Страница:
И для любителей анализа графиков небольшое дополнение. Масса народу обожает изучать график индекса Доу-Джонса, стремясь напророчить, когда и куда он придет. Меж тем, здесь есть очевидный нюанс: индекс Доу-Джонса, равно как и любой другой биржевой индекс, представляет собой средневзвешенное значение (или сумму) цен определенных акций. Но цены любого актива подвержены процессу инфляции, поэтому если одна и та же акция стоила 100 долларов и в 1970 году, и в 2000 году, то реально она основательно подешевела, ибо доллар образца 2000 года был значительно «худее» доллара образца 1970 года. Кроме того, любые финансовые графики за длительные промежутки времени имеет смысл рассматривать в логарифмической шкале цен. Вот почему я предлагаю рассмотреть график промышленного индекса Доу-Джонса за последние 100 с небольшим лет, который скорректирован на величину инфляции и при этом изображен в логарифмической шкале - своего рода синтетический индекс. Значение индекса в начале 1900 года принято за единицу, а что было дальше, видно на картинке (см. рис. 1.6)
Рис. 1.6. «Синтетический индекс Доу-Джонса» в 1900-2002 годах.
Легко видеть, что этот «синтетический Доу» благополучно перемещается внутри широкого коридора, образованного парой синих восходящих линий. Если моя гипотеза верна, и американская экономика завалится, то этот индекс имеет прекрасный шанс вернуться к нижней границе этого коридора - то есть к уровню 0.40. Этой величине на реальной шкале значений индекса Доу-Джонса соответствует примерно 2200 пунктов (меньше одной пятой от максимального значения). Но это при условии сохранения нынешнего уровня цен; если же в США случится брутальная дефляция (что вполне вероятно) - скажем, как в великую депрессию, то есть почти в полтора раза - то, разумеется, и цель падения индекса окажется существенно ниже, ибо величине 0.40 на «синтетическом Доу» будет соответствовать уже примерно 1400/1500 пунктов на Доу реальном. Вот такие пироги…
Последний аргумент в пользу вероятного скорого кризиса несколько необычный. Дело в том, что в апреле 1929 года, когда многим казалось, что худшее уже позади и намечается рост, авторитетный банкир и первый глава Фед Пол Варбург разослал своим знакомым олигархам секретное письмо с предупреждением о неизбежности грядущего кризиса. Эти банкиры вовремя ушли с фондового рынка, переложив свои деньги в золото и облигации. Так вот, во второй половине 2002 года цены на золото принялись стремительно расти, сигнализируя о притоке больших сумм чьих-то денег - и хотя затем цены остановились, летом 2003 года на этом рынке было заметно укрепление повышающего давления. Спекулятивные покупки мелких частников исключаются, потому как рынок золота жестко монополизирован - и стороннему человеку на этот рынок попасть просто невозможно. Сей факт вызывает серьезное подозрение, что часть крыс уже успела сбежать с тонущего корабля, так что теперь его затопление уже не за горами. Это, кстати, будет означать еще и катастрофический обвал всей мировой финансовой системы, сердцевина которой (крупнейшие американские инвестиционные банки) по уши завязла в игре на понижение золота, так что выйти из нее они могут только с огромными потерями.
В связи со всем этим возникает логичный вопрос: а разве это непонятно мудрым экономистам, отягощенным Нобелевскими премиями и неофициальными званиями великих гуру? Ведь в вышеприведенных рассуждениях нет ничего сенсационного, они не основываются на какой-то эзотерической мудрости, недоступной профанам - вполне заурядные умозаключения. И что же, неужто гиганты экономической мысли не понимают очевидных вещей? Или тут есть какой-то страшный заговор, смысл которого непонятен посторонним? При всей привлекательности последней гипотезы на самом деле верна первая: «заговор» есть лишь в среде практических финансистов и поставленных ими политиков - а вот «великие экономисты» и в самом деле довольно-таки слабо понимают, что происходит. И причина тому внешне выглядит весьма шокирующе: неолиберализм (или монетаризм) - это вообще не экономическая теория.
Это… религия.
Часть II. Захват
Вывод, сделанный в конце первой части, вызывает изумление - причем тут религия!? Совершенно напрасно - давайте убедимся в этом, для чего нам придется немного ближе ознакомиться с основными представителями «неолиберализма», «неоконсерватизма» и «неоклассики» - а также с их базовыми взглядами. Вообще говоря, этих людей очень много, но я предлагаю остановиться лишь на тех двух, теории которых были приняты как руководство к действию сначала консервативными, а затем и либеральными политиками ведущих стран Запада начиная с 1980-х годов. Это тем более очевидно, что именно они были идейными вдохновителями политики глав правительств США (Рейгана) и Великобритании (Тэтчер). Наконец, оба они получили за свои концептуальные труды Нобелевские премии по экономике - впрочем, правильнее их назвать «премиями в память Нобеля», потому как никаких наград в сфере экономики сам Альфред Нобель не учреждал. Итак, обратим свои взоры на двух гуру современного Запада - Хайека и Фридмана.
Парад шарлатанов
Audacter calumniare, semper aliquid haeret
Ф.Бэкон
Фридрих Август фон Хайек(Friedrich August von Hayek, 1899-1992) - австрийский экономист, психолог и философ, представитель так называемой «австрийской школы», главным лицом которой считается Людвиг фон Мизес. В 1920-е и 1930-е годы Хайек написал массу разных работ, главной из которых стала «Цены и производство». Кейнс назвал ее примером того, как неверная посылка может привести к абсолютному бреду в выводах. Разгневанный Хайек организовал в Лондоне перманентный агрессивный диспут с кейнсианцами, который продолжался весьма долго и по оценкам большинства экспертов завершился полным триумфом последователей Джона Кейнса. Исходной посылкой всех теорий Хайека являются его философско-психологические взгляды.
Фридрих Август фон Хайек
Прежде всего, он радикальный агностик, утверждающий, что никакое познание объективной реальности невозможно. Более того, сама эта реальность далеко не факт, что объективно существует - а человеческие чувства постоянно ошибаются в своих представлениях о происходящем. Сознание определяет то, что происходит внутри человека, но про остальных людей человек ничего сказать не может. Соответственно, и общество в целом для Хайека есть лишь пустая абстракция, которая скрывает совокупность почти никак не связанных между собой индивидуумов. Он категорически (и даже гневно) отвергал любые формы научного познания, причем записывал себе в союзники в этом вопросе Г.Гегеля и О.Конта {13}- что, мягко говоря, неправда.
Из вышеописанных идей Хайек выводит массу интересных вещей. Например, тотальный этический релятивизм: не существует никаких абсолютных понятий о преступности каких-либо деяний. Получается, что, скажем, осуждение деяний гитлеровской Германии основано лишь на том, что большинство простых людей (читай - быдло) придерживается мнения, будто это плохо {14}. Любые коллективы вызывают у Хайека жгучее отвращение, так что единственным делом «нормальных людей» в отношении коллективов может быть всяческое искоренение их дурного влияния - каковое влияние состоит, например, во вредоносной приверженности традициям.
Идеал Хайека во всем - чистый индивидуализм, который, однако, вовсе не создает хаос: скажем, в экономике каждый действует исходя из своих эгоистических соображений, но совокупность таких действий чудесным образом (посредством знаменитой «невидимой руки рынка» Адама Смита) складывается в красивую картину. Как видим, взгляд сугубо религиозный.
По мнению Хайека, люди, использующие категории анализа в масштабах всего общества (а не отдельного человека), не просто глупы, но и опасны, потому что из таких рассуждений неизбежно следует тоталитаризм {15}. Вообще говоря, после всех этих слов можно спокойно опускать занавес, ибо какой смысл анализировать макроэкономические «теории» человека, который такие теории отвергает в принципе? Однако если нельзя, но очень хочется, то все же можно - и означенные теории все-таки появляются на свет. Впрочем, лишь затем, чтобы подтвердить расхожую мысль о сне разума, рождающем чудовищ.
Скажем, великую депрессию Хайек объясняет тем, что американцы во время нее… слишком много жрали! «Логика» такова: бизнес чересчур активно инвестировал во время бума 1920-х годов (что верно), но как только экспансия закончилась, простые люди… «проели» весь накопленный за тот период дополнительный капитал - вместо того, чтобы резко сократить потребление и увеличить сбережения. Уважаемый читатель, вы хорошо представляете себе человека, который с аппетитом ест станок? Но ведь «накопленный капитал» - это и есть производственное оборудование; каким же образом оно вдруг перешло в категорию потребительских товаров и было проедено потребителями?
На этот вопрос ответа нет - Хайек верен своей философии, предписывающей чисто умозрительные рассуждения и отвергающей всякий анализ реальности. А реальность эта вопиюще противоречит хайековским фантазмам: например, он утверждал, что бум 1920-х создал слишком большой всплеск цен, так что для успешного преодоления его следовало снизить цены и зарплаты - но ведь именно это и случилось во время великой депрессии, что только ухудшило положение дел! Стоит ли удивляться тем экономистам, которые именуют Хайека и его последователей апологетами «садистской дефляции»? Разумеется, такие «кейнсианские глупости», как падение совокупного спроса и вызванное им снижение инвестиций и производства, Хайек отвергает начисто - он вообще считает эти категории «антинаучными».
Рассматривая в своем главном труде «Чистая теория капитала» проблемы процентных доходов, он уверен, что они полностью инвестируются - то, что процентный доход может быть потреблен, ему и в голову не приходит {16}. И таких примитивных ляпов у Хайека вагон и маленькая тележка. Скажем, он развивает теорию кризисов: банки во время бума дают слишком много кредитов, а кризис начинается тогда, когда они перестают это делать - как следствие, все предприниматели останавливают уже начатые инвестиционные проекты, и наступает паралич. Что попросту неправда, ибо согласно действительно добросовестным исследованиям, сжатие кредита вызывает уменьшение лишь нового строительства, тогда как почти все ранее начатые инвестиционные проекты доводятся до завершения {17}.
Вопросы конкуренции рассматриваются Хайеком крайне экзотично. Так называемую «совершенную конкуренцию» он отвергает в принципе и вообще выказывает безразличие к степени монополизации рынка - лишь бы монополия была частной, а не государственной. С точки зрения Хайека, вообще всякий рынок монополен, ибо, скажем, автомобили Форда и автомобили Крайслера суть радикально разные товары, которые не являются конкурентами друг другу - просто одни потребители предпочитают либо один товар, либо другой (так же, как кому-то нравится чай, а кому-то кофе).
Из чего следует, что конкуренции как таковой нет вовсе, а есть совокупность частных предпочтений, которые, однако, невозможно ни изучить, ни предугадать. Именно поэтому Хайек, отметив мимоходом изначальное неравенство в распределении ресурсов внутри общества {18}, благоразумно избегает простого вывода отсюда. А вывод и вправду прост: из воззрений Хайека о тотальной свободе рынка без перераспределительных механизмов государства следует лишь то, что вся экономика работает лишь на узкую группу людей, которая этими ресурсами изначально владеет.
В своих концептуальных трудах «Путь к рабству» и «Конституция свободы» Хайек уже открытым текстом публикует радикальные призывы срочно вернуться к экономическому устройству Запада образца XVIII века, в противном случае мир ждет «ужасающий тоталитаризм». Он жестко отвергает любые формы государственного вмешательства - в частности, социальные расходы и образование. Остается лишь предоставить читателям самим оценить решение нобелевского комитета, постановившего в 1974 году присудить премию Хайеку с формулировкой «за новаторские работы по теории денег и теории экономических колебаний, а также за глубокий анализ взаимозависимости экономических, социальных и институциональных явлений».
Милтон Фридман(Milton Friedman, род.1912) родился в семье румынских эмигрантов в США. Он формально представляет несколько отличное от австрийского направление в экономической науке - теперь его обычно называют «чикагской школой» по имени чикагского университета, где трудился Фридман и многие его единомышленники. Он гораздо более, чем Хайек, использовал в своих исследованиях математический аппарат, однако исходные посылки у обоих экономистов очень похожи.
Милтон Фридман
Прежде всего, это «теоретичность теории»: по мнению Фридмана, обоснованность теории проверяется не по ней самой, а по тому, что она предсказывает и как эти предсказания выполняются на практике. Дескать, исходные посылки и промежуточные утверждения могут выглядеть сколь угодно чудно, но если конечные выводы согласуются с реальностью, значит, теория справедлива - даже если выводы эти, на взгляд критиков, высосаны из пальца и никак не следуют из самой теории. Руководствуясь такой логикой, следовало бы признать величайшим теоретиком всех времен и народов Марка Порция Катона старшего, который любую свою «теорию» сводил к заключению «Carthago delenda est» («Карфаген должен быть разрушен») - и так как этот ненавистный город был-таки разрушен, то, согласно фридмановскому критерию, это автоматически оправдывает все промежуточные идеи автора.
Как и Хайек, Фридман - фанат свободной конкуренции. Он точно так же безразличен к проблеме распределения богатства; более того, из его идей ясно следует простой вывод - в фридмановской модели экономики выживают только сильнейшие. Фридман обрушился на самые основы теории Кейнса: по мнению Фридмана, гипотеза о зависимости предельной склонности к потреблению от уровня текущего дохода неверна. Вместо этого он заявил, что уровень потребления сохраняет примерно постоянную величину, а его колебания зависят от совершенно других параметров.
Главная его идея в этой области - это разделение дохода на постоянную и переменную части {19}. Постоянная часть дохода - эта та, что не зависит от краткосрочных колебаний и предвидится самим потребителем. Переменная - это временные улучшения и ухудшения ситуации с доходом. По гипотезе Фридмана, уровень потребления зависит только от постоянной части дохода. Иначе говоря, если вы несколько лет подряд зарабатываете 5000 рублей в месяц, то это и есть ваш постоянный доход, который вы регулярно ожидаете и только исходя из которого планируете свои покупки. Более того, даже если вы зарабатываете существенно меньше, но уверены, что «стоите» на рынке труда именно 5000 рублей, то именно это ваш постоянный доход - при условии, конечно, что вы не ошиблись в своей оценке. В то же время временные колебания дохода (единовременные выплаты или, напротив, вычеты) никак не влияют на величину вашего потребления.
Собственно, эта теория и есть главный удар Фридмана по кейнсианству - удар, который оказался ложным. Подробные аналитические выкладки исследовательского бюро Мичиганского университета {20}и ФРС США {21}показали недостаточность примитивной идеи Фридмана - гибкость потребительских расходов оказалась много выше, чем то, что ей сулил Фридман. Другой вопрос, что и кейнсово определение указанной связи несколько жестковато: меняется время, меняется и осознание человеком своего уровня доходов - то, что раньше казалось богатством, теперь воспринимается лишь как средний достаток, тем самым побуждая тратить больше. То есть кейнсианская теория зависимости потребления от дохода, вероятно, требует уточнения в плане замены абсолютной величины дохода сравнительной (например, отношением к среднему доходу), но никак не полного отказа в пользу принципиально иной концепции. В любом случае, внутри одного среднесрочного экономического цикла (7-12 лет) идея Кейнса вполне справедлива.
Меж тем, вопрос этот действительно принципиальный: напомню, что у Кейнса из снижения нормы потребления по мере роста дохода следовал вывод об уменьшении величины мультипликатора, а отсюда - и о приближении кризиса. Фридман вообще отвергает мультипликатор, тем самым утверждая принципиальную бескризисность свободной рыночной экономики, будь она предоставлена самой себе. Возникает резонный вопрос - а как же тогда быть с великой депрессией? Ответ Фридмана предельно прост: великая депрессия была вызвана тем, что ФРС США сжала денежную массу на 30%. И тут снова проявляется характерная особенность всех «неоконсерваторов» и «неолибералов» - катастрофическая противоречивость их концепций.
Дело в том, что сам же Фридман утверждал: ключ к процессам экономического роста и инфляции - это денежная масса. Единственный способ добиться непрерывного устойчивого роста - наращивать денежную массу в точно той же пропорции, что растет экономика. Грубо говоря, если ВВП страны вырос на 5%, то центральный банк должен напечатать такое количество денег, которое увеличит денежную массу на те же 5% (на самом деле там есть нюансы, связанные с тем, что надо опираться не на темпы роста прошедшего времени, а на ожидаемую скорость роста экономики в будущем - но это не существенно).
Точно то же самое и в случае спада экономики - но ведь во время великой депрессии ВВП США как раз и упал на 30%, так что ФРС вела бы себя строго в соответствии с фридмановской теорией, несколько сократив денежную массу. Чем же он недоволен? А ничем - ты виноват уж тем, что хочется мне кушать! И поэтому утверждаю, что не денежная масса упала вслед за ВВП, а наоборот - ВВП упал из-за снижения денежной массы. Что, на практике это нельзя доказать, а здравый смысл явно против? Начхать на ваш здравый смысл - а то, что проверить нельзя, так это ваши проблемы, ибо я-то знаю, что моя теория верна.
Более того, в действительности Фед и не думал сжимать денежную массу: с начала 1930 до середины 1931 года ФРС 5 раз снижала свою дисконтную ставку, в конце концов урезав ее вдвое (с 5.0% до 2.5%). Однако рынок отреагировал на это действо не так, как ожидалось: денежная масса уверенно падала, потому как львиная ее доля на самом деле «производится» коммерческими банками - и если их кредитно-депозитная активность падает, тут никакой Фед не поможет. Можно говорить о том, что снижать ставки надо было и дальше или что поднимать их в конце 1931 года было явной ошибкой - но к этому времени поезд уже давно ушел: кризис бушевал вовсю, в одном лишь Нью-Йорке в 1931 году с голода умерло 2.5 тыс. человек. Так что утверждать, будто это решение спровоцировало великую депрессию, просто абсурдно - депрессия уже была в самом разгаре.
В очередной раз можно убедиться, что теория Фридмана - это не теория вовсе, а наукообразный «прицеп» к идеологии. Он не ищет истину - он просто пытается подобрать факты, которые бы соответствовали его идейным воззрениям, а если факты упрямо противоречат им, то тем хуже для фактов. Еще один пример того же рода: исходя из своей теории стабильного уровня потребления, Фридман обрушился на закон о минимальной зарплате, считая, что его не должно быть в принципе. Дескать, если повысить зарплату бедным, то весь дополнительный доход они отправят в сбережения - потому что не захотят изменять привычного для себя низкого уровня потребления. Это категорически противоречит эмпирическим данным, согласно которым именно повышение доходов самых малоимущих в огромной своей части идет на потребление, ибо до этого повышения многие из них жили в долг, а вовсе не «привыкали к низкому уровню потребления».
Но факты Фридмана уже не интересуют. Он разрабатывает основное положение монетаризма: инфляция строго пропорциональна росту денежной массы с учетом изменения скорости обращения денег. Очень удобная теория - ведь эту самую скорость саму по себе точно вычислить невозможно, поэтому на нее можно спихнуть все, что угодно. Примеры? Да пожалуйста: сенатор Пол Даглас как-то подловил Фридмана, показав на примере изменения цен, денежной массы и ВВП с 1954 по 1957 год, что фридмановские соотношения не выполняются. Ну и что? - хладнокровно парировал Фридман - все дело в изменении скорости обращения денег. Ах, вы не можете ее посчитать - ну так это ваши проблемы, я-то знаю, что мои уравнения верны.
Фридман столь же радикально противится любому вмешательству государства в экономику. Он так же ностальгически, как и Хайек, смотрит в прошлое - правда, не в XVIII, а в XIX век. Фридман категорически против любых форм регулирования кредитного рынка, за упразднение ФРС вообще и передачу ее функций частным банкам. Он также стремится отобрать все регулирующие функции и у государства, предпочитая законодательно прописать стабильные ставки налогов, государственных расходов (как процента ВВП) и темпов роста денежной массы - при этом менять эти параметры с течением времени будет категорически запрещено.
Главная ценность для Фридмана - это свобода личности, понимаемая в ультралиберальном духе, то есть как почти ничем не ограниченный произвол; и она гораздо важнее, чем справедливость и нравственность {22}. И в то же время ярые либертарианцы демонстративно отворачиваются, когда речь заходит о монополистическом подавлении конкуренции и, следовательно, свободы {23}. Фридман жестоко ругает все, что усмиряет частный произвол. Профсоюзы - гнусное орудие коллективного эгоизма {24}, образование - только платное {25}, социальной защите - нет, военная служба - только по контракту (так дешевле в американских условиях) и т.д.
Снова набор лозунгов, решительно противоречащих фактам; снова идеология, претендующая на наукообразие; снова уход от главных вопросов, возникающих при столкновении «теории» с реальной жизнью. В свете всего этого еще раз предлагаю оценить читателям определение нобелевского комитета о присуждении Фридману премии за 1976 год «за достижения в области анализа потребления, истории денежного обращения и разработки монетарной теории, а также за показ им сложности стабилизационной политики».
Попытаемся обобщить воззрения господ Хайека и Фридмана. Яростный, на грани религиозного сектантства, либерализм. Ничем не ограниченный свободный рынок; справедливость и равенство отвергаются как «антиценности», нравственность низведена до практической полезности. Категорический запрет на любые виды государственного вмешательства в экономику - государству отводится лишь роль сторожевого пса, охраняющего частную собственность от посягательств «маргиналов», сиречь быдла.
Наличие условий свободной конкуренции не имеет значения - монополизированный рынок вполне приемлем и даже признается естественным. Избавленный от любых форм регулирования, рынок принципиально бескризисен. Всякие локальные кризисы возникают исключительно по причине перекосов в динамике денежной массы, которые, в свою очередь, обусловлены вредоносной политикой государственных центробанков - последние должны быть уничтожены, а их функции переданы частной банковской системе.
Все их умозаключения не выдерживают элементарной проверки на достоверность, что, впрочем, авторов решительно не волнует. Ибо методологические основы их концепций вопиюще антинаучны: исходные и промежуточные части своих теорий они проверять запрещают, соглашаясь исключительно на анализ соответствия своих предсказаний реальности. Этот анализ, однако, дает положительный результат только в их собственных работах, содержащих безумные нарушения принципов статистического анализа. В то же время независимые исследования дают отрицательный результат почти всегда - и даже исключения весьма показательны.
Например, как-то еще один американский нобелевский лауреат, Саймон Кузнец, проанализировал фридмановские теории о соотношении дохода и потребления и пришел к позитивному результату. После чего, однако, дотошные исследователи покопались поглубже и обнаружили вот что: Кузнец ссылается на некий временной ряд данных из официального источника, который он и анализирует; они обратились к этому самому официальному источнику - и получили совершенно другой ряд чисел! Для которого, естественно, никакие фридмановские выкладки не выполнялись. Трудно сказать, допустил ли Кузнец сознательный подлог или то была фатальная ошибка, однако для нас это сейчас не важно.
Саймон Кузнец
Важно то, что даже несоответствие прогнозов реальности не смущает неолибералов: оказывается, всегда можно спихнуть все на непроверяемые искажения - дескать, всякая теория оперирует лишь идеализациями реальных объектов, что влечет за собой неизбежные «ошибки приближения», вот они-то, мол, и дают такой эффект. То есть получается, что итоговые выводы теории реально оценить невозможно, а обоснованность всех ее промежуточных умозаключений сами же авторы проверять запрещают. Ну и где же тут, простите, наука? Если брать сами «теории», то перед нами возникает какая-то совершенно шарлатанская дисциплина, которая находится в вопиющем противоречии с окружающей реальностью - но тем не менее нагло берущаяся эту самую реальность анализировать и предсказывать. По сути все эти «теории» суть попытка втиснуть упрямую действительность в рамки собственных жестких идеологий, которым придана наукообразная форма.