Страница:
Дважды пережившая крушение мечты и надежд на независимость, на право своего пути – первый раз при попытке сделаться университетским работником-исследовательницей и второй – в роли неудавшейся кинозвезды, Сандра приобрела горький опыт с изрядной долей цинизма. Там все, что относилось к любви, обозначалось лишь грязными словами, а самым распространенным чувством была завистливая ненависть, двигавшая всех и вся внутри этого обманного мирка. Но природная романтичность, свойственная здоровой душе и сильному телу, всегда брала верх, порождая предчувствие утешения, нового поворота жизни, на сей раз не обманчивого, а настоящего. Такое ощущение хорошего будущего стало уже привычным во время путешествия и вдруг оборвалось!
Рассыпалась компания хороших людей, и предстоящее плавание с Флайяно уже ничего не обещало. В довершение всего Флайяно, чувствовавший отдаление Сандры, стал донимать ее ревнивой страстью. Сандра понимала желание своего возлюбленного утвердить свое мужское право, подчеркнуть ее безраздельную принадлежность себе – обладателю многих красивых вещей. Желание, вызванное только ревностью. В Древней Элладе половую любовь считали даром богов, в Индии – вознесли до молитвенного служения. А мы, европейцы, унизили ее до похабного дела, о котором слюнявые юнцы пишут на стенах общественных уборных, а импотенты стараются представить ее простым инстинктом воспроизведения, равным любому скоту.
И сегодня восторженным чутьем собственника Флайяно угадал тоску Сандры, как только они вернулись с бала. Последовала сцена с угрозами и упреками.
Сандра лежала не шевелясь, снедаемая стыдом и тоской, презирая себя за свойственную ей медлительность в решениях, а может быть, и просто неумение бороться. Пылкая и резкая Леа на ее месте уже повернула бы всю свою жизнь, а она…
На яхте не отбивали склянок, но Сандра услышала их бой с соседнего судна. Уже два часа ночи, а сон не приходит, наоборот, нервы напряжены, как перед каким-то испытанием.
Флайяно подошел, бесшумно ступая по ковру, отодвинул край портьеры, стараясь разглядеть, спит ли она, в тусклом розовом свете ночника… Сандра замерла, не дрогнув ресницами. Иво снова задернул портьеру, открыл дверь в коридор и свистнул особым, приглушенным свистом ночного вора.
В каюту вошел Пьетро. Щелкнул замок каютной двери. Сандра услыхала быстрый шепот Флайяно:
– Теперь можно!.. Ты достань и принеси мне, только незаметно. Выбери время…
– Да я могу хоть сейчас!.. Я спрятал их удобно – рассыпал под изоляцией трубки кабеля в рулевой колонке. Никакой черт…
– Ш-ш! Тогда неси сейчас.
– Одна минута! А синьора? Она спит?
– Конечно же, дурень!
Снова тихонько щелкнул замок. Сандра, подумавшая, что речь идет об алмазах доли Флайяно, вся превратилась в слух при последних словах Иво.
Осторожно открылась дверь. Оба зашептались.
– Проверьте, хозяин.
– Полно, Пьетро. Сколько было, помнишь?
– Сто пятьдесят восемь штук. Посчитайте, я принес кучей, без счета. Узелок порядочный…
– Ладно, не болтай лишнего! Сандра проснется!
– А вдруг она узнает, хозяин? Конечно, узнает, не теперь, так после.
– У меня есть чем припугнуть девчонку. Мы ее скрутим!
Пушок на высокой шее Сандры зашевелился. С бесконечной осторожностью она встала и через щелку между занавесью и стенкой заглянула в освещенную каюту.
Иво сидел перед письменным столом, наполовину прикрывая собой рассыпанное множество алмазов самой разной величины, с азартом пересчитывая драгоценные камни. Сандра отступила назад и легла в постель, чутко прислушиваясь. Чиркнула спичка, лязгнул замок сейфа.
– А если вдруг придут с обыском, хозяин? – недоверчиво спросил Пьетро.
– Не придут – отплываем послезавтра. А придут, ты только не отлучайся никуда, пока я тут – успеем перепрятать.
Проснувшийся поздно, Флайяно потянулся к Сандре, лежавшей, заложив руки за голову. Ее холодный взгляд не обескуражил Флайяно. Тогда она резко вскочила и распахнула портьеру.
Усевшись на край письменного стола, Сандра сказала, задыхаясь от волнения:
– Пора объясниться, Иво. Ночью я все слышала! Ты обокрал товарищей!
Одним прыжком Флайяно оказался перед Сандрой, оскалив зубы и меряя ее безжалостным и опасливым взглядом гангстера.
– Ты слышала, может быть, подсматривала. Тогда узнаешь, что я приготовил для таких, как ты, для тебя. Молчи, забудь, и все останется по-прежнему. Иначе… я запру тебя и… – Флайяно стал медленно приближаться.
– Поздно! Я говорила ночью с капитаном!
Флайяно завизжал от злобы. Сандра, собрав всю волю, медленно закурила.
– Капитан, пока ты спал, уже рассказал все команде. Все твои друзья, кроме тех, которых ты поспешил спровадить на берег, знают об украденных тобой ста пятидесяти восьми алмазах. Это чтобы ты не вздумал сделать чего-нибудь со мной… или сам удрать. Успокойся и слушай. Если через час ты не созовешь всех в свою каюту и не разделишь алмазы, то я иду в полицию. Что бы там мне ни было за это. Соучастница алмазного хищника – куда ни шло, но соучастницей бандита не была и не буду.
Сандра двинулась к двери. Иво настиг ее и хотел ударить в лицо. Она увернулась и выскочила в коридор.
Не прошло и четверти часа, как Флайяно собрал весь экипаж, сурово ожидавший оправданий хозяина. Иво Флайяно преобразился. Ласково улыбаясь, он рассказал, как он нашел упакованную кучку алмазов и как решил сделать всем сюрприз, когда окончательно минует опасность. Они уходят завтра, и он ночью стал подготовлять сюрприз, а Сандра, ничего не поняв, все испортила своей истерикой. Теперь он просит всех собраться в каюте, задернуть шторы и приняться за дележ найденных им камней.
Флайяно бесстыдно отметил, что он сам ждет большей доли, как нашедший сокровище и, конечно, как владелец яхты.
Люди только переглядывались, и веря и не веря. Стало похоже на правду, когда Флайяно, тщательно заперев дверь, достал из сейфа простой узелок и высыпал из него на стол полторы сотни крупных горошин – алмазов. Среди них семнадцать камней крупного размера составляли сокровище, добытое адским трудом и риском, но в последний момент ускользнувшее из рук нашедших его людей, чтобы пролежать еще пятнадцать лет в белом холме на Берегу Скелетов. Сандра смотрела на камни и думала о несбывшихся надеждах безвестных, отважных искателей, схватке с полицией, выстрелах, смертях и тюрьме. С отвращением вспомнила алчный шепоток Флайяно, пересчитывавшего украденное, и решила, что с этих пор она никогда не будет носить бриллиантовых украшений.
Как ни старался киноартист представить случившееся ошибкой, недоверие и опаска, посеянные инцидентом, прочно укрепились среди экипажа яхты, более уже не представлявшего дружной молодой компании, отправившейся навстречу приключениям. Драгоценные впечатления дальних странствий были подменены убогой жаждой обогащения, завистью и подозрительностью, боязнью, как бы не украли долю добычи, как бы не обманули, не донесли те, что сочли себя наиболее обиженными.
Капитан взял доли лейтенанта, Чезаре и Леа и заторопился к себе. Флайяно и Сандра оставались в каюте одни. Сандра быстро вытащила чемодан. Распахнув гардероб, она достала два легких платья, шерстяную кофту и пеструю юбку, прибавила к ним непромокаемый плащ и вечерние туфли. Иво, не отрываясь, как в трансе, следил за быстрыми и точными движениями ее рук, легкими шагами стройных ног. Чувство собственника, вернее хищника, при виде ускользающей добычи наполняло Флайяно ненавистью. Он терял очаровательную любовницу, и мысль, что она будет любить еще кого-то, наверное проклятого лейтенанта, стала для него невыносимой. Темный румянец выступил на обезображенном злобой лице артиста, дыхание стало частым и прерывистым. Сжались кулаки. Сандра внимательно следила за ним в трельяже.
– Без сцен, Флайяно, будь хоть напоследок благороден, как в своих фальшивых фильмах. Кстати, я попросила капитана с инженером постоять в коридоре, пока я не выйду.
– Ты уходишь совсем?
– Навсегда, Иво. И дома постараюсь принять меры, чтобы твои желания не исполнились. В детективных романах жертва не успевает догадаться и предупредить намерения гангстера. Бывает это и в жизни, но не в этом случае. Мои друзья будут знать обо всем, и, если я вдруг исчезну, они найдут причину… – Сандра перешла на более приветливый тон: – Я взяла только свое собственное. То, что ты мне покупал, осталось. Пригодится. Браслет и часики лежат в ящичке трельяжа. О тех алмазах, что пришлись на мою долю из первого дележа, я и не говорю – разве ты их отдашь!.. – Злорадная усмешка Иво подтвердила слова Сандры. – Пусть они пойдут тебе в плату за поездку сюда. Считай, что я наняла твою яхту, ну и тебя с ней вместе… до Кейптауна. Пожалуй, это самый выгодный контракт в твоей жизни. Прощай! – Флайяно сделал резкое движение к двери.
– Капитан, милый! – громко позвала Сандра.
Дверь без стука распахнулась, и Каллегари с инженером подхватили чемодан и сумку Сандры. Щелкнул замок. Флайяно выпученными глазами тупо уставился на полированное дерево, вскочил, схватился за ручку, медленно отпустил ее и яростно заметался по каюте, бормоча гнуснейшие слова в адрес Сандры. Вспотев, он плюхнулся в кресло, включил вентилятор и принялся обтираться платком. Тихое жужжание и струя прохлады постепенно его успокоили, а две сигареты подряд и стаканчик коньяку восстановили утраченное равновесие.
Флайяно раскрыл бюро, достал плотный желтый конверт и лист такой же бумаги, подумал и стал писать:
«Начальнику полиции города Кейптауна… должен предупредить вас, что на борту моей яхты находились в числе других спутников бывшая киноартистка Сандра Читти и бывший лейтенант итальянского военного флота Андреа Монтуори. Мне стало известно, что оба указанных лица немедленно по прибытии в Кейптаун занялись тайной скупкой краденых алмазов, вступив в сношения с шайкой портовых воров и контрабандистов. Я попросил указанных лиц покинуть мою яхту, не находя возможным продолжать совместное путешествие с подобными спутниками. Не обладая доказательствами, я не счел возможным немедленно поставить вас в известность, о чем сожалею. Настоящее письмо является попыткой исправить мою ошибку и успокоить мою гражданскую совесть. Полагаю, что тщательный обыск в вещах господ Читти и Монтуори обнаружит уличающие их в контрабанде алмазы и оба преступника понесут заслуженное наказание».
Флайяно запер донос в сейф и, весело насвистывая, пошел на палубу. Торжествующая злая радость накипала в его душе. Представляя, как цепкая южноафриканская полиция схватит Сандру и Андреа, он принялся хохотать. Хороший получат они медовый месяц – в тюрьме!
Капитан Каллегари позвонил Андреа и повез Сандру в город. Не успели они пересечь Эддерли-стрит, как сияющий Андреа уже махал им с тротуара. Все трое отправились на Викториа-стрит к Чезаре и Леа. Пришлось просидеть в вестибюле гостиницы с полчаса, пока Леа и Чезаре не вернулись с врачебного приема. За это время Андреа узнал историю с утаенной находкой. Она не произвела на него ожидаемого впечатления: Андреа не сводил глаз с Сандры. Он даже вздрогнул, когда капитан радостно крикнул, приветствуя вошедших Леа и Чезаре:
– Ну что, как дела с врачишками?
– Пока ничего, – ответил Чезаре, – впрочем, сегодня лишь предварительный визит к ассистенту. Главная консультация будет послезавтра, в четверг, у профессора.
– Дайте мне каблограмму в Коломбо, борт «Аквилы», о том, как пойдут дела. Обещаете? Сегодня наша последняя встреча. Вечером берем воду и топливо, на рассвете уходим.
Чезаре поклялся, и капитан принялся было за повторение рассказа о Флайяно. Но осторожный Чезаре повел их в номер, тщательно осмотрел окна, драпировки и запер дверь. Тогда капитан дал полную волю негодованию и рассказал обо всем происшедшем.
– Боже великий! Кто бы мог подумать, что Флайяно… ведь я знаю его давно, еще до его грандиозного успеха. Когда он смог так душевно деградировать?
– А мне кажется, что всякий большой успех неизбежно ведет к деградации. Только сильные душой и целеустремленные люди не поддаются. Они слишком увлечены творчеством, чтобы лелеять свой успех, как поступает человек мелкий, – спокойно сказала Сандра. Она пережила падение своего возлюбленного, давно подготовлявшего почву для разрыва.
– Полно вам теоретизировать! – сказал Андреа, до которого только сейчас дошел истинный смысл всего происшедшего. – Я не вижу здесь ничего, кроме элементарного скотства.
– Что вы думаете делать дальше, Сандра? – спросил Андреа.
– Продам два своих кольца и кулон с хорошим изумрудом. Мне хватит на самолет до Рима.
– А дальше?
– Есть такой знаменитый шведский фотограф Руне Хасснер, президент фотообъединения «Тио». Два года назад в Риме он предлагал мне…
– Зачем это вам теперь, Сандра, – вмешался лейтенант, – ваши камни дадут вам возможность десять лет жить и путешествовать!
– Ах верно! Я совсем забыла! Не десять, наверное, но пять: моя доля от первой добычи осталась у него…
– Мы отдадим вам по трети своей, этой вот, что вы принесли. Ведь если бы не вы, нам никогда не видать бы их. А теперь я чувствую себя миллионером, и мне принадлежит весь свет! – воскликнул Чезаре.
– Это и доказывает, что вы никогда не будете миллионером и не имеете понятия о настоящем богатстве! Я с радостью принимаю дружескую помощь, но жить за счет друзей не могу. Старомодное воспитание! Принимаю, если человек идет за меня на опасность, спасая от несчастья, болезни, нападения. А принять деньги, отнимая, скажем, половину его планов работы, спокойной жизни, намеченных путешествий, – мне это так мешает, что исключается! У каждого своя судьба, пока двое не соединят их вместе, как вы с Леа… Сейчас вы в идеальном положении для художника – в состоянии посвятить себя творчеству и отдать ему несколько лет, не думая ни о чем… кроме Леа!..
– Чезаре, Чезаре! – Леа повисла на шее художника. – Ведь Сандра говорит правду! Пришло то, о чем мы мечтали в замерзавшем Неаполе!
– Пришло… но как-то не так. А, что там, в жизни всегда приходит все иначе, чем в мечтах. Встают новые тревоги, подкрадываются нежданные беды.
Лейтенант порывался что-то сказать, но так и не произнес ни слова. Капитан сказал, делая попытку подняться с кресла:
– Ну вот, вы теперь вместе, компания неплохая. А мне пора. Будь я проклят, но страшно жалко со всеми вами расставаться. Привык как-то!
В мгновение ока Леа и Сандра оказались на ручках его кресла, обнимая шею капитана.
– Честное слово, сцена слезу прошибет! – насмешливо прищурился Чезаре. – Я бы на вашем месте бросил хозяина, поскольку дрянь из него выперла, яснее не нужно!
– Обязан! Не могу бросить, не Флайяно – «Аквилу». Отцепитесь-ка на минутку, девочки, а то от гладких ваших рук нет ясности в голове. – Сандра и Леа вернулись к своему дивану. Капитан разжег трубку. – Смотрел я на вас и испугался Флайяно. Трудно бывает даже представить, что придумает такая голова. В ней мысли идут иными путями, чем у нормальных людей. У Флайяно еще и ревность. Я давно заметил, как он следил за Сандрой и Андреа. Ладно, не отрицайте, мы тоже не без глаз. Вдруг он вздумает сообщить в полицию, что у вас есть алмазы? Вас обыщут, может быть, даже в самолете, и тогда обвинят в контрабанде, посадят в тюрьму, к полному удовольствию Флайяно.
– Но ведь он сам тоже ставит себя под подозрение? И мы на суде сможем разоблачить его, – возразил лейтенант.
– И разоблачайте на здоровье, когда он будет за тысячи миль отсюда, в другой стране. Время пройдет, камни будут проданы, и наш милый хозяин будет резвиться в Полинезии.
– Мамма миа, как говорит Леа! Вы мудрый человек, капитан! Но что же делать? – Сандра беспомощно оглянулась. – Послать алмазы почтой нельзя, спрятать негде: Чезаре и Леа под такой же опасностью!
– Пожалуй. Я было сам хотел поручить свои камни лейтенанту. Опасаюсь Флайяно и его верных сподвижников Пьетро и Джулио. Теперь вижу, что нельзя. Наоборот, давайте мне все, что у вас есть, я спрячу на яхте. Ни одна душа не будет знать, а в Коломбо я свободен. Там большой ювелирный рынок, а может быть, стоит проехать в Индию для полной безопасности. Если верите мне, что я сохраню их, и если хотите, то продам. Пожалуй, я сумею это лучше вас.
– Боже, какой чудесный план! – Сандра крепко поцеловала капитана. – Только бы это не оказалось для вас опасным!
– Буду осторожен. Теперь не так страшно, когда знаешь, с кем имеешь дело. Конечно, если что-нибудь случится с яхтой… море есть море…
– Ну, этого ни предвидеть, ни предупредить нельзя, – хладнокровно ответил Чезаре. – Тогда мы останемся, какими были до плавания, ни больше, ни меньше. Нет, меньше, если мы потеряем вас.
– И больше потому, что мы подружились и многому научились в плавании, – добавила Сандра.
Капитан поднялся, тщательно рассовал пакетики с камнями по карманам своего слишком просторного кителя и уехал прямо на яхту. Четверо молодых людей продолжали обсуждать потрясающие новости. После обеда в недорогом ресторане Леа вернулась домой, а Сандра с Чезаре и лейтенантом пошли продавать изумруд и кольца. Сверх ожидания за один лишь кулон Сандра выручила вдвое больше, чем предполагала за все украшения. Должно быть, действительная стоимость камня была очень высокой. Сандра не знала, что после истощения уральских месторождений изумруды такой чистой воды и настоящего зеленого цвета стали большой редкостью.
Сандра осталась переночевать в номере с Чезаре и Леа, а наутро получила маленькую комнату на самом верхнем этаже гостиницы, с видом на Ботанический сад и парковую часть города, поднимавшуюся по склонам суровой кубической громады Столовой горы.
Лейтенант Андреа тоже перебрался на верхний этаж в то самое утро, когда «Аквила» вышла из бухты. Профессор Ван-Хепен потребовал от Леа дополнительного обследования. Чезаре неотступно ходил с ней. Сандра с лейтенантом оказались предоставленными самим себе. Без устали бродили они по красивому городу, ездили в окрестности, подымались на Столовую гору.
Аллеи могучих дубов стояли еще не тронутые осенью, только листья их приобрели медный оттенок. Множество белок возились в их ветвях, заготовляя желуди на осень. Почти ручные зверьки не боялись людей и яростно стрекотали, враждуя с голубями. Молодые люди побывали в театре Банту, смотрели балет, «цветную» руританскую оперетту. Удивительная естественность, превосходные мелодичные и глубокие голоса, танцы, в которых прекрасные тела жили пламенной, неведомой для европейца жизнью. Сандра была совершенно очарована.
– Как это может быть? – повторяла она, показывая на таблички, прицепленные к вагонам трамваев и пригородных поездов с надписями на африкаансе (голландском) и английском языках: «Ни бланкес» – «Не для белых». Такие же надписи красовались на уборных, а рестораны и магазины побогаче, наоборот, возвещали, что они «только для европейцев».
– И это в середине двадцатого века, после того как разгромлен фашизм!
– Кто вам сказал, Андреа, что он разгромлен? Разгромлены три фашистских государства, а зреют новые, в другом обличье, под другими политическими лозунгами. Но везде одно и то же: какие-то господствующие классы, группы, слои, как их там ни называйте, захватившие право подавлять мнения и желания всех остальных, навязывать им под видом законов и политических программ низкий уровень жизни, чинить любой произвол…
Вот вам, кстати, типичный фашистик – наш Флайяно. А сколько я видела тут таких же на светском балу. Заносчивость и надменность здешних дам перед «цветными» даже трудно представить. Любая европейская дрянь, которой у себя на родине цена чентезимо, здесь она тем более требовательна, нагла и нетерпима, чем ниже она сама чувствует себя перед действительно талантливыми представителями других, непривилегированных рас. Впрочем, тут даже не нужны расовые различия. То же самое в Европе между привилегированными и низшими слоями. Только там оно скрытое, сейчас не модно. А тут все наружу и в наивысшей степени наглости.
– Я мечтал не только о Полинезии, но и о Кейптауне – этом прекрасном городе на пути к Востоку, – признался лейтенант. – Что ж, город действительно красив, кого тут только нет. Но он мне неприятен из-за остро чувствующегося здесь напряжения. Кажется, что одни ждут все время, что их накажут, а другие – что должны будут требовать наказания и наказывать.
Андреа обвел рукой весь гигантский амфитеатр Кейптауна:
– Вот там, выше всех, дворцы богатеев, в парках, с просторными садами. Ниже, видите, маленькие особнячки с садиками, это для преуспевающих служащих и чиновников. Еще ниже большие дома с наемными квартирами для средней массы белого и малой доли «цветного» населения. Следующая ступень – пыльные узкие улочки с небольшими домиками вокруг мечетей, там живут индонезийцы, индийцы и другие мнимые «цветные». А совсем низко, на песках побережья, где постоянный ветер крутит пыль и мусор, там поселки африканцев – пондокки. Я уверен, если посчитать, на самом верху населения в тысячи раз меньше, чем внизу, – вот вам налицо картина устройства общества. Пожалуй, большие города Европы куда демократичнее, по внешности хотя бы.
– О нет, нет! – страстно возразила Сандра. – Там на улицах – бешенство автомобилей, и мне кажется, что все они дышат злобой к пешеходам, а пешеходы злятся на них. В спешке суетятся толпы безыменные и безликие, огромные дома набиты людьми, скученными в низких душных комнатах, согнувшимися над столами и станками в монотонной и нудной работе. А вечером начнется погоня за развлечениями, раздастся грохот воющей и стучащей ритмической музыки, призраки кино, экраны телевизоров, сочащиеся голубым ядом. И выпивка за выпивкой, сотни тысяч людей пропитаны алкоголем, умеряющим нервный спазм нетерпения, ожидания чего-то лучшего, что не приходит, да и не может прийти. И незаметно жизнь ухудшается и нищает, человек, стремящийся к успеху, видит, что он обманут. Квартира, которую он ждал несколько лет, оказывается дешевой клетушкой, заработок по-прежнему не обеспечивает исполнения даже скромных желаний, дети становятся не радостью и опорой, а обузой и обидой. И тогда перед человеком встает колоссальный вопросительный знак – зачем?
– И мы с вами живем в этих огромных городах!
– И знаете почему?
– Нет!
– Что-то в самой атмосфере города подгоняет нас и не дает залениться, может быть, возможности, скрытые в культурных ценностях нашего мира, сконцентрированных, разумеется, только в больших городах.
– Видимо, вы правы, но меня, как военного, пугают гигантские города. Они ведь чудовищные мышеловки на случай ядерной войны, и правительствам не мешало бы это предвидеть. Я не говорю о прямом поражении ядерными ракетами или бомбами. Каждому очевидно, что люди, как нарочно, собраны, чтобы стать перед всеобщей и быстрой смертью. Нет, пусть не будет такого! И все же каждый колоссальный город – Париж, Токио, Нью-Йорк, Лондон, – как водоворот, вбирает в себя массы воды, пищи, топлива в количествах, какие мы с вами даже не представим. И если хоть маленький, совсем короткий перебой, разруха в транспорте, работе коммуникаций, тогда город станет исполинской ловушкой голодной смерти. Или гибели от жажды более верной, чем в пустыне.
– Это хороший образ – водоворот. Или воронка мельницы, все перемалывающей и производящей нервнобольное, худосочное племя, все дальше уходящее от прежнего идеала человека, каким мы его привыкли видеть в произведениях искусства и мысли прошлых столетий. Нет, настоящие города будущего должны быть похожими на такие вот небольшие дома в маленьких садах, какое бы пространство они ни занимали. И если мы не решим задачи с городами и транспортом, то вся наша цивилизация полетит к черту, породив поколения людей, негодных для серьезной работы, в чем бы эта работа ни заключалась! За городскую жизнь к человеку приступают четыре неминуемые расплаты. За безделье, малость личного труда – шизофрения, за излишний комфорт, леность и жадную еду – склероз, инфаркт; за переживание срока, на какой рассчитан наследственностью данный индивид, – рак, за деторождение как попало, за беспорядочные браки по минутной прихоти, за безответственность в таком важнейшем вопросе, как будущность собственных детей, – расплата – плохая стойкость детей к заболеваниям, наследственные болезни, кретинизм, уменьшение умственных и физических сил потомства.
– Положительно, вам надо писать, Сандра, – взволнованно сказал лейтенант. – Из вас вышел бы хороший публицист.
– Не знаю. Просто я сегодня в ударе. Может быть, четыре дня в Кейптауне, ощущение свободы сделали это. Ведь я порядочно устала быть коком на нашей яхте.
Рассыпалась компания хороших людей, и предстоящее плавание с Флайяно уже ничего не обещало. В довершение всего Флайяно, чувствовавший отдаление Сандры, стал донимать ее ревнивой страстью. Сандра понимала желание своего возлюбленного утвердить свое мужское право, подчеркнуть ее безраздельную принадлежность себе – обладателю многих красивых вещей. Желание, вызванное только ревностью. В Древней Элладе половую любовь считали даром богов, в Индии – вознесли до молитвенного служения. А мы, европейцы, унизили ее до похабного дела, о котором слюнявые юнцы пишут на стенах общественных уборных, а импотенты стараются представить ее простым инстинктом воспроизведения, равным любому скоту.
И сегодня восторженным чутьем собственника Флайяно угадал тоску Сандры, как только они вернулись с бала. Последовала сцена с угрозами и упреками.
Сандра лежала не шевелясь, снедаемая стыдом и тоской, презирая себя за свойственную ей медлительность в решениях, а может быть, и просто неумение бороться. Пылкая и резкая Леа на ее месте уже повернула бы всю свою жизнь, а она…
На яхте не отбивали склянок, но Сандра услышала их бой с соседнего судна. Уже два часа ночи, а сон не приходит, наоборот, нервы напряжены, как перед каким-то испытанием.
Флайяно подошел, бесшумно ступая по ковру, отодвинул край портьеры, стараясь разглядеть, спит ли она, в тусклом розовом свете ночника… Сандра замерла, не дрогнув ресницами. Иво снова задернул портьеру, открыл дверь в коридор и свистнул особым, приглушенным свистом ночного вора.
В каюту вошел Пьетро. Щелкнул замок каютной двери. Сандра услыхала быстрый шепот Флайяно:
– Теперь можно!.. Ты достань и принеси мне, только незаметно. Выбери время…
– Да я могу хоть сейчас!.. Я спрятал их удобно – рассыпал под изоляцией трубки кабеля в рулевой колонке. Никакой черт…
– Ш-ш! Тогда неси сейчас.
– Одна минута! А синьора? Она спит?
– Конечно же, дурень!
Снова тихонько щелкнул замок. Сандра, подумавшая, что речь идет об алмазах доли Флайяно, вся превратилась в слух при последних словах Иво.
Осторожно открылась дверь. Оба зашептались.
– Проверьте, хозяин.
– Полно, Пьетро. Сколько было, помнишь?
– Сто пятьдесят восемь штук. Посчитайте, я принес кучей, без счета. Узелок порядочный…
– Ладно, не болтай лишнего! Сандра проснется!
– А вдруг она узнает, хозяин? Конечно, узнает, не теперь, так после.
– У меня есть чем припугнуть девчонку. Мы ее скрутим!
Пушок на высокой шее Сандры зашевелился. С бесконечной осторожностью она встала и через щелку между занавесью и стенкой заглянула в освещенную каюту.
Иво сидел перед письменным столом, наполовину прикрывая собой рассыпанное множество алмазов самой разной величины, с азартом пересчитывая драгоценные камни. Сандра отступила назад и легла в постель, чутко прислушиваясь. Чиркнула спичка, лязгнул замок сейфа.
– А если вдруг придут с обыском, хозяин? – недоверчиво спросил Пьетро.
– Не придут – отплываем послезавтра. А придут, ты только не отлучайся никуда, пока я тут – успеем перепрятать.
Проснувшийся поздно, Флайяно потянулся к Сандре, лежавшей, заложив руки за голову. Ее холодный взгляд не обескуражил Флайяно. Тогда она резко вскочила и распахнула портьеру.
Усевшись на край письменного стола, Сандра сказала, задыхаясь от волнения:
– Пора объясниться, Иво. Ночью я все слышала! Ты обокрал товарищей!
Одним прыжком Флайяно оказался перед Сандрой, оскалив зубы и меряя ее безжалостным и опасливым взглядом гангстера.
– Ты слышала, может быть, подсматривала. Тогда узнаешь, что я приготовил для таких, как ты, для тебя. Молчи, забудь, и все останется по-прежнему. Иначе… я запру тебя и… – Флайяно стал медленно приближаться.
– Поздно! Я говорила ночью с капитаном!
Флайяно завизжал от злобы. Сандра, собрав всю волю, медленно закурила.
– Капитан, пока ты спал, уже рассказал все команде. Все твои друзья, кроме тех, которых ты поспешил спровадить на берег, знают об украденных тобой ста пятидесяти восьми алмазах. Это чтобы ты не вздумал сделать чего-нибудь со мной… или сам удрать. Успокойся и слушай. Если через час ты не созовешь всех в свою каюту и не разделишь алмазы, то я иду в полицию. Что бы там мне ни было за это. Соучастница алмазного хищника – куда ни шло, но соучастницей бандита не была и не буду.
Сандра двинулась к двери. Иво настиг ее и хотел ударить в лицо. Она увернулась и выскочила в коридор.
Не прошло и четверти часа, как Флайяно собрал весь экипаж, сурово ожидавший оправданий хозяина. Иво Флайяно преобразился. Ласково улыбаясь, он рассказал, как он нашел упакованную кучку алмазов и как решил сделать всем сюрприз, когда окончательно минует опасность. Они уходят завтра, и он ночью стал подготовлять сюрприз, а Сандра, ничего не поняв, все испортила своей истерикой. Теперь он просит всех собраться в каюте, задернуть шторы и приняться за дележ найденных им камней.
Флайяно бесстыдно отметил, что он сам ждет большей доли, как нашедший сокровище и, конечно, как владелец яхты.
Люди только переглядывались, и веря и не веря. Стало похоже на правду, когда Флайяно, тщательно заперев дверь, достал из сейфа простой узелок и высыпал из него на стол полторы сотни крупных горошин – алмазов. Среди них семнадцать камней крупного размера составляли сокровище, добытое адским трудом и риском, но в последний момент ускользнувшее из рук нашедших его людей, чтобы пролежать еще пятнадцать лет в белом холме на Берегу Скелетов. Сандра смотрела на камни и думала о несбывшихся надеждах безвестных, отважных искателей, схватке с полицией, выстрелах, смертях и тюрьме. С отвращением вспомнила алчный шепоток Флайяно, пересчитывавшего украденное, и решила, что с этих пор она никогда не будет носить бриллиантовых украшений.
Как ни старался киноартист представить случившееся ошибкой, недоверие и опаска, посеянные инцидентом, прочно укрепились среди экипажа яхты, более уже не представлявшего дружной молодой компании, отправившейся навстречу приключениям. Драгоценные впечатления дальних странствий были подменены убогой жаждой обогащения, завистью и подозрительностью, боязнью, как бы не украли долю добычи, как бы не обманули, не донесли те, что сочли себя наиболее обиженными.
Капитан взял доли лейтенанта, Чезаре и Леа и заторопился к себе. Флайяно и Сандра оставались в каюте одни. Сандра быстро вытащила чемодан. Распахнув гардероб, она достала два легких платья, шерстяную кофту и пеструю юбку, прибавила к ним непромокаемый плащ и вечерние туфли. Иво, не отрываясь, как в трансе, следил за быстрыми и точными движениями ее рук, легкими шагами стройных ног. Чувство собственника, вернее хищника, при виде ускользающей добычи наполняло Флайяно ненавистью. Он терял очаровательную любовницу, и мысль, что она будет любить еще кого-то, наверное проклятого лейтенанта, стала для него невыносимой. Темный румянец выступил на обезображенном злобой лице артиста, дыхание стало частым и прерывистым. Сжались кулаки. Сандра внимательно следила за ним в трельяже.
– Без сцен, Флайяно, будь хоть напоследок благороден, как в своих фальшивых фильмах. Кстати, я попросила капитана с инженером постоять в коридоре, пока я не выйду.
– Ты уходишь совсем?
– Навсегда, Иво. И дома постараюсь принять меры, чтобы твои желания не исполнились. В детективных романах жертва не успевает догадаться и предупредить намерения гангстера. Бывает это и в жизни, но не в этом случае. Мои друзья будут знать обо всем, и, если я вдруг исчезну, они найдут причину… – Сандра перешла на более приветливый тон: – Я взяла только свое собственное. То, что ты мне покупал, осталось. Пригодится. Браслет и часики лежат в ящичке трельяжа. О тех алмазах, что пришлись на мою долю из первого дележа, я и не говорю – разве ты их отдашь!.. – Злорадная усмешка Иво подтвердила слова Сандры. – Пусть они пойдут тебе в плату за поездку сюда. Считай, что я наняла твою яхту, ну и тебя с ней вместе… до Кейптауна. Пожалуй, это самый выгодный контракт в твоей жизни. Прощай! – Флайяно сделал резкое движение к двери.
– Капитан, милый! – громко позвала Сандра.
Дверь без стука распахнулась, и Каллегари с инженером подхватили чемодан и сумку Сандры. Щелкнул замок. Флайяно выпученными глазами тупо уставился на полированное дерево, вскочил, схватился за ручку, медленно отпустил ее и яростно заметался по каюте, бормоча гнуснейшие слова в адрес Сандры. Вспотев, он плюхнулся в кресло, включил вентилятор и принялся обтираться платком. Тихое жужжание и струя прохлады постепенно его успокоили, а две сигареты подряд и стаканчик коньяку восстановили утраченное равновесие.
Флайяно раскрыл бюро, достал плотный желтый конверт и лист такой же бумаги, подумал и стал писать:
«Начальнику полиции города Кейптауна… должен предупредить вас, что на борту моей яхты находились в числе других спутников бывшая киноартистка Сандра Читти и бывший лейтенант итальянского военного флота Андреа Монтуори. Мне стало известно, что оба указанных лица немедленно по прибытии в Кейптаун занялись тайной скупкой краденых алмазов, вступив в сношения с шайкой портовых воров и контрабандистов. Я попросил указанных лиц покинуть мою яхту, не находя возможным продолжать совместное путешествие с подобными спутниками. Не обладая доказательствами, я не счел возможным немедленно поставить вас в известность, о чем сожалею. Настоящее письмо является попыткой исправить мою ошибку и успокоить мою гражданскую совесть. Полагаю, что тщательный обыск в вещах господ Читти и Монтуори обнаружит уличающие их в контрабанде алмазы и оба преступника понесут заслуженное наказание».
Флайяно запер донос в сейф и, весело насвистывая, пошел на палубу. Торжествующая злая радость накипала в его душе. Представляя, как цепкая южноафриканская полиция схватит Сандру и Андреа, он принялся хохотать. Хороший получат они медовый месяц – в тюрьме!
Капитан Каллегари позвонил Андреа и повез Сандру в город. Не успели они пересечь Эддерли-стрит, как сияющий Андреа уже махал им с тротуара. Все трое отправились на Викториа-стрит к Чезаре и Леа. Пришлось просидеть в вестибюле гостиницы с полчаса, пока Леа и Чезаре не вернулись с врачебного приема. За это время Андреа узнал историю с утаенной находкой. Она не произвела на него ожидаемого впечатления: Андреа не сводил глаз с Сандры. Он даже вздрогнул, когда капитан радостно крикнул, приветствуя вошедших Леа и Чезаре:
– Ну что, как дела с врачишками?
– Пока ничего, – ответил Чезаре, – впрочем, сегодня лишь предварительный визит к ассистенту. Главная консультация будет послезавтра, в четверг, у профессора.
– Дайте мне каблограмму в Коломбо, борт «Аквилы», о том, как пойдут дела. Обещаете? Сегодня наша последняя встреча. Вечером берем воду и топливо, на рассвете уходим.
Чезаре поклялся, и капитан принялся было за повторение рассказа о Флайяно. Но осторожный Чезаре повел их в номер, тщательно осмотрел окна, драпировки и запер дверь. Тогда капитан дал полную волю негодованию и рассказал обо всем происшедшем.
– Боже великий! Кто бы мог подумать, что Флайяно… ведь я знаю его давно, еще до его грандиозного успеха. Когда он смог так душевно деградировать?
– А мне кажется, что всякий большой успех неизбежно ведет к деградации. Только сильные душой и целеустремленные люди не поддаются. Они слишком увлечены творчеством, чтобы лелеять свой успех, как поступает человек мелкий, – спокойно сказала Сандра. Она пережила падение своего возлюбленного, давно подготовлявшего почву для разрыва.
– Полно вам теоретизировать! – сказал Андреа, до которого только сейчас дошел истинный смысл всего происшедшего. – Я не вижу здесь ничего, кроме элементарного скотства.
– Что вы думаете делать дальше, Сандра? – спросил Андреа.
– Продам два своих кольца и кулон с хорошим изумрудом. Мне хватит на самолет до Рима.
– А дальше?
– Есть такой знаменитый шведский фотограф Руне Хасснер, президент фотообъединения «Тио». Два года назад в Риме он предлагал мне…
– Зачем это вам теперь, Сандра, – вмешался лейтенант, – ваши камни дадут вам возможность десять лет жить и путешествовать!
– Ах верно! Я совсем забыла! Не десять, наверное, но пять: моя доля от первой добычи осталась у него…
– Мы отдадим вам по трети своей, этой вот, что вы принесли. Ведь если бы не вы, нам никогда не видать бы их. А теперь я чувствую себя миллионером, и мне принадлежит весь свет! – воскликнул Чезаре.
– Это и доказывает, что вы никогда не будете миллионером и не имеете понятия о настоящем богатстве! Я с радостью принимаю дружескую помощь, но жить за счет друзей не могу. Старомодное воспитание! Принимаю, если человек идет за меня на опасность, спасая от несчастья, болезни, нападения. А принять деньги, отнимая, скажем, половину его планов работы, спокойной жизни, намеченных путешествий, – мне это так мешает, что исключается! У каждого своя судьба, пока двое не соединят их вместе, как вы с Леа… Сейчас вы в идеальном положении для художника – в состоянии посвятить себя творчеству и отдать ему несколько лет, не думая ни о чем… кроме Леа!..
– Чезаре, Чезаре! – Леа повисла на шее художника. – Ведь Сандра говорит правду! Пришло то, о чем мы мечтали в замерзавшем Неаполе!
– Пришло… но как-то не так. А, что там, в жизни всегда приходит все иначе, чем в мечтах. Встают новые тревоги, подкрадываются нежданные беды.
Лейтенант порывался что-то сказать, но так и не произнес ни слова. Капитан сказал, делая попытку подняться с кресла:
– Ну вот, вы теперь вместе, компания неплохая. А мне пора. Будь я проклят, но страшно жалко со всеми вами расставаться. Привык как-то!
В мгновение ока Леа и Сандра оказались на ручках его кресла, обнимая шею капитана.
– Честное слово, сцена слезу прошибет! – насмешливо прищурился Чезаре. – Я бы на вашем месте бросил хозяина, поскольку дрянь из него выперла, яснее не нужно!
– Обязан! Не могу бросить, не Флайяно – «Аквилу». Отцепитесь-ка на минутку, девочки, а то от гладких ваших рук нет ясности в голове. – Сандра и Леа вернулись к своему дивану. Капитан разжег трубку. – Смотрел я на вас и испугался Флайяно. Трудно бывает даже представить, что придумает такая голова. В ней мысли идут иными путями, чем у нормальных людей. У Флайяно еще и ревность. Я давно заметил, как он следил за Сандрой и Андреа. Ладно, не отрицайте, мы тоже не без глаз. Вдруг он вздумает сообщить в полицию, что у вас есть алмазы? Вас обыщут, может быть, даже в самолете, и тогда обвинят в контрабанде, посадят в тюрьму, к полному удовольствию Флайяно.
– Но ведь он сам тоже ставит себя под подозрение? И мы на суде сможем разоблачить его, – возразил лейтенант.
– И разоблачайте на здоровье, когда он будет за тысячи миль отсюда, в другой стране. Время пройдет, камни будут проданы, и наш милый хозяин будет резвиться в Полинезии.
– Мамма миа, как говорит Леа! Вы мудрый человек, капитан! Но что же делать? – Сандра беспомощно оглянулась. – Послать алмазы почтой нельзя, спрятать негде: Чезаре и Леа под такой же опасностью!
– Пожалуй. Я было сам хотел поручить свои камни лейтенанту. Опасаюсь Флайяно и его верных сподвижников Пьетро и Джулио. Теперь вижу, что нельзя. Наоборот, давайте мне все, что у вас есть, я спрячу на яхте. Ни одна душа не будет знать, а в Коломбо я свободен. Там большой ювелирный рынок, а может быть, стоит проехать в Индию для полной безопасности. Если верите мне, что я сохраню их, и если хотите, то продам. Пожалуй, я сумею это лучше вас.
– Боже, какой чудесный план! – Сандра крепко поцеловала капитана. – Только бы это не оказалось для вас опасным!
– Буду осторожен. Теперь не так страшно, когда знаешь, с кем имеешь дело. Конечно, если что-нибудь случится с яхтой… море есть море…
– Ну, этого ни предвидеть, ни предупредить нельзя, – хладнокровно ответил Чезаре. – Тогда мы останемся, какими были до плавания, ни больше, ни меньше. Нет, меньше, если мы потеряем вас.
– И больше потому, что мы подружились и многому научились в плавании, – добавила Сандра.
Капитан поднялся, тщательно рассовал пакетики с камнями по карманам своего слишком просторного кителя и уехал прямо на яхту. Четверо молодых людей продолжали обсуждать потрясающие новости. После обеда в недорогом ресторане Леа вернулась домой, а Сандра с Чезаре и лейтенантом пошли продавать изумруд и кольца. Сверх ожидания за один лишь кулон Сандра выручила вдвое больше, чем предполагала за все украшения. Должно быть, действительная стоимость камня была очень высокой. Сандра не знала, что после истощения уральских месторождений изумруды такой чистой воды и настоящего зеленого цвета стали большой редкостью.
Сандра осталась переночевать в номере с Чезаре и Леа, а наутро получила маленькую комнату на самом верхнем этаже гостиницы, с видом на Ботанический сад и парковую часть города, поднимавшуюся по склонам суровой кубической громады Столовой горы.
Лейтенант Андреа тоже перебрался на верхний этаж в то самое утро, когда «Аквила» вышла из бухты. Профессор Ван-Хепен потребовал от Леа дополнительного обследования. Чезаре неотступно ходил с ней. Сандра с лейтенантом оказались предоставленными самим себе. Без устали бродили они по красивому городу, ездили в окрестности, подымались на Столовую гору.
Аллеи могучих дубов стояли еще не тронутые осенью, только листья их приобрели медный оттенок. Множество белок возились в их ветвях, заготовляя желуди на осень. Почти ручные зверьки не боялись людей и яростно стрекотали, враждуя с голубями. Молодые люди побывали в театре Банту, смотрели балет, «цветную» руританскую оперетту. Удивительная естественность, превосходные мелодичные и глубокие голоса, танцы, в которых прекрасные тела жили пламенной, неведомой для европейца жизнью. Сандра была совершенно очарована.
– Как это может быть? – повторяла она, показывая на таблички, прицепленные к вагонам трамваев и пригородных поездов с надписями на африкаансе (голландском) и английском языках: «Ни бланкес» – «Не для белых». Такие же надписи красовались на уборных, а рестораны и магазины побогаче, наоборот, возвещали, что они «только для европейцев».
– И это в середине двадцатого века, после того как разгромлен фашизм!
– Кто вам сказал, Андреа, что он разгромлен? Разгромлены три фашистских государства, а зреют новые, в другом обличье, под другими политическими лозунгами. Но везде одно и то же: какие-то господствующие классы, группы, слои, как их там ни называйте, захватившие право подавлять мнения и желания всех остальных, навязывать им под видом законов и политических программ низкий уровень жизни, чинить любой произвол…
Вот вам, кстати, типичный фашистик – наш Флайяно. А сколько я видела тут таких же на светском балу. Заносчивость и надменность здешних дам перед «цветными» даже трудно представить. Любая европейская дрянь, которой у себя на родине цена чентезимо, здесь она тем более требовательна, нагла и нетерпима, чем ниже она сама чувствует себя перед действительно талантливыми представителями других, непривилегированных рас. Впрочем, тут даже не нужны расовые различия. То же самое в Европе между привилегированными и низшими слоями. Только там оно скрытое, сейчас не модно. А тут все наружу и в наивысшей степени наглости.
– Я мечтал не только о Полинезии, но и о Кейптауне – этом прекрасном городе на пути к Востоку, – признался лейтенант. – Что ж, город действительно красив, кого тут только нет. Но он мне неприятен из-за остро чувствующегося здесь напряжения. Кажется, что одни ждут все время, что их накажут, а другие – что должны будут требовать наказания и наказывать.
Андреа обвел рукой весь гигантский амфитеатр Кейптауна:
– Вот там, выше всех, дворцы богатеев, в парках, с просторными садами. Ниже, видите, маленькие особнячки с садиками, это для преуспевающих служащих и чиновников. Еще ниже большие дома с наемными квартирами для средней массы белого и малой доли «цветного» населения. Следующая ступень – пыльные узкие улочки с небольшими домиками вокруг мечетей, там живут индонезийцы, индийцы и другие мнимые «цветные». А совсем низко, на песках побережья, где постоянный ветер крутит пыль и мусор, там поселки африканцев – пондокки. Я уверен, если посчитать, на самом верху населения в тысячи раз меньше, чем внизу, – вот вам налицо картина устройства общества. Пожалуй, большие города Европы куда демократичнее, по внешности хотя бы.
– О нет, нет! – страстно возразила Сандра. – Там на улицах – бешенство автомобилей, и мне кажется, что все они дышат злобой к пешеходам, а пешеходы злятся на них. В спешке суетятся толпы безыменные и безликие, огромные дома набиты людьми, скученными в низких душных комнатах, согнувшимися над столами и станками в монотонной и нудной работе. А вечером начнется погоня за развлечениями, раздастся грохот воющей и стучащей ритмической музыки, призраки кино, экраны телевизоров, сочащиеся голубым ядом. И выпивка за выпивкой, сотни тысяч людей пропитаны алкоголем, умеряющим нервный спазм нетерпения, ожидания чего-то лучшего, что не приходит, да и не может прийти. И незаметно жизнь ухудшается и нищает, человек, стремящийся к успеху, видит, что он обманут. Квартира, которую он ждал несколько лет, оказывается дешевой клетушкой, заработок по-прежнему не обеспечивает исполнения даже скромных желаний, дети становятся не радостью и опорой, а обузой и обидой. И тогда перед человеком встает колоссальный вопросительный знак – зачем?
– И мы с вами живем в этих огромных городах!
– И знаете почему?
– Нет!
– Что-то в самой атмосфере города подгоняет нас и не дает залениться, может быть, возможности, скрытые в культурных ценностях нашего мира, сконцентрированных, разумеется, только в больших городах.
– Видимо, вы правы, но меня, как военного, пугают гигантские города. Они ведь чудовищные мышеловки на случай ядерной войны, и правительствам не мешало бы это предвидеть. Я не говорю о прямом поражении ядерными ракетами или бомбами. Каждому очевидно, что люди, как нарочно, собраны, чтобы стать перед всеобщей и быстрой смертью. Нет, пусть не будет такого! И все же каждый колоссальный город – Париж, Токио, Нью-Йорк, Лондон, – как водоворот, вбирает в себя массы воды, пищи, топлива в количествах, какие мы с вами даже не представим. И если хоть маленький, совсем короткий перебой, разруха в транспорте, работе коммуникаций, тогда город станет исполинской ловушкой голодной смерти. Или гибели от жажды более верной, чем в пустыне.
– Это хороший образ – водоворот. Или воронка мельницы, все перемалывающей и производящей нервнобольное, худосочное племя, все дальше уходящее от прежнего идеала человека, каким мы его привыкли видеть в произведениях искусства и мысли прошлых столетий. Нет, настоящие города будущего должны быть похожими на такие вот небольшие дома в маленьких садах, какое бы пространство они ни занимали. И если мы не решим задачи с городами и транспортом, то вся наша цивилизация полетит к черту, породив поколения людей, негодных для серьезной работы, в чем бы эта работа ни заключалась! За городскую жизнь к человеку приступают четыре неминуемые расплаты. За безделье, малость личного труда – шизофрения, за излишний комфорт, леность и жадную еду – склероз, инфаркт; за переживание срока, на какой рассчитан наследственностью данный индивид, – рак, за деторождение как попало, за беспорядочные браки по минутной прихоти, за безответственность в таком важнейшем вопросе, как будущность собственных детей, – расплата – плохая стойкость детей к заболеваниям, наследственные болезни, кретинизм, уменьшение умственных и физических сил потомства.
– Положительно, вам надо писать, Сандра, – взволнованно сказал лейтенант. – Из вас вышел бы хороший публицист.
– Не знаю. Просто я сегодня в ударе. Может быть, четыре дня в Кейптауне, ощущение свободы сделали это. Ведь я порядочно устала быть коком на нашей яхте.