К Преолу я всегда относился с легким презрением. Его пассивность, трусость, омерзительные привычки всегда прятать глаза и грызть длинные желтые ногти были мне отвратительны, но после того, как я вдоволь нахлебался безумной активности Вилла, мне захотелось пожить при дворе правителя, который ничем не помешает размышлять о своей дальнейшей судьбе.
Преол оказался даже хуже, чем я думал. У меня с самого начала возникло ощущение, что старший брат принял меня только из страха. Апартаменты, которые он мне выделил, оказались смехотворно малы. В них не было фонтана, где бы я мог утопиться, и даже рукомойника. У нас состоялся с ним краткий диалог, во время которого он все время пытался выяснить, надолго ли я собираюсь у него задержаться. Когда я сообщил, что абсолютно не знаю, что буду делать дальше, сколько здесь пробуду и даже чем собираюсь заниматься в жизни, он сильно забеспокоился, забегал из угла в угол, с сухим хрустом заламывая пальцы.
– Но как же так, – забормотал он, голос его сильно дрожал, – ты же должен дать ответ, я же должен знать, сколько времени мне придется тебя принимать…
– Как только я определюсь с выбором, чем бы я хотел заниматься в жизни, я немедленно тебя покину…
– Э-э-э… – Преол волновался все больше и больше, – но ты же можешь никогда не определиться.
От волнения он снова стал грызть ногти, хотя прекрасно знал, что я этого не выношу.
– Ну да, – натянуто улыбнулся я, – но, в принципе, я никуда не спешу.
– Никуда не спешишь? – Преол заискивающе уставился на меня. – Но, может, это все же ненадолго?
– Да ты что! – рявкнул я, так что он вздрогнул всем телом и в ужасе отпрыгнул к самой двери. – Не рад принять брата на постой?! Грустно это осознавать, знаешь ли…
Преол быстро-быстро закивал, потом попробовал что-то произнести, но от накатившего страха рот у него открывался, как у рыбы, но ни единого звука не доносилось, только какое-то сдавленное бульканье. Потом Преол вдруг резко дернул дверь и поспешно выбежал.
На этом наш разговор завершился. Поселившись при дворе Преола, самого брата я больше не видел. Несколько раз я пытался получить аудиенцию, чтобы поговорить с ним о размерах апартаментов, а также обсудить сомнительное качество дворцовых обедов, но герцог Демос Мизерилла, который всегда был при Преоле, неизменно отвечал мне, что «повелитель занят делами государственной важности и просил его не беспокоить».
Герцог всерьез раздражал меня ощущением собственной значительности. В его устах любые слова звучали как неоспоримое утверждение. Если же его по какой-либо причине не принимали всерьез, на лице герцога немедленно проступали багровые пятна, он выходил из себя, протирал заметные залысины шелковым платком и начинал говорить резко и зло. Несколько раз вступив с Мизериллой в словесную перепалку и даже один раз крепко поколотив его, я, в конце концов, оставил всякие попытки увидеться с трусливым братом и решил просто предаться веселью.
С утра я уходил в город и пил светлый эль в кабачках и тавернах столицы Гадсмита – Гатте. Напиток «радости и свободы» – так называл светлый эль придворный учитель риторики Альфонс Брехкун. Меня никто не узнавал, потому что на моей одежде не было фамильных гербов дома Вейньет, а в лицо за пределами Центрального королевства меня мало кто знал. Тогда мои портреты еще не были развешаны на каждом углу, как гораздо позже это случилось в королевстве Стерпор, так что я мог проводить время как угодно, не опасаясь быть узнанным. Я пил эль, знакомился с красотками и веселыми буйными простолюдинами, вместе мы кутили так, что весь Гатт ходил ходуном. Меня они принимали за своего – человека низкого происхождения, думали, что я дурачусь и что мне нравится изображать изящные манеры. Вскоре мне стало казаться, что такое времяпрепровождение – это именно то, чем я хочу заниматься в жизни…
Мое беззаботное существование в Гадсмите прервалось самым неожиданным образом. Возле дверей в мои жалкие апартаменты на меня напали два хорошо вооруженных типа, их лица были замотаны черными тряпками, оставлены только прорези для глаз, в руках нападавшие сжимали острые длинные ножи. Действовали они довольно нерасторопно, к тому же, судя по плохой скоординированности движений, выучка у них была самой примитивной, поэтому поединок только развлек меня. Одного наемника я убил на месте – почувствовал движение воздуха, выхватывая меч, обернулся и всадил лезвие ему в горло, второго сильно ранил и разоружил, чтобы потом допросить. Убийца сообщил, что их нанял король, то есть мой брат Преол, по его велению они должны были убить меня. Наемник также поведал, что Оракул сделал Преолу предсказание, согласно которому я должен взойти на престол над всеми королевствами. Слова Оракула внезапно запали мне в душу – подумать только, восшествие на престол над всеми королевствами. Воссоединение Белирии. Власть в одних руках, возвращение института наместничества. Об этом стоило поразмыслить всерьез… Это стало бы неплохим итогом моих размышлений о собственном предназначении в жизни!
Преол сильно меня оскорбил. Во-первых, он задел мои братские чувства, но это я еще мог ему простить – мы никогда не питали друг к другу особой приязни. Но второе оскорбление, что он выставил против меня двух настолько непрофессиональных бойцов, показалось мне более серьезным. Это же надо, так не ценить мои навыки лучшего фехтовальщика Белирии. Где были его глаза, когда я демонстрировал феноменальные достижения в этом искусстве под руководством Габриэля Савиньи? Да, господа, в гробу я видел подобное гостеприимство! Поскольку к Преолу меня по-прежнему не допускали, я попросил своенравного герцога Мизериллу передать его господину, что я с ним еще рассчитаюсь при случае. Мизерилла побагровел и сказал мне вслед что-то дерзкое. С ним я тоже пообещал расквитаться. Потом собрал свой скудный скарб, состоявший из пары рубашек, штанов да нательного белья, и покинул оказавшиеся столь негостеприимными места.
С Гадсмитом граничило королевство Лювера – «красочный Невилл», как называл его отец. Признаться, Лювер никогда не вызывал у меня симпатии – его холодность и нервозность казались мне признаками слабости и почти полного отсутствия темперамента, что никогда не нравилось мне в людях, но больше мне некуда было пойти. Разве что податься к Дартругу, но поговаривали, что он сделался столь же свиреп, как наш отец, к тому же его упрямство я вряд ли смог бы долго выносить. Оставался только Невилл Лювера и Стерпор, который после своего детского визита я буквально ненавидел. Сцены блюющих, матерящихся людей с плоскими лицами, их невыразительные блеклые глаза, а еще крики несчастного, которому зажимают створкой двери детородный орган, до сих пор мучили меня ночами. В Стерпор я намеревался отправиться в случае крайней необходимости, только если судьба доведет меня до крайней точки нервного и физического истощения, что, собственно, и случилось позднее, когда я начал осознавать всю степень падения, всю низость своего положения – будучи особой королевской крови, заниматься грабежами.
Отец не зря называл Невилл «красочным». Это был поразительной красоты зеленый край: раскинувшиеся на десятки миль цветочные долины, просторные лесные массивы, сосновые рощи над прозрачными реками, песчаные карьеры, открывавшие великолепие местных пейзажей. Даже воздух в Невилле был «красочным» – свежий и чистый, он ласкал легкие, словно светлый эль горло.
Несмотря на самые приятные впечатления, которые у меня остались после путешествия по королевству, при дворе меня ждал самый холодный прием. Оказалось, что Преол уже успел прислать сюда гонца, который рассказал Люверу, будто я совершил покушение на жизнь ни в чем не повинного короля Гадсмита.
– У тебя есть три дня, Дарт, – сказал Лювер, накручивая на указательный палец длинный локон и глядя на меня прозрачными голубыми глазами, – чтобы убраться с территории Невилла. После того как этот срок минет, мои люди найдут тебя и прикончат. Я уже отдал соответствующие указания. Здесь тебе ничего не светит.
Он говорил тихим спокойным тоном, и мне стало понятно, что его слова – вовсе не пустая угроза, он действительно считает меня опасным преступником.
– Но это наглая ложь, – попытался я оправдаться, – все сведения, которые принесли гонцы Преола, – вранье от начала и до конца и даже больше. Это он совершил на меня покушение, он собирался убить меня, потому что боялся, что я хочу забрать у него корону.
– Мы все опасаемся, что ты будешь вести себя недостойно, – ровным голосом проговорил Лювер. – Собственно говоря, чего еще можешь хотеть ты, лишенный наследства? Вот и моя мать советует, чтобы я даже не разговаривал с тобой, она считает, что ты представляешь опасность и очень похож на отца…
– Но я даже не пытался… – начал я, но Лювер меня перебил.
– Я оставляю тебе два дня, Дарт, – холодным голосом проговорил он, – не заставляй меня еще сокращать срок твоего пребывания в Невилле.
Я ощутил, как изнутри медленно поднимается ледяная ярость.
– Ну что же, – сказал я, – обещаю, что ты об этом пожалеешь!
– Один день, – крикнул он, внезапно ускорив наматывание локона на палец, – у тебя есть один день!
Я резко развернулся и вышел вон. Четкий план действий еще не сформировался в моей голове, но первые зерна упали в благодатную почву и впоследствии должны были взойти высокими стволами решительных замыслов и устремлений. Я внезапно понял, что братья настроены против меня, что все они боятся меня. Искать убежища у кого-либо из них – значит подвергать свою жизнь опасности.
Я вновь направился в Гадсмит, на сей раз не к Преолу. Кое-какие связи в Гатте у меня уже имелись – не зря же я долгое время посещал кабачки и таверны, так что сколотить шайку не представляло для меня особого труда. Местные головорезы с радостью присоединились к «дворянину», как они давно прозвали меня между собой.
Назло Преолу я занялся в Гадсмите разбойничьим промыслом, ибо иного способа жить достойно тогда для себя не видел. Мы наводили ужас на местных купцов, обладателей набитых золотом кошельков, состоятельных граждан королевства Преола и разного рода крупных мошенников, которых я просто не выносил. Преол никак не мог справиться с преступностью в собственной вотчине, а потому дела у нас продвигались на редкость успешно. С особым рвением мы грабили торговые караваны, направлявшиеся в Невилл. Таким образом я мстил Люверу за проявленное им недоверие и малодушие.
Грабежи казались мне единственно верным способом существования до тех пор, пока я не понял, что капитала сколотить не сумею – слишком велика была конкуренция, да и риск не дожить до тридцати лет был очень велик. Все эти соображения и обстоятельства заставили меня всерьез задуматься о будущем и отправиться прямиком в Стерпор, к Алкесу, с которым когда-то у меня были неплохие отношения – его тупость и добродушие неплохо сочетались с моей хитростью и отчаянной храбростью. Я решил, что поговорю с ним начистоту и, может, даже заручусь его поддержкой в военных делах. Тогда с помощью Алкеса я смогу наказать за подлость Преола, визит к которому едва не стоил мне головы.
Почему же я сразу не направился прямиком ко двору возлюбленного брата? Да потому, что сначала следовало разведать ситуацию, произвести, так сказать, рекогносцировку, посмотреть, что происходит в королевстве. К тому времени как отправиться в Стерпор, я уже имел четкий план действий, а бурный жизненный опыт научил меня мыслить широкими категориями и внушил осознание того, что людям свойственно меняться с течением времени, причем не всегда в лучшую сторону. Зачем входить в дворцовые ворота, когда нет уверенности, что через пару дней тебя не принудят забираться на эшафот…
Шайка расставалась со мной с большой неохотой. Им казалось, что я идеальный главарь и такого им никогда не найти. Лидерские качества и правда были в числе моих врожденных талантов, к тому же я никого и никогда не обижал – всегда делил добычу поровну, а наживаться нам удавалось исключительно благодаря свежести моей мысли и новизне преступных замыслов. Узнав, что я направляюсь в Стерпор, несколько разбойников вызвались проводить меня, потому что часть пути предстояло проделать через Центральное королевство, а там было отнюдь не спокойно. Однако на этот раз все обошлось. К концу третьего дня я расстался с провожатыми на границах королевства Вилла и помчался дальше, по мере сил подгоняя лошадь – мне не терпелось оказаться в грязном Стерпоре и приступить к осуществлению своих замыслов. С тех пор как в голове моей созрел план дальнейших действий, я превратился в человека, одержимого идеей власти – королевство Преола будет моим, и я, наконец, смогу стать королем. Никто не заслуживает этого больше меня! Гадсмит не лучшее место на свете, мне не слишком импонировал его восточный климат, но все же это лучше, чем совсем ничего.
...…остерегись Дарта Вейньета, ибо в нем таится сила и дар убеждения, которыми мало кто из людей владеет. Если даже Оракул произносит его имя с придыханием, то что же говорить об обычном народце… Будь всегда начеку, ибо, пока он жив, все мы находимся в опасности. Опасность эта не только утрата власти, но и истинная смертельная опасность. Дарт Вейньет сейчас, словно рвущийся вперед клинок, который сложно остановить и переломить одному, но вполне возможно осуществить наши замыслы, если соберемся мы все воедино.
Из письма Преола, адресованного Алкесу, королю Стерпора
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В ней снова немного рассказывается о братских чувствах, а также исследуется постулат о том, что людям свойственно меняться со временем
Мы стремительно шагали по мощенной неровным булыжником мостовой Стерпора. Камни торчали из нее вразнобой, словно снизу их выталкивал на поверхность норный народец. Знавал я парочку шаловливых подземных жителей, им дай только волю, и они испоганят какую-нибудь дорогу или кладбище. С большим удовольствием занимаются они разного рода проделками. Любят, к примеру, подрывать фундаменты домов, делают это, пока те не обрушатся. Хорошо, что в городах норный народец появляется редко, а если перебирается поближе к людям, то его немедленно травят специальным раствором Буверия, который когда-то давно изобрел кто-то из белирианских придворных алхимиков. Подозреваю, что это был сам Буверий.
Мы обогнули кузницу, миновали конюшни, где густым басом раздавал указания невысокий человечек с густой длинной бородой, прошли мимо постоялого двора, трактира и нескольких частных зданий, лишенных каких бы то ни было вывесок.
Массивная фигура моего спутника внушала прохожим смутный трепет, они оборачивались, а временами даже останавливались и откровенно глазели на Кара Варнана, открыв от изумления рот. Разумеется, они не знали, что рядом с великаном по улицам их родного грязного городишки вышагивает не кто-нибудь, а сам потомственный принц дома Вейньет. Неведение заставляло их не обращать на меня ровным счетом никакого внимания, а с любопытством наблюдать, как крошит камень мостовой своими громадными ступнями исполин Варнан. Исключение составляли подозрительные субъекты, шнырявшие то тут, то там вдоль центральных улиц Стерпора. Они не выказывали удивления по поводу внушительных габаритов Варнана, а то и дело приветливо махали великану ладонью, как старому знакомцу, и столь же стремительно, как и появлялись, исчезали в очередной подворотне, юркие, как крысы, и весьма вороватые с виду. Повадки выдавали в них людей преступного ремесла.
– Это что, твои друзья? – спросил я Варнана, когда очередной субъект с физиономией грызуна сделал приветственный жест и поспешно затерялся в толпе.
На меня уставились наивные голубые глаза.
– Отличные ребята. – Он кивнул. – Я давно с ними дружу, видел бы ты, как они опрокидывают кружки с элем, когда у них много денег! С ними случается иногда найти клад. – Варнан хохотнул. – Ну и меня угощают, конечно.
– Я когда-то тоже дружил с отличными ребятами, – задумчиво заметил я, вспомнив, что совсем недавно разбойничал.
– Тогда мы познакомились с тобой? – нахмурился Варнан. Он снова мучительно пытался вспомнить наше эфемерное знакомство.
– Раньше, гораздо раньше, вполне возможно, ты не помнишь этого – до меня доходили слухи, что однажды тебя здорово приложили по голове… ну уже после того, как наше знакомство прервалось, – попытался я напустить побольше тумана, но, как оказалось, попал в самую точку.
– Ты и об этом знаешь, – мрачно пробормотал Варнан. – Тогда, должно быть, мы действительно о-о-очень давно друг друга знаем. Да, мне тогда туго пришлось. Это было во время осады. Здорово попало, прямо вот сюда вот… стенобитным орудием.
Он показал едва заметный шрам чуть ниже коротко обрезанных волос, и я вздрогнул: мне представилось, как стенобитное орудие попадает в лоб Кара Варнана и разлетается на куски. В воздухе кружатся ошметки щепок и части металлического каркаса, великан некоторое время трясет ушибленной головой, а потом резко заваливается назад и падает, подмяв под себя целую толпу низкорослого люда.
– Стенобитное орудие?! – в ужасе переспросил я.
– Да, – грустно подтвердил Варнан, – оно, правда, было маленькое и уже почти сломанное, но мне все равно туго пришлось.
– Могу себе представить… Если бы мне в голову угодило стенобитное орудие, от нее ничего бы не осталось… точно…
– Ну-ну-ну. – Варнан добродушно рассмеялся. – Может, ты просто не знаешь свою голову, а если попробовать…
– Не будем пробовать! – решительно выкрикнул я.
– Как скажешь… – Варнан опять задумался. – Да, наверное, ты меня очень давно знаешь.
– Давненько… Я тебя еще вот таким помню…
Я вытянул ладонь на уровень пояса, но, увидев, что Варнан как-то напряженно смотрит на нее, – должно быть, таким он не был никогда, – я приподнял ладонь повыше, на уровень груди, потом еще немного – до подбородка.
Только тогда громила заметно успокоился:
– Ты что же, может быть, и с моими стариками был знаком?
– Прости, не довелось, – я развел руками, – но могу предположить, что это были очень достойные люди.
– Еще бы, – кивнул Варнан, – мама у меня была такая простая женщина, ничего себе необычного, но красивая… правда, толстовата немного… ну, в смысле, широкая в кости… а папа был известен во всем Туре – он ведь был главным королевским палачом, продал душу демонам из Нижних Пределов, а они за это наделили его бессмертием и нечеловеческой силой…
– Вот как? – заинтересовался я. – И что же, это помогло ему добиться успеха?
Меня по-прежнему интересовали любые способы достижения успеха в жизни. Я собирался узнать их все, чтобы потом, проанализировав, вывести идеальную формулу движения вверх к самым вершинам общественной лестницы, туда, где в руки ложатся поводья власти, и будущее уже не кажется туманным, а представляется кристально ясным…
– Как же, помогло, – откликнулся Варнан, – держи карман шире, с нечеловеческой силой добывает сейчас строительный камень в каменоломнях Тура и будет добывать еще целую вечность, благо она у него есть.
– Какая тяжелая судьба, – с мнимым сочувствием произнес я, – мои соболезнования.
– Да не надо, я его совсем не знал. Моя мать убиралась время от времени у него в доме, ну и вот – родился я. А так он со мной и знаться не желал… Как, впрочем, и со всеми остальными людьми. Очень тяжелого характера был человек.
– Понятно, так часто бывает, беру свои соболезнования обратно. Надеюсь, ты не переживаешь по поводу того, что твой отец…
В эту минуту я снова заметил ЕЕ, ту девушку, с которой столкнулся совсем недавно на одной из улочек Стерпора. Только что она шла по центральной улице нам навстречу, потом едва уловимым жестом приподняла капюшон, открыв на мгновение самое красивейшее из лиц, что мне доводилось когда-либо видеть, и свернула в проулок. Теперь она быстро удалялась от меня.
– Вот дьявол! – выкрикнул я. – Кар, стой-ка тут, никуда не уходи, я сейчас…
Я стремительно помчался к проулку, расталкивая прохожих, а Варнан в недоумении замер посреди улицы.
Когда я добежал до проулка, сбив по дороге толстого дядьку, тащившего тележку с яблоками, красотка уже успела скрыться. Я побежал вдоль ряда домов, заглядывая во все смежные улицы и даже распахивая отдельные двери, но ее нигде не было. Она словно растворилась в пахнувшем нечистотами воздухе Стерпора, исчезла, подобно возникшей на мгновение в небе радуге. Я даже подумал, не привиделась ли она мне, потом в ярости ткнул ногой угол какого-то дома, причем по стене мгновенно побежала длинная трещина, и поддерживающие второй этаж балки угрожающе затрещали. Я сделал вид, что совершенно тут ни при чем, засвистел веселый мотив и как ни в чем не бывало зашагал прочь.
К Варнану я вернулся, пребывая в самых расстроенных чувствах. Исподлобья взглянув на великана, я едва слышно выдавил:
– Пошли, Пределы дери этот город…
– Куда это ты так умчался? – поинтересовался ееликан.
– Увидел кое-что интересное, – пробормотал я, изо всех сил сжав рукоятку меча.
– И что же?
– Да ничего…
– Что, совсем ничего?
– Совсем… – выдавил я раздраженно.
– А может, все же расскажешь мне?
– Нет, – отрезал я.
– Вот так всегда, когда я прошу кого-нибудь рассказать мне что – нибудь, он немедленно замолкает, а между тем когда ты сам спрашивал меня о моей жизни, я тебе рассказывал все в подробностях, ничего не утаил, ни о чем не умолчал, а вот когда я спрашиваю, мне никто ничего не говорит, а вот когда меня, я сразу все рассказываю, и это нечестно, потому что когда я спрашиваю что-нибудь…
Я уже поднял вверх руку, намереваясь заткнуть ему рот, как вдруг он и сам осекся. Варнана заинтересовало происходящее впереди. Там слышался шум голосов и раздавался чей-то громкий окрик: «А ну разойдись! Король идет!» Я напряженно вслушался в голоса и вдруг осознал, что, собственно, происходит. По центральной улице, навстречу нам, шел в сопровождении вооруженной стражи мой брат Алкес. Собственной персоной. Его только не хватало! Я же толком так и не успел разведать обстановку. Теперь придется встретиться с братом лицом к лицу и узнать, что он думает по поводу моего появления в Стерпоре. Я замер, не зная, что предпринять. Бежать было уже, кажется, поздно. Да и недостойно потомственного принца дома Вейньет.
Они появились спустя несколько мгновений. Король в сопровождении свиты. С тех пор как я видел его в последний раз, Алкес заметно растолстел. Теперь лицо его стало округлым и даже немного одутловатым, должно быть, он злоупотреблял горячительными напитками. Одет мой скудоумный брат был весьма небрежно – расшитый золотом потрепанный темный плащ, рубашка землистого цвета и вытянутые на коленях широкие штаны. Принадлежность к дому Вейньет выдавал только королевский вензель на плаще да вставленный в украшенные изящной вязью ножны фамильный меч Мордур, обращаться с которым он, впрочем, так и не научился. Этот меч был предметом моей искренней зависти. То, что даже меч отца Бенедикта достался Алкесу, а не мне, было вопиющей несправедливостью – ведь никто другой не был достоин Мордура больше меня. Я же был лучшим фехтовальщиком Белирии, а Алкес носил меч как простое украшение. Наверное, отец, пребывая в своем болезненном состоянии, решил, что меч должен достаться Алкесу потому, что он совсем не умеет им владеть… Логика, достойная пациента монастыря, где держат буйнопомешанных монахов.
Герцог Ян де Бонт, нынешний советник Алкеса в делах управления государством, шел позади и раздраженно теребил застежку на пурпурном плаще. Видимо, что-то нехорошее занимало его мысли. Одет он был намного богаче короля. В глаза бросались шелковые черные шаровары и сапоги, расшитые серебром, с коваными черными носами. Де Бонт был выше Алкеса на целую голову, его довольно привлекательную внешность дополняли закрученные кверху тонкие усики и изящная бородка. Широкополая шляпа, украшенная пером павлина, смотрелась отлично. Одним словом, де Бонт выглядел диковинной и разноцветной птицей. Впрочем, насколько мне было известно, умом он также никогда не отличался. По иронии судьбы глупому Алкесу достался не менее бестолковый советник. Вместе они составляли весьма колоритную парочку, абсолютно не приспособленную для управления государством.
Кортеж сопровождала королевская стража – около двадцати вооруженных алебардами воинов. Помимо защиты короля от разного рода опасностей на них была возложена и другая, не менее важная, миссия. Несколько солдат несли полные мелких монет холщовые мешки, из которых они то и дело горстями зачерпывали медь и швыряли в толпу. Таким образом, Алкес демонстрировал щедрость правящей власти и ее полное единение с народом. Его милость привлекла к шествию сотни нищих. Должно быть, они денно и нощно дежурили у дворца, ожидая наступления часа еженедельного моциона щедрого короля, теперь следовали за кортежем и резво бросались за медяками, стоило солдату швырнуть очередную горсть монет. Нищие распихивали друг друга и ожесточенно ругались между собой. Кое-кто ради того, чтобы совершить мгновенный и точный рывок и настичь добычу, отбрасывал костыли и на миг становился абсолютно здоровым, потом спохватывался и со стонами отползал обратно, воровато оглядываясь по сторонам.