Страница:
— Ага, — понимаю я. — Так ты мне позвонил сказать, что хочешь ко мне зайти?
— Ну да.
— И это заняло у тебя порядка часа?
— Так это ты все балаболишь и не даешь мне ни слова сказать, — говорит этот негодяй с неподдельным возмущением.
— Что-о-о-о-о-о? — возмутилась я.
— Что слышала! — не сдается Сергей. — Все балаболишь и балаболишь — бал-бал-бал, бал-бал-бал, — передразнил он. — Я и слова вставить не могу.
— Так, — говорю я, максимально стараясь оставаться спокойной. — Я жду тебя дома. Только рекомендую надеть бронежилет и взять с собой пару упаковок пластыря.
— Да ладно тебе, Ир, — веселится он. — Я же пошутил, — с этими словами он бросает трубку.
Нет, вы видали? Ничего себе шуточки! Все-таки, мужиков надо давить. Или воспитывать. А кто этим займется, как не мы?
Через полчаса раздается звонок в дверь. Явилось мое чудо природы. Притащил в подарок какую-то дурацкую книжку то ли по бухгалтерии «1С», то ли еще по чему-то… На обложке было написано «С++». Наверное, какая-та новая версия. Сделав этот роскошный подарок, благоверный упал на диван и стал булькать от смеха.
— Чего забулькал? — недовольно спросила я.
— Анекдот уж больно смешной, — пробормотал Сергей и снова забулькал.
— Ну давай, рассказывай, — совсем разозлилась я. — Булькает тут, как месторождение метана в болоте…
— Ну, слушай, — бархатным голосом начал Сергей. — Мужика спрашивают: «Какова вероятность того, что выйдя на улицу вы встретите динозавра?» «Ну, — отвечает тот, — одна миллиардная». Задают тот же вопрос женщине. Та отвечает: «Вероятность составляет пятьдесят процентов». «Почему?», — спрашивают ее. «Потому что или встречу, или не встречу!», — отвечает та, — и Сергей захохотал уже во весь голос, опрокинулся на спину и начал сучить ножками.
Я стою и недоуменно смотрю на парня. Что это с ним? Смеется, как полоумный непонятно над чем.
— Чего смеешься-то, чудик, — не выдерживаю я. — Чего смешного? Что мужик неправильно ответил?
Сергей посмотрел на меня мутным взором, а потом захохотал так, что чуть не свалился с дивана. Не-е-е-ет, с парнем явно что-то не то. Надо, думаю, ему палец показать для проверки. Показываю палец.
— Пятьдесят процентов! — взвизгивает он, уже просто изнемогая. — Или встречу, или не встречу!
— Ну и что такого-то? — уже совсем раздражаюсь я. — Чего ты ржешь, как лошадь Тараса Бульбы?
— Так смешно же, — пытается объяснить Сергей. — Как это может быть, что вероятность встречи динозавра — 50 процентов? Их же в природе почти не существует.
— Ну и что, — не даю сбить себя я. — Тетка же правильно ответила: или встречу, или не встречу. Значит вероятность составляет 50 процентов. Так что чего ты тут ухохатываешься — мне не очень понятно, поэтому хочется тебя или подушкой треснуть, или просто разорвать на десять маленьких программистов. Кстати, когда ты ржешь, у тебя лицо становится очень глупое. Точнее, — поправилась я, — еще глупее, чем когда ты не ржешь.
— Блин, ну ты никак не поймешь, — стонет Сергей и снова начинает смеяться, — что вероятность встречи — это одно, а вероятность увидеть — это совсем другое!
— Ты, по-моему, сам уже запутался, — замечаю я. — Да прекрати ты смеяться! — начинаю орать на всю квартиру, потому что он, если честно, уже замучил.
Сергей сразу успокаивается.
— Вот смотри, — говорит он серьезно. — У меня одна монетка.
— Ну…
— Я ее кидаю.
— Кидай, только не в окно.
— Какова вероятность того, что выпадет решка?
— Пятьдесят процентов.
— Правильно! Почему?
— Потому что или выпадет, или не выпадет.
— Хмм… — задумывается он. — Ну, ладно. А теперь предположим, что я бросаю две монетки.
— Одного достоинства? — уточняю я.
— Это не суть важно.
— Важно.
— Ну, хорошо. Две монетки одного достоинства. Так вот, какова вероятность того, что они ОБЕ… Подчеркиваю — ОБЕ выпадут решкой.
— Пятьдесят процентов, — отвечаю я твердо.
— Потому что или выпадут, или не выпадут? — уточняет он, как последний идиот.
— Ну конечно!
— Блин, — орет он. — Так вы же от теории вероятности ничего не оставляете! По-вашему, по-женски, любое событие имеет пятидесятипроцентную вероятность, потому что или произойдет, или не произойдет.
— Ну да, — отвечаю я. — Так и получается, если вопрос задавать соответствующим образом.
— О, боже, — Сергей хватается за голову и начинает раскачиваться на диване. — Зачем, спрашивается, я в институте тервер год учил? Такая красивая наука… Метод Монте-Карло, — процитировал он.
— Во-во, — говорю. — Я так и думала.
— Что ты так и думала?
— Что вся ваша мужская теория вероятности сводится к картам, выпивке и бабам.
— Почему ты так решила? — потрясенно спрашивает он.
— Да ты сам только что сказал, что всю эту теорию вероятности придумали в Монте-Карло, где никакая теория в жизни не работала.
Сергей потрясенно замолчал.
— Знаешь что, милый, — снисходительно говорю ему я. — Хочешь я тебе объясню, в чем соль твоего любимого анекдота?
— Давай, — говорит он тихо.
— Смешно в нем то, что мужик ответил неправильно. Вот это — действительно смешно.
— Как это?
— А очень просто.
— Динозавры сейчас существуют?
— Нет.
— Значит какая вероятность того, что его можно встретить на улице?
— Ну… Ничтожная.
— Неправда.
— Как это?
— Да очень просто. Вероятность того, что я встречу на улице динозавра, плезиозавра, Билла Клинтона или тебя — составляет ровно пятьдесят процентов. Потому что или встречу, или не встречу. Понял теперь, умник?
— Ир, — говорит он тихо. — Можно я пойду домой? Мне еще программу отлаживать.
— Идите, Сергей Владимирович, — высокомерно говорю я. — Идите и осознайте глубину своего морального падения. А когда осознаете, то позвоните и принесите извинения за свой идиотский смех. Договорились?
— Договорились, Ирина Борисовна, — тихо говорит он. — Ну, я пошел.
— Прощай, моя любовь, — говорю я и делаю пируэт. — Не грусти, что у тебя мозги плохо ворочаются. У вас, мужиков, с этим делом — вообще не в порядке. Так что не ты один. Но вы в наших руках, поэтому все будет в порядке.
Сергей осторожно клюет меня в щеку, выходит, захлопывает дверь, и после этого я на площадке опять слышу жуткий взрыв его идиотского смеха, который эхом отражается от всех стен подъезда. Нет, все-таки иногда он выглядит полным придурком. Ненавижу мужчин! Надо феминисткой становиться!
Сергей позвонил вечером и сообщил, что завтра мы идем в очень хороший ресторан. Я поинтересовалась, чего надевать — туфли или кроссовки? Потому что это сильно зависит от того, каким образом мы будем туда добираться. Если на трамвае, то можно и в туфлях пойти, а если пешкодралом, тогда лучше кроссовки надеть. Сергей обиделся на этот бестактный вопрос и заявил, что заедет за мной на такси… К назначенному часу я в красивом вечернем платье уже была наготове. Когда в дверь раздался звонок и я открыла, то потеряла дар речи… За дверью стоял Сергей в смокинге и с огромным букетом цветов. Внизу, как оказалось, меня ожидал лимузин, в котором мы доехали до ресторана «Санта Фе». А там… Там было что-то умопомрачительное! Отдельный стол, стоящий на самом лучшем месте, четыре официанта которые нам прислуживали. Роскошное меню, кухня и все, как полагается: сначала аперитив и закуски, затем гордость этого ресторана — свиные ребрышки барбекю с отличным красным вином, после горячего блюда — шикарный коньяк и десерт — сладкие блинчики с горящим сиропом. Когда мы пили кофе «капучино», Сергей щелкнул пальцем, и к нам подошел оркестр, который начал исполнять «Бесса ме мучо». А во время исполнения этой песни Сергей сделал мне предложение. Разумеется, я не могла отказать, наши уста встретились и мы застыли в долгом поцелуе, которому почтительно внимали четыре официанта, стоящие поодаль от стола…
Именно таким мечтам я и предавалась, вспоминая, каким образом он мне сделал предложение в действительности. На самом деле, разумеется, все было совсем не так.
Сергей действительно позвонил накануне вечером, причем был в довольно игривом настроении. Трубку поднял папулька:
— Але, — раздалось там. — Это ты, моя дискеточка?
— Нет, — деликатно ответил папулька. — Это говорит дисковод. А дискеточка проходит форматирование на кухне. На нее должны записать рецепт приготовления пирога. Но я могу сейчас ее позвать, — и с этими словами папулька понес мне телефон…
— Але, — сказала я, взяв у папульки трубку.
— Да я уже в курсе, что ты але, — несколько невежливо сказал Сергей.
— Не поняла юмора! — начала было возмущаться я.
— Да не обращай внимание, — сказал он. — Это меня просто твой папулька сбил.
— А чего он такого сказал? — заинтересовалась я.
— Он назвал тебя дискеткой, — объяснил Сергей. — А себя — дисководом.
— Это бывает, — сказала я. — Папулька кого хочешь чем хочешь может назвать. Тебя-то он хоть никак не назвал? А то у него теперь любимое ругательство — «fucking pentium».
— Да, вроде, нет. Не успел. Или я не расслышал.
— Ладно, — говорю я. — Зачем звонишь?
— Услышать твой чудный голос, — комплиментит этот паршивец.
— Так я тебе и поверила!
— Почему это?
— Да потому что ты никогда не звонишь просто так, — объясняю я. — Только когда у тебя ко мне какое-то дело.
— Дела бывают разные, — туманно отвечает он. — Вот скажи, ты любишь всякие выставки?
— Просто обожаю! — обрадовалась я. — Особенно художественные. Всякое там современное искусство, концептуалистов и примитивистов.
— Это которые рисуют всякую чушь, а люди толпятся вокруг, изображая из себя шибко умных, и орут, как резаные: «Какая экспрессия! Какое глубокое проникновение в суть вещей!»..
— Ну, типа того, — соглашаюсь я. — Только дело же не в том — что кто орет, а в том, кто что видит в этих произведениях.
— Тогда зачем ради этого огород городить? — интересуется Сергей. — Всякие выставки и тому подобное? Возьми ведро с чернилами, вылей на пол, а после этого рассматривай пол до умопомрачения. Или эти художники какие-то специальные чернила используют?
— Вот ты, Серег, — говорю я, — ни фига не лирик. Ты чистый физик!
— Никакой я не физик, — злится он. — Я — программер, сисадмин и уже немножко постановщик задач.
— Постановщик задач? У меня в Windows тоже есть постановщик задач, — хвастаюсь я своей осведомленностью.
— Ир, ну ты совсем! — уже вконец разозлился он. — В твоем паршивом Windows — планировщик задач, а не постановщик!
— А-а-а-а, — говорю я. — Поняла! У папульки в армии был сержант Пилипенко — настоящий постановщик задач! Если чего надо было сделать, так что ставил задачу выполнить до обеда, а если не выполняли…
— Слышь, Ир, — говорит он каким-то скрипучим голосом. — Я не понял — ты на выставку со мной пойдешь или так и будешь твердить мне про каких-то чертовых сержантов?
— Пойду, — говорю я. — Так что за выставка. Какого художника?
— Почему обязательно художника? — удивляется он. — Выставки — они разные бывают. Эта, к примеру, бывает только раз в год.
— Ну, не томи, — я тоже начинаю нервничать. — Говори, чего там выставляется? Автомобили?
— Ты что, никогда автомобилей не видела? Вон, выходи на шоссе и наслаждайся выставкой с утра до вечера, — несколько невежливо говорит он.
— Ну а что тогда там показывают? — начинаю гадать я. — Неужели твои любимые компьютеры?
— Наконец-то! — радуется он. — Догадалась! Не прошло и года!
— Будешь грубить, — спокойно говорю я, — завтра пойдешь на выставку вместе со своими бабульками, которые тебе слоников на монитор поставили.
— Ой, — пугается он. — Не надо бабулек. Все, что угодно, но только не бабулек! Там крутейшая компьютерная тусовка собирается! Я и хотел тебя своим друзьям представить.
— Ага, — говорю. — Так ты меня, вроде как, в высший свет собираешься вывести?
— Ну, типа того, — неопределенно говорит он.
— И как мне одеваться на эту выставку компьютеров? — интересуюсь я.
— Покрасивше! — твердо отвечает Сергей. — Ты должна произвести впечатление. Я там человек уважаемый, так что смотри, не урони марку.
— Тогда давай разбираться, — говорю я, — на чей вкус «покрасивше». Потому что на твой вкус — я должна нацепить белую майку с надписью «Windoze — сакс», джинсы, у которых вместо заклепок — винтики от компьютера и тому подобное. А на мой вкус, «покрасивше» — это вечернее платье с туфлями.
— Во-первых, не надо утрировать, — говорит он. — Никто тебя майку надевать не заставляет. Хотя вечернее платье, конечно, будет лишним.
— Ага! — радуюсь я. — Значит я все-таки угадала!
— Ничего не угадала, — снова злится он. — Просто в платье будет неудобно ходить по выставке. Это же все-таки не дипломатический прием. Мы там полдня будем болтаться. Так что одевайся со вкусом, но так, чтобы одежда не стесняла движение.
— ОК, — отвечаю я. — Надеваю халат и кроссовки.
— Все бы тебе шутить, — говорит он. — Я думаю, что майки с джинсами будет вполне достаточно.
— А на майке написать «Windoze — сакс?» — невинно спрашиваю я.
— Ни к чему такие крайности, — твердо говорит Сергей. — Вполне достаточно будет написать просто «Linux — rulez!» и все.
— Ладно, — говорю я. — Как-нибудь сама разберусь, что мне надеть.
— Ир… — начинает было он.
— Никаких «ир», — твердо говорю я. — Сама разберусь. Но ты не волнуйся, не посрамлю тебя перед твоими компьютерщиками. Мне и самой интересно на них посмотреть. В каких кругах я общаюсь — ты уже видел. Так что теперь посмотрю, в каких кругах мой благоверный общается.
— А я твой благоверный? — интересуется он.
— Если верный, тогда, конечно, благо, — твердо отвечаю я. — А если вдруг не сильно верный, тогда я тебе манипулятор оторву.
— У нас принято говорить — «процессор», — веселится он.
— Зря веселишься, — говорю я. — Плохо будет и манипулятору, и процессору.
— Ладно, Ир, — говорит Сергей. — Мне пора еще программу дописывать. А тебе, насколько я понимаю, надо заканчивать процесс обучения готовки пирога. Ты давай, учись готовить. Это дело нужное и полезное!
— Да без тебя знаю, что полезное. Передавай привет своим блондинкам в Интернете, — говорю я.
Сергей опять начинает было возмущаться, но я его не слушаю и кладу трубку. Мда-а-а. Чего завтра надеть-то? Вечернее платье, конечно, не вариант, но и на его «интернетовских подруг» я походить тоже не собираюсь. Ладно, завтра будет видно…
Я перед походом на эту выставку даже в институт не пошла. Как-то не сложилось. Все утро собиралась-собиралась, даже сумку свою институтскую попыталась разгрести, чтобы легче было идти в родной институт. Но там обнаружился какой-то номер журнала «Отдохни», я зачиталась и всюду опоздала. Ну и ладно. Зато успела должным образом подготовиться к выставке. Все-таки, меня первый раз выводят в «программистский свет». Надо не ударить лицом в грязь.
Где-то в одиннадцать позвонил жутко возбужденный (я имею в виду голос) Сергей.
— Але-е-е-е, Ирка-а-а-а! — заорал он в трубку.
— Здравствуй, Сережа, — вежливо ответила я. — Ты что, в дупель пьяный?
— Нет, — ответил он. — Пока нет. Пока точно нет. Пьяный я буду ближе к вечеру, потому что выпить на «Комтеке» — дело святое!
— Приличные люди выпивают дома или в ресторане, а не сидя на каких-то камтеках, — твердо ответила я. — Кстати, а что такое этот «камтек»?
— «Комтек», Ирка, это «Комтек»! — пояснил мне Сергей все тем же возбужденным голосом.
— Сереж, — осторожно сказала я. — А ты, случаем, наркотики не употребляешь? Особенно сильнодействующие.
— Нет, — твердо ответил он. — Уже давно доказано, что Линукс наркотиком не является, хотя и дает сильное привыкание.
— Тогда почему ты языком болтаешь уже несколько минут, а толком ничего сказать так и не можешь? — поинтересовалась я. — Во сколько выставка, где проходит, как, где и во сколько мы будем встречаться?
— Ир, да не кипятись ты, — объясняет мне он. — Просто у нас, программеров, эта выставка раз в году случается. Поэтому я весь дрожу в предвкушении. А «Комтек» — это название выставки.
— Понятно, — отвечаю я. — А что означает «ком-тек»? Компьютерный «тек»? Что такое «тек»?
На другом конце трубки послышалось томительное молчание.
— Але, — сказала я, — ты там не умер?
— Нет, — отвечает он. — Я думаю, что такое «тек». Уже пять лет на эту выставку хожу, но ни разу не задумывался на эту тему.
— Да вы, мужики, все такие, — довольно говорю я. — Ненаблюдательные и незадумчивые. Как мы только вас терпим?
— А вот нас, мужиков, я попрошу не касаться вашими едкими язычками, — с негодованием говорит он. — Сначала Excel освой, а потом уже наезжай на программеров! Я программеров в обиду не дам, — неожиданно разбушевался он. — Я сам — программер. И я, если хочешь…
— Да ничего не хочу, — лениво говорю я. — Серег, вот вы, мужики — программеры и не программеры, орете, как больные слоны, мол, «женщины по телефону болтают сутками… женщины по телефону болтают сутками», а сам как позвонишь на две минуты, чтобы передать информацию, так разговор с тобой затягивается на час или два, не меньше. Все болтаешь, болтаешь и растекаешься мыслью по древу.
— Нет такого выражения «растекаться мыслью по древу», — мрачно говорит Сергей. — Есть выражение «растекаться мысью по древу». «Мысь» — это белка по-древнерусски.
— Интересное кино, — говорю я. — Ты у меня постоянно мыслью по древу растекаешься, а выражения такого нет?
— Нет, — твердо говорит он.
— Это у вас нет такого выражения, — победно говорю я. — А у нас — есть!
На том конце трубки снова потрясенно замолчали.
— Короче, — говорю, — программер. Во сколько и где встречаемся? Уж будьте любезны запрограммировать для меня место встречи поточнее.
— В 12 часов, — начинает бурчать он, типа обидевшись.
— Громче! — говорю я, потому что ненавижу, когда бурчат в трубку.
— В ДВЕНАДЦАТЬ ДНЯ-Я-Я-Я-Я-Я! — орет он так, что у меня правая барабанная перепонка чуть ни склеилась с левой.
— Благодарю вас, сэр, — говорю я ледяным голосом. — Леди все расслышала. А вы, сэр, если намерены по-прежнему орать, как кастрированный бабуин, то положите сначала трубку. Потому что я вас и без трубки прекрасно услышу.
— Тебе не угодишь, — бурчит он. — То тихо тебе, то громко. Какая ты привередливая — ужас. Я раньше в тебе такого не замечал.
— И что ты этим хочешь сказать? — интересуюсь я. — Что мне будет отказано в чести сопровождать тебя на этот «Комтек»?
— Ну.., — начинает он.
— Что-о-о-о-о-о?!?!?!
— Да нет, нет, — заторопился он, — конечно, ты не будешь лишена этой чести. — Встречаемся в 12 дня на остановке 905 года у шашлычной, которая теперь аптека в полдень.
— Сергей, — говорю, — с печалью в душе, но я вынуждена вам сообщить страшную новость — вы пьяны в дым!
— Это почему это?
— Да потому что ты несешь всякую чушь! Что значит «на остановке у шашлычной, которая теперь аптека»?
— Это значит, что там раньше была шашлычная, — объясняет он.
— Ну?
— А теперь там кобзоновская аптека!
— Что значит «кобзоновская аптека»? — интересуюсь я. — Там сырые яйца для голоса продают, что ли?
— Откуда я знаю, что там продают? — сердится он. — Кобзоновская аптека — и все. Я туда и не заходил ни разу.
— Как я узнаю, что это кобзоновская аптека? — снова интересуюсь я. — Там вывеска такая висит, что ли?
— Да не висит там никакой вывески! — снова злится он. — Но все знают, что это кобзоновская аптека. У кого хочешь спроси!
— Сереж, — говорю я очень тихо. — Я уже давно в курсе, что существует огромная разница между мужчиной и женщиной в восприятии окружающего мира. С этим, увы, приходится считаться.
— Это ты к чему? — подозрительно спрашивает он.
— Я к тому, что только мужики могут назначать встречу на остановке у бывшей шашлычной, где теперь кобзоновская аптека. Лично я не смогу попасть на встречу, используя подобную систему координат. Там метро рядом есть?
— Есть, — отвечает он. — Улица 1905 года.
— Давай встретимся на этой станции в центре зала, — предлагаю я. — Самый удобный способ. А потом поведешь меня хоть к шашлычной, хоть к Кобзону, хоть куда.
— В центре зала плохо встречаться, — авторитетно заявляет он. — Потеряемся в момент!
— Предлагай другой вариант, — терпеливо говорю я.
— Давай у эскалатора последнего вагона, который на самом деле первый из центра, — предлагает он. — Только сверху, а не снизу, если смотреть сверху. Оттуда удобно выходить к бывшей шашлычной.
Я некоторое время потрясенно молчу. Потом тихо говорю:
— Сереж, ты меня любишь?
На том конце тут же появляется напряженное молчание.
— Я тебе сейчас задумаюсь! — взрываюсь я.
— Да нет, — говорит он. — Конечно люблю и все такое. Просто хотелось как-то покрасивее выразиться.
— Не трудись, милый, — говорю я. — Не выражайся. Просто если ты меня любишь, пообещай исполнить одну необременительную, но важную для меня просьбу.
— Обещаю, — важно говорит он, — если это меня не обеременит.
— Встреться со мной в центре зала метро «Улица 1905 года», — просительно говорю я. — После этого веди меня, куда хочешь.
— Ну хорошо, хорошо, — бурчит он. — Хотя я не понимаю, почему ты не врубаешься. Ведь это так просто. На том месте была шашлычная…
— До встречи, милый, — говорю я и вешаю трубку.
На всякий случай, я приехала за 15 минут до назначенного срока. В метро, как ни странно, уже ощущалось присутствие выставки. По перрону гуляли странного вида молодые люди, на многих из которых были нацеплены таблички с какими-то именами и цифрами. По виду подавляющее большинство было точь-в-точь похоже на Сергея, когда я его первый раз встретила: джинсы, свитер, длинные волосы и совершенно отсутствующий взгляд, погруженный куда-то внутрь.
Наконец, заявился мой благоверный, который спустился сверху. И тут только я заметила, насколько благотворно на него повлияло общение со мной. Конечно, фрак с бабочкой он не надел, но выглядел вполне прилично, и даже от недавно сделанной прически еще что-то осталось. Но самое главное — взгляд! Взгляд у него уже не был обращен только куда-то внутрь себя, как у остальных программистов. Я так думаю, что это исключительно моя заслуга.
Сергей прибежал, несколько запыхавшись, и заявил, что пора отправляться наверх, потому что народ уже собрался, и все только нас и ждут. Я ответила, что, собственно, и не собиралась торчать в метро до вечера, поэтому мы отправились наружу… Вышли из метро и Сергей меня быстро повел к этой кобзоновской аптеке, где напротив раньше была шашлычная, и где, по его словам, собиралась вся эта программистская камарилья.
Пришли. Рядом со входом в аптеку действительно толпился народ довольно странного вида. Там были как совсем молоденькие ребята, так и довольно взрослые. Но у всех в лице было что-то общее, как будто я попала на встречу одной баскетбольной команды. Почти у каждого на одежде был прикреплен прямоугольничек с именем и какими-то цифрами.
— Хай, пипель! — приветствовал Сергей эту компанию. — Знакомьтесь — это Ирина. Моя боевая подруга.
— Привет, — сказал мне один высокий парень. — Я — сто три точка двадцать три.
— А я, — сказал другой, — сто двадцать девять точка пятнадцать.
— Четыреста семьдесят седьмой, — представился приятного вида молодой человек в очках.
— Триста пять пятнадцать, — лихо щелкнул каблуками еще один.
И вот так вся толпа называла мне какие-то цифры. И только один, слава Богу, цифры не называл, а представился как Энола Гей. Красивое имя. Где-то я его, кстати, слышала. Наконец, все познакомились и стали обсуждать, как им добираться до выставки. Я у Сережи тихонько спросила:
— Сереж, а они все бывшие зеки или наоборот — нынешние космонавты?
— В каком смысле? — не понял он.
— В том смысле, что они все друг друга какими-то цифрами называют, как бывшие зеки. Или космонавты.
— А что, космонавты друг друга тоже цифрами называют, как и мы? — поинтересовался Сергей.
— Не знаю, — говорю я. — Но у них же тоже есть какие-то цифры и позывные. «Земля, земля, я — борт 1923», — процитировала я.
— Понятно, — сказал Сергей. — Могу тебя успокоить. Мы не космонавты. Мы — фидошники!
— Фи, — говорю я, — чего?
— Фидошники, — объясняет он. — Члены международной сети Фидо.
— Что за сеть-то? — интересуюсь я. — Сеть сбыта наркотиков?
— Да ну тебя, Ир, — опять злится он. — Что за шуточки опять? Это компьютерная некоммерческая сеть.
— А Интернет? — спрашиваю я.
— Что Интернет? — не понимает он.
— Ну, Интернет же есть. Зачем еще какие-то сети?
— Фидо — некоммерческая сеть, — объясняет он. — Там никто ни за что никому не платит. Поэтому в ней процветают нормальные человеческие взаимоотношения. А Интернет — коммерческая сеть и построена на товарно-денежных отношениях. Поэтому сакс. В смысле — маст дай.
— Ну да.
— И это заняло у тебя порядка часа?
— Так это ты все балаболишь и не даешь мне ни слова сказать, — говорит этот негодяй с неподдельным возмущением.
— Что-о-о-о-о-о? — возмутилась я.
— Что слышала! — не сдается Сергей. — Все балаболишь и балаболишь — бал-бал-бал, бал-бал-бал, — передразнил он. — Я и слова вставить не могу.
— Так, — говорю я, максимально стараясь оставаться спокойной. — Я жду тебя дома. Только рекомендую надеть бронежилет и взять с собой пару упаковок пластыря.
— Да ладно тебе, Ир, — веселится он. — Я же пошутил, — с этими словами он бросает трубку.
Нет, вы видали? Ничего себе шуточки! Все-таки, мужиков надо давить. Или воспитывать. А кто этим займется, как не мы?
Через полчаса раздается звонок в дверь. Явилось мое чудо природы. Притащил в подарок какую-то дурацкую книжку то ли по бухгалтерии «1С», то ли еще по чему-то… На обложке было написано «С++». Наверное, какая-та новая версия. Сделав этот роскошный подарок, благоверный упал на диван и стал булькать от смеха.
— Чего забулькал? — недовольно спросила я.
— Анекдот уж больно смешной, — пробормотал Сергей и снова забулькал.
— Ну давай, рассказывай, — совсем разозлилась я. — Булькает тут, как месторождение метана в болоте…
Я стою и недоуменно смотрю на парня. Что это с ним? Смеется, как полоумный непонятно над чем.
— Чего смеешься-то, чудик, — не выдерживаю я. — Чего смешного? Что мужик неправильно ответил?
Сергей посмотрел на меня мутным взором, а потом захохотал так, что чуть не свалился с дивана. Не-е-е-ет, с парнем явно что-то не то. Надо, думаю, ему палец показать для проверки. Показываю палец.
— Пятьдесят процентов! — взвизгивает он, уже просто изнемогая. — Или встречу, или не встречу!
— Ну и что такого-то? — уже совсем раздражаюсь я. — Чего ты ржешь, как лошадь Тараса Бульбы?
— Так смешно же, — пытается объяснить Сергей. — Как это может быть, что вероятность встречи динозавра — 50 процентов? Их же в природе почти не существует.
— Ну и что, — не даю сбить себя я. — Тетка же правильно ответила: или встречу, или не встречу. Значит вероятность составляет 50 процентов. Так что чего ты тут ухохатываешься — мне не очень понятно, поэтому хочется тебя или подушкой треснуть, или просто разорвать на десять маленьких программистов. Кстати, когда ты ржешь, у тебя лицо становится очень глупое. Точнее, — поправилась я, — еще глупее, чем когда ты не ржешь.
— Блин, ну ты никак не поймешь, — стонет Сергей и снова начинает смеяться, — что вероятность встречи — это одно, а вероятность увидеть — это совсем другое!
— Ты, по-моему, сам уже запутался, — замечаю я. — Да прекрати ты смеяться! — начинаю орать на всю квартиру, потому что он, если честно, уже замучил.
Сергей сразу успокаивается.
— Вот смотри, — говорит он серьезно. — У меня одна монетка.
— Ну…
— Я ее кидаю.
— Кидай, только не в окно.
— Какова вероятность того, что выпадет решка?
— Пятьдесят процентов.
— Правильно! Почему?
— Потому что или выпадет, или не выпадет.
— Одного достоинства? — уточняю я.
— Это не суть важно.
— Важно.
— Ну, хорошо. Две монетки одного достоинства. Так вот, какова вероятность того, что они ОБЕ… Подчеркиваю — ОБЕ выпадут решкой.
— Пятьдесят процентов, — отвечаю я твердо.
— Потому что или выпадут, или не выпадут? — уточняет он, как последний идиот.
— Ну конечно!
— Блин, — орет он. — Так вы же от теории вероятности ничего не оставляете! По-вашему, по-женски, любое событие имеет пятидесятипроцентную вероятность, потому что или произойдет, или не произойдет.
— Ну да, — отвечаю я. — Так и получается, если вопрос задавать соответствующим образом.
— О, боже, — Сергей хватается за голову и начинает раскачиваться на диване. — Зачем, спрашивается, я в институте тервер год учил? Такая красивая наука… Метод Монте-Карло, — процитировал он.
— Во-во, — говорю. — Я так и думала.
— Что ты так и думала?
— Что вся ваша мужская теория вероятности сводится к картам, выпивке и бабам.
— Почему ты так решила? — потрясенно спрашивает он.
— Да ты сам только что сказал, что всю эту теорию вероятности придумали в Монте-Карло, где никакая теория в жизни не работала.
Сергей потрясенно замолчал.
— Знаешь что, милый, — снисходительно говорю ему я. — Хочешь я тебе объясню, в чем соль твоего любимого анекдота?
— Давай, — говорит он тихо.
— Смешно в нем то, что мужик ответил неправильно. Вот это — действительно смешно.
— Как это?
— А очень просто.
— Динозавры сейчас существуют?
— Нет.
— Значит какая вероятность того, что его можно встретить на улице?
— Ну… Ничтожная.
— Неправда.
— Как это?
— Да очень просто. Вероятность того, что я встречу на улице динозавра, плезиозавра, Билла Клинтона или тебя — составляет ровно пятьдесят процентов. Потому что или встречу, или не встречу. Понял теперь, умник?
— Ир, — говорит он тихо. — Можно я пойду домой? Мне еще программу отлаживать.
— Идите, Сергей Владимирович, — высокомерно говорю я. — Идите и осознайте глубину своего морального падения. А когда осознаете, то позвоните и принесите извинения за свой идиотский смех. Договорились?
— Договорились, Ирина Борисовна, — тихо говорит он. — Ну, я пошел.
— Прощай, моя любовь, — говорю я и делаю пируэт. — Не грусти, что у тебя мозги плохо ворочаются. У вас, мужиков, с этим делом — вообще не в порядке. Так что не ты один. Но вы в наших руках, поэтому все будет в порядке.
Сергей осторожно клюет меня в щеку, выходит, захлопывает дверь, и после этого я на площадке опять слышу жуткий взрыв его идиотского смеха, который эхом отражается от всех стен подъезда. Нет, все-таки иногда он выглядит полным придурком. Ненавижу мужчин! Надо феминисткой становиться!
* * *
Свершилось! Наконец-то Сергей сделал мне официальное предложение руки и сердца! Спрашиваете, как это все было? Все было так, как и полагается!Именно таким мечтам я и предавалась, вспоминая, каким образом он мне сделал предложение в действительности. На самом деле, разумеется, все было совсем не так.
Сергей действительно позвонил накануне вечером, причем был в довольно игривом настроении. Трубку поднял папулька:
— Але, — раздалось там. — Это ты, моя дискеточка?
— Нет, — деликатно ответил папулька. — Это говорит дисковод. А дискеточка проходит форматирование на кухне. На нее должны записать рецепт приготовления пирога. Но я могу сейчас ее позвать, — и с этими словами папулька понес мне телефон…
— Але, — сказала я, взяв у папульки трубку.
— Да я уже в курсе, что ты але, — несколько невежливо сказал Сергей.
— Не поняла юмора! — начала было возмущаться я.
— Да не обращай внимание, — сказал он. — Это меня просто твой папулька сбил.
— А чего он такого сказал? — заинтересовалась я.
— Он назвал тебя дискеткой, — объяснил Сергей. — А себя — дисководом.
— Да, вроде, нет. Не успел. Или я не расслышал.
— Ладно, — говорю я. — Зачем звонишь?
— Услышать твой чудный голос, — комплиментит этот паршивец.
— Так я тебе и поверила!
— Почему это?
— Да потому что ты никогда не звонишь просто так, — объясняю я. — Только когда у тебя ко мне какое-то дело.
— Дела бывают разные, — туманно отвечает он. — Вот скажи, ты любишь всякие выставки?
— Просто обожаю! — обрадовалась я. — Особенно художественные. Всякое там современное искусство, концептуалистов и примитивистов.
— Это которые рисуют всякую чушь, а люди толпятся вокруг, изображая из себя шибко умных, и орут, как резаные: «Какая экспрессия! Какое глубокое проникновение в суть вещей!»..
— Ну, типа того, — соглашаюсь я. — Только дело же не в том — что кто орет, а в том, кто что видит в этих произведениях.
— Тогда зачем ради этого огород городить? — интересуется Сергей. — Всякие выставки и тому подобное? Возьми ведро с чернилами, вылей на пол, а после этого рассматривай пол до умопомрачения. Или эти художники какие-то специальные чернила используют?
— Вот ты, Серег, — говорю я, — ни фига не лирик. Ты чистый физик!
— Никакой я не физик, — злится он. — Я — программер, сисадмин и уже немножко постановщик задач.
— Постановщик задач? У меня в Windows тоже есть постановщик задач, — хвастаюсь я своей осведомленностью.
— Ир, ну ты совсем! — уже вконец разозлился он. — В твоем паршивом Windows — планировщик задач, а не постановщик!
— А-а-а-а, — говорю я. — Поняла! У папульки в армии был сержант Пилипенко — настоящий постановщик задач! Если чего надо было сделать, так что ставил задачу выполнить до обеда, а если не выполняли…
— Слышь, Ир, — говорит он каким-то скрипучим голосом. — Я не понял — ты на выставку со мной пойдешь или так и будешь твердить мне про каких-то чертовых сержантов?
— Пойду, — говорю я. — Так что за выставка. Какого художника?
— Почему обязательно художника? — удивляется он. — Выставки — они разные бывают. Эта, к примеру, бывает только раз в год.
— Ну, не томи, — я тоже начинаю нервничать. — Говори, чего там выставляется? Автомобили?
— Ты что, никогда автомобилей не видела? Вон, выходи на шоссе и наслаждайся выставкой с утра до вечера, — несколько невежливо говорит он.
— Ну а что тогда там показывают? — начинаю гадать я. — Неужели твои любимые компьютеры?
— Наконец-то! — радуется он. — Догадалась! Не прошло и года!
— Будешь грубить, — спокойно говорю я, — завтра пойдешь на выставку вместе со своими бабульками, которые тебе слоников на монитор поставили.
— Ой, — пугается он. — Не надо бабулек. Все, что угодно, но только не бабулек! Там крутейшая компьютерная тусовка собирается! Я и хотел тебя своим друзьям представить.
— Ага, — говорю. — Так ты меня, вроде как, в высший свет собираешься вывести?
— Ну, типа того, — неопределенно говорит он.
— И как мне одеваться на эту выставку компьютеров? — интересуюсь я.
— Покрасивше! — твердо отвечает Сергей. — Ты должна произвести впечатление. Я там человек уважаемый, так что смотри, не урони марку.
— Во-первых, не надо утрировать, — говорит он. — Никто тебя майку надевать не заставляет. Хотя вечернее платье, конечно, будет лишним.
— Ага! — радуюсь я. — Значит я все-таки угадала!
— Ничего не угадала, — снова злится он. — Просто в платье будет неудобно ходить по выставке. Это же все-таки не дипломатический прием. Мы там полдня будем болтаться. Так что одевайся со вкусом, но так, чтобы одежда не стесняла движение.
— ОК, — отвечаю я. — Надеваю халат и кроссовки.
— Все бы тебе шутить, — говорит он. — Я думаю, что майки с джинсами будет вполне достаточно.
— А на майке написать «Windoze — сакс?» — невинно спрашиваю я.
— Ни к чему такие крайности, — твердо говорит Сергей. — Вполне достаточно будет написать просто «Linux — rulez!» и все.
— Ладно, — говорю я. — Как-нибудь сама разберусь, что мне надеть.
— Ир… — начинает было он.
— Никаких «ир», — твердо говорю я. — Сама разберусь. Но ты не волнуйся, не посрамлю тебя перед твоими компьютерщиками. Мне и самой интересно на них посмотреть. В каких кругах я общаюсь — ты уже видел. Так что теперь посмотрю, в каких кругах мой благоверный общается.
— А я твой благоверный? — интересуется он.
— Если верный, тогда, конечно, благо, — твердо отвечаю я. — А если вдруг не сильно верный, тогда я тебе манипулятор оторву.
— У нас принято говорить — «процессор», — веселится он.
— Зря веселишься, — говорю я. — Плохо будет и манипулятору, и процессору.
— Ладно, Ир, — говорит Сергей. — Мне пора еще программу дописывать. А тебе, насколько я понимаю, надо заканчивать процесс обучения готовки пирога. Ты давай, учись готовить. Это дело нужное и полезное!
— Да без тебя знаю, что полезное. Передавай привет своим блондинкам в Интернете, — говорю я.
Сергей опять начинает было возмущаться, но я его не слушаю и кладу трубку. Мда-а-а. Чего завтра надеть-то? Вечернее платье, конечно, не вариант, но и на его «интернетовских подруг» я походить тоже не собираюсь. Ладно, завтра будет видно…
Где-то в одиннадцать позвонил жутко возбужденный (я имею в виду голос) Сергей.
— Але-е-е-е, Ирка-а-а-а! — заорал он в трубку.
— Здравствуй, Сережа, — вежливо ответила я. — Ты что, в дупель пьяный?
— Нет, — ответил он. — Пока нет. Пока точно нет. Пьяный я буду ближе к вечеру, потому что выпить на «Комтеке» — дело святое!
— Приличные люди выпивают дома или в ресторане, а не сидя на каких-то камтеках, — твердо ответила я. — Кстати, а что такое этот «камтек»?
— «Комтек», Ирка, это «Комтек»! — пояснил мне Сергей все тем же возбужденным голосом.
— Сереж, — осторожно сказала я. — А ты, случаем, наркотики не употребляешь? Особенно сильнодействующие.
— Нет, — твердо ответил он. — Уже давно доказано, что Линукс наркотиком не является, хотя и дает сильное привыкание.
— Тогда почему ты языком болтаешь уже несколько минут, а толком ничего сказать так и не можешь? — поинтересовалась я. — Во сколько выставка, где проходит, как, где и во сколько мы будем встречаться?
— Ир, да не кипятись ты, — объясняет мне он. — Просто у нас, программеров, эта выставка раз в году случается. Поэтому я весь дрожу в предвкушении. А «Комтек» — это название выставки.
— Понятно, — отвечаю я. — А что означает «ком-тек»? Компьютерный «тек»? Что такое «тек»?
На другом конце трубки послышалось томительное молчание.
— Але, — сказала я, — ты там не умер?
— Нет, — отвечает он. — Я думаю, что такое «тек». Уже пять лет на эту выставку хожу, но ни разу не задумывался на эту тему.
— Да вы, мужики, все такие, — довольно говорю я. — Ненаблюдательные и незадумчивые. Как мы только вас терпим?
— А вот нас, мужиков, я попрошу не касаться вашими едкими язычками, — с негодованием говорит он. — Сначала Excel освой, а потом уже наезжай на программеров! Я программеров в обиду не дам, — неожиданно разбушевался он. — Я сам — программер. И я, если хочешь…
— Да ничего не хочу, — лениво говорю я. — Серег, вот вы, мужики — программеры и не программеры, орете, как больные слоны, мол, «женщины по телефону болтают сутками… женщины по телефону болтают сутками», а сам как позвонишь на две минуты, чтобы передать информацию, так разговор с тобой затягивается на час или два, не меньше. Все болтаешь, болтаешь и растекаешься мыслью по древу.
— Интересное кино, — говорю я. — Ты у меня постоянно мыслью по древу растекаешься, а выражения такого нет?
— Нет, — твердо говорит он.
— Это у вас нет такого выражения, — победно говорю я. — А у нас — есть!
На том конце трубки снова потрясенно замолчали.
— Короче, — говорю, — программер. Во сколько и где встречаемся? Уж будьте любезны запрограммировать для меня место встречи поточнее.
— В 12 часов, — начинает бурчать он, типа обидевшись.
— Громче! — говорю я, потому что ненавижу, когда бурчат в трубку.
— В ДВЕНАДЦАТЬ ДНЯ-Я-Я-Я-Я-Я! — орет он так, что у меня правая барабанная перепонка чуть ни склеилась с левой.
— Благодарю вас, сэр, — говорю я ледяным голосом. — Леди все расслышала. А вы, сэр, если намерены по-прежнему орать, как кастрированный бабуин, то положите сначала трубку. Потому что я вас и без трубки прекрасно услышу.
— Тебе не угодишь, — бурчит он. — То тихо тебе, то громко. Какая ты привередливая — ужас. Я раньше в тебе такого не замечал.
— И что ты этим хочешь сказать? — интересуюсь я. — Что мне будет отказано в чести сопровождать тебя на этот «Комтек»?
— Ну.., — начинает он.
— Что-о-о-о-о-о?!?!?!
— Да нет, нет, — заторопился он, — конечно, ты не будешь лишена этой чести. — Встречаемся в 12 дня на остановке 905 года у шашлычной, которая теперь аптека в полдень.
— Сергей, — говорю, — с печалью в душе, но я вынуждена вам сообщить страшную новость — вы пьяны в дым!
— Это почему это?
— Да потому что ты несешь всякую чушь! Что значит «на остановке у шашлычной, которая теперь аптека»?
— Это значит, что там раньше была шашлычная, — объясняет он.
— Ну?
— А теперь там кобзоновская аптека!
— Что значит «кобзоновская аптека»? — интересуюсь я. — Там сырые яйца для голоса продают, что ли?
— Откуда я знаю, что там продают? — сердится он. — Кобзоновская аптека — и все. Я туда и не заходил ни разу.
— Как я узнаю, что это кобзоновская аптека? — снова интересуюсь я. — Там вывеска такая висит, что ли?
— Да не висит там никакой вывески! — снова злится он. — Но все знают, что это кобзоновская аптека. У кого хочешь спроси!
— Сереж, — говорю я очень тихо. — Я уже давно в курсе, что существует огромная разница между мужчиной и женщиной в восприятии окружающего мира. С этим, увы, приходится считаться.
— Это ты к чему? — подозрительно спрашивает он.
— Есть, — отвечает он. — Улица 1905 года.
— Давай встретимся на этой станции в центре зала, — предлагаю я. — Самый удобный способ. А потом поведешь меня хоть к шашлычной, хоть к Кобзону, хоть куда.
— В центре зала плохо встречаться, — авторитетно заявляет он. — Потеряемся в момент!
— Предлагай другой вариант, — терпеливо говорю я.
— Давай у эскалатора последнего вагона, который на самом деле первый из центра, — предлагает он. — Только сверху, а не снизу, если смотреть сверху. Оттуда удобно выходить к бывшей шашлычной.
Я некоторое время потрясенно молчу. Потом тихо говорю:
— Сереж, ты меня любишь?
На том конце тут же появляется напряженное молчание.
— Я тебе сейчас задумаюсь! — взрываюсь я.
— Да нет, — говорит он. — Конечно люблю и все такое. Просто хотелось как-то покрасивее выразиться.
— Не трудись, милый, — говорю я. — Не выражайся. Просто если ты меня любишь, пообещай исполнить одну необременительную, но важную для меня просьбу.
— Обещаю, — важно говорит он, — если это меня не обеременит.
— Встреться со мной в центре зала метро «Улица 1905 года», — просительно говорю я. — После этого веди меня, куда хочешь.
— Ну хорошо, хорошо, — бурчит он. — Хотя я не понимаю, почему ты не врубаешься. Ведь это так просто. На том месте была шашлычная…
— До встречи, милый, — говорю я и вешаю трубку.
На всякий случай, я приехала за 15 минут до назначенного срока. В метро, как ни странно, уже ощущалось присутствие выставки. По перрону гуляли странного вида молодые люди, на многих из которых были нацеплены таблички с какими-то именами и цифрами. По виду подавляющее большинство было точь-в-точь похоже на Сергея, когда я его первый раз встретила: джинсы, свитер, длинные волосы и совершенно отсутствующий взгляд, погруженный куда-то внутрь.
Наконец, заявился мой благоверный, который спустился сверху. И тут только я заметила, насколько благотворно на него повлияло общение со мной. Конечно, фрак с бабочкой он не надел, но выглядел вполне прилично, и даже от недавно сделанной прически еще что-то осталось. Но самое главное — взгляд! Взгляд у него уже не был обращен только куда-то внутрь себя, как у остальных программистов. Я так думаю, что это исключительно моя заслуга.
Сергей прибежал, несколько запыхавшись, и заявил, что пора отправляться наверх, потому что народ уже собрался, и все только нас и ждут. Я ответила, что, собственно, и не собиралась торчать в метро до вечера, поэтому мы отправились наружу… Вышли из метро и Сергей меня быстро повел к этой кобзоновской аптеке, где напротив раньше была шашлычная, и где, по его словам, собиралась вся эта программистская камарилья.
Пришли. Рядом со входом в аптеку действительно толпился народ довольно странного вида. Там были как совсем молоденькие ребята, так и довольно взрослые. Но у всех в лице было что-то общее, как будто я попала на встречу одной баскетбольной команды. Почти у каждого на одежде был прикреплен прямоугольничек с именем и какими-то цифрами.
— Хай, пипель! — приветствовал Сергей эту компанию. — Знакомьтесь — это Ирина. Моя боевая подруга.
— Привет, — сказал мне один высокий парень. — Я — сто три точка двадцать три.
— А я, — сказал другой, — сто двадцать девять точка пятнадцать.
— Четыреста семьдесят седьмой, — представился приятного вида молодой человек в очках.
— Триста пять пятнадцать, — лихо щелкнул каблуками еще один.
И вот так вся толпа называла мне какие-то цифры. И только один, слава Богу, цифры не называл, а представился как Энола Гей. Красивое имя. Где-то я его, кстати, слышала. Наконец, все познакомились и стали обсуждать, как им добираться до выставки. Я у Сережи тихонько спросила:
— Сереж, а они все бывшие зеки или наоборот — нынешние космонавты?
— В каком смысле? — не понял он.
— В том смысле, что они все друг друга какими-то цифрами называют, как бывшие зеки. Или космонавты.
— А что, космонавты друг друга тоже цифрами называют, как и мы? — поинтересовался Сергей.
— Не знаю, — говорю я. — Но у них же тоже есть какие-то цифры и позывные. «Земля, земля, я — борт 1923», — процитировала я.
— Понятно, — сказал Сергей. — Могу тебя успокоить. Мы не космонавты. Мы — фидошники!
— Фи, — говорю я, — чего?
— Фидошники, — объясняет он. — Члены международной сети Фидо.
— Что за сеть-то? — интересуюсь я. — Сеть сбыта наркотиков?
— Да ну тебя, Ир, — опять злится он. — Что за шуточки опять? Это компьютерная некоммерческая сеть.
— А Интернет? — спрашиваю я.
— Что Интернет? — не понимает он.
— Ну, Интернет же есть. Зачем еще какие-то сети?
— Фидо — некоммерческая сеть, — объясняет он. — Там никто ни за что никому не платит. Поэтому в ней процветают нормальные человеческие взаимоотношения. А Интернет — коммерческая сеть и построена на товарно-денежных отношениях. Поэтому сакс. В смысле — маст дай.