– Во дворе, – промычал несчастный, – там у нас есть нужное помещение.
– Я провожу. – «Папочка» поднялся, отряхивая руки, с которых капал густой жир.
Он подмигнул хозяину, и это навело меня на мысль, что они, вполне возможно, работают сообща и обилие блюд на столе – следствие их давнего плодотворного сотрудничества. Это умозаключение несколько успокоило мою обостренную совестливость по отношению к калеке.
– Не нужно волноваться за меня, я справлюсь сам… я делаю это давно и всегда успешно, не нужно судить по себе о физиологических возможностях других людей. – Я ободряюще улыбнулся великану, решительно отстранил его и, не оглядываясь, быстрыми шагами направился во двор.
Девочки, конечно, были хороши. То есть они были не слишком хороши, но для определенных дел, таких, например, как втирание мази в мою изрядно стертую седлом задницу, вполне могли бы сгодиться. Однако сейчас меня больше заботила собственная безопасность, хотя эль и большое количество пищи в желудке старались убаюкать всякую бдительность, они взывали: «Отправляйся на постоялый двор, найди комнату с кроватью и ложись-ложись – ложись, поспи – поспи – поспи…»
Охрана заведения нерешительно расступилась передо мной. Во дворе я расправил плечи, вдохнул свежий воздух и быстрыми шагами пошел прочь. Это оказалось легче, чем отнять монетки у слепого нищего. Оставалось только зловредно усмехнуться. Что я и сделал. Мой рот растянулся в улыбке. Я хмыкнул. Позади вдруг раздался сердитый окрик:
– Эй ты, а ну-ка подожди!
Брошенный через правое плечо взгляд уловил перемещения громоздкой фигуры преследователя. В ее очертаниях мною безошибочно был определен «громила, заменивший девочкам отца».
– А, это ты, – я повернулся к нему лицом, – решил все-таки помочь, а девочек там оставил, как же твои дочки без тебя обойдутся?
– Ты что, франтик, – он тяжело дышал, наверное, ему пришлось за мной бежать, – я же говорил, что у меня очень длинные ноги, – ты вообще собираешься платить за обед?
– Премного благодарен, что ты оценил мой костюм, подчеркнул мое умение изящно одеваться, – я чуть поклонился, – но о каком таком обеде ты говоришь? Я на строгой диете, не ел три дня и не буду есть, по меньшей мере, еще три. Мой доктор не велит, да и проблемы с лишним весом замучили. Тебе бы вот тоже не помешало скинуть несколько кило…
Он резко надвинулся на меня и ухватил за ворот рубашки. Запахло луком и гнилыми зубами. Я легким движением выхватил из ножен меч и резко кольнул его в пузо. Этого верзила не ожидал. Он отскочил, словно ужаленный, впрочем, он и был немного ужален. Заворчав, «папочка» потащил из заплечных ножен меч настолько длинный, насколько длинным вообще может быть холодное оружие. Доставал он его очень долго. Попробуйте извлечь из ножен длинный-предлинный меч, если у вас короткие руки, – и вы поймете, насколько это непросто. Для этого сложного маневра ему пришлось даже немного присесть. Он кряхтел и мучился. Если бы я пожелал, то мог бы воспользоваться моментом, чтобы покончить с ним. Но я никуда не спешил, все время, пока он тащил из ножен меч, я ожидал, испытывая некоторое любопытство: мне было интересно, что он намеревается предпринять. Неужели хочет вступить со мной в поединок?
Негодяй, наконец, справился с мечом, прыгнул вперед и сделал настолько неуклюжий выпад, что мне стало за него мучительно стыдно. Я легко парировал удар и следующим движением вонзил острие прямо в его широкую грудь. Потом вырвал меч и отпрыгнул в сторону. «Папочка» захрипел, закрыл рану ладонью, но кровь все равно просачивалась сквозь толстые пальцы, растекалась по его темным одеждам, тяжелыми каплями падала на черную землю. Потом он рухнул вперед и приложился о землю лицом, его нос издал сухой хруст при соприкосновении с почвой. Я даже вздрогнул, представив, что такое может произойти со мной.
Бедняга, он совсем не умел фехтовать. Против потомственного принца дома Вейньет, которому давал уроки искусства мечников сам Габриэль Савиньи, у него не было никаких шансов. Разве что я сам решил бы покончить с собой, но я никогда не питал склонности к суициду. Напротив, тяготы и лишения, которым подверг меня мой почивший родитель, укрепили меня, внушили истинное жизнелюбие, склонность к великой радости только от той мысли, что я живу…
...Сим посланием я уведомлю (зачеркнуто), уведомле (зачеркнуто) уведомляю Вам, что какой-то неизвестный без денег покармился в таверне, а патом савершил убийство на улеце рядом… Личность убитого пока не апознана… И убивца тоже… Все на месте гаворят, что они его не знают.
Записка сержанта роты охранения порядка в столице Стерпора Атуна Лепира начальнику королевской стражи Зильберу Ретцу
ГЛАВА ВТОРАЯ
В ней рассказывается о том, как надо заводить друзей (не путать с пособием Айвана Суссана «Куда заводить друзей» и Лба Вессерийского «Как разводить врагов»)
Я пошевелил тело ногой. Сомнений не оставалось. Я убил несчастного. Впрочем, стоило озадачиться вопросом, а был ли он несчастным? Вовсе нет. Скорее всего, он был очень счастливым мерзавцем. Такие типы обычно получают искреннее удовольствие от жизни. Особенно если им удастся сделать какую-нибудь гадость честному, благородному человеку. День не удался, если никто не ограблен, не унижен и не раздавлен. Радующийся каждому дню негодяй, преступник и вымогатель! Поделом же ему. Поделом.
Поразмышляв так некоторое время, я окончательно убедился в том, что поступил исключительно правильно. Он несомненно заслуживал смерти. Я поправил съехавшую шляпу и подергал серебряную серьгу.
У меня это уже вошло в привычку: убью кого-нибудь или только соберусь убить – и обязательно подергаю. Отвратительная привычка. Но избавиться от нее я не мог. Точно так же один из моих братьев, Лювер, не мог избавиться от привычки все время накручивать локоны на указательный палец. Чего только не предпринимал наш отец, чтобы избавить его от этой ужасной напасти: дал воспитателям полномочия бить его по рукам линейкой, если они заметят его за этим неподобающим потомственному принцу занятием; запирал его в темной комнате; приглашал докторов, которые разводили руками; несколько раз Лювера даже стригли наголо, но стоило волосам отрасти – и он снова брался за старое.
В конце концов король оставил попытки спасти своего младшего сына от позора. «Пусть делает, что хочет!» – изрек Бенедикт Вейньет и отправился на охоту, где зверски убил двух кабанов, оленя и ни в чем не повинную и совершенно непригодную в хозяйстве белочку.
С тех пор Лювер безнаказанно занимался этим каждый божий день, с утра до вечера. Сидел и крутил волосы на палец, руки его при этом нервно подрагивали. «Патология, – сообщали Бенедикту врачи, – нервический кризис». Впрочем, этот диагноз можно было применить ко всем без исключения моим братьям. Так или иначе, каждый из них имел какой-нибудь врожденный недуг, определенную патологическую черточку, которая со временем развивалась в маниакальную страсть, прогрессировала и делала существование окружающих буквально невыносимым.
Братья все то время, что мы находились вместе, раздражали меня донельзя, но, будучи от природы человеком сдержанным, хотя и склонным время от времени к убийству отъявленных мерзавцев, я терпеливо сносил общение с родственниками. Несмотря на мою наименее патологическую природу, я тоже имел разнообразные пристрастия, от которых совершенно не мог избавиться. Убийства негодяев, например, случались постоянно, а еще у меня была особая склонность к светлому элю, женскому полу, ну и целый ряд мелких привычек. В том числе описанная выше – в моменты крайнего раздражения я дергаю себя за серьгу.
Серьгу я, кстати, купил на ярмарке, когда мне было всего пятнадцать. Мой самый старший брат Дартруг – тот еще упрямец, абсолютный маньяк, скажу я вам, – полез на высокий ярмарочный столб за сапогами, а хозяин ярмарки, узнав, что это один из принцев Вейньет и что он желает именно ЕГО сапоги, стоял внизу и яростно аплодировал. Его хвалебные крики разносились над толпой звучно и одиноко. Граждане Центрального королевства наблюдали за истеричной овацией хозяина ярмарки молча. Хозяин продолжал аплодировать и кричать до тех пор, пока Дартруг не спустился и не ударил его в глаз, – он всегда был очень вспыльчив и нередко пускал в ход кулаки. Затем мой старший брат принялся орать на несчастного, что тот испортил ему все удовольствие от лазанья по столбу. Хозяин ярмарки от ужаса побледнел и, чтобы загладить свою вину, стал всучивать Дартругу всякие безделушки за бесценок. Тогда-то я, как всегда вовремя, подсуетился и приобрел у него за пару медяков массивную серебряную серьгу. Причем я едва отбился от Дартруга, который бешено кричал на меня: «Верни, верни этому идиоту его проклятую серьгу!…»
С тех пор серьга украшает мое левое ухо и со временем превратилась для меня в почти священный предмет, фетиш – не представляю себе, чтобы я когда-нибудь с ней расстался. Я отдам ее кому-нибудь, если только этот кто-то заберет ее вместе с ухом, но, надеюсь, этого никогда не произойдет – все же ухо, а тем более левое, мне до чрезвычайности дорого…
Отец помнится, с большим неудовольствием отнесся к моей обновке. Он приказал мне немедленно снять «эту гадость», но, когда я выказал яростное неповиновение, он поразмыслил и решил, что серьга – это все же лучше, чем иные пагубные пристрастия его сыновей. Как я уже говорил, у братьев их было в избытке. Чтобы смириться с изменениями в моем облике, Бенедикт Вейньет вновь отправился на охоту, где подстрелил кабана, рябчика и, по случайности, одного из загонщиков. Смерть слуги вполне примирила отца с серебряной серьгой и вернула мне его расположение…
Если бы я только знал, к чему меня приведет расположение отца, я всеми силами старался бы заслужить его горячую ненависть. Здравое сознание порой покидает пожилых людей, несмотря на то что в зрелом возрасте они были вполне сообразительными. Впрочем, возможно, сейчас я несправедлив к отцу и в моих рассуждениях о дряхлении его рассудка сквозит жестокая обида…
Предавшись воспоминаниям, я совсем забыл о времени, а между тем следовало спешить. В этом отсталом королевстве стража законности работала весьма оперативно. Отчасти благодаря рвению и любви к своей профессии начальника королевской стражи Зильбера Ретца. Он, конечно, не в силах был раскрыть и предотвратить все преступления, совершавшиеся на столичных улицах, но за наградное золото стража старалась изо всех сил. Порой, если преступление не удавалось быстро раскрыть, хватали невиновных. Это случалось обычно, когда несчастье приключалось с одним из известных людей города и раскрытие преступления было необходимо для поддержания престижа власти. В Стерпоре стражу законности заслуженно называли «королевские псы». Они хватали и сажали, отправляли на рудники или чинили расправу на месте. Последнее особенно нравилось королю, потому что в этом случае преступник обходился казне почти бесплатно – содержать в тюрьме его было не нужно, а нужно только пригласить могильщиков, которые за несколько медных монет закопают бедолагу где-нибудь за городскими стенами. В общем и целом действия «королевских псов» зависели от обстоятельств. Обстоятельства сейчас явно складывались именно так. Впрочем, будем честными, они всегда складывались против меня.
Быть отправленным на рудники или нашинкованным алебардами, как квашеная капуста, я не хотел, а потому аккуратно вытер меч об одежды убитого и огляделся по сторонам – к счастью, поединка никто не видел, улица была пустынной. Значит, мне удастся уйти без шума, не преследуя свидетелей. Я убрал меч в ножны и стащил с мизинца «папаши» крупный серебряный перстень с черным квадратным камнем – забирать боевые трофеи никогда не казалось мне чем-то недостойным. Перстень я надел на безымянный палец левой руки – он пришелся точно впору, и торопливо зашагал вдоль ряда скособоченных деревянных домиков в поисках чего-нибудь хотя бы отдаленно напоминающего постоялый двор. Хороший перстень, строгий и элегантный. Должно быть, изготовлен опытным ювелиром. Я покрутил рукой, любуясь сверкнувшим на солнце камнем. Черный кварц, надо думать. В случае чего перстень можно будет заложить и выручить за него немного монет.
Дома в Стерпоре стояли плотно, стена к стене. Из-за того что земля была королевской собственностью и за нее надо было платить, а небо не облагалось налогом, все дома были многоэтажными, уродливыми, налепленными друг на друга в абсолютном беспорядке, второй этаж нередко разрастался и нависал над улицей болезненным, странным образованием. Были дома, первый этаж которых был сложен из камней, а второй напоминал дощатый сарай, между прибитыми в беспорядке досками торчали кучи сена, из некоторых особенно крупных дыр выглядывала коровья, лошадиная или ослиная задница, обильно сыпался прямо на мостовую бурый навоз, шлепали вонючие лепешки.
От засилья этого ужасающего архитектурного буйства складывалось впечатление, что строители в бывшем герцогстве Стерпор работали, только уже очень сильно приняв на грудь. Поддерживали надстройки небрежно обтесанные деревянные столбы. Вид у них был не самый надежный. С непривычки я даже стал опасаться, как бы меня не пристукнуло где-нибудь рухнувшим вторым этажом, и старался держаться поближе к центру улицы. Идти по центру было не только безопаснее, но и намного чище. Еще чего доброго ткнешься в какой-нибудь коровий зад, и он обдаст тебя свежей порцией экскрементов…
Завернув за угол, я внезапно наткнулся на какую-то девицу. Она прятала лицо, укутавшись с головой в капюшон, и шла, низко склонив голову. При таком способе перемещения она вряд ли что-нибудь различала впереди, так что в нашем столкновении я был повинен лишь отчасти. Поскольку поворачивал я стремительно, то врезался в нее со всего размаху. Она ткнулась склоненной головой мне в грудь, вскрикнула и подняла глаза. На меня глянуло совершенно очаровательное личико – вздернутый веснушчатый носик и огромные светло-зеленые глаза. Личико обрамляли пряди светлых волос, они немного выбились из-под капюшона, когда их обладательница взглянула на меня. Наверное, ее постигло какое-то горе, потому что плечи красавицы чуть подрагивали, а в прекрасных глазах стояли слезы. Может быть, именно поэтому ее грустный взгляд поразил меня в самое сердце.
– Прошу прощения, я вас не сильно ушиб? – спросил я и улыбнулся.
Она оказалась весьма неприветливой особой: вместо того чтобы ответить что-нибудь подходящее моменту, кивнула мне, принимая мои извинения, обошла меня и направилась дальше.
– Боже, какая красотка, – пробормотал я и хотел было пойти за ней, чтобы выведать, что у нее произошло, когда мысль о том, что сейчас, наверное, не самое подходящее время, чтобы ухаживать за дамочками, остановила меня. Я немного задержался, с сожалением поглядел ей вслед, потом развернулся и пошел дальше сквозь хитросплетение грязных улочек – искать местечко, где можно было бы отдохнуть после дальней дороги.
Проблуждав по Стерпору еще некоторое время, я, наконец, вышел к домику с надписью «Постоялый двор Руди Кремоншира». То, что нужно. Унылое, старое, плохо покрашенное здание не привлекало лишнего внимания. К тому же граничило оно с конюшней и кожевенной лавкой. Канава с нечистотами здесь расширялась и пересекала улицу. Вонь вокруг стояла невообразимая. И от конюшни, и от кожевенной лавки несло премерзко. Вряд ли кто-то захочет сюда сунуться: под сводами этого кошмарного места я могу чувствовать себя в полной безопасности.
К моему удивлению, оказалось, что «Постоялый двор Руди Кремоншира» – место весьма популярное и получить здесь комнату не так-то просто. Наверное, укрыться от постороннего внимания хотел не я один.
Я вошел внутрь, приблизился к стойке и позвонил в заржавленный колокольчик, на звук которого поспешно явился длинный хозяин в холщовых штанах и неоднократно латанной рубашке. У него было совершенно непонятное выражение лица, а светлые глаза казались безжизненными.
– Мне нужна комната. – Я смерил его суровым взглядом.
– К сожалению, сейчас нет ничего подходящего… – Он подобострастно приложил руку к груди. – Рад бы помочь, но… у нас совсем нет мест для таких важных особ, как вы…
– Ничего, мне сойдет что попроще, я на редкость неприхотлив.
– О я понимаю, но боюсь, что мне совсем нечего вам предложить… – Серое лицо стало отвратительно жалким. – Все места заняты, абсолютно все.
– Дай-ка сюда книгу постояльцев. – Я начал подергивать серьгу, если бы он знал, что это означает, наверняка грохнулся бы в обморок.
Хозяин постоялого двора полез куда-то под стойку, некоторое время копался там, а потом выдал мне толстую тетрадь в кожаном переплете:
– Вот, у меня все записано.
Я изучил содержание тетради. Он не врал: все комнаты действительно были заняты, напротив каждого из номеров были проставлены имена постояльцев.
– Ага. Леди Престон, – прочел я. – Как думаешь, она меня не примет?
– Она-то, может, вас и примет, – хозяин задумчиво покачал головой, – но ей около девяноста лет…
– Жалость какая, – огорчился я, – леди Престон отпадает. Забота о старушках не входит в сферу моих увлечений. А это кто такой, Кар Варнан? У него есть лошадь?
Это был старый, давно проверенный способ добывания лошадей: стоило лишь поссориться с владельцем, и лошадь переходила к победителю короткого поединка. К тому же, лишившись телесной оболочки, Кар Варнан освободил бы для меня комнату. А на призраков я давно махнул рукой. Он летал бы надо мной спящим и выкрикивал слабым голоском (а у них на редкость слабые голоски): «Ты убил меня из-за комнаты и лошади, грешник!», а я бы лишь вяло отмахивался, не раскрывая сонных глаз, и отмахивался, переворачиваясь с боку на бок, и отмахивался, посапывая во сне, а к рассвету он сам растворился бы с первыми петухами, сделав на бесцветном лице жалкую-прежалкую мину.
Мои раздумья были прерваны самым бесцеремонным образом. На левое плечо вдруг упало нечто донельзя тяжелое и громоздкое. Я скосил глаза и увидел, что это волосатая кисть руки, но, поскольку она была нечеловеческих размеров, я начал всерьез опасаться, что она принадлежит косматому монстру из тех, что нападают на путников высоко в горах и глухих лесах. Но я все же был в городе. Среди деревянных и каменных построек. Неподалеку располагался дворец местного герцога, ставший сейчас резиденцией моего брата – короля Алкеса. По улицам шныряли «королевские псы». Откуда здесь взяться лесному монстру? Я осторожно стряхнул массивную ладонь и медленно, чтобы не раздражать незнакомца, повернулся. Передо мной стояло странное существо, выглядело оно как человек, но было настолько велико, что заставляло сомневаться в своем истинном происхождении. Лицо у гиганта было плоское и глупое, однако добродушное, ростом он превосходил меня на две головы, хотя я на свой рост никогда не жаловался. Из-за его левого плеча выглядывала рукоятка двуручного меча. «Он что, таскает повсюду двуручный меч? – пронеслось у меня в голове. – Но это же просто невозможно». Тем не менее факт оставался фактом, я стоял лицом к лицу с настоящим великаном, и двуручный меч, обычно притороченный к луке седла, он использовал как обычное оружие, которое можно запросто носить с собой. Впрочем, его габариты вполне позволяли ему обходиться с мечом таким образом.
– Ты искал Кара Варнана? Кар Варнан – это я! – Существу явно не понравилось упоминание его имени всуе: лохматые ноздри шумно раздувались, а на скулах ходили желваки.
Надо было действовать незамедлительно.
– Кар, бог ты мой! – завопил я так, что хозяин постоялого двора за моей спиной даже вскрикнул, затем я со всей сердечностью, на которую был способен, принялся обнимать великана. – Старик Кар… Я все-таки нашел тебя! Сколько дней и ночей! Сколько деревень и городов я обошел, пока не наткнулся на тебя здесь, в этом крысином углу.
В первый момент монстр опешил и с сомнением отодвинулся от меня. Лицо его отразило непонимание, потом он засопел и растерянно улыбнулся. Я стукнул его по плечу: «Старина! Сколько лет не виделись… Боже ты мой… Сколько лет». Тут важно было многословие, надо было оглушить его криком, совсем запутать, огорошить. Он видимо, совсем уже по-приятельски решил мне ответить на похлопывания по плечу и, когда я отстранился, проломил ладонью дубовую стойку. Хозяин гостиницы в самых расстроенных чувствах закричал:
– Эй-эй-эй! Господа хорошие, да что же вы такое со мной делаете?!
– Ты разве не видишь, смерд, – яростно крикнул я, ткнув в него указательным пальцем, – старые друзья встретились после многолетней разлуки!
Я швырнул кожаную тетрадь на сломанную стойку.
– К дьяволу комнату, я остановлюсь у своего друга. Как, Кар, ты оказался в этом пристанище тараканов? Как тебя занесло в Стерпор? Ты должен мне все-все-все рассказать. Непременно.
– Я… – начал он что-то говорить, но я опередил его:
– Великолепно, что мы теперь вместе, вот уж не думал, что найду тебя… Надо же, ты в Стерпоре. И теперь ты мне непременно поможешь. Ты, кстати, не против, что я немного поживу у тебя?
– Эээ… Ну, я…
– Вот и прекрасно… Боже мой, Кар, дружище! – проорал я, стремительность слов и действий была такой, что великан не успевал осознать, что он видит меня впервые в жизни. – Пойдем в какой-нибудь укромный уголок, пропустим по стаканчику…
– Ну-у, – промычал мой новый знакомый, – вообще-то я собирался пойти на базарную площадь…
Воспоминания о базарной площади, где у меня украли именной кошель, заставили меня нахмуриться…
– К дьяволу базарную площадь! В Нижние Пределы ее!
Я стремительно вышел на улицу, выкрикивая:
– Надо же, Пределы тебя побери, дружище, сколько лет сколько зим, и такая встреча, вот уж не ожидал!!!
Великан вывалился следом за мной, на его лице было написано напряжение. Похоже, в его мозгу шла тяжелая работа: он мучительно пытался вспомнить, где и когда мог со мной познакомиться…
– Эээ, я знаю одно местечко… – проговорил Кар Вар-нан.
– Отлично!
Я поднял руку, чтобы хлопнуть его по плечу, но потом вспомнил пробитую стойку и решил не рисковать: чего доброго, опустит свою пятерню на мое предплечье и поломает его в нескольких местах. Я с опасением покосился на его массивную фигуру. Вышагивал Кар Варнан, слегка переваливаясь из стороны в сторону, массивные кулаки при этом взлетали вверх и опускались вниз.
Мы стремительно шли по улице и вскоре оказались вблизи того местечка, где совсем недавно я совершил небольшой подвиг, избавив «дочек» от отвратительнейшего «папочки».
– Нет, нет, только не туда! Там подают очень плохой эль, – я махнул рукой в обратную сторону, – омерзительнейший эль, хуже не пил, чем-то напоминает морковный сок.
– Да? – удивился Кар Варнан. – Морковный сок? Хм, не замечал… Ну хорошо, я знаю еще одно неплохое местечко, правда, там собираются «королевские псы», и мои друзья говорят, что нормальные люди туда не ходят, но если не привлекать лишнего внимания… Мне там нравится, я и сам хотел быть королевским стражем. У меня мечта такая, – простодушно добавил он, – ты только не подумай чего плохого…
– Да я и не думаю, пошли, мы постараемся вести себя незаметно, – заверил я Кара Варнана, а про себя подумал, что мне действительно не стоит привлекать лишнего внимания: помимо того, что я совершил убийство, персоной я все же был весьма и весьма известной. А ну как кто-нибудь узнает меня в лицо – шум тогда поднимется невообразимый.
Мы свернули на боковую узкую улочку и пошли по ней.
– Что-то я все не могу припомнить, где это мы виделись. – Варнан глядел на меня своими синими глазами чуть навыкате и добродушно улыбался.
– Припоминай, припоминай, – я рассмеялся и погрозил ему пальцем, – грех забывать старых надежных приятелей.
Мой новый знакомый принялся скрести затылок. Делал он это так энергично, что до меня доносился сухой скрежет. Выражение крайнего недоумения делало его лицо совершенно идиотическим. Я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, настолько веселило меня наше «старое» знакомство… Тугодум Варнан, судя по всему, даже испытывал некоторую радость от встречи со «старым другом». Правда, осознание того, что он этого друга не помнит, и тяжелейшие усилия, которые он прилагал, напрягая память, делали его чуть менее счастливым… И тем не менее он посмеивался, время от времени хлопая себя по ляжкам, и кидал на меня полные радости взгляды. Мне даже стало его немного жалко – простак так легко поддавался обману.
Наконец мы дошли до кабачка, который располагался в самом конце улицы. Возле его дверей лежал, раскинув руки, какой-то пьянчужка. Перешагнув через неподвижное тело, мы вошли внутрь.
– Это Вупи, – пояснил Варнан, – он все время здесь лежит, хозяева специально наливают ему крепкого эля, он каждый день приходит с утра, эля выпьет и падает возле дверей…
– Это что, привлекает посетителей? – спросил я.
– Ну да, – Варнан согласно закивал, – я и сам бы хотел со временем открыть питейное заведение, вот это дело мне по душе. Почти так же здорово, как быть королевским стражем. С Вупи я уже поговорил, он согласен у меня работать, ведь я буду его не только поить, но еще и кормить…
– Щедро, щедро, весьма щедро, – одобрил я его, – но тебе не кажется, что если ты будешь всех кормить, то вскоре разоришься.
– Да, ты так считаешь? – Два синих глаза уставились на меня, мои слова зародили у него сомнения.