашевелился и застонал. Мы словно испуганные птицы устремили взоры в его сторону. Дарья, зажав в руке розовую блузу тонкого сукна, с беспокойством вытянула шею и густо покраснела.
   Мужичок поднял голову и шепеляво запричитал, беспрерывно крестясь:
   – Брать! Усе, усе брать! Только моя не трогать, в живых оставлять! Деньга есть! Вон деньга взять! – Он сорвал с пояса пухлый кошель и в горячке швырнул в Савкова. От удивления Николай ловко увернулся от летящего в него звякающего мешочка.
   – Слушай, косоглазик, у тебя одежда ногмальная мужицкая есть или только одни юбки? – нагнулся к нему Денис.
   – Одежа? – Тот ошеломленно моргнул и мелко закивал. – Есть. Порта есть. Рубаха есть.
   – А кафтаны? – прикрикнула Аля.
   – Кафтаны? – метнул он взгляд на девушку, деловито прикладывающую к себе цветастую широкую юбку. – Кафтаны тоже есть.
   – Доставай! – приказала она, я лишь языком цокнула.
   Трясущимися руками купец-бедолага стал выворачивать тюки. Оттуда дождем сыпались яркие тряпки. Ветер подхватил легкую сорочку и, играя, утащил ее в поднебесье, превратив в высоте в яркий лоскут.
   – Вот! – Купец вытащил из тюка серые порты самого отвратительного покроя и пошива да рубахи, похожие на тюремные робы.
   – Благодарствуем, – кивнул Денис, подхватывая ворох и тут же передавая Але. Девушка с готовностью подхватила, съедая жадным взором юбки, похожие на яркие распустившиеся цветы.
   – А мне тоже нужно надевать мужицкое платье?
   – В погтах удобнее путешествовать, – будто неразумному ребенку, пояснил Денис.
   Просияв, он вытащил из-за пазухи купца кисет с табаком, поднес к носу и глубоко благоговейно втянул аромат, разувая ноздри.
   – А если ты никогда не ходил в юбке, то как можешь судить об этом? – отозвалась Алевтина.
   Мы с Савковым переглянулись.
   – Сколько, ты говоришь, тебе лет? – на всякий случай уточнил Денис, вытаскивая из кучи малиновый платок. – Навяжешь на пояс вместо юбки, – распорядился он.
   – Но надевать мужское платье девице неприлично! – надулась Аля, но все же схватила платок, едва не уронив остальное приданое.
   – Женское мужику тоже, но ведь я надевал! Так что побольше уважения, все же с коголем говогишь!
   Возможно, они бы спорили до бесконечности, если бы нас не застал на месте преступления стражий дозор, выросший будто из-под земли. Мы встрепенулись, а мужичок не растерялся и замахал руками, привлекая к себе внимание.
   – Грабят! Моя грабят! Сюда! Моя убить хотят! Люська Криворучка моя поймать!
   Незаметно развернувшись, Денис, будто случайно, ткнул вознице локтем в челюсть. Крик застрял у того в глотке и превратился в булькающий звук. Стражи подстегнули лошадок.
   – Уходим! – резко прикрикнул Савков.
   На приказ мы отреагировали моментально и вприпрыжку кинулись к спасительному лесу. Следом за нами неслась ругань возницы. Почувствовав себя в безопасности, он схватил с земли камень и запустил в нас, ретировавшихся грабителей:
   – Чтобы вас бес болотный скушать!
   Между тем сам болотный демон налетел на бедолагу со злой радостью и оглушительным лаем. Лошадка, почуяв нежить, дико заржала, вероятно всполошив половину округи, и сорвалась с места. Распотрошенные тюки и тряпки слетели с воза под копыта спешащим стражам. Канареечная блузка взвилась вверх и налипла на лицо командира отряда. Тот с брезгливой гримасой откинул ее и веско проскрежетал, глядя на притихшего испуганного купца:
   – Ну, купец, ты попал, однако!
   Страх Божий, насладившись хаосом, подхватил с земли пухлый кошель и кинулся за нами в чащобу.
   Правда, когда мы остановились отдышаться, выяснилось, что кошель с приятно позвякивающими золотыми Страх все же выронил.
   – Послушайте, – Аля бросила одежду наземь и обтерла ярким платком разрумянившееся лицо, – если ты король, а ты Главный маг, так чего ж мы убегали?
   – Уф, девочка, – прохрипел Давидыв, хватаясь за бок и сплевывая, – не пожила ты еще на свете. Если нет у тебя гаамоты, то ты и не человек вовсе. Докажи им без бумажки, что я Глава Окского Совета или что Наталья – не эта, Кгивая Гучка. Не докажешь? Пгавда, Наталья тоже отбогная воговка.
   – Заткнись, Давидыв! – прошипела я и как будто невзначай наступила каблуком Денису на ногу. Тот взвыл от боли.
   – Дуга чегтова! Забыла, на ком поводок? Знай, Алька, за пгавду всегда бьют!
   – Денис, придержи язык, – заметил Савков, одарив нашу троицу неприятным взглядом.
   На том разговоры и закончились.
 
   Поверьте, путешествовать ночью – весьма и весьма гнусная идея. Вокруг бормотали невидимые лесные жители, а единственным источником света был магический фонарь, зажженный Савковым, да и тот периодически тух, когда колдун в очередной раз спотыкался. В довершение всего беспрерывно лаял болотный демон. Он снова «перевоплотился» в шавку. Его не смогли заставить заткнуться ни мои ругательства, ни даже брошенный Давидывым и точно попавший по его заду камень. Переодевшись в одинаковые порты да рубахи, мы стали похожи на сокамерников, сбежавших из исправительного дома. Кроме того, все обновки оказались одного размера. Мужчинам порты едва доставали до щиколоток. Мы же с Алей штанины хорошенько закатали. Такой же кордебалет случился и с рубахами. Только Дарье пришлось остаться в своем неудобном пышном платье – на ней пояс портов не сошелся, сколько она ни пыхтела в кустах, застегивая его, и как цветисто ни поносила неумелого портного.
   Уже на рассвете мы добрались до деревенских выпасов. На краю большого заливного луга стояла пастушья заимка, в таких ночуют, когда далеко стада заводят. Крыше, даже такой ветхой, обрадовались все.
   Внутри стояли топчан и лавка. Под потолком на перекрытиях нашлась пыльная ветошь, которую мы постелили на земляной пол для мужчин. Пахло старостью и плесенью. Дарье уступили широкую лавку, мы же с Алей улеглись на топчане, подложив под голову одну лишнюю рубаху. Страх Божий, подобно летучей мыши, свесился вниз головой и прикрылся от дневного света крыльями, как плащом. Тоненький крысиный хвостик игриво обвивал балку и изредка постукивал по ней. Через некоторое время домик заполнило сопение и храп. Еще десять минут назад умиравшая от желания заснуть, я привычно лежала с открытыми глазами и пялилась на хлипкую дверь. Через щели между потемневших от влаги досок стали пробиваться первые солнечные лучи, которые еще сильнее выпячивали царившую вокруг убогость.
   Тихий шорох за хлипкими старыми стенами заставил мое сердце тревожно сжаться. Непонятное шелестение словно бы трущихся чешуек бросило в пот. В ушах со страху зазвенело, а в висках застучала кровь.
   Я осторожно поднялась, на цыпочках перешагнула спящих на полу мужчин. Дверь открылась с деликатным скрипом, будто бы боялась разбудить моих спутников. За лесом на небосводе пробивались оранжевые солнечные полосы. Луг медленно очухивался ото сна, наполняясь суматошной жизнью. В чуть приоткрытую дверь выпорхнул любопытствующий Страх Божий и уселся мне на плечо, по-хозяйски обняв за шею.
   Мне было очень страшно оборачиваться. От переполнявшего меня ужаса на глазах выступили слезы. Кажется, что даже в замке Мальи, когда слепая ведьма едва не обнаружила меня в узкой нише, паника была слабее. Тот, кто ждал меня, шевельнулся, наполнив предрассветную тишь неясным перекатом. Глубоко вздохнув, я резко крутанулась на каблуках.
   Удивительно, но дракон был похож на Степана Тусанина. В безобразной вытянутой морде, покрытой миллиардами крохотных сероватых чешуек, проступали неясные знакомые черты. И это показалось мне диким. Чем-то странным и ужасающим.
   Чудовище, словно бы стесняясь, переступало с лапы на лапу. Потом оно раззявило пасть, демонстрируя черную глотку, приготовившись завыть.
   – Тихо! – приказала я, прижав палец к губам.
   Дракон немедленно подчинился. Съежился и – невероятно – вдруг показался сконфуженным. Болотный бес вытянулся, схватившись за мои волосы, и принюхался к крылатому незнакомцу. Последний ему явно не понравился, а потому Страх недовольно тявкнул. И прежде чем он громко и раскатисто забрехал, я зажала ему челюсти. Вместо лая вышел странный чих, удививший и дракона, и самого демона.
   Я же молила об одном – чтобы никто сейчас не вышел из сараюшки. Незачем им все это видеть.
   Слова Верховной перестали быть загадкой. «Хранители пред тобой как на ладони. Невиданный пир – выбирай любого, и его дракон станет твоим. Одного, второго, третьего, пока своего не найдешь».
   Убив Степана, я отобрала его душу – древнюю крылатую тварь. И теперь вот она, передо мной, жаждущая умереть, лишь бы уйти вслед за своим Хранителем, но она не в силах сделать этого.
   В желтых глазах чудища горела ненависть.
   Жестокая магия у Хранителей. Они даруют человеку силу убивать и отбирать их душу – дракона. Для чего? Чтобы сохранить Иансу? А так ли это?
   Возможно, мне только кажется, но смысл заклинания гораздо глубже и страшнее. Ведь выходит, Ловец Душ противоречит самому главному правилу войны– пожертвуй малым, чтобы потом забрать большое. Он с самого начала сломал сотни судеб, как людей, так и Хранителей. И мою тоже. Сломал. Разнес вдребезги. Да только все жертвы оказались напрасными – скрытая деревня все равно погибла. А вместе с ней умер и кусочек меня самой. Весь мир теперь охотится за Берегиней Иансы только ради того, чтобы перед кем-то другим встал дракон и низко склонил голову. Безумие, право слово. Мир безумен, а мы – главные сумасшедшие в нем.
   Я протянула руку. Чудовище дернулось, готовое отскочить. Длинный хвост прошел всего в локте от стены сараюшки. Внутри у меня екнуло: один удар– и подгнившее от дождей строение разлетится в щепки.
   Но катастрофа случилась не из-за дракона. Из пролеска медленно, будто дрейфующие по тихим волнам, выплывали понурые буренки, а следом за ними показался и пастух – невысокий мужичишка с длинным, свернутым тугим кольцом кнутом. На его вихрастой немытой башке был лихо заломлен грязный потрепанный картуз. Пастух остановился напротив нас всего в каких-то пяти саженях. На небритом, темном от загара лице отразилось недоумение. У него никак не выходило осознать увиденное. Только когда в слезящихся голубых глазах появился отблеск ужаса, сначала легкого, а потом дикого, и затряслась жиденькая бороденка, я почувствовала, что несчастный через секунду завопит на всю округу.
   Уставившись прямо на него тяжелым яснооким взглядом, проникающим под самую кожу, я приложила палец к губам и тихо кивнула, предлагая убраться обратно в лес. Мужика как корова языком слизала, а из-за кустов раздался громкий свист, зовущий буренок. Дракон, испуганный резким звуком, словно кошка, выгнул шею и недовольно зашипел, а потом взмахнул крыльями, мощным воздушным потоком выдрав травинки, и взмыл в небо, едва не сбив меня с ног.
   Он долго набирался сил, чтобы засвидетельствовать свое присутствие (язык не поворачивается сказать – почтение), но даже тогда я почувствовала в нем глубокую и абсолютную ненависть к себе.
   – Наталья, вставай!
   – Что? – Я подскочила, ударилась локтем о стену так, что пробрало до самого плеча.
   Голова гудела, глаза слипались. Бородатый Савков, склонившийся надо мной, проплыл перед мутным взором и исчез в темноте.
   – Наталья! – Он грубо тряхнул меня за плечо.
   Я через силу села, плохо понимая, где нахожусь, и воззрилась на колдуна. Внутри родилось раздражение.
   – Идти пора, – пояснил он и указал на дверь.
   Хлюпнув носом от холода, я мелко закивала. Тело ломило, и тянуло обратно на жесткий топчан.
   Мои попутчики, уже готовые продолжить путь, ждали лишь меня. Аля быстро и ловко заплетала косу, пытаясь пальцами вместо расчески пригладить волосы. Дарья широко зевала, завязывая тонкие шнурки-веревочки на туфлях с заметно сбитыми острыми носами. Денис, скрутив папироску, с наслаждением затягивался табачным дымом, раздувая щеки, и выпускал огромное сизое облако. Пахло табаком, сыростью и крепким мужским духом.