Эльдарова Татьяна. Год охотника

   Франц понял свою оплошность.
   - Виноват, Марк Анатольевич! Увлёкся...
   Доктор с усмешкой оборвал его:
   - Не расшаркивайся. Давно пора выпить на брудершафт. Всё, я побежал! Меня пациенты ждут. - Он мечтательно уставился в отбеленный до ослепления потолок. - Давай вечерком, после обхода, у меня в кабинете... А ты молодец: завтра со спокойной душой выгоню тебя вон. Нечего попусту занимать отдельный "номер".
   - Отлично, - обрадовался охотник. - Значит, мне теперь можно и за сестричками приударить?
   - Уже охмурил ведьму?.. Силён!
   *** Последняя просьба Степнова
   Во вторник Франц узнал много полезного. Оставалось кое-что осмыслить.
   "Может, придётся для этого снова в город съездить..." - думал он.
   Сутки, проведённые в больнице, не прошли даром: даже со Степновым ему удалось переговорить.
   Что удивительно, фермер обрадовался, увидев Франца! Он как-то сразу оживился, поманил его. Покосившись на Циклопа, скатал к стенке простыню (отбросить - сил не хватило), начал шарить ногами по полу в поисках тапочек. Голые колени гулко перестукнулись, словно яблоко на землю упало.
   Франц подал Степнову больничный халат, вывел на прогулку в коридор.
   И только тогда Виктор Зуевич пронзительно - глаза в глаза - одержимо зашептал:
   - Не оставляйте так!.. Найдите, кто это сделал!.. Я бы и сам, да куда...
   Он с огромным трудом махнул рукой: чуть приподнял её и бросил. Сильный, красивый мужчина производил тягостное впечатление. Нельзя умирать раньше своей смерти.
   Когда Александру хоронили, пошёл жуткий ливень.
   Провожавшие - все в черном - быстро, по вороньи клевали её в лоб и отступали.
   Свадебное платье, в котором она уходила в последний путь, намокло, превратилось из летнего весёлого облака в осеннюю тучу. Его будто запачкали.
   На тело вдруг кинулась Тимофеевна.
   - Прости ты меня, бабу бестолковую!.. - завыла она. - Зачем я слушала речи окаянные... Зачем глядела глазами завистными...
   Медсестру потащила от гроба мадам Бурханкина, взяла её под зонт, ощетинившийся голыми спицами в разные стороны света, начала тихо успокаивать. Тимофеевна неожиданно с такой силой отпихнула Селену, что та ударилась животом об угол крышки, лежащей на ограде соседней могилы. После этого рыдания и всхлипы Тимофеевны немного утихли. Бурханкин распростёр над своей антагонисткой целлофановый пакет.
   Последним прощался Виктор Зуевич. Где силы-то нашёл?!..
   Он был в своём свадебном костюме цвета спелой черники, с воздушным шарфом в нагрудном кармане.
   Освободил локоть от дамы в черном, молча встал у гроба. Не дрогнул под порывами ветра и струями, хлеставшими по обнажённой голове. Ни слезинки. Природа взяла на себя труд поплакать вволю над его Шурочкой.
   Взглядом всё искал кого-то в толпе. Не нашёл. Жестом велел могильщикам заколачивать.
   Гулко перестукивались комья зачерствевшей земли о крышку гроба...
   *** Визит дамы в чёрном
   Игорь Максимильянович за шумом воды едва расслышал дзыньканье дверного колокольчика. (Конечно повторяюсь, но - бывает, что повторяются целые картины жизни, а тут - всего какие-то две-три фразы.)
   Франц не торопясь вылез из душа, лениво прикидывая, успеет открыть или нет. Стоит ли?.. Ему бы теперь поразмыслить, и - есть о чём... Но после дождя духота усилилась. В такое парево думать лень: мозги плавятся. А разговоры... Он специально не пошёл на кладбище, чтобы в них не участвовать. Правда, с незваными гостями можно общаться минимально. Но ведь Бурханкин сейчас наверняка на поминках. Значит, кто-то ещё. Может, не задержат надолго.
   Пока он размышлял, колокольчик продолжал названивать.
   - Фима! - дверь содрогнулась: кто-то настырно пытался вытащить хозяина из тихого пенсионного одиночества. - Фима, открой! Я знаю, что ты дома!...
   Игорь Максимильянович даже пижаму не стал одевать. Халат набросил прямо на мокрое тело, но сразу пожалел: у его порога стояла та дама в чёрном. И естественно - с Бурханкиным!
   - Простите, что побеспокоила, - произнесла она низким густым голосом, - я ведь обещала поговорить с вами, а другого времени не будет: после поминок мы с Виктором Зуевичем уедем. А тесть мне велел, то есть просил привезти вас на поминки.
   - Она - его невестка, - встрял егерь. - А я знаю твой адрес. Я, это... найти помог. Я щаже ухожу. Ленка убьёт, если задержусь!.. Мне ещё, это... хлеба подкупить...
   Франц отвёл глаза, сделал шаг назад, пригласил даму войти, оставил её на Фомку и Егора Сергеевича, понадеявшись на их гостеприимство. Сам исчез надеть брюки.
   - Как прикажете вас звать-величать? - спросил из-за двери ванной Франц.
   - Анастасия, - назвалась гостья, заглянув в зеркало.
   Зеркало, подтвердило: очень!.. Всё в ней - очень: рост, яркость, современность...
   Хозяин провёл даму в гостиную. Ей было достаточно одним взглядом оценить холодильный шкаф, чтобы уже не замечать потёртой мебели.
   - Неплохо у вас, - заметила дама в чёрном после того, как Франц щёлкнул кнопкой вентилятора, и подставила лицо под ветер. - Если вы неважно себя чувствуете, я же на машине, подвезу.
   - Не стоит беспокоиться, - возразил Игорь Максимильянович, - я в полном порядке...
   Дама в чёрном восприняла ответ, как отказ.
   - Это не займёт много времени, - уговаривала она, - посидите там немного...
   - Пока все не забудут, зачем пришли? - усмехнулся Франц.
   Дама в чёрном удивлённо изогнула брови.
   Бурханкин по-стариковски шепнул ей в ухо.
   - Именно так и бывает. Вы, верно, в силу своего молодого возраста не знаете, что такое поминки!..
   Глаза дамы в чёрном потемнели, как намокший асфальт.
   Франц решил дать ей время успокоиться.
   - Егор Сергеевич, пойдём на кухню, чай...
   Дама в чёрном достала из сумочки зеркало:
   - Нет-нет, я на минутку...
   Пока она приводила себя в порядок, Франц узнал от егеря, что никто не видел, как Шура Степнова вернулась домой...
   - Когда вы в последний раз виделись со свекровью? - спросил Франц у дамы в черном.
   - Дня за два до того, как Виктор Зуевич начал её разыскивать. В последнее время мы сблизились. Она стала чаще бывать в городе.
   - Не заметили вы тогда в ней чего-нибудь странного, необычного?
   Дама в чёрном подняла тонко нарисованные брови, задумалась.
   - Да-а... Пожалуй... Пожалуй, она вначале была какой-то... Она мне показалась какой-то более далёкой, чем всегда...
   Франц даже привстал:
   - А потом?..
   - Потом вдруг стала убеждать меня не забывать Виктора Зуевича. Будто знала!
   - Скажите, вы с мужем дарили когда-нибудь его родителям будильник с музыкой?
   По удивлённому взгляду дамы в чёрном - ясно было, что нет.
   - Можете нам ещё что-нибудь рассказать о свекрови?..
   Фомка прилёг, нетерпеливо тряхнул обоими ушами.
   - Это слишком долго. Если хотите, в другой раз... - Дама в чёрном озабоченно нахмурилась: - Но когда же? Мы ведь потом сразу уедем... Давайте по дороге?.. И Виктор Зуевич должен что-то сказать вам перед отъездом. Она требовательно посмотрела на охотника, потом на Бурханкина.
   Франц тоже взглянул на Егора Сергеевича, будто он был решающим звеном в цепи.
   - Ну, что скажешь, Вилли?..
   Бурханкин съёжил все бугорки на лице.
   Помыслил: "Кто его знает, а вдруг окажется, что там и закусить-то нечем?... Нет, это вряд ли. Бабы, вроде, чего-то готовили: родственникам же по традиции нельзя на поминках к столу прикасаться... А вдруг там кто-нибудь напьётся, начнёт вопить, как Тимофеевна на кладбище..."
   Словно распознав мысли егеря, Игорь Максимильянович вскочил:
   - Едем обязательно! Я вас покину на пару минут.
   Пёс, как обычно, бурно обрадовался, бросился за поводком, но Франц его разочаровал:
   - Фомушка, успокойся, остаёшься дома - за хозяина! Пойдём, я объясню, как ты должен себя вести...
   Он ушёл в кабинет, захватив из шкафа в прихожей черную рубашку с короткими рукавами.
   Глава пятая
   Лакомый кусок
   Поминальный стол был накрыт на воздухе под тентом.
   Повариха из ресторана "Охотный" - Евдокия Михайловна, уютная, как русская изба, успела наготовить традиционных блюд и загрузить служебный "газик" капитана Хорошенького.
   Одновременно со Степновым выписался из больницы и Тарас Григорьевич, к которому с лёгкой руки Франца уже приклеилось прозванье "Циклоп". Он - то здесь, то там - часто подрабатывал завхозом. Поэтому быстренько распорядился и - женщины притащили из сарая заляпанный краской строительный "козёл", придвинули его к пластмассовому столу под вишней, накрыли белой скатертью. Вместо сидений на чурбаки положили пару длинных досок.
   По тарелкам Франц определил, что, несмотря на будни, народу пришло девятнадцать человек, но большинство - уже разошлись. Деловитые пчёлы тактично проводили ревизию кутьи с изюмом, блинов с мёдом, компота... Где-то в сторонке хлопотала Евдокия Михайловна.
   Из оставшихся гостей фермера Степнова отвлекали от дум Селена, механизатор Михеич, чубастый капитан Хорошенький с такой же хорошенькой супругой Лялей, медсестра Тимофеевна, вездесущий Циклоп, ещё два одиноких мужика, - пожалуй, и всё.
   Тётка и какая-то дальняя родня (крёстная Александры) - прислали телеграммы.
   Их отсутствие все поняли, даже посочувствовали, что не могут приехать. (Дорога нынче в копеечку обойдётся: племянницу похоронишь, а потом - с голодухи впору вслед за ней! Да ведь и хозяйство не бросишь, у кого оно есть...)
   Зато народ возмутило, что сын не появился на похоронах. Разве это любовь к матери? Какая чёрствость! Не дал полюбоваться на его горе! Не удовлетворил любопытство: всех же, естественно, интересовало, на кого из родителей сын больше похож, чем занимается...
   Подошли Франц, Бурханкин и дама в чёрном.
   Появления новых гостей поначалу никто не заметил. Обратили на них внимание лишь после того, как молчаливый хозяин посадил возле себя невестку, указал места охотнику и егерю. Они послушно сели напротив. Повариха тут же передала им закуску. Франц улыбнулся Евдокии Михайловне, но только глазами.
   По обыкновению, витийствовал Циклоп, пристроившийся слева от Виктора Зуевича. Франц скривился: диетическим кисломолочным духом несло и от Циклопа, и от его громких рекомендаций: "держаться", "не падать духом", "мы - всегда рядом"...
   Методично выпивали двое бесхозных мужчин, за которыми никто не приглядывал и не ухаживал.
   Горевала Тимофеевна: как заведённая, подносила ко рту щепоть с кутьёй, роняла то рисинки, то изюм, а потом собирала их пальцами на тарелке...
   Придавив сутулые плечи медсестры рукой, что-то нашёптывала ей Хорошенькая.
   На всё это поминальное веселье издалека грустно взирало лежащее на боку пугало.
   Михеич, подняв рюмку, ждал всеобщей тишины.
   - Шурку... Александру, то есть, я знал вот ещё такой... - объяснил он Францу, измерив себя от земли до поясницы. - Девчонка такая была... Растопырив пальцы, поглядел на памятливую мозолистую ладонь, сжал в кулак, грохнул по столу. - Разве вы о ней знаете?!
   - Что ты врёшь, дурень! - подняла голову Селена. - Она вообще не из этих краёв!
   - А ты-то, ты-то разве можешь о ней знать?! Сама-то откуда? возмутился механизатор. - Я её лучше знал!..
   Франц даже слух не напрягал, так они раскричались.
   Фермер выделил Игоря Максимильяновича среди лиц за столом, посмотрел на него, как тогда - в больнице.
   Оба поднялись почти одновременно, пошли через заднюю калитку на луг...
   Там-то Франц и убедился, что Степнов действительно похож на бурундука: с людьми молчалив и необщителен, в делах скор и основателен.
   *** Подарок
   Разговор был лаконичным.
   Виктор Зуевич начал буднично:
   - Я уезжаю.
   - Я уже понял, - коротко ответил Франц.
   - Я насовсем уезжаю.
   Игорь Максимильянович не выказал ни удивления, ни сочувствия Степнову: он также предпочитал вместо слов - действие.
   - Что-нибудь нужно? Помочь дом продать?..
   - Переоформить.
   - Назовите полное имя сына... или невестки... Или кому?..
   Виктор Зуевич молчал, последний раз взвешивая своё решение.
   - На кого дом-то оформлять? - терпеливо переспросил Франц.
   - Невестка велела - на вас. Но не сразу, а когда вы найдёте, кто... До тех пор - просто живите тут, сколько потребуется. Дом тёплый. Вода есть, титан... Усадьба... Нам здесь было...
   Фермер, не окончив, протянул Игорю Максимильяновичу связку ключей:
   - Вот. Нужные вещи мы забрали. Остальным пользуйтесь... Приедем на девятины. Собственно, это уже скоро. Сегодня - пятые сутки... Сорок дней в городе отметим, тогда уж и сын освободится.
   - Он... где?.. - насторожился Франц, почему-то сразу подумав о тюрьме.
   - Он в командировке, пока не знает. Это - всё...
   Действительно, всё: как только Франц машинально взял связку ключей, не посчитав возможным возражать сейчас, - Степнов развернулся и ушёл.
   - Человек предполагает, а Бог располагает, - вспомнилось Францу вслух.
   Похоже, Бурханкин всё время вертелся неподалёку.
   - Фима, чего Витёк тебя звал? - егерь изнывал от еле сдерживаемого любопытства.
   - Не было ни гроша, да вдруг алтын! - объяснил Франц.
   - Фима, там уезжают. Пойдём, может, тебя захватят, чтобы тебе, это... не тащиться...
   Франц раскрутил на указательном пальце кольцо с ключами.
   - Я тут останусь.
   Бурханкин только что не запрыгал от воодушевления.
   - А я знал, а я знал!..
   Чтобы удивить Франца, надо было в принципе приложить немало усилий. Но чтобы дважды удивить его за десять минут!..
   - Вилли!.. Ты знал?.. И молчал?!..
   Бурханкин похвастал:
   - Сначала его мне сватали, но я всё равно с таким большим имуществом, это... один не управлюсь. Ленка к нашему привыкла. Да и не любит она хозяйство.
   - Значит, я тебе обязан наследием фермера?..
   Тот радостно кивнул:
   - Только не наследием, Фима, а наследством. Здесь же, это... конкретно всё. Вот, к примеру, как шла корова, остановилась, это... задрать хвост - и вот тебе - на-след-ство!..
   Франц не знал, радоваться ему или злиться.
   "К чему мне оно? Что с ним делать?.. Сроду клочка земли не имел. недоумевал он. - Предки - да! - на Волге, кроме рыбалки и работы, всегда огородами кормились... Нет, мне не справиться. Земля любит уход... Чего ж Вилли отказался? Он-то привычный."
   - Какой ты добрый! - поблагодарил Франц. - Хотя всё правильно: чтобы отдать что-нибудь ненужное, надо сначала заиметь это ненужное...
   - Просто у меня свой резон, - обиделся Бурханкин. - Скоро в сторожку насовсем переберусь. А захотел с тобой поговорить - вот мы теперь и соседи - только Орлика оседлать!..
   - Ну, во-первых, надеюсь, у нас с тобой, Вилли, есть более интересный повод для встреч: охота. Потом, тебе вот в райцентр мотаться лень, а про меня не подумал! Мне из квартиры до автобусной станции - три метра, а отсюда - три километра.
   - Тебе двигаться надо! - со знанием дела посоветовал Егор Сергеевич. Ленка говорит: "При его диагнозе поможет только здоровый образ жизни и хороший уход!"
   Бог троицу любит! Дважды изумлённый Франц плюхнулся бы от удивления в траву, если б не боялся испачкать брюки. Он присел на корточки - чтобы не испугать и поближе к лицу егеря.
   Снизу вверх полюбопытствовал:
   - Как давно она знает мой диагноз?..
   Бурханкин отвел взгляд. Марионеточно вздёрнул локоть, почесался о плечо ухом.
   - Я не... Может... Они же подружки... Может, от Тимофеевны... Она и про Шуркино сердце, оказывается, знала ещё до всего.
   - Ишь, какая всезнайка! Чего ж ты от неё, умной, в сторожку улизнуть норовишь? Там ведь и пивко далеко, и ухаживать за тобой некому!
   Егор Сергеевич отмахнулся всё тем же локтем:
   - А!.. За мной всё равно никто не ухаживает... Только кричит. Сто лет я ей не нужен. Хоть бы, это... хоть бы раз давление померила! Она не меня, а имя в мужья брала. Ты же, ну это... ты тогда, в "Охотном" слышал про её теорию... Даже в ЗАГС пошла из-за этого... Всё что-то подсчитывала.
   - Грустно! - от всего сердца посочувствовал Франц. - Не Сел?н оказался, значит, не силён...
   Бурханкина прорвало:
   - Могла же мне хоть вот таку-усенького, - он показал на пальцах, хоть малюхонького ребёночка родить! Я бы его делу лесному обучил, слово бы передал... Вон, уже поседею скоро... Так и помру...
   Увидев, как подозрительно заблестели глаза егеря, Франц поднялся с корточек, опустил руку ему на плечи.
   - Не огорчайся из-за этого. Посмотри на меня: белеют волосы, зато чернеют зубы. Пойдём, Вилли!.. Мы с тобой вроде бы за хозяев здесь теперь. Надо гостей проводить...
   *** Наследники
   Когда Бурханкин и Франц вернулись к поминальному столу, они обнаружили, что гости в отсутствие Виктора Зуевича чувствуют себя, оказывается, вполне вольготно.
   Двое мужиков дремали прямо на земле, подставляя солнцу белые грудные клетки под расстегнутыми траурными рубахами.
   Повариха Евдокия Михайловна в сторонке мыла освободившуюся посуду.
   Ляля, Селена и Тимофеевна по-прежнему сидели за столом, но уже сняли чёрные платки.
   Все четыре женщины тихонько напевали: "Не житья мне здесь без милой, с кем пойду теперь к венцу..."
   Сказал фермер, что покидает эти места навсегда, или гости сами решили, - только кое-кто примерялся к наследству.
   Хорошенький, например, уже восстанавливал пугало в должности охранника грядки с огорченно поникшей не политой морковной ботвой. Отошёл, посмотрел со стороны, снял с механизатора Михеича шляпу и водрузил на кастрюльную башку. Ляля - супруга капитана, учительница начальных классов - жадным оценивающим глазом косилась на дом.
   Селена вдруг оборвала песню и заговорщицки сказала подружкам:
   - Вот видите, была бы она умной, ничего бы не случилось, жила бы припеваючи со своей парой! Он бы присматривал за ней. А этому я тоже бы...
   Селена заметила Франца, чарующе улыбнулась, подвинулась и освободила для него место, которого поубавилось: деревянный "козёл" уже успели убрать. Игорь Максимильянович сел, но прежде поставил Бурханкину рядом с собой пластмассовое кресло.
   - Ляль, как ты думаешь, - обратилась к Хорошенькой Селена, - может, мне уложить её пока в зале на софе?
   Речь, во всей видимости, шла о Тимофеевне. Та роняла голову с рук, явно подбираясь к стадии опьянения "в наркозе". Сейчас она что-то настойчиво бубнила о церкви.
   Ляля Хорошенькая величественно кивнула и скомандовала мадам Бурханкиной, заботливо взвалившей на себя Тимофеевну:
   - Лучше не в зале. В каморке кровать мяхше. И свежо.
   Щедрая душа!
   Реплика её супруга прозвучала, как приговор:
   - Пьяная баба - это нйчто! (Женщины, голубушки, за что?!..)
   - А что, - согласился механизатор, продолжая с капитаном милиции прерванный разговор, - вон там, рядом с будкой собачьей, - самое ему место. Тебе ж "газик" нужнее всех, вот пусть во дворе и стоит.
   Бурханкин и Франц переглянулись.
   - Зачем это? Участок портить не дам!.. - возмутилась Ляля. - Есть служебный гараж!
   - Что, что... - затрепыхался егерь, - какой такой участок?
   - Да вот, фермер-то наш насовсем уехал, - дружелюбно, будто юродивому, пояснил Хорошенький. - Договорюсь в сельсовете, запишем на Лялю, чего ж дому пустовать. Теперь городские - до природы жадные, - он посмотрел опьяневшим взглядом сквозь Франца, - глядишь, и продать удастся...
   - Зачем продавать? - запротестовала Ляля. - Жить будем. Комнат много. Тебе, Аркадий Петрович, телефон протянем!.. Помощника по хозяйству наймём. Беженца. В нашей старой избе - парни останутся. Торговлю наладим. Сурен поможет!
   Бурханкин вознегодовал. Правда, аккуратно - с блюстителем сельского порядка всё-таки дело имел.
   - Но... но... Значит, пустовать?... А, это... раньше... - И поник: на дорожке от дома показалась Селена, кокетничая с Циклопом. Тарас Григорьевич галантно гарцевал рядом на кавалеристских ногах, восхищаясь усадьбой.
   Хорошенькая удивилась:
   - Что тебе непонятно? Раньше тут жить было нельзя. Невозможно. Ты же наш. Тебе ли не знать!
   - А теперь можно, на готовенькое!.. - огрызнулся Бурханкин. - Свою бы избу довели до ума...
   Ляля сморгнула и отвернулась к его жене:
   - Ты не устала? Чтой-то мне твой цвет лица не нравится... - Не дожидаясь ответа, быстро спросила, чуть понизив голос: - Уложила?
   В ответ получила такой же быстрый кивок.
   - Спит?
   - Плачет...
   Игорь Максимильянович напряг слух, стараясь понять, что они дальше говорят, и - не смог. Пришлось обратиться за помощью к Бурханкину.
   - О чём твоя антагонистка не спит-плачет?
   - Что Шурку не отпели... Проводили не по-божески. Она давно подбивает наших поставить церковь.
   - Бог у каждого свой! - отрезала Селена. - Для кого - бутылка, - тут она презрительно покосилась в сторону непутёвого мужа, - для кого хозяйство, - она кивнула Ляле и обвела глазами цветущую территорию, - а для кого - высшие цели...
   - Например, поиск преступника! - подтвердил Хорошенький.
   - Церковь - пустая затея! - вмешался Циклоп. - У людей даже на черствый батон не всегда хватает. Кто ж на строительство будет тратиться?! Добро бы - собственный дом, как этот! - Он одобрительно огляделся.
   - Велики траты! - фыркнул Бурханкин. - В моём лесном хозяйстве материала - навалом. Я бы два места на выбор указал!.. Поохотиться охотников вдоволь, а полезное сделать - все охотники по кустам...
   - А! - безразлично махнул рукой Циклоп. - Церковь - всё равно, что клуб. В чём разница, не понимаю!.. Что здесь народ собирается, что там!.. Лишь время тратят...
   Опять выступил Бурханкин:
   - А кто постарше, говорят: была у нас прежде церковь! И жили тогда!.. Батюшку, Царствие небесное, посадили, вот тогда всё и началось!
   Бедняжка Ляля так вертела головой от одного спорщика к другому, даже растрепала каштановый "бублик"! Осмыслив в меру своих педагогических возможностей тему диспута, также решила высказаться:
   - У нас и клуб был. Красивый. Добротный. Сгорел. Жалко.
   - Нас жальче! - не уступил Бурханкин. - А сгорел, потому что заместо храма...
   Циклоп потянулся, хрустнув суставами:
   - Зачем голову морочить? Сказано же: живите и ра-адуйтесь! - Он лихо ущипнул Хорошенькую за пухлую щёчку. - Жизнь даётся человеку один раз!
   - Ляль, кофейку бы... - возмущённо попросил у жены капитан.
   - Сделаю, Аркадий Петрович! - Прозвучало это, как "есть!". - Кто будет кофе, кто чай? - Так могла сказать только радушная Хозяйка! - И Надю проведаю, - тихо пообещала она Селене, отправляясь осваивать желанные хоромы.
   Михеич поднял стопку:
   - Помянем... Пусть земля Шурке - пухом...
   К столу тут же подсели двое дремавших мужчин и хором потребовали:
   - Наливай, Михеич!
   Циклоп закрыл свою рюмку ладонью: нельзя, мол, - зато придвинулся к мадам Бурханкиной. Она мило оскалилась. Украдкой перевернула на стройной шее газовую косынку углом вперёд: чтобы лучше скрывала бороздки лет.
   Механизатор вновь завёл траурную речь насчёт того, что знал Александру ещё ребёнком.
   На сей раз возмутился Бурханкин, украдкой от Селены опрокинув в рот рюмку:
   - Где ты у нас тут вообще детей видел? Живём, как гнилушки в болоте. Если кого и родим, - так и те с порчей. Ни одного здорового росточка.
   - От тебя, Лешака, конечно может гнилушка родиться! - выпалила его лучшая половина. - А нормальные пары - нормальных и р(дят.
   - Женатых-то осталось... - Он молча встал, понурившись, побрёл по участку.
   Франц не стал догонять: ему в данный момент было важнее послушать.
   Механизатор оправдывался, что, мол, дитём Шурку, конечно, не знал, но "фотки" видел. "Семёрку", мол, ихнюю чинил и - видел... Игорь Максимильянович пересел к нему ближе - поспрашивать. Больше никто не проявил интереса к жизни Александры Степновой. Им дали спокойно поговорить.
   Остальные быстро подъедали остатки салатов, маринованные грибочки, тушёную оленину с картошкой.
   Из Дома фермера вышла Хорошенькая.
   - А кто мне поможет принести чашки? - игриво, тоном пионервожатой попросила самозванная хозяйка. - Я там уже всё приготовила!
   Циклоп предупредительно вскочил.
   - Сядьте, Лялечка, отдохните, я принесу!
   - Нет уж, Тарас Григорич! Лучше я! - загородил ему телом дорогу капитан. - Неровён час, споткнёшься... Посуда-то не наша.
   - Да и дом с землёй - тоже, вроде бы пока не ваши, - тихо-тихо процедил Франц.
   - Вот именно, пока! - хохотнул блюститель закона. "Что, немчура, съел? Сиди себе в двухкомнатной клетушке из двадцати шести метров с горячей водой и помалкивай!"
   Знал бы он, где наш охотник жил в его годы!.. Из какой промозглой дыры ему удалось вытащить дочь!... Ценой каких самоотверженных усилий!.. Райцентровская квартира Франца - просто полигон против того густонаселённого барака. Перегороженный шкафом надвое "пенал" давал возможность им с Лизхен - единственной свечечкой путеводной - отдохнуть от человеческого роя, но не давал возможности даже новогоднюю ёлку поставить. Обходились веткой в настенной вазе... Это уже потом, когда она подросла и Франц получил повышение по службе...
   Игоря Максимильяновича взбесила наглая самоуверенность Хорошенького.
   Но что же оставалось думать бедному капитану милиции?
   "В этой жизни всё приходится отвоёвывать с боем, - считал он. - Разве я не заслужил?.. Сельсовет, правда, дал разрешение и материалы на расширение. Но сколько ни привлекай население помочь - всё впустую. Помашут пятнадцать суток топором, повозят рубанком по доскам - и домой. Да и сыновья... Гоняют в своих "косухах" на служебном мотоцикле, наперегонки с лешаковским Орликом: коня пасут, называется! Только кур распугивают, а пристройка так и стоит недоделанная. Зато теперь всё будет по справедливости!"
   Аркадий Петрович гордо удалился в "почти свою" резиденцию. Франц вдруг тут же вспомнил, где видел музыкальный будильник и эту надутую физиономию...
   Он из принципа решил: "Оформлю! Через себя - сохраню фермеру дом и усадьбу. Может, Виктор Зуевич ещё сто раз передумает! Сгоряча нельзя такие подарки делать. Сохранить обязательно... И выполнить просьбу вдовца."