Эльдарова Татьяна. Год охотника

   С огромным трудом, пользуясь помощью Бурханкина, он вытянул из Виктора Зуевича, что упаковочная бумага с адресом лежит в кармане брюк, в больничной камере хранения. О самой Александре тот говорить отказался. Игорь Максимильянович вздохнул с облегчением только когда вышел из палаты.
   - Витёк странный какой-то! - суетливо развозмущался Бурханкин. - Ему же хочешь помочь, и он же ставит палки в колёса!
   - Ну, Вилли, этот ещё ничего!.. Я видел и похуже... Представь себя на его месте?
   - Что значит "ничего"?! Человек тратит своё время, с добром к нему приходит, а он...
   Темпераментную речь Бурханкина заглушил призывный клич, разнесшийся по всему коридору:
   - Тимофеевна! Чайник закипел!
   Услыхав голос, Егор Сергеевич аж присел:
   - Моя!..
   С ответным криком: "Лечу!.." - откуда-то и вправду почти вылетела поджарая, по-мальчишески стриженная баба-Яга. Только вместо тряпья - белый халат и вместо метлы - пустая капельница, раза в два выше медсестры.
   - Добрый день! - вежливо перекрыл дорогу Франц. - Я хотел бы поговорить с главврачом. Не поможете мне его найти?
   Медсестра ответила так же вежливо (Францу даже не пришлось напрягать слух).
   - Некогда мне! Вы не видите, я работаю?! Это для бездельников день закончился, - она безуспешно пыталась на лету обогнуть препятствие. - И нечего искать. Кабинет - на втором этаже. Лестница - налево за углом!
   - Будьте любезны, напомните его имя-отчество, - ещё уважительней попросил Франц и уступил дорогу.
   Медсестра собралась в полёт, но прежде милостиво сообщила, почему-то понизив голос:
   - Наш - Александр Мироныч. Только он с сегодня в отпуску, вместо него - новый завотделением, Марк Анатольевич. У себя он, ваше счастье.
   Франц переспросил названное имя, подставив левое ухо.
   - Рубин? - немедленно уточнил он.
   - А кто ж ещё?.. - удивилась баба-Яга, оседлала помело и умчалась.
   Охотник только руками развёл:
   - Мир полон неожиданностей! Мог ли я представить?.. Надо было забираться в такую глушь, чтобы встретиться... Стой здесь, я - сейчас!..
   Минут через пятнадцать Бурханкин уже семенил по коридору, едва поспевая: три его шага, один - длинного Франца. Франц выглядел подозрительно бодрым, будто душ прохладный принял. Егерь навострил нос, но запаха спиртного не почувствовал: воняло больничными специями.
   - Ты знаешь, Вилли, что мне сказал доктор Рубин?
   Нет, ну откуда Бурханкин мог это знать! Пока он ждал - в двери ни щелинки не образовалось, и рядом зорко струился по стеночке туда-сюда пациент.
   Франц интригующе продолжил:
   - Печень Степнова воспалилась именно в результате отравления! Хоть оно и стоит в медкарте, как "пищевое", на самом деле очень смахивало на отравление мышьяком. Но не мышьяк.
   - Значит, наши не зря болтали?.. - вытаращил глаза Бурханкин.
   Франц покачал головой, строго спросил:
   - А кто болтал больше всех, можешь сказать?
   Бурханкин стушевался, притих.
   - Да, так, в общем, никто... В общем, все... Но, это... не всерьёз же.
   Болотные глаза Франца уже зацвели свежей ряской. Он уже был весь в поиске, что называется, "обострил нюх". И поехало, и закрутилось то, что называется следствием и что в прежние годы составляло смысл жизни Игоря Максимильяновича.
   Он заинтересовался семейным архивом. Ему загорелось посмотреть старые письма, фотографии, документы Степновых. В общем, - всё то, что есть в доме даже самого одинокого человека.
   Бурханкин, который по собственной инициативе два раза в день поливал приусадебный участок фермера и кормил птицу, - всю ответственность взял на себя...
   - Фима, давай его возьмём! - уговаривал он Франца, с жалостью глядя на вертевшегося вокруг них лохматого пса, черного, как вороний глаз. - Там хоть будет где побегать.
   Игорь Максимильянович возразил:
   - А потом потащим за собой в Охотный?.. Нет уж, хватит с него, набегался! - непреклонно решил он, заметив, как извернулся Фомка, яростно выкусывая загривок. - Напомни мне завтра ошейник от блох купить. А то ведь изведётся, бедный: всё лето впереди.
   Бурханкин не отставал, он не мог видеть собак в квартирах городского типа.
   - Он же охотничий пёс. Для него движение - что для тебя ванна! - И тут же переспросил: - А в Охотный разве не пускают с собаками? Я бы на их месте сделал во дворе загородочку! Какой же охотник без собаки?..
   - Гениально! - одобрил Франц: - Смотрителем - могли бы тебя назначить. Кто лучше с этим справится?!. Хочешь, сегодня же и предложу твою кандидатуру на пост?
   Бурханкин кивнул, гордо выпрямился и поставил ультиматум:
   - Только не в сезон. В сезон я слишком занят. А если не согласятся не станем у них ужинать! Вот!
   И оторопело заморгал: чего это у него вдруг вырвалось?..
   Чтобы добраться до усадьбы фермера, надо было пройти сквозь садовые участки, освоенные парочками горихвосток, через поле - прибежище звонких жаворонков, получившее от жителей в этом году послеродовой отпуск, миновать ржавую полуразобранную одноколейку, где зимой пролегал санный путь.
   Игорь Максимильянович ругал жару, а Бурханкин поддразнивал свистом птиц. Да так ловко - не отличить!.. Фомка где-то носился, то исчезая, то выныривая из кустов совсем близко, чтобы хозяин не волновался.
   Егерь перестал свистать и пригнулся к земле.
   - О, Фима, гляди, оследие велосипеда.
   - Так не говорят, - поправил его Франц. - Скажи: след велосипедной шины.
   - А вот и нет! - горячо возразил тот. - Вот здесь ты, это... ошибаешься. Когда ты, к примеру, идёшь, или, это... вдруг споткнёшься, то на дороге остаётся след. А вот если бы ты, к примеру, волочил ногу, то за ней бы тянулось вот как раз ножное оследие!..
   - Ну спасибо, Вилли-следопыт! Размечтался! - заметил Франц.
   - Да нет, я не к тому! - Бурханкин смутился и снова начал объяснять: Вот если бревно протащили по земле, то будет борозда, а если по асфальту, то останется бревновое оследие - по щепкам же видно!
   - А как тогда быть с "культурным наследием"? Что волокли в этом случае?
   Егор Сергеевич озадаченно глянул на Франца и снова засвистел.
   Когда перед путниками приманчиво заблестел новенькой крышей пятистенок, Бурханкин серьёзно предупредил:
   - Фима, ты возьми собаку на сворку, у них там сторожевой пёс зверюга!
   Франц кивнул и свистнул. Его питомец заскулил, заюлил, но с места не двинулся. Путники увидели, что он сделал стойку на куст, где сидел небывало огромный мотылёк. Сквозь поникшие крылья тускло просвечивала молодая зелень.
   Мотылёк на Фомку реагировал как-то вяло, еле шевельнулся.
   Ускорив шаг, хозяин прикрикнул:
   - Фомка, рядом! Неслух... - Тот подчинился, дал себя пристегнуть, хотя по инерции продолжал рваться с поводка.
   Игорь Максимильянович, притянутый собакой к вожделенному кусту, обнаружил, что никакая это не бабочка: на кусте повис кусок тряпки, очень тонкой и очень прозрачной.
   Ткань еле открепили.
   - Вилли, погляди, не об этом ли речь? - бросил Франц через плечо.
   - Где? Что? - заволновался Бурханкин и подкатился к плечу охотника. Да-да-да! Похоже, что это, наверное, тот самый шарфик! Как он здесь оказался?..
   - "Похоже... наверное..." Ты мне точно скажи! - потребовал Франц.
   Бурханкин беспокойно возразил:
   - Откуда я могу знать наверняка? Я его и видел-то всего одну секунду!
   - А платье в доме?..
   - Скорее всего. Где ж ему ещё быть?
   - Тогда пошли быстрее!
   Дом Фермера стоял метрах в двадцати от усадебных ворот, которые миновали беспрепятственно. Калитку никто не охранял. Где-то далеко курлыкали куры.
   - Чего-то тихо у них, - недоумевал Бурханкин. - Чего-то я это... не пойму, что так тихо?..
   Он чертыхнулся себе под нос: споткнулся о цепь, лежащую на земле металлическим удавом. Не долго думая, пошёл вдоль её туловища. Добрёл до тяжёлого карабина размером с кроличью голову. Карабин был отстёгнут от проволоки, тянувшейся вдоль сетки-рабицы, и валялся между кустами красной смородины.
   Бурханкин двинулся в обратную сторону.
   - Где зверюга-то, Варвар-то где? - встревожено бормотал он.
   Франц огляделся. Сторожевого пса не было видно. Тогда он спустил Фомку с поводка и обошёл территорию усадьбы.
   На участке не было ничего сверхлюбопытного. Вторая калитка на луг оказалась заперта. Каменный сарай тоже был заперт амбарным замком... Прикрыт флигелёк летней кухни... Парусиновый навес в саду под вишней отбрасывал тень на белый пластмассовый стол и четыре таких же кресла... С парника снята плёнка. Огородное пугало завалилось на бок... Возле электронасоса, качающего в дом воду из круглого колодца, валялся ещё один цепной конец с расстёгнутым ошейником да пустая миска с кляксами отколовшейся эмали.
   - Всё, Вилли, давай ключи. Ты говорил, они у тебя, - поторопил Франц.
   Бурханкин кивнул, похлопал себя по бокам, где-то звякнула мелочь. Он усиленно развил поиск, забегал пальцами по всем бугоркам, но предупредил на всякий случай:
   - Фима, а я ведь мог их и не взять, я же не знал, что мы сюда... - Тут ключи нашлись: они выпучили задний карман егерских брюк.
   И - не понадобились. Входная дверь оказалась незаперта...
   - Ты что, заходил в дом? - громко спросил Франц, пронзительно глядя на Бурханкина:
   Тот так отчаянно затряс головой, что козырёк кепки сдвинулся набок.
   - Ни-ни-ни!.. Боже, избави! Без хозяев?!.. Да и Варвар бы не позволил... Он меня признаёт, но пустить внутрь...
   - А чего же тогда примчался утром, как угорелый?! "Шарфик-платочек"!.. Лучше сразу скажи всё, как на духу!
   - Я только на дворе, это... огород... И в сарае... - неизвестно в чём оправдывался егерь, затеребив пуговицу на рубашке Франца.
   Франц, не долго думая, отпихнул его локтем, толкнул дверь коленом и обернулся.
   Бурханкин вжал голову в плечи, словно ожидал, что сейчас на них свалится ведро с водой или зацепит шальной дробиной.
   - Фима, давай, это... не пойдём? Зачем нам на свою... Кто его знает, что там...
   - Точно не был?.. - ещё раз сурово уточнил Франц.
   От кивка егеря кепка упала на нос. Ежовые колючки волос встали дыбом.
   - Тогда пошли. Только ничего не трогай!..
   Казалось, хозяева вышли на минутку поставить чайник.
   Ничего необычного. Но - пыль на семейном фото, но - зеркало потускнело, но - на подоконнике у цветочного горшка крендельки засохших листьев...
   Незваные гости стояли посреди комнаты, ни к чему не прикасаясь.
   Фомка с первой минуты находился в крайнем возбуждении: накрепко прилип боком к левой ноге Франца, шерсть на холке вздыбилась, хвост-метёлка вытянулся прутом, верхняя губа вздёрнулась, подрагивая, обнажила далеко не безобидные клыки.
   Он скульнул разок, потом зажаловался.
   - Фомушка, тихо, успокойся!
   Фомка, ободрённый сочувствием и теплотой хозяина, вдруг - завыл в голос, кинулся к закрытой двери в соседнюю комнату, поскрёб лапами, шарахнулся, как от устья доменной печи, и пулей вылетел на двор.
   Охотник нахмурился.
   - Что там у них?.. - кивнул он на дверь.
   - Спальня, вроде, - ответил Бурханкин одними губами.
   Неизвестно, умел ли глуховатый Франц читать по губам, только переспрашивать он не стал, вынул из кармана шарфик, найденный Фомкой, осторожно обернул дверную ручку. Нажал. В нос ударил тошнотворный запах...
   Спальня-опочивальня...
   Бурханкин мало что разглядел из-за спины Франца, зато по поведению Фомки даже раньше догадался.
   Стая мух-стервятников бросилась врассыпную при их появлении. На сбитом шелковом покрывале, между вышитых гладью драконов, среди подушек с бахромой, раскиданных здесь и там, в зловонной луже извергнутых нечистот лежал верный сторожевой Варвар. Тускло проблёскивал белок из-под неприкрытого века...
   Смерть - зрелище неприглядное...
   Игорь Максимильянович резко захлопнул дверь, будто оно ему что-то напомнило.
   - Пришла беда - отворяй ворота! Посмотришь, что с ним случилось? попросил он.
   Бурханкин кивнул, глубоко вдохнул снаружи, зажал нос и рот ладонью и бросился в комнату, как в омут... Через минуту-другую вылетел пробкой. Еле отдышался! Глаза его слезились от смрада (а возможно, от жалости к псу).
   Проморгался, утёрся тыльной стороной кисти и сказал:
   - Мучился, бедный, сильно: ведь только утром бегал, огурец!
   - От чего это может быть? - нетерпеливо спросил охотник.
   - Видать, это... тоже отравление... - спрятал глаза егерь, повесил голову и начал вздыхать: - Ах, Варвар, Варвар... Кому ты так насолил?.. А может, съел чего?.. К хозяевам за помощью приполз, а хозяев-то и нет!.. Шурка исчезла... Витёк в больнице... Ему только этого...
   - Хватит причитать! - остановил его Франц. - Пойди лучше Фомку поищи, пока он тут чего-нибудь ни нализался. Уходим!
   - Да-да-да... Не дай Бог!... - Бурханкин побежал высматривать на крыльцо бывшего питомца, свистнул призывным охотничьим посвистом.
   Фомки не было ни видно, ни слышно. Только солнце било по глазам. Егерь приложил руку козырьком над выпуклыми бровями.
   - Фомка, где ж ты запропал?.. Где тебя леший носит?.. Ну, погоди, найду!.. - пообещал он. Решил про себя: "Вот только вначале курочкам чего-нибудь подброшу, с утра не клевали," - и спустился во двор.
   Франц тем временем нашел кухонное полотенце, намочил его в ведре с водой, обмотал лицо, оставив одни глаза, и опять вошёл в спальню: гардероб ведь так и не открыли. Как только убедился, что платье и найденный Фомкой на кусте прямоугольник ткани - близкие родственники, - на круглом обеденном столе упаковал злосчастный свадебный шарфик в обёртку от бандероли, взятую у фермера в больнице. При этом постарался сложить пергамент по уже заломленным складкам. Не сразу вышло, пришлось повозиться.
   Долго рассматривал пакет-головоломку. Сорвавшись с места, начал проверять, один за другим - ящики комода, серванта, секретера. Всё, что находил нужным, складывал в стопку. Особенно, если где видел мелкий кудрявый почерк (как на белом листе бумаги с наклеенным на бандероль адресом). Набралось не так уж и много, хватило бы детского ранца.
   Ну, ранец-не ранец, а черная полотняная сумка с бронзовой надписью "Black Russia" из буфета Шурочки Степновой - сгодилась в самый раз. Цветные лоскутки, обрезанные зубчатыми ножницами и таким простым способом превращённые хозяйкой в салфетки, - перекочевали в буфет, к вафельным полотенцам.
   Вернулся Бурханкин, ведя Фомку на поводке.
   - Еле нашёл! Под крыльцом хоронился.
   Франц вложил матерчатые ручки сумки в пасть дрожащему рядом Фомке, скомандовал обоим:
   - Домой!..
   Входную дверь лично запер на два оборота. И подёргал для верности... Мог ли он думать, что вскоре станет законным владельцем усадьбы!
   *** Золотоглазая Диана
   На обратном пути Бурханкин возбуждённо подпрыгивал по кочкам.
   - Ну мы и попали!..
   - Что он за человек, этот фермер? Давно ли они здесь? - расспрашивал Франц. - Я ведь кроме тебя мало кого знаю...
   - Да он вообще-то никакой и не фермер. Витёк из местных. Мы с ним одногодки. Как щас помню, его родители тут жили. Только не в этом доме, а в халупе ближе к райцентру. Сами они померли, изба сгорела. Витёк тогда в городе учился... А сколько я мимо бегаю - дом этот всегда одинокий стоял. Здесь такие запустоты были!.. Никто не брал возиться: себе дороже! Да и дом сильно болел без хозяев. Вот его, это... Витьку его и дали, когда они с Александрой решили сюда насовсем переехать. А чего?.. Сына вырастили, у него теперь в городе своя семья... - Бурханкин вдруг отвлёкся, повторил: Да. Никакой он не фермер. Просто Витёк и Шурка знают слово к земле. Он мне как-то говорил, что ему, это... и курицу резать жалко... Ты видел, в хозяйстве всё есть: птица, большой огород. Всё, кроме скотины. Он знаешь как стреляет?! Но со мной не ходит, хотя ему, ну, это... Витьку сам Бог велел. Один раз всего и был. Где же он служил?.. Нет, не вспомню.
   - Тут в сумке много интересного, уточним в "Охотном" за столом. успокоил егеря Франц. - Надеюсь, мы не отменили ужин?
   У Бурханкина судорожно дёрнулся круглый кадык.
   - Боюсь, мне кусок в горло теперь не полезет...
   Франц философски заметил, глядя сверху вниз на парусиновую макушку и торчащие по обе стороны колючие патлы егеря:
   - Полезет... Диалектика. Все там будем! У каждого свой срок. Но жизнь и пищу ещё никто не отменял.
   - Жаль, Орлика нет, верхом бы... - уныло бормотал Бурханкин себе под нос, вытирая капли пота, обильно орошавшего грядки бровей. - Ну, хотя бы, это... ну, хоть глоточек... Тогда бы я точно смог!..
   И вдруг егерь что-то надумал:
   - Фима, ты, это... ты не против, если мы крючочек сделаем?..
   - Что говоришь?.. - наклонился к нему Франц.
   - Тут же недалеко!.. - объяснил егерь.
   - Что недалеко? Куда ты собрался?..
   - Давай завернём в Большой Дом. Рядом же совсем! Там колодец есть...
   Игорь Максимильянович сам уже измаялся: мало того, что жара не утихала и что совсем не отдохнули в Доме Фермера, вдобавок - его по-прежнему преследовал и тяготил ужасный вонючий запах из спальни Степновых. Франц ежеминутно озирался, осматривая одежду, долго искал его источник, но только сейчас заметил свежее пятно на грязной ковбойке Бурханкина.
   Это решило всё:
   - Сколько ещё идти?.. - уточнил он, сворачивая вглубь леса.
   На самом деле, прекрасно знал, сколько: однажды прошлой зимой, во время охоты, Бурханкин показал ему в лесу чьё-то заброшенное жилище. Высокий этаж был явно рассчитан на жгучие морозы и большие снега, остроконечная крыша не прогибалась под сугробом, подклеть ждала воображаемую скотину. Игорь Максимильянович ощутил в Большом Доме что-то родственное. Казалось, тот чувствовал себя здесь чужаком с российского севера... И глухое место, где он находился, Франц запомнил.
   Несколько минут спустя его чуткое обоняние было успокоено ароматом цветущих яблонь. Вскоре показалась и ограда Большого Дома. Острые высоченные брёвна торчали очинёнными карандашами, защищая дом и сад от наступления леса, словно крепость от в?рога. Хотя Франц как всегда остался внешне невозмутим, точно воин у финикийской гробницы, но при взгляде на чистую седую женщину - у него где-то ёкнуло.
   Загородив очки козырьком ладони, женщина стояла возле дряхлого флигелька в ближнем углу двора и смотрела под стреху, где суетилось птичье семейство. Спиной почувствовала приход чужих, развернулась, поспешила навстречу, так и не опустив левую руку со лба. Стёкла очков, казалось, навсегда поймали солнце, не давали заглянуть вглубь.
   - Егор Сергеевич, - произнесла она тягуче-тёплым медовым голосом, вот неожиданность!
   Бурханкин нерешительно затоптался в воротах. Франц остановился позади егеря, преисполненный досады: похоже, и передышка, и полоскание рукава ковбойки срывались.
   Золотоглазая бабушка балетным взмахом руки предложила обоим охотникам:
   - Проходите, чего же вы встали?
   Фомка немедленно принял приглашение, пробежал через палисадник и, бросив полотняную сумку на крохотное крыльцо, присел рядом, постукивая хвостом.
   Бурханкин радостно шагнул на территорию.
   - Диана Яковлевна!.. На всё лето?..
   - Сколько поживётся... - ответила она.
   Франц был в недоумении: "А Вилли говорил, здесь давным-давно человечьим духом не пахнет! Что это ещё за фрау?.. Откуда взялась?.."
   Нельзя сказать, чтобы Игорь Максимильянович был нелюдим или страдал женофобией. Нет! Франц устал от общения - в принципе. Прежде, по долгу службы, да и теперь, выполняя юридические заказы, много и плодотворно общался с самыми разнообразными людьми (причём, обоего пола). Но, оставшись в тридцать семь лет вдовцом с маленькой Лизхен - огарочком жаркого молодого счастья на руках - Игорь Максимильянович поместил фото её матери в самодельную рамку, и с тех самых пор - менял только рамки...
   Франц вздохнул, стянул с головы пеньковый шлем, подставив палящим лучам призрачно защищённое сединой темя. Представился, поклонившись.
   Диана Яковлевна пригласила их во флигель.
   Большой Дом, угрюмо стоявший в дальнем углу, казалось, обиделся. К чему все его архитектурные особенности, когда основное внимание - не ему-красавцу, а жалкому собрату, вросшему в землю и покрытому седым мхом?.. Он же не знал, что флигель доживает последние месяцы!..
   Франц и Бурханкин, подобрав на крыльце сумку "Black Russia", быстро прошли за Дианой Яковлевной в прохладный уют флигелька.
   В сенях было всего три двери: одна вела на веранду, другая была затворена, третья - покосившаяся - нараспашку обнажила чулан во вкусе Франца: вся нехитрая утварь располагалась там аккуратно, как на витрине.
   Бурханкин моментально углядел красное пластмассовое ведро, подхватил его и, на ходу скидывая ковбойку, опять ринулся наружу.
   Диана Яковлевна угадала его намерение.
   - Егор Сергеевич, возьмите порошок, - крикнула она вслед, - так не отстирается!
   Но Бурханкин уже открыл деревянные створки колодца, громыхая цепью, зачерпнул воды. Обливая ноги, наполнил пластмассовое ведро и живо начал бултыхать там свою рубашку - только лопатки забегали по голой спине.
   Диана Яковлевна открыла перед Францем дверь в комнату.
   - Нет, нет, разуваться не надо! - остановила она. - Располагайтесь, отдохните!
   - Я не устал... - резковато возразил Игорь Максимильянович, отводя взгляд.
   Она, казалось, не заметила угрюмости гостя.
   - Вот и хорошо. Тогда просто посидите, пока я помогу Егору Сергеевичу управиться. - Сложила узкую маленькую ладонь челноком, насыпала туда горку стирального порошка и поспешила на выручку егерю.
   Игорь Максимильянович зашёл... Несмотря на еле заметный запах сырости, тесная комната была наполнена воздухом ДОМА. Тесьма на ситцевых шторках, бирюзовая футболка на спинке стула, обрывок синей шерстяной нитки на комоде, - каждая мелочь, каждый пустяк - несли в себе мир и покой.
   Франц присел к столу. Взгляд его невольно упал в раскрытую кожаную тетрадь.
   "Кто смерти глаза не видал, тот жизни не знает совсем..." - написала Диана Яковлевна ровными крупными буквами. Будто знала: примагнитит его взор эта фраза...
   Игорь Максимильянович перевернул предыдущую страницу.
   "От чего радостно щемит сердце... Когда видишь старую берёзу в кружеве новорожденных листьев", - было написано там. И ещё:
   "Тот жизни не понял совсем, кто Время в лицо не узнал. А часто глядит на часы..."
   "Какое это счастье - испытывать благодарность!"
   "И в крыле стрекозы - совершенство земли..."
   Прежде Францу по работе доводилось даже просматривать адресованные другим людям письма, а тут - вдруг смутился, будто ненароком заглянул в окно чужой спальни. Досадуя на себя за огонь впалых щек, он вынул из сумки бумажки, письма, фотографии из архива Степновых. Прикрыл ими тетрадь, погрузился в личную жизнь семьи фермера... Но отвлекался трижды: ухо вдруг стало чутко улавливать шорохи в сенях. На полке что-то взяли, снова положили, что-то упало...
   Одиннадцать минут спустя вернулись Диана Яковлевна и Бурханкин.
   - Игорь Максимильянович, ты бы тоже сполоснулся, - посоветовал донельзя счастливый егерь (на людях они величали друг друга по отчеству). Так свежо! А рубаха запросто по дороге высохнет!
   Он гордо передёрнул плечами в мокрой ковбойке, что сверкала теперь давно забытыми красками. Лицо Бурханкина рассталось со щетиной, патлы были расчёсаны. Он сиял, как спортивный кубок! И явно был озабочен, чем бы этот кубок наполнить.
   - Хоть мы и сэкономили время на твоём мытье, всё же нам некогда. Идти ещё далеко, - отрезвил его Франц, искоса кидая придирчивый взгляд на хозяйку флигеля.
   Она позвала их на веранду:
   - Попьёте зелёного чая. Всего пять минут, но ведь - лучшее средство от жары!
   Франц не нашёл повода отказаться.
   - Спасибо, мы сейчас, - он по-деловому протянул Бурханкину две каких-то рукописных бумаги. - Подпиши вот здесь, только просмотри вначале, - и поставил галку чернильной авторучкой под собственным росчерком внизу страницы.
   - А что это?.. Зачем?.. - отшатнулся Бурханкин от листиков.
   - Опись того, что мы временно изъяли у Степнова в интересах дела.
   Егор Сергеевич осторожно взял листы, покосился на Франца, пробурчал:
   - Чёртов законник!.. Когда он только успел?..
   - Что? - подставил ухо охотник, заметив улыбку на лице Дианы Яковлевны.
   - Я спрашиваю, Игорь Максимильянович, как ты догадался? Да ещё в двух экземплярах?!..
   - Долго ли составить перечень? - равнодушно нахмурился Франц. Пригнулся, чтобы хозяйке, вытянувшейся через него в летящей позе, было легче достать с полки чашки. - Тем более, у твоего Степнова и копирка нашлась. Да ты не бойся, тут - всё, что положено. Посмотри сам. - Он кивнул на сумку "Black Russia". - Лучше, если будут обе наши подписи, чтобы потом лишних вопросов не возникало в случае чего...
   - А чего "в случае чего"?.. - испугался Бурханкин и опять бросил бумаги.
   - Ничего! - раздражённо заметил Франц. - Мы же не в лесу, чтобы без документа... Без спросу ведь забираем!
   - А чего "в лесу"?.. У меня как раз, это... полный порядок! забеспокоился егерь.
   "Да-а, уж! Чего бы ты так волновался?.." - подумал Франц.
   - Вот и я хочу, чтобы комар носу не подточил, - сказал он вслух, поэтому как следует оформил.
   Егор Сергеевич посмотрел с уважением, молча вздохнул и взял ручку.
   - Нет, сначала сверь всё со списком! - наставительно порекомендовал Франц. - И никогда ничего не подписывай, прежде, чем лично не убедишься. А то, знаешь, такого могут подсунуть!.. Когда выведешь автограф, сложи бумаги обратно в сумку.
   Пока Бурханкин, от усердия надувая губы и взмахивая бровями, пытался разобраться в описи, Франц пошел во двор: "Освежиться, так освежиться," рассудил он, повернувшись спиной к флигелю...
   Хрустальная вода из покосившегося колодца была и в самом деле живительной. Горький чай оказался и вправду - утоляющим. Глаза - напротив Франца, за стёклами очков, - казалось, излучали свет. Покой вдруг наполнил Игоря Максимильяновича на две трети, как напиток - пиалу с восточным узором, которую он бережно держал кончиками пальцев.