Ефиминюк Марина. Как все начиналось

   Нам надо было торопиться, и мы решили продолжить путь, не обращая внимания на стенания похмельного Петушкова. Жалуясь на прострел в спине, слабость во всем теле и больную голову, он пытался запрыгнуть на лошадь то с одной, то с другой стороны, но её высота оказалась непреодолимым препятствием. В конце концов, Ваня зацепился одной ногой за стремя, со всего маха ударил лошадку. Та в свою очередь пошла, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока не помчалась в галоп. От неожиданности мы разинули рты, а Ваня с бешеной скоростью скользил по земле и орал диким голосом, пугая животное ещё сильнее:
   – Стой кобыла проклятая, стой, кому говорю! Ой, люди, помогите! Ой, нелюди, что ж вы ничего не делаете!
   Последнее замечание, видимо, относилось к нам. Первым очнулся Виль, он поскакал за лошадью адепта, догнал, остановил, но было поздно: Ванятка сильно пострадал.
   Судя по его словам, у него была вывернута нога, поломана рука, помяты ребра и выбит зуб, не считая огромных синяков на лице и теле.
   – А зуб-то как вылетел? – заботливо ворковал гном, укладывая его в доме на кровать.
   – Да, шерт, его знает, – мямлил помятый адепт, – камушек попал, ударил, он и вылетел.
   – Что ж ты рот так широко открывал? – спросила я.
   – Посмотрел бы я на тебя, – обиделся Ваня, роль помятого, но живого героя его вполне устраивала.
   – Слушай, Ась, а вылечи его тоже, – вдруг предложил гном, – упырей лечишь, а ногу да руку, что не сможешь.
   – Попробую, – согласно кивнула я.
   Тут Ваня заголосил, напрочь забыв, что минуту назад жаловался на ушибы:
   – Нет, не подпускайте её ко мне, она меня так вылещит, что шивым до дома не доберушь! Я ещё шить хошу! Я так много не шделал в этой шизни. У меня даже шенщины ещё не было!
   Тут он сконфузился, покраснел и замолчал потому, как вчера на пьяную голову хвастал перед друзьями своими любовными похождениями, а сегодня оказалось, что это просто плод его буйной фантазии.
   – Знаешь, что, – отрезала я, – не хочешь и не надо. Дождёшься здесь делегацию, выздоровеешь и поедешь вместе с ними в Солнечную Долину!
   – Ну, уж, нет! – Ваня подскочил на кровати, ни рука, ни нога у него уже не болели. – Хошешь всю шлаву шебе?
 
   – Эх, жаль, – стараясь сдержать торжество в голосе, усмехнулась я, – а я-то думала, что твою лошадь возьму, а то моя больше на корову похоже.
   – Шо?! Во тебе! – Иван показал мне огромную дулю.

* * *

   Ехали мы молча, сначала это доставляло удовольствие: за последнее восемь часов все так наорались, что говорить совсем не хотелось. Через два часа это стало меня утомлять. А ещё через час, передумав обо всём, о чём было можно, мне опять захотелось или ругнуться, или хотя бы поскандалить с Ванечкой, но тот тихо посапывал верхом на лошади, около его глаза налился совершенно отвратительный фиолетовый синяк.
   Виль пребывал в глубокой задумчивости, сосредоточенно глядея на раскисшую дорогу и изредка что-то бормоча. Я заметила, как на его смуглом лице ходят желваки.
   – Виль, – позвала я, – что-то случилось?
   Перевёртыш отрицательно покачал головой и не ответил.
   – Да, ладно тебе, братуха, – вступил в разговор гном, – видим же, что нервничаешь!
   – Это упырь! – резко бросил Виль. – Я обязан его найти!
   – Чего? – уставилась я на него, плохо понимая, о чём он здесь, собственно, толкует.
   – Мор в деревне начался не случайно! Где-то по окрестностям бродит упырь. Они всегда так, сначала сжирают скот, а потом звереют и нападают на людей. Но если коровы погибают от его укусов, то люди-то становятся такими же, как и он.
   – И что? – не унималась я.
   – Я должен его обезвредить! – заявил Виль.
   – Что-что?! – изумилась я. – О чем ты? Ты никого не должен искать, ты должен проводить нас с Ануком в Фатию, а с этим вурдалаком, прости, упырём пусть разбирается Совет!
   – Я Совет! – вдруг заорал вурдалак. От неожиданности я моргнула и непонимающе уставилась на него. – Это моя работа вылавливать таких тварей, – уже спокойно пояснил Виль. – Люди ведь дураки, – я покраснела от злости, – не принимай на свой счёт, Ася, – быстро оговорился он, – они не понимают, чем цивилизованный перевёртыш отличается от дикого упыря.
   – По-моему ничем, кроме магической печати, сдерживающей звериные порывы, – заметила я.
   – Много ты знаешь! Мы вурдалаки – оборотни, перевёртыши, а они ошибка природы! – фыркнул Виль. – На нас из-за этой нежити в любой момент начнут гонения, а нам и крыть будет нечем, вот тебе и цивилизованная раса. Я хочу его найти и уничтожить!
   – Герой! – буркнула я. – Я тоже, к примеру, хочу обратно в Стольный град, но ведь никто не спрашивает о моих желаниях!
   Во мне клокотала ярость, если Виль действительно оставит нас в самом начале пути, то я не ручаюсь, что мы доберёмся до Солнечной Данийи. Из нас четверых он единственный воин. Мне колдовать страшно, Ване, мучающегося с постоянного похмелья, тем более, гном только языком трепать горазд; кто же нас защитит в случае нападения? Правильно, никто.
   – Знаешь, – вдруг задумчиво произнёс гном, – тебе все же стоит найти этого упыря.
   – Да, что ты говоришь! – злобно рыкнула я. – Давайте, вообще, все разбредемся по Словении, наплевать, что Анука ждут, а на нас надеются!
   Я перевела дыхание и уже хотела продолжить свою отповедь, как Виль резко развернул коня и направился обратно в деревню, до нас донеслось:
   – Через сутки я вас догоню!
   Я беззвучно открывала рот, потрясённая происходящим.
   – Он в своём уме! – заголосила я, обращаясь к гному. – Да, Совет нас на кусочки искромсает, если с Ануком что-нибудь случится! Я требую, чтобы он вернулся обратно! Требую!
   – Догони и скажи ему об этом, – спокойно предложил гном, прикуривая папироску и затягиваясь вонючим дымом.

Глава 4
Бесконечный путь

   Шёл мелкий холодный дождик, перемешанный с мокрым снегом. Порывы ветра кидали пригоршни капель и снежинок в лицо; я подняла ворот душегрейки и покрепче прижала к себе замёрзшего мальчика.
   Впереди замаячила тонкая прослойка голого леса, худенькие берёзки сиротливо жались по обочине, разграничивая дорогу и чёрные поля. В какой-то момент, я подумала, будто время побежало вспять, и я оказалась в конце ноября. В пути мы были только второй день, а тепло, идущее от Солнечной Данийи давало о себе знать. Петушков продрых в седле целый день, не замечая ни дождика, ни ветра.
   – А где Виль? – первое, что спросил Ваня, когда проснулся.
   – Нет больше Виля, – буркнула я, вымещая плохое настроение на Петушкова, – был и кончился весь.
   – Его что, шъели? – перепугался он.
   – Нет, переманили.
   Ваня ничего не понял и поскрёб затылок, я не выдержала:
   – Вань, а ты знаешь, что дураки всегда затылок чешут, а умные лоб.
   – Да? – ответил тот, почёсывая уже шею. – Не шнал.
   Гном расхохотался:
   – Ох, и язва же ты, милая!
   Впереди освещёнными окнами замаячил постоялый двор, и мы прибавили ходу. Подъездная дорога, да и сам двор были растоптаны лошадиными копытами, грязная жижа доходила до щиколоток. Тёмные от воды, давно не крашенные стены двухэтажной гостиницы наводили на мысль, что она была построена ещё до Тысячной битвы. На первом этаже разбитое окно заткнуто подушкой, из другого, приоткрытого, шёл тяжёлый запах тухлой рыбы.
   Мы вошли в плохо освещённый холл, запах стал практически удушающим. Сюда из трапезной доносились приглушённые звуки лютни, смех и обрывки разговоров. За огромным столом всклокоченный мужичок в дамском байковым халате, завязанном пояском на плотном животике, читал газетный листок. Он окинул нас недружелюбным взглядом, видимо, компания из маленького мальчика, довольно грязной девочки, опухшего гнома-альбиноса, и избитого мужчины не вселяла доверия. Мы подошли к стойке.
   – Откуда Вы такие? Деньги у вас есть? – пошёл он в атаку.
   – Есть, есть, – буркнула я, доставая и демонстрируя мешочек с золотыми.
   – А чей это ребёнок? – опять насторожился хозяин.
   – Мой, – я покосилась на Анука, увлечённо сосущего палец.
   – Её, – подтвердил Пан, увидев недоверчивый взгляд хозяина.
   – А отец где?
   – Вон, – я ткнула пальцем в Ивана, понимая, что при всём моем желании гнома за отца не выдать.
   – Чой-то не похож.
   – Слушай, дядь, – не выдержал Пантелей, – с тобой родословной расплачиваться или деньгами? Золотые есть, что ещё нужно? Если родословную, так давай лист, нарисую. У меня древо ветвистое, кого в роду только нет! Думаешь, почему я такой белый?
   Мужик крякнул.
   – Да мне то что. Это все наш священник бормочет, что женщина с ребёнком и без мужа греховна, и что гномы рассадники всех болезней. Вот и спрашиваю, так для порядку, а то жена съест. А вы, кстати сказать, какой веры? – вдруг спросил он, уже принимая деньги, настолько неожиданно, что я едва не выпалила: «А какой надо?» Но вместо этого очень дипломатично спросила:
   – А Вы?
   – Я единому Богу поклоняюсь!
   – Вот и мы ему! – обрадовался гном. – Ему родненькому молимся и днём, и ночью. Поклоны бьём, образа целуем.
   – А я своему молюсь после обеда на заходящее солнце, поклоны не бью, и образов у него нет, – вдруг насторожился мужик, подозрительно посматривая на нас.
   Тут голос подал Анук:
   – Спать, мама, спать, – мальчик начал хныкать и тереть глазки.
   – Вот, – укорил хозяина Пан, – довёл дитятко до слез. Не стыдно, а ещё верующий.
   – Женщина с мужем и с ребёнком в большие апартаменты, а ты, – он, брезгливо морщась, протянул Пану ключи, – в маленькую комнату.
   Потом он кивнул на сохраняющего молчание, дабы никого не пугать чёрной дырой вместо переднего зуба, Ивана.
   – А чой-то он молчит?
   – Глухонемой, – нашлась я, вырывая ключ из рук гнома ключ.
   – А откуда синяк?
   – С лошади упал пьяный, – не покривила я душой.
   – О, – последовала целая тирада, – так люди-то и погибают…
   Но я уже ничего не слушала, а, неся на руках мальчика, поднялась по лестнице на второй этаж.
   Очень хотелось помыться, уложить Анука спать, и прилечь самой, и даже соседство Ванечки меня сейчас мало смущало. К моему огромному разочарованию хозяин гостиницы громким словом «апартаменты» называл маленькую тёмную коморку с двумя узкими пружинными кроватями, колченогими стульями и круглым столом, накрытым яркой клетчатой скатертью. На подоконнике стояла полу завядшая пыльная герань, на окне дешёвые занавески, на полу вытертый коврик. Слава богу, постельное бельё оказалось свежим, чистым и накрахмаленным до хруста. Снизу доносились женский визг и громкий смех. Я уложила Анука, умылась еле тёплой водой из кувшина и, едва коснувшись подушки, погрузилась в блаженный сон.
   Мне казалось, я только что закрыла глаза, когда в комнату со страшным грохотом ввалился пьяный Иван. Он уселся на свою кровать, громко икнул, скинул на пол грязные сапоги, а потом, завалившись, громко захрапел, перекрывая шум из трапезной.
   Охранничек, блин! С такой охраной только на эшафот подниматься! Вот если сейчас нападут, кто нас с Ануком будет защищать? Да я только и способна, что щит поставить, пусть и очень замысловатый. Кстати, о щитах. Такого, какой я сделала в доме у упырей, нет не в одном учебнике! Приятно, чёрт возьми!
   Мои мысли перекинулись на гнома. Я лежала и думала, почему он альбинос, и тут поняла, что мне очень интересно, а где он, собственно, находится. Пьяный Ванятка уже в постельке, но чтобы Пан заходил в номер, я не слышала.
   Я поднялась, натянула одежду. Надо срочно его найти. В конце концов, если и он натрескается крепкой, что мне тогда делать? Да, дело даже не в опасностях, грозящих Ануку, а в том, что я завтра их не подниму, и мы опять протянем время до обеда, а надо ехать.
   Гном оказался в трапезной на первом этаже, отвечающей общему уровню гостиницы. В таком грязном и прокуренном помещении лично я бы есть побоялась. Маленькие замызганные столики, с застарелыми тёмными кругами от вина и прожжёнными язвами от сигарных окурков и низкие стульчики, на закопчённом потолке давно немытые керосиновые лампы с налипшими мухами. В углу маленькая сцена, сколоченная из не струганных досок, здесь разместился ансамбль полупьяных эльфов, орущих пропитыми голосами песню и подыгрывающих себе на лютнях невнятный мотив. Публика собралась разношёрстная, кутили здесь и люди, и гномы, и даже пара перевёртышей, женщины во фривольных нарядах с ярко накрашенными губами, и ни одного трезвого лица. Картину завершал хозяин сего заведения, разливающий по стаканам мутную жидкость, в заляпанном фартуке, одетом на все тот же женский байковый халат. Свободных столиков здесь не оказалось, очевидно, постоялый двор был единственным пристанищем для оголодавших усталых путников на много миль вокруг.
   Гнома я обнаружила за столом в самом углу трапезной. Он сидел с довольно неприятной компанией и остервенело играл в карты, ударяя ими со всей силы по столу. Вид у него был полусумасшедший, глаза алчно блестели, в зубах дымилась папироса.
   – Пан, – позвала я, он не услышал. – Пан, – гном не реагировал. – Пан, мать твою! – громко выругалась я, потеряв терпение.
   – О, – обратил он на меня мутный взгляд, и расплылся в широкой улыбке, – Аська, ты пришла принести мне удачу?
   Все сидящие за столом повернули головы в мою сторону. Я остолбенела: компашка вокруг гнома подобралась отборная, мужички выглядели сплошь разбойниками с большой дороги, скорее всего, ими и являлись, ведь где-то недалеко проходил торговый путь в Стольный град. Одежонка у них потрёпанная, сапоги изношенные, а вот мечи, свисающие с поясов, очень дорогие и явно у кого-то позаимствованные.
   – Пан, – громыхнула я, перекрикивая кошачье завывание эльфов, – я не удача, я твоя совесть! Постыдись своего поведения, пойдём спать!
   – Киска, моя, волнуется, – обратился он к собутыльникам, те понимающе покивали. – Ну, иди ко мне, моя крошка, Пантелей тебя согреет.
   – Гном, чёртов! – в ярости завизжала я, брызжа слюной. – Немедленно пошёл спать!
   – Ох, кисонька гневается, – опять обратился он к приятелям, – но я-то знаю, как её успокоить.
   Он схватил меня за место чуть пониже талии, от возмущения я охнула, а мужики захохотали.
   – Да иди ты! – отбросила я его руку, а потом увидела в середине грязного стола золотые монеты и шепнула ему на ухо. – Пан, вы играете на деньги?
   – Да не переживай ты, Аська, я держу ситуацию под контролем, уже три раза выиграл, вот дам им отыграться и пойду спать! – ответил он, шёпот у него получился очень громкий, сидящие за столом услышали все до последнего звука. Один из собутыльников криво усмехнулся, и именно это меня насторожило.
   – Слушай, – шепнула я опять, – они тебя надуют. Я слышала, шулеры специально дают выиграть, а потом до трусов раздевают.
   – Да, нет, – махнул рукой гном, – я этих парней давно знаю.
   Я тяжело вздохнула, уговорить его не проигрывать собственных денег я не могла, поэтому вернулась обратно в номер и от избытка переживаний и почти бессонных суток моментально заснула. Среди ночи мне показалось, что по комнате кто-то ходит. «Скорее всего, Ваня», – подумала и провалилась обратно в сон.
   Солнце заливало маленькую комнатку, лучи падали на дощатый пол через небольшое оконце; солнечный зайчик скользнул по моему лицу, и я поморщилась и открыла глаза.
   Иван зашевелился на соседней койке, потянулся всем телом до хруста в позвонках, ударился головой о железную дужку кровати, широко улыбнулся всей своей щербатостью и произнёс:
   – Доброе утро!
   Я удивлённо уставилась на него, я и не представляла, что Петушков знает нормальные человеческие слова:
   – Вань, ты сейчас сильно башкой ударился? – на всякий случай уточнила я.
   – Почему? – удивился он.
   Петушков одним рывком встал с кровати, от резких движений голова у него закружилась, он с трудом устоял на ногах и опёрся рукой о стену. Адепт умылся и деликатно вышел, давая мне возможность одеться.
   К тому времени, как я разбудила Анука и привела себя в относительный порядок, в комнату с подносом в руках зашла маленькая быстрая старушка. Увидев счастливо улыбающегося Анука, она запричитала:
   – Ой, девка, сыночек у тебя красивый. И в кого? Отец страшен, как смерть моя, ты тоже так себе, а мальчик ясно солнышко.
   У меня отвисла челюсть от такого комплимента.
   – Не родной, что ли? – покосилась она на меня. У меня полезли на лоб глаза, я откашлялась и с трудом выдавила из себя:
   – Кто? Сын?
   – Отец, – всплеснула руками старуха, усаживая себе на колени мальчика.
   – Родной, – соврала я, глядя на то, как бабка ловко кормит малыша кашей, – он в деда весь.
   – А как тебя звать красавец? – сюсюкала бабка.
   От неожиданности я прикусила язык. «Эх, бабка, лучше тебе не знать его имя!» – пронеслось в голове.
   – Анук Бертлау, – отчеканил тоненький детский голос.
   «Ну, все приехали! Давай, родной, ещё и место проживания скажи!» – я едва не подавилась от раздражения. Старуха посерела, сняла малыша с колен и пересадила на соседний стул, вручив большую ложку в детские ручки.
   – Слушай, девка, – откашлялась она, – а имя-то у него данийское какое-то, они всех своих Властителей на "А" зовут.
   – А это я его в честь крылатого Властителя и назвала, – бодро соврала я, молясь, чтобы бабка не поняла, какую я говорю чушь, – они все красивые, вот и сын красавцем вышел.
   – Ясно, – протянула бабка, – все-то вас, молодёжь, на экзотику тянет. – Она помолчала, – а муж-то твой, что ли пьёт?
   – Бывает, – осторожно отозвалась я. – Сейчас время такое, с кем не бывает.
   – Обманывает он тебя.
   Я снова поперхнулась и сделала внушительный глоток молока из кружки.
   – Не глухонемой он, – продолжала бабка тем же располагающим тоном, – вчера как напился, так песни орал с такой бабой, прости господи мою душу, – она поспешно перекрестилась.
   Очевидно, в этом месте я должна была показать праведный гнев. В это время в комнату вошёл Ванятка, страшный синяк делал его похожим на бродягу, никто бы и не подумал, что перед вами маг пятой ступени.
   – Ах, ты гад! – заорала я на него, вскакивая и грозя кулаком. Петушков без лишних слов шарахнулся обратно в коридор, хлопнув дверью. У бабки в предвкушении скандала загорелись глаза.
   – Ладно, – кивнула я, – вы идите, я с ним сейчас поговорю, – я помолчала и добавила, – по-семейному.
   Сгорая от любопытства, старуха покинула комнату. Через пару минут в дверях показалась Ванина башка.
   – Ась, – позвал он, – ты уже пришла в себя?
   Я махнула рукой:
   – Извини, это все старуха.
   Петушков старался ко мне не приближаться, подозревая меня в буйном помешательстве, вид у него был задумчивый и очень расстроенный.
   – Что-то случилось? – поинтересовалась я, собирая сумку.
   – У Пана спроси, – буркнул он.
   Провожали нас все служащие гостиницы, они с жадностью всматривались в Ванино лицо, ища в нём следы свежих синяков. Разочарование их было всепоглощающим, когда ни у него, ни у меня новых побоев не обнаружилось.
   Погода радовала: дождь прекратил и весело сияло солнце. Гном казался чернее тучи, все время молчал. Помалкивал и Ваня, лишь изредка кидал на Пантелея недобрые взгляды.
   – Что случилось? – не выдержала я. – Быстро отвечайте, алкоголики проклятые!
   Приятели переглянулись, но промолчали.
   – Я требую! – настаивала я. – Что это за тайны Совета Магов? Пан, что ты успел натворить?
   Гном откашлялся:
   – Ну, э-э-э, вчера, – промямлил он и замолк.
   – Что было вчера? – насторожилась я.
   – Ну, в общем, ты была права насчёт этих парней, они меня до нитки обобрали.
   – Молодец! – пожала я плечами, чувствуя внутри подобие удовлетворения. – Я тебя предупреждала.
   Вокруг пели птички, в лесу набухали почки, кое-где появлялась зелёная травка, по ещё голым веткам деревьев прыгали маленькие шумные пичуги. Красота и благодать, я вздохнула полной грудью…
   – Я проиграл не только свои, но и общие деньги! – скороговоркой выпалил гном.
   – Что?! – заорала я и закашлялась. В глазах потемнело, воздух отказывался поступать в лёгкие. – Ты проиграл все наши деньги?! – прохрипела я.
   Гном потупил взгляд и сделал вид, что рассматривает конскую гриву.
   – Так это ты вчера забрался в комнату, своровал кошелёк и все проиграл! – я не могла поверить в происходящее.
   – Я был уверен, что выиграю! – Пан походил на нашкодившего школьника.
   – Не оправдывайся! – заголосила я во всю мощь своих лёгких. – Вы не на прогулку вышли! Один уезжает в неизвестном направлении и больше не возвращается, – я махнула рукой, имея в виду Виля, – другой проигрывает все деньги, – я ткнула пальцем в гномье лицо, – третий не просыхает, – я кивнула на Ваню. – О чем вы думаете? Как можно быть такими безмозглыми?!
   Я почувствовала, как в горле встал комок, а на глаза навернулись слезы.
   – Ну, киса, – протянул Пан.
   – Не называй меня так, – прохрипела я, потеряв от крика и расстройства голос. Собственно, это обстоятельство и спасло гнома от продолжения скандала.
   – Мы заработаем, – предложил он. – Вон, Ванятка чудовище какое-нибудь словит…
   Я промолчала и покосилась на парочку, хотя очень хотелось сказать, что у Ивана давно абстинентный синдром, а в таком состоянии колдовать только время гробить.
   Гном опустил голову и что-то хмуро прикидывал в уме:
   – Завтра приедем в город Краснодол, – вдруг подал он голос, – у меня возникла гениальная идея! Мы заработаем денег!
   – Держи свои идеи при себе! – просипела я.
   Иван помалкивал, боясь, что и ему от меня достанется, а потом вдруг просиял:
   – Вспомнил! У меня ещё остались пару медяков!
   – Ага, – с трудом проговорила я, теряя остатки голоса, – как раз хватит на половинку бутерброда! Анук будет счастлив!
   Гном подъехал к нему поближе и спросил громким шёпотом:
   – Так ты, каналья, мне вчера не все отдал?
   – Ну, так я забыл, – пролепетал Ваня.
   – Иван, – нахмурилась я, – немедленно отдай мне эти деньги, пока они ещё целы.
   Тот очень недовольно протянул тощий кошель, и я спрятала его в своей сумке на поясе.
   – Так-то лучше.
   Места казались безлюдными, нам не встречалось ни деревень, ни селений. Редкие постоялые дворы нам были не по карману, и все отчётливее вырисовывалась перспектива ночёвки в чистом поле. Когда совсем стемнело, мы выбрали маленький лесок и решили разбить там лагерь. По мере приближения к югу становилось все теплее, и сейчас ночёвка на свежем воздухе пугала не так сильно, как в первый день в заснеженной Московии.
   – Мне казалось, что Словения у нас огромная, – удивилась я, усаживаясь на ствол поваленного дерева, – едем всего трое суток, а уже тепло, как в апреле.
   Гном усмехнулся:
   – Я просто тропки тайные до Данийи знаю. Завтра, вообще, как в мае будет, а послезавтра, как летом.
   – Да, – вздохнула я, – в Данийе вечно лето!
   – Как в раю, – буркнул голодный, а оттого злой Ванятка.
   – Не язви, – огрызнулась я, – сами все деньги пропили и проиграли, ещё и недовольные!
   Мы с Ануком собрали хворост, Иван развёл костёр. Я дала мальчику булку, купленную по дороге на последние гроши. Малыш с довольным видом принялся за простенькую еду. Ему ужасно нравилось ночевать на природе, и тяготы походной жизни его совсем не пугали.
   – Почему он такой радостный? – возмутился Иван.
   – А что ему не радоваться, – философски ответил Пан, – он-то покушал, а тут природа, свежий воздух…
   – Хватит, – не выдержала я, – сами виноваты. Вот, Вань, раз хочешь кушать, то иди в лес, излови какую-нибудь птичку, мы её зажарим…
   – Я маг, а не охотник, – проворчал тот.
   – Ты в первую очередь добытчик! Как ты семью будешь содержать? – поинтересовалась я.
   – Ну, уж не уток в лесу ловить.
   – В лесу нет уток, – встрял в разговор гном.
   – А ты, вообще, помалкивай, – ответили мы с Иваном ему хором. – Все из-за тебя!
   Мы опять замолчали. Наступала ночь, темнота подкралась из-за деревьев и, испугавшись костра, расступилась вокруг нас кругом. В моем животе заурчало и забурлило. Анук снова проголодался, но старался не хныкать.
   – Все, Иван, иди на охоту! – заявила я.
   – Нет, – тот затравлено посмотрел по сторонам, – я что дурак, ведь темно! В лесу много диких зверей!
   – Трус, – бросила я ему, – давай свой меч, пойду сама на охоту.
   – Киса, – хохотнул гном, – а ты его будешь в птичек кидать как копьё?
   – Не твоего ума дело! – огрызнулась я. – Хоть бы и так, а не хочешь, иди сам.
   – Нет, нет, – замахал руками гном, – твоя идея, тебе и воплощать в жизнь.
   От удивления я открыла рот, вот уж не ожидала такой реакции, а я-то по наивности решила, что затронула в их душах струну совести. Злобно выхватив протянутый меч, я пошла в темноту, Иван крикнул мне вслед:
   – Меч, не потеряй!
   Во мне клокотало обиженное женское начало, я несчастная, слабая девушка, которую отправили в лес за едой двоим, пардон, троим мужикам, один из которых маг, другой бродяга, третий ещё слишком мал, чтоб контролировать решения первых двух, а мне так хотелось принять ванну и спать на крахмальных простынях!
   Стараясь не пугаться темноты, я хлопнула в ладоши, зажгла над головой энергетический светильник и осмотрелась. Естественно ни птиц, ни зверюшек я не увидела, лес казался мёртвым, а тишина пугала. Под ногой хрустнула ветка, я вздрогнула от резкого, ударившего по ушам звука. Все мой язык, – действительно, как найти ночью дичь? Меч мешался и оттягивал руку, и становился с каждой минутой тяжелее.